В последнее время Василий Степанович Стрельцов старался спиртным не злоупотреблять. Должность и положение в обществе делать этого не позволяли. Ну, как он будет смотреться с перекошенной и посиневшей от пьянки рожей среди высокопоставленных мужей города? Конечно, неприлично. Наверняка, никому не понравится и то, что «беркутовцы» будут разгуливать с окосевшими глазами и дышать на всех перегаром. Нет! Это не позволительно! Потому генеральный и запретил сотрудникам своей организации употреблять на работе любые напитки, содержащие алкоголь. И даже те, кто появлялся на службе с остаточными явлениями алкогольного опьянения, немедленно увольнялись. По причине беспробудного пьянства был вышвырнут на улицу правая рука Стрельцова Огонёк. Где он и что с ним Василия Степановича не интересовало.

Сам Василий Степанович пил на работе редко и в небольших количествах. И только качественное спиртное, причём в компании нужных ему лиц. Но в этот час он добивал вторую бутылку виски в своём кабинете один одинёшенек. И была на то причина. Как это он запамятовал о человеке, закопать которого в сырую землю необходимо было в первую очередь, где бы он ни находился? Разыскать и похоронить заживо. Вот запамятовал. Закрутился, засуетился и забыл.

Кочан… Враг лютый…. Больше чем даже кровник…

…Василия Стрельцова определили в четвёртую камеру, рассчитанную на пять заключённых, но в ней томилось по меньшей мере пятнадцать.

Теснота, духота и целый букет зловоний: давно немытое человеческое тело, нестиранные вещи, нездоровые желудки и дешёвый табак. Спать по очереди по соседству с отъявленными бандюганами, каждую секунду бояться за собственную жизнь, хлебать жидкую баланду… Вся эта чёрная перспектива мелькала в голове застывшего у входа нового пассажира.

— Ну, чего встал, как столб? Проходи. — С почётного места у окна поднялся коренастый мужик с изобилием татуировок на обнажённом торсе и шагнул в сторону новенького. Остальные присутствующие здесь не шелохнулись, лишь пожирали пассажира тусклыми взглядами бесцветных глаз.

— Я Коготь. Смотрящий этой хаты. — Коготь воткнул жёлтый от никотина указательный палец правой руки в свою грудь. — А ты как назовешься?

— Василий… Василий Стрельцов, — запинаясь назвался тот.

— Погоняло есть?

— Битюгом на воле звали, — натужено сглотнул Василий.

— Битюг, — усмехнулся Смотрящий и обернулся к остальным. Через секунду вновь обратил свой взор на новенького пассажира. — Подходящая кликуха. По какой статье осужден?

Битюг назвал статью и срок отбывания наказания. Вообще-то, Коготь мог и не спрашивать об этом, ибо знал и статью, и срок новенького ещё за долго до того, как его нога переступит порог их хаты. Проверка. Парень не обманул, и это уже хорошо.

— Ладно, пока так и будешь зваться. Занимай место на верхней шконке. С Карасём её делить будешь, — распорядился Коготь.

— Ну, вот, — недовольно хмыкнул из угла Карась.

— Не бузи! — резко осёк его Смотрящий. — Он тоже человек. Всё. Занимайтесь своими делами.

Стрельцову стало страшно. Он ожидал совсем другого приёма, судя по рассказанным ему страшилками в камере ИВС. Но ничего обещанного там, здесь не произошло. Его не избили, не унизили, не поставили раком перед парашей. Пока его приняли как своего. Пока… Пока Коготь не получит на новенького его полное «досье»: кем был на воле, как вёл себя в ИВС, как держался на суде, какие имеются связи и прочее. Если всё чисто за пассажиром, то будет жить обыкновенным мужиком, если, конечно, бурогозить не начнёт.

