– Ну что, готов к подвигам? – поинтересовался Дима, когда старенькая, обшарпанная «Иволга» тронулась с места.
– Надеюсь, – протянул я. – Надеюсь, что Господь поможет.
– На Бога надейся, а сам не плошай, – изрёк невысокий худенький Миша, наш водитель и прочая-прочая-прочая.
– Тогда погнали. Ты не смотри, Санек, что машинка у нас невзрачная. Это с виду только, а на деле – зверь. Супругу-то в Ярославль отправил?
– Угу, – кивнул я. Незачем было описывать, чего мне это стоило.
Лена сначала громко недоумевала, затем тихо истерила, после истерики – подкатывалась ко мне, желая выведать ну хоть какие-то детали. Ну хоть намёком, хоть что-то. Следующая стадия – ледяная обида: неужели я настолько низко её ставлю, что совершенно не доверяю. И лишь под конец – деловитое согласие, сбор нужных вещей. И утром – встали в пять, в полной тьме – осторожный поцелуй. Потом мы друг друга перекрестили, и она выскользнула за дверь. До вокзала почти час.
Я, конечно, досыпать уже не стал. Пил чай, вдумчиво читал утреннее правило, и секундная стрелка казалась мне сонной мухой. Которая почти рифмуется с мукой.
В половине седьмого запиликал сигнал комма. Я нервно глянул на экран – звонил Дед.
– Утро доброе, Саня, – слышимость была отвратная, будто в прошлом веке. – Не спишь уже? Я просто что хочу сказать – ты не вибрируй, всё хорошо будет.
– Дед, – сдавленно произнёс я, – что-то случилось?
– Да всё нормально, Саня! Решил вот позвонить, настроение тебе поднять. Мы, наверное, встретимся скоро, тогда уж и поговорим не спеша. А сейчас некогда, извини.
И красный значок отбоя.
Тут я вспомнил настоятельную рекомендацию Димы и вынул из комма батарею. Странный, конечно, звонок – Дед вообще сам звонил крайне редко, в основном я ему. Но мало ли… Дед, кстати, прав: потом пообщаемся подробнее. Интересно, в этом Китеже 7G-связь действует?
– За Лену не боись, её в лучшем виде встретят, – заявил Дима. – А вот нам удача не помешает. Тем более и погода… Видишь, чего творится…
Творилось и в самом деле неладное. Казалось, рассвета сегодня вообще не будет, хотя по календарю солнцу полагалось уже встать. Но всё небо затянули тёмные тучи, готовые в любой момент разразиться снегопадом. А судя по настроению ветра, это будет не просто снегопад, а настоящий буран.
– Но пока что действуем по прежнему плану, – помолчав, сообщил Дима. – А если что, будем решать по обстановке.
После этого никто уже ничего не говорил. Миша врубил музыку – хор Донского монастыря. И это вроде было именно что нужно – настройка души происходит, объяснил бы Дед. «Благодать, Саня, – говорил он, – всегда рядом. Её не бывает больше или меньше. Но вот мы её по-разному впитываем, в разные моменты. Вот смотри, ведро с водой. Кинь туда губку, и сразу вся намокнет. Кинь деревяшку – сверху намокнет, а внутри нет. А пластмассу кинь – и нисколько не впитает. Вода одна и та же, материалы разные. Ну вот и мы, люди, так же. И даже один и тот же человек в разные моменты по-разному. Чтобы душа благодать приняла, её настроить надо. Для того мы и молимся. Это ж не Богу нужны наши правила утренние и вечерние, а нам самим. Поэтому и надо, хоть и не хочется».
Кажется, мне было тогда лет восемь, или девять.
Но всё-таки душа сейчас просила другого. Не супа, а конфет. Колыбельной хотелось, про дальнюю дорогу, романс сверчка и увядающую красотку. Колыбельной, которая стала для меня, по выражению Деда, стержневой.
Он сам не ожидал такого эффекта, когда впервые спел её мне, четырехлетнему. Ещё, ещё! – требовал я. Деду раз пять подряд пришлось в тот вечер её петь. И с тех пор уже – постоянно. Самым строгим наказанием было для меня укладываться спать без Деда и его гитары. Баба Маша, конечно, тоже принимала участие – и песенки пела, и сказки рассказывала, но это совсем другое.
