До сегодняшнего дня в штат сотрудников фирмы входи ещё один человек — имбецил Гриша. Душевный недуг Гриши нисколько не расстраивал господина Пухлякова. Напротив, даже радовал…. Двухметровый необъятный детина с ковшами экскаватора вместо рук и физиономией напрочь лишённой даже тени интеллекта с виду нагнетал животный ужас. Но то, только с виду. В самом же деле Гриша был абсолютно покорным ребёнком. Безобидный и беззлобный он не вникал в суть своей работы. А главное был молчаливым, что в его деятельности особо ценилось. Одним словом, незаменимый кадр.

Гриша работал могильщиком. И не обыкновенным, а могильщиком по спецзаказам, которые время от времени поступали от многоуважаемой крыши. «Спецзаказ» — это могила с двойным дном, в которой будут почить в бозе сразу двое. Первый, посмевший какими-либо поступками расстроить Василия Стрельцова, под вторым, приказавшим долго жить по каким-либо другим причинам. Способ очень надёжный, ибо никто не будет искать пропавшего без вести человека, эксгумируя захоронения на кладбище. Это занятие без специального разрешения карается законом, а получить это самое разрешение… Кхм, сами понимаете. Вот это как раз и было той самой неспецифической услугой бюро взамен бандитскому оброку, в какой бы маске он не ходил. Схема же этой работы была следующей. Заказчик заранее извещал Ивана Григорьевича о подселяемом пассажире. Пухляков предлагал обратившемуся в этот день живому клиенту (который попроще) услугу за счёт заведения — готовую могилу для усопшего. Естественно, тот от халявы не отказывался. После чего заказчик извещался о том, что «дом» к ночи будет готов. «Дом» готовил Гриша. Им же ночью и подселялся «безбилетный пассажир» или, как называл его сам Пухляков, «жилец без прописки».

И катился бизнес по накатанной дорожке легко и свободно, пока в голове Гриньки что-то не закоротило, и сделался он от этого абсолютно невменяемым. Пришлось сдать его в дурилку, под забором которой он и был подобран господином Пухляковым. Конечно, вакансию мог заполнить любой из рабочей четвёрки — этим можно было полностью доверять. Но в этом случае резко снизится производительность их труда — не пойдёт. Бомжи, подрабатывающие на кладбище исключались, понятно по каким соображениям. Всё сводилось к одному: срочно найти замену Грише. Срочно, потому что Иван Григорьевич понятия не имел, когда поступит следующий заказ. Отказаться от него он не имеет права, если, конечно, сам не хочет стать «жильцом без прописки». Оправдания, типа: «не могу пока что подыскать достойной кандидатуры на эту должность» — не пройдут. Это, чисто проблемы самого Пухлякова. Вот так.

А где найдёшь такого, как Гриша? Нет, такого человека за час не разыщешь. Но кто-то нужен! Здоровый, сильный, замкнутый и обязательно бездомный. Да ведь если и найдётся таковой, то сразу его на спецзаказ не отправишь. Присмотреться надо, и чтоб прижился он…

Вот над этим вопросом и ломал сейчас голову господин Пухляков в четырёх стенах своего огромного кабинета. Весь интерьер рабочего места Ивана Григорьевича составляли простой деревянный и ничем не покрытый стол с установленным на нём допотопным телефонным аппаратом, стул, предназначенный только для задницы шефа, истрёпанные занавески на окнах, сиротливо свисающая с облезлого потолка электрическая лампочка на длинном переплетённом шнуре и старый рассохшийся секретер в углу.

В дверь постучали. Иван Григорьевич перевёл озабоченный взгляд со старательно намывающей своё рыльце жирной зелёной мухи на телефонной трубке в сторону входной двери.

— Входите, — несколько раздражённо разрешил он.

