Лифт ухнул вниз, и Бориса охватило тошнотворное ощущение ускоренного падения, когда кажется, что остановки не будет, пока не врежешься в землю, и закладывает уши, и дурнота подкатывает к горлу. «Благословляю тебя, сын мой, — повторил про себя он последние, напутные слова Мудреца. — Значит, это все-таки был отец? Но почему он тогда не сказал, не признался?.. Наверно, не он… Просто Мудрецы обычно так ко всем обращаются, потому что все люди для них — неразумные дети». Лифт падал и падал. Уже и в самом деле казалось, что ничем хорошим это падение кончиться не может. Борис потянулся было к кнопке с надписью «стоп», но удержался, подумав, что надо перетерпеть и он лихо минует в этом лифте все возможные лестницы и переходы, которые в этих домах черт знает куда заводят. Лифт в землю не врезался, а остановился, как и было положено, на первом этаже, двери разъехались, Борис вышел и оказался в просторном холле.

Холл был высокий, светлый, с окном во всю стену. Пол был выложен керамической плиткой. Чистота, тишина, спокойствие, пустота. Из боковой комнатки консьержки доносилась тихая музыка. Ни в холле, ни на улице, как можно было видеть через окно, никого не было. Борис пересек холл и вышел из подъезда. Поднял голову, посмотрел вверх. Окна, балконы, огромные трубы-колонны, отгораживающие винтовую лестницу от улицы… Верхних этажей и крыши не было видно, они терялись в облачном тумане. Где происходила битва котов с крысами, где тот карниз, которым он полз к Мудрецу, — не разобрать. Во всяком случае никаких следов битвы.

На асфальте стояли огромные, глубокие лужи, явно оставшиеся от недавнего ливня. Было жарко, но солнца за пасмурными облаками не видно. Туман висел в воздухе, клубы его, как весной клубки тополиного пуха, крутились как бы сами по себе, проплывали мимо Бориса, не касаясь земли. Вот один проскользнул между тоненькими деревцами, посаженными вдоль асфальтовой площадки перед домом, и поплыл к дальним невысоким строениям, похожим на жилые дома. Второй почти коснулся лица Бориса и проследовал к красному кирпичному зданию без окон, в котором Борис узнал описанную Мудрецом бойлерную. Клубок тумана повисел перед бойлерной, а потом пошел в сторону, свернул за угол дома и пропал с глаз.

Эти туманные клубки, пасмурное небо, следы недавнего ливня — все говорило, что Борис именно там, где он и был до сих пор. Борис побежал, мимо деревьев, мимо бойлерной, к асфальтовой дорожке, потом по дорожке, которая, поворачивая то направо, то налево, вела его к автобусной остановке. Клубы тумана становились гуще, они уже напоминали свалявшиеся куски ваты. Но крыс по-прежнему нигде не было видно. Случайные прохожие смотрели с недоумением на бегущего человека. Борис и сам не понимал, почему он бежит. Ведь после разговора с Мудрецом у него возник свой план, о котором Мудрец почти догадался, но уж во всяком случае этот план не требовал поспешности. Но его словно что-то подталкивало. И не случайно. Клубы тумана стали разрастаться, и вскоре он не видел уже своей протянутой вперед руки, которую он вытянул, как слепой, чтобы не наткнуться случайно на препятствие. Асфальтовой дорожки он тоже не видел. Он шел наугад. И если бы он не пробежал большую часть пути, до автобусной остановки ему бы не добраться. Но, плутая и спотыкаясь, он все же вышел, куда надо.

Сквозь туман проглянуло желтое пятно света и совсем рядом послышалось гудение мотора — он увидел автобус. Двери открылись и Борис взобрался по ступенькам внутрь. В автобусе было светло и людно, хотя и молчаливо. Бориса прижало к чьей-то пропахшей потом широкой спине, сзади и с боков его тоже стиснули, и он отдался движению автобуса, тщетно пытаясь хоть краешком глаза углядеть, что делается за окном. Но мешали спины, головы, держащиеся за поручни руки. И тогда он решил просто считать остановки, чтоб не пропустить четвертую. Он теперь твердо знал, что хочет и будет делать. «Иду освобождаю Эмили, а затем к Лукоморью, к витязям. Один, а возможно, что и с ней. Наконец-то появилась Настоящая Любовь, подруга, которая разделяет мои дела и даже вдохновляет на них. Как оказывается важно — это духовное сродство!.. И друзья появились — и Саша, и Саня, и Коты!.. Ведь мы же вместе делаем одно дело! Все сбывается, о чем я мечтал. Хорошо как, когда есть перед человеком Высокая Цель. Все проясняется в открытой борьбе. Я раньше все думал кого-нибудь „заинтересовать собой“, а это возможно только, когда дело делаешь, тогда нет желания казаться и ощущения собственной пустоты, а все подлинное, и это замечательно! Это счастье! А раньше был только стыд, что я обычный девятиклассник, у которого нет ничего конкретного, кроме смутных стремлений к чему-то высокому…» Так он и проехал, размышляя неотчетливо, до нужной ему остановки и, продравшись сквозь толпу, выскочил из автобуса.

