Я рада, что Кейт нашла свою половину, правда, если бы любовные причуды измерялись по десятибалльной шкале, Оуэн получил бы высший балл. С тех пор как они начали жить вместе, Кейт приходится находить время не только для свиданий по вторникам и периодических встреч в течение недели. Она очень занята на работе, но Оуэн все равно хочет, чтобы она покупала с ним галстуки в «Гермес», присутствовала на скучных ужинах с клиентами и сопровождала в путешествиях всякий раз, когда ему вздумается куда-нибудь отправиться.

— Мне неприятно жаловаться, но Оуэн снова тащит меня на Багамы, — ноет Кейт. — Мы делаем там одно и то же — гуляем по роскошному курортному отелю, который он хочет купить.

— Роскошный отель? — Я пытаюсь посочувствовать подруге. — И никаких шикарных ужинов и потрясающего секса?

— Не без этого, — признает она, — но это уже не ново. А я старею. Видела бы ты морщину, которая появилась у меня от усталости!

— Морщину? Да их у всех полно! А уж на рубашках сколько складок!

— Ты права. Но я живу в состоянии стресса. Постоянно сопровождаю Оуэна, и это не совсем то, чего я ожидала.

— Почему же?

Она задумывается на некоторое время.

— Как тебе объяснить? Оуэн привык владеть множеством вещей, поэтому сейчас, когда мы живем вместе, он иногда ведет себя так, словно я тоже его собственность. К примеру, одно из его зданий. И должна выглядеть безукоризненно, иначе он потребует провести срочный ремонт.

— Ремонтировать тебя? — Может быть, эта морщина глубже, чем говорит Кейт?

— Сядь, я тебе сейчас кое-что расскажу, — просит Кейт. — Как-то ночью Оуэн спросил, не думала ли я об имплантатах в ягодицы. Он сказал, что у меня неплохая задница, но ему нравятся более круглые.

Похоже, ее любовник — один из тех мужчин, кто обращает внимание на детали. Пусть он волнуется по поводу формы арок в своих зданиях, а вот формы моей подруги лучше оставить в покое!

Кейт вздыхает:

— И все же он классный парень. Я не должна жаловаться.

— Нет, должна. И я всегда готова тебя выслушать.

— Ты знаешь, я и правда люблю Оуэна, — меняет курс Кейт, чтобы я не подумала ничего дурного. С тех пор как они вместе, она время от времени жалуется на него, но все же хочет быть уверенной, что я не стану высказываться против их отношений.

И я сдерживаюсь и говорю:

— Я знаю о твоих чувствах к нему.

— В любом случае в этот уик-энд Оуэн уезжает смотреть какую-то недвижимость возле Большого каньона. А может быть, сам Большой каньон. Я невнимательно слушала. — Она смеется. — Я остаюсь одна и поэтому хочу заняться своей внешностью. Чтобы сделать ему приятный сюрприз.

— Но, ты же не собираешься вставлять имплантаты? — ужасаюсь я.

— Нет, мне слишком многое надо сделать с лицом.

— Браво! — Не представляю, что именно в лице Кейт нуждается в исправлении. Кто мог предположить, что хорошей новостью для меня будет уже то, что она пока оставит в покое ягодицы?

После разговора с Кейт я сразу же отправляюсь в город на встречу с Керком. Сегодня на автобусах должна появиться реклама нашего шоу, так что мы решили непременно присутствовать на премьере. Но автобус не поедет по красной ковровой дорожке перед кинотеатром «Зигфилд», поэтому мы договорились ждать его появления в бистро на Лексингтон-авеню. Когда я прихожу, Керк уже на месте и занял столик у окна. На нем очки с темными стеклами, мне он протягивает такие же.

— Когда твоя фотография появится повсюду, тебе придется путешествовать инкогнито, — говорит он и целует меня в щеку. — Ты ведь не хочешь, чтобы тебя окружила толпа орущих фанатов?

Еще как хочу! Именно потому я здесь. Даже если меня узнает всего один человек, это будет так же здорово, как если бы мне перестали предлагать свидания с незнакомцами в качестве бонуса за частые полеты. Но, судя по всему, это так же маловероятно, потому что среди всех автобусов, которые проезжают мимо, нет ни одного с нашей фотографией. Мы пьем одну чашку капуччино за другой и разглядываем постеры, рекламирующие отказ от наркотиков, преимущества виагры и шесть разных рождественских кинофильмов о конце света. О, в ближайшем кинотеатре ожидается веселенький сезон!