Скрипнула дверь, и в кабинет вошёл парень лет двадцати шести — двадцати семи от роду в старой шерстяной рубашке с разодранными обшлагами рукавов (и это, не смотря на жару), джинсах, изобилующих маслеными пятнами и стоптанных кроссовках без шнурков, обляпанных рыжей грязью. В руке парень держал потёртую кожаную куртку. Он был высок ростом, широк в плечах, имел неслабую мускулатуру. И, верно, в более приличной одежде, без рыжей неухоженной бородки и набрякших под глазами синих мешков выглядел бы вполне привлекательно. Воздух в кабинете Пухлякова мгновенно пропитался бомжатским зловонием. Иван Григорьевич сморщил свой мясистый нос.

— Что нужно? — борясь с приступами тошноты, кисло осведомился он.

— Нет ли работы, какой? — Голос отребья был сиплым и дребезжащим, видимо от частого употребления недоброкачественных спиртных напитков.

— Работы? — Пухляков наморщил болестящий от капелек влаги лоб и почесал пальцем-сарделькой двойной подбородок. Перед ним стояла вполне подходящая кандидатура на вакантную должность. Бомж — это точно. Силой не обделён. Не очень-то словоохотлив. — А что делать умеешь?

— Всему могу научиться, — последовал короткий ответ.

— Живёшь где?

— Нигде.

Всё существо Ивана Григорьевича голосовало за принятие этой кандидатуры на должность могильщика. Да и времени на раздумья не оставалось.

— Ладно. — Пухляков смахнул со стола невидимую пылинку. — Помогу я тебе с работой. Жить будешь здесь Или против?

Бомж замотал головой.

— Ну, тогда лады, — продолжал господин работодатель. — А пока иди в мастерскую. Прямо по коридору, дверь налево. Подожди меня там. Я сейчас туда приду.

Бомж шагнул за дверь.

— Зовут-то, как? — вслед выкрикнул Пухляков.

— Стасом, — послышалось из коридора.

«Вроде бы прокатило», — не без удовлетворения подметил в мыслях Стас Громов, стоя у двери мастерской и приглаживая пятернёй ёжик грязных волос. Он забрёл сюда далеко не случайно. Еще, будучи бригадиром преступной группировки, знал, под чьей крышей работает «ритуалка». И сейчас был абсолютно уверен в том, что расклад не поменялся. Но многое, очень многое ещё предстояло уточнить, и во многом предстояло досконально разобраться. Что ж, сбор информации — это начальный этап его безумно рискованной затеи…

Стас вошёл в мастерскую.

— Здорово, мужики! — громко по-свойски поздоровался он.

Реакция мастеровых на появление чужого показалась ему немного странной. На него попросту никто не обратил внимание. Каждый занимался привычным для себя делом, даже головы в его сторону не повернули. Все, за исключением человека у верстака. Он отложил рубанок, которым обрабатывал доску, стряхнул с брезентового фартука стружку и размеренным, неторопливым шагом приблизился к незнакомцу.

— Работать? — как-то буднично спросил он.

Стас лишь кивнул в ответ.

— Виктор. — Сухая мозолистая ладонь выстрелила в Громова.

— Стас. — Стас ответил крепким мужским рукопожатием.

В эту секунду в мастерскую вошёл Пухляков.

— Вижу, что уже познакомились, Это хорошо. Пока будешь в помощниках Виктора, потом посмотрим, — скороговоркой выпалил он и, беглым взором окинув мастерскую, удалился восвояси.

Знаменательная встреча двух мужчин состоялась.

Прошла неделя. За это время Громов сблизился только с Виктором Кочановым. Остальные работяги держались особняком, лишь изредка перебрасывались с новеньким парой-тройкой фраз, да и то по работе. Впрочем, они мало интересовали Стаса. А вот Виктор… Нутром чуял Стас, что этот человек многим может подсобить ему в его деле. Но Громов события не торопил, избрал выжидательную тактику. Виктор с появлением Стаса немного приподнял завесу своей замкнутости. Однако, больше разговаривал со своим новым знакомым либо о работе, либо так, на пустые темы.

В первый же день, урвав несколько свободных минут, Виктор провёл краткий вводный экскурс по «местам, доступным босоте». К таковым относились: небольшой хоздворик с торцевой части здания с вкопанным посередине детским грибочком, приспособленным под курилку, непосредственно мастерская, склад готовой продукции и конечно…

— Ну а это наша хата! — с гордостью объявил Виктор, распахнув перед Стасом выкрашенную в зелёный цвет дверь.

