Любая оценка президентства Линдона Джонсона немедленно натыкается на вопрос о том, в какой мере он ответственен за расширение вьетнамской войны. Некоторые историки и биографы считают его роль в той войне трагической, ведь это помешало заметить его достижения в области помощи бедным, старикам и чернокожим. Но Джонсон унаследовал от своего предшественника продолжающуюся войну. Это было не его решение расширить контингент из нескольких сотен военных советников до армии в 16 тысяч человек. Это не Джонсон давал согласие на проведение переворота, который, как ни суди, сверг законное правительство страны, с надеждой на то, что новое правительство будет выполнять указания США и наконец завоюет победу на поле боя. Это Кеннеди, а не Джонсон сделал Вьетнам самой американской войной. И, несмотря на все эти факты, вьетнамская война до сих пор приписывается исключительно «заслугам» Джонсона. Побудительным фактором для такого искажения исторической правды стал сам Джонсон. Крупный человек, с преувеличенным тщеславием, из Техаса, где все самое большое в мире, обремененный своими «южными» комплексами, без хорошего образования и культуры, так отчетливо контрастировал с учтивым, культурным и обаятельным Кеннеди, и это утоляло его тщеславие — вот, он сейчас неплохо управляется вместо Кеннеди. К Джонсону особых претензий нет: все, что вы слышали или видели, был он сам. Он не придуривался. Дергая собаку за уши или шлепая женщину по ее мягким частям, он оставался все тем же грубоватым техасцем, который мог в зарубежных поездках раздавать в качестве подарков заколки для галстука или другие подобные сувениры, находясь в статусе вице-президента. Во всех аспектах своей жизни он был полной противоположностью тем людям, которых Кеннеди привел за собой в Белый дом в качестве помощников в управлении. И тем не менее, когда Джонсон попросил всю команду Кеннеди остаться и дальше на своих постах, согласились все, кроме Артура Шлезингера-младшего и Теда Соренсена. Даже Роберт Кеннеди остался, хотя у них с Джонсоном была взаимная антипатия, если не сказать большего. Как позже заметил по этому поводу Генри Киссинджер, власть — величайший афродизиак (для справки: афродизиаки — химические органические вещества, обладающие свойством возбуждать половое влечение у различных животных и у человека. — Прим. пер.).
Некоторые мифы о Джонсоне и его развертывании вьетнамской войны сегодня воспроизводятся в связи с войной в Ираке. Первый — это Резолюция по Тонкинскому заливу, принятая конгрессом почти единогласно 7 августа 1964 года, которая давала Джонсону полномочия увеличить американское присутствие во вьетнамской войне. А всего за четыре года до этого мысль о маленькой грязной войне в далеком Вьетнаме даже не возникала в сознании подавляющего большинства американцев. Конечно, ведь небольшое количество военных, которых Кеннеди послал туда, не вызывало и больших потерь среди них, так что ничто не тревожило общественного интереса. Новый вьетнамский режим — который захватил власть после того, как Кеннеди отдал приказания свергнуть Дьема, — оказался не лучше в сдерживании растущей мощи вьетконговских повстанцев. Вследствие этого в июне 1964 года министр обороны Роберт Макнамара вместе с начальником Объединенных штабов решил заменить генерала Пола Харкина на генерала Уильяма Вестморланда, в надежде, что новый командующий найдет способ справиться с ситуацией на месте. Вестморланд, который получил свои генеральские звезды не за просиживание штанов в кабинете, быстро сообразил, в чем суть проблемы. Вьетнамская армия в 250 тысяч человек, которую обучали посланные Кеннеди инструкторы, попросту не способна была справиться с противником. Коррупция пронизала всю армию сверху вниз, от генералов до младших офицеров, а крестьяне, записывающиеся в армию, зачастую вскоре дезертировали с оружием и пополняли ряды бойцов Вьетконга. Если Вьетнам надо было спасти (любой ценой), командующий генерал мог запросить существенное увеличение американских сил, однако без одобрения министра обороны, Объединенного штаба и самого президента такой запрос практически ничего не значил (для конгресса). Другими словами, политика, начатая администрацией Кеннеди, продолжилась в том же ключе. Вместо 16 тысяч американских военнослужащих требовалось все больше и больше, чтобы отбивать (нападения) повстанцев и удерживать вьетнамское правительство у власти. Бомбардировки Северного Вьетнама, начатые еще при Кеннеди, становились все чаще. Применялась стратегия, которую уже безуспешно использовали французы, потерпевшие в конечном счете поражение; казалось, что нужно только усилить бомбардировки, чтобы прекратить снабжение южных повстанцев из коммунистического Вьетнама, — и дело в шляпе. Без подпитки с Севера вьетконговские повстанцы подохнут.
Главная трагедия вьетнамской войны и участия Америки в ней выразилась не только в 58 тысячах жизней американских военнослужащих, погибших там, но в глубинной неизбежности этой войны. Решение Кеннеди сперва поддержать, а потом сместить прогнивший коррумпированный режим Дьема было частью общей американской стратегии по предотвращению экспансии коммунизма на Дальнем Востоке. Эти усилия начались с отказа Трумэна признать существующее де-факто правительство Китайской Народной Республики, после изгнания националистов Чан Кайши с материковой части Китая, а продолжились при защите Эйзенхауэром маленьких островков Хемой и Мацу у побережья Китая. Следующей фазой стало создание СЕАТО. Исходно СЕАТО задумывалась как орудие защиты Таиланда от возможного коммунистического переворота. Южный Вьетнам не был членом организации. Учитывая все это, зачем понадобилось Джону Кеннеди защищать прогнивший вьетнамский режим?
Некоторые историки настаивают, что это был отголосок «теории домино», предложенной Эйзенхауэром, а именно, что если Южный Вьетнам попадет в руки коммунистов, то затем последует вся оставшаяся Юго-Восточная Азия, включая Лаос, Камбоджу и Таиланд. Теперь, раз Таиланд стал членом СЕАТО, другие участники блока должны были прийти ему на помощь в случае угрозы. Следуя этой логике, лучше было бы защищать Южный Вьетнам с самого начала, не дожидаясь, пока в конфликт не вмешается коммунистический Китай.