— Так много автобусов, и ни одного с рекламой «Послеобеденных сладостей», — грустно говорю я, вертя в руках пластиковую ложечку. — Ты не разочарован?

— Как я могу быть разочарован, если я замечательно провожу время с такой красавицей? — удивляется Керк, откидываясь на спинку хлипкого металлического стула.

Я качаю головой.

— Ты просто невыносим, — ласково говорю я, — нельзя ли хотя бы на секунду прекратить очаровывать меня?

Керк смеется:

— Очарование — это часть моей работы, но с тобой я не прилагаю усилий.

Я понимаю, на что он намекает, и бросаю в него ложку. Вовсе не обижаясь, Керк вытирает с подбородка пену, наклоняется и размазывает ее мне по носу.

— Я невыносим, но ты все равно любишь меня.

— Так и есть, и я назвала бы тебя лучшим другом, если бы у меня уже не было двух подруг, — говорю я с улыбкой. — Но они хотя бы делятся со мной подробностями своей личной жизни. А что у тебя на любовном фронте?

— Ничего особенного, — отвечает он, очевидно, не собираясь вдаваться в подробности. Хотя Керк и пользуется средствами для укладки волос, он все равно типичный мужчина.

— А как же Ванесса Виксен, твоя партнерша по сериалу? — спрашиваю я. — «Соуп опера дайджест» во всех подробностях описывает ваш страстный роман.

Признание, что я читаю этот бульварный журнал, вряд ли говорит в мою пользу. Но с другой стороны, я же призналась в этом человеку, который сам является постоянным героем светской хроники.

Керк опять смеется:

— Наш роман — всего лишь рекламный трюк. Он усиливает внимание к сериалу. Там есть такой поворот сюжета — доктор Лэнс Ловетт встречает героиню Ванессы, когда она бродит по улице обнаженной, и влюбляется в нее.

Так вот что должна делать в наше время женщина, чтобы познакомиться с мужчиной! Неудивительно, что все твердят о том, как тяжело оставаться одинокой в Нью-Йорке.

Керк уставился в окно — наверное, он надеется высмотреть себе очередную подружку.

— Ты и в самом деле не встречаешься с партнершами по сериалу? — спрашиваю я.

— Никогда, — отвечает он и поворачивается ко мне. Заметив мой удивленный взгляд, Керк добавляет: — Хорошо, иногда. Всегда есть какая-нибудь симпатичная актриса, с которой можно поужинать и сходить в кино. Найти партнершу для секса совсем не трудно. Гораздо труднее установить отношения со смыслом.

Я постоянно забываю о том, что он специалист в вопросах философии.

— И что же придает отношениям смысл?

— Честность, открытость. С тобой я вспомнил о том, что это такое — общение с человеком. Естественным. Искренним, без притворства и капризов.

— И что ты находишь в этом привлекательного? — спрашиваю я, пока он не начал ужасаться тому, какая я неисправимая зануда.

— Ты не похожа на других, — говорит он. — Например, я долго уговаривал тебя осветлить волосы. А ведь я не знаю никого в нашем бизнесе, кто бы обходился без этого. Ну и… еще кое-что. Например, ты чуть не хлопнулась в обморок, услышав, что кто-то обесцвечивает себе волосы на лобке. — Он улыбается и качает головой. Я чувствую, что заливаюсь румянцем. А он продолжает: — Я не часто встречаю таких женщин.

— Каких таких?

— Ну… с высокими принципами, можно и так сказать.

Высокие принципы? Стоит продемонстрировать отвращение к гидропириту, и меня уже причисляют к сторонникам Нельсона Манделы!

Я приканчиваю третью чашку капуччино и второй маффин с лимоном и маком.

— И вот это мне тоже нравится, — говорит Керк, разглядывая крошки на моей тарелке. — Ты съедаешь все и при этом не страдаешь булимией. Все остальные женщины с которыми я знаком, поев, тут же бегут в туалет.

