Когда я говорила Джеймсу, что он может увидеть Дилана через две недели в субботу, то специально выбирала день, который, как мне тогда казалось, никогда не наступит. Но время пролетело очень быстро. И вот мы с сыном стоим около лестницы, ведущей в Бронкский зоопарк, и смотрим вверх, на фонтан. Думаю, Джеймс уже там. Мы договорились, что в случае плохой погоды перенесем встречу на следующий день, и я вглядываюсь в голубое небо в надежде обнаружить там облака. Кучевые, перистые, слоистые — подойдут любые. Но вижу только вертолет.

— Мамочка, ты не рада? — спрашивает Дилан, когда я нагибаюсь, чтобы завязать ему шнурок. С ним все в порядке, но если я займусь кроссовками, то смогу отложить встречу с Джеймсом еще секунд на тридцать.

— Да нет, конечно, рада, — говорю я, поднимаясь и сдерживаясь, чтобы не сделать глубокий и тяжкий вздох. — Я всегда рада, дорогой, когда мы вместе. — Я лохмачу ему волосы, потом приглаживаю. То же самое делаю со своими волосами.

— Ну пойдем, — торопится он, — мне не терпится познакомиться с папой.

А меня начинает тошнить.

Протягиваю Дилану руку, но он убегает вперед и взбирается вверх по ступенькам. В конце лестницы оборачивается, корчит гримасу и кричит мне:

— Копуша!

Когда я поднимаюсь, сын стремительно убегает в сторону фонтана. Но вдруг резко останавливается.

Догнав Дилана, я обнимаю его.

— Что случилось?

— Я боюсь. Здесь львы! — Его глаза наполняются слезами. И он добавляет чуть тише: — Что, если я не понравлюсь папе?

Я крепко прижимаю сына к себе. Первое мое желание — схватить его и убежать. Почему бы и нет? Именно так поступил с нами Джеймс. Сбежал от нас. Но дело не в нем. Дилан имеет право узнать своего отца. И чувствовать себя в этот момент уверенно.

— Разве найдется хоть один человек в здравом уме, которому ты не понравишься? — спрашиваю я, целуя его в макушку. — Разве можно тебя не любить? Так, как люблю тебя я.

Он доверчиво смотрит на меня, и я чувствую комок в горле. И вдруг вижу Джеймса — он стоит по ту сторону фонтана и смотрит на нас. Я не двигаюсь с места. Вот бы все случилось как в кино: он видит нас издалека, понимает, как нам хорошо вдвоем, и решает снова исчезнуть.

Но мне не везет. Он и не думает уходить. Ждет нас. Беру Дилана за руку:

— Дорогой, вон Джеймс. Пойдем поздороваемся.

Сын топчется в нерешительности и смотрит в сторону фонтана.

— Тот, который с шариками? — спрашивает он, и лицо его светлеет.

Я киваю, и Дилан, отпустив мою руку, несется вперед. Джеймс идет ему навстречу, его улыбка становится все шире. Он протягивает Дилану связку воздушных шариков. Их много; синие и зеленые, они связаны так, что напоминают какое-то животное. Слона? Дилан с восторгом принимает подарок.

— Папа, как здорово! Это ты сам сделал?

Папа? Я впервые услышала слово «мама» на исходе одиннадцати месяцев, пережив двести бессонных ночей, сменив две тысячи подгузников. А Джеймс всего лишь соорудил из воздушных шариков какого-то непонятного зверя, и вот он уже «папа»!

Медленно подхожу к ним. Оба уже весело хохочут, обсуждая что-то, и я вдруг чувствую себя лишней.

Джеймс смущенно улыбается. Он не может решиться: то ли поцеловать меня в щеку, то ли поздороваться за руку, — и в итоге, избежав телесного контакта, делает легкий взмах рукой.

— Мы можем пойти в детский зоопарк? — спрашивает довольный Дилан.

