Ожидание не затянулось. Через день после прибытия святоши, нас собрали для отправки. Всего восемь человек. Список проверял все тот же надзирающий с поросячьими глазками. Пересчитал, сверил номера на ошейнике, сделал пометку в записях и приказал следовать за ним. Нас никто не обыскивал, не спрашивал имена, обращались безразлично. Словно скотину вели на бойню. Головы есть, остальное не важно.

Первый раз за время пребывания здесь, нас вывели в проход между ворот. Впереди всего одни створки, за которыми долгожданная свобода. В проходе нас поджидал отряд конвоиров из двадцати человек во главе с офицером. Рядом с солдатами стоял тот самый святоша, сопровождавший прошлый отряд. В руке он держал пучок прутиков. Невзрачные, темного цвета, металлические прутики. Нас поставили в шеренгу. Святоша подходил к каждому из нас по очереди, прикладывал к шее прутик. Странным образом прутик, словно живой фиксировался на шее. Не сдавливал сильно, всего лишь обвивал шею, соприкасаясь с кожей. На пробу рукой, сорвать его было невозможно. Словно стальной тросик обвивал шею.

Странно, ведь он только прикладывал прутик к шее. Никаких замков, застежек не было. Чует моя пятая точка, без магии здесь не обошлось. У монаха на шее был такой же обруч, только раза в два толще наших.

— Ну что, брат Игнелиус в путь? — обратился монах к провожатому с поросячьими глазками.

— Думаю, что можно отправляться, брат Симас, — с готовностью откликнулся тот.

Симас дает отмашку командиру отряда. Нас ведут к воротам. Ворота распахиваются, открывая нам путь к свободе. За воротами нас поджидает еще один святоша, возле запряженной мулом, повозки, на ней свалены мешки. Наш отряд следует мимо повозки, которая пристраивается, в некотором отдалении за нами. Стражники бдительно следят за нами, направив на колонну арбалеты. Сбежать, никакой возможности нет. Направляемся, как и ожидалось в сторону моста. После срока, проведенного в ограниченном пространстве, окружающий простор дурманит голову. Хочется просто бежать по равнине вперед, без оглядки. Неважно куда. Главное ощущение, большого пространства, свободы. Только усиленный конвой портит идиллию. Не торопясь доходим до моста. Мост действительно старый. Постройка со времен до войны магов. Видно, что много лет его не используют. Сохранился он только из-за того, что сделан из камня. Все деревянные постройки на берегах реки сгнили, каменные развалились.

Внимательно присматриваюсь к окружающей местности. Никаких признаков жизнедеятельности человека. Если нас ведут на опыты, то лаборатория не здесь. Может, порталом отсюда перебрасывают? Кто их знает, новые ошейники на шее явно магические. Надзирающие, запрещающие все магическое, сами магией пользуются. Информация эта явно секретная. Уголовники ни о чем таком не упоминали. Только про артефакт божественный глаз. Будем начеку, дайте только малейший шанс, уж мы его не упустим.

— Заключенные разгружайте телегу, мешки складывайте у моста, — командует монах, сопровождавший телегу.

Делать нечего, складываем мешки на землю Мешков десять, два поменьше, восемь большего размера. Монах с повозкой стоит, ожидая чего-то. Нам приказывают сесть на землю возле мешков.

— Офицер, постройте ваших людей в одну шеренгу, — приказывает брат Игнелиус.

Все охранники, во главе с офицером, выстраиваются в один ряд. Игнелиус становится напротив строя. Из складок рясы он достает священный глаз, знакомый мне артефакт. Поднимает его на уровень глаз. Произносит короткую фразу, после которой жезл засветился зеленым светом.

— Доблестная стража. Благодарю вас за верное служение Создателю. Вы сегодня сопровождали обоз с продовольствием, для ближайшего монастыря. Ничего больше вы не видели и не помните. Наши братья позаботятся о доставке груза монахам. Возвращайтесь в лагерь. Доложите командиру охраны о помощи монахам.