Была и другая теория, настолько же подходящая. Трумэна и Демократическую партию постоянно обвинял сенатор Маккарти, который считал их ответственными за потерю Китая для американского влияния. Если бы Кеннеди и Джонсон позволили сделать то же самое с Южным Вьетнамом, это только нарастило бы вес упреков Маккарти в потворстве коммунизму. Исходя из этого, и Кеннеди, и Джонсон считали полезным для национальных интересов (Америки) сохранять и поддерживать правительство Южного Вьетнама.
Согласно Тонкинской резолюции число американских военнослужащих во Вьетнаме должно было продолжать нарастать, поскольку Вестморланду с самого начала было ясно, что армия Южного Вьетнама не способна самостоятельно вести боевые действия. Но здесь были джунгли, и война в таких условиях сводила на нет все огромное превосходство американской армии в вооружении и экипировке. Необходимо было выискивать вьетконговцев, чтобы уничтожить. В 1966 году, когда количество призывников возросло, Джонсон совершил роковую ошибку. Он собирался учредить своеобразный институт равенства в призыве — всякий молодой человек, независимо от рода занятий и происхождения, должен послужить своей стране. Это правило затрагивало молодых людей в возрасте от 19 до 26 лет. Разосланы по стране были 4100 запросов на мобилизацию, и в каждом случае решал вопрос (кого призывать, а кого — нет) обычно белый американец из истеблишмента. Чтобы решить эту проблему, Джонсон создал специальную систему, куда входили комиссары из разных слоев обществ и принадлежащие разным расам. […] Именно этого хотел Джонсон. […]
Одним словом, Джонсон сильно напугал американскую элиту, в особенности из-за судьбы сынков обеспеченных родителей, которые теперь, оказывается, легко могли попасть под призыв и мобилизацию в армию!
К 1963 году протесты распространились и на студенческие кампусы по всей стране. Репортажи о маленькой грязной войне за 15 тысяч километров от США занимали главное место в вечерних новостях. Организовались марши протеста на Вашингтон. За оградой Белого дома студенты скандировали: «Хей, хей, Эл-Би-Джей, сколько сегодня убил ты детей?!» (LBJ (Эл-Би-Джей) — принятое в Америке сокращение имен президентов и некоторых других персон. В данном случае это обозначает инициалы Линдона Бейнса Джонсона. — Прим. пер.). В конечном счете Джонсон осознал свою ошибку и ввел некоторые ограничения. Но в целом он был твердо убежден, что каждый студент, окончивший колледж, должен быть в первых рядах призывников. В конечном счете Джонсон потерпел фиаско в этом своем порыве.
В то же время настоящая война во Вьетнаме только разгоралась с каждым днем, подстегиваемая генералом Вестморландом. За полтора года, как он принял командование, он пришел к выводу, что без наращивания численности американских войск справиться с повстанцами Вьетконга попросту невозможно. Следовательно, началось создание крупной группировки вооруженных сил США во Вьетнаме. Это означало увеличение численности призывников с 17 тысяч до 35 тысяч. К началу 1968 года количество американских военнослужащих во Вьетнаме достигло 525 тысяч, и в результате вьетконговцы постепенно теряли свои позиции в борьбе с превосходящими по силе войсками США.
Столкнувшись с нарастающими бомбардировками и увеличением численности американских войск, власти Северного Вьетнама решили изменить свою стратегию и начать крупные нападения на выбранные крупные города, такие как Сайгон, где были расквартированы войска США, а также их гражданский персонал и представители прессы. В то же время мощное нападение было подготовлено против базы морской пехоты США в Кхе-Сань. Пока армейская разведка США готовилась к отражению этой атаки, она проморгала возможность нападения на города. До того времени все военные действия вьетконговцев были рассредоточены по сельской местности. Неожиданная атака на Сайгон позволила средствам массовой информации во всех подробностях запечатлеть реальный бой. И это был вполне осязаемый фактор, который заставил прессу прийти к мысли, что эффективность военной машины США преувеличена, раз происходят такие акции. Временный захват национальной радиостанции и проникновение внутрь ограждения комплекса американского посольства явно противоречили бодрым отчетам Вестморланда, что война ведется американцами как надо. В действительности нападение на Тет силами Вьетконга и двух дивизий Вьетминя, когда они буквально накануне объявили недельное перемирие из-за национального праздника, обернулось страшным несчастьем и для Вьетконга, и для Вьетминя. Когда противник открыл свое лицо, то американцы, оправившись после первоначального шока, превосходящим огнем причинили огромные потери и повстанцам, и армии Северного Вьетнама. Именно потому, что их силы были подорваны, сперва у Кхе-Сань, а затем у древней столицы Вьетнама Хуэ, в течение последующих четырех лет президенту Никсону удалось постепенно сократить количество американских военных в стране и в конечном счете закончить войну.
Вьетнам был и не был войной. Такая формулировка звучит странно, учитывая 58 тысяч погибших американских солдат, для родственников павших или для постоянных нытиков, но подобное противоречие имеет объяснение. Эта война была частью всеобщей «холодной войны» и служила цели предотвращения распространения коммунизма в тех странах, которые пока — как верилось — оставались независимыми от Москвы. Это не было войной в том смысле, что предполагаемым противником был коммунистический режим Северного Вьетнама, который, по твердому убеждению американцев, поддерживал повстанцев из Вьетконга. Если так, то для победы в войне следовало победить Северный Вьетнам. Но это было невозможно. Если произошло бы вторжение в Северный Вьетнам, это привело бы к вмешательству китайских коммунистов, как это уже ранее произошло при боевых действиях США в районе северной границы Кореи. Вместо этого американские войска занялись бомбардировками сельских районов страны, не трогая столицы, Ханоя, и крупнейшего портового города, Хайфона. Такое самоограничение сделало войну столь длительной. То, что эта война не была только войной, было заключено, лишь когда Никсон признал коммунистический Китай.