— Разумеется! — говорит Джеймс и идет вперед. Мы шагаем рядом, и Дилан берет Джеймса за руку. Я ощущаю неловкость и размышляю, стоит ли и мне взять сына за руку. Тогда мы будем очень похожи на счастливую семью. Дилан может неправильно все понять и будет ждать чего-то. Но мое замешательство длится совсем недолго, потому, что всего через несколько минут, увидев впереди бесконечную дорожку, сын начинает стонать.

— Сколько нам еще идти? — виснет он на руке Джеймса.

— Еще немного, мы почти у цели, — отвечает мой бывший муж — большой любитель пеших походов. — Но может, ты хочешь прокатиться?

Дилан — мой мальчик, выросший в городе, — оглядывается в поисках такси.

— Нет, у меня на плечах, — уточняет Джеймс. И когда удивленный Дилан кивает, приседает на корточки. — Садись!

Сын, вцепившись Джеймсу в волосы, словно в гриву пони, смотрит на меня сверху вниз и улыбается во весь рот.

— Мам, это круто!

— Действительно круто, — выдавливаю я слабую улыбку. Я не беру Дилана на руки с четырех лет — он тогда резко вырос, — но я рада (должна быть рада), что теперь он может взглянуть на мир немного свысока.

В детском зоопарке Джеймс снимает Дилана с плеч и дает ему двадцать пять центов, чтобы он купил пакет корма для животных. Дилан уверенно протягивает козе полную горсть, но стоит ей наклонить голову и выставить рога, как он отскакивает и все рассыпает.

— Давай вместе, — говорит Джеймс и подставляет свою ладонь под растопыренную ладошку Дилана. — Секрет в том, чтобы держать пальцы прямо. Козе они вовсе не нужны, ей нужна еда, поэтому постарайся не мешать ей.

Они успешно кормят двух коз и трех ягнят. Джеймс рассказывает забавные истории о животных, и мой мальчик в полном восторге оттого, что их запас не иссякает. Должна признать, мне тоже нравится слушать увлекательную болтовню Джеймса.

После зоопарка Дилан предлагает посмотреть пингвинов, и мы, естественно, не возражаем. По дороге к ним Джеймс отпускает дежурную шутку о том, что пингвины похожи на метрдотелей. Дилан хихикает. Кажется, он воспринимает Джеймса как этакого завсегдатая зоопарка, который все здесь знает. Я все еще ожидаю, что сын вот-вот задаст ему пару неприятных вопросов. Но этого не происходит.

Мы договаривались, что первая наша встреча продлится не больше полутора часов, но всем так весело, что на парковке мы оказываемся только через два часа. Джеймс провожает нас.

— Папа, куда мы пойдем в следующий раз? — спрашивает Дилан, от усталости едва переставляя ноги.

Джеймс неуверенно смотрит на меня.

— В одно классное место, — говорит он, а потом, повернувшись ко мне, серьезно добавляет: — Если мама не против.

Мне хочется помедлить с ответом. Честно говоря, я поразмышляла бы над ним лет восемь. Но я принимаю правильное решение: Дилану очень понравилась сегодняшняя прогулка? Значит, я не могу лишать его этих удовольствий.

— Конечно, мы еще не раз повеселимся, — говорю я, но не уточняю, когда и где. Сегодняшний день вымотал меня, и мне нужно восстановиться перед следующей встречей. Я усаживаю Дилана на заднее сиденье, пристегиваю его, и он тут же хватает «Гейм бой». Я бы предпочла, чтобы сын выбрал книгу, а не электронную игрушку. Возможно, это было бы доказательством того, что я хорошая мать. Но видимо, его умение нажимать на кнопки тоже производит впечатление на Джеймса.

— Ты вырастила отличного малыша, — говорит мне бывший муж, попрощавшись с сыном. Он обходит вместе со мной машину, открывает мне дверь и берет меня за руку. Я вздрагиваю. — Вы вдвоем замечательные. Спасибо, что ты разрешила мне стать частью твоей жизни.

