1.1. Литература

Сборники

Агеев А. Газета, глянец, Интернет. Литератор в трех средах. М., 2001.

Арбитман Р. (под псевдонимом Р.С. Кац). История советской фантастики. Саратов, 1993; СПб., 2004.

Арбитман Р. Взгляд на современную русскую литературу. Пособие для читателя. Саратов, 2008.

Арбитман Р. Поединок крысы с мечтой. О книгах, людях и около того. М., 2007.

Архангельский А. Базовые ценности: Инструкции по применению. СПб., 2006.

Архангельский А. Гуманитарная политика: Статьи для газеты «Известия». 11 сентября 2001 – 11 сентября 2005. М., 2006.

Архангельский А. Политкоррекция: Статьи для газеты «Известия». 1998–2001. М., 2001.

Архангельский А. Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды. Мифология третьего срока. СПб., 2008.

Архангельский А. У парадного подъезда: Литературные и культурные ситуации периода гласности (1987–1990). М., 1991.

Архангельский А. Цена отсечения. СПб., 2008.

Березин В. Диалоги. Никого не хотел обидеть. М., 2009.

Бондаренко В. Поколение одиночек. М., 2008.

Бондаренко В. Трубадуры имперской России. М., 2007.

Бондаренко В. Трудно быть русским. М., 2007.

Бондаренко В. Дети 1937 года. М., 2001.

Боровиков С. В русском жанре: Из жизни читателя. М., 2003.

Борщаговский А., Курбатов В. Уходящие острова: Эпистолярные беседы в контексте времени и судьбы. Иркутск, 2005.

Генис А. Иван Петрович умер: Статьи и расследования. М., 1999.

Генис А. Раз. Два. Три. М., 2002.

Данилкин Л. Круговые объезды по кишкам нищего. Вся русская литература 2006 года в одном путеводителе. М., 2007.

Данилкин Л. Парфянская стрела: Контратака на русскую литературу 2005 года. СПб., 2005.

Данилкин Л. Нумерация с хвоста. Путеводитель по русской литературе. М., 2009.

Елисеев Н. Предостережение пишущим: Эссе. СПб., 2002.

Жолковский А. Блуждающие сны и другие работы. М., 1994.

Иванова Н. Невеста Букера. М., 2005.

Иванова Н. Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век. СПб., 2003.

Кокшёнова К. Революция низких смыслов. М., 2001.

Крусанов П. Все прочее – литература. СПб., 2007.

Курицын В. Журналистика 1993–1997. СПб., 1998.

Латынина А. Комментарии. М., 2008.

Леонов Б. На полях отечественной периодики. М., 2001.

Немзер А. Дневник читателя: Русская литература в 2003 году. М., 2004.

Немзер А. Дневник читателя: Русская литература в 2004 году. М., 2005.

Немзер А. Дневник читателя: Русская литература в 2005 году. М., 2006.

Немзер А. Дневник читателя: Русская литература в 2006 году. М., 2007.

Немзер А. Дневник читателя: Русская литература в 2007 году. М., 2008.

Немзер А. Замечательное десятилетие русской литературы. М., 2003.

Немзер А. Литературное сегодня. О русской прозе. 90-е. М., 1998.

Новикова О., Новиков В., Новикова Л. Семейный дневник. М., 2009. Политкоррекция. М., 2002.

Поляков Ю. Зачем вы, мастера культуры? Статьи 2004–2005. М., 2006. Постмодернисты о посткультуре: Интервью с современными писателями и критиками / Сост. С. Ролл. М., 1996.

Прилепин З. Именины сердца: разговоры с русской литературой. М., 2009.

Ремизова М. Только текст. Послесоветская проза и ее отражение в литературной критике. М., 2007.

Роднянская И. Движение литературы: В 2 т. М., 2006.

Роднянская И. Литературное семилетие: 1987–1994. М., 1995.

Роднянская И. Художник в поиске истины. М., 1989.

Рыбаков В. Напрямую. СПб., 2008.

Рыклин М. Время диагноза. М., 2003. Топоров В. Жесткая ротация. СПб., 2006.

Топоров В. Похороны Гулливера в стране лилипутов: Книга литературных фельетонов. СПб., 2002.

Топоров В. Руки брадобрея. Избранная публицистика. СПб., 2003.

Тух Б. Крутые мужчины и кровожадные женщины. Кто есть кто в русском детективе? Таллин, 2006.

Тух Б. Первая десятка современной русской литературы: Сб. очерков. М., 2002.

Монографии, исследования

Абашева М. Литература в поисках лица (русская проза в конце XX века: становление авторской идентичности»). Пермь, 1999.

Богданова О. Концептуалист, писатель и художник Владимир Сорокин. СПб., 2005.

Богданова О., Кибальник С., Сафронова Л. Литературные стратегии В. Пелевина. СПб., 2009.

Большакова А. Нация и менталитет: феномен деревенской прозы XX века. М., 2000.

Большакова А. Русская деревенская проза XX века: Код прочтения. Шумен, 2002.

Большакова А. Феноменология литературного письма: О прозе Бориса Евсеева. М., 2003.

Большакова А. Феномен литературного письма: о прозе Юрия Полякова. М., 2005.

Звягина М. Авторские жанровые формы в русской прозе XX в. Астрахань, 2001.

Ильин И. Постмодернизм: от истоков до конца столетия: Эволюция научного мифа. М., 1998.

Ильин И. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. М., 1996.

Курицын В. Журналистика 1993–1997. СПб., 1998.

Курицын В. Русский литературный постмодернизм. М., 2000.

Курицын В. Четверо из поколения дворников и сторожей // Урал. 1990. № 5.

Кучерская М. Наплевать на дьявола. М., 2009.

Липовецкий М.Н. Русский постмодернизм: Очерки исторической поэтики. Екатеринбург, 1996.

Липовецкий М.Н. Паралогии. М., 2008.

Маньковская Н. Эстетика постмодернизма. СПб., 2000.

Маркова Т. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин). М., 2003.

Массовая культура: современные западные исследования / Послесл. В.А. Подороги. М., 2005.

Мережинская А. Художественная парадигма переходной культурной эпохи. Русская проза 80–90-х годов XX века. Киев, 2001.

Новиков Н. Заскок. М., 1997.

Ревич Вс. Перекресток утопий: Судьбы фантастики на фоне судеб страны. М., 1998.

Спиваковский П.Е. Феномен А.И. Солженицына: новый взгляд. М., 1999.

Теория литературы. Т. IV. Литературный процесс. М., 2001.

Тертычный А.А. Жанры: периодической печати. М., 2000.

Тюленева Е. «Пустой знак» в постмодернизме: теория и русская литературная практика. Иваново, 2006.

Шафранская Э. Мифопоэтика инокультурного текста в русской прозе Дины Рубиной. М., 2007.

Эпштейн М. Постмодернизм в России: Литература и теория. М., 2000.

Пособия

I часть

Абашева М., Воробьева Н. Русская женская проза на рубеже XX–XXI веков. Пермь, 2007.

Богданова О.Ю. Современный литературный процесс. СПб., 2001.

Большев А., Васильева О. Современная русская литература (1970–90-е годы). СПб., 2000.

Глинтерщик Р. Очерки новейшей русской литературы: Постмодернизм. Вильнюс, 1996.

Голубков М. История русской литературной критики XX века (1920–1990-е годы). М., 2008.

Гордович К. История отечественной литературы ХХ века. СПб., 2000.

Дускаева Л.Р., Протопопова О.В. Жанры официально-делового стиля // Стилистический энциклопедический словарь русского языка / Под ред. М.Н. Кожиной. М., 2003.

Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 2 кн. М., 2008.

Минералов Ю. История русской литературы: 90-е годы ХХ века. М., 2002.

Нефагина Г. Русская проза второй половины 80-х – начала 90-х годов ХХ века. М., 2003.

Русская литература XX века в зеркале критики: Хрестоматия / Сост. С.И. Тимина. М., 2003.

Русская проза конца XX века / Под ред. Т.М. Колядич. М., 2005.

Современная русская литература (1990-е гг. – начала XXI в.) / Науч. ред. С.И. Тимина. СПб., 2005.

Современная русская литература (конец XX – начало XXI веков): Хрестоматия: Учеб. пособие / Сост. И. Скоропанова, С. Гончарова-Грабовская. М., 2002.

Скоропанова И. Русская проза конца ХХ века. М., 2002.

Черняк М.А. Современная русская литература: Учеб. пособие. М.; СПб., 2004.

Черняк М.А. Феномен массовой литературы XX века. СПб., 2005.

Черняк М.А. Массовая литература XX века. М., 2007.

II часть

Вылегжанин Д.А. Теория и практика паблик рилейшнз. М., 2008.

Майданова Л.М., Лазарева Э.А. Практическая стилистика жанров СМИ: репортаж, корреспонденция, рецензия, радиообзор печати, реклама. Екатеринбург, 1996.

Ольшанский Д.В. Политический PR. CПб., 2003.

III часть

Бабенко Л.Г., Казарин Ю.В. Лингвистический анализ художественного текста. Теория и практика. Учебник. Практикум. М., 2004.

Есин А.Б. Принципы и приемы анализа литературного произведения. М., 2008.

Захарова В.В., Соколов В.С. Как написать и защитить диплом: Учеб. пособие. М., 2007.

Николина Н.А. Филологический анализ текста. М., 2006.

Папина А.Ф. Текст: его единицы и глобальные категории. М., 2002.

Справочные издания

Борев Ю.Б. Эстетика. Теория литературы: Энциклопедический словарь терминов. М., 2003.

Борев Ю.Б. Словарь терминов: Литературоведение, текстология, герменевтика. М., 2006.

Ильин И. Постмодернизм: Словарь терминов. М., 2001.

Казак В. Лексикон русской литературы XX века. М., 1996.

Культура русской речи: Энциклопедический словарь-справочник. М., 2007.

Литературный словарь. М., 2007.

Писатели России: Автобиографии современников. М., 1998.

Русские писатели XX века: Библиографический словарь: В 2 ч. / Под ред. Н.Н. Скатова. – М., 1998.

Русские писатели 20 века: Биографический словарь / Гл. ред. П.А. Николаев. М., 2000.

Русские писатели XX век: Библиографический словарь / Гл. ред. И.О. Шайтанов. М., 2009.

Огрызко В. Изборник: Материалы к словарю русских писателей конца XX– начала XXI века. М., 2003.

Огрызко В. Русские писатели. Современная эпоха. Лексикон. М., 2004.

Огрызко В. Кто сегодня делает литературу в России. Вып. 2. Современные русские писатели. М., 2008.

Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Гл. науч. ред. Н.Д. Тамарченко. М., 2008.

Поэтический словарь. М., 2008.

Постмодернизм: Энциклопедия. Минск, 2001.

Русская фантастика 20 в. в именах и лицах / Под ред. М. Мещеряковой. М., 1998.

Словарь терминов московской концептуальной школы / Сост. и автор предисл. А. Монастырский. М., 1999.

Чупринин С. Новая Россия: мир литературы: Энциклопедический словарь-справочник: В 2 т. М., 2003.

Чупринин С. Русская литература сегодня. М., 2003.

Чупринин С. Русская литература сегодня: Жизнь по понятиям. М., 2007.

Чупринин С. Русская литература сегодня: Большой путеводитель. М., 2007.

Чупринин С. Русская литература сегодня. Зарубежье. М., 2008.

Энциклопедия русского авангарда. М., 2003.

Энциклопедия фантастики. Минск, 1995.

Шелудько В. Литературные премии России: Библиографический словарь. М., 2009.

 

1.2. Примерная тематика курсовых, дипломных и магистерских работ

1. Рецензия, особенности, разновидности (газетная и журнальная).

2. Типы рецензий: аналитическая, обзорная, ознакомительная, рекламная.

3. Рецензия как объект исследования (анализ словарных статей по теме).

4. Оценка произведения в критике (подбор произведения производится по согласованию с преподавателем или самостоятельно).

5. Журнальная критика как феномен.

6. Критика в журнале. Сопоставительный анализ (подбор изданий проводится самостоятельно или по согласованию с преподавателем).

7. Устройство библиографического раздела: принцип организации, роль ведущего, методика описания анализируемых текстов («Новый мир»).

А. Возможен сопоставительный анализ библиографических разделов в разных журналах.

8. Формат библиографического раздела журнала «Знамя»: отбор произведений, характеристики и оценки.

9. Формат рецензии в «НГ Ex libris» и его особенности.

10. Формат рецензии в «Книжном обозрении» и ее специфика.

11. Рецензия-комментарий как новая разновидность публицистического жанра.

12. Статья как публицистический жанр: особенности текста, разновидности, индивидуальные признаки.

13. Обзор как форма анализа современного литературного процесса.

14. Обзоры в «толстых» журналах: структура, индивидуальные оценки, авторская рефлексия.

15. Обзоры современной литературы в глянцевых журналах («глямах»): устройство, особенности преподнесения материала, способы оценки.

16. Эволюция содержательной составляющей и структуры обзора.

17. Сетевой обзор как форма отражения текущего литературного процесса.

18. Анализ деятельности «Русского журнала».

19. Интернет-издания, их типы и специфика.

20. Проблемная статья: внутреннее устройство, особенности авторского взгляда, способы оценки.

21. Аналитическая статья как форма.

22. Блоговская статья: принципы организации материала.

23. Интервью как способ анализа современного литературного процесса.

24. Сопоставительный анализ информационного и аналитического интервью.

25. Интервью как публицистический жанр: структура, речевые особенности.

26. Интервью в глянцевом журнале: формат, устройство, своеобразие лексики.

27. Формат интервью на примере анализа интервью в разных изданиях (например, с авторами исторического романа).

28. Специфика функционирования интервью как жанра публицистики.

29. Интервью как речевой жанр.

30. Категориальные признаки интервью как жанра публицистики.

31. Жанровые и текстовые особенности интервью.

32. Анализ структуры монографии о писателе.

33. Критический очерк о писателе: структура, особенности расположения материала и способы оценки.

34. Критика и ее роль в формировании литературного процесса.

35. «Толстожурнальный критик» как явление культуры.

36. Авторская манера и ее роль в организации публицистического жанра.

37. Изучение современного процесса в формате диссертаций (Имярек в критике).

38. Ведущие критики: особенности авторского почерка (авторской рефлексии).

39. Авторская манера и ее роль в интерпретации произведения.

40. Авторские ежегодники как форма осмысления литературного процесса.

41. Однотомники критиков: принцип подбора статей, характер презентации материала, роль заголовков.

42. Репортаж как форма отражения современного литературного процесса.

43. Дискурс репортажа: общая организация, манера изложения фактов, речевые особенности.

44. Информационная листовка как феномен.

45. Информации о литературных премиях, тусовках, литературных презентациях: характер организации материала.

46. Рекламная листовка и ее особенности.

47. Рекламная листовка и рекламное сообщение. Сопоставительная характеристика форм.

48. Рекламное сообщение как фактор интернет-пространства.

49. Дискуссии и конференции как формы отражения культурной ситуации.

50. Премиальный процесс как проект.

51. Обсуждение премиального процесса в критике: форма представления, своеобразие высказываний, анализ оценок.

52. Анализ премиального процесса в журнальном или газетном формате (в качестве материала для исследования могут быть использованы периодические издания – «Итоги», «Литературная газета», «Книжное обозрение»).

53. Идеальная премия: устройство, жюри, номинации, денежный эквивалент. Составление проекта.

54. Сопоставительный анализ литературных премий.

55. Пиар-акции и их устройство.

56. Презентации как форма представления новинок: устройство, анализ пресс-листов, общие особенности.

57. Пресс-конференции: устройство, анализ пресс-листов, общие особенности.

58. Анализ заголовков критических статей как части структуры рецензий.

59. Эссе как форма осмысления современного литературного процесса.

60. Особенности бытования эссе на современном этапе: структура, авторские образы и символы, речевая специфика.

61. Эссеистический формат обзорной статьи (на примере публикаций в сборнике В. Новикова «Роман с языком: Три эссе»).

62. Анализ авторских еженедельников: структура, авторская манера подачи материала, жанровая парадигма.

А. Возможна сопоставительная характеристика сборников А. Немзера и Л. Данилкина.

63. Парадигма «Дневника читателя» А. Немзера.

64. Анализ современных справочных изданий: структура, принципы отбора и оценки материала (в качестве ключевых фигур возможно привлечение книг В. Огрызко и С. Чупринина).

65. Словарная статья как разновидность очерка о писателе: расположение материала, внутреннее устройство, особенности авторской манеры изложения.

66. Анализ современных словарей с точки зрения репрезентативности современной прозы и качества оценки.

67. Авторская рубрика: формат, содержание, авторская интонация как прием организации.

68. Сопоставительный анализ авторских рубрик (Р. Арбитман и Л. Данилкин).

69. Формат рубрики в специальном издании (возможен анализ рубрик В. Березина, Лизы Новиковой, Л. Пирогова, С. Шаргунова, Я. Шекмана): название, расположение материала, состав авторов, специфика издания и ее соотнесенность с авторской манерой подачи материала.

70. Авторская колонка: принципы подбора имен, приемы организации материала, лексические и стилевые особенности.

71. Анализ одного из сетевых журналов: общее устройство, состав авторов, формат публикаций.

72. Интернет-критик: особенности подачи материала, отбор авторов, манера интерпретации событий (представительская, очная и заочная).

73. Парадигма организации авторского сборника: структура названия, организация содержания, авторский стиль, манера оценки (на примере сборников А. Архангельского).

74. Рубрики как форма отражения современного литературного процесса.

А. Рубрики журнального и газетного формата. Сопоставительная характеристика.

Б. Анализ рубрики одного из авторов (А. Архангельского, П. Басинского, М. Кучерской).

75. Сопоставительный анализ парадигм рубрик и колонок: принципы отбора и расположения материала, методика его организации, роль авторского начала.

76. Дискуссии в Интернете в формате блоговских откликов: проблема авторства, устройство и парадигма публикаций.

77. Н. Иванова – критик и обозреватель (анализ сборников «Точка зрения: О прозе последних лет» и «Невеста Букера»).

78. А. Немзер как обозреватель газеты «Время»: жанровая парадигма.

79. Принципы выбора «тринадцати» («ста») фигур времени современными критиками.

80. И. Роднянская – критик и обозреватель («Художник в поиске истины», «Литературное семилетие. 1987–1994» и «Движение литературы»).

81. Парадигма критика (В. Бондаренко: «Трудно быть русским», «Трубадуры имперской России», «Поколение одиночек»).

82. Современные СМИ как средство отражения текущего литературного процесса.

83. Системно-типологическая модель одной из форм СМИ (интервью, статьи, репортажа). Методика описания.

84. Общественный диалог в одной из форм СМИ (анализ дискурсного начала).

 

1.3. Избранные интернет-ресурсы

В настоящем разделе обозначены те интернет-ресурсы, которые могут помочь при подготовке самостоятельных работ, наведении справок при подготовке ответов на вопросы и задания, помещенных в пособии.

ИНИОН. Институт научной информации по общественным наукам (Москва).

РНБ (Санкт-Петербург).