Если Джонсона попрекали вовлечением Америки во все более расширяющуюся вьетнамскую войну, то за два достижения своего президентства он заслужил похвалу — это проведение законодательства о гражданских правах и избирательном праве. Эти изменения впервые устранили искусственные ограничения в отношении американских негров, особенно на Юге, и восстановили честь американского народа. Кроме того, это было введение законодательства, которое назвали «Великим обществом» и которое охватило практически все стороны жизни Америки.
Первым пунктом своей программы, после принесения клятвы в качестве президента страны, для Джонсона стало выражение признательности либеральному крылу Демократической партии. Ему надо было продемонстрировать им, что он способен продавить через сенат законодательство на платформе демократов, а в противном случае ему бы пришлось столкнуться с большими проблемами при выдвижении на пост президента в 1964 году. Сперва он взялся за закон о сокращении налогов, выдвинутый Кеннеди, который подвис в сенатском комитете по финансам, главой которого был Роберт Бирд. Работая с сенатом, Джонсон чувствовал себя как рыба в воде, ведь он раньше был лидером парламентского большинства. Когда Бирд настаивал, чтобы бюджет на 1965 год не превышал 100 миллиардов долларов, Джонсон принял предложенный бюджет в 97,4 миллиарда долларов, и этот шаг был одобрен и комитетом, и палатой представителей. В самый последний момент сенатор и лидер республиканского меньшинства, Эверетт Дирксен, предложил внести в закон о налогах изменения, которые сокращали бы выплаты за некоторые предметы роскоши. Если бы это было принято, то все дело пошло бы насмарку и в палате представителей возникли бы встречные возражения. Джонсон сдержал свое слово Бирду (насчет ограничения бюджета), и в ответ Бирд сделал то же самое. Голосование в комитете по вопросу о поправке Дирксена отклонило поправку девятью голосами против восьми, и тем девятым был сенатор Бирд. Вынесенный на голосование в весь сенат, закон был принят с большим успехом. Знание Джонсоном внутренних пружин работы сената и его личные связи с сенаторами сработали хорошо. По иронии судьбы, как случалось со всеми предыдущими бюджетами, сумма была увеличена до 118 миллиардов долларов. Ни у одной администрации не было способов воздействовать на привычку конгресса раздувать расходы бюджета в преддверии выборов.
Но этот маневр был легкой частью работы Джонсона. Значительно труднее было убедить сенаторов из южных и пограничных штатов одобрить Акт о гражданских правах, который устранял бы всяческую (расовую) дискриминацию в общественных местах, включая рестораны и отели. Это было вызовом. Джонсон понимал, что единственным методом, доступным южанам для блокирования этого закона, было маневрирование на расхождение мнений в сенате и пиратское переманивание голосующих. В то время требовалось две трети голосов для окончания дебатов. Наконец, после голосования, и впервые закон гарантировал черным те же права, что и другим американцам, выдвижение Джонсона на президентский пост в 1964 году было обеспечено. Он добросовестно подтвердил свою репутацию как либерального президента.
Был еще один пункт в его «домашней» программе, предшествующей президентской кампании, — борьба с бедностью. Его советники предложили программу, названную «Офисом экономических возможностей». До сих пор чернокожих американцев не принимали на многие виды работ. Многие профсоюзы брезговали принимать негров в свои ряды. Этнические группы с большим опасением смотрели на негров как на возможную угрозу для их рабочих мест. Но самое главное для Джонсона было то, что данный закон, будь он принят, носил бы именно его имя, а не покойного Кеннеди, как в случае налогового законодательства и Акта о гражданских правах.
Джонсону трудно было бы подобрать в 1964 году более подходящего кандидата с другой стороны, чем сенатор Барри Голдуотер. Сенатор из Аризоны, позже признанный в качестве двигателя, поднявшего Республиканскую партию на уровень ведущей политической силы, он был, помимо прочего, честен до идиотизма. Он выступал за реконструкцию системы соцобеспечения путем ее приватизации, позволяя людям самим выбирать, обращаться к ней или нет; проводя свою кампанию в штате Теннесси, он сказал собравшимся, что выступает за превращение Долины Теннесси в частную собственность. Он взывал и к морали. Он критиковал Джонсона за его связь с Бобби Бейкером. Он протестовал против Акта о гражданских правах, считая его нарушением прав государства. Голдуотер, сам не подозревая, возвращался к фундаментальным положениям отцов-основателей, к республиканской форме правления, где федеративная власть будет сведена к минимуму. Для консерваторов Новый Курс Рузвельта или трумэновский Курс Честного Дела были преданы анафеме. Для Голдуотера и консерваторов, согласных с ним, происходящие в стране изменения вели к социализму, который был для них равнозначен коммунизму. Они не хотели понимать, что депрессия изменила взгляды большинства американцев, которые ожидали помощи от федеральных органов, когда этой помощи не приходилось ждать от частного сектора. Люди ненасытны. Чем больше государство заботилось о них, тем большего они хотели.
В 1965 году Джонсон одержал сокрушительную победу над Голдуотером, собрав 61 процент голосов избирателей. Имея за собой эту силу народного волеизъявления, он привел подавляющее большинство в палату представителей и в сенат, что позволило ему провести через конгресс законы, предназначенные создать его мечту о «Великом обществе». Его главным пунктом стала забота о медицинской помощи для людей старше 65 лет, по социальному страхованию. Некоторые наблюдатели усмотрели в этом движение в сторону социальной медицины. Богатая и влиятельная Американская медицинская ассоциация (АМА) пыталась лоббировать против этого билля, потратив немало денег, однако все впустую. Тогда АМА применила иную стратегию. Поскольку первоначально предложенный билль затрагивал только госпитальную медпомощь, медицинское сообщество предложило включить в билль медицинские услуги на добровольной основе. Это заполняло пробел, существующий в первоначальной редакции билля. Большинство демократов видело в таком предложении попытку убить всю идею медицинского социального страхования. […]
Как оказалось, закон о медицинской страховой помощи стал золотой жилой для врачей. Количество людей, обратившихся за этой формой страхования, резко возрастало, по мере того как люди стали обращать внимание на небольшие боли и дискомфорт, которых ранее попросту не замечали, и тем самым стали пополнять доход множества врачей. Вдобавок эта программа вызвала необходимость создания новых больниц и клиник, которым нужны были дополнительные кадры не только врачей, но и медсестер и технического персонала. Но важнее всего была задача привлечь внимание общества к необходимости обеспечения здравоохранения. Либералы, естественно, требовали улучшения жизненных условий для всего населения. Работодатели теперь должны были в той или иной мере обеспечивать лечение своих наемных работников. Количество сотрудников организаций медицинского обеспечения взлетело, как птица. Здоровье стало частью большого бизнеса, не только для частнопрактикующей медицины, но и для органов власти на уровне федерации и штатов. Чтобы справиться с потоком обращений за медпомощью, необходимо было около 9 тысяч постоянных медицинских сотрудников только на федеральном уровне. Влияние этого законодательства далеко зашло — вплоть до маркировки на сигаретных пачках и введения соответствующих курсов в школах. Джонсон со своей концепцией «Великого общества» ввел в систему администрации государств такое понятие, как судьи, кому положено решать — что хорошо или плохо для общества.