«Досье» без белых пятен на Василия Стрельцова было получено Смотрящим четвёртой хаты спустя три дня. А вот уже утром дня второго пребывания в заключении осужденного Стрельцова его настоящее дело легло на стол Хозяина начальника тюрьмы полковника уголовно-исполнительной системы Минюста России Тамарина Валентина Андреевича. Внимательно изучив документы нового зэка и, особо заострив своё внимание на заключение психоаналитика, опытный тончайший психолог Тамарин расплылся в довольной улыбке. Эта личность подходила для работы на благо уголовно-исполнительной системы, как нельзя лучше. Проще, Тамарину срочно требовался свой человек в четвёртой камере, являющейся «пересыльной». Проходили через неё хитрые «дороги», по которым текла по всей тюрьме важная не только для заключённых, но интересная для администрации информация. Вот только перехватить её было делом непростым. Зэки в искусстве связи между собой народ изощрённый. Все плановые шмоны заканчивались провалом — в хате ничего противозаконного не находили. А в том, что хата самая, что ни наесть противозаконная, Тамарин был неопровержимо убеждён. Только доказать это надобно. Тамарину просто, как воздух, необходим был СТУКАЧ в чётвёртой хате. Кандидатура новенького подходила на все сто процентов. «Боязлив, нуждается как в физической, так и в психологической поддержке, податлив» — такое заключение вынес психоаналитик.

— Ну, что ж, сейчас и побеседуем, — вслух самому себе сказал Тамарин. Потом по телефону распорядился «пригласить» заключенного Стрельцова Василия Степановича к себе в кабинет.

Спустя несколько минут кандидат в стукачи переминался с ноги на ногу на пороге неуютного, с серой казённой обстановкой, с зарешёченными мелкой металлической решёткой окнами кабинета начальника тюрьмы. Тамарин махнул рукой конвою, и двое дюжих сержантов плотно прикрыли за собой дверь с обратной стороны. Валентин Андреевич критически осмотрел с головы до ног колоритную фигуру заключённого, на мгновение встретился с его испуганными глазами, довольно улыбнулся в душе и пригласил его присесть. Стрельцов осторожно приклеил свой зад на самый краешек единственного стула у стены на значительном расстоянии от стола Хозяина и замер в ожидании. «Этого уже здорово попугали», — сразу определил Тамарин и без прелюдий перешёл конкретно к делу.

— Ну что, товарищ заключённый, понял, куда попал?

— Д… Д-да. — От одного только вида Тамарина, напоминающего медведя-шатуна, Василий начал заикаться.

Валентин Андреевич всё-таки решил применить ещё немного страшилок для окончательного подавления воли заключённого.

— Нет, ты ещё не понял! — гадливо сощурился Тамарин. — У тебя всё ещё впереди. И постоянные побои с унижениями в камере, и карцер на хлеб и воду, девяносто процентная возможность подхватить туберкулёз. — Валентин Андреевич всё это время не отводил глаз от заключённого. Потому как мелко задрожали его губы и побледнели щёки, пришёл к неутешительному для себя выводу — перегибает палку. Этак и на больничку с расшатанными нервами новенького придётся отправить. Это в планы Хозяина не входило. И он сменил тон на слащавый.

— Но знаешь, уважаемый товарищ заключённый, можно все этого избежать. И тянуть свой срок вполне сносно. В общем, у тебя есть шанс.

— Что я должен для этого делать? — стараясь справиться с громким лязганьем своих зубов, спросил Василий.

— Вот это уже другой разговор, — словно масло по сковороде разлилась по широкому лицу Хозяина радушная улыбка, обнажающая два ряда белоснежных крепких зубов.

Потом пошёл инструктаж: как вести себя после «выводки», чтобы быть вне подозрения сокамерников, как сними общаться, какого рода информацию собирать и как это делать и ещё многое из тонкой работы стукача.

— Но знай, Василий, — Тамарин сознательно перешёл на имя заключённого, чтобы ещё боле расположить к себе своего нового «подсадного», — ни водкой, ни колбасой за твои успехи я угощать тебя не стану, ибо тут же тебя раскусят. И ещё вот что: лажанёшься хоть в одном пункте этой инструкции — пеняй на себя. Ничем не смогу тебе помочь. Но особо не переживай. Надолго я тебя в четвёртой камере не оставлю — переведу в хозчасть. А при первой же амнистии похлопочу. Обещаю. — Здесь Тамарин нагло врал. Не собирался он стукача ни переводить, ни хлопотать за него при первой же амнистии. Стукач останется в четвёртой до самого звонка. Не хватало ещё искать себе нового сексота. Но Василий поверил.