Словно заторможенные, солдаты разряжали оружие, молча построились и свободным шагом направились в сторону лагеря. Брат Симас подошел к каждому из нас и снял лагерный ошейник с номером. Все ошейники сгрузили на телегу. Монах о чем-то переговорил с коллегами и отправился в лагерь.

— Через три дня готовь остальное, — крикнул ему вслед Игнелиус. Тот в ответ лишь помахал рукой в знак того, что понял.

Наша группа осталась сидеть на земле. Монахи сели на мешки метрах в десяти от нас и спокойно разговаривали, словно не замечая нас.

Явно здесь какой-то подвох. Не верю, что после ухода конвоя, они будут столь беспечны. Солдатам при помощи артефакта мозги промыли, как я и предполагал. Проводки на наших шеях, скорее всего не простые игрушки. Сбежать, похоже, так просто не получится. На вопросительные взгляды моих людей отрицательно качаю головой. Здесь явно подстава, надо ждать, время еще не пришло. Минут через двадцать, когда начало темнеть, монахи поднялись с мешков и подошли к нам.

— Терпеливое мясо в этот раз попалось, брат Симас, — раздосадовано сказал Игнелиус.

— И не говори, брат Игнелиус, такое развлечение испортили, — подтвердил тот.

— Слушайте меня мясо. У вас на шее ошейники. В случае нашей с Симасом смерти, ошейники перережут вам горло. При попытке удалится от нас на пятьдесят шагов, ошейник сдавит ваше горло. Чем дальше от нас, тем сильнее давить будет, пока башку не отрежет, — захихикал Игнелиус.

— Обычно кто-то из вас пытается убежать, вот потеха начинается. Жалко сегодня терпеливые попались. Ладно, ты, — показывает пальцем на Цыфана. — Встаешь и иди в поле на пятьдесят шагов.

Цыфан на несколько секунд замешкался. Вдруг мое тело прошил электрический разряд. Один, следом еще один. Корчась от шоковых ударов, я видел, что моих товарищей постигла та же участь.

— Мясо, запомните, наши приказы выполнять надо быстро и беспрекословно, — брат Игнелиус улыбнулся мерзкой улыбкой. Нас снова тряхануло разрядом, заставив, корчится на земле.

— Игнелиус, хватит на них энергию переводить, — рявкнул Симас.

— Ты, встал и пошел на пятьдесят шагов, — ткнул пальцем в Цыфана Игнелиус.

На этот раз Цыфан встал на ноги без размышлений. Точно выполняя указание, направился в поле. Через пятьдесят шагов походка его стала неуверенной, ноги с трудом перемещались. Еще через четыре шага Цыфан упал, пытаясь снять, душащий его ошейник.

— Все ясно, мясо? — спросил Игнелиус.

Все согласно закивали. Игнелиус сделал десяток шагов в сторону Цыфана, мы все услышали, как тот с хрипом вдыхает воздух. Подождал пару минут, дав возможность отдышаться.

— Повалялся и хватит, топай назад.

Цыфан поднялся и пошел назад к нам. Молча уселся рядом с остальными. Поскольку других указаний не поступало, оставалось только ждать.

План побега разваливался на глазах. Точнее плана, как такового и не было. Была призрачная надежда сбежать отсюда. Только тренировки тела и боевые навыки не могут противостоять магии. В Заречье магии нет, уверяли меня все без исключения заключенные. Только святоши, оказывается, пользуются ею вовсю. Чует мое сердце, сюрпризы на сегодня не закончатся. Нам предстояло в этом убедиться с наступлением темноты.

Вокруг нас сумерки плавно перетекли в ночь. Видимость вокруг стала минимальной. Сестры еще только начали свой подъем на небосвод. Можно сказать, что на улице был один из самых темных промежутков ночи.

Монахи, поднявшись с мешков, направились к нам. Игнелиус достал из рясы свой жезл. Пробормотав новую фразу, принялся водить жезлом вокруг. На этот раз никакого свечения не было. Закончив свои манипуляции, удовлетворенно констатировал:

— Никого, только эти рядом.

