Четверг, 29 февраля
14 час. 37 мин. (до взрыва 2 часа 23 минуты)
Объект «Л-III» находился в нескольких километрах от Кольцевой дороги столицы и от большого магистрального шоссе, уходящего на юго-восток; он был укрыт чудным сосновым бором. Постоянно взлетающие вертолеты и легкие самолеты вряд ли позволяли говорить об этом объекте как о секретном, хотя все проезжавшие мимо знали, что рядом находится какой-то аэродром, вроде бы испытательный вертолетный полигон, и иногда указывали попутчикам на кружащий в небе грозный «камов», лучший боевой вертолет в мире, прозванный в нашей и в западных армиях «Черной Акулой»… От большого магистрального шоссе через сосновый бор была проложена асфальтовая дорожка, ведущая прямо к контрольно-пропускному пункту аэродрома. На объекте «Л-III» действительно испытывали новейшие модели боевых вертолетов, но за последние несколько лет режим секретности значительно ослаб, и наряд, дежуривший на КПП, был весьма удивлен появлением большой группы спецназа в маскировочной форме и снайперов, взявших под прицел подъездную дорожку. Затем поползли слухи о вертолете, ждущем на взлетной полосе, о том, что его загружают каким-то странным оборудованием, что все делается на удивление быстро. Потом появилась группа ВоенТВ с камерами и средствами спецсвязи, также отправившаяся к этому загадочному вертолету, — что-то происходило. Объект «Л-III» замер в ожидании каких-то необычных событий.
Старший наряда на КПП сержант Сонин вышел покурить на свежем воздухе. Он потопал сапогами по снегу, сделал затяжку и улыбнулся.
До приказа Сонину оставалось всего четырнадцать дней, а там, через месяца полтора, дембель. Вот он, дембель, уже виден, и «молодежь» каждую ночь после отбоя отсчитывает «дедушке» дни — ежевечерний ритуал.
— Караси?!
— Мы!
— Сколько до приказа?
— Четырнадцать дней…
— Не дай Бог кто ошибется, сынки!…
Потом, после приказа, рота перестанет обращаться к нему «товарищ сержант», а только Андрей Васильевич — все, закончена служба, нет больше сержанта Сонина, теперь он — гражданин… И уже восемьдесят шесть дней каждый завтрак Сонин отдает масло своему «карасю» — мы их и дрючим, мы их и кормим: как сто дней до приказа — все, «дедушке» масло не положено, отдай «молодежи»… Рассказывали, что раньше служба на «Л-III» была хуже загранки: ни тебе отпусков, ни увольнительных, хотя вот она, Москва, рядышком. Теперь такого режима секретности нет, люди практически сами себе предоставлены, только в наряды ходят, вот и вся служба. Теперь и загранки-то никакой нет. Все — воюем на собственной территории. Позор, державу растеряли… И хорошо, что хоть в Чечню не угодил, сколько там необстрелянных пацанов полегло… Теперь уже не угодишь — четырнадцать дней, а дальше — пошли вы все!… Да, война не коснулась Сонина, служба прошла спокойно, удалось наладить кое-какие связи, и очень хотелось бы после дембеля остаться в Москве. Здесь жизнь, здесь бабки, а дома — шиш с маслом и спивающиеся кореша. Матушка пишет, мол, кто раньше тебя из армии пришел — все, хана, уже половину дружков погубила водка…
Сонин курил и вспоминал своего старшего брата. Тот служил в ГДР, в Группе советских войск в Германии, ГСВГ сокращенно… Служба была мед — получал марки, толкали немчуре кое-что — ГСМ, да и все, что плохо лежало, только в отпуск три чемодана шмоток вез… Дурак, напился на учениях, заставил «карася» — там вообще «молодежь» страшно дрючили, — из костра камни вытаскивать руками, а потом еще и держать… козел, у того мясо до костей сожгло, чуть не помер, а братану — срок, штрафбат, потом еще дослуживать. Вернулся больной на голову, сейчас на стакане сидит, уж и лечили его, чего только не делали… Нет, Сонин не будет брать пример со старшего брата, его планы гораздо более серьезные, в Москву, и никакой водки… Сонин организовал уже свой маленький бизнес, по крайней мере сигареты цивильные курил, а не махру с довольствия, людишками нормальными обзавелся, так что теперь прямой дорогой, как говорится, в столицу нашей Родины, город-герой… И все же интересно, что у нас здесь за шорох: какой-то странный самолет на взлетке, на КПП — группа гэбэшного спецназа, старлей командует, снайперов вокруг понапихивали, чего-то, видать, серьезное готовится. Не попасть бы под обстрел!… Сонин сплюнул на бычок сигареты и швырнул его с пальца метким попаданием прямо в урну, и тогда на дорожке, ведущей к ним, началось какое-то движение.