— Думаю, мне пора представить тебя совсем другим женщинам, — говорю я, размышляя о том, что, если Кейт расстанется с Оуэном, Керк мог бы оказаться для нее неплохим вариантом. После их встречи в студии «Фуд нетуорк» она признала, что он очень даже ничего. И у нее как раз превосходный обмен веществ.

— Давай не будем об этом. Теперь твоя очередь. Брэдфорд все еще в Гонконге?

— Да, — вздыхаю я, страстно желая, чтобы мы закончили на этом.

— Но вы по-прежнему вместе?

Я не знаю, что ответить.

— Официальная версия гласит, что он уехал по делам и мы по-прежнему собираемся пожениться, — отвечаю я, демонстрируя Керку подаренное Брэдфордом кольцо. — Но думаю, когда он вернется, станет ясно, хочет ли он и дальше быть со мной.

— Есть вопрос поважнее — хочешь ли этого ты? — возражает Керк.

— Конечно, хочу, — быстро отвечаю я.

— Подумай! — Керк наклоняется вперед и, поставив локти на стол, готовится к долгой беседе. — Ты многое мне о нем рассказала. Говорила, что у него много работы. Что ты беспокоишься из-за его бывшей жены. А теперь еще он сбежал в Гонконг. Я бы сказал, здесь есть проблемы.

Я хочу ответить, что все это не важно. Я люблю Брэдфорда. Когда он был рядом, я убедила себя, что страдаю из-за наших мелких проблем. Но может быть, в том была моя вина?

— Мне одиноко без него, — говорю я.

— Одиночество — это не причина жить с кем-либо, — замечает Керк. — Если тебе нечем заняться по ночам, приходи ко мне.

У меня вырывается стон:

— Ты когда-нибудь прекратишь флиртовать со мной?

— Лучше и не думай об этом! — подмигивает мне Керк? — Каждую неделю зрители прилипают к экранам, чтобы стать свидетелями того магического притяжения, которое есть между нами. Есть только это и те отвратительные десерты, которые ты готовишь.

Я смеюсь:

— А что тогда будет притягивать Брэдфорда? Керк скребет подбородок, заросший двухдневной щетиной. Я так и не могу понять, как ему удается постоянно поддерживать ее длину.

— Я скажу тебе сейчас кое-что важное, — говорит он. — Если ты хочешь, чтобы Брэдфорд вернулся, ты должна приложить к этому усилия. Сара, ты можешь получить все. Все, что хочешь. Мой совет — просто определись, что тебе нужно.

Я подцепляю пальцем крошку, слизываю ее и отворачиваю голову к окну. Думаю, я знаю, что мне нужно. Но пока я сосредоточусь на проходящих мимо автобусах. Того, на котором должна быть наша реклама, все еще нет.

В воскресенье утром мне звонит Кейт. Она просит меня приехать, потому что сама не может выйти из дома. Уик-энд, который она в отсутствие Оуэна посвятила своей красоте, прошел ужасно, и моя подруга на грани истерики.

— Все покраснело и опухло. Ты не сможешь меня узнать. У меня такое лицо, словно я сидела в машине с откидным верхом, когда она проехала через автомойку.

Я готовлюсь к самому худшему, но когда я наконец, вижу Кейт, мне кажется, у нее всего лишь немного растрепана прическа.

— Я знаю, что со стороны все выглядит иначе, но, по-моему, с тобой все в порядке, — говорю я, заходя в полутемную кухню. Я принесла с собой клубнику. Стоило мне начать вести шоу, и я стала крайне изобретательной. Обмакнув импортные ягоды в медовую глазурь, я засыпала их разноцветной карамельной крошкой — вышло многовато, нужно было остановиться чуть раньше.

— Я выгляжу ужасно, — жалуется Кейт. Берет у меня блюдо с подарком и скептически изучает новый шедевр. — И это тоже ужасно. — Мне понятно, что речь про карамель. — Ты выбрала их из кучи бракованных сладостей в «Данкин донатс»?

Я немного обижена — видимо, Кейт совсем не в себе. Ее критический подход переходит все границы.

— Так что же все-таки с тобой случилось? — спрашиваю я, поднимая штору.

— Не нужно света! — кричит Кейт, оттаскивая меня от окна.

