Сначала послышался грохот отодвигаемого стула, затем шлепанье босых ног по полу. Брюнет в черной водолазке и синих джинсах, открывший дверь, (открывший дверь брюнет в черной водолазке) посмотрел на Мешкова внимательно и еще до того, как Мешков полез в нагрудный карман за удостоверением, сказал:

– Я знаю, что вы – следователь. Что вам от меня нужно? – и демонстративно скрестив руки на груди, вскинул подбородок.

Он был почти красивым. Темно-карие большие глаза обрамляли густые черные ресницы, что в сочетании с широкими бровями придавало лицу что-то восточное. Но это лицо портили глубокие складки между классическим прямым носом и волевым, упрямым ртом. Они делали его унылым, старили его. К тому же этому красивому брюнету не мешало бы побриться. Трехдневная щетина делала его неопрятным.

Бурцев стоял, широко расставив босые ноги, и глядя на его презрительно сжатые губы, Мешков сразу понял, что это будет неприятный разговор.

– Мы можем поговорить? – это спросил Мешков, потому что Бурцев все еще не предложил ему войти.

– О чем? О Тучкове? – Бурцев усмехнулся.

– А о чем еще?

– Ну, не знаю…

– Может вы разрешите войти? – Слушая себя со стороны, Мешков с удивлением обнаружил, что говорит немного повысив голос. Этот человек его чем-то ужасно раздражал. И у Мешкова сложилось впечатление, что ему очень не хочется впускать его. Может он был не один? Но поглядев по-внимательнее, решил, что врядли, он был слишком спокоен, даже вял. Даже после его вопроса Бурцев постоял в раздумье, но потом нехотя пропустил его в коридор.

Квартира была большая, с длинным, широким коридором, в конце которого располагалась просторная светлая кухня. Двери в комнаты были открыты, и Мешков заметил, что в двух из них почти идеальный порядок. Маленькая детская и спальня. В тетьей комнате, которая была ближе к кухне, было по-другому. В этой комнате жил одинокий мужчина, на узком диване лежало скомканное одеяло, подушка с несвежей наволочкой. Здесь он спал, наверняка не раздеваясь.

Бурцев зачем-то пропустил его вперед и шел за ним, небрежно усмехаясь. Мешков понял, что надо дойти до конца коридора, но не знал остаться ли в комнате или пройти на кухню. И когда Бурцев подался вперед, чтобы, кривляясь, по-лакейски распахнуть перед ним дверь кухни, на Мешкова пахнуло запахом алкоголя. «О, господи! И этот туда же. Не клиника, а клуб анонимных алкоголиков».

На кухонном столе – бутылка водки, распитая на половину, рюмка и тарелка с нарезанной колбасой.

– Снимаете стресс? – он указал рукой на бутылку и повернулся к Бурцеву.

– Это мое личное дело. – отрезал Бурцев, сел за стол, демонстративно налил себе рюмку – За семейные ценности! – и выпил залпом. И ощутив на себе жалостливый взгляд следователя, сказал:

– Вам же лучше. Быстрей напьюсь, больше наболтаю.

– А есть что наболтать?

– Не знаю. Вы же пришли ко мне, вы мне скажите. Кого я должен полить грязью, кого замарать…

– В чем дело, Борис Иванович? Почему вы такой арегссивный? – прямо спросил Мешков, усаживаясь напротив.

– Ни в чем. Просто мне не нравится, когда приходят ко мне домой, чтобы сделать из меня стукача и сплетника.

– Что?

– Что слышали.

– Кто собирается делать из вас сплетника? Я, что ли? Так вы представляете себе мою работу?

– Мне звонила Серова и рассказала про ваши вопросы. Не понимаю, к чему перетряхивать грязное белье, кто кому должен, сколько, кто кого оскорбил и каким образом. Собираете сплетни, непонятно для чего. Но со мной у вас этот номер не пройдет.

– Почему вы не на работе?

– Я болен.

– Я вижу. – Мешков кивнул на бутылку. – Залечиваете душевные раны? Смотрите, для Тучкова это закончилось весьма плачевно. Не боитесь?

– Для Тучкова это закончилось плачевно, потому что он был настоящий козел. Со мной такого не будет.

– Ну-ну. – усмехнулся Мешков. – Кстати, о Тучкове… Вы с ним ладили?

– Терпеть его не мог.

– Что так?