«Так, — подумал Сонин, — история продолжается, вот и еще участники событий пожаловали». А дальше случилось то, что старший наряда на КПП сержант Сонин запомнит на всю жизнь. Потому что ничего подобного за всю свою спокойную и, честно признаться, не бей лежачего службу на объекте «Л-III» он еще не видел.
Шоссе, узкая полоса сосновых насаждений и далее вся территория просматривалась, снежные поля вокруг, вплоть до деревни Ревякино. И дорога до их КПП от леса была практически прямой и всегда чистой, она петляла только там, в лесу, между соснами. Деревня Ревякино налево, а с правой стороны сосны подходили близко к их бетонному забору — объект «Л-III» располагался под углом к шоссе. И вот сейчас на этой дороге появились два здоровенных джипа — американских, подумалось Сонину, — сверкающих никелированными решетками. И прямо из леса, перекрывая дорогу, словно специально их поджидавшие, выскочили патрульные машины, милицейские «форды». Чего тут началось — включенные сирены, мигалки, приказы остановиться по громкоговорителю… Оба джипа резко развернулись задним ходом и, разнося решетками снежные сугробы, устремились с асфальта на проселочную дорогу, ведущую вдоль опушки леса в Ревякино. «Форды» рванули за ними, и первый же резко занесло — «чайник» за рулем, ухмыльнулся Сонин — и бросило с дороги на снежное поле. Водитель попытался исправить ситуацию, длинная машина, вытягивая себя, пропахала на брюхе какое-то расстояние, пока окончательно не «села». Но два других «форда» весьма успешно преследовали беглецов, двигаясь по колее, проложенной для них джипами.
«В джипах — тоже „чайники“, — заключил Сонин, — на таких тачках не могут оторваться от этих ментовских блинов… На шоссе, может, эти „форды“ и хороши, но здесь, по снегам шастать… „Чайники“! Мне б такой джип, я бы показал класс!» Сонин быстро достал другую сигарету — зрелище было захватывающим, плюс еще по громкоговорителям обещали начать вести огонь на поражение. Потом Сонин увидел, что наперерез джипам из леса несется ментовский «уазик», весьма успешно справляясь со снежными сугробами. «А у нашего „козла“ проходимость не хуже, чем у „американцев“, — с гордостью подумал Сонин, — армейские, все ж для обороны делали».
Сонин вспомнил, что прочитал недавно в «Авторевю» о какой-то итальянской фирме, вроде бы покупающей наших «козлов» и доводящей их до ума: меняют движок, общую видуху… Там им потом цены нет, типа того, что единственные тачки, которые могут забираться на Везувий… Сонин видел, что джипы снова развернулись и пошли по полю в направлении бетонных ограждений объекта «Л-III», но и «козел» не отставал.
«Приказываю немедленно остановиться! — неслось из громкоговорителя „уазика“. — Иначе будем стрелять».
Джипы без конца заносило, снежные фонтаны взметались в разные стороны, иногда до половины скрывая ревущие машины, но «форды» все более уверенно приближались, а потом стало ясно, что «козел» уже перерезал беглецам путь.
— Очень странно, — процедил сквозь зажженную сигарету Сонин, — на таких колесах не уйти… Как будто они специально. Все — взяли их! Вот козлы…
— Так, военный, давай отсюда быстро!
Сонин обернулся. Рядом стоял старший группы спецназа. Он говорил совершенно спокойно, но Сонин понял, сколь неразумно было бы ему возражать. Однако сержант Сонин все же «дедушка», военный… Все — четырнадцать дней до приказа.
— Товарищ старший лейтенант, — ухмыльнулся Сонин, — я на боевом посту.
— Вот и ступай на свой пост, — спокойно возразил спецназовец, — в здание КПП. Видишь — идет задержание, попадешь под обстрел, а дома мамка ждет…
Сонин видел: оба джипа встали — мутное дельце… Но ничего, здание КПП полустеклянное, и оттуда будет видно…
… В это же время в первом из джипов-беглецов Лютый обратился к водителю:
— Все, встаем, а то еще пулять начнут сдуру…
Разнося комья снега, у них на пути вырос «козел», и с обеих сторон их обхватили «форды». Сразу же из всех автомобилей появились автоматчики, а вот и тот самый майор, рыжий, Игнат о нем говорил…
— Так, братва, — быстро сказал Лютый, — никаких резких движений! С этими ребятами шутки плохи. — Лютый нажал на клавишу стеклоподъемника, а сам подумал: «Сколько же народу ловят несчастного Ворона!» Стекло утонуло в дверце, Лютый спокойно смотрел на окруживших его людей.
