Заснеженные макушки гор блистали в утреннем свете, будто наконечники стрел из свежей полированной кости. Отчасти верно… Кансарус сообщил: у тонка бытует поверье о гигантах, стреляющих в небо, а значит, игольчатые пики Срединного хребта — их застывший и грозный залп.

Искатель знал окружающие земли не хуже любимых ветхих свитков, ибо его род происходил отсюда, а сам он доводился Варду Хакни дальней-предальней родней. Кансарус клялся, что еще тридцать лет назад снежный вал опоясывал чуть ли не четверть высоты гор, и Нога Улитки полноводным бурлящим потоком наполняла реку чистейшей водой. Гулуй не соглашался — спорил со своим главным советником, возражал, что приток Крюк был когда-то полноценным. Этот чахлый ручеек? C трудом способный напоить сотню лошадей?! Какими же тогда окажутся еще два притока — Болотный и Тупой?

Гулуй уже и без зрительной трубы различал знаменитый замок, притаившийся вором на склоне горы. Битва Хакни! Здесь его предки совершили наиболее известный подвиг Мутной Эпохи! Две тысячи воинов удерживали крепость целых восемь лет, пережив десятки кровавых штурмов, осаду на измор, болезни и муки жажды. Они карабкались по отвесным скалам, в точности как король-скалолаз, но в отличие от безумца-короля воины рисковали жизнью не из-за потех охоты или глупой прихоти. Защитники замка взбирались по скалам за снегом и талой водой, за яйцами птиц, за горными козлами, каждый из которых позволял пару дней кормить поредевший гарнизон. В течение осады выросло несколько восьмилетних юнцов, сражавшихся с тонка на равных. Поначалу обороной руководил наследник короля, потом еще несколько принцев Маурирта, в итоге все они погибли в бою, а за главного выступил центурион по прозвищу Хакни.

Помощь из Колыбели подоспела очень поздно — в живых оставалось меньше сотни человек, и к тому моменту долину Крюка усеяли тысячи трупов. «Тонка делает тонка, тонка пожирает тонка», — вспомнил принц старую поговорку — неизвестно, сколько погибших тонка съели осаждающие, а сколько осажденные.

На одном из привалов, когда Гулуй Маурирта не шагал заодно с легионерами по пустой степи или не возглавлял конный отряд, Кансарус раскрыл тайный опыт, который искатели земли провели в правление деда. Они заплатили двадцати женщинам тонка и двадцати их мужчинам за двадцать любовных актов. Или случек, тут, демонское отродье, как посмотреть! Забеременели все двадцать! С первого раза! Искатели заплатили десяти простолюдинкам Колыбели, заплатили им хорошо — ведь любительниц тонка нужно поискать по всему материку. Забеременели все десять! Наконец, заплатили десятку посетителей тайных борделей, и вновь никакой осечки — все женщины тонка понесли от людей.

Так подтвердилась молва, ходившая с Эпохи Камня, — тонка делает тонка! Улу Одноухий на то горделиво хмыкнул: «Да! Мой народ. Плодовит». Гулуй не стерпел нахального ублюдка, взял за мелкую голову да пихнул в вечерний костер. Угли давно ослабели, тонка, конечно, выкрутился, даже лысину не обжег, пролепетал извинения, в ответ Маурирта прожевал солонину и заметил: «Хорошо, что вы, твари, режете друг друга в междоусобице, иначе мне пришлось бы позорить свой благородный меч».

Но, в общем-то, они притирались. При первой встрече тонка повел себя непочтительно и даже попросил денег за службу, из-за чего Гулуй дал ему легкую оплеуху, оставив на скуле болотного приличный синяк. Улу оказался не совсем туп, уяснив урок, он принялся лебезить и даже сбежать не пытался, похоже не обожая сородичей. Проводника выгнали из клана, потому что его жена приглянулась соседнему сильному вождю. «Предгорный клан духа Вечного Чадного Куста», — прозывается как-то так. Бессмысленное, безголовое племя! Пять тысяч уродцев способных кинуть копье. Их женщины, старики, дети. Одноухий настрогал четверых, а он ведь восемь лет как в бегах и младше самого Гулуя. Кансарус говорил: таких кланов, живущих вдоль Срединного хребта и хребта Пророков не меньше сотни. Кроме них есть еще болотные тонка, прибрежные тонка, тонка Спорных земель, захиревшее королевство Мглистого бога, кланы Заветного Луга, ну и бродячие племена — забрести им в стылую пасть, разные племена не подчиняющиеся никому.

