Григорьич был кисл. Да, всё он понимал, но сдача приближается как гильотина к шее, недоделок море, каждый человек на счету, а я… а у меня то одно, то другое. Он даже сомневался, смогу ли я работать в фирмочке его шурина, при такой-то загадочной занятости. Но скрипеть – скрипел, а отпустить – отпустил.

Кафе «Зимушка» оказалось приличнее, чем я думал. Не пафосно, без дубовых панелей и танцпола, но чистенько. В дальнем углу метровая голографическая рамка показывает боевик про народного мстителя Япончика, на столиках присутствуют салфетки. И, главное, народу здесь не то чтобы пусто, но и явно не густо. Делить с посторонним столик не придётся.

Я сел подальше, почти под Япончика, вежливо грабившего безбашенных олигархов. Взял распечатку меню, глубоко задумался. Цены тут всё же оказались пафосными. Пожалуй, без супа можно и обойтись, равно как и без салата. Всё равно ничего хорошего от здешних супов ждать не приходилось. Разве может серийное производство сравниться хотя бы с Ленкиной работой? Не говоря уже о бабы Машиных супах.

В детстве, когда я решительно заявлял, что суп не буду, она растеряно моргала и спрашивала: «Как же так? Зачем же я тогда варила? Зачем ты так, Санечка?». И лицо у неё делалось такое, что вот сейчас она заплачет. И ведь порой плакала – не из-за отказа есть первое, а по более серьёзным поводам. Драка с соседской девочкой Лизой, порванные о забор тёти Тамары новые штаны, возмущённые записи в дневнике. Я привык уже к этому, и когда тихонько напевал любимую свою «колыбельную», в словах про дальнюю дорогу, которая «как матушкины слёзы, всегда она с тобой» заменял «матушкины» на «бабушкины». Особой разницы не видел.

Так оно, по сути, и было. Когда я родился, Деду стукнуло пятьдесят, а бабе Маше – сорок семь. Как бабушку из детских книжек – коей положено быть седой, сгорбленной и морщинистой, я её не воспринимал. Такая, классическая, из сказок, бабушка тоже была – соседка баба Люба, и всё в итоге сходилось: баба Маша занимала место мамы, старенькая баба Люба – бабушки. Дед, который и по возрасту вполне ещё мог бы стать отцом, был для меня таковым в принципе.

Фотографии родной моей мамы, Светы, от меня, конечно, не прятали. Уже лет с пяти я знал, как оно повернулось. Как я родился из мамы Светы, а она сильно-сильно заболела и Господь забрал её на небо, там ей не больно и она оттуда на меня смотрит и всё видит (в том числе и как я измазал кашей обеденный стол). Как папа Миша очень-очень расстроился, что мамы Светы здесь больше нет, и уехал работать далеко-далеко, на Север, где Полярное сияние, олени и Снежная королева.

Став постарше, я иногда долго рассматривал мамины фотографии, а потом гляделся в зеркало. Какое-то сходство, конечно, было – скулы у меня, к примеру, похожие, и губы. Зато нос и уши – как у Деда, а цвет глаз – как у бабы Маши.

Тогда, лет в двенадцать, я уже знал, как всё было на самом деле, без полярных сияний. Как мой папа Миша сильно поругался с Дедом в восемнадцать лет, как ему надоело всё это – сельская жизнь, церковь, молитвы по утрам и вечерам. Как он уехал в Нижний, поступил в педагогический университет, влюбился в однокурсницу Свету и на четвёртом курсе «зарегистрировал отношения». А мама Света оказалась из верующей семьи и потребовала венчаться, и папа Миша, не желая делать это в Нижнем, на виду у сокурсников и преподов, повёз её в Дроновку, к Деду. Они обвенчались, и маме Свете очень здесь понравилось, и Дед ей очень понравился, и она решила у него окормляться. И окормлялась – от Деда духовными наставлениями, от бабы Маши – капустными пирожками. Папе Мише всё это не очень нравилось, особенно идея мамы Светы после университета распределиться в сельскую школу, в Лобастово, в десяти километрах от Дроновки.

А потом появился я – сначала в качестве эмбриона, и врачи не рекомендовали ей рожать, потому что слабое сердце и пиелонефрит. Но мама Света поехала советоваться к Деду, и тот сказал ей: никаких абортов. Рожай, и Господь управит всё как надо.

Господь управил всё, как надо Ему – а не папе Мише. Сперва родился я, на следующий день умерла она. Папа Миша был в бешенстве, во всём обвинил Деда и (тут баба Маша высказывалась несколько туманно) даже вроде полез на него с кулаками. В общем, разорвал всяческие отношения. Но обрадовался, что родители берут меня к себе – только возни с младенцем ему и не хватало. Комната в общаге, госы, диплом, поиск работы… С работой ему, впрочем, повезло – причём даже не потребовалось ехать во владения Снежной королевы. Сперва устроился в нижегородский департамент образования, потом оброс полезными связями, защитил диссертацию, перебрался в Москву… «Вписался Миша в систему» – коротко резюмировал Дед.

– Что будем брать? – рыженькая лисичка-официанточка вклинилась в поток моих воспоминаний. Я заказал курицу с рисом и томатный сок. Однако… Уже две минуты третьего. Не ради же варёной курицы я время здесь трачу!

Кстати, весьма неплоха оказалось курица. Именно курица, а не умерший своей смертью петух-долгожитель, как можно было ожидать от этой, назовём уж вещи своими именами, столовки.

– Не занято? – послышался густой баритон.

Мужчина был широк в плечах, слегка небрит, а волосы стягивал пучком. Пуховик свой он уверенно повесил на спинку противоположного стула и сейчас глядел на меня иронически.

– Занято, – хмуро сообщил я и подвёл итог остаткам курицы.