Я отстраняюсь, сажусь за руль и завожу машину.

— Частью жизни Дилана, а не моей, — поправляю я его.

— Пока достаточно и этого, — говорит Джеймс, машет рукой и долго провожает нас взглядом.

— Судя по всему, все прошло не так уж плохо, — говорит Кейт, когда на следующий день мы вместе идем через холл в Эмпайр-стейт-билдинг.

— Вполне неплохо. Он здорово общался с Диланом. А все остальное не имеет значения, — говорю я, наконец-то подводя итог нашей встрече с Джеймсом. Брэдфорду я изложила сокращенную версию, а Кейт, как обычно, услышала историю во всех подробностях. Она даже ободряюще кивала, слушая мой рассказ про козу. Вот для чего нужны лучшие друзья!

— Не знаю, смогла бы я быть такой выдержанной, как ты, — говорит Кейт.

— Ты не знаешь и половины. — Я с гордостью вспоминаю, как справилась с Мими в джакузи. — В последнее время я веду себя настолько по-взрослому, что к концу недели мне вполне может стукнуть восемьдесят.

— Не беспокойся, у меня есть новый ДНК-крем. С его помощью ты будешь выглядеть на семьдесят.

— Спасибо, но, думаю, я могу справиться с этим сама, — смеюсь я.

Мы заходим в лифт и, поднявшись на двадцать четвертый этаж, открываем дверь с табличкой «Метронапс». Большинство людей приходят в Эмпайр-стейт-билдинг, чтобы подняться на смотровую площадку и насладиться открывающимися отсюда красотами. А мы с Кейт собираемся отрешиться от всего и вздремнуть. У кого-то возникла гениальная идея, что можно неплохо заработать на тех, кто нуждается в коротком двадцатиминутном отдыхе — в мягкой кабинке из пластика. Думаю, этот человек действительно гений, потому что мы тоже пришли сюда и готовы заплатить.

— Объясни мне еще раз, зачем тебе это, — прошу я Кейт.

— Потому что сегодня вторник, — выразительно смотрит она на меня. — Обычно мы встречались с Оуэном в отеле «Уолдорф-Астория». Или во «Временах года». Или в «Плазе». Каждый раз снимали шикарный номер, у нас был потрясающий секс, а потом мы немного дремали. Я не говорила об этом? — Кейт делает паузу. Да, она рассказывала, и я не сомневаюсь, что лучшее в любовном приключении — это возможность прилечь днем.

— Я рада, что ты сегодня не встречаешься с Оуэном, — говорю я. — Ты приняла правильное решение.

А вот Кейт сомневается:

— Не знаю, так ли это. Он по-прежнему остается самым замечательным мужчиной из всех, кого я знаю. Но после того, что случилось на матче «Янкиз», я решила, что нужно сделать перерыв. Он просто взбесил меня. Нам обоим нужно время, чтобы все обдумать.

Боюсь, это Кейт требуется время, чтобы понять, надолго ли у нее роман с Оуэном или это всего лишь мимолетное увлечение. А Оуэн, думаю, пока размышляет, как эффективнее удалить с рубашки пятно от горчицы.

Оглядываю странное помещение с кабинами-капсулами для сна. Все это напоминает мне эпизод из научно-фантастического фильма. Что-то похожее на «Вторжение похитителей тел». Хотя если кто-то собирается похитить меня, надеюсь, я вернусь на Землю постройневшей. Сама бы я никогда не пришла сюда. Сейчас я здесь ради Кейт. Если Оуэна можно заменить платной установкой для сна, я поддерживаю эту идею.

Залезаю в свою персональную кабину и вижу, что в соседних спят несколько бизнесменов. Только на Манхэттене люди уверены, что, даже если ты устал, нельзя просто опустить голову на стол и вздремнуть — за отдых требуется заплатить большие деньги. Наверное, они по-другому не могут. В конце концов, в этом городе спят меньше всего в мире. Около пяти часов сна ночью — и тебя будут уважать, четыре часа сна свидетельствуют о том, что ты вполне заслуживаешь поста мэра. И при этом совсем не обязательно иметь водительское удостоверение.