Следующей ступенью «Великого общества» было образование. Это было своего рода его пропуском к успеху, и Джонсон расценивал образование как необходимый компонент в его борьбе против бедности. Как «образованцы» и либералы сегодня, он верил, что главные проблемы системы образования могут быть решены путем предоставления большего финансирования сельским и поселковым школам. Во всяком случае, так выглядит картина его понимания образования, если верить его биографам.
Акт о начальном и полном среднем школьном образовании от 1965 года предусматривал распределение фондов но колледжам и университетам, чтобы дать возможность обучаться бедным и инвалидам. Конечно, этот закон был принят демократическим большинством, как ранее им была принята общая демократическая платформа на съезде Демократической партии в I960 году. Кеннеди пытался поставить ребром вопросы принятия данных законодательных актов, но столкнулся с проблемой, которую в конечном счете разрешил Джонсон: призыв к разделению церкви и государства. Католики, которых было больше, чем традиционных методистов, настаивали на том, чтобы церковные школы получали часть финансирования, выделенного для общественных школ. Конгресс обошел это препятствие, выделив средства каждому студенту лично, а не школе. Несмотря на усилия конгрессменов внести те или иные изменения в билль, он был принят по настоянию Джонсона в своем первозданном виде.
Когда результаты голосования по Акту о Гражданских правах от 1965 года были наконец признаны и одобрены, после долгой и сложной кампании Мартина Лютера Кинга-младшего, в телепередачах которого открыто транслировались страшные видеофакты подавления и унижения негров белыми американцами, Джонсон достиг своей цели. Теперь он мог с гордостью считать себя президентом всех граждан Соединенных Штатов. Только президент родом с Юга мог совершить то, что удалось ему. Теперь, с двумя частями закона о гражданских правах, негры легально и официально стали наравне с любым другим американским гражданином. Джонсон знал также, как и предупреждал его сенатор Ричард Рассел от штата Джорджия, что дни прежнего Юга сочтены. Юг никогда не простил бы и не забыл бы предательство «белого» Севера.
С политической точки зрения Рассел был прав. А с экономической и социальной точек зрения новое законодательство объединяло Юг со всей страной. Разделение нации на два региона было оформлено в Филадельфии еще при ратификации конституции. При составлении и принятии этого священного документа отцы-основатели вынужденно пришли к мнению, что нет иного способа сохранить рабовладельческие штаты на Юге в составе общего государства, как сохранить институт рабства. В тот момент рабство в той или иной степени существовало во всех 13 штатах. Разница, конечно, состояла в том, что на Юге рабы были интегрированы в хозяйственную жизнь значительно больше, чем только в одном этом отношении (рабство). Они были не только полевыми рабочими и домашними слугами, но также ремесленниками и рабочими. Они были плотниками и каменщиками, которые дали возможность Джефферсону постоянно достраивать свое поместье Монтичелло.
Краткая справка : Томас Джефферсон (1743–1826; президент США в 1801–1809 годах). В иерархии активных и популярных президентов, о которых американские историки и политологи спорят полушутя-полусерьезно, до 1900 года Томас Джефферсон (1801–1809) стоит на третьем месте после Отца страны Джорджа Вашингтона (1789–1797) и «освободителя рабов» Авраама Линкольна (1861–1865). Национально-исторический эпос представляет портрет Джефферсона прежде всего как главного автора Декларации независимости 1776 года и Закона о свободе религии в Виргинии 1786 года. Его имя стало привычным определением в американской политической риторике: демократия Джефферсона или республиканизм Джефферсона и джефферсонианство обозначают сегодня соединение прав отдельных штатов и местного самоуправления, строгого соблюдения предписаний конституции (ограничивающих федеральное правительство), поощрения сельского хозяйства и сельской жизни, а не торговли и промышленности в городах, и, прежде всего, большой веры в умственные способности большинства избирателей (простых людей).
Он отвергал общественный строй Европы с его привилегиями царствующих фамилий и аристократов и государственной церковью как господство произвола во вред большинству населения. Но его собственное материальное существование покоилось до конца жизни на 200 рабах, работающих на унаследованной им плантации табака в Виргинии. Его противоречивость проявлялась в том, что, с одной стороны, он как вождь оппозиции предостерегал от опасности «монархических» и «аристократических» тенденций всесильного президента, а с другой стороны, полностью использовал заложенные в конституции компетенции президента, когда, например, в 1803 году, благодаря покупке Луизианы, увеличил территорию США раза в полтора. И в 1807 году законом эмбарго так урезал экономическую свободу отдельных штатов и отдельных граждан, как это не смог бы сделать ни один одержимый властью федералист. В 1785 году Джефферсон писал: «Те, кто обрабатывают землю, являются народом, избранным Богом, если таковой когда-либо существовал». Как президент он, однако, не препятствовал ранней индустриализации, а его политика эмбарго даже стимулировала ее. Признание норм и ценностей в конкретных случаях расходилось с его политическими решениями.