– Лез куда не надо. Ехидничал. Как поется в одной песне – «сыпал соль на раны».

– Вы имеете в виду конкретно себя или говорите вообще?

– Да какая разница? Плевать мне на него. Очень странно, что при таком разгуле преступности, правоохранительные органы тратят временя на этого придурка. Ну, покончил с собой, туда и дорога!

– А если не покончил?

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что факт самоубийства еще не установлен.

– Да что тут устанавливать? Прыгнул в окно и все дела, выбрал оптимальный вариант. Быстро и наверняка. – он презрительно сжал красивые губы.

Мешков решительно подошел к окну, распахнул его настежь, высунул голову и посмотрел вниз.

Прохладный влажный поток вытеснил спертый воздух, в комнате запахло свежестью. Отчетливо послышалась барабанная дробь дождевых капель по металлическому отливу. Мешков обернулся к Бурцеву, и лицо у него в этот момент было очень злое.

– Вы готовы?

Бурцев смотрел на него с недоумением.

– К чему?

– Выпрыгнуть в окно? Смелей, Борис Иванович! Правда, здесь не так высоко, но тоже будет весьма эффектно. Готовы?

– Кто? Я? – Бурцев указал на себя пальцем, растерянно оглянулся, как-будто в комнате был кто-то еще.

– Вы.

– Вы в своем уме? – возмутился Бурцев. – С какой стати?

– Вот и я о том же. – Мешков спокойно закрыл окно, повернул ручку, подергал ее основательно и с удовлетворенным видом уселся обратно на стул. – Когда мне говорят, что человек выбросился из окна, я спрашиваю себя: «А с какой стати?» И пока не нахожу ответа на этот вопрос.

– Он был пьяница, – неуверенно сказал Бурцев.

– Ну и что? Вы тоже, между прочим, не лимонад распиваете. Однако в окошко прыгать не захотели.

Пьянство, конечно, вещь усугубляющая, но само по себе еще ничего не значит. Собственно, вы напрасно кипятитесь. Я могу не спрашивать вас о Тучкове, если уж вам так это не приятно. Мне нужно знать другое.

Где вы были в ту пятницу?

Бурцев посмотрел на него внимательно.

– На даче у Черных.

– До которого часа?

– Я не смотрел на часы.

– Почему уехали так рано?

– Мне не хотелось веселиться и произносить заздравные речи.

– Не любите Черных?

– Он не девушка, чтобы я его любил. – и тут же метнул на Мешкова быстрый взгляд. – Мне просто было не весело. В последнее время у меня плохое настроение.

– Почему?

– Не ваше дело.

– Куда вы поехали после пикника?

– Я поехал домой.

– И все время были дома? Кто-нибудь может это подтвердить?

– Это и не требуется. Моих слов вполне достаточно.

– В настоящее время вы в разводе? Живете один?

– Какое это имеет значение?

– У вас есть кто-нибудь?

– Что?

– С кем-нибудь встречаетесь?

– Что вы…

– Есть ли у вас связь с какой-нибудь женщиной?

– Вы что, совсем рехнулись? К чему эти вопросы? И какое они имеют отношение к Тучкову?

– Отвечайте.

– И не подумаю. Не хватало еще, чтобы вы залезли ко мне в постель. – Бурцев возмущенно фыркнул.

– Где вы были в этот четверг?

– Это мое личное дело.

– Что такого вы делали в четверг, что необходимо скрывать?

– Что бы я не делал – это вас не касается.

– Вы знакомы с женой Черных?

– Что? – Бурцев часто заморгал.

– Вы слышали.

– Никогда в глаза ее не видел.

– Подумайте получше.

– И думать нечего. Даже не знаю, как она выглядит. Что за…

– А ведь она много раз бывала в клинике. Наверняка, хоть один раз за три года да видели.

– Ну, да. Видел, раз или два. – неохотно подтвердил Бурцев. – А к чему вы клоните? Я что-то не пойму.

– Спрашиваю еще раз: где вы были в этот четверг во второй половине дня?

– Еще раз отвечаю: не ваше дело. Следующий вопрос. – он спокойно скрестил руки на груди.

– Фу-у! – Мешков устало потер лоб ладонью. – Тяжело с вами, Бурцев.

– Я вас к себе не приглашал, – последовал незамедлительный ответ.

– Это ведь очень просто. Я могу пригласить вас к себе.