Электронный каталог:

РГБ Российская государственная библиотека (Москва)

Электронный каталог:

Библиотека иностранной литературы им. М.И. Рудомино (Москва)

Каталоги:

ГНПБ Государственная научная педагогическая библиотека им. К.Д. Ушинского (Москва)

Портал межбиблиотечной информации Сигла:

Фундаментальная электронная библиотека «Русская литература и фольклор» (ФЭБ)

Русский филологический портал  (библиотека филологических текстов (монографий, статей, методических пособий))

Справочно-информационный портал «Русский язык» http://www.gramota.ru/

Союз писателей России

Библиотека «Кирилл и Мефодий»

Библиография современной прозы ;

Портал периодических изданий

Национальный корпус русского языка

Авторские сайты писателей

Акунин Б.

Берсенева А. ;

Геласимов А.

Гришковец Е. ;

Левкин А. ;

Липскеров Д.

Мамлеев Ю.

Маринина А. :

Орлов В.

Пелевин В.

Рубина Д.

Слаповский А.

Сорокин В.

Шаров В.

Юденич М.

Индивидуальные сайты критиков

Арбитман Р. magazines.russ.ru/authors/a/arbitman

Василевский А.

Глуховский Д.

Данилкин Л.

Костырко С.

Кузнецова А.

Кузьминский Б.

Кукулин И. ;

Курицын Вяч.

Немзер А.

Огрызко В.

Пустовая В.

Ремизова М.

Сайты издательств

Каталог:

Аграф

Азбука

АСТ

Время

Ивана Лимбаха

Новое литературное обозрение

ОЛМА-пресс

Рипол-классик:

Эксмо

Сведения о презентациях

Премиальные сайты

Каталоги:

;

Большая книга

Бунинская премия

Дебют

Заветная мечта

Русская премия

Премия Александра Невского

Премия Андрея Белого

Премия Аполлона Григорьева

Премия Ивана Петровича Белкина

Премия имени Юрия Казакова

Русский Букер

Интернет-издания (литературные)

Каталог

Живой журнал

Курицын weekly:

Вести. Ру

Стенгазета

Полит. Ру

Ежедневный журнал

Вавилон

Сайты периодических изданий

Каталог

Портал периодических изданий

Портал газет

Сайты периодических изданий:

Ex Libris (приложение к «Независимой газете»)

Вопросы литературы

Итоги

Книжное обозрение

Коммерсант

Литературная газета

Москва

Нева

Независимая газета

Новая Юность

Новое литературное обозрение

Новый мир

Российская газета

Старое литературное обозрение

Урал

Юность

 

2.1. Перечень практических занятий

1. Анализ современного текста.

2. Рецензия как форма.

3. Пиар-материалы. Специфика организации.

4. Анализ структуры авторских книг.

5. Критик как координатор литературного процесса. Ведущие критики.

6. Анализ исследовательской работы.

7. Защита зачетного мероприятия (рецензии, курсовой работы).

 

2.2. Материалы к практическим занятиям

Своеобразным прологом станет подбор материалов, связанных с анализом конкретного текста. Его выбор осуществляется преподавателем, важно, чтобы текст оказался отмеченным литературной общественностью, входил в премиальные списки. Это даст возможность показать разные отклики, проанализировать их. Одновременно осуществится и поиск в Интернете, произойдет знакомство с порталами.

На практических или семинарских занятиях следует показать студентам основные формы СМИ, проанализировать на конкретных примерах форматы, специфику отдельных разновидностей, в нашем случае рецензии.

В ходе анализа обозначаются признаки содержательного свойства: на чем сосредотачивает внимание критик, на чем основывается его выбор, какие особенности текста он выделяет, идет ли речь в его публикации о художественных особенностях текста.

Особое внимание уделяется анализу языковых особенностей, поскольку критиков часто упрекают в клишированности, стереотипности и повторяемости используемых слов и выражений.

Студенты должны отбирать разные формы материалов – заметки, репортажи, рецензии, статьи, эссе, очерки, корреспонденции, зарисовки, интервью. Все эти формы позволяют составить биографию писателя, прояснить его творческий путь, определить место произведения в его творчестве и далее перейти к анализу конкретного текста на основе использованных форм. Подобный архив станет основой будущей научной работы, являющейся одной из отчетных форм учебного процесса.

Кроме того рекомендуется познакомиться с особенностями работы и цитирования интернет-изданий.

Первое занятие посвящается анализу современного текста. В чем его специфика? Почему нужно говорить о характерной или особой методике? Анализ можно проводить по традиционной схеме, выявляя тему, идею, структуру, основные художественные средства. Но современный текст динамичен, основан на разговорной речи. Поэтому предлагаем особое внимание сосредоточить на следующих аспектах.

Сначала необходимо выявить структуру произведения. Рекомендуется составить схему произведения, определить сюжетную схему, установить основные мотивы. Схему полезно начертить. В случае защиты курсовой или дипломной работы схема представляется в виде графика на бумаге или на интерактивной доске.

Перечень основных героев лучше всего оформить в виде карточки. На ней обозначаются персонажи в порядке их значимости, отдельно – главный герой (герои), второстепенные и эпизодические персонажи (появляющиеся в конкретных сценах). Обычно запоминание содержания текста происходит по героям, поэтому и рекомендуем выявить главного героя, второстепенных и эпизодических персонажей.

Предполагается вынесение основных теоретических понятий для обсуждения и знакомства с ними студентов по имеющимся справочным изданиям.

Анализ поэтики следует сочетать с выявлением содержательной стороны.

Далее нужно провести следующий ход рассуждений. Построение современного текста своеобразно: обычно происходит вбрасывание читателя в текст; место действия и портрет героя редко даются в начале. Рекомендуем вместе со студентом выявить, с чего, как и почему начинается текст и затем переходить к его анализу.

В ряде случаев встречаем косвенные подсказки, например, в названии закладывается место действия («Камергерский переулок» В. Орлова), интрига («Почерк Леонардо» Д. Рубиной), жанр (форма утопии в «2017» О. Славниковой), указывается основной герой («Фрау Шрам» А. Мамедова, хотя в ходе повествования может случиться, что он таковым не является). Иногда автор перемещается по пространству от одной аллюзии к другой, выводя нужную ему мысль в названии или в эпиграфе.

Установив общие моменты, начинаем последовательный анализ текста.

Выбор произведения производится преподавателем по согласованию со студентами. Обычно выбирается небольшой текст, например, один из рассказов Л. Улицкой. Они всегда содержат в себе интригу, отличаются частым уходом из настоящего действия в прошлое и даже будущее, динамика основывается на перебивках повествовательных планов. Мистическое начало организуется вставными историями, среди них доминирует описание сна.

В качестве варианта предложим рассказы Д. Рубиной с доминантной иронической интонацией, насыщенностью текста яркими разнообразными деталями, выразительными характеристиками, причем не только главного, но и второстепенных и эпизодических лиц. В данном случае следует поговорить о других поэтических средствах и рассмотреть форму рассказа, чтобы выявить ее особенности.

Критика много и охотно пишет об этих авторах, ряд материалов публиковались в формате премиального процесса, поэтому предлагаем обратиться к сайту «Большой книги» ().

Доминантная для обоих авторов форма рассказа может быть рассмотрена и в формате цикла.

Чем больше теоретических проблем удастся рассмотреть на практическом занятии, тем глубже окажется общая подготовка студентов, что позволит им написать собственную научную работу.

Выбор текстов связывается не только с возможностью прочтения текстов, но и получением их из Интернета. Таким образом достигается оперативность получения источников, углубленное знание обеспечивается, конечно, знакомством с текстовым вариантом.

Рекомендуем добиваться подбора текстовых примеров, тогда текст будет прочитан внимательно, не формально. Подбор текстовых примеров осуществляется на карточках с выделением вначале доминантного текстового приема. Целесообразно предложить составлять к занятию до 10 карточек, чтобы выявить именно главные поэтические средства. В частности, подбирать примеры фабульной основы, пространственно-временной организации текста, доминантных приемов описания и характеристики героев. Можно отметить и особенности индивидуального стиля писателей (авторскую рефлексию, использование детали, нарративную интонацию).

Второе занятие основано на знакомстве с современными рецензиями. Преподаватель представляет студентам свой архив, демонстрируя разные текстовые материалы. Сначала следует познакомиться с литературно-художественными журналами, показать их четырехчастную структуру. Обычно она такова: проза, поэзия, публицистика, рецензии. Потом определить другой формат, не аналитической рецензии, а рецензии в виде отклика на событие. То есть на недавно вышедший текст. Такое контрастное сопоставление позволит зрительно понять особенности разножурнальных публикаций.

Важно указать местоположение материала, его организацию на странице (особенно при работе в профессиональной среде). Затем обратить внимание на подачу публикации, воспроизведение обложки книги как заставки к текстовому материалу. Предлагаем студентам подумать над заголовками и авторской рефлексией, т. е. ходом рассуждения.

Второй вариант представления материалов заключается в подборе материалов, когда каждому студенту предлагается принести на занятие и проанализировать рецензию в заранее определенном издании. Конечно, студент может проявить инициативу, подобрав подобный иллюстративный материал самостоятельно, но согласовав свою идею с преподавателем.

Анализ рецензии осуществляется по предложенному в Приложении плану.

На третьем занятии полезно сочетать теоретические сведения и практические знания. Можно провести занятие в игровой форме, разбив участников группы по ролям, предложив в качестве домашнего задания прописать свою роль. Скажем, выступить в роли составителя пресс-релиза или координатора самого мероприятия, написавшего его сценарий.

Четвертое занятие конкретно по своей направленности: нужно познакомить со структурой авторского сборника. Предлагаем рассмотреть форматы авторского ежегодника и сборника статей. Целесообразно привлечь авторов с разной манерой преподнесения материалов. Полезно представить на занятие иллюстративный материал – раздать «Содержание» ряда книг и попробовать провести сопоставительный анализ. Возможно проведение занятия в компьютерном классе или с использованием интерактивной доски, для более наглядного сравнения.

Сегодня публикации своих статей осуществляют практически все активные участники критического процесса. Основные издания обозначены в списке литературы.

В ряде случаев сборник представляет собой соединение статей разного свойства и его, скорее, следует отнести к публицистическому формату. Поскольку статьи о литературе в них единичны, анализ такого рода издания лучше перенести в формат доклада или квалификационной работы, чтобы сделать более разностороннюю оценку. В качестве предмета разговора можно избрать сборники А. Агеева, Р. Арбитмана, А. Архангельского, П. Крусанова, В. Топорова. Возможен анализ одного из указанных авторов.

Некоторые сборники носят явно выраженный аналитический характер, в качестве объекта анализа можно предложить книги В. Бондаренко. Заметки по истории Интернета С. Кузнецова содержат статьи и комментарии, которые также могут стать предметом анализа.

Полезно привлечь для сопоставительного размышления авторские ежегодники Л. Данилкина и А. Немзера.

Пятое занятие, наверное, представит особый интерес для студентов, поскольку позволит познакомиться с наиболее интересными участниками критического процесса. Но оно также потребует особой подготовки от преподавателя. Рекомендуем провести занятие в формате небольших сообщений, посоветовав студентам сделать своеобразные творческие портреты критиков.

На занятии следует обратить внимание на некоторые моменты: подбор авторов, характер авторских предпочтений. Указать на способ авторской рефлексии, манеру подачи материалов, устройство статьи, ход рассуждений.

В конце следует вынести оценку, насколько критику удалось представить рецензируемый материал. Предполагается, что студент знакомится с тем текстом, который анализирует критик.

Шестое занятие посвящается обсуждению будущей квалификационной работы (курсовой и дипломной). Здесь доминантными станут следующие рассуждения: структура работы, оформление библиографического списка.

При работе на младших курсах или слабой подготовленности группы рекомендуем начать с данного занятия.

Седьмое занятие является итоговым и предполагает анализ заранее поданных рецензий или их аудиторную защиту.

Засчитанная рецензия становится основанием для постановки зачета.

В приложении приводятся основные схемы выполнения самостоятельных контрольных работ.

 

3.1. Памятка по оформлению работы

1. Работа представляется в перепечатанном виде в трех экземплярах за три дня до защиты с отзывом научного руководителя и рецензией.

2. Параметры страницы задаются программой WORD автоматически при установке нужных размеров полей: нижнее и верхнее – 2,5 см, правое – 2 см, левое – 2,5 см.

3. Текст необходимо печатать шрифтом Times или Arial с кеглем 12 через два интервала или 14 через полтора интервала.

4. Размер абзацного отступа составляет 1,27 см.

5. Всего на странице должно быть 30 строк, включая сноски и номер страницы.

6. Порядок организации страницы: первая страница, равно как и страницы с названиями глав, идут без нумерации. Нумерация сплошная, текст и литература нумеруются насквозь. Заголовки печатаются большими буквами.

7. Текст отделяется от заголовка пробелом.

8. Сноски даются постранично (оптимальный вариант). Второй вариант – ссылки собираются в конце главы и называются Примечаниями.

 

3.2. Правила оформления библиографии

Библиография состоит из следующих разделов, отделяемых римскими цифрами (I, II, III, IV, V) и пробельной строкой.

Внутри каждого раздела вводится своя нумерация и единый алфавитный порядок (книги и статьи расставляются вместе, в одном разделе).

I раздел. Показывает знакомство автора дипломной работы с основными исследованиями по теме. Сюда же можно включить и исследования по анализу текста.

II раздел. Работы, связанные с творчеством данного автора (авторов). Сначала указывают монографии, потом статьи и интервью. Интернет-источники выделяются здесь же или в конце – в подразделе Особого раздела – интернет-источники.

III раздел. Сюда следует поместить все использованные в работе тексты изучаемого автора. Вначале указываем собрание сочинений (если оно есть), далее – все остальные издания и произведения. Тексты данного автора идут в алфавитном порядке. Сюда же включаются статьи и интервью изучаемого автора. Можно обозначить их подпунктами: 1, 2, 3 или буквами – А, Б, В. Интервью иногда помещают в раздел II с такими же подпунктами.

IV раздел. Состоит из списка текстов других авторов. Общий список должен составлять не менее тридцати названий по всем разделам. Нумерация может быть и общей, и отдельной – по разделам. Идеальный вариант – 60 названий.

V раздел. Иногда сюда отдельно помещают интернет-источники по схеме разделов I, II, III, IV.

Каждый отдел именуется и нумеруется отдельно.

Запись библиографии

Иванов А.С. Стилистика текста // А.С. Иванов. Собр. соч.: В 8 т. – М., 1989. – Т. 2. – С. 124.

(Иногда тире перед городом выпуска не ставится. Поэтому следует уточнить, какая кодировка в настоящее время принята Книжной палатой.)

Иванов А.С. Собр. соч.: В 8 т. – М., 1989. – Т. 2. – С. 124.

Иванов П.И. Стилистика текста. – М., 1989.

Иванов П.И. Стилистика текста. – Минск, 1989.

Иванов П.И. Мифологема // Стилистика текста. – М., 1989. – С. 5–12.

Иванов П.И. Стилистика текста. – АКД. – М., 1989. (Так указывается автореферат кандидатской или докторской (АДД) диссертации.)

Иванов П.И. Стилистика текста: Канд. дисс. – М., 1989.

Иванов П.И. Мифологема // Новое литературное обозрение. – М., 1989. – № 12. – C. 5–12.

Инициалы указываем однообразно по всей работе, или двойные (Иванов А.П.), или один (Иванов А.). Можно указать двойные инициалы при первом упоминании, а затем упоминать фамилию с одним инициалом.

Страницы статей в сборниках и журналах указывать обязательно!

Цитация текста, с которым работаем

При первом упоминании основного цитируемого текста в работе пишем следующее: «В дальнейшем ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страницы». Естественно, что указываем, на какое издание ссылаемся.

Если существует рукописный вариант, который потом будет перепечатываться, целесообразно примеры и необходимые цитаты (прямое списывание не допускается) выносить на отдельные карточки, чтобы не переписывать до бесконечности.

 

3.3. Схема организации теоретической части

Во Введении предполагается обзор источников по теме исследования и создание теоретической (методической) части работы. Анализируя современный текст, следует практиковать использование самых разных источников: статей, рецензий, интервью, репортажей, материалов пресс-конференций и пиар-акций.

Обычно студент не владеет научной терминологией. Рекомендуется в ходе чтения основного курса проводить самостоятельные работы по написанию рефератов или подбору литературы по проблеме. Речевое оформление предполагает использование научного (не разговорного стиля). Поэтому необходимо обращать внимание на специальные конструкции.

Остановимся на методике характеристики источников.

Основная задача: передать смысл (основное содержание) реферируемой работы.

Цель: представить содержательную сторону исследования, проведенного в первичном (реферируемом) тексте. Цитируемые части организуются по общим правилам оформления научной работы в виде постраничных сносок (страницы указываются обязательно).

При цитировании и анализе чужой точки зрения выявляется понимание общей логической структуры первичного текста, различение авторской идеи и компонентов текста по их текстовой и содержательной значимости. Обязательно проводится выборка значимых трудных мест текста, предполагается его анализ и выявление содержательной и авторской точки зрения, наличествующей в первичном тексте.

Фиксируются только главные положения, поэтому допускается как цитация, так и перефразирование и сокращение авторской мысли. Имеет значение именно передача композиции первичного текста и авторской точки зрения, т. е. гипотезы и основного круга рассматриваемых научных проблем.

Количество источников не ограничивается, они привлекаются в объеме, необходимом для организации Теоретической части внутри Введения. Следует использовать основные и наиболее содержательные источники, что свидетельствует об общей эрудиции студента, знакомстве с материалом и самостоятельности. Главным остается формирование собственной концепции.

Скажем, рассматривается композиция современного текста. Предполагается знакомство с работами Б. Успенского и выведение своеобразной формулы, по которой происходит анализ текста.

После обращения к пособию А. Есина можно переходить к анализу следующих элементов: фабульной основы, сюжетной линии или нескольких сюжетных линий; наличия нескольких кульминаций, если конфликт не исчерпан.

Можно определить типы сюжетов: динамический, адинамический; наличие развязки или ее отсутствие, когда развязка является формальной. Встречаются разнообразные внесюжетные элементы, характеристика которых составляет отдельный аспект сюжета (описание, авторские отступления, вставные новеллы – вставные эпизоды). Все они становятся предметом исследования.

Собственно композиция сюжета бывает прямой или фабульной, когда нарушается, используется прием умолчания (о событии, случившемся раньше остальных, узнаем в самом конце). В случае использования ретроспекции наблюдаются отступления в прошлое, во время, предшествующее завязке и началу данного сюжета. При свободной композиции события даются вперемешку, такую схему встречаем в прежде всего в прозе XX в.

И, наконец, делается вывод, что композиция по типу бывает простой и сложной.

Итак, стоит задача: информативно и логически последовательно охарактеризовать текст (как критический, так и используемый для анализа). Используются конструкции: основная мысль работы состоит в… главное для автора… исследователь приходит к выводу, что… Оценки содержания допускаются, но в краткой форме: дан убедительный (полный, конкретный), анализ (характеристика). Приводятся и небольшие по объему примеры.

Необходимо ли выражать собственную оценку к цитируемому и выводимому в качестве теоретической основы материалу?