В соседней капсуле Кейт осваивает пульт управления освещением и наконец оказывается почти в полной темноте. Я настраиваю колонки, через которые можно прослушать с десяток расслабляющих звуков. Никак не могу определиться — от шума волн меня немного укачивает, а водопад вызывает желание бежать искать туалет.

— Ты спишь? — шепотом спрашиваю я Кейт.

— Нет.

— И я не сплю. Знаешь, о чем я только что подумала? — весело говорю я. — Мы с тобой здесь как две горошины в стручке.

— Ты действительно об этом думала? — спрашивает она и, судя по всему, волнуется: все ли в порядке у меня с головой, если я предаюсь таким фантазиям? — А я думала об Оуэне. Как сильно я люблю его. И что мне следовало проявить больше понимания.

Я чуть не выскакиваю из «стручка».

— Какого понимания?

— Можно потише? — раздается мужской голос из дальней капсулы. — Люди пришли сюда поспать.

Может быть, он думает, что здесь библиотека? Мне кажется, это больше напоминает «вечеринку в пижамах», основная цель которой — поболтать. И конечно же, о мальчишках.

Но Кейт уже закрыла глаза. Мне тоже ничего не остается, как неподвижно лежать в своей «раковине». Как неприятно признавать, что прошлой ночью я спала восемь часов и сейчас мне совсем не нужен отдых. Переключаю релаксирующие звуки: сначала слушаю шум ветра, потом стук дождя и наконец нахожу вполне реалистичное жужжание пчел. Что приятного в пчеле, которая собирается тебя ужалить? Хорошо, что я не устала, потому что заснуть тут мне бы не удалось.

Но остальные тоже не могут рассчитывать на нормальный отдых, потому что раздается громкий звонок мобильного телефона Кейт. Она резко садится и начинает говорить. Поскольку в ее капсуле все еще звучат релаксирующие звуки, она не осознает, что говорит очень громко.

— О, дорогой, я тоже тебя люблю! — почти кричит моя подруга. — Нет, это я. Это моя вина. Целиком моя. Да, я знаю, что сегодня вторник. Конечно, я хочу быть с тобой.

Я приглушаю пчелиное жужжание, чтобы слышать каждое слово.

— Оуэн, конечно, да… Навсегда. — Кейт включает свет над головой, и по счастливому выражению ее лица я понимаю, что три секунды с Оуэном лучше, чем двадцать минут сладкого сна. Если Кейт собиралась отдохнуть от Оуэна, этот перерыв оказался короче, чем первый брак Бритни Спирс.

Кейт радостно машет мне рукой и шепчет: «Оуэн!» — словно вся комната еще об этом не знает. Она показывает в сторону двери, и я с удовольствием вылезаю из капсулы.

— Дорогой, где захочешь. Я приеду через десять минут. — Следует короткая пауза, а потом Кейт морщится: — Снова в «Плазе»? А разве в «Карлайл» нам было не лучше? — Она хихикает. — Да, конечно, на твоем пустом складе было просто великолепно. Или, может быть, в пентхаусе на крыше того офисного небоскреба, который ты покупаешь? Еще мне нравится, что ты собираешься покупать бывшую церковь в Бруклине. На кафедре там было очень здорово!

На кафедре? Я спокойно могла бы обойтись без этих подробностей! Значит, когда Оуэн выбирает здания, его интересует не одна только недвижимость.

Я просыпаюсь среди ночи с мыслями о том, что я плохая подруга. Вместо того чтобы поддерживать Кейт в любой ситуации, я должна попытаться оттащить ее от Оуэна. Пусть она не предчувствует ничего дурного, но вот я… Их встречи всегда заканчиваются одинаково. Поездка на Тортола? Оуэн торопится назад к жене. Аукцион «Сотбис»? Он там с женой. Матч «Янкиз», на котором мы оказываемся рядом с Билли Кристалом? Оуэн хочет уйти, потому что женат. Разве здесь есть что обсуждать?