Автобус вывез его из густого, слепящего, бело-молочного тумана и, хотя все равно было пасмурно, небо обложное, появилось странное чувство, что тучи вот-вот разойдутся и выглянет солнце. Но стоило вглядеться, как это ощущение тут же пропало: просто контраст между хмурыми облаками и надвигавшейся на переезд совсем уже черной тучей вызвал странную подсветку, как бы обещавшую солнце. Во всяком случае туман здесь был пока воздушный, прозрачный и все было различимо, хотя будто в каком-то неясном мареве, создававшем ощущение миража, готового тут же исчезнуть. Борис стоял на глинистой, с ямами и рытвинами, насыпи, сзади пивной ларек и дорога через трамвайную линию к восемнадцатому троллейбусу, а впереди обрыв и внизу железная дорога, а через дорогу другая насыпь, на которой толкутся люди, напоминавшие издали сластен насекомых, сползшихся на праздничный пирог, забытый хозяевами в пустой комнате, а сразу над насыпью — склон, еще утром поросший лечебной ромашкой. Сейчас ромашка была скошена и лежала грудами и охапками, еще не собранная в копны. На этом склоне и находилась тропинка, что вела к домику Старухи. Спрыгнуть вниз, перебежать через рельсы, влезть на похожую на пирог насыпь, затеряться и потереться между людей, послушать, что говорят, где крысы, а потом рывок и к Эмили. «Странно, что здесь никаких платформ», — подумал он, приготовляясь прыгать вниз и соображая, как же они все будут садиться, когда подойдет поезд, как вдруг ему послышался голос Степы:

— М-мур, г-мяу, конечно, поспешно жить не запретишь, но я бы прежде, чем лезть, очертя голову, в ямке спрятался да и огляделся, переждал бы малость.

Борис быстро оглянулся, Степы не увидел, но увидел довольно глубокую яму неподалеку от себя, в которую он тут же и прыгнул, привыкши за время совместного пути полагаться на Степу. И вовремя. Люди на склоне вдруг засуетились, подхватывая свои чемоданы и рюкзаки и переходя с места на место. Так насекомые, взмахивая крылышками и поднимаясь с насиженного места, со сладкого пирога, все же не улетают далеко, в надежде вернуться, потому что вошедший хозяин только махнул на них рукой, но занят другим делом, ему не до них, и мошки и насекомые это чувствуют.

Борис пригляделся и увидел этих хозяев.

Четверо всадников ехало по верхней кромке склона вдоль бетонных покосившихся стобов. Они вглядывались в толпу людей, сновавшую по насыпи, и явно кого-то искали. Борис вжался в землю. Он не был испуган, однако жалел, что Степин голос ему лишь померещился в этом колдовском, обманном тумане и что рядом с ним нет не только друга, но даже никакого оружия. Не успел он так подумать, как рука его, шарившая по земле, нащупала какой-то твердый предмет. Скосив глаза, он обнаружил небольшой кинжал в ножнах. Это уже было что-то! Нацепив кинжал на пояс, Борис продолжал наблюдать за противоположным склоном. Длинные гладкие хвосты крыс-всадников нервно подергивались, похлестывая по бокам медленно шагающих крыс-лошадей. Всадники что-то прокричали, но голоса их плохо долетали через дорогу, да и туман мешал разобрать слова. Затем они взмахнули своими хвостами-хлыстами, крысы-лошади вздрогнули от ударов и перешли на рысь, сами себя тоже подхлестывая ударами своих собственных хвостов, и цепью, лентой зазмеились всадники дальше вдоль железнодорожного полотна, озираясь по сторонам, и вскоре скрылись с глаз. Можно было вроде бы и выбираться и прыгать вниз, перебегать дорогу и лезть на противоположную насыпь…