Перед Стасом предстала довольно просторная комната с грязно- серыми стенами, отваливающейся с потолка штукатуркой, тремя мизерными оконцами, сквозь которые едва пробивался солнечный свет и ободранным полом. Всё убранство сего жилища составляли пять панцирных коек больничного образца вдоль одной стены, застланные одними только прожжёнными матрасами, несколько металлических шкафчиков у другой стены, самодельный «козёл», заменяющий центральное отопление, электроплитка на треноге, кособокий стол в центре да пара задвинутых под него убогоньких табурета.

Виктор подвёл Стаса к койке у самой стены.

— Это твоя. А это моя. — Он присел на соседнюю, отчего та жалобно взвизгнула. Потом резко встал и подошёл к одному из шкафчиков. Выудил из нагрудного кармана своей затасканной спецовки маленький ключик, поковырялся им в замочной скважине и бесшумно отворил дверцу.

— На-ка, примерь. — Он бросил на колени Стаса точно такую же, как и на нём самом спецовку. — Свои шмотки потом постираешь в хозяйском тубзике, когда они все уйдут. Поживее давай. Засиживаться некогда. Работа ждёт.

Выйдя в коридор, Виктор обернулся к двум первым от парадного входа комнатам.

— Там не наша территория, — приглушённо проговорил он и, круто развернувшись, зашагал к мастерской.

Комментарии не требовались.

Вечером того же дня Стас постирал свою одежду под краном в «хозяйском тубзике», помылся, но бриться не стал, хотя Кочан любезно предложил ему свой бритвенный станок. Бородка пригодится в будущем для конспирации.

Виктор Кочанов старательно и терпеливо обучал своего ученика столярному делу. Стас этому не воспротивился. Работать с деревом ему понравилось, да и всякие профессии в жизни пригодятся. Ведь, кто его знает, что может в жизни случиться. На собственное удивление спустя некоторое время Громов собственноручно сколотил своё первое изделие. Очень даже ничего, между прочим.

— Ну, что ж, задатки столяра в тебе есть, — придирчиво осмотрев «шедевр» со всех сторон, оценил Кочан. — А руку со временем набьёшь.

Конечно, не за этим Стас вновь вернулся сюда, в этот опасный город. Не за этим нанялся в батраки Пухлякову…. Но, спешка хороша только в ловле блох. Оставалось терпеливо ждать подходящего момента.

Однако кое что полезное Громов для себя прояснил. Случилось это в то время, когда Кочан, закончив своё очередное изделие — шикарный, обтянутый дорогой чёрной материей, с откидными крышками и массивными бронзовыми ручками на бортах гроб, чуть слышно проронил себе под нос:

— Если этот дом для кого-нибудь из стрельцовских прихвостней, то пусть он трижды в нём перевернется.

С губ Стаса едва не сорвался вопрос: «А, что Василий тебе знаком?» И, несомненно, это случилось бы, но голосовые связки Громова перехватил спазм ненависти, потому вопрос так и остался в мыслях. И, слава богу. Форсировать события не стоило. Из этого гневного проклятия Громов сделал вывод, что Стрельцовская братва беспредельничает по-чёрному. Уж кто-кто, а урки раньше супротив него не восставали. Получается, и их он конкретно достал. А то, что Кочан принадлежит к зековской касте, за него говорили татуировки на его теле. Немногочисленные, но начисто стирающие всякие домыслы об их вольном происхождении. Крупица истины в умозаключении Громова имелась. Итак, первый незримый шажок в нужном направлении был уже сделан.

Одним утром в мастерской появилась госпожа Блюхтер. С абсолютно спокойным, непроницаемым видом она подошла к возившемуся у верстака Громову и отчеканено доложила:

— Вас требует к себе Иван Григорьевич.

— Меня? — ткнул пальцем в свою грудь Стас.