А легендарный замок так и назвали — Битва Хакни. Даже не осада, ведь при осадах редко гибло множество врагов. Нет, Гулуй, бесспорно, читал сохранившиеся обрывки мифов — слухи о многодневных сражениях, в которых легионы Маурирта уничтожали чуть ли не по полмиллиона тонка. Хотел бы им доверять… Однако более-менее описанная последняя война Сихантасара Первого представляла совсем другую картину: тонка воевали мелкими отрядами, избегали честных битв, стараясь нападать лишь ночью. Он изучил древнее пособие Тури по стрельбе из лука в часы казней — кромешной тьмы Госпожи. Начиналось оно эпиграфом «Сперва убей, потом стреляй». Все Выжившие осваивали сложный навык ночной стрельбы, как, Гулуй не сомневался, и воины лорда Хакни.

Кансарус еще просил, чтоб Гулуй не упоминал о даре Колыбели. О том, что после снятия осады неизвестный король пожаловал замок и прилегающие земли простому центуриону. И все для того, чтобы не оскорбить хозяев, ведь Хакни, подлецы, считали иначе! Будто бы они родовитее и славнее всех Маурирта и лично его — Гулуя! Сторожа болот или проклятых болот называли себя хранителями старой веры — жрецами погибшей империи, возведшими Маурирта на ее престол. Из-за глупых претензий и вопиющей лжи Хакни грызлись с другими староверами: Лаунарадо, Тинасург и Гозои.

Гулуй со скрипом дал искателю зарок. Он вспоминал старшую сестру; ее настойчивые уговоры, дипломатию, умение понять противника. В детстве Иланна даже разводила их стычки с Тайгоном. Он не может подвести бога и отца, не может разочаровать Геда и дядю, не может сорвать Святое Странствие. Он должен сдерживаться и раздобыть необходимое дерево.

Лорд Вард Хакни… Ему за шестьдесят, говорят лорд болен, но у него три взрослых сына и куча родственников. Гулую вообще не хотелось встречаться с ними. Именно поэтому он и вторая когорта Постоянного легиона совершили тяжкий переход сквозь безводную степь. Напрямик к горам и Битве Хакни. Рыли колодцы, навьючивали бурдюками с водой большую часть лошадей, питались впроголодь, вышагивая по жухлой земле. Лишь выйдя к Крюку и обжитым землям Гулуй еле-еле закупил немного продовольствия у местных крестьян.

Однако он послал Шана, четверку Выживших Такулы Кобры и второго искателя Криуса по привычной дороге вверх по Улитке. Западный тракт шел южнее пути Гулуя, повторяя изгибы реки; вел он гораздо дальше, на границу болот, где располагался главный замок Хакни — Праведник. Гулуй сплюнул тягучую слюну, беззвучно выругался, призывая Неумолимую покарать язычников. Шан — важный посол. Ха! Сын вез письмо короля, написанное его наследником, прочитанное дядей Лойоном и запечатанное королевским сургучом нефритового цвета.

Гулуй был совершенно уверен: отец письмо не читал и вряд ли знал о его существовании. Витиеватости, похвалы, уверения в дружбе, справедливое желание получить дары Мглистого и аккуратные просьбы Сторожу Болот о содействии. Таково содержание грамоты. Слова, слова… В них застревают трусы и лентяи. Гулуй предпочел молниеносный набег и надеялся увидеться с Хакни лишь по возвращении из краев тонка.

Ранним утром око ласкало теплом, а ветер с хребта приносил свежесть и запахи горных трав. Под снежными верхушками гор луга и голые скалы, сколько не всматривайся в зрительную трубу — там пусто, лишь изредка можно засечь кусты и хилые деревца.

Стяг Маурирта с белым кораблем на синем море и Оком на небе в углу нес Гвоздь Ракин. Выживший четверки Гулуя происходил из простолюдинов: парня заметил Торсус на Круглом рынке и взял в Гильдию за необыкновенную силу. Его двуручным мечом Гулуй ворочал тяжело, чувствуя в руках не оружие, а стальную дубину. Ракин — с бычьей головой, давно выросший, на пару лет старше Гулуя, с серо-зелеными глазами и недоверчивым взглядом, возникшим у него из-за насмешек и шуток благородных. Несмотря на то он обладал спокойным нравом, хотя иногда осмеливался огрызаться. Мало кто мог справиться с человеком, сгибающим толстый гвоздь двумя пальцами — большим и мизинцем.