Дед вообще любил петь – когда я стал постарше, он рассказывал, как в юности ездил по лесам на слеты авторской песни, как встречался со знаменитыми в давние времена бардами. Меня тогда ещё поразило, что никто из ребят в классе не знал этих имён – Никитины, Туриянский, Лорес… Надо мной даже смеяться пробовали, и пришлось пускать в ход кулаки – за что получил от Деда по полной.
А почему тогда, в дошкольном детстве, я так запал на эту песню Окуджавы – мне и до сих пор было непонятно. Вроде и в словах ничего особенного, и музыка средненькая, а вот проникала в душу до самой глубины. И оттуда, с глубины, поднимались и радость, и тревога, и надежда, и страх. Пугал меня, лет чуть ли не до семи, этот загадочный «силуэт совиный», который клонится с облучка. Будь это просто сказкой, всё было бы правильно и понятно. Эка невидаль – сова управляет бричкой. Может, это сова из «Винни-пуха», или какая-нибудь в том же роде. Но сова из песни была непонятной и доводила меня чуть ли не до слёз. То ли ужаса, то ли восторга. «Ничего, попозже эту сову мы разъясним», улыбался Дед, но так ничего и не разъяснил. «Не нервируй ребёнка, у него комплексы будут, другое что-нибудь пой!» – требовала от него баба Маша, но тут уже восставал я. «Не надо другое! Надо про это! Про сову!»
– Подъезжаем помаленьку, – нарушил молчание Миша. – Значит, вот как делаем: сперва я вас возле озера высажу, потом отъеду поближе к посёлку. Послушаю, что там… не напортила бы, в самом деле, погода. Может, они на лыжах и не выйдут, метели побоятся. Если решатся всё же, тогда я быстренько к вам, они до озера как минимум минут сорок чапать буду. По-любасу отзвонюсь.
Машина свернула с шоссе на почти незаметную боковую дорогу и не спеша покатила по лесу. Тут уже была настоящая зима – кусты чуть ли не по верхушки в снегу, на чёрных еловых лапах – самые настоящие сугробы. Страшно подумать, что по такому лесу придётся пробираться на своих двоих.
Слегка развиднелось, но лишь оттого, что невидимое за тучами солнце поднялось повыше. А сами тучи, беременные снегом, казалось, стали ещё плотнее.
– Вот тут, мужики, десантируйтесь, – остановил «Иволгу» Миша. – Сюда же и подъеду потом, а пока я разведкой займусь, вы вокруг озера походите, наметьте пути отступления.
Мы с Димой вышли. Сразу же пахнуло еловой смолой, далёким дымом, и почему-то даже грибами – хотя и не сезон.
Против моих опасений, идти по заснеженному лесу оказалось не так уж трудно. Главное – экипировка соответствующая. Ботинки с высокой шнуровкой (специально вчера купил в «Юниоре» возле метро) совершенно не пропускали снега, непромокаемые тонкие штаны поверх обычных лыжных брюк не сковывали движений. Хотя, наверное, тут и адреналин влиял. Пусть не море, а снег – всё равно казался по колено. Хотя реально доходил едва ли не до пояса.
Мы с Димой шли почти молча, обмениваясь лишь короткими репликами: «правее возьми чуток», «не, между этими ёлками не пролезешь, лучше вон там, по дуге», «осторожнее, тут брёвна какие-то под снегом». В принципе, пути отступления вполне проходимые, не такой уж тут бурелом. Но лыжникам, конечно, придётся несладко.
Наконец выбрели к противоположному берегу озера – где проходила лыжня. Само озеро ещё не схватилось льдом – только с краёв, и то чуть-чуть, а в середине едва заметно дымилась чёрная вода.
– Не хотелось бы сейчас окунуться, – подумал я вслух.