Может быть, вчера в «Плазе» они и занимались любовью, но никакой секс не может компенсировать поведение Оуэна. И, судя по всему, его и было-то не так уж много. Кейт позвонила мне в пять и сообщила, что уже в офисе. Оуэн забыл, что ему нужно обязательно попасть в «Картье» — купить небольшой подарок на юбилей. Угадайте кому?

Около получаса я лежу, уставившись в потолок, и размышляю, как же помочь Кейт. Или когда я все же займусь покраской потолка… Может быть, спросить у Берни, которая недавно превратила потолок детской в небо? Поскольку я уже окончательно проснулась, выбираюсь из кровати и иду в кабинет, где на столе разложены образцы приглашений на свадьбу — они лежат здесь в таком виде уже недели три. Выпуклый типовой шрифт выглядит слишком скучно. Рукописный невозможно разобрать. Выбрасываю все в корзину для мусора. Может быть, у меня возникнут какие-нибудь идеи? Или я разработаю целый проект и объявлю следующую среду в своей школе «Днем дизайна приглашений на свадьбу». Хотя это может стать плохим примером для одиннадцатилетних девочек, которым следует думать не о свадьбах, а о том, как вырабатывать в себе лидерские качества. Чужие проблемы всегда решать проще, чем свои. Я снова задумываюсь, как справиться с кризисом в отношениях Кейт с женатым мужчиной, и понимаю, что мне нужна помощь. Стараясь не шуметь, выхожу из дома и по тихим улицам Хэдли-Фармз плетусь к Берни. Я знаю, что она не спит, потому что сейчас время кормления. Хотя, с другой стороны, малыши хотят есть постоянно. Я тихо стучу, Берни открывает дверь и ничуть не удивляется, увидев меня. Если не спит она, то почему должны спать все остальные?

— Кейт нужна наша помощь. — Я перехожу к делу, даже не поздоровавшись. — У нее возникло патологическое пристрастие.

Но Берни остается равнодушной к этому заявлению.

— А у кого его нет? У меня были клиенты с любыми видами зависимости: алкоголь, кокаин, героин, перкосет, секс, шопинг и шоколад, — перечисляет она настолько буднично, словно зачитывает список необходимых покупок на неделю. — А что у Кейт?

— Оуэн.

— И только? — Берни разочарована. Мне не удалось произвести впечатление на женщину, которая так часто посещала пациентов в клинике «Бетти Форд», что там даже появилась скамейка ее имени.

Пока мы говорили, Берни держала на плече малыша «номер два» и похлопывала его по спинке. Он удовлетворенно срыгивает, и Берни расплывается в счастливой улыбке.

— Мой замечательный мальчик, мой умный мальчик. — Она нежно гладит младенца. — Правда, это лучшая отрыжка, которую ты видела в жизни? — спрашивает она меня.

— Хорошая, но не лучшая, — критично замечаю я, словно являюсь судьей на Олимпийских играх. Высокие оценки за количество, но несколько баллов долой из-за недостаточной громкости. Большинство свежеиспеченных мамочек считают, что каждая отрыжка их малыша достойна золотой медали. Получается, что мы сами воспитываем в детях завышенные ожидания, ведь они растут, думая, что окружающие будут восторгаться каждый раз, когда они срыгивают или пачкают подгузник… Но пусть шестилетний ребенок попробует сделать что-то подобное на публике и посмотрит на реакцию взрослых.

— Значит, проблема в патологическом пристрастии к некоему веществу. Кейт. Оуэн. Это не так сложно, — с видом знатока заявляет Берни, укладывая малыша «номер два». — Мы должны осуществить кризисное вмешательство.

И ей хватает двух минут, чтобы посвятить меня в свои планы. В вопросах борьбы с различными зависимостями Берни разбирается не хуже, чем Анна Винтур в солнцезащитных очках. Она сталкивалась с этим уже миллион раз и прекрасно знает, что нужно делать.