Собственная оценка выражается в кратком комментарии. Скажем, отмечается, что автором дана убедительная схема композиции, следующие положения (дается перечень) используются как основа для построения данной работы.

Следовательно, на основании реферирования основных источников Теоретическая часть выстраивается как переход от одного источника к другому с пояснениями, комментариями и краткими обобщениями в конце.

Примерно так: В книге автор раскрывает… Если речь идет о приемах, то указывается, что автор рассматривает метафоры например, Дм. Липскерова и дает им следующую характеристику.

Отметим и другие клише: В данной работе автор рассматривает (следует перечень проблем), гипотеза автора состоит в..; в основе исследования лежит рассуждение автора о…

Решаем и другие задачи: формулируем проблему (проблемы) исследования, характеризуем материал и структуру работы; выделяем авторскую позицию и успешность достижения поставленной цели (например, удалось охарактеризовать произведение или автор ограничивается общей социологической оценкой).

Указанные моменты обозначаются как отдельные пункты Введения.

Позиция реферирующего определяет и группировку первичного материала (какие-то положения в первичном тексте могут показаться значимыми, другие – риторическими и не заслуживающими специального разговора). Она позволяет выразить содержание первичного текста в виде выводов или постулатов.

 

3.4. Схема составления реферата

Задача: передать смысл (основное содержание) реферируемой работы.

Цель: передать смысл исследования, проведенного в первичном (реферируемом) тексте.

В качестве источника привлекается монография или глава из авторской или коллективной монографии. Объем реферируемого источника в последнем случае должен составлять не менее 50 страниц книжного текста.

Задача: информативно и последовательно, соблюдая логику, порядок, охарактеризовать текст.

Используются конструкции: основная мысль работы состоит в… главное для автора… исследователь приходит к выводу, что…

Оценки содержания допускаются, но в краткой форме: дан убедительный (полный, конкретный) анализ (характеристика). Далее указывается конкретно – период творчества, произведение и в каком виде (перечисляются такие характерные для автора приемы как… В данном случае приводятся и небольшие по объему примеры).

По объему реферат всегда меньше основного текста, поэтому обязательно выражается и личная точка зрения автора реферата. Как достичь поставленной цели?

Реферат – клишированный текст, поэтому композиция, подача информации и оформление проводятся по определенной схеме.

Композиция определяется характером ввода информации.

Первичный текстовый материал пересказывается, цитируется, комментируется.

Пересказ предполагает выделение основных мыслей, доминанты рассуждений.

Выстраивается своеобразный внутренний план с краткими цитатами из текста в качестве примера и доказательства позиции реферирующего.

Примерно так: В книге автор раскрывает… Если речь идет о приемах, то указывается, что автор рассматривает метафоры Есенина (например) и дает им следующую характеристику.

Далее следует вывод реферирующего, насколько это удалось автору первичного текста.

Отметим и другие клише: работа состоит из (стольких-то частей), в данной работе автор рассматривает (следует перечень проблем), гипотеза автора состоит в..; в основе исследования лежит рассуждение автора о…

Затем формулируем проблему (проблемы) исследования, характеризуем материал и структуру работы; выделяем авторскую позицию и степень ее аргументированности (например, насколько полно охарактеризовано произведение или автор ограничился общей оценкой).

Позиция реферирующего определяет и группировку первичного материала (какие-то положения в первичном тексте могут показаться значимыми, другие – риторическими и не заслуживающими специального разговора). В реферате имеет значение именно передача композиции первичного текста и авторской точки зрения, т. е. гипотезы и основного круга рассматриваемых научных проблем.

Задачи реферата позволяют выразить содержание первичного текста в виде выводов или постулатов.

Библиографическое оформление: следует указать источник по принятой схеме цитирования в научных изданиях.

В реферате обязательно выявляется понимание общей логической структуры первичного текста, различение авторской идеи и компонентов текста по их текстовой и содержательной значимости. Поэтому простой пересказ в реферате в виде конспекта (обозначения основных моментов текста, значимых для реферирующего в первую очередь) не допускается. Конспект предполагает личное использование и не всегда оказывается значимым для другого пользователя.

Здесь проводится выборка наиболее трудных мест текста, но не предполагается его анализ и выявление содержательной и авторской точки зрения, наличествующей в первичном тексте. Одновременно фиксируются только главные положения, поэтому допускается не цитация, а перефразирование и сокращение авторской мысли.

 

3.5. Образец анализа обзора

При анализе обзора ставится та же цель: выявить те общие особенности текста, которые могут оказаться полезными при составлении Внутреннего плана собственной работы.

Анализируя нижеприведенный обзор критики о романе М. Шишкина «Венерин волос», можно вывести и примерный план организации собственного текста по доминантным признакам.

Название явно рассчитано на то, чтобы привлечь внимание читателя, сразу же обозреватель выводит две разновидности критиков – тех, кто пишет положительные рецензии, и других, создающих отрицательные отзывы.

Подчеркиваются две особенности романа М. Шишкина «Венерин волос»: «сложный» и «мастерски сделанный», «профессиональный», относящийся к «высокой литературе» или, точнее, обладающий всеми ее признаками. Далее обосновывается точка зрения Л. Данилкина и М. Трофименкова. Одновременно указывается, где можно найти тот или иной отзыв, говорится, что всплеск критической активности объясняется присуждением М. Шишкину премии «Национальный бестселлер».

По ходу рассуждения автор замечает, что вынесенный подзаголовок принадлежит А. Немзеру, цитирующему Б. Пильняка. Характеризуя роман М. Шишкина, как полагает обозреватель, А. Немзер высказывается резко, говорит об экстравагантности автора, вытекающей, впрочем, из особенностей его мышления. При этом соблюдена и корректность, не говорится в оценочной тональности о достоинствах того или иного критика, напротив, подчеркивается, что он достойный и авторитетный. Правда, указывается, что цитаты подобраны произвольно.

Обозреватель предлагает разобраться в упреках во «вторичности», «манерности», «имитаторстве», «любви к себе» и «изобретении велосипедов». Он также полагает, что отчасти это связано со скрытыми цитатами и нелинейным сюжетом. Отсюда и выводы рецензентов, что «в книге Шишкина все время что-то “перетекает”, “наплывает”, “слипается”, “наслаивается”». К особенностям относится и подача реплик персонажами, хотя справедливо не говорится о драматургизации действия. Но можно было бы упомянуть о многоголосии, тогда принцип построения стал бы яснее.

«Единственным действием, позволяющим сориентироваться в рецензируемой книге, признается поиск центральной идеи, ключевой мысли и авторской философии в целом – как в выпускном сочинении», – замечает обозреватель. Отсюда и значимый для автора прием, заключающийся в стремлении дезориентировать читателя, сбить с толку множественностью тем, проблем, идей. Главным становится Слово, авторская речь, акцентировка на рассказ.

Очевидно, что автор выстраивает традиционную схему обзора: от содержания – к поэтике текста. Среди выделенных им доминантных приемов текста М. Шишкина – особенности композиции, развития сюжета, осложнение повествования (снами, историями), многоголосие, склонность к нарративному повествованию.

К особенностям авторской манеры самого обозревателя отнесем использование глаголов (часто в виде перечисления), что повышает повествовательную динамику. Формат публицистического жанра также обусловил использование разговорной лексики, иронической интонации.

Следовательно, обозначив содержательную часть, можно переходить к характеристике текста. Точно также может поступить и студент, уяснив содержание текста, воспользоваться выделенными параметрами для организации собственной работы.

Обзор критики о романе Михаила Шишкина «Венерин волос» (М.: ВАГРИУС, 2005).

(Выделения сделаны рецензентом.)

Новый роман Михаила Шишкина, по почти единодушному признанию критиков, «сложный». Более того – мастерски сделанный, «профессиональный» (это слово пишется только в кавычках), принадлежащий «высокой литературе» или, точнее, обладающий всеми ее признаками. «Адепт патентованной Высокой Литературы обнаружит множество оснований влюбиться в “Венерин волос”» – не без иронии сообщает Лев Данилкин («Афиша». № 157). «У людей, несовместимых по вкусам и идеологии, есть общее: неистребимое представление, какой должна быть “настоящая литература” – мудреной, длинной, скучной и начетнической» — так Михаил Трофименков комментирует итоги «Нацбеста» («Коммерсант». 20 июня): большинство членов жюри сделало выбор в пользу Шишкина.

Едва обретенный актуальный отечественный образец «настоящей литературы» ( Чехов говорил, что не тот человек культурный, кто в этом случае будет утешать провинившегося. Тот человек культурный, кто этого просто не заметит. Шишкин ведь очень культурный человек» («Политический журнал». № 23 (74)). Вылить, конечно, вылить – это быстро, немудрено и фантастически весело. «Зачем Вы читаете Басинского?» – удивился мой добрый знакомый, когда я пожаловалась на уровень критической рефлексии. На это замечание трудно ответить, ведь ситуация, в общем, устойчивая – одна половина интеллектуального сообщества развлекается разливанием соуса, другая одобрительной рецензией на «Венерин волос» («Время новостей». 10 июня) и саркастической заметкой о финале «Нацбеста» (там же. 21 июня), но счел нужным опубликовать размышления о собственной, не раз проговоренной оценке романа, а фактически – о критериях критической оценки как таковой (там же. 12 августа).

Действительно, один из самых авторитетных критиков прежде если и высказывался на подобные темы, то весьма скупо, к тому же предъявленные Шишкину упреки во «вторичности», «манерности», «имитаторстве», «любви к себе» и «изобретении велосипедов» и вправду требуют пояснений. Однако, прочтя размеренный и пространный немзеровский текст, обнаруживаем, что его название, затертая цитата из Пильняка – «Кому таторы, кому ляторы» – целиком исчерпывает систему аргументаций и глубину метарефлексий: «Просто все: не нравится мне проза Шишкина <…> Если ты внимательно следишь за тем или иным экспертом (о конъюнктурщиках не говорю, ибо это невыносимо скучно), то, одолев досаду или негодование, поймешь, что и самые экстравагантные его суждения не с елки свалились и не масонским орденом оплачены – он так думает. Так, а не иначе». «Я так думаю» – реплика персонажа.

«Страшноватые и реалистичные рассказы о детдомовском беспределе или побеге из Чечни перетекают в фантомные не то сны, не то письма, адресованные “любезному Навуходонозавру”; сквозь них прорастает трогательный девичий дневник певицы Изабеллы Юрьевой – и тут же кубарем скатывается в полудетективный сюжет о похищенном кейсе», – подчеркивает Галина Юзефович («Эксперт». 22 августа).

Согласно рецензентам, в книге Шишкина все время что-то «перетекает», «наплывает», «слипается», «наслаивается» – собственно, этим и исчерпываются попытки рассказать о нелинейном сюжете. «Лучшим термином для описания ощущения при чтении будет “дезориентация”», – со своеобычным лаконизмом написал Лев Данилкин, и, надо сказать, не только его рецензия наводит на мысль об этом прекрасном термине. Евгений Лесин оказался настолько дезориентирован, что лишь к концу книги обратил внимание на некий «дамский дневник 1926 года» («НГ Ех libris». 21 июля) – тот самый многолетний дневник певицы, в которой при желании легко узнать Изабеллу Юрьеву, один из основных повествовательных модусов романа.

Кажется, только Майя Кучерская, номинировавшая «Венерин волос» на «Нацбест» («Полит. ру»), и Кирилл Решетников («Газета». 23 августа) вспоминают о том, что реплики в этой книге подают «персонажи». В большинстве же случаев единственным действием, позволяющим сориентироваться в рецензируемой книге, признается поиск центральной идеи, ключевой мысли и авторской философии в целом – как в выпускном сочинении. Единственное, что удается противопоставить «дезориентации», – случайно обнаруженный «внятный программный монолог». Тоже хороший термин. Смутно знакомый.

В этом смысле оптимальной – самой внятной, самой логичной – рецензией на Шишкина окажется дайджест работника сочинской Центральной библиотеки Галины Каракчиевой: «… Чтение стоящее, с глубоким смыслом, ибо в нем главный персонаж – Любовь. Автор считает, что Смерть можно преодолеть именно Любовью и Словом. Да, Шишкин любит Слово, умело его использует, но при этом почему-то презирает своих героев. В романе много тем, все переплетено, и нужно запастись терпением, чтобы дочитать его до конца и понять смысл».

Критика, которую собрал этот роман, кажется мне показательной именно потому, что рецензентам пришлось столкнуться с достаточно жесткой необходимостью – обозначить определенную ценностную позицию по отношению к «литературе» и ее атрибутам. Да что там, по отношению к языку – основному объекту и инструменту критика. Полагая, что герои Шишкина «лишь делают из жизни буквы, и потому никого не способны любить», Дмитрий Ольшанский («Глобал-рус. ру») воспроизводит, конечно, самый ходовой в последние несколько лет образ мертвых, сухих букв, противопоставленных цветущей реальности, жизни, любви. В статье прямо противоположной – и по месседжу, и по методу, и по отношению к предмету разговора – Майя Кучерская пишет о «зазоре между словом и фактом, реальностью и ее переводом на человеческий». «Смысл истории в рассказывании» — трактует Шишкина Лев Данилкин, не допуская другой версии: история – и есть рассказывание. А значит, у этого действия вполне может быть иной, не тавтологичный смысл.

 

3.6. Произведение в критике. Методика обзора источников

Анализ материалов периодической печати проводится с разными целями и задачами. Первый этап – информативного свойства, он связан с получением и изучением информации. Обычно он проводится с помощью справочно-библиографического аппарата библиотек, поисковой системы Интернета. Далее сведения используются для формирования собственной точки зрения, применяются в работе как возможный образец. Подобный опыт считается первичным.

Обработка информации приводит к фиксации наиболее значимых данных: когда вышел текст, в каком издательстве, какова содержательная составляющая, выделенные критиком или обозревателем особенности, индивидуальная авторская манера подачи материала. В случае практического знакомства дальнейшая обработка информации не производится.

Второй этап предполагает использование рецензии с целью написания научной работы, он рассчитан на более подробное изучение рецензии. Стремясь к максимальной объективности, собирают все доступные отклики. Результаты обобщаются в «Библиографии», в разделе «Критические статьи», которые перечисляются в алфавитном порядке.

Затем происходит упорядочение материала в письменной форме. Результаты проведенного анализа фиксируются в форматах научного сообщения. Они отличаются по форме и по цели, должны организовываться в виде научного сообщения или зачетной письменной работы (доклада на конференции, научной статьи, курсовой, бакалаврской, дипломной, магистерской или аспирантской работы). От этого зависит внутреннее устройство текста и его объем. В любом случае информативный материал становится основой раздела: «Критические отклики о произведении», обычно размещаемого во Введении работы.

Рассмотрим, в какой манере подаются сведения исследователями. Простое изложение материала, даже в логической или временной последовательности слишком сухо и информативно. Поэтому допускаются небольшие комментарии к материалу и выражения собственной точки зрения. Они предполагают даже критическое выражение отношения к материалу, когда кажется излишне резкой или публицистичной манера оценки произведения. Допускаются и расхождения с выделенными критиком приемами и оценками (например, произведение может показаться обозревателю неинтересным, или отмечаются те приемы, которые не являются авторскими).

Парадигма анализа конкретной статьи. Вначале устанавливаются признаки содержательного свойства: на чем сосредотачивает внимание критик, какие особенности текста он выделяет, на чем выстраивается его оценка, как выражается его отношение.

Главное для исследователя – выявить особенности, выделенные в рецензии, определить, говорится ли об особенностях формы, специфике творчества, связи данного текста с предыдущими произведениями, показывается ли эволюция автора.

Основное достоинство статьи заключается в выделении особенностей творческого почерка писателя. Тогда возможно выстроить общие особенности, которые станут основой для анализа, дополнившись выделенными новыми свойствами и приведенными в качестве доказательства примерами.

К сожалению, как говорилось в разделе «Рецензии», редко встречается собственно аналитический подход, обычно текст изобилует риторическими рассуждениями, резко оценочными характеристиками; насыщен разговорными конструкциями и мало информативен, редко встречаются сведения общего свойства. Не говорится о творчестве писателя, и данное произведение не вписывается ни в контекст творчества данного автора, ни в литературный процесс.

В формате спецсеминара или индивидуальной консультации проводится следующая работа.

Первый этап. При подготовке собственного суждения предполагается самостоятельный поиск студентами в СМИ и в Интернете рецензий на текст. Потом происходит формальное знакомство с полученным материалом. Обычно студенты склонны к оценочным характеристикам: понравилось или нет, понятно содержание из рецензии или она носит слишком обобщенный характер. И, следовательно, непонятна, неинтересна.

Примерная схема разговора основывается на установлении внешних, атрибутивных признаков и выглядит так: когда вышел текст, в каком издательстве, какие особенности выделены критиком, какова авторская манера подачи материала. Обращается внимание и на форму подачи – представлена краткая или развернутая рецензия (обзор). Устанавливается, содержится ли в ней элемент пиар-акции, когда публикация препровождается изображением обложки и соответствующим заголовком (обычно задерживающим внимание читателя). Последние факторы более подробно рассмотрены в соответствующих разделах.

Второй этап. Далее происходит углубление в материал и своеобразное прописывание ранее высказанных мыслей: на чем сосредотачивает внимание критик, какие особенности текста он выделяет, какова его аргументация. Преследуется цель установления авторской манеры. Должна выноситься ясная и четкая оценка, чтобы в дальнейшем студент в собственной практической работе руководствовался установленными принципами работы с текстом. Критический взгляд позволит не переходить во Введении от одной цитаты к другой, а сопровождать обзор комментариями и пояснениями.

Конечно, в идеальной рецензии встречаются все пункты. Но задумаемся, о чем все же должна идти речь? Читатель знакомится с текстом, хочет понять, стоит ли ему читать произведение. Значит, в первую очередь критик обязан определить содержание. Затем познакомить (кратко) с творчеством анализируемого автора: указать, какое место занимает произведение среди других написанных текстов. Далее перейти к доминантным формам в творчестве рецензируемого автора и определить форму нашего текста.

Логическое построение рецензии может показаться скучным и прагматичным, но в противном случае читатель потеряется в потоке рассуждений автора. Чтобы читателю было интересно, избирается авторская манера изложения материала, чаще всего ироническая тональность.

Третий этап. На основании выделенных принципов следует выстроить внутренний план своей собственной работы, формируя из выделенных особенностей собственные параграфы, образовав из них Основную часть. Скажем, отметив общие особенности творчества, форму произведения, особенности, перейти к оценке и обобщению сказанного.

Проанализируем рецензии и отрывки из интервью, посвященные циклу Л. Улицкой «Люди нашего царя». Первая опубликована в еженедельном издании «Московские новости» и, кажется, должна носить аналитический характер. На самом деле в ней доминирует авторское отношение, которое проявляется в первой ее части, достаточно подробной.

Авторские сравнения необычны и притягивают внимание читателей, они даже специально усилены повторами («похож на», «кто-то») и риторическим вопросом, пересекающим повествование («А люди?»). Сразу же следует оценка – «Очень грустная книга» с одновременным скрытым вопросом, ее повторяющим – «Почему-то грустная». Соединяя собственные воспоминания с перечнем, автор в скрытой форме передает содержание: «Жизнь говорит с нами каждый день», воспоминания из детства, истории о друзьях и недругах.