Почему Кейт сидит в темноте? Она сказала мне, что инъекция была сделана неудачно. Но не могли ли ей случайно вколоть кровь вампира?

— Светобоязнь? — спрашиваю я.

— Боязнь, что кто-нибудь увидит меня, — бурчит Кейт. — Левая щека распухла так, как будто я запасаю во рту орехи на зиму.

Если внимательно присмотреться, то и в самом деле можно заметить небольшую припухлость. Но Кейт явно преувеличивает проблему.

— Кто это с тобой сделал? — спрашиваю я, хотя так и не понимаю, что конкретно произошло.

— Одна идиотка, она проходит у нас специализацию после интернатуры, — мрачно сообщает Кейт. — Можно подумать, я ничему ее не учила. Я сама сделала не одну сотню уколов хилаформа, и ни разу не было осложнений. Господи, ведь это же натуральный препарат! Он заполняет морщины. Тебе вкалывают гель, он вызывает приток жидкости к коже, и морщины вокруг рта исчезают. Не знаю, какую дозу препарата она мне ввела, но с таким количеством жидкости я могла бы полгода жить в пустыне Гоби.

— А почему ты вообще пошла на это?

— Это та морщина, о которой я тебе говорила. — Кейт еще больше мрачнеет. — Я считаю, что всегда нужно принимать немедленные меры. Оставь одну морщину, и очень скоро у тебя появится вторая.

— Это вполне веская причина, чтобы лишить себя жизни, — говорю я, чтобы Кейт не додумалась до этого сама. — Но объясни мне кое-что. Я всегда думала, что от морщин избавляются при помощи ботокса.

Моя невежественность поражает Кейт.

— Ботокс используют против морщин на лбу. Он парализует мышцы. Но его не применяют для выравнивания морщин. Раньше в таких случаях пользовались коллагеном. Теперь появились гиалуроновые кислоты, такие как хилаформ или рестилайн, они дают более длительный эффект. А скоро появится еще полдюжины новых. — Кейт вздыхает. — Может быть, мне следовало подождать.

— А они будут лучше? — интересуюсь я.

— Кто знает! Сейчас за инъекции юведерма берут целое состояние. Есть две причины, почему он моден. Во-первых, он из Франции. И во-вторых, его еще не одобрило Управление по санитарному надзору за качеством продуктов питания и медикаментов. И это делает его еще более популярным.

Если он модный да еще и французский, с ним должно быть все в порядке, думаю я. Разве кто-то хотя бы раз сказал плохое слово о сыре бри, божоле или «Галуаз»? Нет, подождите минутку. Кажется, «Галуаз» — это сигареты. И все же я бы предпочла, чтобы Управление контролировало качество лекарств от обычной простуды и не увлекалось бы всякими препаратами, способствующими устранению морщин. Но возможно, я единственная в Америке, кто так считает. Похоже, женщины гораздо сильнее расстраиваются из-за морщин, чем из-за насморка.

— А что еще тебе удалось сделать до великой трагедии?

— Все как обычно. Отшелушивание морской солью, маска из зеленого чая и ритуал для ног «Пудабхинджа».

— Я не знаю, что это: массаж пальцев ног, новый катер или государство, до сих пор не признанное ООН? — говорю я.

Кейт смеется.

— А ты можешь повторить это слово по буквам? — продолжаю я. — Я уверена, что нет. И если я что-то поняла в этой жизни, так это то, что нельзя принимать процедуру, название которой ты не можешь написать.

Кейт снова смеется.

— Давай, давай, у тебя это хорошо получается, — говорит она. — Смейся надо мной.

— Я смогу уговорить тебя одеться? — интересуюсь я, правда, не знаю, стоит ли. Ее шелковая ночная рубашка на бретельках фирмы «Эрес» выглядит вполне элегантно для «черно-белого бала». Жаль только, что она синяя.

— Я оденусь, но все равно останусь дома, — говорит Кейт, которой определенно стало лучше. Мы поднимаемся в спальню, и она исчезает в гардеробной. А я перебираю книги на ее прикроватном столике. Несколько развлекательных романов. Два тяжелых учебника по дерматологии, пачка медицинских журналов Новой Англии и великолепно иллюстрированное издание «Искусство сексуального экстаза». Думаю, она старается для Оуэна, чтобы он был доволен.