– Так и знал, что вы это скажете. Предупреждаю: у вас в конторе я буду говорить то же самое. Только время потеряете.

Бурцев поднял рюмку:

– За нерушимость семейных уз! – и снова опрокинул ее одним махом.

– Ваши тосты несколько однообразны.

– Что поделаешь! – Бурцев пожал плечами и на этот раз закусил колбасой. – Каждый говорит о том, что его волнует. На сегодняшний день меня волнует только одна тема. Но, как я уже сказал, обсуждать ее с вами я не намерен.

– Да будет вам! Строите из себя брошенного мальчика. Сидя здесь в гордом одиночестве и спиваясь, вы немного отстали от жизни. Убита жена Черных. Мы проверяем круг ее знакомых. И если вам есть что сказать, советую сделать это как можно скорее.

– То есть как это убита? – Бурцев отставил рюмку и привстал. – В каком смысле?

– А что? У этого слова есть несколько смыслов? – видя растерянность Бурцева, Мешков не смог отказать себе в удовльствии съязвить. – Задушена. Может быть вы не знали, но с людьми случаются вещи пострашнее развода. Вот моя визитка. Когда протрезвеете и перестанете себя жалеть, позвоните мне.

И вышел, заметив краем глаза, как Бурцев обмяк на стуле. Но голос, донессшийся до него из кухни, заставил его остановиться:

– А знаете, я, пожалуй, готов!

– Что? – Мешков обернулся.

– Готов прыгнуть. Открывайте окно. – насмешливо сказал этот человек, и в его голосе прозвучало отчаяние.

Мешков, не прощаясь, хлопнул дверью.

«Жалкий идиот! Болван несчастный! Еще и вправду прыгнет.» – так думал он о человеке, оставшемся за дверью. Несмотря на глупую агрессивность в Бурцеве было что-то жалкое. Что-то жалкое было в его упрямстве, в его тостах, в этих идеально убранных комнатах, в которых он с маниакальным упорством наводил чистоту, в ожидании возвращения своей жены. И наверное, эти комнаты убивали его своей чистотой, потому что никто не возвращался и никто не жил в них. «Пытается спасти то, что уже умерло» – усмехнулся Мешков, громко хлопая дверью.

Не смотря на прохладный ветерок, женщина, с которой говорил Вадик, буквально взмокла. Ее смуглое, немного уставшее лицо покрылось потом, и мелкие темные кудряшки прилипли ко лбу. Она не могла вытереть лицо, потому что руки у нее были заняты и ребенок, которого она прижимала к себе был довольно-таки тяжелым. Ему было примерно четыре года, и он был одет в забавный костюм кота. У него были подрисованы усы и сзади спускался рыжий полосатый хвост. Он явно был не в восторге от такого наряда и хмурил светлые, брови.

– Извините, – виновато сказала она. – У меня очень мало времени. Мы опаздываем на детский праздник. – и счастливо оглядела ребенка и вытащила кулачок, который он засунул в рот.

– Я так и понял, – хмыкнул Вадик. – Вам наверное тяжело?

– Я не хочу ставить его, он неперменно влезет в лужу.

– Давайте я подержу.

– Нет-нет. Он не пойдет к чужому. Лучше возьмите сумку. Это вы мне звонили?

– Да.

– Давайте говорить на ходу. Мы действительно уже опаздываем.

Это была очень счастливая женщина. Хотя ей было очень неудобно, и ребенок был очень тяжелым и пачкал ботинками ее светлое пальто, и еще приходилось смотреть под ноги и обходить лужи, она не переставала улыбаться. Она улыбалась ровно до тех пор, пока Вадик не сказал, что хотел задать ей несколько вопросов по поводу ее мужа. Она сразу перестала улыбаться и остановилась.

– То есть как? – она посмотрела на него с тревогой. – Вы же сказали, что вас интересует Борис?

– Извините меня, я оговорился. По поводу вашего бывшего мужа.

– О, господи! – она двинулась дальше, облегченно вздыхая. – Я уж подумала, что вы насчет Лени…

Пожалуйста, не оговаривайтесь так больше. Развод был очень тяжелым, я думала это никогда не кончится, он так измучил меня, да и себя тоже. Это было ужасно.

– Кто тебя измучил? – спросил ребенок, глядя на ее щеку.

– Никто.

– Вы настояли на разводе?

Она продолжала идти так же быстро, но уже стала немного задыхаться.