– Так для меня ж и занято, Сань, – сообщил он и уселся на стул. – Девушка, – кликнул он официантку, – на минутку подойди, а? Значит, так: – распорядился он. – Салат «Победа», борщ украинский, тефтели с варёной картошкой, компот там какой-нибудь, на твой выбор.

Я вопросительно уставился.

– Дима, – отрекомендовался незнакомец. – От Валеры. Заждался, небось? Ну извини, в пробке я торчал, флаер-то с воскресенья ещё поломался, пришлось по старинке, на колёсах. Ну, как тебе эта забегаловка? На мой взгляд, бедненько, но чистенько. И кормят сносно, хотя и цены вздули. Зато не надо пухнуть в очередях, тут быстро всё…

Так он балагурил, пока официантка не выгрузила на столик его заказ. После этого сосредоточенно ел. И лишь допив компот, пристально взглянул на меня.

– Значит, так, Сань. Валера мне передал всё, что ты ему рассказал. Мы навели справки. В общем, дело трудное, но реальное. Ты не напрягайся, – заметил он мой взгляд. – Никто нас сейчас не слушает, я скремблер включил. Короче, с одной стороны, нам повезло. Держат твоего сынулю недалеко, в тридцати кэмэ от пятой кольцевой. Прикинь, если б куда-нибудь в Краснодар пришлось ломиться. Там у них дача. Ну, дача это мягко сказано – элитный посёлок, трехэтажный коттедж, земли гектар… полная, значит, круть. Пидоров этих двое, звать Иван Геннадьевич Полозков и Владимир Глебович Кривулин. Кто уж из них муж, а кто жена, нам с тобой без разницы. Детишек, считая с твоим, семеро, младшему десять, старшему почти шестнадцать. Охраны какой-то специальной там нет, в доме. Есть пара кавказских овчарок, ну и сигнализация, конечно. Если сработает, полицаи за три минуты прибудут, там пост на въезде в посёлок. Значит, надо так, чтобы не сработало. Теперь плохая новость. Народу сейчас у нас негусто, кто в разъезде, кто в гриппу. И так будет ещё пару недель, а ты, как я понимаю, спешишь. Поэтому не удивляйся моему предложению: с нами пойдёшь. Я, ты и водила, который ещё и связь, и контроль операции. Годится?

Я замешкался. Почему-то после разговора с Валерой мне казалось, что тут целое подполье разветвлённое, мощная организация, и сами они мне всё поднесут на блюдечке с неприличной каёмочкой. За мою же городскую, бесполезную в Китеже недвижимость. Но сейчас я понял, что слишком уж раскатал губу. «Урежьте осётра», как сказал бы Дед.

– Да, Дима, пойду, конечно.

– В армии ты в каких войсках служил? – деловито поинтересовался он.

– Авиационная обслуга, – признался я. – Понимаю, конечно, лучше бы десантура, но уж чем богаты.

– Да ладно, – махнул он рукой. – С пивком потянет, как говорится. Главное, армия мужикам мозги на место ставит. Решительность прививает, находчивость, все дела…

– А что нужно будет делать-то?

– Ну вот, смотри, брать штурмом этот коттедж глупо. Но вся семейка у них спортивная, они каждый день на лыжах ходят, после завтрака. Трасса такая: от посёлка полем до леса, лесом до озера, потом вдоль озера к деревне Толгино, а оттуда уже полем вдоль шоссе обратно к посёлку. Получается почти круг, примерно десять кэмэ. Так вот, к озеру можно с другой его стороны заехать на машине. Само озеро небольшое, метров пятьсот в ширину и восемьсот в длину. Так что если сынулю твоего мы прихватим, когда они к озеру подъедут – нам его до машины метров семьсот тащить, причём по густому лесу. Это и хорошо, и плохо. Хорошо, что лыжнику там не пройти, а плохо, что и нам придётся колготиться по пояс в снегу. Но если заранее дорожку наметить… Короче, думаю, вдвоём справимся. Ты, кстати, ещё затем нужен, чтобы пацан твой орать не начал. Типа ко всем прочим радостям, ещё и бандюки какие-то похищают. А так увидит папку, всё догонит, что к чему, и тихо пойдём. Ну а после в машину и по газам. Рвём в Ярославскую область, там у нас база перевалочная. Оттуда уже в Китеж, и всё уже на мази будет, технология, опробованная временем. Нам главное, чтобы пидоры полицаев хотя бы через полчаса дёрнули. Ну, тут тоже есть методы.

– А жена моя, Лена? – резонно спросил я.

– А к этому пункту нашей программы я как раз хотел перейти, – широко улыбнулся Дима. – Операцию назначаем на пятницу. Жене сегодня скажешь, чтобы завтра она утром, экспрессом в шесть тридцать восемь ехала в Ярославль и там ждала на вокзале. К ней подойдут, проводят на базу. С собой брать только документы, деньги, ну и всё такое, что никак нельзя дома оставить. Но чемоданов тащить не надо, одеждой в Китеже вас на первое время обеспечат.

– А что я ей объясню?

– Скажешь, что это надо для Кирилла и что все подробности потом. Что у стен уши растут, и что меньше знаешь – лучше спишь. Ну и всё такое. Да, и пусть не вздумает на работе предупреждать, что не придёт. Вообще, пусть с утра комм свой выключит. Кстати, и тебя касается. Для полного счастья лучше и батарею вынуть. Завтра в восемь утра встречаемся там же, где ты с Валерой тогда. Оденься соответствующе. Если есть штаны непромокающие, очень кстати будут. И ботинки высокие. Нам же по сугробам скакать. Ну, вроде, всё сказал. Давай, допивай свой сок, расплачивайся и ступай. А я чуть погодя, незачем всем видеть, что мы вместе ушли.