Но ему ужасно как не захотелось показаться одному на глазах у всех, чтобы все поняли, что он один, что он и есть Борис. Хотелось бы со Степой посоветоваться, но того не было и видно нигде. Борис еще раз подумал, что Степин голос ему только почудился, а на самом деле так прозвучал — со Степиной интонацией — его собственный внутренний голос, потому что, конечно же, хочется даже голосом подражать герою, который кажется тебе идеалом. Поэтому надо подумать, как бы поступил в этом случае Степа, решил Борис. Но ничего толкового не придумывалось. «Как жаль все-таки, что я не местный, а то бы непременно чего-нибудь да придумал. Хоть бы догадался, откуда кинжал появился, стоило о нем подумать. Может, это что-нибудь да значит, только я не соображу…» Оставалось положиться на туман да на независимое выражение лица и уверенность в себе. Он проверил, скрывает ли пиджак кинжал, и принялся выбираться из ямы. В этот момент снова подъехал автобус, из него вылезло несколько мужчин, которые явно собирались перебираться на ту сторону: у иных в руках были чемоданы, у других за спиной рюкзаки. Похоже, что это были туристы, собиравшиеся ждать поезд. И Борис пристроился им в хвост, став как бы одним из них.

Через несколько минут он уже был на противоположной насыпи, никем не замеченный. Люди располагались на скамейках, на чемоданах, прямо на земле небольшими группками, ожидая поезда. Слоняясь между ними и продвигаясь потихоньку к тропинке, что вела вверх по склону, Борис прислушивался к разговорам.

В разных группках шли разные толки.

В первой, к которой Борис приблизился (тон простецкий):

— Да не сыщут они Бориса…

— А кто поймает, тому награда, эх!

— Больше, чем за Настоящего Кота!

— А как поймаешь, если крысы сами его боятся!

— Да ну, боятся! В том ли дело? Где такого подлеца найдешь, чтоб Бориса продал!..

— Найти-то найдешь, да кто посмеет!..

— Говорят, даже Старуха не смогла его задержать.

— Ему ее внучка помогала, да Саша с Саней, да Коты…

— А ты говоришь — поймать!..

В другой группке спортивно-ученого, туристского вида:

— Слышали? В Деревяшке его схватить хотели…

— Это еще никем не доказано!

— Масса очевидцев. Я с лешими разговаривал…

— Ну и?..

— Погромил там все и ушел. Ему Коты помогли.

— Ничего он не громил. Дракон пустил огнем, водяной растекся водой, в результате пар, вот все и рвануло. Это я вам как физик говорю…

— Да, конец Деревяшке. Негде Саше с Саней теперь гулять. Ха-ха, голь кабацкая, ярыжки несчастные…

— Да брось ты о них. Едем ведь отдыхать, все лучше, чем глупые разговоры слушать, да небо попусту коптить.

— А если вместо поезда Дракон, а? Ха-ха!

— Ерунда. Сплетни пускают для страху, чтоб наплыва не было.

— Эт-то точно, чтоб по курортам не мотались зря…

— А вы кто такой?

— Ладно, парни, тише, заткнись, дружище…

Парни как-то сразу шарахнулись в сторону, сгрудились и хмуро и независимо замолчали. Борис обернулся и увидел какое-то неопределеннополое и непонятно какого роду-племени существо в сереньком костюмчике, в шляпе с опущенными полями, бродившее от группки к группке словно похмельный пьяница со своим присловьем «эт-то точно». Его-то и испугались туристы.

Борис быстро шагнул в сторону за большой вывороченный из земли камень и наткнулся на небольшую компанию мужиков мрачного вида, их было человек пять, не больше.

— Ну и что же с того, что Борис погиб?

— А то. Как же без Лукоморья, без Витязей, без Бориса?..

— Хватит ждать неизвестно чего. Сами справимся.

— Но народ ждет Бориса…

— Да любой из нас может взять эту роль на себя…

— Казалось бы! Борис же еще мальчишка, и это все знают!

— Н-да.

Хотел было Борис сказать, что он не погиб, что он вот он, но выглядело бы это как самозванство, да и серенькое существо мелькнуло где-то рядом. Борис кашлянул, мужики замолкли, а Борис двинулся дальше.

В следующей, самой многочисленной, обширно-семейной группе — женщины, дети и человек семь или восемь мужчин, подвыпившие, говорят шепотом:

— А где он сейчас?

— Говорят, к Мудрецу пробивался. Коты его вели.

— И что?..

— Так и погиб в подвалах, не спасли его Коты.