Выборы президента и конгресса в 1800 году Джефферсон с удовольствием назвал «революцией», потому что сменил в Белом доме федералиста Джона Адамса, а его друзья по партии утвердили большинство в палате представителей и в сенате. Правильно то, что Джефферсон как первый партийный вождь, почти в современном смысле этого слова, провел мирным путем смену власти на федеральном уровне. При этом были соблюдены правила новой федеральной конституции и не потребовалось революции в смысле насильственного переворота, чтобы провести смену персонала и изменить программное направление федерального правительства.
Чтобы исследовать неизвестные европейцам земли между верхним течением Миссури и побережьем Тихого океана, Джефферсон тайно, еще до договора с Наполеоном, подготовил естественно-научную экспедицию под руководством Мериуэтера Луиса и Уильяма Кларка через Скалистые горы и заставил конгресс финансировать ее. Экспедиция Луиса и Кларка, состоявшая из почти 50 человек (1803–1806), подтвердила возможность сухопутного маршрута для американских торговцев пушниной и переселенцев до побережья Тихого океана в сегодняшнем Орегоне. Открытие западных земель по ту сторону Миссисипи было, по мнению Джефферсона, важно для Америки еще и потому, что он надеялся на мирное пространственное разделение рас. Он не мог себе представить длительное тесное сосуществование свободных афроамериканцев и евроамериканцев в одном обществе. В своих письмах выразил симпатии к маленьким объединениям коренных жителей, живущим по-деревенски, но как президент он не видел будущего для примерно 70 тысяч индейцев, живущих к востоку от Миссисипи. «Это в их собственных интересах уступить землю Соединенным Штатам, — заявлял он, — а в наших интересах предоставлять время от времени новую землю гражданам». Индейцы должны были стать гражданами и заниматься интенсивными формами сельского хозяйства. В 1806 году президент назначил суперинтендента для торговли индейцев и подписал вместе со своим преемником Мэдисоном 53 договора с племенами об уступке земли. Таким образом, приобретенную землю федеральное правительство продавало фермерам, живущим на границе, по цене менее двух долларов за акр.
Нехватка обученных, умелых ремесленников и рабочих была вечной головной болью истеблишмента южан. Именно в этой почти всемерной опоре на рабский труд состояла главная слабость экономики Юга. Так что Гражданская война между штатами была продолжением того, что случилось в 1787 году. Интенсивное выращивание хлопка и табака истощило некогда плодородные земли. Со строго деловой точки зрения содержание, питание и воспроизводство постоянно растущего чернокожего населения не соответствовало встречным вложениям (инвестициям). По мере того как дешевел труд рабов, ухудшалось экономическое состояние их хозяев — крупных плантаторов. Прекращение этого положения было актом отчаяния. Не произойди этого и если бы Юг продолжал существовать в прежнем виде, это ничего бы не решило. Негры продолжали бы отлынивать, их труд продолжал бы обесцениваться. Как только негры оказались освобождены, южный истеблишмент обанкротился и оставался в таком униженном положении последующие 100 лет. А в результате негров назначили виноватыми за обнищание бывших плантаторов!
Теперь, когда негры обрели политическое равенство, с правом голосования, политическому истеблишменту белых пришлось столкнуться с нелицеприятной реальностью. Республиканская партия на Юге видела в этом свой заветный шанс вбить клин в политическую структуру и тем самым продержаться до конца Восстановления. Немногие либеральные демократы на Юге надеялись, что политическое разделение в электорате приведет к укреплению экономики Юга. Существующее благоденствие продолжало существовать лишь за счет дешевой земли, низких налогов и неорганизованной (в профсоюзы) рабочей силы. Поскольку северные промышленники поняли преимущества, которые мог предоставить Юг, они стали продвигать свою деятельность туда. В течение 1950–1960-х годов наблюдалось массовое перемещение текстильных фабрик с Севера на Юг. Фоллз-Ривер и Нью-Бедфорд в Массачусетсе стали практически вымершими городами. Производители одежды старались размещать свое производство в небольших городках, где труд был дешев, на что очень хмуро смотрели профсоюзы. Местная полиция старалась держать профсоюзных лидеров подальше от настоящих дел. По мере того как спадало напряжение между двумя расами, все больше предпринимателей начали пользоваться преимуществами Юга перед Севером. Да, Юг продолжал зудеть, но теперь проклятые янки с Севера стали восприниматься уже как Божья благодать. Кроме того, с Севера шел не только капитал янки, но миграция оттуда сделала Юг самым динамично развивающимся регионом в стране. Теперь благосостояние той же Флориды зависело уже не столько от пожилых рантье, живущих на проценты, сколько от успехов бизнеса, который использовал любые климатические и демографические особенности штата. По мере того как росло население южных штатов, увеличивалось и их представительство в конгрессе. И это было самым существенным из всего наследия, оставленного Линдоном Джонсоном. Через введение законодательства о гражданских правах он завоевал конгресс и тем самым объединил страну в экономическом плане. Некогда твердый демократический Юг мог сравняться теперь с таким же твердым республиканским Севером. Но получилось так, что это произошло в результате экономической изоляции Юга. Только южанин, хорошо понимающий психологию южных политиков, мог добиться подобного успеха.
Проект «Великого общества» превзошел две другие важнейшие программы, которые в то время не казались столь значительными. Прежде всего, это радикально новая иммиграционная политика, а второе — «это первые осторожные шаги в сторону улучшения среды обитания американцев, то есть экологии.
Соединенные Штаты давно и заслуженно гордились своей политикой «открытых дверей» для иммигрантов. Знаменитое изречение на статуе Свободы, гласящее: «Дай мне своих усталых, своих бедных…», может символизировать гуманистические настроения Америки, но существенная часть населения сочла этот порыв совершенно нежелательным. К середине 1880-х годов коктейль из иммигрантов поменял свой состав от преимущественно западных и северных европейцев на восточных и южных, и компонентами этой взрывной смеси стали итальянцы (особенно южные), греки, поляки, венгры, украинцы, болгары, а также значительное количество евреев. Они были крайне бедны и в большинстве своем неграмотны. Многие покидали Российскую империю, чтобы избежать службы в царской армии. Эти первые иммигранты стали авангардом переселенцев, которые вскоре оказались в большинстве среди населения Соединенных Штатов. Большинство этих новых иммигрантов оседали в больших городах и близлежащих пригородах, особенно в Нью-Йорке и Чикаго, а не расселялись по сельскохозяйственным районам страны, как было с предыдущими волнами иммиграции. Конечно, они были на виду и выглядели подозрительно.