— Мясо, встали. Каждый берете из кучи по одному мешку. Молча следуете за мной, — выдал приказ Симас.

Сам он первым подошел к куче, выбрав маленький мешок, закинул его себе за спину. За ним такой же мешок взял второй святоша, оставив нам мешки побольше. Мешки не очень тяжелые, не более тридцати килограммов. Пробую на ощупь, что же в мешках. Твою мать, в мешках журик, собранный нами за это время.

Святоши, поправив лямки своих мешков, пошли к мосту. Мы поплелись за ними. Наверное, рядом оборудован портал, через который нас перебросят в лабораторию. Других догадок пока не возникало. Дойдя до середины моста, святоши продолжали двигаться вперед, не обращая внимания на испуганный ропот толпы позади. Вначале меня охватило беспокойство. Я сам видел, как Темнилу разорвало на том берегу. Потом быстро сложил дважды два, магия плюс ошейники. Как все просто, святоши держат пятьсот лет страну в неведении, относительно изоляции. Причем сами спокойно ходят в большой мир, пользуясь магией. Назад нас не вернут, скорее всего, в живых не оставят. Секрет настолько значимый, что просочиться ему в мир не дадут. Ни в ту, ни в другую сторону. Будем выполнять все указания, надеясь на случай.

Мои соображения полностью подтвердились. На том берегу с нами ничего не произошло. Только на уровне интуиции, показалось, что ошейник стал чуть-чуть теплее. Святоши прошли примерно километр. Дорога в этом месте петляла между холмами. За одним из поворотов, убедившись, что с берега нас не разглядеть, скомандовали привал.

— Ну что, мразь, поздравляю с прибытием в полосу смерти, — противно захихикал Игнелиус.

Не нравился мне брат Игнелиус, не могу объяснить, было в нем, нечто мерзкое. Он мог бы палачом работать, наверное. Точно, у него явно садистские наклонности. При каждой возможности старается издеваться над беспомощным человеком. В отличие от брата Симаса, который вел себя более уравновешенно. Рискуя получить разряд от ошейника, все же решаюсь разговорить святош.

— Уважаемые священнослужители, разрешите спросить, — как можно смиреннее обращаюсь я к провожатым.

— Ты смотри, какие вежливые уголовники пошли, — ухмыляется Игнелиус. — Спрашивай, вижу, неймется, узнать про чудеса в этом мире.

— Получается, после войны магов, священнослужители свободно ходят за Реку?

— Ишь, какой прыткий, нет, конечно, — откликнулся Игнелиус.

— Почему церковь не расскажет о проходе всем людям?

— Ой, насмешил, всем рассказать. Представляешь, что тут начнется. Проход не резиновый, будет на то воля божья, узнают и остальные.

— Скажите, для чего применяется корень, который мы собираем? — задаю следующий вопрос.

— Вот этого вам знать не положено, — сразу отрезал Игнелиус.

— Куда мы направляемся?

— В одно уютное местечко, завтра увидите. Ладно, надоели мне твои расспросы, всем спать. Сложите-ка мне мешки в кучу, — приказал он.

Ответы много ясности не прибавили. Проход ограничен, существует не с давних времен. Назначение журика секрет, либо монахи сами не знают толком. Остается ждать знакомства с уютным местечком.

Утром монахи выдали каждому из нас по куску хлеба. В их рюкзаках хранился запас провизии. Мы перекусили, попили воды из фляги и тронулись в путь. Вес мешка мне не доставлял особых проблем, поэтому я мог спокойно наслаждаться окружающим видом.