Кони шли шагом, как обычно, в этом походе. Кансарус на гнедом жеребце справа, Улу на смиренной бледной кобыле с левой стороны. Илинка Детт — молодой Выживший — проворный, непоседливый, постоянно машущий руками, однако уже многое умеющий, вызвался научить болотного дурака ездить верхом. И преуспел в деле на удивление Гулуя! Тонка подобрали маленькую лошадь, и теперь он трусил рядом, отвечая надоедливым цокотом на расспросы принца.

Последним, самым опытным в личной четверке Гулуя был Танау Цак, по прозвищу Слепой Капитан. Короткие усы, угнездившиеся на щеках и скулах морщины, небольшой шрам над правой бровью, рассеянные глаза цвета незрелой, будто покрытой налетом оливы. Еще пять лет назад Танау звали просто Капитан из-за деда-островитянина и морского прошлого. Он возглавлял собственную четверку и был правой рукой Гулуя. Но его взор помутнел, словно туманы Илинки пришли с родины в поисках блудного сына, да не утерпели — оседлали ближайшего к нему воина. Танау никто не побеждал на топорах; Гулуй иногда уступал ему и в боях с мечом, хотя Цаку перевалило за пятьдесят. Но видел Капитан не далее, чем на десять футов, а все что дальше превращалось в расплывчатое пятно, и он уже не мог взять копье на щит. Искатели мастерили для него очки, вставляли линзы, но что-то у них не ладилось — Выживший приходил в бешенство, выбрасывая и ломая подарки. Он шел в свой последний поход — по окончании его, Танау уходил в Странствие.

К морю Слепой Капитан привычен. Его дед вернулся к истинной вере, и сколько б Цога не твердили о терпимости, ему пришлось бежать в Колыбель. С собой он прихватил домочадцев и два корабля; как-то пьяным вечером Танау с азартом пересказывал фамильную судебную тяжбу. Дед торговал, вступил в союз или что-то в этом роде у торгашей, дело по его смерти продолжил внук, вот только торговая стезя оказалась недолгой. Где-то на юге корабль атаковали пираты, и чтобы избежать плена Танау выпрыгнул за борт. Он выплыл чудом, кляня не пиратов, а мстительных Цога — Капитан был уверен, что его роду ничего не простили. В возрасте двадцати двух лет он пришел обучаться в храм, пожертвовав большую часть приличного состояния.

Гулуй отвел взгляд от завораживающих пиков гор и двойных стен Битвы. Жестом приказал Улу приблизиться.

— Вчера мы не закончили разговор.

— Да, мой принц! Я ждал. Полночи! — воскликнул тонка, выказывая одновременно хвастовство и усердие. За время перехода он все-таки освоил сложности дурацких церемоний и больше не называл Гулуя «Повелитель, владыка или господин Колыбели».

Улу вчера прождал напрасно. Гулую пришлось помочь своим людям — потратить остаток дня и вечер на неуступчивых крестьян лорда Хакни. Провизию для войска из них выбивали угрозами, посулами и сладкой ценой. Он даже разозлился, захотел отобрать рожь и рис силой, но Кансарус и Слепой Капитан отговорили его. И настроения слушать байки тонка вчера не осталось.

— Кто он таков — Мглистый бог?! Почему ты его так боишься? — возобновил свой допрос Гулуй. — Отвечай, Улу! Иначе я не посмотрю на нашу дружбу, возьму и выдам тебя родному клану!

Блеф? Скорее шутка… Тонка прекрасно знал, что выдача невозможна — отсюда до его дома миль пятьсот. Улу давно растрепал, что клан Вечного… тьфу, Чадного Куста поселился ближе к морю, чем к Улитке.

— Я ведь заключил союз! С самим Лойоном! — стал канючить Улу. – Не нужно, милорд! Не надо выдавать!

Принц рассмеялся, Кансарус не сдержал улыбки, а Илинка, не стесняясь, захохотал сзади. Парень нравился Гулую: в отсутствии Тина, которого не отпустил венценосный брат, он исполнял обязанности оруженосца.