Появление этих явно не желающих ассимилироваться чужаков в конечном счете закончилось в 1892 году принятием конгрессом закона об ограничении всякой иммиграции. Депрессия 1892 года была невиданной для Америки и привела к потере работы более чем 100 тысяч рабочих. Это только усиливало ненависть к новоприезжим. Никто не думал о том, что принятые антииммиграционные законы бессмысленны. Конгресс призвали облегчить страдания американцев, и вот все, что он смог придумать. Гровер Кливленд, во втором сроке своего президентства, наложил вето на этот билль. Это был первый безуспешный билль, предназначенный ограничить иммиграцию. Первой нацией, выведенной в качестве исключения из общего списка, были китайцы. Их ввозили в большом количестве для работ по строительству Тихоокеанской железной дороги, но после завершения строительства их стали рассматривать как конкурентную угрозу для белых рабочих. В 1882 году конгресс принял закон «об исключительности китайцев», который не только запрещал китайцам въезжать в страну, но даже для уже приехавших отменял возможность обретения гражданства. Аналогичная проблема возникла и в начале XX века. На сей раз это были японцы, которые приобрели обширные участки земли на Западном побережье и стали возделывать их, при этом превосходили по мастерству и способностям к хозяйствованию своих китайских конкурентов. Чтобы сойтись с конгрессом, но без оскорбления японского парламента, президенту Теодору Рузвельту пришлось переговариваться о соглашении, по которому Соединенные Штаты не будут дискриминировать японцев, но Япония взамен запретит эмиграцию (выезд) любых своих граждан в США. А результатом стал массовый въезд японцев на Гавайские острова.
Краткая справка (по: «Брокгауз и Ефрон», 1890): Гавайские или Сандвичевы острова — группа островов, лежащих в северной части Тихого океана. Первое название они получили по имени наибольшего из островов этой группы, второе дано было Куком в честь графа Сандвича — первого лорда адмиралтейства. Острова занимают пространство в 16 946 кв. км; наибольший из них, Гавайи, имеет площадь 11 356 кв. м. Поверхность островов гористая (самая высокая гора — 4200 м) и вулканического происхождения, но действующие вулканы находятся на одном Гавайи: вулканы других островов давно находятся в состоянии покоя. Климат жаркий, но очень здоровый; температура ровная, и небо, по большей части, ясное. Главные растительные произведения страны: сахарный тростник, на разведение которого американцы затратили большие капиталы и который родится здесь в изобилии везде, где почва достаточно влажна. Затем рис, кофе, аррорут — главная растительная пища туземцев, так как растение это дает обильнейший урожай; кукуруза, пшеница и самые разнообразные плоды: ананасы, манго, гуайява и т.п. Шелковистые волокна пулу (pulu), растущие на венчиках папоротника Cibotium, вывозятся в большом количестве в Соединенные Штаты, где идут для набивки подушек. Овцеводство составляет очень выгодный промысел; кожи служат одним из главных предметов вывоза. Горные богатства Гавайских островов незначительны и состоят из серы, пиритов, хризолитов, томсонитов, гипса, медного купороса, селитры, лабрадорита и известняка. Удобное географическое положение способствует развитию торговли Гавайских островов, сильный толчок которой был дан торговым договором, заключенным в 1876 году между Гавайскими островами и Соединенными Штатами (так называемый «трактат взаимности» — reciprocity treaty), по которому разрешен взаимный беспошлинный ввоз товаров. Главная торговля (91 процент) — с Соединенными Штатами, влияние которых вообще преобладает на островах.
Постоянной армии нет, кроме небольшой роты Национальной гвардии в 120 чел.; но в случае войны король имеет право призвать под знамена всех гавайцев, способных носить оружие. Население Гавайев (1890) состояло из 89 990 чел.; из них 34 436 гавайцев, 6186 метисов, 21 119 белых, 15 301 китаец, 12 360 японцев и 588 чел. разных других национальностей. Из белых преобладают португальцы, а за ними — американцы. Гавайцы, несмотря на лучшие условия жизни, вымирают; при открытии Гавайев Куком их было до 200 тыс. чел., но с тех пор каждая новая перепись указывает на уменьшение числа туземцев. Иностранный элемент быстро увеличивается в числе; из иммигрантов преобладают китайцы и японцы.
С начала XX века и до начала Первой мировой войны в 1914 году более миллиона иммигрантов прибывали ежегодно в Соединенные Штаты. Взятая в перспективе, эта иммиграция представляла уже около 20 процентов населения США. Этнический состав Соединенных Штатов подвергался драматическим изменениям. Чтобы как-то справиться с этим, в 1907 году конгресс учредил комиссию для изучения положения. В представленном через четыре года отчете указывались сложности нации (американской) при приеме и ассимиляции иммигрантов из южной и восточной Европы. Указывалось, что исходное население имело преимущественно происхождение из стран северо-западной Европы, и такая его структура должна быть в целом сохранена. Комиссия заключила, что иммиграционная политика правительства США должна основываться на системе квот, которая принимала бы во внимание национальность иммигранта. В 1917 году конгресс сумел провести Закон об иммиграции, преодолев вето президента Вудро Вильсона. В законе предусматривался тест на грамотность в качестве метода ограничения притока иммигрантов из стран южной и восточной Европы. Это также ставило существенный заслон на пути миграции из Азии. А насчет эмиграции не стоило особенно беспокоиться, пока война в Европе еще продолжалась.