За нашей спиной вид на реку закрывали холмы. Впереди заброшенная дорога вела нас в обширную долину. По дороге перемещались действительно редко. Все вокруг поросло травой, остатки старой дороги местами вовсе терялись в зелени. По краям, когда то оживленного тракта, виднелись развалины. Остатки домов, заборов, обломки телег. Полное запустение. За пятьсот лет жернова времени сотрут в пыль что угодно. По мере удаления от реки количество построек уменьшалось. Развалины попадались все реже и реже. Впереди показался горный массив. Расстояние до гор обманчиво. Иногда думаешь, за пару часов дойдешь, только топать придется день, если не больше. Мне казалось, что до гор доберемся в конце дня. Только дело близилось к полудню, а до гор еще идти и идти. Вокруг стояла полная тишина. Только ветер шумел в траве. Никаких признаков живности. В журике даже насекомых не было, здесь я подметил несколько бабочек. Может, на насекомых здешнее поле не действует. Наверное, так, только в душегубку они не залетали. Может журик на них, как на людей действует губительно. Монахи шли спокойным шагом, разговаривая между собой. На нас не обращали особого внимания. Не подгоняли, зачем, когда есть чудо ошейники. В какой-то момент я постарался идти следом за ними, вслушиваясь в разговор. Слух у меня не тот, что был раньше, поэтому кое-что удалось подслушать.

Монахи сетовали на то, что некий Сурдоур, не хочет снабдить их большим числом ошейников. В этот раз собралось много клубней и долгожителей. Теперь придется возвращаться и вести вторую группу. Возвращаться выпало Симасу. Насколько я понял, возвращаться придется только потому, что число ошейников ограничено. Симас делился воспоминаниями, как провел время на большой земле. Теперь пришла очередь Игнелиуса отправляться на материк. Еще Игнелиус просто с наслаждением вспоминал, как измывался над какой-то Милой в доме. Смаковал, как хлестал ее плетью, как щипал ее грудь, заставляя кричать. Я понял, что Игнелиус реальный мазохист. Мне было неприятно даже слушать его рассказ, не то, что получать наслаждение. Симасу похоже садистские наклонности напарника тоже не нравились, но он не перебивал, позволяя высказаться. Говорили еще про общих знакомых, но там не было ничего интересного. Игнелиус пару раз кинул в мою сторону оценивающий взгляд. Дабы не испытывать его терпение я предпочел переместиться в середину колонны. Какое то время продолжалось наше монотонное движение. Монахи строго придерживались заброшенной дороги. Каждый час останавливались на привал, позволяя нам напиться воды. Незадолго до заката вдалеке показался дымок, небольшой, еле различимый, словно из печной трубы. Монахи оживились, стали покрикивать, чтобы прибавили шаг.

Уже в сумерках, мы наконец, добрались до пункта назначения. Это оказался дом, точнее даже хутор, с различными вспомогательными постройками. Сам главный дом был построен из камня, постройка не выглядела древней. Эдакий крепкий каменный дом, за которым регулярно ухаживают. В хлеву мычали коровы, в поле за домом паслись козы и овцы. В стороне стояла повозка запряженная мулом. Не видно только птицы, ни следов ее жизнедеятельности. Во дворе работал молодой парень. По виду обычный работник, занятый повседневными хлопотами. На нас смотрел с интересом.

Монахи приказали скинуть мешки возле повозки, затем Симас обратился к парню:

— Нават, принимай гостей. Где хозяин?

— Господин занят, каким то важным экспериментом, освободится завтра, просил не беспокоить, — тут же доложил парень.

— Вечно сутками за своими экспериментами сидеть может, — пробурчал монах.

— Где моя любимица Мила, — подал свой голос Игнелиус. — Выходи не прячься, порадуй

меня.

Из хозяйственной пристройки вышла молодая, не старше восемнадцати, симпатичная девушка. Я в этом мире не много женщин видел, пока нас гнали на каторгу, поэтому разглядывал девушку с интересом. Темные густые волосы, правильный овал лица, карие глаза с пышными ресницами. Небольшой вздернутый носик на милом личике, плотно сжатые губы, глаза, полные слез. Девушка приближалась к монаху быстрым шагом, боясь разгневать. Ее била мелкая дрожь, в отличие от довольной улыбки на роже Игнелиуса. Мне стало понятно, о какой Миле рассказывал он по дороге сюда. Бедная девушка. Я представил, что ей приходится терпеть от этого урода. Руки сами сжались в кулаки, только сделать я ничего не смогу, пока на шее ошейник. Ошейники кстати были у всех обитателей подворья, включая скотину. Без ошейника смерть в считаные секунды.