Важно, что автор указал на простоту стиля Л. Улицкой, особенности организации действия (отсутствие внешней динамики, сосредоточенность на внутренней жизни, внимание к бытовой составляющей), применение приема воспоминаний. Правда, нет дополнения, что прием воспоминаний создает особую нарративную ситуацию, придает повествованию личностный характер, в некотором смысле документализирует описание.

Но перед нами не научное исследование, студент может развить мысли критика во время собственных изысканий, а при прочтении просто воспользоваться данными наблюдениями.

Завершающая рецензию оценка автора статьи противоречива. С одной стороны, он говорит о каллиграфической тонкости автора (в отношении персонажей и соотнесенности прототипа и героя). С другой, указывает, что они стереотипны. Одновременно указывается на способ мышления: умение автора наблюдать и записывать. Интересен и микропортрет Л. Улицкой: «маленькая женщина со стриженой головой».

Хотя автор намечает особенности творческой манеры Л. Улицкой, стиль соответствует избранному формату, рецензии. Поэтому в нем оказывается возможной разговорная интонация, риторические вопросы, просторечная лексика. Вместе с тем, как указывалось, отмечаются некоторые особенности, которые обобщаются ниже.

Вторая рецензия выстроена более логично и последовательно, она начинается с обозначения направления творчества Л. Улицкой, подчеркивается, она «начинала с повестей и рассказов» и «остается виртуозом малых форм, kimia». Налицо стремление автора привлечь читателя необычным определением. Как обычно для научного текста следует подтверждение в виде цитаты, которая приводится из предисловия.

Далее автор переходит к структуре цикла, его внутреннему устройству, делая попутное замечание о своеобразии формы, указывается, что встречаются «бытовые истории», «короткие сценки наблюдения», сжатые до 10–12 страниц «колоритные семейные хроники», «путевые очерки-зарисовки». Получается действительно пестрое разнообразие.

И вместе с читателем критик задумывается о том, что же объединяет эти «пестрые» рассказы. Оказывается, что тема преображения: «Превращения, неожиданные узнавания чудесного в привычном случаются в этой прозе постоянно». Необычность в том, что соседи по электричке оказываются способными на философские разглагольствования. Правда, автор делает свои признания иронически, через интонацию или своеобразное разоблачение (герой обнаруживает, что легендарный антропософский гуру – его неприятный сосед по коммуналке).

Постепенное перемещение по тексту, постоянные цитаты, множественные примеры позволяют наглядно представить содержание цикла. Хотя сам автор рецензии не удержался от иронического замечания, отметив, что «здоровый человек в этой книге редкость». Одновременно он напоминает, что «медицинская тема для Улицкой – сквозная».

Дальнейшее рассуждение явно рассчитано на более образованного читателя, говорится о том, что зачины (использована литературоведческая терминология) повторяются и попахивают каким-то сюрреализмом. Не совсем ясно, почему следует говорить о драматизме судьбы героя, наверное, мысль можно было бы продолжить.

Общий вывод основан на повторении уже сказанного, говорится о многогеройности и о том, что Л. Улицкая верит в чудо, волшебное преображение.

Отличие данной рецензии заключается в том, что ее формат проявляется четко и осознанно: произведение представляется и оценивается. Одновременно все квинтэссенции автора подкрепляются цитатами.

Третья рецензия (приводится в Приложении). Преподаватель вправе попросить студентов проанализировать ее самостоятельно. Заметим, что она носит несколько противоречивый характер, только в конце становится ясно, что автор положительно оценил текст. Кроме того, статья публикуется в формате литературно-публицистического издания, значит, по форме она представляет собой развернутую рецензию. Но в данном случае уместнее было бы составить обзорную статью о творчестве Л. Улицкой с доминантной характеристикой цикла.

Авторские размышления обширны и носят общий характер, они скорее подошли бы для рассуждения о том, следует ли относить творчество Л. Улицкой к массовой литературе. Ведь конечный тезис, сравнение с А. Марининой – как раз на это и нацеливает.

В Приложении помещено интервью, где, в основном, разговор связан с оценкой цикла «Люди нашего царя», он практически приурочен к его выходу. Для нас важно комплексное представление о произведении, которое, как мы установили, формируется на основе знакомства с разными источниками.

Вначале автор благодарит корреспондента за прочтение ее книги как жизнеутверждающей. Она считает, что стремилась пробиться к описанию жизни как таковой, «через тяжесть, бессмыслицу, непонимание». Такую судьбу она описывает на примере своей героини, стараясь писать о счастье человека. Отвечая на вопрос о литературной маске, писательница подчеркнула, что ее героиня – самодостаточный персонаж и никак не связана с ней как с автором.

Рассуждение о героях Л. Улицкой стало центральным в интервью, она объяснила, что внешне незначительные персонажи на самом деле таковыми не являются. В качестве примера писательница напомнила о Медее из одноименного романа.

Что касается других персонажей, то ее позиция следующая: «Инвалиды, нищие, умственно отсталые постоянно попадают в мое поле зрения именно по той причине, что мне не нравится ведущая модель, по которой главным критерием и даже самой целью жизни оказывается успех. Меня всегда интересовали люди, сознательно остающиеся на обочине. Не только те, кого жизнь вышибла из успешной колеи, но и те, кто добровольно пребывает на том месте, куда они поставлены от рождения и с достоинством исполняют свое служение, как они его понимают».

Естественно, что дальше зашел разговор об оптимизме, и Л. Улицкая призналась, что такое понятие действительно существует. И перевела разговор в существование разных нравственных норм для артистической среды и патриархального мира, сегодняшнее общество представляется ей «гораздо более свободным и терпимым». Заметим, что в интервью упоминалась серия, которую курирует Л. Улицкая, но почему-то об этой значимой для нее проблеме толерантности в интервью не говорится.

Как и в других публикациях, отмечался сюжет, говорилось, что «сюжеты почти романные, вмещающие целую жизнь персонажей и истории целых семей» и могли быть «раскручены» до значительно большего объема. Но ей хотелось иного: сделать вещь очень экономно и концентрированно.

Обобщим сказанное. Интервью носит информационный и аналитический характер. В нем указывается, чем занимается автор сегодня, говорится о доминантной в ее творчестве форме рассказа, хотя она пишет и романы. Выделяется тип героя и авторская позиция, создающая особую тональность, практически оптимистическую.

Формат интервью, т. е. беседы, не исключает использования собеседниками разговорной лексики и обиходных конструкций, они выполняют характерологическую функцию, оживляя повествование: «проблема это не моя», «слишком тяжкий это труд», «раскручены».

Выводы

Если суммировать содержание рецензий, то окажется возможным выделить следующие особенности творческой манеры Л. Улицкой: рассказ является доминантной формой в ее творчестве, хотя она пишет и романы. В малой форме Л. Улицкая проявляет себя как рассказчик, документализируя окружающую ее действительность. Поэтому граница между прототипом и героем не очень велика. Хотя персонажи не слишком отличаются друг от друга, часто описывается состояние болезни, писательница «внимательно разглядывает человеческие организмы, подробнейшим образом записывая малейшие их движения». Ее герои совершают разнообразные действия, что порождает многотемье рассказов. При этом «можно по дешевке охватить невероятные ценности», т. е. приобщиться к вечным ценностям, познать тему превращений.

Отмечается также простота стиля, склонность к бытописанию, информативность, зрительность изображения; особенности формы, построение в виде сценок (как пролог к будущей объемной форме). Доминантными являются сравнение, ироническая тональность (выполняет и оценочную функцию). Реалистическая составляющая соседствует с сюрреалистической.

Именно выделенные особенности и могут стать основой последующих рассуждений, когда пойдет речь об общей характеристике прозы Л. Улицкой или об анализе отдельных текстов.

Поэтому из интервью привлекаются дополнительные сведения, связанные с направлением творчества Л. Улицкой, размышлениями над тем, что она сегодня пишет. И конечно, обозначаются особенности цикла.

Очевидно, что ход рассуждений зависит от формата издания. Встречаются короткие рецензии информативного свойства и более пространные, близкие к эссе или очерку, т. е. предполагающие активное авторское участие. Оно выражается в появлении рассуждений, часто риторического свойства. При этом последовательность мыслей не важна, иногда отдельные размышления повторяются. Нередко в качестве примеров и дополнений вставляются собственные воспоминания, жизненные случаи, произошедшие с автором. От квалификации и осведомленности критика зависит содержательная и информативная составляющие рецензии. Иногда, впрочем, – и от желания сообщить информацию, провести глубокий и последовательный анализ текста, а не только развлечь читателя и показать свое умение выступать на публике.

Проведенный нами краткий анализ показывает, что, несмотря на резкость, категоричность высказываний, авторские размышления достаточно пространного и оценочного свойства, при внимательном чтении можно получить искомую информацию. В случае необходимости составить внутренний план работы или обзор источников во Введении.

Кроме того, при составлении собственного мнения о том или ином тексте недостаточно пользоваться только одной формой источников, следует стремиться просматривать самые разные издания (текстовые и интернетовские). Искомая информация содержится в разных форматах: статьях, рецензиях, интервью, информационных материалах, репортажах, что позволяет составить более полное представление о творчестве писателя. Сравнение разных сведений документализирует полученный материал. Такой подход важен, когда речь идет о современном писателе, чье творчество только начинает изучаться, отсутствуют словарные и научные издания, в которых оно было бы представлено.

Задания

• Проведите анализ другого цикла Л. Улицкой (например, «Бедные родственники» или «Девочки»). Подумайте, какова доминанта рассуждений критиков. Что преобладает – содержательный или аналитический аспект? Идет ли речь об особенностях цикла?

• Составьте внутренний план анализа текста по результатам проведенного вами своеобразного тестирования.

• Сравните ваши выводы с оценкой текста на портале Imhonet (можно привлечь и другое произведение, главное, чтобы оценки оказались разноплановыми, тогда легче будет провести сравнительный анализ).

Литература

Интернет-ресурсы (обозначены в специальном разделе Приложения).

Для данной работы полезным окажется Имхонет – первый мультикультурный рекомендательный сервис –

Картотеки справочно-библиографических разделов.

 

3.7. Парадигма составления рецензии

Обобщим сказанное о методике организации современной рецензии. Отмечаемые свойства выстраиваются нами по внутренней схеме, ее и можно использовать в качестве ориентира.

Главным является выбор рецензии для анализа. Он осуществляется в соответствии с форматом конкретного издания. Каждая рецензия представляет собой законченное самостоятельное целое, предназначенное для конкретного употребления. Таким образом сразу определяются цели, задачи, объем и разновидности рецензии: ознакомительная, аналитическая, полемическая. Или краткая (подробная).

Теперь нужно передать информацию, т. е. создать сообщение. Необходимо кратко, но ясно передать содержание текста. Иначе личная оценка станет доминантной. Сообщая информацию, не забываем об интерпретации, т. е. истолковании, объяснении. Хотя бы минимальный анализ необходим, это подтверждает квалификацию пишущего и не превращает рецензию в аннотацию.

Любое сообщение начинается с заглавия – ясного, четкого, конкретного и содержательного. В нем говорится о главном в рецензируемой книге, выделяется позиция автора: «Я пришел дать вам новую мораль»; «Писатель-убийца?»; «Кокаин и революция».

Ход рассуждений бывает прямым и обратным. В первом случае все прагматично просто: поставили себе цель рассказать о книге, мы и делаем это. Во втором иногда сразу выносится оценка – следует или нет читать произведение, понравилось ли оно рецензенту. Следовательно, сначала факт, потом аргументация и логическое объяснение сути содержания. Встречается и построение рецензии на основе цитаты, подвергающейся анализу, осмыслению и интерпретации. Причем все свойства напрямую зависят от формата издания.

Итак, содержательность, понимание сути авторского замысла, ясность и прагматичность изложения должны доминировать. Допускается и включение произведения в определенный контекст.

Манера подачи материала оказывается разной: от нейтрально объективной до откровенно публицистической, что влияет на выбор лексики, появление разговорной интонации. Все хорошо в меру, резко эпатажная манера, напротив, оттолкнет читателя. Обращения к собеседнику вполне возможны при сохранении внутренней динамики (то есть они должны занимать минимальное место в текстовом пространстве). Важно не опускаться ниже уровня читателя, находиться впереди него и своим мнением, и культурным уровнем.

Обозначим структуру подобного текста, она носит вариативный характер (меняется порядок расположения частей, их последовательность, схема воспроизводится полностью или частично):

1. Краткая характеристика произведения или сообщение основных сведений биографического характера (об авторе, времени создания текста).

2. Анализ содержательной стороны произведения (обычно со стороны темы, но иногда допускается и анализ его идеи, особенно если речь идет о подборе книг на определенную проблему).

3. Указание на особенности поэтики произведения (образную систему и стиль автора).

4. Определение места произведения (в нашем случае в современном литературном процессе).

5. В ряде случаев указывается на обложку, выполняющую функцию опознавательного знака и вводящую в текст.

Современные рецензии публикуются с определенными изобразительным и биографическим рядами, поэтому следует указывать, когда вышел текст, в каком издательстве. Иногда дается полное библиографическое описание, включая тираж и номер ISBN.

Авторская рецензия выглядит иначе. Ее организация зависит от цели, задачей и формы (краткой или пространной).

Небольшая форма рецензии (до 400 знаков) предполагает знакомство с содержанием. Вряд ли здесь уместно говорить о поэтике, хотя можно указать на место произведения и его форму.

 

3.8. Образец анализа языковых особенностей

Задача: выделить состав лексики, провести ее классификацию (книжная, разговорная, сниженная, завышенная, компьютерная, канцеляризмы, вульгаризмы, диалектные слова).

Для современных текстов характерно сочетание книжной и разговорной лексики, использование иноязычных слов (обычно англицизмов).

В качестве особенностей организации текста можно рассмотреть особенности языковой игры, используя нашу схему. Обычно ставится вполне конкретная задача, в зависимости от ориентированности публикации следует придумать те высказывания, которые считаются остроумными и находчивыми ответами (обычно говорят о «приколах», «фенечках», «фишках»). При использовании объективно-нейтральной манеры изложения фактов обычно такие выражения не используются, но поскольку ставится цель привлечь, заинтересовать и даже удивить читателя, такие неординарные слова, выражения и обороты возможны.

В качестве основы взяты рассуждения К. Бредемайер «Искусство словесной атаки» (М., 2005). Обращение к такого рода материалам показательно, поскольку именно подобные клише из публицистики, рекламы, фильмов входят в художественные тексты, становясь своеобразными кирпичиками организации текстового поля.

Итак, искусство словесной атаки происходит следующим образом:

• заменой слов на похожие по звучанию;

• заменой части слова, например, первой буквы, или изменением порядка букв;

• с помощью словесных и образных ассоциаций;

• с помощью намеренно неправильного ударения или искаженной интерпретации смысловой нагрузки слова посредством замены частей предложения или слов;

• употреблением речевых «перлов» или двусмысленностей; с помощью измененного порядка слов в контексте;

• с помощью «перепутывания» слов, похожих по звучанию, но различных по значению;

• с помощью изменения или искажения смысла посредством пропуска букв или целых слов;

• употреблением оговорок, которые таковыми не являются. В ряде случаев используется игра слов, или каламбур, их основная задача состоит в предопределенном автором порядке слов, происходит своеобразное нанизывание фраз, из которых и формируются мысли героев, их высказывания и авторские квинтэссенции. Незаметность, естественность восприятия текста говорит об авторском мастерстве, легкости стиля.

Однако подспудно происходит «зацепление» читателя, простое расположение ведет к словопомолу, а расположение внутри подобного потока нужного вывода по пословичному принципу заставляет остановить внимание читателя и запомнить характеристику: «манекенные ноги» (Е. Халецкая), «нормальный сосед, с ним можно выпить» (А. Ревазов), «он был так же безупречен, как любой классический английский стол, что является поводом для патриотизма» (А. Берсенева).

Дефиниция происходит с помощью определений, выполняющих номинативную функцию, использования авторских эпитетов. Создаются свои вариации на тему игры слов. Приведем примеры из книги К. Бредемайер:

С использованием ассоциаций.

По аналогии с любимым сериалом американцев под названием «Dallas» ведущий Карл Дэлл придумал название «Dall-As!» для своей передачи. Языковые ассоциации также охотно использует реклама. Такой пример: «Быть находчивым в споре».

С использованием образных противопоставлений: «Вы воображаете себя скалой во время прибоя?»; «Нет, во время конфронтации вы скорее тростинка на ветру или, в отличие от своего начальника, фунт масла на солнце!»; Вы полагаете, что представляете здесь свою точку зрения?»; «Нет, на самом деле это объявление себя интеллектуальным банкротом».

С помощью ассоциативных цепочек слов: «Вы приехали из Саксонии-Ангальт?»; «Нет!» «Но вы же приехали сюда автостопом?»; «С чего вы взяли?»; «Вы выглядите таким утомленным!»

Как поясняет переводчик книги, «игра слов основана на том, что название федеральной земли Саксонии Ангальт (Sachsen-Anhalt) созвучно выражению per Anhalter – путешествовать автостопом, а прилагательное mitgenommen – “утомленный” имеет также значение “взять с собой”».

«Ах, вас, должно быть, там укатали?»

Использован аналоговый принцип: abgefahren – отъехавший (поезд), укатанный (снег и проч.).

«Вы позволите вопрос? Нет? Тогда возглас!»

С употреблением имен собственных: «Социал-демократ Херберт Венер, известный своей находчивостью в спорах и остроумием, назвал телевизионного ведущего Дитера Люега (Dieter Lueg) «господином Ложью». Как отмечает переводчик, «фамилия Lueg похожа по звучанию на немецкое слово die Luge, что означает “ложь”».

С использованием образных ассоциаций: «У нас сотрудники всегда стоят в центре внимания!»; «…и поэтому у всех на дороге».

С помощью переноса значения: «Вы не подлежите увольнению? Не удивительно, ведь ваши умственные способности уже досрочно ушли на пенсию»; «Вы думаете, Вы мужчина всей жизни? Напротив, вы – травма на всю жизнь!»

С помощью постановки дополнительных букв в слово: «Мне так и не удалось вас очаровать?»; «Нет, но ваши намерения меня уже не разочаровывали»; «Евро? Лучше сказать “дорого”!»

С использованием приема замены: «Это невозможно осуществить!»; «Вовсе нет, просто такие перемены только вам кажутся невероятными!»; «Это мне не по нутру»; «Так задействуйте голову».

С помощью замены частей слова: «Я выступаю здесь как специалист по обвалам и несчастным случаям!»; «Нет, судя по результатам, как специалист по провалам!»; «Вами движет только честолюбие, притом беспредельное!»; «Напротив, заинтересованность в процветании компании, притом беспрецедентная!»

С использованием приема интерпретации: «Вы ведете себя как топор в лесу!»; «Только так мне удастся свалить настоящий немецкий дуб вроде вас!»