— Поехали к Кейт прямо сейчас, — говорит мне подруга, — зачем терять время?

— А дети?

— Здесь няня. И Эйден. И моя мать, — загибает пальцы Берни. — Кстати, Эрику нужно взять с собой. Чем больше нас будет, тем лучше для Кейт. Основная идея вмешательства состоит в том, что человек должен осознать — его проблема заметна окружающим.

Мне становится немного неловко от того, что мы собираемся превратить Кейт в злостную наркоманку. Она не хочет бросать Оуэна, но это еще не значит, что наша подруга идет путем Ривера Феникса. И все же, судя по всему, Берни знает, что делает. Наши приготовления напоминают мне сборы на вечеринку. Может быть, стоит позвонить Кейт и узнать, хватит ли у нее угощения?

Берни тащит с собой полусонную мать, которая считала, что приехала навестить внуков, но внезапно ее призвали в армию, выступающую в поход под девизом «Долой Оуэна». Мы садимся в машину, подъезжаем к новому загородному дому Кейт и начинаем штурмовать баррикады. Или, как в нашем случае, белый деревянный забор.

— Главное — эффект неожиданности, — говорит Берни, умело расковыривая замок. Неужели и этому она научилась у одного из своих клиентов?

Но даже бывший агент не в состоянии справиться с сигнализацией в доме Кейт. Тишину раннего утра разрывает душераздирающее завывание сирены, мигают лампочки, и записанный на пленку мужской голос сообщает нам: «Вы вторглись в охраняемую зону. Полиции об этом уже известно. Немедленно покиньте участок». Такое впечатление, что мы вломились в Национальную галерею.

В этом шуме с лестницы сбегает Кейт — она в панике, но, увидев нас, сразу же успокаивается. Не понимаю, для чего спускаться вниз, когда знаешь, что на дом совершено нападение? Стоит сирене затихнуть, и хозяева устремляются прямо в объятия грабителя.

— Что вы здесь делаете? — спрашивает Кейт, выключая сигнализацию. И снова пугается, поняв, что мы окружаем ее.

— Дорогая, это вмешательство, — доброжелательно объясняет Эрика. — Не знаю, как тебе это объяснить… У тебя здесь очень мило. Спасибо, что принимаешь нас.

Кейт не ждала нас в гости и теперь озадаченно смотрит на Берни, надеясь на ее помощь.

— Мы здесь для того, чтобы заставить тебя посмотреть правде в глаза, — заявляет Берни.

— Я не готова к этому, — беспечно говорит Кейт. — До сих пор не могу поверить, что масло не помогло тебе.

— Но тебе придется с этим смириться, — категорично заявляю я. — Мы здесь для того, чтобы заставить тебя расстаться с Оуэном. Он не подходит тебе. Ваши отношения обречены. Ты должна уйти от него.

Изловчившись, Кейт вырывается из нашего окружения и уходит в гостиную.

— Так в этом все дело? — скептически интересуется она.

Мы не успеваем ответить, потому что у двери, которая по-прежнему открыта, появляются трое полицейских с пистолетами.

— Доктор Стал, с вами все в порядке? Нам позвонили из охранной фирмы. — Полицейский с подозрением смотрит на нас. — Эти люди вам мешают?

Кейт разворачивается, обводит нас взглядом и, подбоченясь, театрально заявляет:

— Да, конечно! Определенно они мне мешают и что-то замышляют.

— Вы делаете заявление? — спрашивает один из полицейских, доставая блокнот.

— Несомненно. — Кейт быстро подходит к роялю и облокачивается на него. В этом доме инструмент лишь создает антураж, на нем никто не играет. Однажды в детстве я слышала, как Кейт колотила по клавишам, пытаясь исполнить «Вальс-минутку». Тогда мне показалось, что она играла его целый час.

Берни подходит к стражам порядка и кладет руку на плечо самого невысокого из них.