— Вас, — коротко подтвердила Антонина Исааковна и, по-солдатски развернувшись на каблуках своих старомодных туфель, зашагала прочь.

Она давно поймала себя на мысли, что не может проявить в отношении этого новенького хоть капельку бестактности, хотя с любым, даже с Пухляковым, могла вести себя крайне резко. А вот с этим не получалось. Объяснить это госпожа Блюхтер затруднялась.

У дверей хозяйского кабинета Стас перевёл дух и еле унял вдруг взбесившееся сердце. Собравшись, негромко постучал.

— Вйодите. — Даже здесь, стоя за дверью, Громов по голосу Пухлякова определил, что тот чрезмерно взволнован.

Набрав полные лёгкие воздуха и состряпав глуповатую физиономию, Стас вошёл в кабинет.

Пухляков и вправду был очень взволнован. От многоуважаемой крыши поступил спецзаказ, и отправиться на его выполнение должен был новенький. Ещё и присмотреться к нему толком не успел…. Как тут не волноваться? Ну не самому же браться за лопату, в конце-то концов!

Иван Григорьевич вышел из-за стола и приблизился к застывшему в дверях могильщику.

— Так, уважаемый. — Хозяин ритуалки сплёл пальцы на выпяченном брюхе и взглянул на своего работника поверх пенсне. Такой вид он принимал только тогда, когда речь заходила о делах очень серьёзных. Громов об этом не знал, но догадался. — Сегодня тебе предстоит работа, ради которой я тебя и принял к себе. — Он выдержал длительную паузу, наблюдая за реакцией могильщика. Стас сделался серьезней серьёзного. Пухлякову это понравилось, но вида он не подал. Продолжал прежним холодным и властным тоном:

— Сейчас тебя отвезут на кладбище. Там поступишь в распоряжение сторожа Егорыча. Всё, что он скажет, запомни, для тебя закон. От себя добавлю: Стас, ты должен быть глух и нем. Иначе, — Иван Григорьевич перевёл взгляд себе под ноги. — Уяснил, что с тобой может произойти, если ты посмеешь ослушаться?

Не понять подтекст этого контекста мог только полный идиот. Стас идиотией не страдал.

— Я могу идти, — с выражением полного понимания Стас повернулся к двери.

— Да, — кивнул Иван Григорьевич. — Снаружи тебя ждёт машина. Вернёшься только тогда, когда всё закончишь. — «Всё» было особо акцентировано.

«А всё-таки, Гриша был лучше», — с некоторым сожалением подумал Пухляков, когда за могильщиком закрылась дверь.

У входа ждала серая двадцать первая «Волга» не первой свежести с двумя угрюмыми мужиками внутри.

— Могильщик? — сухо спросил восседающий на «командирском» месте.

— Угу, — кивнул в ответ Громов, усаживаясь на заднее сидение.

На этом интерес к его персоне в течении последующего часа был полностью утрачен. Мужики сами разыскали кладбищенского сторожа, мужчину лет шестидесяти пяти в выцветшем армейском камуфляже, прикрывающем ещё довольно крепкое тело, и афганской панаме, лихо заломленной на посеребрённый сединой затылок. Пошептались с ним и втроём удалились вглубь кладбища. Стас присел на низенькую скамеечку подле маленького кирпичного домика с железной трубой на крыше и задымил термоядерной «Примой», к которой, как и ко многому другому, пришлось приучиться. Скучать в компании со зловонной сигаретой пришлось не менее получаса. Наконец, из-за разлапистого куста сирени вынырнула камуфляжка сторожа, за ней серые пиджаки мужиков. У ворот они распрощались. Мужики сели в машину и были таковы. Неспешно и слегка покачиваясь, сторож приблизился к Стасу.

— За Гришу? — вместо «здрасьте» грубовато спросил он.

— Да, — поднимаясь со скамьи, ответил Стас.

О Грише и о его роде деятельности в общих чертах Громов слышал от Кочанова, поэтому вопрос его врасплох не застал.

— Ну, ладно, — осмотрев нового могильщика с ног до головы, да так, будто перед ним стоял не живой человек, а музейное чучело, изрёк сторож. — Звать как?