Глядя на закапанный галстук: «В обед у меня был потрясающий выбор блюд!»; «Жаль, что не много из них попало вам непосредственно в рот!»

Встречается и игра слов, основанная на неожиданном окончании фразы: «И поэтому я предсказываю вам…» Возглас с места: «…что эта идея провалится!»; «Кто особенно раним…» Возглас с места: «…у того всегда полно йода!» Или: «…тот особенно осмотрителен!»

Пример игры слов, основанной на перефразировании: «Здесь на переговорах, нам не хватает требуемой решимости»; «Оттого Вы вносите решительные требования»; «Мы должны правильно взяться за дело!»; «Мне бы взяться за правое дело!»

Пример игры слов, основанной на преднамеренном недопонимании:

«Все пошло прахом!»; «Прах – не моя компетенция, обратитесь на кладбище!»; «Вот это будет радость!»; «Нет, к сожалению, всего лишь один неприятный сюрприз!»

С использованием языковых образов: «Мы же не скатимся сейчас до войны полов?»; «Отчего ж, уклонистов здесь нет!»; «В любом случае, он так и сказал, под ним – 700 человек!»; «Правильно, но только по воскресеньям, когда он гуляет по кладбищу!»

Посредством перефразирования (иноязычных) цитат: «Опоздавшего жизнь накажет!»; «Нет, в розничной торговле говорят: «Опоздавшего директор накажет»; «Timeo danaos et dona ferentes!» (Бойся данайцев, дары приносящих.); Перефразировано: «Timeo Journalistes et dona ferentes!» (Бойся журналистов, дары приносящих.)

В ряде случаев используют двусмысленности, обычно их принято понимать дословно, но в случае игры слов появляется другой, переносный смысл.

Очевидно, что использование игры слов активизирует внимание читателя, говорит об умении автора пользоваться разнообразными языковыми средствами, формировать свой собственный стиль. Современные тексты основываются на повторяющихся сюжетах и мотивах, поэтому разнообразие словесного выражения оказывается просто необходимым. Тогда и удается избежать повторов, трафаретности подачи материала.

 

4.1. Образец пресс-релиза к презентации книги

Пресс-релиз, посвященный выходу романа А. Волоса «Алфавита».

Каталог человеческой жизни. Алфавит соответствий.

Бог, Богачи, Ботинки, Буквы… Таджики, Таможня, Труба… Чай, Чемодан, Черти… Юрка… Язык… Если собрать головоломку из человеческой души, то можно увидеть картину мира.

В издательстве «Эксмо» выходит новая книга Андрея Волоса «Алфавита: Книга соответствий».

Новый роман необычен по форме – рассказы расположены в алфавитном порядке. Их можно читать в любой последовательности и каждый раз получать новый роман.

Автор выступает в роли демиурга (от греч. «творец»), поиграть, составить «интерактивную» мозаику жизни. Подобные каталоги человеческого бытия в свое время создавали Хорхе Луис Борхес, Хулио Кортасар, Милорад Павич.

Новая книга лауреата Госпремии РФ по литературе Андрея Волоса – это азбука жизни. Рассказы о том, что значит для простого советского человека сервант «Хельга», сберкнижка с заначкой и знакомый мясник в гастрономе, вызовут чувство ностальгии у тех читателей, кто еще помнит об этом. Остальным будет также интересно прочитать о жизни автора в Таджикистане, о местных нравах и порядках, о родословной семьи, узнать о специфике работы геолога, ранних детских воспоминаниях, уморительных и небывалых историях. Книга написана легким литературным языком и может легко «разойтись на афоризмы».

Как всего 33 буквы алфавита учат ребенка читать бесконечное количестве книг и познавать мир, так ALFA-VITA, ограниченная количеством историй, учит взрослого безграничности опыта и выбора.

Новый роман Андрея Волоса «Алфавита» вошел в шорт-лист Национальной литературной премии «Большая книга», в котором числятся всего 12 ведущих российских авторов – Дина Рубина, Виктор Пелевин, Людмила Улицкая и др.

По мнению критиков, Андрей Волос «нашел золотую середину между остросюжетной беллетристикой и серьезной “исповедальной” литературой и создал действительно современный роман, продолжающий традиции русской классической прозы».

Андрей Германович Волос родился в 1955 году в Сталинабаде (ныне – Душанбе) в семье геолога. Окончил Московский институт нефтяной и газовой промышленности. До 1994 года работал в Москве геофизиком и программистом, потом занимался риелторской деятельностью. Как поэт дебютировал в 1979 году. Занимался переводами с таджикского языка, в 1988 году выпустил книгу стихов. В 1989 году у Андрея Волоса вышла книга прозы «Команда 22/19». Печатался в журналах «Новый мир», «Воскресенье литературное», «Знамя», «Дружба народов» и др. Андрей Волос – автор романов «Хуррамабад» (2000) и «Недвижимость» (2001). В настоящее время живет и работает в Москве. Лауреат премий журнала «Крестьянка», Фонда «Знамя» (1996), «Братья Карамазовы» (1998). В 2000 году писатель был отмечен Государственной премией Российской Федерации.

За дополнительной информацией обращайтесь в пресс-службу издательства «Эксмо» по телефону: (495) 411-68-97 или на сайт www. eksmo.ru.

Комментарий

Перед нами тщательно продуманный и организованный, в том числе и графически, материал, он предельно информативен и позволяет составить представление о творчестве писателя, мнении критиков и содержании текста. В то же время он динамичен, конкретен, рассчитан (благодаря скрытому обращению) на разные группы читателей. Указывается и издательство. Так что с помощью компьютерного поиска книгу легко найти в книжном и интернет-магазинах.

 

4.2. Образец рекламной листовки

Альфа, бета, гамма, дельта…

Буквы, из которых складываются книги. Книги, которые потом становятся событием и выходят далеко за пределы возможностей сочетания тридцати трех букв алфавита.

«Книга соответствий» лауреата Государственной премии Андрея Волоса «Алфавита» – роман о современной действительности, вошедший в короткий список премии «Большая книга-2007».

Приглашаем Вас на творческий вечер, посвященный этому событию.

Мероприятие состоится 30 ноября в 17:00 в Авторском зале ЦДХ.

В 18:00 творческий вечер продолжится круглым столом на тему «Мешают ли современным писателям большие тиражи?» при участии Владимира Войновича, Льва Данилкина, Александра Иличевского, Марины Юденич, Ольги Славниковой и др.

ЦДХ: Москва, м. «Октябрьская», ул. Крымский вал, д. 2.

Не потеряйте Ваше приглашение: оно примет участие в Конкурсе Соответствий и, возможно, принесет Вам ценный приз.

Комментарий

Похожую информативную функцию выполняет и данная листовка. Здесь кратко характеризуется содержание, отмечается, что произведение вошло в короткий список «Большой книги». Интерес усиливается и коммерческим предложением.

 

4.3. Образец колонки Л. Новиковой

Поскольку нынешний сезон – скорее время прогнозов, чем итогов, попробуем обратиться к молодым российским сочинителям. По образцу британского списка Granta’s Best of Young British Novelists ЛИЗА НОВИКОВА составила список самых перспективных авторов в возрасте до 40 лет. Если зачесть пишущих вместе Александра Гарроса и Алексея Евдокимова за одного автора, то получится чертова дюжина. В списке писатели расположены по году рождения.

(«Коммерсант» № 153(3237) от 18.08.2005)

Альманах Granta с 1983 года каждые десять лет объявляет список лучших молодых британских писателей, которым еще не исполнилось 40 лет. Прогнозы часто оправдываются: в списках побывали Мартин Эмис, Иэн Макьюэн, Салман Рушди, Уилл Селф, Луи де Берньер, Моника Али, Рейчел Сейферт, Зэди Смит и Адам Терлвелл.

Андрей Геласимов. 1966. «Фокс Малдер похож на свинью», «Жажда», «Год обмана», «Рахиль». Добротный реалист, напомнивший милое шестидесятничество. Воскресил для ностальгирующего читателя все штампы средней прозы из журнала «Юность». Однако в романе «Рахиль» в главные герои выбрал представителя старшего поколения.

Юлия Латынина. 1966. «Охота на изюбря», «Разбор полетов», «Промзона», «Джаханнам, или До встречи в аду» и др. Политэкономический эксперт, успешно использующая свои знания для написания фабульных романов, смогла привлечь книжного читателя, уставшего от публицистики.

Дмитрий Быков. 1967. «Оправдание», «Орфография», «Эвакуатор». Литератор-универсал, возможно, станет новым Горьким. Не случайно его последний роман называется «Правда». Может служить примером для всех остальных молодых сочинителей. Его феноменальная работоспособность стала легендой. Только за отчетный период выпустил лирико-фантастический роман, сборник сатирических статей-сказок и в соавторстве с супругой книгу для детей.

Евгений Гришковец. 1967. «Рубашка», «Реки». Ученик Жванецкого, почти победивший учителя. С недавних пор выступает в роли романиста. Темы те же, что и в драматических монологах: маленький человек в большом городе. В новой повести «Реки» Гришковцу удалось создать образ «человека без свойств» отечественного пошиба.

Антон Уткин. 1967. «Хоровод», «Самоучки». Мастер пластического письма. Роман 1996 года «Хоровод» был замечен и критиками, и читателями, хоть и не получил первого места в букеровской гонке. С тех пор эта приключенческая история остается в рекомендательном списке лучших романов.

Дмитрий Бавильский. 1969. «Едоки картофеля», «Ангелы на первом месте», «Нодельма». Заводной литератор, обидчивый и задиристый. Провинциальную действительность, которую писатели все больше либо чернят, либо идеализируют, он представляет в удобных салонных романах. Активно выступает как культуртрегер: редактирует литературный интернет-альманах, составляет книжные серии писателей-ровесников.

Майя Кучерская. 1970. «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние». Сочиняет гротескные истории из жизни современной церкви. Переложила библейские сюжеты для детей. А свои истории из «Современного патерика» сочиняла явно для взрослых: о самом святом заговорила языком Хармса.

Роман Сенчин. 1971. «Афинские ночи», «Минус», «Нубук». Молодой советский литератор, упорно доказывающий, что он не «чмо». Очень подходящая биография: учился в Литинституте, работал монтировщиком в театре, вахтером и сторожем.

Анна Матвеева. 1972. «Перевал Дятлова», «Небеса», «Голев и Кастро». Пишет как Токарева и Улицкая, но она моложе, а потому интереснее. Уже успела продемонстрировать свои умения в целых трех

жанровых разновидностях – дебютировала с полудокументальным повествованием о затерянных в снегах альпинистах. Затем выпустила остросоциальный роман об одном скандале, случившемся в церковной среде. Наиболее удачным оказался сборник повестей и рассказов «Голев и Кастро».

Глеб Шульпяков. 1974. «Персона Grappa», «Книга Синана». Поэт, дрейфующий в сторону эссеистической прозы. Переводчик стихов Одена, составитель антологии «2+10/30, стихи тридцатилетних», лауреат премии «Триумф». Для поэта чрезвычайно разносторонен, написал книгу о коньяке.

Александр Гаррос. 1975. Алексей Евдокимов. 1975. «[голово]ломка», «Серая слизь». Сочиняют трэш для «белых воротничков». Воспели тех, кто работает в офисе. Дебютный роман Гарроса – Евдокимова был награжден премией «Национальный бестселлер», это был скорее «роман-тренажер» для замученных в офисах «белых воротничков»: благодаря буйной фантазии авторов можно было оторваться по полной, представляя расправу над ненавистным местом службы. В этом году представили более вменяемый, хотя тоже не самый аппетитный текст о поколении тридцатилетних – «Серая слизь».

Аркадий Бабченко. 1977. Повести «Алхан-Юрт» и «Взлетка». Военный прозаик, Колумб чеченской темы. Начав с произведений о Чечне и тут же получив премию «Дебют», Аркадий Бабченко пока не зарекомендовал себя в «гражданке».

Сергей Шаргунов. 1980. «Малыш наказан», «Ура!». Лирический прозаик, разыгрывающий патриотическую карту. Дебютная повесть напомнила стиль раннего Эдуарда Лимонова, только герой Шаргунова не «молодой негодяй», а «молодой молодец». Однако пропаганда здорового образа жизни и мысли почему-то не была встречена ровесниками Шаргунова на «ура».

Комментарий

Особенности колонки как формы рассмотрены в соответствующем разделе.

Отметим следующее: необычайно информативно насыщен текст автора: сообщается дата рождения, указываются основные тексты и даются микрохарактеристики текста или творчества.

Сказанное говорит о наличии у автора диалектического мышления и, главное, собственного архива, поскольку ко времени публикации материала справочные издания В. Огрызко и С. Чупринина только создавались.

 

4.4. Образец рецензии

Рецензии на цикл Л. Улицкой «Люди нашего царя» [41]

Первая рецензия

Книга «Люди нашего царя» похожа на шерстяной свитер – большой, вязанный крючком из разноцветных толстых ниток. Видимо, какой-то чародей намагнитил руки писательницы удивительным образом – всевозможные вещи притягивает к ним, как железные гвоздики. Художественный дом Улицкой похож на блошиный рынок, где можно по дешевке отхватить невероятные ценности. Все эти пирожки с картошкой, кариатиды, трагически заламывающие руки, все эти неприсутственные дни, пахучие капли и войлочные домашние туфли заставляют серьезно усомниться в том, что первая профессия Улицкой утрачена безвозвратно. Нет, писательница до сих пор остается биологом, только вместо приборов с увеличительными стеклами у нее в руках письменная речь. Она внимательно разглядывает человеческие организмы, подробнейшим образом записывая малейшие их движения . А люди? Те копошатся в своем огромном муравейнике: кто-то семенит на работу, кто-то рожает детей, кто просто пьет чай на кухне, болтая под столом всеми восемью лапками.

(«Московские новости». 29 июля – 04 августа 2007 г. С. 21)

«Люди нашего царя» – очень грустная книга . Почему-то грустная. Как старые довоенных времен платья с узкими талиями и широкими юбками – такое платье было у моей бабушки. Простота стиля Улицкой, ее «детский лепет» вдруг открывает читателю страшную тайну – такой голос у жизни, так жизнь говорит с нами каждый день, а мы этого не замечаем. А что же происходит в рассказах писательницы – да ничего, то есть как обычно. Они женятся, Она покупает лекарство Ваське, Он идет к учителю, Его волнует Пятое Евангелие… Что прибавилось – так это щепоточка ее, писательницы Улицкой, настоящей жизни, ее воспоминаний из детства, историй о друзьях и недрузьях.

Грань между реальным и вымышленным проведена с каллиграфической тонкостью, а может быть, и нет никакой грани, и герои просто перебегают с одной стороны на другую, меняя имена и лица? «Наш царь» смотрит на Улицкую с недоумением – что это за маленькая женщина со стриженной головой и зачем она так тихо сидит на облаке и все время прислушивается? А женщине этой в общем-то нет никакого дела, кто на нее смотрит. Она сидит себе, щурится от света и изредка машет рукой кому-то стоящему на земляной горке.

Вторая рецензия

В последние годы Людмила Улицкая пишет роман один толще другого, и как-то стало забываться что она начинала с повестей и рассказов. Новый сборник новелл – напоминание о том, что Улицкая остается виртуозом малых форм , kimia, чье название позаимствовано из Лескова, не имеет строгой общей концепции, о чем автор честно признается в коротком предисловии: «…нет никакого "я", есть одни только дорожные картинки, разбитый калейдоскоп, и в каждом осколке то, что ты придумывал, и весь этот случайный мусор и есть "я"». Рассказы в сборнике сгруппированы в пять циклов, и тексты здесь на любой вкус. Есть излюбленные писательницей бытовые истории из жизни «маленьких людей». Короткие сценки-наблюдения. Колоритные семейные хроники, конспективно сжатые до 10–12 страниц – как бы наброски будущих романов. Путевые очерки-зарисовки о Франции, Голландии, Германии…

(«Книжное обозрение». 2007. 29–30 августа. С. 2.

Объединяет эти довольно-таки пестрые рассказы тема преображения – в самом высоком смысле слова. «Весь мир, если правильно на него смотреть, из грубого и грязного превращался в прекрасный и возвышенный» – так переживал это чудо один из героев. Превращения, неожиданные узнавания чудесного в привычном случаются в этой прозе постоянно. Простой крестьянский ужин в маленькой французской деревушке приобретает неожиданное сходство с таинством Рождества («Путь осла»). Пьяные философические разглагольствования соседей по электричке отзываются беседой незабвенного Венички с ангелами («Москва – Подрезково»). Иногда, правда, узнавание обыгрывается иронически ; так, герой рассказа «Великий учитель» с изумлением обнаруживает, что легендарный антропософский гуру, к которому его ведут на «семинар», – не кто иной как его уродливый сосед по коммуналке…

Улицкая Л. Люди нашего царя. М.: Эксмо, 2005)

Вообще, здоровый человек в этой книге редкость . Герои рассказов увечны, неизлечимо больны или как минимум бездетны по причине « какого-то редкого дефекта» (медицинская тема для Улицкой – сквозная; читатели ее повестей и романов это знают). И когда в очередной раз натыкаешься на зачин типа «Гриша Райзман потерял глаз еще в отрочестве», это начинает попахивать каким-то сюрреализмом – при всем драматизме Гришиной судьбы.

Такова Россия, таковы «люди нашего царя», о которых писал полтора века назад Лесков, а сегодня пишет Улицкая. Физические недуги, впрочем, не отнимают у этих людей надежду на чудо, на волшебное преображение.

Третья рецензия

Между Ангелом и Бесом.

«Урал». 2006. № 2

Людмила Улицкая. Люди нашего царя. – М.: «Эксмо», 2005.

Бес

Кто-нибудь объяснит исчадию ада, что к чему? Я не понимаю, я отказываюсь понимать, почему эта занудь стала бестселлером! И ведь допечатали дополнительный тираж еще в 25 000 экземпляров! Но для кого? Что есть бестселлер? Какие, по большому счету, существуют разновидности его? По сути, их две: для плебеев и для интеллектуалов. Самая распространенная категория, в которой работает подавляющее большинство бестселлермахеров – матерый экшен тире любовный роман. Все его составляющие давно и хорошо известны. В экшене главный герой – либо обаятельный и честный подполковник милиции, сыплющий цитатами из Гете, либо дамочка, балующаяся частным сыском в свободное от походов по салонам красоты время. Они должны вступить в смертельную (а иногда – веселую и прикольную) схватку с каким-нибудь преступным негодяем и победить. С любовным романом все еще проще: это бесконечные вариации на тему Золушки и прекрасного принца. Именно эта категория бестселлеров продается в привокзальных киосках по двадцать рублей.

Вторая категория бестселлеров – это уже, как говорят в рекламе, совсем другая тема. Их читают мальчики и девочки с синими волосами и в оранжевых свитерах, с лицами, простреленными пирсингом где только можно. Там главным героем должен быть модный тусовщик, шизофреник или наркоман, которого будет всю книгу плющить и таращить, забрасывая то в астрал, то в мир розовых кубиков. Впрочем, главного героя может не быть вообще, да и сюжета как такового – это для интеллектуального бестселлера вовсе необязательно. Нечитаемые бредни в русле формального экспериментаторства – это канон данной разновидности массовой литературы.