— Плевать мне на дядю. Выкладывай, Улу! — потребовал Гулуй, увидев, как тонка лыбится за компанию. Он отклонился влево и легонько хлестнул плетью по тощей ноге проводника. — Неужели мне попался трусливый тонка? Тысячи твоих собратьев воюют против Мглистого, а ты даже говорить боишься!

— Он может поработить! Любого! — выпалил Улу. — Я могу стать рабом! Мглистого бога!

— Разве чужой бог одолеет духа Чадящего Куста? — донесся насмешливый голос Илинки Детта.

Вопрос поставил Улу в тупик.

— Н-еее-т. Я не знаю, — озабоченно щелкнул он.

Гулуй повернулся вправо.

— Кансарус, ты говорил, что Мглистый приходит во сне. Будь другом, оживи нашей трусливой сопле память!

Искатель поклонился. Он почти лишился волос — только на затылке их жалкие остатки заплетал в тоненькую косичку. Со своими хваткими голубыми глазами Кансарус не выглядел на пятьдесят лет.

— Тысячи лет Мглистый бог правил тонка. По легендам болот он их и породил. Никто не смел ослушаться его. Хотя… Все же в паре древних книг есть записи об отступниках, но они… Они не просыпались, мой принц. Могли умереть во сне от жажды и голода.

— Все верно, Улу?

— Да, — со страхом подтвердил тонка. Он будто съежился в седле, припав на переднюю луку.

— А описание есть у вашего Мглистого бога? Кто он? Чудовище, бог или человек?

— Скорее идол, живущий во мгле, то есть в темноте, милорд, — сказал Кансарус. — Точнее должны знать болотные тонка. У них есть жрецы — его слуги.

— Добавь что-нибудь, Улу. Ты все-таки мой проводник и, как я думал, советник! — Гулуй направил Демона — своего вороного скакуна вплотную к бледной кобыле. Тот был только рад, но кобыла не обратила внимания. — Послушай! — принц схватил Улу за плечо. — Скоро мы вернемся из похода, и ты забудешь Мглистого навсегда. Или ты стремишься к жизни среди родных болот?

— Нет. Мне нечего там делать. Убьют меня! На болотах!

— Тогда говори! А то в меня вселится бабка, и я велю хорошенько тебя высечь!

— Он приходит. Во сне, — смирился Улу, — и ты забываешь, что проснулся. Кажется! Что спишь дальше! Законы племени больше не важны! Ты можешь убить! Родителей, детей, братьев. Любого, на кого укажет. Мглистый. Ты думаешь. Что видишь сон. Ужасный. Или глупый. Непокорный Хок — древний вождь. Жил когда-то. Отрезал себе ноги. Уши. Нос. Выколол глаза. Отрезал пальцы. Он говорил. Что за странный сон. Мне снится.

Гулуй тряхнул поводьями, гоня прочь демонское наваждение, вызванное монотонным стрекотом Улу. «Стоп, стоп… Хок, кроме всего — имя племянника, одного из тройняшек Кимирры».

Тут вдруг пришла мысль — противная и, хуже во сто крат, любопытная мысль. Гулуй постарался унять ее и ничуть не преуспел.

— Мрачно, — признал он.

Повисшая тишина подтверждала это. Весьма недолго — ее прервало звонкое объяснение Илинки.

— Глава! Ко мне как-то приезжал мой кузен Кодонк, мы гуляли по городу и наткнулись на подпольную курильню. Его рассказ похож на будни курителей красной травы. Некоторые из них разрезают кожу и умудряются вливать ее отвар в живительную воду Странствующего Бога. Красное в красное! Они потом такое несут! То побеждают Течение, то становятся богами, то из Странствия возвращаются вместе с…

— Помолчи, Детт, — прервал юношу Гулуй. Всю жизнь тайна, лежащая рядом, его не трогала, а теперь она жгла изнутри. Он стал допытываться дальше.

— Что ты знаешь о Договоре Имени?

Улу вновь сжался.

— Табу! Милорд! Мглистый убьет любого!

— Разъясни мне внятно, что знаешь о договоре?

— Ничего, милорд! Клянусь. Запрещено спрашивать. Мглистый убьет любого!

— А отчего он своих противников не убил. Кансарус, — вновь позвал Гулуй. — Ты что скажешь?