— А сами все-таки вырвались?

— Ушли. Крысы их на карнизе поджидали. Вы что, не слышали?

— Да, великая была битва. Всех крыс порубили, а сами ушли.

— Мама, а эти Коты самые могучие?..

— Тише, сынок. Самые, самые, конечно, самые.

— А что ж они Бориса не спасли?

— Тише, тише.

— А Кот Ученый у Лукоморья? Он есть?..

— Сказка это…

— Это-то точно, сказка. И Коты уже давно сказка. Да и Лукоморья никакого нет, разве забыли?

— Да нам-то что. Нас это не касается. Береженье лучше вороженья. Бережного Бог бережет.

— Эт-то точно. Давно сказано: не играй, кошка, углем, лапу обожжешь. И еще: быстрая вошка первой на гребешок попадает.

— Да мы что? Да мы разве этого не знаем?

— Мама! А почему все замолчали?.. Кто этот дядя?

— Тише, сынок. Скорый напереди, осторожный на зади!

Новая группа, люди рядом с дорогими чемоданами, в дорогих пальто, лица — со значением:

— При чем здесь Борис? У нас своих дел полно.

— Я полагаю, что Борис — это легенда.

— Совершенно с вами согласен. Существует же у простонародья поверье, что есть места, — где текут молочные реки средь кисельных берегов, с неба падают жареные дрозды, по лесу бегают жареные зайцы, печисами пекут хлеба, а рыба-щука выполняет все человеческие желания. Ну и что же? Это тоже легенда, в ней народ отразил свои мечты о счастливой жизни.

— Некоторые верят, что и Мудрец существует…

— Не может быть!

— Смею вас уверить. А некоторые говорят, что нами якобы — можете себе это представить? — правят крысы!..

— Какой-то прямо болезненный бред!..

— Говорят, что мы заколдованы, и что только некий мифический Борис может нас спасти!.. Неизвестно от чего…

— Какая-то дикая фантазия!..

— Эт-то точно. Это все Саша с Саней выдумали!

— Кто такие?

— Разве вы не знаете? Ходят тут два таких бездельника. А ведь из хороших семей! И во что превратились!.. В голь кабацкую!..

— Эт-то точно. У одного в кармане блоха на аркане. У другого — вошь на цепи. Уй, и красавцы при этом, — маленький серенький человечек, который терся то у одной группки, то у другой, вдруг воскликнул — И что с ними делать, ума не приложу!

Изо всех групп посыпались дружно возгласы:

— Прогнать бы одного в шею, а другого в тычки.

— А что с них взять? Саша плешив, Саня шелудив.

— С утра до темноты чем заняты? Саша наливает, Саня подает, пиво пьют, пока не распухнет живот.

— Да не столько пьют, сколько на землю льют. Чужого добра отцовского совсем не берегут.

— Пить тоже надо умеючи.

— Сашу бы кнутом, а Саню батогом. Одного по спине, другого по бокам.

— Да их вроде в Деревяшке схватили.

— Саша ушел, а Саня сбежал.

— Да они у девки этой, у внучки Старухиной. Опять пьют, гуляют, все на свете забывают.

Борис тем временем подобрался к началу тропинки. Там располагалась еще одна группка людей. Две женщины в ситцевых платьях сидели на плащах, брошенных прямо на землю, и старик в свитере, брезентовых брюках и тяжелых сапогах, примостился на фанерном чемодане. Подойдя к ним, Борис как бы между прочим, приготовясь сам взбежать наверх, спросил:

— Давно поезда ждете?

— Да почитай третьи сутки, — ответил старик. Женщины молчали.

— А долго еще?

— Кто ж его знает. Как рак на горе свистнет, так и побежим.

— А где гора?

— Да ты что, мил человек, где гора не знаешь? Да вон она, оттуль только что крысиный отряд скакал, вон, на горизонте, видишь или не видишь?

Действительно, вдалеке, за тоннелем, возвышались две огромные горы. Тоннель проходил как раз под ними.

— Вижу. И что же это за горы?

— Любопытный ты, мил человек. Одна гора — гора Мусора, а другая— Объедков. На них рак-то и восседает, за дорогой наблюдает. Как поезд видит, сразу свистит.

— А если Дракон? — спросил Борис.

Старик опечалился, погрустнел.

— А этого никто не разберет. Потому, мил человек, рак все равно свистит.

— Эт-то точно, все равно свистит, а все все равно бегут.

Борис вздрогнул и рванулся вверх по тропинке.