– Да. Мне немного неловко обсуждать это с посторонним человеком. Но я думаю, вы бы не стали задавать такие вопросы из праздного любопытства?

– Конечно.

– Я встретила другого человека и подала на развод. И это было очень тяжело. Борис тянул до последнего, развод не давал, было много скандалов, разговоров, истерик, он даже ударил меня один раз…

– Кто тебя ударил? – это снова спросил ребенок.

– Никто меня не ударил.

– Ты сама сказала.

– Я пошутила.

– Ты говоришь про папу?

– Нет. Я говорю про другого человека. Ну, как тут можно разговаривать? – она обратилась к Вадику.

Они дошли до подержанной легковушки, и она наконец, запихнула ребенка на заднее сидение, потом выпрямилась, достала из кармана платок и вытерла лицо.

– Фу-у! – она снова улыбнулась. – Некторые никак не могут похудеть, но мне такая проблема не грозит.

– Пожалуй. – Вадик тоже улыбнулся.

Она всполошилась.

– Я забыла, о чем говорила…

– Что было много скандалов.

– Ах, да! – лицо ее снова стало грустным. – Он хотел удержать меня. Он очень любит сына. У нас и теперь еще происходят всякие разговоры на повышенных тонах. Каждый раз, когда он приходит за сыном, не может удержаться. А моего мужа просто ненавидит. Но я думаю, что постепенно все уляжется, и мы как нибудь научимся сосуществовать мирно.

– Вы не знаете, у него кто-нибудь есть?

– Что? – она посмотрела на Вадика с недоумением. – Что вы имеете в виду?

– Женщина, подруга. Называйте это как угодно.

Она задумалась.

– Довольно странный вопрос, по-моему.

– Почему? Он одинокий мужчина, рано или поздно такое случается, тем более что вы развелись…

– Полгода назад.

– Ну вот.

– Да нет, вы не подумайте, что я имею что-то против. Если говорить откровенно, я была бы даже рада. Но думаю, что у него никого нет.

– Почему?

– Я его хорошо знаю. Я ведь его жена. – и тут же рассмеялась и поправилась. – Бывшая, конечно бывшая, вот видите, я сама еще оговариваюсь. Нет. У него никого нет. Он весь живет этой проблемой, нашим разводом. Нашим сыном. Он вообще немного ограниченный человек, и ему свойственно утыкаться носом во что-нибудь одно. Я даже не представляю, о чем он может говорить с женщиной. Вы знаете почему мы развелись? Он очень скучный человек. Раньше я принимала его молчаливость, его замкнутость за мужскую сдержанность, а потом поняла, что ему просто нечего сказать. Я человек очень общительный, даже чересчур. А он домосед, ни друзей, ни увлечений, даже телевизор не любит. Я просто стала сходить с ним с ума. Даже ребенок ничего не изменил. Потом я встретила Леню и ушла к нему. Но, знаете, я бы все равно ушла. Мы слишком разные. Когда-нибудь он найдет себе кого-то. Он довольно красивый мужчина.

Но все равно, это должна быть очень непритязательная женщина или очень несчастная.

На заднем сидении захныкал ребенок, и она с сожалением развела руками.

– Простите, нужно ехать. Я ведь говорила, что времени у меня совсем немного.

Вадик открыл ей переднюю дверь, пока она пристегивала ребенка в дестком кресле.

– Спасибо.

Уже усаживаясь на водительское место, она задорно улыбнулась.

– Конечно, глупо спрашивать почему вы задаете такие вопросы. Вы ведь все равно не ответите?

– Вам, так и быть, скажу. Убита женщина, и мы проверяем всех, кто ее знал.

Ее лицо помрачнело, и она сразу заглушила мотор.

– Какой кошмар! Но при чем же здесь Боря?

– Надеюсь, что нипричем.

– А когда это было?

– В четверг.

– В четверг? – переспросила она. – В этот четверг?

– Да.

Она расслабленно засмеялась и откинулась на сидении.

– В таком случае наш разговор не имел никакого смысла. С четверга до вечера пятницы Борис был с сыном.

У нас такой договор. Два раза в месяц Борис забирает ребенка и отдает на следующий день.

– И вы доверяете?

– Он прекрасный отец, и мы с мужем можем немного побыть наедине, сами понимаете… – она посмотрела на него многозначительно. – Я ответила на все ваши вопросы?

– Да, спасибо. Будьте осторожнее на дороге.

– Непременно.