— Договор очень давний, мой принц! В одной рукописи Мутной Эпохи написано, что его заключил Элирикон Спаситель. Для чего он нужен тонка? Боюсь, уже никто не узнает…

— Однако мы носим их короткие имена, словно какие-то простолюдины. Не пойми неправильно, Кансарус — я-то привык, причем так и не узнав, что мое имя означает. А сейчас любопытство съедает мне печень! — воскликнул Гулуй. — Как перевести Гулуй? – напрямик спросил он у искателя.

— Я предпочел бы не говорить, милорд, — опустил голову Кансарус. — Вам перевод не понравится.

— Вот как?! Какого адского демона ты увиливаешь? Я, кстати, заметил схожесть собственного имени с именем нашего мелкого друга. — Гулуй обернулся к проводнику. — Говори, что означает «Улу»?

Улу затравленно поводил глазами, но ответил:

— Гниль, мой принц.

— Что??

— Гниль — это хорошо! Можно есть. Помогает не сгинуть. Не умереть в голод! — смущенно защебетал тонка. — Хорошее имя. В нашем клане! Многие носят его. Даже вожди носят!

— Гулуй можно перевести как «зверь гнили» или «зверь из гнили», — решил исправить ситуацию Кансарус. — Верно ли я сказал, Улу?

— Верно. Но у нас такое имя не ходит. Это наречие болотных.

Гулуй Маурирта втянул горный воздух тонким аристократическим носом, стараясь успокоиться. Зверь гнили! Подумать только! Зачем он спросил? Зачем же разломал эту древнюю шкатулку?! Хотя… От имени «зверь», он, наверное, не отказался бы!

— Два лысых ублюдка! — выбранился Гулуй. — Эй! — повысил он голос. — Вы что тут все онемели?! Или я один вижу всадников?

Дорога заметно сузилась — две телеги разъехались бы с трудом; она забирала вверх, еще не становясь кручей. Впереди виднелась развилка. Водная полоска Крюка покидала там свою суженую, укрываясь в небольшом ущелье снизу. Иногда по краям дороги попадались можжевеловые кусты и редкие кособокие деревца акации. Из ворот замка выезжали всадники — они перестраивались в колонну. Кансарус достал зрительную трубу, поднес к глазам и доложил.

— Хакни, милорд. Принц Шан и Такула с ними.

Проклятье! Он ведь приказывал Шану не торопиться!

— Капитан веди когорту в прежнем темпе и устраивай привал прямо у развилки дорог! — скомандовал Гулуй, хлопнув Демона по крупу. — Эскорт за мной!

За ним последовал десяток конных, остальные остались вести груженых лошадей. Вороной — резвый, выносливый, с сильными задними ногами заржал, перешел в галоп. Лучшая заповедная порода, которую лет двадцать назад передали в дар! Жаль, что желтый мор подкосил этих коней.

Всадники Хакни приближались в парадных ламеллярах из крупных, обклеенных кожей пластин. Доспехи были покрыты лаком и украшены рисунком. Неполный герб Хакни — Четыре Отца или четыре первородных стихии. Четыре Матери — рождение, расцвет, угасание и смерть дополняли герб на большом светло-зеленом флаге, что нес знаменосец. А лошади Хакни поменьше Демона, большей частью они серые, будто стены крепости. Их пышные гривы были украшены разноцветными бляхами, а горбоносые головы бронзовыми наносниками.

Отряды встретились у развилки — где, сама дорога шла вниз к ущелью, и далее праздными извилинами уходя в земли тонка, а ее короткий отросток таким же серпантином круто поднимался вправо к воротам Битвы. Полусотню всадников Хакни возглавляла троица лордов: один — худой долговязый, будто копье или пик местной горы, с родинкой на лбу и нескладными длинными ногами; второй — пониже, но все еще на голову, превосходящий Гулуя; и третий, постарше обоих лет на десять, уже нормального роста, с выбивающейся из-под шлема шевелюрой темно-русых волос. Все Хакни были чисто выбриты, лишь у последнего имелись ровно подстриженные усы.

— Милорд! Мой отец — Сторож Болот Вард Хакни приветствует вас в землях Четырех Отцов и будет рад помочь вашему делу! — произнес долговязый. Позвольте представить моего брата Сармена, а также дядю Эвета.

Долговязого Гулуй узнал — лет шесть назад лорд Хакни проездом гостил в Колыбели вместе со старшим сыном Динтом. Редкий приезд, в отличие от других староверов, Хакни, как и Лаунарадо, не баловали столицу своими персонами. Криус по дороге объяснял в чем тут дело — король Кайромон и лорд Хакни с молодости не переваривали друг друга.