Прочитав первые несколько рассказов из книги Людмилы Улицкой «Люди нашего царя», я обалдел. Отнюдь не в положительном смысле этого слова. Собственно говоря, насторожился я, еще читая замечательное предисловие автора. Там есть замечательные слова: «Маленькие люди нашего царя наблюдают эту картину, задрав голову. Они восхищаются, дерутся, убивают друг друга и целуются. Совершенно не замечая автора, которого почти нет». После такого пассажа в духе Ролана Барта я уж, грешным делом, подумал, что мне в руки попала вторая разновидность бестселлера. Как я ошибся!

Автор, вопреки своим уверениям, никуда не делся. Это классическая бизнесвумен, любящая свою нищую и разоренную страну из прекрасного итало-германского далека, сдержанно-покорно воспринимающая мужичка, писающего на проходящую электричку: «Это мой народ. Какой есть…» Да, действительно неважный народец, надо признать. Впрочем, в меру чернухи автор тоже подпускает, безо всяких оценочных суждений – от третьего лица, так сказать. Видимо, дабы не допустить ошибку Робски, которая так увлеклась описанием жизни современной российской буржуазии, что у среднестатистического читателя, не желающего подглядывать в щелку за дрязгами олигархов, бандюков и их телок (простите, но я называю вещи своими именами), произошел сблев. Ну, нельзя отрываться от народа, нельзя! Не поймут, несмотря на весь интерес обывателя к светской хронике. Поэтому надо сораспясться с народом! Показать, что и тебе знаком мир репрессированных евреев, бомжей, которые какают в подъездах, раковых больных, безногих инвалидов-алкоголиков, умирающих чахоточников!

Ну, а чтобы это не превратилось в заурядную перестроечную бытовщину, надо показать и что-нибудь красивое: жизнь итальянской отшельницы, германских коллекционеров, а завершить книгу надо главкой «Последнее», где в середине страницы будет пара-тройка бессвязных предложений типа «У Бога был один хороший сын Иисус. Как свербит на этом месте…» Молодец автор. Всем угодил. Обеим категориям. Белокрылый пусть распинается по поводу психологизма автора и его блестящего языка. Пусть распинается – его право. Хочется только отметить, что блестящий язык, тонкий психологизм в рассказах о простых людях, «таких, как ты да я», не могут быть самоцелью. А если они самоцелью становятся – то и появляется продукт пресный, бесцветный и совершенно незапоминающийся.

Ангел

Бес, как всегда, в своем репертуаре: еще толком ни в чем не разобрался, а уже спешит сделать вывод. Мой досточтимый коллега из Преисподней совсем оторвался от жизни, пока поджаривал грешников на сковородках и вертелах. Бестселлеры «для плебеев» и бестселлеры «для интеллектуалов» – это еще куда ни шло, но почему же, простите, к «интеллектуалам» он причислил только «простреленных пирсингом» мальчиков и девочек? Связь между украшенным пирсингом пупком и умственными способностями прослеживается плохо. Ну лет десять тому назад, быть может, бесова классификация еще имела смысл: ушибленная реформами интеллигенция читать художественную литературу ненадолго разучилась, а читателями «интеллектуальной прозы» стали те самые синеволосые мальчики и девочки.

Но времена-то меняются! В последние годы интеллигенция вернулась в книжные магазины. Неужели бес не заметил, насколько богаче, разнообразней стал книжный рынок. Это раньше прилавки были завалены книжонками с обнаженными красавицами и обнаженными стволами на обложках. А сейчас даже в супермаркете, по соседству с пельменями, горчицей, форелью и красной икрой вы найдете книги Набокова, Гессе, Кортасара, изданные в общедоступном мягком переплете. Что уж говорить про собственно книжные магазины.

Спрос определяет предложение, все просто: ну не станет профессор, воспитанный на Баратынском и Батюшкове, на Платонове и Фолкнере, читать Пелевина и Кастанеду. Тем паче он не станет читать всяких Поляковых-Куликовых-Донцовых-Дашковых-Устиновых-Марининых. Его от такой, с позволения сказать, литературы затошнит. Классикой тоже весь век сыт не будешь. Пушкин Пушкиным, Толстой Толстым, но иногда и чего-нибудь новенького хочется. Вот и стали наши интеллектуалы потихонечку раскупать книжки современных авторов.

Людмила Улицкая лет пять назад «Букер» получила, а «Букер» у нас дают авторам «серьезным», но нечитаемым. Это как клеймо: получи свои пятнадцать тысяч баксов, но о внимании читателя и связанных с ним больших тиражах забудь. Не твое это, не твое. Но Улицкая умудрилась не только премию получить, но стать преуспевающей популярной писательницей.

Само собой, тиражи ее от тиражей Донцовой отстают безнадежно, да и выдавать по роману в полтора месяца она не умеет. Но стотысячный тираж для интеллигентной писательницы – это совсем не плохо. Мало того, тираж этот, в отличие от тиража достопамятной книжки Максима Кононенкова, и впрямь разошелся. Еще двадцать пять тысяч допечатать пришлось! И это, я уверен, далеко не предел. Виданное ли дело, не детектив, не триллер, не любовный роман и даже – еще несколько лет назад глазам бы своим не поверил – вообще не роман, а сборник рассказов стал настоящим бестселлером.

Не надо только искать «секрет успеха Людмилы Улицкой». Здесь нет никакой тайны, просто Улицкая, как отметил один критик, умеет писать интересно о неинтересных вещах. В книжке под названием «Люди нашего царя» двадцать рассказов о семейной жизни. На любой вкус. Жизнь человеческая, в отличие от нашей, райской, на удивление разнообразна: число вариаций беспредельно. Писателю даже ничего выдумывать не надо, знай себе собирай материал. Книжка Людмилы Улицкой содержит множество самых удивительных рассказов: от истории о собаке-дезертире («Дезертир») до семейной мини-саги, на основе которой можно снять нормальный сериал («Сын благородных родителей»), от истории про девушку, которая испытывала половое влечение только к инвалидам («Тело красавицы») до повествования о кошке с омерзительным характером. Вполне себе реалистическое повествование, но с толикой мистики в финале («Кошка большой красоты»).

При этом Улицкая избегает банальностей, у нее нет пошлой слезливости, нет излишней сентиментальности. Ирония есть, но в меру, автор не перебарщивает. Читать все эти семейные истории ничуть не скучно, пусть враг рода человеческого не передергивает.

Завершают книжку семнадцать небольших (иные всего на полстраницы) дорожных историй. В этих историях, собственно говоря, автор-рассказчик и появляется. В «семейных историях» его и впрямь заметно не было. Дорожные рассказы, быть может, и не так хороши, а сама Улицкая здорово подпортила финал глупой и жеманной фразой: «Это мой народ. Какой есть…» Но кто ж из людей без греха? Это мы, ангелы, безгрешны…

Ну и напоследок о главном – о стиле: «Смыв дорожную пыль, мы перецеловались европейским двукратным поцелуем воздуха, и Женевьев пригласила к столу. Большой стол был покрыт оранжевой скатертью, в овальном блюде отливало красным золотом пюре из тыквы, в сотейнике лежал загорелый кролик, охотничий трофей Марселя, а между грубыми фаянсовыми тарелками брошены были ноготки, горькие цветы осени». Ну скажите на милость, разве не замечательно, что больше ста тысяч читателей вместо очередного грубо отесанного изделия Марининой прочли эту замечательную прозу?

Образец анализа рецензии

Проведем анализ рецензии студента VI курса филологического факультета (будущего магистра).

Рецензия написана в формате текста для массового читателя, скорее всего глянцевого, поэтому допускается авторская оценка, выраженная инверсией и разговорной интонацией («И вот тут хочется»), лексикой, сочетающей высокие и низкие слова, канцеляризмы («эдакий», «докладывать»), некоторым многословием, постоянными обращениями к читателю. Звучит и откровенное мнение: «Бррр!» «Хорошо, что…»

Если сократить рецензию по объему, убрать некоторые повторы, то получится, что содержание книги, ее традиционность и новизна (упомянуты переклички с Е. Замятиным) станут самоочевидными.

Студент познакомился с определенным материалом, отголоски видны в работе, но тем не менее он стремился к выражению своей точки зрения, поэтому работа может быть засчитана. Очевидно, что книга ему понравилась, отсюда и несколько фамильярное обращение к автору по имени как к своему сверстнику.

О тайнах изнанки

Как же сложно ориентироваться в современном литературном мире! Полки книжных магазинов ломятся от изобилия печатной продукции, книжные ларьки пестрят рекламой и яркими обложками «суперновинок». И вот тут хочется, чтобы рядом был кто-то, кто непременно подскажет, посоветует, что взять, а что и трогать не стоит. Эдакий личный литературовед и книгочей, который думает за меня, выбирает и решает. Да так выбирает, чтобы мне потом разочаровываться не пришлось… Будет ли это когда-нибудь возможно? Наверное, да, но только при условии, что этот человек сможет видеть мои мысли и чувства. Он будет знать обо мне всё и, может быть, докладывать эту информацию в вышестоящие инстанции. Бррр! Жизнь под контролем, жизнь видимая насквозь, жизнь, вывернутая наизнанку…

«Inside out (наизнанку)» – так называется новая книга Ксении Букши. И здесь как раз идет речь о том, как живется человеку, который находится под неусыпным наблюдением. И что еще хуже – тотальный контроль распространяется и на еще не совершенные действия – с целью предотвращения катастроф и несчастий. Действие происходит в далеком будущем. Люди цивилизованные отгородились заборами от остального мира, а за забором – что-то ужасное и непредсказуемое. Всё это очень интересно и необычно, если только ты по какой-то причине никогда не брал в руки книгу Замятина «Мы». Если же Замятин был тобою прочитан, то, начиная со страницы второй, невольно начинаешь искать совпадения и общие места, и, надо сказать, с успехом находишь. Идея-то общая, различия только в исполнении. У Ксении мир захватили корпорации в небоскребах и аккуратными клерками внутри, над городом с завидным постоянством всходит и заходит усталое солнце, а двое влюбленных пытаются противостоять вселенскому безобразию и уйти от навязчивых глаз начальников.

Часто оказывалось так, что писатели предвидели будущее, например, детально описывали чудеса техники, которые появились спустя много-много лет после его смерти. Хорошо, что людям свойственно ошибаться, а дар предвидения достается лишь избранным. Надеюсь, что Ксения Букша не является родственницей Ванги. А то ведь не станет через какое-то время нашего государства – Россия в книге «Inside out» бесследно исчезла с лица земли, поглощенная Великой Китайской цивилизацией. А точнее – продали её китайцам за бесценок, чтобы жили они и не теснились, а ещё точнее – просто чтобы что-то продать. Удастся ли людям найти вновь свою личность и разорвать путы серого города, научиться мыслить самостоятельно и спрятать свои сокровенные переживания от навязчивых надсмотрщиков? Об этом размышляет Ксения и заставляет задуматься и читателей. А я, пожалуй, избавлюсь от навязчивой мечты о личном литературоведе. Мало ли что… Ведь, говорят, что самые заветные желания материализуются.

Образец рецензии на текст Л. Петрушевской

Приведенная ниже рецензия принадлежит студенту II курса филологического факультета (отделение журналистики). Она носит откровенно личный характер, возможно и потому, что данная квинтэссенция усиливается разговорной лексикой, отчасти клишированного характера: «читать не стоит», «но к чему?».

Почерк автора проявляется в использовании «ё» и элементов филологического романа. Очевидно, что студент знаком с творчеством писателя и «женской прозой», что позволяет ему провести сравнение с Д. Стил, указать, что среди особенностей прозы Л. Петрушевской важны следующие: акцентировка на названии, внимание к обыкновенным маленьким героям, стремление рассказать историю, доминантная тема (пишет о любви). Содержательный уровень раскрыт подробно, что позволяет читателю рецензии составить представление о произведении. При некоторой редакторской правке, сокращениях и большей жесткости стиля рецензия может быть засчитана и рекомендована для публикации в глянцевый журнал.

Я искала Людмилу Петрушевскую в разделе современной прозы, а нашла на полках среди женских романов. Но, по-моему, поклонникам Даниелы Стил сборник рассказов «Богиня Парка» читать не стоит. Хотя книга эта – о любви. Всепоглощающей и страстной. Но к чему?

«Парка» – это не родительный падеж слова «парк», а имя античной богини, сплетавшей судьбы людей. Полагаю, недаром название именно этого рассказа вынесено на обложку. Герои Петрушевской, по традиции – обыкновенные, маленькие люди, которые часто только тем и примечательны, что они – люди. Но ведь каждый человек может стать героем собственного романа, собственной жизни – эту банальную, но вечную истину Петрушевская доказывает в каждом рассказе. «…Думает тётка Алевтина, как думала бы древняя богиня Парка, плетя нити человеческих судеб» – сочетание слов «тётка» и «богиня» звучит по меньшей мере странно. В каждом человеке есть бог, надо только его увидеть, – утверждает автор. И вовсе необязательны для этого какие-то экстраординарные ситуации. Так, безответная Лёля, героиня повести «Конфеты с ликёром», совершает, на мой взгляд, каждодневные подвиги одним фактом своего сосуществования с сумасшедшим супругом.

Вообще большинство рассказов этой книги рассказывает о семьях, семьях ненормальных, ломающихся, несчастливых, страдающих от вечного «квартирного вопроса» и ужасающих именно тем, что такое может быть везде.

«Сын и отец тихо ели, мать тихо подавала. Любовь и нежность, опора и твёрдость, союз навеки. Живите так всегда.

Лялечка тем временем таскалась по городу, ходила пешком до глубокой ночи, или, если было где, сидела в тёплом доме в гостях. Или в каком-нибудь первом попавшемся кино».

Кто может поручиться, что такая Лялечка не живёт с вами в соседнем подъезде? Кто может поручиться, что во-он в том окне не обитает семья из столетнего инвалида и сорокалетней шизофренички? Кто пообещает, что в доме напротив сейчас никого не насилуют и не убивают?..

Но – и это тоже особенность автора – герои не ропщут, не сопротивляются, они живут. И, как ни странно, умеют быть счастливыми. «Всё устроилось, только нет одежды… Но случаются брюки и длинные юбки, это спасение, спасибо жизни». «Спасибо» здесь сказано искренне, без тени иронии. Просто человек, который хочет быть счастливым, находит счастье во всём.

Потому-то я и говорю, что книга эта – о любви. Всепоглощающей и страстной. О любви к людям. И о любви к жизни – во всех её проявлениях.

Рецензия на книгу И. Денежкиной

По форме рецензия развернутая, поэтому здесь допускается нарративная интонация: «Поэтому начну прямо-таки». Сообщаются автором и некоторые сведения о себе: «мир в моем возрасте кажется солнечным и праздничным». Они позволяют сопоставить собственную позицию с мнением писателя.

Авторская оценка зашифрована уже в названии. Особенность современной прозы невольно обозначается самим автором, сочетающим книжную (особливо, сподвигла меня) и разговорную лексику («дурное явление»).

Собственное отношение основывается на восприятии текста, поэтому содержание фиксируется более подробно, сообщаются и некоторые текстовые подробности. Указывается и традиция.

Поставив в центр свое отношение, автор четко показывает, что И. Денежкиной удалось выполнить поставленную задачу: написать книгу для определенной группы читателей. Признаваясь, что книгу, может быть, перечитает, автор рецензии в то же время говорит об исчерпанности темы и не видит пока для И. Денежкиной возможностей продолжения.

Рецензия заканчивается выводом, напишет ли дальше что-то новое писатель, обратившийся к молодежной проблематике. Он включает риторический вопрос, поскольку в задачу рецензии ответ не входит.

Национальная гордость

Можно было бы начать рецензию с глубокомысленного обзора современной литературы, особливо русской, но боюсь, что может это закончиться бесконечными вздохами сожаления о былых временах. Поэтому начну прямо-таки с Денежкиной, рассказ которой «Вася» и является той предпосылкой, которая сподвигла меня на написание оного текста. Писательница она молодая, подающая надежды. Даже премию в 2002 году хотели дать – «Национальный бестселлер» (как раз за книгу «Дай мне!»), но не дали. Можно, конечно, позлорадствовать на эту тему, но это – удел людей недобрых и язвительных, а к таковым я себя не имею ни малейшего желания относить. К тому же не так уж долго я несу на себе тяжесть этого мира, чтобы злобиться и язвить. Напротив, мир в моем возрасте кажется солнечным и праздничным.

Видимо, Ирина Денежкина думает примерно также. Каждое дурное явление можно рассмотреть с оптимистической точки зрения. Если вдуматься в содержание рассказа о Васе – это просто кощунство какое-то. Зеленые мужики, которые едят бомжей (так с аппетитом, надо сказать, едят), родители, то бьющие Васю, то тушащие ему об язык бычки, да и, наконец, сам «децл» Вася, неудачник с глазом из шарика для пинг-понга – жуть, да и только. Но ведь читаешь, и не плакать, а смеяться хочется. Почему? Один глубокомысленный философ определял смешное примерно так: мы смеемся, когда кажется, что мы хоть чуточку выше предмета, над которым смеемся. И каким глупым и смешным кажется нам Вася, который носит трусы из нацистского флага, постоянно бывает бит сверстниками, думает исключительно нецензурными выражениями (а чаще всего одним словом) и каждый вечер прижимает, как родную, телефонную трубку с томным голосом известной службы. Но с другой стороны – посмотрела бы я на вас в Васином положении (когда глаз уже съеден, и вместо него там торчит целлулоидный шарик, а зеленые мужики с хрустом и чавканьем смакуют бабу Аню), вряд ли в голову пришло бы что-нибудь более умное и состоящее из большего числа символов, когда творятся такие уму непостижимые вещи, а ты сидишь на теплопункте и моргаешь уцелевшим глазом. Разве можно упрекнуть в чем-то этого несчастного «децла»? Стоит ли удивляться тому, что он не читает литературные обозрения, не носит белые лайковые перчатки и не танцует вальс? Если я сейчас сделаю вывод примерно такой: «Да все подрастающее поколение сейчас такое – ни высоких стремлений, ни мудрых мыслей, ни благородных поступков. Куда мы катимся», то заведу себе, наверняка, много новых друзей из тех «КОМУ за…» и любящих обсуждать и осуждать. А если скажу – Вася, мол, наш новый герой, национальная гордость, то у меня есть возможность услышать много критики в свой адрес, касаемо того, куда качусь я. Эти две полярные точки зрения хороши, но не настолько, чтобы быть истинными. К каждому роду литературы должен быть свой особый подход. Нельзя оценивать Денежкину, как скажем Гоголя, который хотел изобразить в своей поэме «Мертвые души» Россию со всех сторон. Денежкина хотела написать так, чтобы было весело и интересно читать (так она говорила в своем интервью). И надо заметить, что это ей удалось.

