Товарищ Сталин,

Назначенная Вами 13 апреля комиссия по существу закончила свою работу по обследованию моего кислородного метода. Отзыв экспертов был благоприятный. Комиссия его приняла. Пристрастность заключения в мою пользу предположить трудно, так как в подборе членов комиссии я не участвовал, эксперты подобраны были не мной и работали они не у меня. Я думал, что этим вопрос уже исчерпан.

Но совсем неожиданным для меня Вашим новым постановлением от 14 мая расширяются задачи комиссии и включаются в нее профессора Герш, Гельперин и Усюкинт, т.е. в комиссии специалисты по кислороду представлены только людьми, явно враждебными направлению моей работы. Эти трое — обиженные мною <...> так как я не хотел их привлечь к нашей работе. Делал я это потому, что считаю их не только не сделавшими ничего значительного, а, наоборот, беспринципными и вредными людьми, любящими ловить рыбу в мутной воде. Мои попытки вызвать их на открытую дискуссию в Техническом Совете Главкислорода не были успешными, они либо молчали, либо не приходили, ведь их научный багаж очень ограничен. Их основной метод действия — за спиной писать письма членам правительства, используя в основном те колебания и сомнения, которых при новизне вопроса всегда много.

Что это не лично мое мнение, Вам, например, может рассказать тов. Кафтанов, которому не раз приходилось разбирать их дела как по Высшей школе, так и по Сталинскому Комитету.

Привлечение этих людей как судей моей деятельности нельзя рассматривать как объективное, это просто оскорбительно для меня. Так можно было поступить только тогда, когда хотелось бы затруднить и погубить мои работы и подорвать мой авторитет.

Я всегда сочувствовал общественному контролю, и все правительственные комиссии, включая и эту (а их уже было три), были назначены по моей просьбе. Но до сих пор спрашивали мое мнение о вопросах для обсуждения и составе комиссий. Теперь этого не было сделано и на заседание новой комиссии меня даже не позвали. Даже преступнику дают право отвести присяжных, и он имеет право присутствовать на суде. Ведь это явно враждебное отношение. Чем я заслужил его?

Если теперь хотят обсудить вне Технического Совета Главкислорода всю кислородную проблему, как она нами поставлена, то это надо делать с более квалифицированным составом специалистов в комиссии. Необходимы турбинщики, как Жербин, Гринберг, по редким газам надо привлечь Фастовского, Ишкина, по азоту — Рябенко, по снабжению кислородом автогенной промышленности — Шишкова, по кислороду — Мороза, Малкова. По жидкому кислороду нужны специалисты, по реактивным снарядам и авиации, по подводному делу, где кислород имеет большое значение н применяется в наибольших количествах. Председателя надо скорее типа академика Бардина или очень ответственного государственного лица с кругозором, и объективность которого была бы вне сомнений. Вопрос для решения надо, четко сформулировать. Контроль над организационной и хозяйственной деятельностью, пункт «д» постановления лучше разобрать отдельной комиссией, не мешая его с научно-техническими принципиальными вопросами. Об этих изменениях я и прошу Вас.

П. Капица

P. S. Конечно, идти против фактов трудно, и я надеюсь, что большинство членов комиссии признает достигнутое, но все же объективного заключения от такой комиссии ожидать нельзя, особенно по вопросам оценки перспектив.

В результате пункта «д» Вашего постановления уже сейчас в Главке и в Институте работают совконтролеры и общее настроение удрученное. Пишу об этом Вам, так как все это вредит и тормозит нашу работу. Хотелось бы также, чтобы товарищу Сабурову объяснили, что новое научное достижение, как бы оно ни было оценено, не есть преступление, а ученый — не преступник и требует иного с собой обращения.