— Итак, ты всё уяснил и запомнил?

— Да, — утвердительно кивнул Стрельцов.

— А, Вася, чуть не забыл, — спохватился Тамарин. — Ты должен пройти в камере обязательную прописку. Традиция, — пожал плечами Хозяин, — и ничего тут не поделаешь. Бить будут. На стойкость проверять. Думаю, что выдержишь.

Василий невольно содрогнулся, но быстро взял себя в руки. «Лучше один раз перетерпеть, чем постоянно быть битым», — решил он.

Тамарин вызвал конвой. Но вместо тех двух сержантов в дверь кабинета Тамарина просунулась рыжая голова заместителя оперчасти.

— Разрешите, Валентин Андреевич.

— Пошёл вон! — побагровел Тамарин.

Тут же заместителя оперчасти сменил конвой. «Чёрт, неужели лажа вышла? раздосадовано подумал начальник тюрьмы, но тут же поспешил себя успокоить: верно, толстяк не разобрал моего имени». После того, как конвой увёл заключённого, Хозяин вызвал к себе не осторожно назвавшего при новом сексоте его имя заместителя оперчасти и устроил ему такой разнос, что тот не выдержал и подал рапорт об увольнении. Тамарин подписал.

Ну что ж, новый пассажир чист и западло за ним не числится, но «прописку» пройти обязан. Били вполсилы, не издеваясь. Стрельцов выстоял. И потекла лишённая разнообразия, серая жизнь заключённого. Но стукач своё дело делал. Шмоны проводились внепланово, хаотично и всегда заканчивались тем, что в четвёртой хате находили то, что тюремными правилами строго запрещалось. И всё чаще «резиновая» жизнь зэков четвёртой хаты растягивалась по их спинам резиновыми дубинками вертуханов, и всё чаще разнообразие в неё вносил карцер.

Крепко призадумался Коготь. Он Смотрящий, и ему эту беду разруливать. Он понимал, что в хате поселился стукач. Но кто? Из «недоверенных лиц» им мог быть любой, равно как и из «доверенных». Вычислять нужно, а без спеца — это голый номер. Вот тогда-то Коготь и пригласил к себе Кочана.

Сексот делал своё дело предельно аккуратно и без накладок. Но после появления в камере высокого, нескладного, худощавого гостя с холодным хитрым взглядом, он сразу понял, что в подозрении, и этот человек по его душу. Битюга облепил противный страх. Облепил с ног до головы, но он всё-таки смог разорвать эту липкую паутину и старался вести себя спокойно и непринуждённо. Василий давал сто очков вперёд, что уже встречался с этим типом. Но где и когда конкретно вспомнить не мог.

Мужик назвался Кочаном. Больше говорил «ни о чём», спрашивал о каких-то мелочах. В целом, ничего подозрительного в его речи Стрельцов не обнаружил. И облажался бы профи, будь известна стукачу одна деталь. Но, увы, о том, что имя Хозяина строго засекречено, сексот не знал. Да и не предупреждал его об этом никто. И Василию имя начальника тюрьмы было неизвестно до тех пор, пока не услышал он его из уст какого-то рыжего мента, заглянувшего в кабинет своего шефа.

Спросил Кочан, мол, как Хозяин его принял. Вася всего лишь уточнил: «Валентин Андреевич?»… Всё, больше никто и ни о чём его не спрашивал. Гость ушёл, и этот день в жизни Василия Стрельцова стал самым чёрным. «Раскупорил» его Смотрящий хаты Коготь, потом им занялась его свита, а уж после них все, кто пожелает из жильцов хаты. Было больно и до глубины души обидно. Даже повеситься от стыда и позора хотел, но духу не хватило.