— Я здесь господин, — кротко сказала Мила, стоя напротив монаха с опущенными глазами. Плечи опущены, дрожащие пальцы теребят поясок на платье.

— Ну не бойся, миленькая, — провел Игнелиус пальцами по ее щеке. От его прикосновения девушка непроизвольно дернулась, как от удара током.

— Скажи, что ты соскучилась, по моим ласкам, — облизал он свои губы.

— Да я соскучилась господин, — ответила девушка дрожащим голосом, хотя ее тело колотило от страха перед садистом.

— Сегодня ночью порадуешь, папочку. Я так скучал по тебе, что придумал новые развлечения, — сообщил слащавым тоном Игнелиус.

У девушки из глаз слезы хлынули ручьем, плечи вздрагивали, но она боялась всхлипнуть. Только плечи и слезы выдавали ее состояние.

Я обвел взглядом товарищей. У всех на лице было примерно одинаковое выражение. Хотя они и не слышали разговора монахов, догадаться было не сложно. Не будь на наших шеях ошейника, я не позавидовал бы Игнелиусу. Тот прекрасно это понимал, буквально наслаждаясь своей безнаказанностью.

— Нават, размести людей на ночь и покорми, — распорядился Симас.

— Следуйте за мной, — повел нас в сторону сарая парень.

Парень был противоположностью девушки. Светлые волосы, голубые глаза, вытянутое аристократическое лицо, тонкие губы, на вид лет двадцати. Никак он не походил на слугу или крестьянина. Доведя нас до сарая, парень сказал располагаться и отправился за едой.

Сарай ничем меня не удивил. Обыкновенный деревянный сарай с сельской утварью. В одной стороне навалена куча сена, видимо постель наша будет. Мы развалились на ней, с наслаждением потягиваясь после долгого дня. Если даже мое тело чувствовало усталость, что говорить об остальных. В молчании ждали, пока Нават принесет еду, котел наваристого супа и каравай хлеба. На каторге такого супа нам никогда не давали. Все мы принялись жадно поглощать пищу. Главное, еда была вкусной, даже хлеб отличался от каторжного в лучшую сторону.

— Спокойной ночи, я пожалуй, пойду, — собрался уходить парень.

— Подожди, если можешь, расскажи нам, что это за место, — спросил Бургас.

— Вы в доме мага Сурдоура, он здесь хозяин, только сейчас засел со своим экспериментом в лаборатории.

— Ты здесь давно живешь?

— Не очень, семь месяцев уже, — не стесняясь, делился информацией Нават.

— Как же ты сюда попал? Неужели по доброй воле.

— Нет, сюда по доброй воле не попадают, — в голосе послышалась грусть. — Меня похитили, чтобы шантажировать отца.

— Почему здесь держат, ведь может узнать кто.

— Вот тут вы ошибаетесь, узнать не может никто. В другом месте меня маги давно нашли бы по заклинанию крови. Здесь какое-то аномальное поле, сбивающее поиск. Сурдоур придумал ошейник нейтрализующий поле, потому мы все здесь еще живы. Никто другой сюда прийти не может. Идеальное место спрятаться. Все кто тут живет заложники. Мила уже пятый год здесь, ее еще девчонкой похитили. Вчера еще одну девушку привезли, по виду из благородных, только она пока спит.

— Часто сюда новых людей привозят? — спросил я.

— Нет, после меня первая девушка.

— Ты слышал, что бы кого-то отсюда отпускали? — парень задумался.

— Нет, не слышал, но мила пять лет живет, можно ее расспросить.

— Что будет с нами, знаешь?

— Сам не застал, но говорили, что Сурдоур забирает в свою лабораторию для экспериментов. Никто из ваших не возвращается оттуда.

— Этот Сурдоур по жизни злой?