Когда Соединенные Штаты вступили в войну против Германии в апреле 1917 года, скрытая ксенофобия, которую раньше малокультурные люди питали к ирландцам на протяжении более сотни лет, теперь распространилась на новых иммигрантов из Германии, многие из которых посчитали за благо сменить имена и фамилии. Как считали некоторые американцы, в стране появился внутренний враг. Конгресс отреагировал на эти опасения принятием Закона о шпионаже. Учитывая боевые действия американских войск во Франции и продолжающиеся потери, в 1918 году конгресс пошел также на проведение Закона об агитации, который существенно ограничивал свободу слова в стране.
Большевистская революция 1917 года привела к новой волне атаки на политику неограниченной иммиграции. Американцы сталкивались с анархистами, в особенности с членами Международной рабочей организации и ее тактикой насилия при достижении целей — путем забастовок или действий Александра Беркмана, кто пытался убить Генри Фрика, главу компании United States Steel, — но они никак не ожидали, что у них под носом расцветет бомбизм, когда война уже, казалось бы, закончена. Почтовая служба конфисковала 38 посылок с бомбами, отправленных в адрес высокопоставленных и знаменитых в Америке людей, таких как сенатор от Джорджии Томас Хардвик, Джон Д. Рокфеллер, председатель Верховного суда Оливер Венделл Холмс и Дж. П. Морган. Еще до этих акций бомбистов конгресс в 1918 году принял Закон о депортации. Этот документ позволял депортировать из страны любого приезжего, который имел отношение к анархизму, или поддерживал свержение правительства насильственным путем, или принадлежал к организации, которая соответствовала этим критериям.
В июне 1919 года итальянский анархист погиб от взрыва бомбы (очевидно, не вовремя сработавшей) у подъезда резиденции генерального прокурора Александра Митчелла Палмера. По своей прошлой жизни Палмер был, казалось, последним человеком, которого можно было бы обвинить в нарушении гражданских прав и свобод. Во время своего пребывания в конгрессе он был горячим сторонником равенства женщин и права рабочих на создание своих организаций. Но когда насилие подошло к самому порогу его дома, Палмер решил начать крестовый поход против радикалов в Соединенных Штатах, законными или не совсем законными методами. Палмер объявил, что анархисты и коммунисты — звери одной стаи. В 1919 году он взял на работу в качестве помощника 24-летнего юриста Эдгара Гувера. Гувер был назначен главой правительственного отдела расследований, недавно созданного подразделения министерства юстиции. Основной задачей Гувера было вербовать агентов, которые проникали бы в ряды подрывных организаций и выявляли бы их планы прежде, чем они могли бы осуществиться и причинить вред. Получив задание, Гувер принялся исполнять его прилежно и расторопно. К декабрю 1919 года агенты Гувера раскрыли около 3 тысяч человек, которые были членами либо Коммунистической партии, либо принадлежали к анархистам. Гувер распорядился провести силами агентов министерства юстиции серию рейдов и арестов 2 января 1920 года. В результате были депортированы 246 радикалов, среди которых — Эмма Голдман, любовница Беркмана; именно она убедила его совершить покушение на Генри Фрика, и, предположительно, она же склонила Леона Шолгоша убить президента Мак-Кинли. Она была в числе радикалов, депортированных в Советский Союз. Палмер убедил новоизбранный «республиканский» конгресс в том, что надо немедленно что-то делать с иммигрантами из восточной и южной Европы. Закон об иммиграции от 1921 года ограничивал въезд в страну на основе формулы национального происхождения, в соответствии с цензом 1910 года. Закон должен был действовать три года, после чего конгресс снова рассмотрит вопрос (точнее, эффективность действия законодательства. — Прим. пер.). В том же году наблюдался самый массовый приток мигрантов из этих частей Европы, Соединенные Штаты приняли оттуда более 805 тысяч человек.
Хотя крупный бизнес, главная опора Республиканской партии, энергично противился этому законодательству, доводы Палмера оказались более весомыми для членов конгресса. Прогремевшее на весь мир дело Сакко и Ванцетти добавило масла в огонь. Николо Сакко и Бартоломео Ванцетти, два итальянских анархиста, приехавшие в США, были обвинены в убийстве кассира и работника охраны при ограблении кассы в Брейнтри, штат Массачусетс, 20 апреля 1920 года. Обоих признали виновными в убийстве, несмотря на доводы защиты о том, что людей обвинили не на основании улик, а лишь по той причине, что они являются убежденными анархистами. Ничего из похищенных денег не было найдено в доме у подсудимых; и пока кассация переходила из одной судебной инстанции в другую, некий осужденный уголовник дал показания, что ограбление было совершено преступной группировкой под названием «банда Морелли». Комитет из трех человек, изучив все обстоятельства, пришел к выводу, что приговор справедлив. Поэтому губернатор Массачусетса отказался дать помилование. И 23 апреля 1927 года оба обвиняемых были казнены.
Широкое общественное внимание к делу Сакко — Ванцетти привело к тому, что, когда в 1924 году истек срок временного Закона об иммиграции от 1921 года, прошел Закон о происхождении. По этому документу все европейские страны подразделялись по квотам въезда, с общим допустимым числом въезжающих за год в 164 тысячи. Более того, эти квоты основывались не на цензе от 1910 года, когда массовая иммиграция из южной и восточной Европы уже набрала силу, а на цензе 1890 года, когда эта иммиграция только начиналась. В 1929 году число принимаемых иммигрантов подверглось еще большему сокращению. Ограничения в отношении азиатов, въезжающих в страну, оставались в силе. В течение первых лет депрессии иммиграция была очень низкой. Но с восхождением к власти Адольфа Гитлера и принятием антисемитских законов резко возросла эмиграция евреев из Германии. Несмотря на призывы американской еврейской общины к Рузвельту увеличить квоту для германо-еврейских детей до 20 тысяч, которых спонсировали богатые американские евреи, Рузвельт отвечал, что квота уже заполнена. Лишь к концу Второй мировой войны, когда стал ясен масштаб холокоста, были сделаны некоторые исключения. Ненавидимый многими Закон Мак-Каррана — Уолтера, принятый в 1952 году вопреки сопротивлению либералов, тоже не смог остановить послевоенный приток иммигрантов в США. Закон в основном был направлен на пресечение приезда коммунистов и фашистов. Когда 200 тысяч венгров бежали в Австрию, спасаясь от подавления советскими войсками венгерского восстания, президент Эйзенхауэр сделал исключение для их приема Соединенными Штатами. Такое же исключение было сделано для кубинских эмигрантов, как при Эйзенхауэре, так и при Кеннеди.