Варду не повезло с первой женой — двадцать лет она оставалась бесплодной. У староверов — развод тяжелейший грех, Эвет Хакни уже примеривался к лордству, но все-таки жена умерла. Лорд быстро породнился с южными братьями-язычниками, и Ламалла Тинасург подарила ему трех сыновей. Старшие из них — погодки, они красовались на своих конях перед Гулуем.

— Я рад приветствовать доблестных воинов Хакни и прошу передать пожелания здоровья Сторожу Болот от меня, короля Кайромона, народа Колыбели и… — Гулуй решил не уступать староверам и упомянул — …милостивого Странствующего Бога.

Эвет Хакни кисло улыбнулся:

— Вы сможете лично пожелать здоровья брату! Он ждет в крепости. Припасов в ней мало, но если спустимся к Хорту, то Вард устроит вам подобающий пир, принц Гулуй!

Неужели старый больной лорд прискакал в Битву Хакни, чтобы их встретить! Как же он успел?

— Очень благодарен, лорд Эвет! Сожалею, у нас совсем нет времени на пиры. Король призвал меня на службу Странствию! Мы спешим в болота тонка, боюсь, даже не будем ночевать в замке.

— Представлю вам наших лордов и проедем в крепость, — невозмутимо сказал Динт Долговязый. Верхушка его шлема тужилась возвысится над стягом Хакни.

У Эвета оказалось два взрослых сына, у Динта и Сармена по одному мальцу-оруженосцу. Кроме них, троюродные братья и дядья, мелкие лордики, и какое-то чудо — двоюродный дед Варда Хакни — Родаст, глубокий старик, на удивление не угасший, умело правящий лошадью. «Наша гордость! Родаст — девяносто три зимы пережил», — ухмыльнулся Эвет Хакни, и получил скорый ответ. «Будешь болтать и тебя переживу», — так огрызнулся Родаст, а Гулую похвастал: «Я, дорогой принц, видел вашего прапрадеда Висара Третьего в пору его слепоты».

После, во время перехода в крепость, Гулуй чуть-чуть презрел правила учтивости. Он оставил Хакни, для того чтобы переговорить с сыном и узнать, что здесь к чему.

— Ты опять меня подвел, Шан. — сказал он сквозь зубы. — Какого демона все Хакни и даже хворый Вард съехались в Битву?

Шану семнадцать — Гулуй был уверен, что в свадебную ночь его зачатию поспособствовала бабка. Их преждевременный союз с Лантой Киоген — интрига отца и дяди, — одно из средств, вынудивших к отречению Сайдиона. От жены в принце немногое, сын очень похож на Гулуя, он его точная копия! И внешне и по характеру, хотя без дисциплины Выжившего, намертво вбитой в Гулуя Торсусом. В четырнадцать Шан убил простолюдина в таверне, в пятнадцать купеческая дочь родила ему бастарда. Он дружил с выводком Кимирры, и вся четверка наводила на Колыбель ужас, устраивая драки и побоища. Гед пообещал наказать их всех, как только он придет к власти.

Шан гневно оскалился, но не успел огрызнуться. Его опередила Такула.

— Принц не виноват, милорд! Мы встретили Эвета на полпути к Сторожевой Руке, и он препроводил нас к Хорту. Город, недалеко отсюда, на слиянии Тупого и Болотного притоков. У них там какое-то староверское моление состоялось.

Гулуй дотошно изучал карту и сам знал о местонахождении Хорта. Великий Демон, язычникам повезло встретиться с Шаном, а Гулую с ними нет!

— Ладно, — остыл он. — Такула, а лорд Хакни не обиделся, что я прислал тебя в свите Шана?

— Вроде нет. У староверов ведь равноправие, — напомнила она. — Лорд прочитал письмо, поблагодарил за подарок, а про меня сказал, что счастлив познакомиться с дочерью знаменитого Торсуса.

«Все верно, женщины староверов даже могут стать лордами!»