Дали стукачу погоняло Василиса Прекрасная и отшвырнули в самый дальний угол «петушатника». И был бы он активным петухом до конца своего срока, не вмешайся в это дело дядя Киря. После его «малявки» от Василисы Прекрасной отстали с «просьбами» открыть свою тёпленькую дырочку, но статус-то остался.

— Кочан! — сделав большой глоток виски, скрипнул зубами Стрельцов. — Лучше поздно, чем никогда. Я всё равно тебя найду, где бы ты ни был!

На столе коротко звякнул телефон городской линии. Василий Степанович снял трубку.

— Стрельцов.

— Шеф, того второго из кабака нигде не можем найти. И вообще, знать его никто не знает, — доложили на обратном конце провода.

Стрельцов злобно покривился. Ублюдки, для изложения такого рода информации существует специальная линия. Ну что поделать, если у ряда его сотрудников вместо мозгов опилки?

— Поиск продолжать, — безапелляционно приказал босс и повесил трубку.

«Так, значит, Кочан где-то в городе, — размышлял Василий Степанович, нервно барабаня кончиками пальцев по краю стола. Несмотря на немалую дозу принятого спиртного, соображал он трезво. Виски смыло неприятный осадок воспоминаний и активизировало мышление в конкретном направлении — найти и уничтожить. — Верно, затесался ты, туберкулёзник гашенный, среди какой-нибудь шушеры. Ну, ладно. Есть у меня человечек, который тебя в два приёма отыщет». Стрельцов снял трубку телефона внутренней связи и набрал трёхзначный номер. Звонил он в левое крыло своего офиса, где размещался кабинет начальника собственной службы безопасности и контроля фирмы господина Долгова Викентия Петровича. Ответил сам Долгов:

— Долгов на проводе.

— Викентий Петрович. — Стрельцов старался называть своих подчинённых по имени отчеству, хотя и не всегда это удавалось, — солидная всё-таки компания, не кодла какая-нибудь. — Зайдите ко мне на минуту.

— Уже иду. — Трубка запикала короткими гудками.

Долгов работал в фирме месяца три, но за этот короткий промежуток времени смог зарекомендовать себя, как великолепный нюхач-розыскник, в основном специализирующийся на среде мелких уголовников. Стрельцов не оставил его старания без внимания и уже через месяц назначил начальником ССБ и К. Викентий Петрович отличался незаурядным умом и умел мгновенно реагировать на ситуацию. За эти качества и был назначен на столь высокий пост. А то, что он когда-то был судим, Василия Степановича нисколько не трогало. Было, да прошло. Сам что ли лучше?

После короткого стука в дверь Викентий Петрович вошёл в кабинет своего босса. Дорогой европейского покроя костюм, белоснежная сорочка и стильный галстук придавали ему очень солидный вид. Короткая стрижка «ёжик», волевые черты лица, проницательный взгляд серых глаз, чёткие движения и немногословность делали его схожим с «гэбэшником».

— Проходите и присаживайтесь, — Стрельцов кивнул на высокий стул у торцевой части своего стола.

Долгов сел и предельно сосредоточился.

— Задание для вас особое. Срочно разыскать и доставить ко мне некого Кочанова Виктора.

Стрельцов не заметил, как после произнесения этого имени слегка надсечённая шрамом левая бровь Долгова круто переломилась.

— Всё ясно?

— Всё! — отчеканил Долгов и пружинисто поднялся с кресла.

Викентий Петрович вышел прочь. «Найдёт», — убедил себя Василий Степанович.

Найти этого человека было голубой мечтой Долгова. Стрельцов даже не догадывался, какую ненависть питает к Кочанову Викентий Петрович. Долгов здорово пострадал на зоне из-за Кочана по причине всё того же стукачества. Правда, поставить раком его не смогли — смог отбиться, но членом по губам всё одно провели. Позор! И смыть его могла только кровь этого подонка Кочана!

Викентий Петрович в одно время начинал поиски Виктора Кочанова, но, устроившись к Стрельцову, с головой окунулся в работу и подзабыл о своём враге. Теперь же час возмездия пробил!