— Быстро выходи! — проревел майор Бондаренко. — Останавливаемся, и руки за голову! Шаг в сторону — стреляю!
Лютый и водитель повиновались. Пассажиры второго джипа тоже неспешно выбрались из автомобиля.
— Лицом к машинам! Стоять так!
Их обыскали, у Лютого нашли пистолет.
— У меня есть на него разрешение. — Лютый, не поворачиваясь, пожал плечами. — У охранников тоже. Сами понимаете — бизнес. А время нынче неспокойное.
— Знаю я твой бизнес, — обронил майор Бондаренко.
Тех, кого он искал, в автомобилях не было, но в первом джипе все заднее багажное отделение было завалено грудой каких-то вещей. Значит, там больше просто негде…
Но все же майор Бондаренко развернул Лютого к себе и внимательно посмотрел ему в глаза.
Лютый усмехнулся:
— Мы с тобой, часом, не родственники? Оба рыжие, и я тоже иногда к незнакомым людям пристаю… Работа такая! — Лютый совершенно спокойно выдержал взгляд майора, улыбка не покинула его лица. — Так Лавреневы мы, брат, у нас все рыжие… А? Родственники?
Ни один мускул не дернулся на лице майора Бондаренко, он продолжал смотреть Лютому в глаза.
«Смотри, сынок, базарь, базарь, — говорил этот взгляд, — но я даю тебе последний шанс. Последний. А там уж не обессудь».
— Где они? — голос майора почти перешел на шепот.
— Кто? — также шепотом спросил Лютый.
— Хорошо. — Бондаренко отвел взгляд, затем кивнул. — Дело твое. Я беру под прицел заднюю дверцу, а ты ее открываешь. Лично.
— Да Бога ради. — Лютый удивленно пожал плечами. — Могу и капот открыть — движок пять литров. Только ключики-то верните.
Один из слецназовцев протянул ему ключи, и тут же автоматчики вскинули оружие. Лютый неспешно обошел машину, потом, насвистывая, остановился, взялся рукой за пенал запасного колеса:
— Так я открываю?
— Открывай!
— Но, надеюсь, у твоих бойцов все в порядке с нервами? Я не хочу, чтоб меня какой-то психопат завалил.
— Открывай!
Лютый какое-то время тыкался в замок ключами, словно не мог найти подходящий, и тихо комментировал свои действия: «Собака… Черт, не тот…»
— Ты что, — Бондаренко уже был на взводе, — решил резину тянуть?
— Машина новая, — спокойно возразил Лютый. — Если такой быстрый — давай сам.
Затем задняя дверца открылась — груда каких-то чемоданов, какие-то нелепые тюки, ковровая дорожка…
— Вытаскивай все.
— А за порчу имущества кто ответит? — Лютый подцепил носком своего дорогого ботинка комок снега и откинул его в сторону. — Не май месяц… Или это грабеж средь бела дня?
— Вытаскивай!
— Что погубит Россию, — глубокомысленно изрек Лютый, — так это вековое бесправие перед лицом властей… Ты как считаешь, брат? А?
Лютый извлек ковровую дорожку и бросил ее на снег, чемоданы, тюки — автомобиль был пуст. Майор Бондаренко смотрел на лежащую перед ним груду вещей, затем поднял глаза.
— Сука, — процедил он. — Так…
Все пятеро пассажиров больших американских джипов лишь вежливо и спокойно улыбались.
— Какого же хера вы убегали, товарищ Лавренев? Или господин Лавренев?
— Тебе виднее, брат. — Лютый еще больше расплылся в улыбке. — Я техосмотр не прошел. Бабок — кормить всех ментов — у меня нет… Человек я небогатый. Думал — сорвусь. Ну ладно. — Лютый подвинул ключи. — Выписывай штраф, и мне пора… Или как?
— Вот они, товарищ майор! — раздался голос. — Вон!