— Вовсе нет, нормальный дядька, повернут на своей магии. Мы для него только инструмент. Похищения кстати не он устраивает, а церковники. Он согласен, поскольку для поддержания проекта нужны средства. Если его не злить, вполне жить можно. Вот церковники, те через одного сволочи, типа этого Игнелиуса. Мила не рассказывала в деталях, но сегодня ей не сладко придется.

— Почему Сурдоур не остановит эти издевательства над заложницей?

— Так он в лаборатории сутками сидит, там не слышно ничего, монахи и пользуются. Потом, конечно ругается на них, но никак не наказывает.

— Бежать никто ни пробовал?

— Бесполезно. Метров через двести ошейник душить начинает.

— Где вы еду берете?

— Каждые три-четыре месяца, приходит тележка с провизией. Кое-что на месте растет, молоко свое, скотину иногда на мясо пускаем.

— Продукты из Заречья привозят?

— Из заречья, по рассказам, только вас на опыты приводят. Все остальное через горы доставляют с материка. Я слышал из разговоров, что перевалы контролируются людьми церковников.

— Не боятся они при заложниках о таких вещах говорить?

— Чего им боятся, маг память сотрет и все. Ладно, пойду я, по хозяйству приберусь, Миле чувствую, не до того будет.

— Ее монахи забрали? — спрашиваю с надеждой.

— Да, прислуживает им за столом, вина налакаются, может, уснут, — вздохнул, уходя паренек.

Многое теперь становилось понятным. Наши догадки подтвердились. Мы не могли предположить, что есть путь в смертельную зону за реку. В остальном почти все оказалось, как и предполагали. Неясным был вопрос, куда отправляют журик, но нам это уже не важно. Скоро вылезет из своей лаборатории добрый маг Сурдоур, поздоровается и уведет на опыты, подбадривая напоследок. Святоши останутся безнаказанными, продолжат свой криминальный бизнес. Однако крепко у них все повязано. Организовать каторгу, продукция с которой исчезает в неизвестном направлении. Каторгу без поддержки правительства не организуешь. Это не заложника незаметно умыкнуть. Сильное влияние у них в Заречье, если правители безропотно действуют по их указке. Раз продукты подвозят с материка, значит, в заречье не знают про проход. Монах перед тем, как вести нас на мост, сканировал местность артефактом в поисках возможных зрителей. Секрет хранят с максимальным усердием. Интересно, раз проход возможен только благодаря одному магу, может не все святоши в деле?

Вполне возможно, что в деле задействовано только несколько нужных людей. Чего тут голову ломать, знакомства с дядей магом все одно не пережить.

После вкусного ужина клонило в сон. С наслаждением растянувшись на сеновале, наша группа завалилась спать. Только спать нам не дали. Даже здесь на сеновале слышны были крики Милы. Крики чередовались мольбой о пощаде, только пощады не было. Крики, стоны и мерзкий смех Игнелиуса не прекращались полночи. Думаю, остальные обитатели фазенды не спали, как и мы. В какой-то момент Цыфан вскочил с намерением прирезать сволочь, мы с трудом его удержали. Когда, наконец, настала тишина, никто еще долго не мог уснуть. Адреналин требовал выхода, которого не было. Постепенно усталость взяла свое, погрузив нас в объятья Морфея.

Давно мое утреннее пробуждение не было столь бодрым. Разряд от ошейника по всему телу, способствует мгновенному пробуждению.

— Выходи строиться, покойники, — кричал на улице Игнелиус.

Повторять не пришлось, мы резво выскочили из сарая, представ перед садистом. Игнелиус стоял пьяный с бутылкой в руке, разглядывая нас.

— Ну что, уроды, пора ошейники сдавать, надо ваших поганых дружков сюда вести.

Брат Симас подходил к каждому из нас, одевая новый ошейник, забирал старый. Новый ошейник походил на предыдущий, но был с небольшой круглой застежкой, как у всех местных обитателей. У меня появилась догадка, что новый ошейник завязан на хозяина дома.

Монах же, собрав наши, завязанные на него, отправится назад в лагерь за новой партией каторжан. Догадка несколько развязывала руки, но за пределы фазенды не смоешься все равно. Симас собрал в мешок наши ошейники, попрощался с Игнелиусом и отправился обратно в сторону реки.