Хотя эта задача может быть гораздо сложнее, чем мне казалось. Я обхожу кровать и вижу, что наш магнат читает одностраничный вестник недвижимости. А еще на его столике лежит пачка фотографий. Красивые женщины с указанием внешних и других данных. Он проводит кастинг?

— Оуэн спонсирует пьесу? — спрашиваю я Кейт, едва она появляется — в простой блузке и джинсах «Севен фор ол менкайнд». У них такая низкая талия, что я на себя бы их не надела.

Она останавливается и, увидев у меня в руке фотографии, начинает кричать:

— Что ты делаешь? Положи немедленно!

Вместо этого я переворачиваю снимок соблазнительной длинноволосой брюнетки и начинаю читать приколотый к ней текст:

Светлана. Пять футов восемь дюймов, образование высшее, владеет пятью иностранными языками, бывшая гимнастка, очень гибкая. Рассмотрит интересные предложения, предпочитает общение втроем.

Кейт выхватывает у меня листок, и фотографии разлетаются, устилая толстый восточный ковер. Она бросается их собирать.

— Посмотри, что ты наделала! — возмущается она. Происшедшее взволновало ее гораздо сильнее, чем щека а-ля бурундук.

— Я ничего не сделала. А вот что затеваете вы с Оуэном?

Кейт встает и, сверкнув на меня глазами, выпаливает:

— Секс втроем! Ты что-то имеешь против?

Поняв, что она имеет в виду, я некоторое время перевариваю услышанное.

— Секс втроем, — медленно повторяю я.

— Ты считаешь, что это отвратительно, так ведь. — Кейт словно обвиняет меня.

— Я этого не говорила, — осторожно отвечаю я. — Могу только догадываться, что у вас тут происходит перенос интереса и ты тоже так считаешь.

— Спасибо, мистер Фрейд, — кратко говорит мне подруга и идет к двери.

Я бегу за ней и хватаю ее за руку:

— Послушай, Кейт, постой. Если вам с Оуэном нужен извращенный секс, это ваше личное дело. Но тогда почему ты так злишься на меня?

Кейт отбрасывает мою руку и испепеляет меня взглядом.

— Потому что ты шпионила.

— Меа culpa, — говорю я на латыни — такое со мной случается, если на меня давят.

— Извинения принимаются, — говорит она, чуть смягчившись. — И давай сменим тему.

— Хорошо, — я не собираюсь спорить, — меняем тему. Но кого из девушек вы выбрали?

— Оставь меня в покое, — тихо говорит Кейт и закрывает лицо руками. Что с ней? Она плачет? Или, может быть, сюда каким-то образом проникают солнечные лучи и она хочет от них спрятаться?

У Кейт трясутся плечи, и я подхожу, чтобы обнять ее. Она убирает руки, лицо залито слезами, а глаза покраснели и распухли гораздо больше, чем щека после инъекции хилаформа.

— О Кейт! — Я не знаю, как ее успокоить. — Что случилось?

— Я хочу удержать Оуэна, но не хочу заниматься сексом втроем, — говорит она, давясь слезами.

— А удержать его можно только так?

— Я не знаю, — всхлипывает Кейт. — Эта тема возникла несколько дней назад, когда он принес домой эти фотографии. Он так спокойно выложил их на стол, что мне было неловко возражать. А потом он выразил неудовольствие, что я не согласилась сразу реализовать эту идею.

— А он уже… занимался этим раньше? — спрашиваю я, думая о том, до чего же я наивна.

— Наверное, да. — Кейт вытирает глаза рукавом блузки. — Он говорит, что ему всегда нравилось разнообразие. Секс втроем. Мимолетный роман. Когда они с Тесс были женаты, у них не было взаимопонимания по этому поводу. Но я тоже не уверена, что понимаю его.

— Если ему нравится разнообразие, зачем тогда он переехал к тебе? — тупо спрашиваю я.

— Потому что он меня любит! — кричит подруга. — Сильнее, чем когда-либо любил в жизни! Но если ты нашел свое филе «миньон», это еще не значит, что ты больше никогда не притронешься к чизбургеру!

