Как-то раз — дело было в пятницу вечером — в Ханиту приехала машина, из которой вышел мужчина в помятом гражданском костюме и английской военной фуражке. За спиной у него было ружье, а за поясом торчал пистолет. В одной руке он держал Библию, а в другой — записку от Хаима Вейцмана и письмо Бен-Гуриона. Вейцман и Бен-Гурион просили оказать теплый прием и всяческое содействие «капитану Орду Чарльзу Вингейту, нашему большому другу».

Худой, сутулый, с голубыми глазами, чем-то напоминающий монаха-аскета, капитан вел себя довольно загадочно. Например, когда его проводили в столовую, он отказался есть то, что ему подали, и попросил принести луковицу. Люди из «Хаганы» привыкли к высокомерным английским офицерам в отутюженных мундирах и начищенной до блеска обуви и весьма удивились, увидев неряшливо одетого англичанина, который ел лук и вел себя безо всяких церемоний.

У него было бледное лицо, глубоко посаженные глаза, блестевшие, как отполированная сталь, и пронзительный взгляд. Йоси смотрел, как англичанин медленно жует лук, и думал, что после такого утомительного пути он, наверное, захочет выспаться, однако вместо этого Вингейт объявил, что берет командование на себя и что они прямо сейчас отправляются на рекогносцировку.

На осмотр и изучение местности у них ушло несколько часов, и все были вымотаны, однако, когда они вернулись, Вингейт устроил к тому же и совещание, на котором рассказал о своих планах. В комнате, где оно проходило, стульев не было, поэтому все сидели на дощатом полу, и для большей наглядности Вингейт втыкал в щели между досками спички.

Утром следующего дня он снова повел их на разведку и поразил своим умением читать карту. По словам Йоси, он делал это как профессиональный музыкант, читающий партитуру какой-нибудь симфонии.

Такие бешеный напор и темп оказались для них непривычны, но тем не менее все выполняли приказы Вингейта беспрекословно. Для Йоси, выросшего в Иерусалиме, было нечто неотразимо притягательное в этом человеке, который побывал в разных странах и пережил многочисленные приключения, человеке, в характере которого благородная сдержанность, внутренняя сила и жесткость сочетались с какой-то детской наивностью.

С появлением Вингейта их жизнь коренным образом изменилась. Теперь каждую ночь они отправлялись на вылазки. Впервые за всю историю еврейско-арабского конфликта они начали регулярно переходить ливанскую границу и совершать набеги на деревни, из которых по ним велся огонь.

Именно от Вингейта, которому при всем его удальстве и лихачестве была свойственна и немалая основательность, Йоси узнал, что подбираться к деревням надо против ветра (чтобы собаки не учуяли и не подняли лай), и не кто иной, как Вингейт, научил его ориентироваться на незнакомой местности.

Выходец из знатной шотландской семьи, в молодости Вингейт пересек на велосипеде Альпы, проехав по маршруту полководца Ганнибала, перед которым он преклонялся, а его любимыми учителями были герои Библии. Когда однажды его спросили, откуда он так хорошо знает местность и все эти маленькие уловки и хитрости, он ответил, не задумываясь: «Из Библии. И названия мест, и уловки — все это содержится в Библии. В книге Притч Соломона, например, прямо так и говорится: „Веди войну свою, используя уловки“».

Когда Вингейта перевели служить в Палестину, он выдвинул идею создать в английской армии маленькие, хорошо тренированные и мобильные десантные отряды, которые, используя фактор неожиданности, могли совершать внезапные ночные рейды, а также предложил Хаиму Вейцману назначить его командиром какого-нибудь подразделения еврейской армии, поскольку был убежден, что евреи обязательно должны вернуться на свою историческую родину. Именно так он и оказался в Ханите.