— Валите с глаз моих, — махнул на нас Игнелиус.

Валите, так валите. Убрались в сарай, валяться на сене. Завтрак нам принесли под стать ужину, обильный и вкусный. Интересно осознать, что еда бывает вкусной. После лагерной, здесь ощущалась огромная разница. Сытно позавтракав, валялись без дела. Я рассматривал двор в дверной проем. Милы нигде не было видно, остальные слуги, или заложники, занимались повседневными делами. Монах так и шлялся по двору с бутылкой. Остановился возле загона, помочился, подняв рясу. Постоял, задумавшись, и направился в сторону дома. Надеюсь, эта скотина, наконец-то завалится спать. Только я об этом подумал, как дверь дома распахнулась и на крыльцо выскочила девушка, в дорогом, но уже помятом платье, красивая, не старше двадцати лет. Светлые кудрявые волосы, большие, голубые глаза,

пышная грудь. Явно аристократка, привыкшая отдавать приказы, иначе вела бы себя осмотрительнее. Заметив во дворе священника, сразу бросилась к нему.

— Падре, меня похитили неизвестные, срочно сообщите моему отцу, — осеклась она, приблизившись к нему вплотную. По-видимому, сообразила, что тот пьян.

— Как вы, священнослужитель, могли позволить себе напиться, — искренне возмутилась она.

Не повезло же бедняжке, встретить именно эту сволочь на своем пути первым. Игнелиус наоборот обрадовался новому персонажу.

— Кто же прятал от меня такую прелесть, — с этими словами он провел языком по щеке девушки. Та от неожиданности даже не нашлась, что возразить, только возмущенно открывала рот, собираясь выплеснуть все свое негодование. Святошу ее возмущение только раззадорило.

— Какая строптивая шлюшка попалась, — с этими словами он запустил руку ей в промежность и принялся поглаживать.

На этот раз инстинкт у девушки сработал как надо. Не раздумывая, она закатила Игнелиусу пощечину, так, что у того качнулась голова.

— Грязная скотина, да ты хоть знаешь, кого посмел лапать, — успела сказать она, прежде чем получила от священника кулаком в скулу. От сильного удара ее тело падает на землю. Еще не веря в происходящее, она пытается подняться. Тело не слушается, взгляд расфокусирован. Девушка в нокауте, думаю впервые в жизни. Игнелиус же наоборот трезвеет, прям на глазах, его глаза наливаются злобой. Он подходит и начинает пинать жертву, куда придется, ногами. Ее возмущенные крики, еще больше заводят церковника. Когда пинать ногами стало не интересно, он принялся охаживать ее бутылкой. Бил куда попадет, кроме головы. По телу бедняжки сыпались удары один за другим. Из горлышка бутылки выплескивалось вино, оседая кровавыми каплями, на ее некогда роскошном платье. Крики девушки стали жалобными, молящими о пощаде. Отбросив, опустевшую бутылку, садист потащил свою жертву в дом, за волосы. Надеясь уменьшить боль, она пыталась встать на ноги, но такой возможности садист ей не дал. В ярости бормоча себе, что то под нос, он втащил девушку в дом. На какое-то время во дворе стало тихо. Не хочется даже думать, что творил в доме Игнелиус. Минут через пять из дома раздался, душераздирающий крик. Все наши, кто находился в сарае, вскочили на ноги. Не знаю, что творил мучитель со своей жертвой, но крик не смолкал ни на минуту. Это уже никак не походило на сексуальные забавы извращенца. Так кричать, может жертва в застенке палача. Минут через пять из дома выскочил Нават. Перегнувшись через перила, он выблевывал содержимое желудка. Нервы мои, натянутые как струна, не выдержали напряжения. Все одно помирать, но эту сволочь я убью.