— Дорогой, это всего лишь семейная распря, — говорит она. — Мы обо всем позаботимся. — И искусно разворачивает его к выходу — двое других следуют за ними не оглядываясь. От этих парней не больше пользы, чем от «полицейского» Пита. И он, кстати, гораздо симпатичнее. Мне вдруг хочется, чтобы сработал детектор дыма. Пожарные всегда такие милые!

— Я хочу пить, — говорит Эрика, едва полицейские уходят.

— Кофе? Чай? Молоко? — предлагает Кейт. Ей гораздо больше нравится исполнять роль хозяйки дома, чем заложницы собственных гостей.

— Я не отказалась бы от бокала хорошего шардонне, — заявляет Эрика.

В семь пятнадцать утра? Похоже, мы выбрали неправильный объект для вмешательства.

Кейт возвращается с открытой бутылкой белого вина и четырьмя бокалами для сока — ведь сейчас все же утро. Она наполняет каждый бокал до краев и протягивает их нам. Когда она садится, мы придвигаем стулья и собираемся вокруг нее.

— Мы здесь потому, что любим тебя, — говорит Берни, приступая к делу.

— Беспокоимся о тебе и хотим помочь, — добавляю я с важным видом.

— Итак, давай начнем с того, что ты встречаешься с женатым мужчиной, — говорит Берни.

— Правда? — удивляется Эрика, до сих пор не знавшая всех подробностей. Внезапно ей становится интересно. Она садится, отпивает вина и многозначительно улыбается: — А разве женатые мужчины не самые лучшие? У меня был один. Они такие страстные. Такие внимательные. Заваливают тебя подарками. — Эрика удобнее устраивается на стуле и погружается в воспоминания.

— Мам, и ты? — резко встревает Берни. — Я считала, что у тебя не было никого, кроме отца.

— Это было до того, как я его встретила, — говорит Эрика. — Зачем мне было тебе рассказывать?

— А сейчас зачем сказала?

Я откашливаюсь и предлагаю:

— Мы могли бы обсудить это позже. Но все равно, Эрика, спасибо, что ты поделилась с нами.

— С удовольствием. Я рада, что ты ценишь это, — говорит она, хлопая меня по колену. — Мы можем помочь Кейт, только если будем честны.

Кейт допивает вино и снова наполняет бокал.

— Хорошо, я скажу честно. — Снова повернувшись к хозяйке дома, Берни ухватывает самую суть. — Ты ведешь себя как дура. Оуэн — дерьмо. Я видеть его не могу.

— Но ты никогда не встречалась с ним, — парирует Кейт.

— Никто из твоих друзей не может увидеть его, — говорю я. — Да и ты сама редко его видишь. Оуэн общается с тобой только тогда, когда находит время в своем графике.

— Это замечательно, потому что я сама очень занята, — говорит Кейт.

— Конечно, — продолжаю я, — занята тем, что сидишь и ждешь его на острове Тортола. Ждешь его звонка. Ждешь, пока он представит тебя Билли Кристалу. И в этом доме ты тоже ждешь, когда он заскочит, чтобы по-быстрому заняться сексом.

Берни говорила, что, если мы хотим образумить Кейт, нужно проводить наступательную политику, но, похоже, я зашла слишком далеко. В комнате воцаряется тишина. И Эрика решает заполнить паузу.

— В этом нет ничего плохого, — весело говорит она. — Иногда по утрам, когда Дуг хочет, а я нет, я просто прошу его продолжать. И знаете что? После этого мы оба целый день лучше себя чувствуем.

Берни с ужасом смотрит на мать.

— Дуг? — спрашивает она.

Эрика улыбается:

— Дорогая, я очень любила твоего отца. Но его уже пять лет нет с нами. Он хотел бы, чтобы я была счастлива, как считаешь?

— Нет, — говорит Берни.

— Ты ошибаешься. Секс был очень важен для нас обоих. И я узнала, что быстрый секс сегодня поможет мужчине быть терпеливым и любящим завтра.