Я понимаю, что Кейт цитирует Оуэна. Но дело вовсе не в отдельных блюдах. Он просто закармливает ее всякой ерундой.

— Наверное, став такими богатыми и влиятельными, как Оуэн, некоторые считают, что могут делать все, что им вздумается. Но мне это кажется отвратительным. Если он любит, то не должен так к тебе относиться. — Я замолкаю. Я не хочу читать ей нотации. — Ладно, что ты собираешься делать?

— Я еще не решила. — Кейт, похоже, наконец-то поняла, что она не первая любовница Оуэна. И вполне возможно, не последняя. В ее взгляде читается боль и мольба, и она спрашивает: — А что бы сделала ты?

Может быть, у меня не ладится собственная жизнь, но тут мне все предельно ясно.

— Я бы немедленно уехала, — говорю я не раздумывая. — Может быть, такие, как Оуэн, и хотят свое филе «миньон», но они его не заслуживают. Я бы даже пирог им не предложила.

В понедельник утром, когда я спешу в школу, мне звонит Джеймс.

— Поверить не могу — ты прямо под моими окнами! — Он почти кричит.

— Нет, я тороплюсь на урок в школу, — говорю я.

Я иду по улице в Верхнем Ист-Сайде, а новая квартира Джеймса, насколько я знаю, находится по меньшей мере в тридцати кварталах отсюда.

— Но я смотрю прямо на тебя. Автобус остановился напротив моего дома, и я вижу твое прекрасное лицо.

Но вместо того чтобы обрадоваться комплименту, я злюсь — судя по всему, не предупредив нас, они поместили рекламу шоу на автобусах не Лексингтон, а Первой авеню. Если бы я только знала! Мы с Керком могли бы выпить там более вкусный капуччино.

— Это просто потрясающе! — говорит Джеймс, перед тем как повесить трубку. — Я тобой горжусь.

В школе я готовлю все необходимое для урока в пятом классе. Сегодня мы будем рисовать в стиле Мондриана. Учитывая все происходящее сейчас в моей жизни, я могу работать только с простыми сочетаниями красок.

Но девочки вбегают в мой кабинет с совершенно другими мыслями.

— Вы не говорили нам, что вы звезда! — упрекает меня ученица по имени Сэди. Она прыгает и визжит от восторга, как это умеют только одиннадцатилетние девочки.

— Вчера я смотрела ваше шоу, — сообщает другая ученица. — Ваш партнер такой сексуальный!

— Это ваш бойфренд? — интересуется третья.

— Нет, мисс Тернер обручена с партнером моего отца, — говорит Сэди. — Но он уехал от нее в Гонконг.

— Раз так, ей никто не мешает общаться с тем классным парнем, — говорит еще одна не по годам развитая девочка.

— Его совсем не сложно заарканить, — поворачивается ко мне одна из школьниц. — Вы теперь блондинка и знаменитость! Парням это нравится.

— И нам тоже! — говорит Сэди, чей отец, как я теперь знаю, — партнер Брэдфорда. Надеюсь, она не собирается рассказывать ему, что мисс Тернер, ее симпатичная учительница, связалась со звездой дневных сериалов. — Вы теперь знаменитость и поэтому наша самая любимая учительница.

Боже мой! Судя по всему, девочкам мои уроки нравятся гораздо больше, чем я могла предположить. Хотя я не уверена, что они получают необходимые знания. Я выбрала учительскую профессию, потому что считала ее благородным занятием. Но чтобы завоевать уважение детей, достаточно всего лишь сниматься на телевидении. Влияя на молодые умы, невозможно стать известной или заработать много денег. И естественно, не следует рассчитывать на хороший столик в «Четырех сезонах». Но стоит приготовить суфле из «Сникерса» в шоу на кабельном телеканале — и мир у твоих ног.

Я стараюсь отвлечь учениц заданием — они должны изобразить что-нибудь в стиле Мондриана используя только красную, голубую и желтую краски, но их мысли заняты совсем другим.

— Вам нравится быть знаменитой? — спрашивает одна из девочек.

Мне сложно так думать о себе. И я хочу, чтобы они поняли: важно одно — попытаться изменить мир. Так поступил Джеймс, уехав в Патагонию. И Берни сейчас занята тем же.