— Постой, ты куда? — не отставало серенькое существо. — Я здесь за порядком следить приставлен.

Борис обернулся, распахнул пиджак и выхватил из ножен кинжал. В тумане лезвие казалось больше и страшнее, чем было на самом деле. Увидев, что Борис вооружен, серенький соглядатай ринулся вниз, крича шопотом:

— Спасите! Убивают!

Очутившись подальше от Бориса, он заорал громче, во весь голос, пронзительно и резко:

— На помощь! Караул!

Гнаться за ним было бессмысленно, и Борис побежал дальше мимо охапок скошенной ромашки, устилавших склон. Запах свежескошенной лечебной травы, несмотря на отсутствие солнца и пронизывающую все туманную влагу, все же доходил до ноздрей и бодрил тело. Вот и пересекающая тропку изрытая ухабами, твердая, глинистая дорога, с колеями от колесных телег, наполненными дождевой водой. И тут вдали он увидел четырех всадников, восемь врагов, которые медленно приближались, копья их лежали на седельных луках, они не торопились. Куда бежать? Вниз к переезду? Там наверняка схватят. По дороге? Догонят. По тропинке к дому старухи? Очень долго на виду остаешься.

И вдруг как-то странно изменилось небесное освещение, игра света и мрака соткала неожиданно огромную тень кота, величиной в многоэтажный дом, перегородившую крысам дорогу. Борис выхватил кинжал и бросился по тропе в сторону оврага, который, как он вдруг вспомнил, должен был находиться где-то сбоку от тропы недалеко от домика старухи. Прошлый раз, когда он шел в Деревяшку, он пересек его, но не обратил внимания. Очевидно, он решил правильно, потому что кто-то черный, похожий на кота, мелькнул впереди и словно бы поманил за собой. Пригнувшись, Борис бросился следом. Тень исчезла, и он понял, что впереди него и вправду кот, который рискует много больше его. Вот он скользнул, наконец, в овраг, перебежал следом за котом по бревну ручей и, по-прежнему согнувшись, побежал вдоль другого его склона, поросшего репейником. Вдруг черный проводник метнулся в сторону, и Борис увидел, что это и вправду кот с белой грудкой и лапами, очевидно, Степа, он кинулся к нему, но кот молча махнул лапой, ложись, мол, ложись немедленно. Борис на секунду замешкался и увидел, как четверо серовато-коричневых конных пробираются по репью с копьями наперевес, нахлестывая своими длинными хвостами по крупам крыс-лошадей, которые в ответ хлестали своими хвостами всадников. Борис упал и вжался в землю. Лежа, он вдруг вспомнил, что уже было это с ним, было, и овраг, поросший репейником, и бревно через ручей, и четверо всадников с копьями наперевес, и кто-то черный, манящий за собой, и даже чувство, которое он сейчас испытывал, что очутиться бы где подальше отсюда, уже тоже было. Ах да, вспомнил он, это и вправду было, но давно, когда он как-то болел у бабушки Насти… А может, недавно?.. Но в этот момент он услышал шепот:

— Бежим! Скорее!

Не успев довспоминать, он поднял голову и увидел, что кот зовет его за собой дальше оврагом. И они снова побежали. Следуя за котом, Борис все же обернулся и увидел, что всадники выехали на тропинку и перегородили ее. Назад дороги теперь не стало. А куда они дойдут оврагом? Кот снова перепрыгнул ручей, Борис за ним. Затем черная шкурка появилась уже наверху оврага. Борис тоже из оврага вылез, кота нигде не было видно, а сам он стоял у задней стены сарая, от которого он начал свой путь к Деревяшке. Точно, вот и тропочка, только она уходит правее, а овраг как бы по левую руку. Борис затаился, осторожно выглянул из-за сарая. Никого. И стражников никаких. И в домике старухи все окна и двери закрыты. У колодца тоже никого. А главное, непонятно, куда кот подевался.

И вдруг он похолодел, словно его из колодца ведром воды окатили. Уж больно не походили гнавшиеся за ним крысы на охотников, скорее на загонщиков. И подозрительный кинжал, неизвестно откуда взявшийся! И странный кот, похожий на Степу, так таинственно исчезнувший!.. И отсутствие стражников около сарая!.. И то, что крысы перекрыли ему дорогу к поезду!.. Похоже, что они гнали его в ловушку. Ну что ж, он в этом разберется. Борис хотел было снова нырнуть в овраг, но остановился. Из сарая донесся до него голос Эмили, певшей песню.