— Стас. — Громов первым подал руку, как знак уважения к возрасту.

На долю секунды изрезанное морщинами лицо старика просветлело и разгладилось, отчуждённый взгляд бесцветных глаз вспыхнул живой искрой. Но мгновение скоротечно, и вновь на Стаса зрело каменное изваяние.

— Семён Егорович. Можно просто Егорыч. — Но как бы то ни было, потеплевший тон и отеческое рукопожатие нельзя было утаить под маской. Громов ощутил, что под ней, под этой самой маской, скрывается абсолютно другой по характеру человек.

— Вот что, Стас, давай за знакомство мы с тобой по пять капель, — неожиданно предложил Семён Егорович.

Отказать, значит проявить неуважение. Значит, обидеть. А обижать этого человека Стасу не хотелось. Егорыч чем-то симпатизировал ему.

— По пять, так по пять, — кивнул Стас и направился следом за Егорычем в сторожку.

В сторожке было прохладно и довольно уютно. Мебели всего ничего, да и та ветхая. Стол, стул, железная кровать, да ободранные часы с кукушкой на стене. Вся площадь этого помещения, включая тёмный «предбанник» не превышала квадратов кухни в «хрущёвке».

Егорыч вытащил из-под кровати поллитровку «Пшеничной» и два граненых стакана.

— Извини, но закуски нет, — виновато пожал он плечами. — Я питаться в столовую хожу. Тут неподалёку.

— Ничего, мы и так привыкши, — улыбнулся Стас и поднял уже наполненный Егорычем стакан.

Выпили без тостов и чоканий. Занюхали рукавами.

— Егорыч, я вот что хотел у тебя спросить, — Стас вновь обвёл комнату изучающим взглядом, но того, что искал, не обнаружил и в этот раз. — Печь-то у тебя где? Труба вроде на крыше есть.

— А это так, для форсу, — рассмеялся Егорыч. — Когда холодно «козёл» ставлю. Электричество, слава богу, есть.

— Семён Егорович, а ты здесь….

— Всё, хорош, зубоскалить, — беззлобно, но строго оборвал его Семён Егорович. — Пора тебе за работу приниматься.

Громов вышел из сторожки первым. Двумя минутами позже к нему присоединился Егорыч с двумя лопатами в руках. Причем одна была с коротеньким черенком штыковая, а другая — совковая, наоборот, с неимоверно длинным.

— А почему они такие? — с интересом разглядывая странноватые орудия труда, осведомился Стас.

— Потом поймёшь, — коротко бросил Семён Егорович и степенно зашагал по утоптанной тропинке вглубь зелёного океана, на дне которого покоились те, кому уже никогда не суждено подняться на поверхность.

Кладбище именовалось городским, видно потому, что находилось в черте города. Несмотря на официальный запрет властей, здесь всё ещё хоронили. Погребали тела городских знаменитостей, крутых дельцов, откровенных бандюганов, но не редко встречались и могилы простых смертных.

Стас, ступая за Егорычем, внутренне содрогался. Пейзаж, надо сказать, прохладненький, хоть и в тёплых тонах лета.

Вдруг сторож резко остановился, и Громов сходу налетел на его жёсткую, как камень, спину.

— Здесь покоятся мои супруга и сын. — Егорыч посторонился, представляя на обозрение две спаренных, хорошо ухоженных могилки с простыми памятниками из мраморной крошки. С пожелтевших от времени фотографий улыбались красивая женщина лет сорока пяти и молоденький белокурый паренёк в солдатской форме. И звали его Стас…

— А рядом с ними моё место, — после некоторого молчания добавил он. Потом, взяв резко влево от могил, размашистым шагом продолжил свой путь. Закончилось путешествие по «городу мёртвых» на самой его окраине, в нескольких метрах от кирпичного забора.

— Вот здесь. — Егорыч притопнул на месте, на котором остановился. — И будешь копать. Ты, Стас, не Гриша. Тому всё по херу было. Потому напоминаю тебе простую истину: меньше знаешь — дольше живёшь. Понял?