С правой стороны, там, где сосны ближе подходили к бетонному ограждению объекта «Л-III», на опушке леса появились два лыжника. Один шел уверенными быстрыми шагами, второй — с трудом, пошатываясь, стараясь не отстать. «Успели, — подумал Лютый, — слава Богу, успели… Смог я потянуть время. И высадили их в правильном месте».
— Ах, суки… — Майор вдруг полоснул Лютого испепеляющим взглядом и одновременно, словно отдавая должное шутке, улыбнулся. — Суки… — Но в следующее мгновение он уже не тратил время на эмоции — перед ними было снежное поле, а лыжники уже приближались к дорожке, а потом сотня метров и КПП… Майор посмотрел на «уазик» и тут же перевел взгляд на иномарку Лютого. — Ключи! — выдавил майор. — Быстро, сука!
И вот тогда улыбка сползла с лица Владимира Ильича Лютого и беззаботная чудаковатая веселость ушла из его взгляда. Нет больше глуповатого рыжего мужичка, словно и не было его вовсе.
— Моя машина, что хочу с ней, то и делаю! — проговорил Лютый жестко. И он вдруг взял да и закинул ключи далеко в снег. — Надо тебе, сам и ищи… Мусор херов. Выкуси!
Второй раз за этот очень неудачный день майору Бондаренко говорят «выкуси». Ну что ж, теперь он выкусит. Майор Бондаренко, быстро выдохнув, нанес Лютому серию молниеносных ударов.
— Ах ты, падаль!
Это был удачный симбиоз восточных единоборств с русской классической школой самообороны без оружия, и секундой позже лицо Лютого уже представляло собой кровавое месиво. Последний из серии ударов был нанесен в «отключающую» точку, все перед глазами Лютого поплыло, и он тяжело осел на колени. В это же мгновение прикладами автоматов спецназовцы выключили охрану Лютого — удары были быстрыми и страшными, и вся работа заняла не более двух секунд.
— Я тебе выкушу, падаль, — произнес майор Бондаренко, почти не разжимая губ.
Все! Майор Бондаренко уже забыл об этом развязном рыжем криминале. Но кому-то еще сейчас придется выкусить за все это говно сегодняшнего дня:
— Быстро в «козел»! Два бойца и… — Он кивнул. — Карпов. Бегом! — И уже тихо добавил:
— Сейчас, сейчас выкусим… Сейчас они выкусят у меня Карпова.
Все внутри Лютого наполнилось ватной шуршащей пустотой. Он получил очень серьезный и опасный удар и как бы находился в пограничном состоянии — его сознание балансировало, нужно было немедленно заставить легкие наполнить кровь кислородом, но центры нервной деятельности находились в заторможенном состоянии. Лютый куда-то проваливался, и тогда его обступал хор голосов, затем он возвращался и в эти мгновения видел Стилета и Зелимхана — они уже почти достигли дорожки. Лютый улыбнулся: «Давай, Игнат, давай, брат…» А потом сознание сжалилось над ним, и он впал в забытье. Но в самый последний момент, перед тем как отключиться, Лютый почему-то увидел Игната с его Кристинкой на руках.
«Моя девочка… Мои дорогие…» — мелькнуло в голове у Лютого, и его окутал мрак.
Стилет и Зелимхан приближались к дорожке, когда «козел» рванул с места по снежному полю им наперерез.
На КПП объекта «Л-III» видели приближающихся к ним лыжников, но и видели, как проводилось задержание каких-то преступников. У старшего лейтенанта, командующего группой спецназа, были четкие инструкции — он поступал в распоряжение капитана Воронова, конвоирующего сейчас заключенного. Здесь два лыжника, следующих один за другим. Может ли заключенный добровольно бежать за своим конвоиром? Плюс группа захвата, задержавшая сейчас два джипа, несется им наперерез. Но все же…
— Подъем, бойцы, — скомандовал старший лейтенант, — готовность…
Стилет и Зелимхан бежали уже по обочине дороги, до КПП оставалось не более ста метров, когда «козел» выбрался на шоссе. Он тут же развернулся и, забирая колесами подтаявшую слякоть, понесся за лыжниками. Майор Бондаренко видел появившуюся на КПП группу спецназа и понял, что капитан Воронов направляется именно к ней. Ага, значит, поддержку тебе прислали, капитан… Что ж, будем играть ва-банк.
— Задержание особо опасных преступников, — произнес он в громкоговоритель. — Прошу оказать помощь!
ВЫКУСИ? СЕЙЧАС ВЫКУСИМ…
А потом он обратился к своему снайперу:
— Карпов — огонь на поражение! Первый — чеченец, успеешь — обоих.