– Ну, на вкус и цвет… – хмыкнул Дима. – Я вот моржевал раньше, очень полезно организму. Сейчас уже редко, некогда всё… Ладно, хорош болтать, вот смотри – здесь кусты подходящие, в них и засядем. Сверху, с лыжни, нас хрен увидишь. Так, сейчас у нас десять ноль семь. Завтракают эти в половину десятого обычно… Значит, скоро уже выйдут. Ну, не проспим, Мишаня отзвонится.
– Слушай, я чего не пойму, – заинтересовался я, – ты ж сам велел комм отключить и батарею вынуть. Почему мне нельзя, а вам можно?
– Элементарно, Ватсон! Во-первых, потому что тебя слушают, а нас нет. Во-вторых, у нас с Мишаней вообще не коммы, а рации. Радиус действия пять кэмэ. Реально даже чуток меньше, если учитывать неровности рельефа. А где ты видишь ровности? Так что не боись, чекисты здесь не ходят. А вот лыжники ходят, и не только наши объекты. Так что без дела не болтай, лады? Притворись кустиком.
Я притворился. Я-кустик сидел на корточках, читал Иисусову молитву и мечтал, чтобы всё скорее уж кончилось. Адреналин бурлил в крови и требовал что-то делать, куда-то бежать, кого-то рвать – а приходилось тихо сидеть.
Спустя бесконечность у Димы что-то негромко засвиристело. Он вынул из-за пазухи узкую чёрную трубку, тихо произнёс: «Приём. Сокол двадцать» – и замолчал минуты на три.
– Значит так, – глухо заговорил он, убирая рацию. – Планы меняются. Миша там послушал и дачу, и прочий местный эфир. В общем, авария у них, без света сидят. Ночью подстанция где-то сгорела, и отремонтируют нескоро. Не раньше понедельника. Поэтому сегодня никаких лыж у наших клиентов не намечается, и более того – поедут в городскую квартиру. А квартирка у них, между прочим, в таком элитном и охраняемом домике, что туда соваться не с нашим свиным рылом.
– И что ж теперь делать? – поёжился я.
А ведь как всё ладно складывалось!
– Что делать, что делать, – передразнил Дима. – Действовать надо, Саня. И быстро. Пока они ещё тут, пока только собираются. А собираются они хоть и не очень спешно, но обедать собираются уже в городе. У них, видишь ли, беда какая, ещё и генератор сломался, много лет в нём надобности не было, вот и не проверяли. А как припёрло – так вместо света включился закон подлости. Короче, ты понимаешь, что это значит?
– Что? – я не понимал.
– А ещё высшее образование, – укоризненно покачал головой Дима. – Это значит, сигнализация у них на фиг вырубилась, о чём они давно уже на пульт позвонили, чтоб там не дёргались. Поэтому одной головной болью меньше. В общем, так. Сейчас мы быстро выдвигаемся к тому берегу, Мишаня уже катит. Подбирает нас, мы подъезжаем в наглую прямо к их дому. Там в посёлке вообще-то шлагбаум, люди карточку суют, но электроника эта питается от общей сети, так что сейчас вырублена. Ну и подняли его, шлагбаум то есть. Наши клиенты ж не одни такие умные. Многие сейчас в город валят. В общем, применяем силовой вариант. Входим аккуратно, собачек парализатором успокаиваем. Потом в подземный гараж, порезать им колёса на всякий пожарный. Ну а потом в дом. Хватаем твоего пацана и ходу. Если пидоры рыпнутся, значит, огребут. Что, Сань, небось, кулаки чешутся, пощупать им физии хотца?
Я не смог отрицать очевидное.
– Только вот кулаками не надо, – продолжал Дима. – Один из этих гомиков, между прочим, чёрный пояс имеет, по каратэ школы шито-кан. А у тебя ж не то что чёрного, у тебя, небось, и белого пояса нету? Так что придётся применять спецсредства. Вот, держи.
Мы вылезли из кустов, и Дима, сунув руку в подсумок на боку, вынул оттуда что-то чёрное, тускло блеснувшее.