Йоси очень привязался к Вингейту, а тот, в свою очередь, полюбил Йоси. Вингейту нравилось, что Йоси умел владеть своими эмоциями — знал, когда их надо сдерживать, а когда проявлять; ему нравились его молчаливость, нестандартность мышления, любовь к приключениям, честность, чувство ответственности и преданность делу. Однако больше всего он ценил Йоси за отчаянную смелость, которая составляла неотъемлемую черту его характера. Например, когда в одной из ливанских деревень их отряд был атакован, Йоси в одиночку уничтожил целый вражеский взвод, забросав его гранатами. Вингейт прозвал его за это The Bomber и предложил наградить медалью. Только вот самому Йоси об этом никто почему-то так и не сказал…

Когда стало известно, что в районе реки Иордан погиб Хаим Штурман, бесстрашный воин, которого Вингейт очень любил и ценил, они с Йоси поехали на его похороны в кибуц Эйн-Харод, расположенный в одном из самых красивых уголков страны. Штурмана похоронили на кладбище, с которого открывался вид на горный кряж Гильбоа. Похороны были тихими и спокойными. Из долины поднимался запах цветов, весело щебетали птицы. Когда на могилу Штурмана клали серую базальтовую плиту — такую же, какими впоследствии накроют могилы еще нескольких членов его семьи, — Вингейт по-военному отдал ему честь.

Вечером в доме Штурманов состоялись поминки, которые устроила жена покойного, Атара, спокойная, сдержанная женщина, бывшая в свое время одной из основательниц организации «Ашомер». Ее сын Моше вместе с Йоси оборонял Ханиту и был его любимым учеником. Позднее, во время Войны за независимость, он тоже погиб. А еще через какое-то время, вслед за мужем и сыном, Атара потеряла и двух своих внуков. Всю жизнь она прожила в кибуце, окруженная женами своих погибших на войне мужчин и их детьми.

Сидя в тот вечер в доме Штурманов, среди кибуцников, накрепко связавших свою жизнь с Изреэльской долиной и словно приросших к ее каменистой и одновременно болотистой почве, Йоси испытал странное, давно забытое им ощущение, как будто он находится у себя дома, среди своих. Как если бы его усыновили. И как если бы вся его предшествующая жизнь — «Нодедет», Ицхак Садэ, Ханита — была каким-то образом связана с этим скромным домом, этими пейзажами и этой женщиной.

И еще он чувствовал, что между ним и Атарой возникла некая таинственная связь. До этого он ее почти не знал, однако практически сразу полюбил. Возможно, потому, что эта сильная и спокойная женщина стала для него символом той самой материнской любви, которой ему так не хватало. Однако, как ни странно, примерно то же самое пережил и сидевший рядом с ним лихач, мистик, фанатик и военный гений Вингейт. Как и у Йоси, у него возникло ощущение, что он родился в этом доме, и он тоже почувствовал к этой мужественной женщине огромную симпатию.

Когда позднее я познакомился с сестрой Йоси Харэля Адассой, которая пятьдесят лет прожила в одном и том же поселке и всю жизнь проработала в сельском хозяйстве, то своим скромным благородством, прямотой, твердостью и улыбчивостью без малейшего намека на угодливость или заискивание она напомнила мне Атару Штурман.

В какой-то момент Атара засмеялась, и Йоси подумал, что, возможно, имя Атара — то есть «корона» — дано ей не случайно. Она и в самом деле была королевой — пусть даже ее корона была не золотой тиарой, а скорее терновым венцом. Нищей, но благородной королевой гордых бедняков, которая потеряла на войне четырех своих мужчин. Королевой фанатиков, готовых умереть, но довести свое — казавшееся временами немыслимым и почти безнадежным — дело до конца. Королевой племени отчаянных, веривших, что все, чем они занимаются, правильно и что высокая цена, которую им приходится за все это платить, того стоит.