— Не дурак, — качнул головой Стас. — Моё дело копать.

— Не задавая лишних вопросов, — закончил Семён Егорович. — Ты работать начинай. А я чуть попозже приду, проверю. — Сказал и ушёл.

Новоиспечённый могильщик принялся за тяжеленный труд. Да уж! Яму копать в самый солнцепек (растущие неподалёку деревья, как на грех, тень сюда не отбрасывали) да ещё без привычки — это вам не мелочь по карманам тырить. Прошло уже не менее двух часов с начала работы, а глубина могилы не превышала полутора метров. Ко всему прочему добавилась и ещё одна неприятность. Макушку нестерпимо обжигало солнце, а по голому торсу ударял жуткий могильный холод. Стас периодически выпрыгивал на поверхность, чтобы подставить замёрзшую спину под жаркие лучи и одновременно воткнуть голову в куст акации, во избежание полного расплавления мозгов. Очень скоро Громов понял, почему же именно так устроены его орудия труда. Короткой лопатой было очень удобно орудовать в тесном пространстве, но совершенно невозможно было выбрасывать ею землю со дна могилы. Вот здесь-то и пригодилась совковая лопата с удлиненным черенком. Во, как! Всё продуманно! Дальше дело пошло ещё сложнее. Теперь выбраться из могилы без посторонней помощи было практически невозможно — всё-таки зарылся. А так хотелось. Продрогшее тело уже передёргивала судорога, и зуб на зуб не попадал.

— Ага! — послышалось сверху. — Задрог!

Стас задрал голову. На краю могилы добродушно улыбался сторож.

— Холл-л-лод-дно зд-д-десь, — лязгая зубами, заметил Стас.

— Верю. — Панама Егорыча сочувствующе покачнулась. — На-ка вот, согрейся. — К ногам Стаса упал пол-литровая пластиковая бутылка.

Стас отвинтил пробку и послушно сделал большой глоток. Горло мгновенно перехватил спазм, а желудок превратился в колючий клубок. Спирт, он есть спирт. Пока Громов ловил раскрытым ртом воздух, силясь привести свой организм в норму, вниз по одной из стен сползла верёвка.

— Эй, — склонился над могилой Егорыч. — Ещё с полметра и хорош. Не боись, держись за верёвку. Она тута за дерево привязана. Опосля придёшь в сторожку.

Алкоголь согрел и придал силы. Оставшиеся полметра Стас проковырял со скоростью экскаватора. Вскарабкавшись по верёвке наверх, с опаской глянул вниз. Глубина вырытой им могилы достигала не менее трёх метров, что несколько противоречило общепринятым стандартам погребения. До Стаса допёрло-таки, что за ямку он только что приготовил собственноручно. И страшновато стало, и радостно одновременно. Он медленно, но верно подбирался к чёрным делишкам своего врага. На этом можно было запросто спалить господина Стрельцова. Хотя, кто его знает, чей это заказ. Оставалось дождаться «безбилетного пассажира», чтобы окончательно прояснить ситуацию.

Громов накинул на перепачканное землёй и глиной тело спецовку, немного поразмыслив, отхлебнул небольшой глоточек из оставленного сторожем пузырька. В этот раз спиртяга вошла куда лучше, чем в предыдущий. Потом аккуратно смотал верёвку вокруг ствола дерева (прикинул, что ещё может пригодиться), подхватил инструмент и тронулся в обратный путь к сторожке.

Может из-за того, что к утомлению он ещё и алкоголь добавил, а может, просто дорогу не запомнил, но, так или иначе, заблудился. Бродил по тропинкам вдоль и поперёк могилок не меньше часа и уже готов был звать на помощь. И воздух в легкие набрал, но вместо «ау», вырвалось: «уау». Он бы не так удивился встрече с этими людьми где-нибудь на улице этого города. Живого города. Но встреча произошла здесь — в городе мёртвых. Четверо парней, взирающих на Стаса неживым взглядом с фотографий, ему были хорошо знакомы. Прокатился он с ними как-то за город по осени. Этот день Громов запомнил навсегда. И он совпадала с датой гибели этих ребят.