Старший сержант Карпов тоже видел группу спецназа. "Чуть ли не «Альфа», — мелькнуло у него в голове. К тому же Карпов был неглупым малым, всегда беспрекословно подчиняющимся и готовым к выполнению любой работы, но… Сегодня они целый день делают что-то не то. И Карпов слышал: на физическое устранение капитана Воронова и заключенного пришел официальный отбой. Недоразумение? Да, на недоразумение можно было бы все свалить там, когда они брали джипы с конторой Лютого. Там, но никак не здесь, на глазах у профессионалов. Карпов обязан выполнить любой, даже преступный приказ, но есть в Уставе одна зацепочка… Плюс он просто не хочет участвовать во всем этом дерьме. И Карпов решился:
— Я прошу вас дать мне письменный приказ, товарищ майор.
— Что?!
— Письменный приказ.
— Ты что, сынок, сошел с ума?! Ошалел? Нет у меня времени на эту х…ю. Я приказываю — огонь на поражение.
— Так точно! — спокойно возразил Карпов. Он понял, что это все, крест на дальнейшей совместной службе. Майор Бондаренко для многих чуть ли не отец родной. Но сейчас они делают полное дерьмо. — Я прошу письменный приказ.
Майор Бондаренко горько посмотрел в глаза Карпову — черт, а ему всегда нравился этот парень, может, чуть больше других…
— Ты об этом пожалеешь, сынок, — устало проговорил Бондаренко.
Карпов, Карпов… Слабак — он никогда не станет настоящим профессионалом, хотя очень способный был пацан. У майора Бондаренко вовсе не вызывает удовольствия то, что ему приказано сделать. Но он это сделает. И вот в этом вся разница. Хорошо, сынок, что ты не прокололся в более серьезный момент… Что ж, я все сделаю сам…
Ворон и Зелимхан были от них не более чем в тридцати метрах, больше медлить нельзя. Майор Бондаренко вытащил пистолет и передернул затвор.
— А теперь плавнее, — обратился он к водителю.
Ни Стилет, ни Зелимхан никогда не узнают, чем они обязаны старшему сержанту Карпову. Майор Бондаренко открыл окно и спокойно прицелился — расстояние близкое, промахнуться невозможно, но бить надо наверняка. Он автоматически выдохнул, задержал дыхание и плавно спустил курок. Отдача, пистолет дернулся. Еще раз. Еще. И еще. Все четыре выстрела в цель, и одно попадание — точно в область сердца. Отлично! Все! Все это дерьмо закончено. Ставим точку. И хрен с ней, с обидой, по большому счету, до Воронова ему никакого дела нет. И в этом тоже разница, Карпов, тоже разница, сынок… Спецоперация завершена — Зелимхана бросило вперед, неплохо бы контрольный в голову, но чревато… Ладно уж, а сейчас — снова громкоговоритель и эту бодягу о задержании особо опасных преступников и просьбу о помощи. О, группа спецназа очухалась, бежит навстречу… И Воронов остановился, оборачивается… Вот как, обыграл я тебя, капитан, все же обыграл…
— Стой, — проговорил майор Бондаренко, — выходим и быстро к ним. Воронова — задержать.
Зелимхан лежал, уткнувшись лицом в кашицу из снега. Четыре пулевых отверстия дымились в его казенной куртке из плотной ткани. Стилет тут же склонился над распростертым на земле чеченцем — как угодно, но только бы больше не стреляли, он обязан не допустить стрельбы, — закрывая его своим телом и подняв руку. В руке ничего не было. К ним приближалась группа спецназа, и Стилет понял, что это свои. Тот самый старлей, о нем предупредил Дед. Стилет обернулся — майор Бондаренко и трое автоматчиков бежали по дороге. Почему они не били из «Калашникова»?
— Не стреляйте, — попросил Стилет. Он понял, что обе группы будут здесь одновременно.
— Задержание особо опасных преступников! — кричал майор Бондаренко.
Все же почему они не били из «Калашникова»? Тогда — все, конец. Но это был звук пистолетных выстрелов… А ты игрок, майор Бондаренко. Значит, «особо опасных преступников»… Зелимхана тебе мало, решил еще и со мной разобраться, голубь… и это после того, как Деду удалось все остановить. Похоже, чеченец прав, в этой истории совсем другой след. Пристрелить бы тебя, суку, да можно от своих пулю схлопотать…
И группа спецназа, и люди Бондаренко были уже в нескольких шагах от них, и все происходило очень быстро. Ворон поднял вторую руку — только бы больше не стреляли, он сдается… Нога Зелимхана застряла в креплении широкой охотничьей лыжи, и Стилет почему-то подумал, что надо эту ногу освободить. Чеченец действительно никогда не ходил по нашему глубокому снегу. Обе группы окружили их, на мгновение повисла молчаливая пауза.