У каждого должна быть книга (или книги), которую можно перелистать (перечитать) в минуту душевных волнений, семейных неурядиц, по причине хорошего настроения или просто от некуда себя деть (в случае с метро). Могу заявить – книга Денежкиной может смело претендовать на эту роль в моей жизни. Ничего не могу поделать с собой, когда открываю «Васю». Пусть у меня трижды дурное расположение духа, сдержать улыбку я просто не смогу. Нет, я не жестокая и не безжалостная, просто я люблю хороший юмор. В отсутствии вкуса Денежкину обвинить нельзя ни в коей мере. Сейчас редко встречается юмор без примеси пошлости и сальности, поэтому нужно ценить то немногое, что вызывает улыбку, а не кривую ухмылку.

Остается только надеяться, что Денежкина не потеряет этой непосредственности, не послушает тех, кто любит советовать, что писать надобно, мол так вот и так. Хотя, глупо рассчитывать на вечную молодость, вечных подростков с пивом и глобальными проблемами. Нет, не пугайтесь – никуда они не исчезнут, эти головастики в папиных широких штанах, в нацистских ботинках с красными шнурками и (чуть было не сказала с глазами из пинг-понгового мячика) добрыми намерениями. Просто напишет о них уже кто-то другой. Может, одноглазый Вася станет министром внутренних дел, сверхсекретным разведчиком или космонавтом на худой конец? Даже если станет, то Денежкина о нем больше не напишет.

 

4.5. Образец интервью

Людмила Улицкая

(«Вопросы литературы». 2000. № 1–2 (январь-февраль). С. 215–238)

«Принимаю все, что дается»

Беседу вела Анастасия Гостева

(текст дается в сокращении)

Творчество Л. Улицкой, автора «Сонечки», «Медеи и ее детей», «Веселых похорон», в последние годы стало одним из ярчайших явлений современной прозы, привлекающих и читателя, и критику. Но наша беседа с известной писательницей любопытна вдвойне: ее ведет прозаик совсем молодой и – в отличие от Улицкой – контртрадиционный.

Анастасия Гостева (дебютом ее была книжка стихотворений «Слепые акварели», М., 1993) за короткое время обратила на себя пристальное внимание читающей публики: ее повести «Дочь самурая» и «Тгаvеl агнец», опубликованные в центральных журналах, обнаружили новую и смелую литературную индивидуальность. Так что перед нами не нейтральная череда вопросов-ответов, но внутренне напряженная перекличка «младшей» и «старшей» представительниц нынешней прозы. Ниже мы приводим фрагменты интервью с писательницей.

– Набоков в одном из своих интервью сказал, что степень таланта определяется тем, насколько способен писатель создать мир полностью вымышленный, никогда ранее не существовавший. С другой стороны, существует прямо противоположная точка зрения, что жизнь – идеальный сочинитель. Маркес признавался, что берет кусочек одной жизни, кусочек другой, третьей и получает в итоге что-то вроде коллажа. Как это происходит у Вас?

– Вы меня своим вопросом ставите в такую вилку – между Набоковым и Маркесом, – что мне остается только одно – сказать, что в этой системе координат меня и вовсе нет.

– А Вы властны над вашими героями или они «оживают» и начинают совершать непредвиденные действия и произносить неожиданные слова?

– Это бывает по-разному. Хотелось бы владеть собственным материалом полностью. Но иногда бывает, что герои перестают подчиняться. Обычно это бывает связано с какой-то моей ошибкой в построении характера. Такие неожиданности иногда бывают очень интересными.

– Например?

– Мне сейчас трудно привести пример. Как правило, в таком случае текст либо откладывается на неопределенный срок, либо у него оказывается совсем не тот конец, который я предполагала.

– Мне кажется, что любая традиция, в том числе и литературная, живет на людях. Оглядываясь назад, кого Вы могли бы назвать своими литературными учителями? Я имею в виду прежде всего личное общение. Вообще, нужна ли писателю литературная среда, общение с другими писателями?

– Не было у меня никаких литературных учителей. Живьем я видела трех великих: Пастернака, который шел по дороге в Переделкине мне навстречу, Анну Андреевну Ахматову – с ней я сидела за одним столом и не могла отвести от нее глаз, так она была величественна и классична, и еще в молодые годы как-то сидела на кухне, где выпивали и Бродский стихи читал. Я догадалась, что он гений, когда прочла его стихи, за несколько лет до того, как я его увидела, еще в 80-х годах, а живьем он мне не очень понравился. Да и манера чтения его мне тогда не понравилась. Все три встречи произошли в мои школьные годы.

Высказывание о том, что литературная традиция живет на людях, вызывает у меня сомнение. Литература – не тайное знание, передаваемое из рук в руки, от учителя к ученику. Здесь тексты работают. Конечно, есть примеры литературных школ, групп, движений… Но, во-первых, у меня природное отвращение к коллективизму, даже интеллектуальному, а во-вторых, какие в наше время были «школы»? СМОГ, и деревенщики, и концептуалисты типа Пригова? Совершенно не мое. Да у меня среди писателей и друзей-то почти нет. Я большую часть жизни провела в среде художников. И литературная среда мне вообще не нравится. Правда, я мало кого знаю.

– Цикл рассказов «Девочки от девяти до одиннадцати» описывает быт, интересы, переживания девочек начала 50-х годов. Насколько автобиографичны эти рассказы? Не учитываете ли Вы ностальгию по прошлому?

– Эти рассказы достаточно автобиографичны. Хотя, скорее, фантазии на тему, чем пережитые события. Я не знаю, каково содержание этого понятия «ностальгия» – тоска ли это по прошлому вообще, или любовь к прошлому, или его идеализация… Время моего детства – ужасное, уродливое, полное большой казенной лжи, искажения человеческих душ. Но для нас это время открытий, узнаваний, время увлечений и разной учебы, всяческих заблуждений, больших потерь и огромных приобретений… Кроме всего сказанного, прошлое вообще от меня не совсем уходит, продолжает существовать… Иногда с оттенком кошмара.

– Роман «Медея и ее дети» – семейная хроника. История Медеи и ее сестры Александры, соблазнившей мужа Медеи и родившей от него дочку Нику, повторяется в следующем поколении, когда Ника и ее племянница Маша влюбляются одного и того же мужчину, что в результате приводит Машу к самоубийству. Ответственны ли дети за грехи отцов? Как Вы относитесь к таким понятиям, как рок, судьба? Насколько мы действительно по собственной воле совершаем, что совершаем?

– Любовь, измена, ревность, самоубийство на любовной почве – все это вещи такие же древние, как сам человек. Они-то и есть истинно человеческие поступки, – животные, насколько мне известно, не совершают самоубийств из-за несчастной любви, в крайнем случае, разорвут соперника… Но у каждого времени существуют общепринятые реакции – от заключения в монастырь до дуэли, от побивания камнями до обыкновенного развода.

– Людям, выросшим после великой сексуальной революции иногда кажется, что обо всем можно договориться, отказаться от предрассудков, презреть устаревшие правила. И в рамках взаимно предоставленной сексуальной свободы сохранить брак, растить детей. Я встречала в жизни несколько счастливых союзов. Два или три раза. Подозреваю, что в таких договорных отношениях все-таки один из супругов – сторона тайно страдающая, но не имеющая иного выхода принять предлагаемые условия. Как правило, такие договорные отношения рано или поздно распадаются. Да и всякая ли психика выдерживает то, на что соглашается просвещенный разум. Это я по поводу двух любовных треугольников, которые рассматриваются в романе «Медея и ее дети»…

– А как же быть с утверждением, что принцип «свободы воли» – это основной принцип человеческого существования с момента сотворения мира?

– Это правильно, но практически почти невыполнимо. И это не расхождение между практикой и теорией, а постановка цели, которая всегда выше ваших возможностей. Поскольку, принимая принцип «свободы воли» человек берет на себя ответственность за свои действия или их отсутствие, а в противном случае он эту ответственность с себя снимает.

– Мне часто приходилось слышать такое мнение о Ваших текстах: «Все замечательно, только слишком закруглено и сглажено, слишком уж Happy end» Честно говоря, когда я в первый раз прочитала «Медею», а потом «Веселые похороны», у меня тоже возникло ощущение, что Вы, как в театре, опускаете занавес, создавая ощущение замкнутости, закрытости текста. Это происходит интуитивно, само собой или за этим стоит какая-то авторская позиция?

– Я прочла в одной рецензии более радикальное высказывание о моих текстах: «У Улицкой всегда либо happy end, либо смерть». Согласитесь, это гораздо забавнее. Как будто сама жизнь предлагает иной исход всему, кроме смерти в конце концов… Насчет занавеса – совершенно согласна. Драматургия именно в этом и заключается, чтобы вовремя опустить занавес. Потому что чуть автор зазевался – и герой умрет естественной смертью. Любой. Представляете, что бы стало бы с мировой литературой, если бы Гамлет умер от ожирения на семидесятом году жизни, Джульетта от поноса в сорок, а седобородый Ромео расшибся, упав в пьяном виде с лошади. Какая уж тут авторская позиция?

– Мне бы хотелось поговорить о так называемой «женской прозе». Как Вы относитесь вообще к делению искусства мужское и женское? Оправданно ли это? Если да, в чем основное отличие (отличия) мужской литературы от женской?

– Да, да, сто раз да. Искусство делится на мужское и женское. Деление это не носит абсолютного характера, но антропологи отлично знают, что есть народы, где традиции устного рассказа, хранения преданий несут женщины. Есть древние культуры, где функция эта исключительно мужская. Существуют женские и мужские музыкальные инструменты и даже мужская и женская музыка.

Вообще, это огромного объема проблема, проблем» Следовательская. Проблема психологическая, проблема тактическая. Я никогда не бралась это исследовать, но это в чем мы всегда можем довериться своему чувству…

Но при этом нельзя забывать о том, что сам пол, в его очевидной двузначности, не представляет собой абсолютного. Нам прекрасно известны типы «мужественных» женщин и «женственных» мужчин. А уж если перейти эти границы, то здесь открывается целая особая область «третьего» пола. Со своей эстетикой, проблематикой, системой отношений. Так что, я думаю, сегодня мы можем говорить не только о мужской и женской литературе, но также и о литературе гомосексуальной, даже не о литературе, а о культуре в целом.

– А то, что в русском контексте определение «женская проза» приобретает довольно уничижительный характер, связано с тем, что критика по преимуществу мужская?

– Думаю, что да. И совсем не с качеством русской прозы, написанной женщинами. Строго говоря, критерий «хорошая» или «плохая» гораздо важнее для меня, чем «мужская» или «женская».

– Ваши героини Медея и Сонечка кажутся очень нетипичными для русской литературы. Они являют собой пример удивительного смирения, и вместе с тем в них отсутствует уныние. Возникает ощущение, что таких женщин больше нет. С чем это связано? Раньше девочек по-другому воспитывали или времена не те?

– Знаете, как на экзамене: этот вопрос прошу заменить. Он мне не нравится. Что значит – нетипичные? А Сонечка Мармеладова – типична? А княжна Марья? А Наташа Ростова?

А что касается воспитания, то оно действительно меняется от поколения к поколению. Моя мама воспитывала меня не так, как ее воспитывала моя бабушка. Но я все-таки думаю, что очень многое зависит от характера, воспитание может направить, что-то сгладить, но характер имеет решающее значение. У меня два взрослых сына, которых я, кажется, воспитывала одинаково, но это совершенно разные люди.

– В декабре 98-го в издательстве «Вагриус» вышла Ваша книга, в которую вошла новая повесть «Веселые похороны» и рассказы, старые и новые. Мне кажется, что «Веселые похороны» – это качественно новый шаг в Вашей прозе. Во-первых, у повести замечательный ритм и заряд, чего нашей литературе сейчас очень не хватает. Во-вторых, она невероятно визуальна и музыкальна, что для человека моего – младшего – поколения является явным, редким и несомненным достоинством. В-третьих, в ней впервые, может быть, что всю историю (не такую уж и долгую) существования русской литературы о болезни, об умирании и о смерти человека говорится без надрыва и ложного пафоса, без истерики, и вместе с тем вам удается балансировать на грани сакрального и проданного, не опускаясь до уровня последнего. Это была изначально поставленная задача или текст сам так повернулся? Не кажется ли Вам, что смерть является одной из табуированных, заколдованных тем западной культуры?

– «Веселые похороны» так и были задуманы. Я написала эту книгу в 91–92-м, потом отложила, потому что мне казалось, что я не смогла дотянуться до того места, куда нужно бы. Потом я еще долго с ней возилась, сочла написанной, но все равно не дотянулась. И не дотянусь никогда. Сказала столько, сколько смогла. Речь действительно идет не только о смерти, но и об умирании.

С тех пор как я стала ездить в Америку, я не переставала удивляться тому, что у них как будто смерти нет. Она спрятана как нечто неприличное. И мне показалось, что они вообще к смерти относятся как к некоторой неприятности, которой можно избежать, если хорошо себя вести: правильно питаться, не курить и даже, может, заниматься благотворительностью…

– То есть смерть – это большая неудача, можно сказать – фатальная, а неудач стыдятся?

– Да. А у нас смерть гораздо больше вторгается в жизнь. По крайней мере, в мою. На моих глазах, на моих руках умерли бабушка, дедушка, родители. Я похоронила многих друзей. Я сидела с умирающими. Я знаю минуты, когда теплый дорогой человек превращается в холодный предмет, в видимость человека, лишнюю в мире вещь, которую надо поскорее убрать с глаз… Люди умирают по-разному. Несколько раз я увидела красоту и достоинство, с которыми уходили люди. Моя бабушка. Моя старшая подруга. Другие уходили мучительно и малодушно. Смерть – одна из важнейших точек каждой жизни. И я с ней работаю. Сколько могу.

– Действие повести «Веселые похороны» происходит в Нью-Йорке в среде русской эмиграции. Я знаю, что у многих это вызвало раздражение. Причем, если обобщить эти претензии, случится примерно следующее: «Эта среда изображена чрезвычайно точно. Я ненавижу эту среду. Поэтому мне это не нравится». Что побудило Вас написать о русских в Нью-Йорке, чем обусловлен выбор места?

– Эмиграция – такое место, где все обостряется: характер, болезни, отношения. История Алика – история моей жизни. Даже не одна, а несколько. И она могла происходить в России. Очень похоже, но все-таки по-другому. На американском фоне наша российская смерть ярче себя проявляет. Так мне кажется.

– В этой повести есть еще один, шокирующий некоторых момент – соседство смерти и эротики. Это тоже сделано для контраста или здесь какое-то иное сообщение?

– Кажется эти понятия в конце века настолько слились, что это «Анатос» звучит сегодня как одно слово. Что касается меня, я занимаюсь, по сути дела, прикладной антропологией, то есть романы пишу. И меня в этой связи больше, чем эрратическое исследование, занимает тот факт, что в каких-то там африканских племенах в день похорон мужа его вдова проходит через руки всех желающих дееспособных мужчин. Как прикажете это понимать? Не знаю. Антропология строит версии…

Ситуация, при которой современная женщина, только что похоронившая своего любовника, оказывается немедленно в объятиях нового мужчины, не кажется мне психологически невероятной.

– В ваших текстах важное место занимают сны, события, происходящие на зыбкой границе между миром зримым и не зримым. Вы внимательно относитесь к таким вещам в Вашей жизни?

– Граница, которую Вы, вероятно, имеете в виду, чрезвычайно меня занимает. И по своей природе я, кажется, отношусь к породе людей, из которых образуются медиумы, всякого рода мистики, вплоть до уличных гадалок. По астрономическому знаку я принадлежу к Рыбам, если Вам это что-то говорит. Для меня мир сновидений и смежные с ним миры очень важны. Я многое оттуда получаю. При этом я человек рациональный: как всякий, кто занимался научными исследованиями, – а такой период, хоть и краткий, в моей жизни был, – сильно была заражена позитивистской методологией.

Я пристально оберегаю границы моей личной нормы: я знаю, как близко подходит к безумию и иного рода деструкции всякий, кто стремится заглянуть в замочную скважину сопредельного мира. Многие ищут входов туда при помощи психотехник разного вида, фармакологических средств, вплоть до мощных наркотиков. Я не ищу. Раз и навсегда для себя установила – что дают, то принимаю, но ничего не хочу сверх того.

– Как Вам кажется, существует ли такая вещь, как «дух времени», и если да, то считаете ли вы важным пытаться отразить его в своих произведениях? Как Вы могли бы охарактеризовать «дух настоящего»?

– Да. Есть дух времени. И вкус его, и запах. И музыка. А также грехи, заблуждения и соблазны. Лучшее, что по этому поводу сказано, – у апостола Павла: «Не сообразуйтесь с духом времени сего – преобразуйте его».

Задачи отражать современность у меня нет. А если бы я на это претендовала, то меня бы непременно поставили на место: многие критики считают меня старомодной. Впрочем, я думаю, что быть модным – гораздо более рискованно. Мода меняется быстро. Не заметишь, как из моды выйдешь.

Лет пятнадцать тому назад я сидела у одной пожилой кинематографической дамы в кинематографическом доме. Пришла ее внучка с подружкой, очень умненькие современные девочки. И хохочут. Им очень забавной показалась лифтерша, которая дежурила у них в подъезде. В холстинковом платье, в шляпке и чуть ли не в нитяных перчатках. Мисюсь, где вы? Или бедная Лиза? И еще на машинке стучит. А воротничок кружевной… А на воротничке ну чуть ли не камея…

Действительно, обхохочешься – лифтершей у них работала одна из образованнейших женщин России: ученый-«классик» (в ту пору – тридцатилетняя) делала тихонько новый перевод из Аристотеля. Дух времени требовал нового перевода Аристотеля – чтобы эти две юные интеллектуалки смогли его слегка понять и при случае в компании современных молодых людей вставить словечко про умное…

В чем он, дух времени? Разве кто-нибудь может ответить на этот вопрос? Моя бабушка, следуя духу предреволюционного времени, помогала устраивать какой-то побег из Лукьяновской тюрьмы, а потом сбежавшие революционеры засадили в тюрьму полстраны, включая и моего деда. Я про себя думаю: родись я в те годы, непременно листовки бы разбрасывала. Ведь даже умные люди иногда поддались зову времени, например, «задрав штаны бежать за комсомолом». Так что я осторожничаю, с духом времени не заигрываю. Отвечаю на вопросы, которые того требуют, как я могу. И знаю, что сейчас, в наше время, чтобы испортить, себе репутацию, достаточно признаться, что общепринятая мораль, основанная на десяти заповедях, не представляется смехотворной и старомодной ерундой. Вот этого уж точно радикальные критики не простят. А это высказывание, между прочим, требует некоторого мужества, потому что мало кому хочется выглядеть смешным.

– И все-таки, что кажется Вам самым выразительным качеством, знаком нашего времени?

– Знаете, у некоторых видов насекомых наблюдают такое явление, когда не достигшие состояния «имаго» личинки начинают размножаться и производят личинок же. Наша нынешняя культура – она несколько личиночная, подростковая. Я не первая, кто отмечает эту инфантильность. Я не хочу сказать, что это плохо. Я даже могу допустить что эту инфантильную культуру скоро сменит культура «старческая». Ведь с повышением уровня жизни (не у нас!), удлинением продолжительности жизни (опять-таки не у нас) доля пожилого населения будет значительно превышать долю «молодых». А это тоже не подарок.