Мы все смотрим на Эрику. Приятно знать, что и в шестьдесят четыре у нее все в порядке с сексуальной жизнью. Решаю пригласить ее на ленч на следующей неделе. Кто знал, что храбрая Эрика Дэвис — настоящая доктор Рут?

— Хорошо. — Берни снова обращается к Кейт. — Мы остановились на том, что Оуэн — дерьмо. И портит твою жизнь. Ты проводишь слишком много времени в ожидании. А моя мать — распутная женщина.

— Ты права только в одном, — высокомерно замечает Кейт.

— В чем именно? — спрашивает Эрика, скорее с любопытством. Ее не взволновала отповедь дочери.

Кейт открывает еще одну бутылку вина и снова наполняет нам бокалы.

— Я действительно очень часто подолгу жду Оуэна, — признает она.

— Хорошее начало, — одобрительно произносит Берни и достает блокнот. — Итак, это первый пункт в списке трех качеств, которые ты ненавидишь в Оуэне. Остаются еще два.

Кейт надолго задумывается.

— Ничего не приходит в голову, — наконец говорит она.

— Ты знаешь, — подсказываю я. — Сандалии.

— Он перестал носить их, как только я попросила. Он делает все, что я прошу.

— Только не уходит от жены, — не успокаиваюсь я.

— О, они никогда не уходят, — замечает Эрика, которая, естественно, разбирается и в этом.

Теперь мы в курсе, что мать Берни — специалист во всех областях. — Ты на это надеялась?

— Сначала нет, — признает Кейт, ерзая на стуле и подливая себе вина. За последние двадцать лет я не видела, чтобы она столько пила. Если раньше у хозяйки дома не было патологического пристрастия, то наше вмешательство вполне может способствовать его появлению. — Но сейчас, когда мы с Оуэном стали так близки, мне больно, что мы не можем все время быть вместе.

— А вы никогда не будете вместе, — говорю я. — Я знаю, что ты влюблена, и даже готова поверить в его чувства, но он никогда не уйдет от жены. Это будет причинять тебе все больше и больше боли. Хуже, чем лист ожидания на сумку «Биркин».

— Похоже, я получу ее на следующей неделе, — говорит Кейт, отхлебывая вино прямо из бутылки.

— Обещания, сплошные обещания.

Внезапно ее начинают душить слезы.

— Я не знаю, почему я плачу. Это впервые.

— Ты и пьешь впервые. — Я пытаюсь успокоить подругу и обнимаю ее.

— Он самый замечательный мужчина из всех, кого я знала, — рыдает Кейт. — В чем-то даже лучше, чем большинство мужчин. По крайней мере мне так казалось. Но я до сих пор уверена, что все будет хорошо. Черт возьми, я не планировала так переживать по его поводу.

Теперь переживаем уже мы все. Эрика вытирает глаза салфеткой, Берни тоже слегка шмыгает носом. Нам было непросто подвести Кейт к этой мысли, но мы старались не напрасно. Может быть, сегодня ей плохо, но мы избавили подругу от многолетних сердечных мук.

Кейт встает и многозначительно смотрит на нас, собираясь сделать важное заявление.

— Я должна бросить Оуэна, потому что он никогда не уйдет от жены, — произносит она. — Никогда.

— Никогда, — твердо повторяет Берни.

— Никогда, — говорю я.

— Никогда, — соглашается Эрика.

Мы бросаемся к Кейт и через мгновение начинаем рыдать и обниматься. И никто из нас не слышит, как открывается входная дверь.

Мы видим Оуэна — с огромным букетом цветов и чемоданом от «Тами». На губах его играет самодовольная усмешка.

— Я сделал это, — говорит он, расталкивая всех и обнимая Кейт. Мы не протестуем. Он единственный, кто ей сейчас нужен. — Спасибо, что ты не теряла веры в меня. Дорогая, я сделал это. Я ушел от жены.