Между прочим, имя Атара было дано ей самой Рахелью — той самой поэтессой, чье стихотворение «Киннерет» — с вызовом, которого это пасторальное, ностальгическое, печальное произведение совсем не предполагало — пела несколько лет спустя на палубе «Кнессет-Исраэль» бывшая лагерная шлюха…

Рядом с Йоси на этой поминальной трапезе сидел его духовный учитель и большой чудак Вингейт, и это было одно из тех редких мгновений, когда Йоси чувствовал, что его прошлое, настоящее и будущее как бы связаны одной нитью.

Пуританин по воспитанию и аскет по образу жизни, Вингейт любил цитировать то, что в свое время написал в книге «Танкред» не слишком любивший распространяться о своих еврейских корнях Бенжамин Дизраэли: «Виноградников Израиля больше нет, но вечный закон по-прежнему предписывает детям Израиля праздновать сбор винограда. Нация, которая продолжает праздновать сбор урожая с давно уже не существующих виноградников, непременно получит эти виноградники обратно».

Когда Вингейт предложил генералу Монтгомери, тогда командующему английскими войсками на севере страны, создать специальные «ночные отряды», состоящие из бойцов, служивших в «полевых ротах» Ицхака Садэ, генерал, нуждавшийся в солдатах — уроженцах Палестины, согласился. По замыслу Вингейта, эти отряды должны были патрулировать границу, предотвращать контрабанду оружия и охранять жизненно важный нефтепровод, проложенный из Ирака в Хайфу, который арабы регулярно взрывали, причиняя тем самым большой ущерб английской армии.

Однажды поступила информация, что банда, базирующаяся примерно в семи километрах от границы, собирается подорвать нефтепровод. «Мы пойдем им навстречу», — сказал Вингейт Харэлю. Они выступили ночью. Первым шел подслеповатый и полагавшийся исключительно на свои ощущения Вингейт с красным фонарем на палке, а вслед за ним, растянувшись в цепочку, двигались два взвода солдат. Перед выходом они условились, что, как только Вингейт заметит приближающуюся банду, он поднимет фонарь, и по этому сигналу бойцы залягут по обе стороны тропы — один взвод слева, другой справа, — в результате чего бандиты окажутся в ловушке.

Операция прошла успешно, и именно благодаря ей план Вингейта по созданию «ночных отрядов» был утвержден окончательно.

В другой раз они ворвались в арабскую деревню, откуда приходили бандиты, и начали проводить в ней обыск. Боевики засели на вершине горы и стали по ним стрелять. Однако отряд Вингейта открыл сильный ответный огонь, и банде пришлось отступить к реке Кишон. Там она попала под огонь второго взвода, заранее отправленного туда Вингейтом. Несмотря на это, бандитам удалось прорваться на запад, но там они наткнулись на третий взвод. В результате арабы понесли большие потери, а бойцы Вингейта захватили оружие и документы. Из этих документов явствовало, что бандитам оказывали помощь несколько арабских стран, поставлявших им вооружение и присылавших инструкторов.

Йоси и Вингейт очень сблизились и сильно привязались друг к другу. Статный, худой, высокий и светлоглазый Йоси казался Вингейту чем-то вроде еврейского тевтонца, который хоть и был таким же неистовым и бешеным, как он сам, но при этом умел, когда нужно, действовать хитро и расчетливо.

Со временем рейды «ночных отрядов» участились и действия бойцов стали более жестокими. Случалось, что Вингейт выстраивал бандитов в ряд и хладнокровно их расстреливал. И хотя никто не считал это хорошим делом, никто и не говорил, что это плохо. Война — дело грязное по самой своей природе. Правда, некоторые бойцы «полевых рот», созданных на базе «Нодедет», говорили, что иногда (например, во время налетов на палатки бедуинов) Вингейт действовал с излишней жестокостью. Однако сам Вингейт не считал нужным оправдываться за свои действия. По его мнению, подобные акции возмездия оказывают на террористов устрашающее воздействие и те будут реже выходить из своих деревень.