– Держи-держи! Да не бойся, он только похож на боевой, а на самом деле это переделка под игольчатый парализатор. Гуманное оружие, полтора часа неподвижки и никаких побочных последствий. Если, конечно, не в глаз палить. Ты вообще такое в руках держал когда-нибудь? Смотри, всё просто до идиотизма. Вот этот рычаг слева – предохранитель. Опустишь его вниз, как войдём в дом. Это – спусковой крючок. Нажимать надо плавно, чтоб ствол не дёрнулся. Заряда игл тут более чем достаточно. Выстрелов на полсотни. А нам если и потребуется, то пара-тройка, не больше. Поэтому запаску не даю, только лишний вес будет.
Я с некоторым сомнением взял пистолет. Армия, конечно, армией, но там мы имели дело только с бессмертным автоматом Калашникова, да и то стреляли нечасто. Пистолеты же – оружие офицерское, солдату-срочнику ни к чему. С другой стороны, машинка и впрямь не особо хитрая. Уж, пожалуй, ничуть не сложнее дрели-перфоратора с тридцатью программными режимами.
– Да просто в карман сунь, – посоветовал Дима. – У меня-то по-взрослому, – похлопал он себя по левой подмышке, – но тебе такую сбрую сооружать некогда. Да я и не думал, что вообще пестики пригодятся. Подвела нас небесная канцелярия. Ну, погнали. Время – деньги, согласно теории Эйнштейна-Рокфеллера.
И мы погнали. Тем более, надо было успеть до бурана.
Почти успели. Мишаня не стал уж наглеть сверх меры, припарковался у соседнего дома, на вид – совершенно необитаемого. И как только мы с Димой вылезли из «Иволги» – на щёку мне упала снежинка. Потом другая… Ощутимо потемнело, ветер ударил в глаза.
– Ну, сейчас начнётся, – шепнул мне Дима. – Не забудь с предохранителя снять. И аккуратнее, а то себя же и стрельнешь. Всё, на месте.
Владение господ Полозкова и Кривулина впечатляло. До газовых олигархов им, может, было и далеко, но трехэтажный кирпичный дом – розовые кирпичи в шахматном порядке чередовались с голубыми – тянулся куда-то далеко вглубь участка. Небось, там у них и крытый бассейн, и бильярдный зал, и зимний сад… и что ещё полагается лучшим представителям объединённого человечества… Вверху дом венчали остроконечные башенки, оттого он казался средневековым замком. Ну и забор, конечно, мощный. Высотой чуть ли в два моих роста, из гофрированного железа, поверху – частым гребнем заострённые штыри длиной в ладонь.
Ворота – широченные, и танк въехал бы – конечно, были закрыты.
– А как мы, собственно, внутрь попадём? – шепнул я Диме.
– Не вибрируй, технология отработана, – сухо сообщил он. – Дальше давай, до угла.
Когда мы, крадучись, добежали до угла – метров сто, не меньше, – снег, наконец, повалил по-настоящему. Лицо прямо как тёркой драло, глаза слезились.
– Как внутрь войдём, рукавицы сними, только мешать будут, – чуть слышно посоветовал Дима. – Вот, смотри, какие против таких заборов разработаны технологии.
Он что-то достал их своего подсумка – мне сперва показалось, клубок шерсти. Встряхнул, быстро размотал – и резким, почти неуловимым движением швырнул вверх и вперёд. Нечто, похожее на клубок, зацепилось за штыри, развернулось – и стало ясно, что это узенькая, сантиметров в двадцать шириной, верёвочная лестница. Только толщина верёвок – миллиметра три от силы. Несерьёзные какие-то ниточки.
– Слона выдержат, – успокоил меня Дима. – Это ж гипероксилон. Спецназовское снаряжение. В сложенном виде не больше кулака, а до пяти метров подняться можно. Короче, смотри, как я делаю, и повторяй.
Дима ухватился за поперечные нити и шустро полез на стену. Взялся за штыри, подтянулся, подогнул ноги и закинул их на стену. Потом, отпустив левую руку, дёрнул на себя лестницу и резким движением перекинул её на ту сторону. Снова обеими руками сжал штыри, ловко перебросил тело за стену – и быстро исчез внутри.
Всё это было замечательно и смотрелось как эпизод из боевика, только вот я-то как попаду внутрь? Лестница же одна.