А Такулу ничем не проймешь, ей глубоко наплевать кто там обиделся или ее обидел, правда лишь пока он меч не достал. Ей тридцать три — среднего роста, как и ее отец, с овальным лицом и высокими скулами. Пронзительные глаза, редкого цвета, цвета того вереска в горах, что он в юности нарвал Ланте. Жаль Такула не красавица, ее красоту подпортили великоватые для женщины уши, жесткий подбородок, а также большой шрам на правом виске, давно ею нажитый. Гулуй пришел в храм Выживших десятилетним, Такула же находилась там с рождения. Ее младенческими игрушками стали ножи, а сосками от плача наконечники стрел. Она не могла соревноваться с мужчинами в силе, но успешно делала это в скорости и верткости. И меч подобрала себе под стать: очень узкий, будто длинная игла, с граненым клинком; острие, бывало, проскальзывало сквозь кольчужные кольца, хотя ее меч все-таки покороче, чем меч у Гулуя.

Кроме того в левом рукаве Такула обычно прятала нож — прямой и тонкий. В поединке с ней приходилось выбирать из двух зол: держать ее на дистанции с риском постоянных уколов в пальцы, запястье или локоть; сближаться и быть внезапно атакованным ее скрытым кинжалом. «Каким концом тебя ужалила сегодня Кобра, малым или большим?» — спрашивали друг у друга Выжившие, намекая на раздвоенный язык змеи. Кобре проигрывали многие.

Битва — замок маленький, простой, и кроме гордой истории ничем не примечательный. Въехав, через крепкие, почти полностью окованные железом ворота, Гулуй обвел взглядом цитадель, стены и двор, привычно прикинув каким образом он постарался бы взять эту твердыню.

Впрочем, к скорому решению Гулуй не пришел, спешился с Демона и зашагал внутрь замка вместе с хозяевами.

Вард Хакни сидел во главе расписанного стихиями стола из серебряного дерева. Лорд худ и тонок, словно леса для рыбы. Обвисшие усы, изможденное лицо, а на нем выделялись еще живые глаза — глаза непохожие на глаза мертвеца.

— Милорд, присаживайтесь, — лорд Хакни говорил тихо. — Благодарю за зрительную трубу, у нас уже есть парочка, но говорят, что лучшие делают в Колыбели. Нам она пригодится выслеживать этих мелких воров, крадущихся с болот.

Труба Кансаруса или его личная намного зорче, чем подаренная Хакни. В небольшой парадной зале гнусно воняло лекарствами; низкий потолок комнаты не знал штукатурки и его черные камни нависали, словно могли обрушиться на головы людей. Гулуй сел напротив, с другого конца стола, справа присел Кансарус, слева Шан. Эвет и два старших сына лорда Хакни опустились на стулья рядом со своим лордом.

— Я рад, что вам понравился скромный подарок моего отца. Несмотря на наши разногласия в вере, мы просим о содействии. Мглистые тонка не доставили в столицу дары, положенные по Договору Имени. Мы вправе взять их сами! — с нажимом сказал Гулуй.

— Вряд ли Кайромон написал мне, — Вард Хакни чуть приподнял уголки губ. — Скорее ваш брат-наследник?

Лорд замолк, и Гулую пришлось кивнуть. Однако лорд потерял интерес к письму и пристально вглядывался в искателя.

— Кансарус, ты ли это?

— Да. Доброго здравия тебе, Вард!

— Эх… Прошло лет пятнадцать?

— Восемнадцать, мой лорд, — Кансарус выглядел виновато и отвечал, будто не сдержал обещания.

— Зря ты тогда уехал! Где-то в Праведнике валяется указ о наделении тебя именем Хакни.

— Если только по линии матери.

— Зря ты бежал, мы ведь хорошо дружили, и я не собирался причинять тебе вред, — грустно прошептал лорд.

Больной лорд решил переманить Кансаруса к себе?

— Кансарус стал искателем, — напомнил Гулуй. — Он состоит в Гильдии.

— Он всегда этого хотел… — задумчиво вымолвил Вард Хакни и перевел взгляд на брата.

Эвет встрепенулся и решительно заговорил:

— Я расспросил вашего одноухого проводника и знаю о каком месте он толкует. Есть такая рощица, не помню насчет ядовитого дерева, но медное и железное в ней произрастает. Миль сорок к западу от истока Крюка.

— Земля Бурого клана, — дополнил Динт Долговязый, обрадованный возможности вступить в разговор.

— Болота? — спросил Кансарус.

— Начало болот, — отвечал Эвет, почесывая щеку. — Рощица, как раз стоит на их краю вместе с деревнями. Я был там пару месяцев назад.

— Торгуете с тонка? Я спрашиваю к чему, — постарался объяснить Гулуй, — вы же понимаете, лорды, по доброй воле тонка дерево не отдадут?