Когда Джонсон был избран президентом, он поднял значимость реформы иммиграции весьма высоко в общем списке программ «Великого общества». После обычных дебатов и пререканий по поводу ограничения или фиксирования лимита въезда в страну иммигрантов из Европы, Азии и Латинской Америки были достигнуты следующие общие цифры: всего 300 тысяч в год, при этом 120 тысяч из Западного полушария и 170 тысяч из Европы и Азии. Члены семьи получали преимущество по сравнению с людьми с профессиональными навыками. Законы, ограничивающие въезд из Азии и Тихоокеанского региона, были строже. Оставшаяся квота в 10 тысяч предназначалась для людей, бегущих из коммунистических стран, и беженцев с Ближнего Востока. Каждая страна автоматически получала свой минимум в 200 человек ежегодно. Однако в законодательстве имелось и условие, позволявшее въехать в страну легально значительно большему числу людей, чем 300 тысяч: ведь граждане и легальные иностранцы получали право ввезти в страну своих детей и супругов вне зависимости от выделенной квоты. Новый закон должен был вступить в силу в течение трех лет. В течение этого времени всякая неиспользованная квота должна быть «сложена в общий котел» и могла быть востребована каждой страной. Старая формула въезда, просуществовавшая около сорока лет, которая ограничивала иммиграцию на основе национальной принадлежности, была полностью отменена.
Как впоследствии подтвердилось и для других программ «Великого общества», это законодательство об иммиграции в будущем возымело значительно большее значение, чем это можно было предвидеть. Сенатор Роберт Кеннеди думал, что примерно 5 тысяч иммигрантов прибудут из Индии. Как же он ошибался! К середине 1990-х годов их в Америке было уже полтора миллиона, и число их неуклонно возрастало. Ужесточение условий иммиграции оказалось и спасением и проклятием для крупнейших американских мегаполисов. По мере того как американцы богатели, они переселялись в пригороды, а центральные части городов оставались обделенными трудовыми ресурсами. Новые иммигранты водили такси, работали официантами, носильщиками или мойщиками посуды в ресторанах. Они становились швейцарами и гувернантками. Они выполняли всю обслуживающую деятельность, необходимую для существования большого города. Более образованные или более целеустремленные становились в конечном счете предпринимателями или «белыми воротничками» на интеллектуальной работе. Популяция испаноязычных — наиболее быстро растущий сегмент современного американского общества, опережая чернокожих, как главное «меньшинство» в нации. Другой крупный сегмент — это выходцы из Азии и Тихоокеанских островов. Если фундаментальная идея общего «плавильного котла» была освоена большинством приезжих из Европы, то другим национальностям и чернокожим с такой философией жизни еще только предстоит освоиться.
После публикации книги Рэчел Карсон «Молчащие источники» (Silent Springs) в начале 1960-х годов проблема растущего загрязнения окружающей среды стала важной темой. В книге описывалось, как индустриальная революция привела к загрязнению вод и воздуха страны. Карсон, посвятившая свою жизнь исследованию водной среды, своей книгой донесла эту проблему до внимания истеблишмента США. Но если действовать, то это было уже делом администрации Джонсона и конгресса. Ведь здесь властям пришлось бы противодействовать интересам крупной индустрии и распространить власть правительства еще дальше, чем это предусматривалось в конституции.
Законы о регулировании чистого воздуха, чистой воды, биологических видов, находящихся под угрозой исчезновения, сохранения земли и воды и переработке твердых отходов в конечном счете прошли через конгресс и были подписаны президентом, но они вовсе не покрывали всей широты проблемы. Это было только начало столкновения между раскручивающимся колесом капитализма и правительством, ответственным в своих поступках перед людьми, действующим для людей и за счет усилий людей. Это противоречие было неразрешимо тогда, так же как оно неразрешимо сегодня.
Законодательство, принятое в правление Джонсона, не ограничивалось этими главными программами. Для приведения в действие маховика развития «Великого общества» требовалось намного большее: программа против бедности для района Аппалачей; резкое снижение налогов; новая программа по проблемам пожилых людей; расширенный контроль за наркотиками; доплаты за аренду жилья для малоимущих; программы развития регионов; новое министерство по жилищно-городскому развитию (аналог российского ЖКХ. — Прим. пер.); новые национальные вложения в искусство и в гуманитарную область (в форме премий); и еще десятки других программ, которые были проведены через конгресс. В течение первого года после своего избрания президентом Джонсон показал, что опыт ничто не заменит. Годы, проведенные им в конгрессе и потом — лидером большинства в еще более задиристом сенате, не прошли даром. Некоторые из принятых законов были инициированы Кеннеди и его либеральными советниками, но «парень с плакатов» как президент не владел всей той внутренней (инсайдеровской, как сейчас принято выражаться) информацией, которая и составила основу успеха Джонсона.
Нет, в президентстве Линдона Джонсона не было ничего трагического, вопреки мнению некоторых биографов. Если бы он решил стоять до конца, он наверняка был бы выдвинут своей партией и победил бы Никсона. Мог ли он предвидеть коммунистический Китай — остается вопросом. Джонсон принял решение не выдвигаться на переизбрание, поскольку был физически и умственно истощен. Те, кто настаивают, что его отказ от дальнейшего руководства страной был вызван войной во Вьетнаме, не учитывают — по тем или иным причинам — тот факт, что война была им унаследована от Кеннеди. Но это была и не война Кеннеди за Вьетнам. Это просто оказалось еще одной личиной общей «холодной войны», которая привела к процветанию американского народа и поддержке им программы «Великого общества» Джонсона (здесь в оригинальном тексте присутствует определенный и довольно тонкий сарказм. — Прим. пер.).