Как-то раз арабские боевики взорвали нефтепровод, в результате чего нефть стала бить огромной струей и загорелась. «Ночные отряды» вступили с бандитами в бой и захватили их в плен. Вингейт схватил одного из них и окунул головой в нефть. Однако когда Йоси хотел сделать то же самое, Вингейт улыбнулся и сказал:

— Думаю, тебе этого делать не стоит. Ведь мы отсюда когда-нибудь уйдем, а тебе тут с ними жить.

Кончилось тем, что арабы пожаловались на жестокость Вингейта английским властям, и вследствие этих жалоб, а также в результате изменения политической линии англичан генеральный штаб стал проявлять недовольство. Новые власти опасались усиления еврейской иммиграции, а слишком теплое отношение Вингейта к евреям и его восприятие Библии как сертификата, подтверждающего их права на эту землю, с новой политической линией не согласовывались. Поэтому командование решило отправить его в Египет.

Накануне отъезда он взял две бутылки виски, поехал в Хайфу, встретился там с командиром разведки «Хаганы», сообщил ему, что скоро будет опубликована Белая книга, и рассказал, о чем в ней будет говориться. На прощальной встрече с командирами «Хаганы» он произнес речь на иврите.

Отправку в Египет Вингейт пережил очень тяжело. Он был талантливым военачальником, надеялся встать во главе еврейской армии, твердо верил в свою правоту и обладал способностью предвидения. Например, в Ханите он сказал Йоси, что в будущем солдаты будут доставляться на вражескую территорию на самолетах с вертикальным взлетом. Иными словами, уже в те дни он думал о вертолетах.

Когда Вингейт прибыл в Египет, то с горя перерезал себе горло бритвой, и лишь по чистой случайности его удалось спасти. Вингейта отвезли в Англию, он поправился, был направлен в Эфиопию и воевал с итальянцами на стороне императора Хайле Селассие, причем применил там ту же самую стратегию, которую разработал в Галилее и Ливане: использование небольших боевых групп, способных проникать далеко за линию фронта — вроде тех, что действовали в Ханите.

После серии успешных операций в Эфиопии Вингейта перевели в Бирму, где он создал маленькую, мобильную и отчаянно смелую армию. В награду Черчилль произвел его в генералы, но одной ненастной ночью он погиб в авиакатастрофе.

Узнав об этом из новостей Би-би-си, Йоси заплакал. Он сидел в полном одиночестве и оплакивал не только выдающегося военачальника, но и человека, которого любил.

После Ханиты Йоси был назначен командиром одной из «полевых рот» в районе поселка Тель-Монд. Именно там он приобрел свое острое зрение, которое пригодилось ему восемь лет спустя, в ту очень важную и трудную ночь, когда — во время «самого большого исхода евреев с момента исхода из Египта» (как он любит выражаться) — он командовал двумя самыми крупными кораблями с нелегальными иммигрантами за всю историю агентства «Алия-Бет». Именно там, в Тель-Монде, ему впервые пришлось применить всю свою смекалку и находчивость, чтобы спасти от гибели несколько тысяч людей.

Его роте было поручено искать мины, которые арабы устанавливали на проселочных дорогах, из-за чего люди, жившие в окрестных поселениях, пребывали в постоянном страхе. Многие из них погибли или получили ранения.

Стояла зима. Барак, в котором проживало подразделение, насквозь продувался ветром. Теплой одежды и одеял не было. На сорок человек приходилось всего десять шинелей. Каждое утро, до того, как автобусы и грузовики выезжали в Тель-Авив, Йоси и его бойцы садились на пикапы и отправлялись прочесывать дороги. Стоя на подножках и сидя на передней раме, отчего машина казалась увешанной гроздьями винограда, они пристально вглядывались в дорогу, пытаясь обнаружить на ней следы ног и заложенные в рыхлую песчаную почву мины. Это требовало недюжинной смелости, быстрой реакции и острого зрения. Ведь даже самая маленькая кочка могла таить в себе смертельную опасность.