— Сволочь! — непроизвольно громко выругался Стас в адрес убийцы этих людей. Убийца был известен и хорошо знаком Громову. Но здесь покоились тела только четверых, а их было пятеро. Это точно, Стас голову на отсечение мог дать. А что же случилось с ещё одним их товарищем? Пока это оставалось тайной. Постояв немного у могил, Стас возобновил поиски сторожки. Пройдя метров десять, снова остановился. Он не мог пройти мимо, не почтив минутой молчания память своих коллег по криминальному прошлому. Здесь навсегда нашли свою последнюю пристань пятнадцать его бойцов. Стас не задумывался в тот момент над тем, где похоронены остальные члены расстрелянной ментами группировки. Да и надо ли ему это?

День близился к завершению, а Громов всё ещё петлял в лабиринтах «города мёртвых». Окончательно выбившись из сил и утратив последнюю надежду на спасение, Стас присел подле какой-то могилки. Как-то само собой вышло, что взгляд упал на скромную надгробную плиту. Ничего в ней не было примечательного, скажем для Егорыча или для кого другого. Но не для Громова! Ноги сами привели к могиле МАТЕРИ его ребёнка. Да, здесь была похоронена Татьяна. Она смотрела на него с поблёкшего фотоснимка с какой-то укоризной, мольбой. Точь в точь тем же взглядом, какой излучали её глаза, когда она приходила к нему в его ночных кошмарах. Стас не выдержал. Эмоции хлынули из него раскалённой лавой проснувшегося вулкана. Громов не стеснялся слёз. Долго плакал, склонившись над изголовьем могилы. Сквозь слёзы клялся отомстить подлому убийце. И это не было бравадой. Он вернулся, чтобы вознести над головой ублюдка святой меч правосудия. И он сделает это, во что бы это ни встало!

Выплакавшись, Стас почувствовал прилив свежих жизненных сил и абсолютную уверенность в своей победе над врагом. Поднявшись с колен, стряхнул с одежды, прилипшие к ней комочки земли и травинки, потом уверенным шагом зашагал по тропинке, словно знал, что она выведет его к сторожке. Она и вывела, но вновь мимо загадки, которая так и останется им неразгаданной. Громов наткнулся на собственную могилу. Неухоженную, провалившуюся, с почерневшим и потрескавшимся деревянным крестом, на котором были вырезаны его инициалы и прибита гвоздями старая фотография. Его похоронили, как отъявленного мерзавца, Просто предали земле тело и забыли. Стас не огорчился. Оно и к лучшему. В этой могиле лежит бандит Громов. Так ему, по заслугам!

Вот и знакомый домик. Стас, оставив инструмент в «предбаннике», вошёл в сторожку. Егорыч, сидя за столом, задумчиво подпирал седую голову руками и смотрел в одну точку на стене.

— Что произошло, Семён Егорович? — забеспокоился Стас.

— Понимаешь, Стас, — не отрывая глаз от точки на стене, проронил Егорыч. — Я вот чего-то никак не припомню: выпил я спирт или нет? Если выпил, то почему не опьянел? Если не выпил, то куда же он подевался?.

— А, вон чего, — рассмеялся Стас и выставил на стол бутылку с оставшимся спиртом. — Ты у меня её оставил.

— Вот ёлы-палы! — обрадовался Егорыч. — А я то уж…. Ну, давай, разливай.

Громов расплескал горячительную жидкость по стаканам. Выпили чистоганом. Воздухом закусили.

— Хорош подарочек? — удовлетворённо крякнул сторож, поставив пустой стакан на стол.

— Чей подарочек-то? — просто любопытства ради спросил Стас.

— А-а, — Семён Егорович махнул куда-то в пространство. — Врача одного давеча хоронили, так коллеги его мне на помин души и оставили.

Семён Егорович помолчал немного, потом вдруг тихим голосом предложил:

— Хочешь, Стас, я тебе свою жизнь расскажу?

— Ну, если… — замялся Стас.

— Послушай. Всё равно делать пока нечего.