Бегу через двор к дому. Крики жертвы переходят на хрип. Слышится нечеловеческое завывание вперемешку с всхлипами, переходящими в хрип. Распахиваю входную дверь дома, двигаясь только на звук. Краем глаза замечаю ужас в глазах Навата, убегающего прочь. Первая дверь направо, все происходит там. Не останавливаясь, вбегаю в распахнутую дверь. Я видел много фильмов ужасов, но оказаться в комнате с маньяком и его жертвой заставило меня содрогнуться.

Игнелиус, задрав рясу, насиловал жертву. От платья на теле девушки остались лишь лохмотья. Стол, на котором она лежала, был залит кровью. Все ее тело покрывали многочисленные надрезы. На месте левой груди располагалось кровавое месиво. В глазах жертвы плескалось безумие, крики и стоны раздавались отрешенно. Игнелиус с безумным взглядом водил по губам девушки соском отрезанной груди приговаривая:

— Поцелуй грудь, папочка тебя не обидит, ты будешь послушной, знаю, тебе нравится, — неся этот бред, он не обращал внимания ни на что вокруг.

Мне хватило буквально секунды, что бы оценить обстановку. Ярость, переполнившая меня, выплескивается наружу. Бью садиста по морде несколько раз подряд. Его голова болтается в такт моих ударов, пока он не падает на пол. Его рыхлое тело, задранная ряса, окровавленные гениталии, не вызывают у меня жалости. Наоборот, не дают моей ненависть угаснуть. Прыгаю на него сверху, не глядя, вгоняя нож в область паха. Теперь его поросячий визг перекрывает все остальные звуки в доме. Его взгляд меняется. Теперь в его глазах боль. Боль, приходящая на место безумному наслаждению. Не выпуская ножа из рук, наношу удар за ударом по поросячьей морде. Где-то внутри меня просыпается моя новая сущность. Мы с ней становимся единым целым в желании убивать. Убить, убить — вот высшее наслаждение. Когтем выколоть глаз, затем выковырять по кусочкам мозг, смакуя агонию жертвы. Когтя нет, зато в руке есть нож. Полосую ножом по глазу. Кровавый шрам поперек лица наливается кровью. Не торопясь подношу лезвие к глазу и начинаю опускать вглубь. Игнелиус даже не пытается сопротивляться, только визжит на высокой ноте, словно свинья. Под лезвием ножа лопается глаз, но мне надо просунуть коготь глубже, до самого мозга. Давлю на рукоять сильнее, но она стоит на месте. Такого не может быть, надо прибавить силы. Кто-то отбрасывает мое тело назад. Такого не может быть, здесь не может быть никого сильнее нас. Мы вершим суд, жертва не может избежать расправы. Вопреки нашим желаниям, мое тело оказывается отброшенным в сторону.

Передо мной стоит мужчина лет пятидесяти, одетый в потертый халат. Низкого роста, абсолютно лысый с пышными усами. Он что-то кричит мне, но я плохо понимаю его. Его взгляд встречается с моим. За долю секунды выражение его глаз меняется, в них появляется страх. Все происходит очень быстро. Его рука стремительно движется к моей шее, срывая ошейник. Я не боюсь умереть, только надо вырезать мозг Игнелиусу. Поворачиваюсь к нему, чтобы закончить начатое. Мужик с усами смотрит округлившимися глазами поочередно, то на меня, то на ошейник в своей руке. Тут до меня доходит, что я до сих пор живой. По моему, для мужика это даже большая неожиданность, чем для меня. Вот он мой шанс к спасению. Делаю шаг вперед и со всей сила бью противника кулаком в лицо. От моего удара, мелкий усач падает на пол, взметнув в воздух полы халата. Пора дорезать свинью и можно валить отсюда. Поворачиваюсь к святоше, перехватив удобнее нож. Только мои движения вязнут, словно лапы мухи в киселе. Неведомая мне сила не дает мне двигаться. Усатый мужик с окровавленным носом оказывается передо мной. В его руках ошейник, который тот накидывает мне на шею. Ошейник туго стягивает шею, перекрывая кислород. Из последних сил пытаюсь сопротивляться, но ошейник выигрывает схватку — мое сознание меркнет.