есть край далеко-далеко  куда дойти нелегко  исполнены древние дали  сиротства тоски и печали  лишь только смежаю ресницы  туда моя песня стремится  и там приникает беглянка  к мотиву из рода чанго [2] там сестра моя  ашальчи оки  которая слагала стихи  и не ведая передышки  две написала книжки  но перо свое и певчий озноб  сменила на скальпель и стетоскоп  так она стала подругой немой  тому кто был отсечен тюрьмой  и разделила молчание кузебая  герда [3] гордо предполагая что лучше ей онеметь при жизни  чем раствориться в деспотизме  да  молчанием во дни глухие   возможно противиться тирании   европа вперившаяся в свой пуп   не ведала о тяжести этих пут   не волновало ее нисколько   отчего вотякская женщина смолкла   и лишь ее небольшой народ   и еще кто знал ее   тот поймет  зачем она замолчала врачуя   покоренного и покорителя   чуя  какой это мощный ответ угнетенью   ее неменье  красноречива твоя «молчанка»  самая чанговская из чанго  сестра моя ашальчи оки  годами не обронившая ни строки  две фотографии и стихов букетик  все что мне от тебя  осталось на свете  да еще жалкая моя смелость  помня о риске  твою балладу прочитать близким