– Вы знаете, мне кажется, что если рассматривать эту культуру как подростковую, то это те подростки, которые описаны в романе Стругацких «Хромая судьба». Другая человеческая порода. Но Вы сами где находитесь?

– Я как раз сейчас и пишу книгу о старости и об интересных для меня вещах, обрывающихся для старого человека, который постепенно начинает выпадать из реальной жизни. Вот моя старуха, сидит на стуле с дыркой в сиденье, бессмысленно улыбается… А что происходит с ее онемевшей для здешнего мира душой, где она, между жизнью и смертью?

– Многие, если не большинство Ваших героев – евреи. Если не возражаете, я бы хотела немного поговорить на эту тему. Кем Вы себя ощущаете в большей степени: еврейкой или русской? Как это сказывается на таких произведениях? В Вашем рассказе «Второго марта того года…» есть такие слова: «Какое-то темное жужжание слышала она вокруг, то было жукастое темно-коричневое “ж”, выползающее из слова “жидовка”…» И там же дальше: «…теплая медная пластинка с фамилией Жижморский, их ужасной, невозможной, постыдной фамилией». Для меня антисемитизм – это что-то из прошлого, среди моих ровесников евреем быть модно, мои знакомые меняют свои русские фамилии на еврейские фамилии своих бабушек и прабабушек. Как Вам кажется, что произошло, что является причиной такого поворота на сто восемьдесят градусов?

– Какой восхитительный вопрос. Знаете, что меня привело в восторг: неужели я дожила до времени, когда антисемитизм вышел из моды? Ваши слова о том, что среди ваших сверстников стало модно быть евреем, Ваше высказывание о повороте на сто восемьдесят градусов – не заблуждение ли это? Вы вращаетесь в каких-то небесных сферах? Я думаю, что с антисемитизмом у нас в стране по-прежнему все в порядке.

Я еврейка. Действительно, среди моих героев немало евреев. Их было немало в моем окружении в детстве. Замечу, что семья была по преимуществу еврейская. Были две русские невестки в доме, Таня и Тамара. Обе они очень любили мою бабушку, и вообще никаких межнациональных проблем в доме не было.

Но снаружи был враждебный мир – так я его девочкой воспринимала. В пятьдесят третьем году мне было десять лет. Родителей тогда с работы выгнали. Мама судилась, чтобы ее восстановили на работе. А меня отправили на лето в шахтерский поселок под Тулой к одной из невесток, к Тане. Мама боялась, что всех арестуют и вышлют. Уверена, что, случись такое, Таня меня у себя оставила бы.

В рассказе «Второго марта того года…» много автобиографического. Во всяком случае, я была той девочкой, которой умирающий от рака прадед пересказывал библейские истории. Эта картинка с годами делается все существенней. Собственно, не это ли есть культурное наследство, помноженное к тому же на любовь? Дед, конечно, знал оба еврейских: и идиш, и иврит, моя мама понимала, но не говорила, а я уже и не понимала. Только когда стала в школе немецкий изучать, догадалась, что идиш похож на немецкий… Но я помню пасхальный сейдер, видимо, пятьдесят второго года, последнего года жизни прадеда. Это было очень красиво, и историю об исходе я уже знала – благодаря прадеду…

Национальная идентификация еврейской девочки в 50-е годы – это, уверяю Вас, сюжет. Я его прожила остро. Это значило быть не хуже и не лучше, а быть другой … Хотелось быть как все… Время от времени мне давали понять во дворе, что я от них отличаюсь. Причем у меня были хорошие отношения с подружками по двору, но было нечто непреодолимое… А потом мне перестало хотеться быть как все. Вместо внешнего образовался внутренний мир, и чтение стало занимать огромное место в жизни.

Изгойство, даже в легкой форме, способствует внутреннему напряжению.

И я попыталась поделиться своими мыслями по этому поводу с уважаемыми читателями. Возможно, это имело для меня терапевтический результат. Мне кажется, что этой болезнью – переживанием своего еврейства – я больше не болею. Давно перестала ощущать еврейство как роковую неприятность. Оно не кажется мне сегодня ни преимуществом, ни заслугой, ни неприятностью. Более того, я настолько в этом смысле здоровый человек, что к антисемитам не испытываю никаких острых чувств. Да ради Бога, хотите ненавидеть евреев, пожалуйста. Только законы соблюдайте, которые запрещают преследование людей по национальному признаку. Никто не обязан никого любить. Но это было рекомендовано. Один человек говорил: дети, любите друг друга. Я думаю, Он прав.

(Здесь я должна сделать небольшое отступление. На следующий день после этого разговора я узнала, что в Петербурге прекратил свое существование журнал «Постскриптум». Причина? Один из постоянных авторов журнала (не буду называть имен) написал крайне антисемитскую статью. Два члена редколлегии журнала сочли невозможным ее публикацию. Третий настаивал на этом. Итог – журнала больше нет. А антисемитизм и впрямь никуда не делся. – А.Г.)

– Наверное, будет правомерно сказать, что одним из главных героев почти всех Ваших произведений является семья. Тайна взаимоотношений между мужчиной и женщиной и таинство брака. Семья как непрерывная работа. Что Вас привлекает в этой теме? Почему она важна для Вас?

– Семья – важная часть жизни. Сейчас мир бурно меняется, это касается и взаимоотношений между мужчиной и женщиной, и самой семьи как институции. Возможно, что семейные ценности кому-то представляются устаревшими. Я ими очень дорожу. Мне кажется, что роль семьи в советское время была особенно велика. Именно в семье можно было найти подлинные ценности, в отличие от фальшивок, которыми кормили людей всюду – от яслей до кладбища. А можно было и не найти. У нас была хорошая семья. Дом. Стол, за который усаживалось одиннадцать человек. И белая скатерть, и уважение к старшим, и забота о младших…

– Давайте поговорим о кинематографе. Вы периодически работаете в качестве сценариста. По Вашему сценарию был снят фильм «Сестрички Либерти», Вы принимали участие в написании сценария к новому фильму «Умирать легко», скоро должны начаться съемки фильма по Вашему рассказу «Бронька». Двадцать-тридцать лет назад написание сценариев к художественным и документальным фильмам позволяло удержаться на плаву и заработать денег многим официально не признанным поэтам и писателям. Чем это является для Вас? Что дает как прозаику?

– Сценарист и писатель – разные профессии. В сценарной работе гораздо больше математики, если так можно выразиться. Мне нравится писать сценарии, но это мало соотносится с прозой. Совершенно другие задачи. Сценариев я написала множество, но поставлено только два с половиной художественных фильма и несколько мультипликационных. Больших удач не было. Скорее наоборот. Льщу себя мыслью, что фильмы делают режиссеры, а не сценаристы. Я кино люблю и очень хотела бы, честно говоря, снять. Но на это уже нет времени жизни.

– Насколько я знаю, у Вас есть детские сказки, которые в скором времени должны быть изданы в Европе. Что вас побудило начать писать для детей и будут ли они изданы в России?

– Есть детская книжка «Сто пуговиц», года восемьдесят четвертого, кажется. И сказок некоторое количество. И даже пьесы для детей. Я начинала писать, когда мои дети были маленькими, в сущности, для них. Они росли, и я росла. Теперь все стали большими… В России мне никто не предлагал издавать детские книги. А я издателей не ищу. Они сами образуются.

– Вы много ездите. Что Вам как писателю дают эти поездки? На Ваш взгляд, есть ли сейчас разница между положением писателя в России и на Западе? Есть ли разница в отношении к литературе здесь и там? Есть ли разница в читателях?

– Я всегда очень любила ездить, хотя всегда тяжело переживала момент отъезда. Мои домашние знают, как я страдаю, отрываясь от дома. Самым грандиозным путешествием была поездка в Среднюю Азию в семьдесят первом, кажется, году. Впервые я почувствовала, что совершаю путешествие не в пространстве, а во времени.

С восемьдесят шестого я провожу каждый год несколько недель в Нью-Йорке. Америка дала мне новое ощущение здоровья и болезни человечества. Я знала, что общество, в котором мы живем, совершенно искаженное и люди деформированные, и Америка дала мне возможность лучше понять собственную страну. Я не хочу сказать, что Америка есть эталон здоровья, но глупая честность мне милее умной подлости. А тем более глупой.

Для писательского моего дела поездки последнего времени очень полезны, они дают мне убежище для работы – раза три я получала европейские стипендии и в тишине и покое несколько месяцев работала в очень хороших условиях. Как советские писатели в прежние времена в Домах творчества. С той разницей, что мне не надо было за это ничем платить – ни на партсобрания ходить, ни дружить с негодяями.

Никакого вхождения в современную европейскую культуру у меня не происходит – для этого я слишком плохо знаю языки. Общение даже с такими блестящими представителями европейского писательского мира, как Клод Дюнетон, ограничено моим убогим английским, хотя и этим общением я очень дорожу. Несколько недель в Фельдафинге я провела в обществе венгерского писателя и сценариста Андраша Форгаша – общение было очень интересным, но тоже не совсем полноценным. Все по той же причине. Большинство моих контактов на Западе – слависты.

Мне трудно судить о разнице в положении писателей в России и на Западе, поскольку я достаточно плохо знаю и тех и других. Предполагаю, что много общего. И чем дальше, тем будет больше. Сегодня мало кто из писателей обеспечивает свое существование только своим ремеслом. Обычно преподают где-то, служат. Я живу в районе писательских домов на «Аэропорте» и могу свидетельствовать, что это весьма грустная картина – проживающие кое-как свой век бывшие советские знаменитости, которым сегодня и гроша не дают. Представьте себе, Семен Бабаевский, автор «Кавалера Золотой Звезды», когда-то издававшейся миллионными тиражами, в потрепанных брючках, с пенсией в двадцать долларов. А ведь он про себя думал, наверное, что он большой писатель? Да, простите, Вы просили о писателях, а я Вам о Бабаевском…

Разница в отношении к литературе постепенно выравнивается: то есть пропорции жанров сближаются. Огромное количество полок в книжных магазинах посвящено, условно говоря, принцессе Диане, астрологии, дизайну и диетологии, разного рода популярной литературе, детективу и бульварному роману. И немного – тому, что мы называем серьезной литературой. Классику покупают главным образом студенты, которым надо экзамены сдавать. Существует также идея хита, бестселлера. В нашей стране в последние годы тоже к этому незамысловатому приему подобрались. Разумеется, это хорошо организованная рекламная кампания. Покупатель (читатель) доверчив. Но наш – более доверчив. Зато наш – беднее. Но привычка к чтению у нас в стране не окончательно еще выветрилась – это в плюс. Прогноз мой такой – читать будут, но все меньше. Однако какой-то процент «хороших читателей» останется и в будущем.

– Сергей Довлатов говорил о себе: «Я этнический писатель, который живет за 4000 миль от своей аудитории». С одной стороны, известны примеры, когда случался бум на какую-либо национальную литературу, как это было с латиноамериканской. С другой стороны, если речь идет о русской литературе, многие сетуют на то, что спрос и интерес к ней на Западе значительно упали, что если не считать славистов и узкой группы интересующихся, то из русских авторов читают исключительно Толстого и Достоевского. Как Вам кажется, насколько правомерны такие утверждения? В чем причина того, что русские писатели редко становятся популярными на Западе?

– Это совершенно справедливо – русская литература не в моде. Закрываются кафедры славистики. Специалисты по Достоевскому и Толстому либо меняют профессию, либо кончают самоубийством. Причин тому, что русская литература не пользуется популярностью, множество. Я думаю, что одна из них – политическая. Непопулярная политика. Непроглядная глупость экономики. Безответственность руководителей. Не то что Запад нас, мы и сами себя не очень любим. И новое поколение «безоговорочно выбирает “Пепси”». Это у нас, а Европа и Америка хлебают «Пепси» уже довольно длительное время. Я допускаю, что скоро их потянет на кисленькое. Несколько лет тому назад в моде была Африка, потом Китай. Возможно, когда-нибудь снова накатит мода на Россию.

– В Советском Союзе было принято говорить о «литературном процессе», в Америке, напротив, говорят о «Literary presence» – «литературном присутствии». Последнее подразумевает, во-первых, локальность ситуации, во-вторых, если представить это графически, процесс – явление линейное, а присутствие требует как минимум плоскости, то есть это уже совершенно другая система координат. Что, на Ваш взгляд, сегодня имеет место в русской литературе?

– Мне представляется, что понятие «процесс» лучше описывает ситуацию. Существует ведь плотная связь между текстами разных авторов, их взаимозависимость, а литература так называемого постмодерна этот процесс взаимодействия даже фокусирует. Цитирование, скрытое и явное, – один из основных приемов.

– Коль скоро мы заговорили о постмодернизме… Существует мнение, что тайна постмодернизма заключается в том, что техника открывает простор для такого пророчества или откровения, которое могло бы мгновенно достичь самых дальних уголков земли и даже космоса… Но нет такого сообщения, которое могло бы воспользоваться всем этим по праву. Есть мощные средства для передачи, но передавать-то особо и нечего. И в этой ситуации ирония и самоирония – единственный способ вообще хоть что-то сообщить, сохранив достоинство. Насколько для Вас правомерна такая характеристика и как Вы лично относитесь к иронии?..

– Писатель постоянно ищет новых приемов, чтобы выразить некое сообщение. Иначе он оказывается в плену предшествующей литературной традиции и каждое его личное литературное открытие обречено уже родиться заштампованным. Ирония, в конце концов, тоже не более чем прием. Строго говоря, книг написано в мире более чем достаточно, можно было бы и остановиться. Но почему-то существуют люди, которые без устали составляют слова отнюдь не в надежде осчастливить человечество новой истиной, пусть художественной, а исключительно из потребности вести эту игру, заповеданную самой человеческой природой. На это занятие действительно нельзя смотреть без улыбки… Мне кажется, что и сам Господь Бог смотрит на этих старателей слова, и на лабухов, которые не могут оторваться от своих дудок и гитар, и на тех, кто размазывает краски, переводя километры хорошего белого холста, с улыбкой любви… Ну вот, кажется, не хватило иронии и последняя фраза прозвучала слишком патетично, не правда ли?

Ирония тоже себя отработает, и тогда придет нечто следующее, своего рода герменевтика, например. Или культурные шифры иного рода. При этом у меня есть подозрение, что суть сообщения не меняется в зависимости от того, написано ли оно на карточках, огромными извилистыми буквами граффити или рифмованными строчками, имеющими к тому же форму креста или чаши…

Само сообщение желает быть прочитанным…

– А что, на Ваш взгляд, лежит в основе человеческого творчества?

– Я думаю, что человек как бездонный колодец или, если хотите, как айсберг. Чем больше вещи проясняются, определяются в течение исследования, тем яснее понимаешь, что есть непроницаемая, абсолютная тайна личности, народа, бытия и именно из этой почвы в конечном счете вырастает все человеческое творчество. Но я не ставлю перед собой специальной задачи это исследовать. Та часть моей жизни, когда наука казалась мне священным инструментом, окончилась. Но извольте тавтологию – в основе человеческого творчества лежит уникальность человека в тварном мире.

– Сейчас модно говорить о том, что материальные ценности подменили духовные, что рынок губит литературу, тиражи толстых журналов падают. С другой стороны, В России дореволюционной писатели существовали именно в условиях свободного рынка. И Достоевский обижался, что Толстому платят в два раза больше, чем ему. Насколько оправданны все эти страхи?

– Это заблуждение, что материальные ценности могут подменить духовные, поскольку они принадлежат к разным иерархическим рядам. Материальные ценности не ниже духовных. И не выше. «Мерседес» нельзя подменить патриотизмом, а бескорыстие – садово-огородным участком.

Рынок не губит литературу. С литературой все в порядке. Введенского не печатали, не печатали, а потом и вовсе убили. А он – литература. Помните литературный анекдот: к Мандельштаму пришел какой-то молодой поэт и пожаловался, что его не печатают. Мандельштам вышвырнул его на лестницу с криком: «А меня печатают? А Гомера печатали? А Христа печатали?»

Однако если исходить из того, что литература тоже своего рода товар, то придется признать, что рынок устанавливает цены: одному автору – более высокие ставки, другому – более низкие. И цены не соответствуют качеству литературы – как мы с вами ее оцениваем. Замечу, однако, что, если писатель претендует на роль носителя духовных ценностей, не стоит так убиваться, что Александра Маринина много денег зарабатывает. Даже если ей платят вдвое больше, чем Толстому. На здоровье.

А вообще, – если не считать Стивена Кинга, – самым высокооплачиваемым автором был викинг Эгель, которому за похвальную песнь с припевом дали как-то корабль. А вот Гомеру, кажется, ничего не давали…

– Существует ли для Вас проблема конкуренции, славы, признания?

– Про конкуренцию в писательском деле я просто не понимаю. Каждый занимает свое место, и чужого занять не может никто. Слава в наше время уж очень вещь неприличная. А вот читательского признания хотелось бы.

– Героиня повести «Сонечка» своим становлением целиком обязана литературе, вымышленному книжному миру. Можете ли Вы назвать книги, без которых Вас, нынешней, не было бы? Возможно, это не только художественная литература.

– Я не могу вычесть из себя все прочитанные книги – и хорошие, и плохие.

– А что Вы читаете? Кто из современных авторов привлекает Вас?

– Я разное читаю. Вот этим летом я жила в квартире моего сына и наслаждалась тем, что в его доме есть все, что мне нужно: немного античной поэзии, русской и английской классики, философии, немного современной литературы и еще целый ворох бумажных книжечек по даосизму, массажу и дизайну, и я, как мышь, шуршала бумажками и радовалась. Я читать люблю, но в последнее время читаю совсем немного.

Я бы перефразировала латинскую поговорку «О мертвых ничего, кроме хорошего…» О живых – ничего… Бродский, умерев, делается все больше и больше. Поэзия его всегда для меня очень много значила. Сейчас с наслаждением читаю его все. С его подачи – поэтов, чьи имена мне прежде мало что говорили.

Идеальный прозаик XX века, как мне кажется, – Набоков. Но, возможно, я еще передумаю. У меня плохие отношения с его романом «Ада», и я в грош не ставлю его барабанный ямб.

– Существуют ли темы, на которые Вы не стали бы писать никогда? Какие-то реалии современной жизни, которые кажутся Вам неприемлемыми?

– Тем таких, кажется, нет. Во всяком случае, я себе никаких запретов не ставила. Но есть жанры, в которых я не смогла бы никогда работать. И есть области применения писательского ремесла, куда бы я вряд ли заглянула, – эстрада, реклама, сфера идеологии. Но, чтобы меня не сочли большим снобом, чем я есть, сделаю признание, что тексты песен для эстрады я писала.

Комментарий

Приводим образец интервью с Л. Улицкой, чтобы представить разнообразные форматы откликов на творчество данного автора.

Оно интересно тем, что тогда, в 2005 г., А. Гостева считалась начинающим автором. Поэтому в интервью указаны и некоторые ее биографические данные. Позже Л. Улицкая привлечет А. Гостеву для написания книг для детей в курируемой ею серии «Другой, другие, о других».

Интервью интересно ярко выраженным эмоциональным отношением, что говорит о профессионализме интервьюера.