— Я получаю огромное удовольствие, — не удается мне сдержаться. — Мне нравится работать с Керком. Фотосессия. Телефонные звонки от друзей, которые узнают меня. Мне нравится быть блондинкой. Все просто великолепно. Вам не кажется, что у меня все в порядке с жизненными ценностями?

Девочки хихикают. Дело в том, что, скажи я что-либо другое, они бы поняли, что я лгу. Я ведь не единственная знаменитость в этой школе.

— Но помимо этого, мне очень нравится искусство. И сегодня я хочу поговорить с вами о современном искусстве, Мондриане и минимализме.

Удивительно, но они не возражают. И мы начинаем вдохновенную дискуссию. Тема совсем не простая для учениц пятого класса. Но если они настолько взрослые, чтобы советовать, как подцепить парня, думаю, они вполне готовы размышлять о ценности искусства.

Девочки достают бумагу и акварельные краски и начинают подражать Мондриану. Я наблюдаю за ними, вполне довольная собой. Я не только дала несколько автографов, но и смогла научить их чему-то. Это лучшее, что я могла сделать.

В конце дня, когда я выхожу из школы, в холле меня окликает мужчина.

— Ты выглядишь еще лучше, чем на рекламном плакате, — слышу я знакомый голос. Я с любопытством оглядываюсь и чуть не падаю с последней ступеньки.

— Джеймс, что ты здесь делаешь?

— Просто хотел подарить тебе кое-что в честь твоего успеха на телевидении, — говорит он. — Я так рад за тебя.

Я подхожу к бывшему мужу и вижу на его лице довольную улыбку. Когда он протягивает мне подарок, завернутый в грубую коричневую бумагу и перевязанный тесемкой из пальмовых волокон, вокруг нас уже начинают собираться мои ученицы.

— Что это? — спрашиваю я, озабоченная тем, как бы разогнать непрошеных зрительниц.

— Что за глупый вопрос! — восклицает одна из девочек. — Просто откройте его.

Она права. Зачем спрашивать, что внутри, когда можно просто разорвать упаковку? По крайней мере, в большинстве случаев это помогает. Я решаю заглянуть внутрь, но тесемка не поддается. Девочки не сводят с меня глаз, и мне хочется прекратить весь этот спектакль, но я знаю, что ни одна из них не пойдет домой, пока я не открою подарок.

— Ты можешь мне помочь? — спрашиваю я Джеймса.

— Конечно! — Он достает швейцарский армейский нож с таким количеством лезвий, что, похоже, им можно делать все, что угодно: не только стричь ногти, но и прокладывать себе дорогу в лесу. Насколько я знаю Джеймса, он мог делать им и то и другое. Одним быстрым движением он разрезает веревочку и снова протягивает мне сверток.

Я осторожно снимаю коричневую бумагу и достаю огромную книгу. Перелистываю толстые пергаментные страницы — кажется, это сборник рецептов, хотя я не вижу ни одного знакомого слова, не говоря уже о мерах веса.

— Это самая известная поваренная книга, когда-либо изданная на языке кауашкар, — с гордостью сообщает Джеймс. Я не сразу понимаю, что он говорит о том самом языке, который пытался спасти в Патагонии.

От этой книги нет никакой пользы. Но для меня это ценность совсем иного рода, как те массивные глиняные бусы, которые Дилан сделал для меня на День матери. Джеймсу она очень дорога, и он решил подарить ее мне.

— Спасибо, — благодарю я его. Я действительно очень тронута и, приподнявшись на цыпочки, хочу его поцеловать. Я собиралась лишь легонько прикоснуться губами, но Джеймс на секунду придерживает меня, и поцелуи длится дольше, чем следовало бы.

— О-о-о — восклицают мои ученицы.

— Он классный, — слышу я чей-то шепот.

Я держу книгу очень осторожно, словно Джеймс только что подарил мне десять заповедей, и прощаюсь со зрительницами. Джеймс идет за мной — мы сворачиваем на боковую дорожку. Ученицы сзади хихикают. Кроме одной.

— Она вообще-то обручена, — слышу я голос Сэди, — и при этом целуется с этим… Я все расскажу отцу.