— Спасибо за помощь, — быстро проговорил майор Бондаренко. — Я руковожу задержанием.
Старший группы спецназа кивнул майору и тут же перевел взгляд на пулевые отверстия в казенной куртке Зелимхана:
— Почему вы стреляли?
— Особо опасные преступники, задержание любой ценой…
— Мне казалось — не было необходимости…
Стилет поднял голову и посмотрел на старшего группы спецназа — не торопись, парень, а то ты действительно окажешь ему (ИМ?) помощь.
— Старший лейтенант, я — капитан Воронов. Удостоверение в нагрудном кармане. Спокойно: я опускаю руку за удостоверением.
Майор Бондаренко сделал шаг вперед:
— Так точно! Капитан — соучастник и организатор похищения заключенного… Карпов, наручники. Старлей, я благодарю, дальше мы разберемся сами.
— Одну секундочку, товарищ майор. — Старший группы (его палец покоился на спусковом крючке автомата) следил за Стилетом. Вот в руке Стилета оказалось удостоверение, вот он раскрыл и, убедившись, что старший ознакомился с ним, быстро закрыл книжечку…
— Не препятствуйте задержанию… — начал майор Бондаренко.
И тогда Стилет произнес:
— Товарищ старший лейтенант, я приказываю вам арестовать этого человека.
— Что? — Майор Бондаренко в недоумении сделал шаг назад.
— Арестовать за попытку срыва спецоперации, — спокойно закончил Стилет.
Вскинутое оружие тут же обратилось на группу Бондаренко:
— Есть, товарищ капитан.
— Старлей, — взревел майор Бондаренко, — да ты у меня под трибунал полетишь! Капитан Воронов — соучастник…
— Товарищ майор, прошу сдать ваше оружие. — Старший группы говорил тихо. — И не делайте глупостей. — Взгляд старшего лейтенанта вдруг сфокусировался на груди майора — по его камуфляжу бежала светящаяся точка, затем она остановилась. Ровно в области сердца. Майор Бондаренко понял, что это за золотистая муха бегает по его форме, — на лбу мгновенно выступила холодная испарина. — Вы и ваши люди находитесь под прицелом снайперов.
— Ты у меня ответишь за это, — выдавил майор.
Стилет осторожно перевернул Зелимхана — лицо чеченца было очень бледным — серо-белым, как и этот начинающий таять снег вокруг. И почему-то Воронов вдруг принялся делать ему интенсивный массаж сердца — он что, с ума сошел? Четыре попадания…
— Твоя охота закончена, майор… А я тебе говорил, что пять минут — это море времени. Просто море времени.
— Что ж, Воронов, — устало улыбнулся майор Бондаренко, протягивая пистолет, — хорошо смеется тот, кто смеется последним. — И он кивнул на лежащего на сыром снегу пленника. — Операция закончена. Через пятнадцать минут твоему старлею позвонит ваше же начальство — проблема исчерпана, все утрясли. И нечего улыбаться, никто не превышал полномочий… — И майор снова указал на Зелимхана. — Ты еще говорил, что не получал официального отбоя, помнишь? Правильно?! Так вот — я тоже ЕЩЕ не успел получить официального отбоя… Так кто будет смеяться последним — неизвестно, Воронов.
И тогда Зелимхан застонал. Майор Бондаренко в недоумении вскинул брови, затем перевел взгляд на Стилета:
— Что это еще за говно? — И в следующую секунду догадка, очень нехорошая, в которую лучше было бы не верить, мелькнула в удивленных глазах майора. — Нет, — выдохнул он. — Не может быть…
— Все верно. — Игнат спокойно улыбнулся. — Приходит в себя. Бронежилет. Всего лишь кевлар. А почему вы не стреляли из автомата? Спокойно, майор, без глупостей, точка лазерного прицела все еще под твоим сердцем…
Залимхан открыл глаза.
Игнат посмотрел на него, кивнул головой и тихо произнес:
— С возвращением, бледнолицый. Сейчас дышать станет легче…
А потом старший группы, отдавая честь, произнес:
— Товарищ капитан, все готово. Борт ждет вас.