— Еще бы! Бурые гордятся своим леском. Но мы устраивали набег, а не торговали. Представляете, принц Гулуй, бестии набрались наглости и украли у нас двух коней на выпасе! — пылко воскликнул Эвет. — Коней! Не горную козу или барашка! Я пригнал сюда сотню их женщин и детей, дав срок, чтобы тонка вернули лошадей и отдали виру. Что малодушные слюнтяи и сделали!

Гулуй одобрительно улыбнулся.

— Так это сделали Бурые?

— Нет. Вроде бы тонка из клана Гремучей Многоножки. А точнее знают лишь Четверо! Он расположен севернее. Но воров нам так и не выдали, — посетовал Эвет Хакни.

Лорд Вард, видно устав отдыхать, прошелестел:

— Людские боги сильнее идолов тонка. Вы пришли в счастливое время, милорд. Соседний племенной союз уже два года, как воюет с Мглистыми. Бурые присылали часть воинов собирать урожай, а потом вновь ушли вглубь болот.

— Что ж, хорошо. Я не воюю со стариками и женщинами, — сказал Гулуй. — Надеюсь сопротивления не будет.

Вард Хакни прикрыл веки, а Динт воинственно заявил:

— Мы не боимся войны с тонка и с радостью перебьем десяток тысяч. Но если против Хакни обрушится весь союз — придется туго!

— Уверяю, Маурирта придут на помощь. Мы приведем столько легионов, сколько потребуется, — пообещал Гулуй.

Шан не удержался и воодушевленно сказал:

— Лучше всего загнать всех тонка в болота!

— Верно, молодой принц, — похвалил его лорд Хакни. – Я еще короля Дайконгона просил об этом!

— Тонка загадили неплохие луга своими отвратительными болотными шарами. Можно луга распахать, вырастить пшеницу или рожь, а муку поставлять в столицу, — сделал заманчивое предложение Эвет.

Начать большую войну с тонка? Гулуй бы повоевал с радостью, хоть и принесет такая война малую славу.

— Война с тонка в воле короля, а не моей, но признаюсь я хотел бы этого!

Больной лорд посмотрел прямо в глаза Гулую.

— Мне кажется, наступил добрый день, когда Хакни и Маурирта забудут разногласия, разночтения в вере и вступят в долгий плодотворный союз. У меня есть сын — Вард Младший. Прилежный мальчик. Ему четырнадцать, и он, извините мой принц, он сейчас на западном побережье. У вас есть две прекрасные дочери! Предлагаю брачный союз с любой из них, я хотел бы устроить его судьбу перед своей кончиной.

Маурирта опешил. Выдать Литу замуж за старовера?! Чтобы она вечно извивалась от холода в ледяной пасти Двуглавого Демона? Да, он скорее сам туда провалится!

Гулуй презирал лжецов и лгать не любил. Но отказать Хакни сейчас… Подставить под удар исполнение Завета? Не иначе он прогневал Странника, пришел гадкий случай, и бог его заставляет.

— Старшая дочь — Дилия помолвлена с Ветайном Саддо, — пришел он в себя. — Младшая… Лита. Признаюсь, нежданное предложение! Не знаю, что скажет король…

— Новый король, — уточнил Эвет.

— Да. Мой брат Гед… Пусть так! Ради нашей дружбы, я согласен! — ему удалось проговорить без запинки.

— Отец! — вскричал Шан.

Гулуй яростно повернулся к сыну.

— Не лезь!

— Понимаю молодого принца, — довольно выдохнул Вард Старший. — Всем нам это в новинку! Хотя на заре Атонкариса такие браки были обычны. Поднимем же кубки за будущее родство!

Гулуй побарабанил пальцами по столу, выпил кислятину Хакни. Гед не сильно обожал темных братьев, но уж он позаботится зарубить противоестественный брак на корню. Шан взирал на отца, как на предателя. Ничего… Вечером он вразумит болвана!

— Нам еще нужно продовольствие, — уведомил Кансарус.

Эвет развел руками.

— В Битве его мало, вот если подождать…

— Не могу, — прервал Гулуй. — Как только лошади отдохнут, мы двинемся дальше.

Лорд Хакни высказал последнее слово.

— Поскреби по сусекам, брат. Динт! Сармен! Пойдете в поход под началом принца. Да помогут всем нам родные боги!