Впрочем, ответ последовал секунд через десять. Край лестницы появился над стеной, побалансировал мгновение – и скользнул вниз, на мою сторону. Я подошел, мельком глянул – к концам продольных нитей были привязаны небольшие гайки. Дёшево и сердито.
Я ухватился за поперечные нити-перекладины, шустро полез вверх. Помогал, конечно, бушующий в крови адреналин, но вот ладони резало даже в плотных рукавицах. Или дело в отсутствии привычки? Да, брат Сашка, это тебе не в R-подключениях геройствовать, это реал, и ты не супермен…
Впрочем, до края стены я добрался вполне пристойно. Дальше было сложнее. Подтянуться-то я подтянулся, а вот встать на стену, не нанизав себя на штыри, оказалось нетривиальной задачей. С третьей попытки, впрочем, мне это удалось, я перекинул тело на ту сторону и повис на левой руке, судорожно пытаясь правой нащупать лестницу и потянуть её на себя. В конце концов получилось, и вниз я уже спустился без приключений.
– Долговато, – прокомментировал Дима. – Но для первого раза с пивком потянет.
Он ухватил лестницу, каким-то хитрым движением дёрнул её вверх и вбок, а потом вниз. Миг – и вот он уже сматывает её в клубок, убирает в подсумок.
– Уходить через ворота будем, как культурные люди, – пояснил он. – Ворота замечательные… изнутри засов, и всё. Они их запирают только когда уезжают. Ладно, действуем по плану. Сперва в гараж.
Он уверенно направился влево, будто в точности знал, где тут что. Впрочем, и знал – наверняка же у подпольщиков имеются данные космической съёмки, а то и даже копии проектной документации на дом.
Запертая дверь гаража Диму ничуть не напрягла. Он достал из своего подсумка какую-то изогнутую хреновину, поковырялся в замочной скважине – и дверь подалась вперёд.
– Теперь быстро и тихо, – шепнул он мне в ухо. – Рукавицы сними, парализатор достань. Страховать меня будешь. Кто появится – стреляй без раздумий. Целься в корпус, иголки одежду пробивают только так… даже если чел три шубы напялит.
– А если кто-то из детей? – сообразил вдруг я. – Тогда что?
– То же самое. Полежит в отключке полтора часа и придёт в норму. Говорю ж, вреда никакого. Не вибрируй.
Мы скользнули внутрь, во тьму. Но Дима победил её фонариком – и та съёжилась, спряталась по углам.
Гараж был огромен. Наверное, площадью в сотку. Имелись тут микроавтобус мицубиси, трехместный флаер-пандав и здоровенный трехосный внедорожник «ракшас».
– Страхуешь? – оглянувшись через плечо, спросил Дима. Потом достал из подсумка нечто вроде портативной дрели на батарейках, только размером не больше парализатора, который я судорожно сжимал в руке. Приладился к колесу «ракшаса», нажал невидимую кнопку, чпокнуло – и колесо со змеиным шипением просело. Умно, понял я. В первую очередь выводит из строя самую опасную для нас машинку. На флаере в такую метель летать нельзя, а по земле он даёт скорость не более шестидесяти. Микроавтобус пошустрее, но уступает ракшасу в маневренности.
Размышления мои оказались недолгими.
– Кто здесь? – послышался недовольный мужской голос со стороны двери. Там, у незакрытых ворот гаража, нарисовался чёрный силуэт.
На миг ощутив себя суперменом, я вытянул руку с парализатором и плавно, как наставлял Дима, выжал спусковой крючок.
Звук выстрела и вспышка слились воедино. Руку мою резко дёрнуло. Силуэт исчез.
И тут же ударил свет. Отовсюду. Белый, мёртвый, прожекторный. Ярче солнца. На миг я ослеп – и потому не заметил, как мне врезали по затылку – словно медвежьей лапой. А потом, с не меньшей силой – в живот.
Краем сознания я успел ещё зацепить множество чёрных фигур, какие-то бледно-розовые сполохи, а потом пространство повернулось и куда-то полетело сквозь меня, но я уже был не здесь, я тонул в океане боли, и боль была такая жаркая, жёлтая и жадная, что я вовсе не ощутил, как защёлкнулись на моих запястьях наручники.
И тогда пришла спасительная тьма.