И действительно принесли. Не сразу, правда. Мы довольно долго сидели и молчали. А зачем было говорить? Во-первых, ясное дело, слушают нас, как и в приглядской камере. Во-вторых, всё уже было ясно. И от этой прозрачной, стеклянной ясности было больно, как от лекарского ножа. Как больно было пациентам господина Алаглани, когда он вырезал им чирьи или вросшие ногти. Как больно было мальчишке Арихилаю, когда господин Алаглани кормил демона его болью.

Наверное, будь у нас сейчас с собой кот, не пришлось бы заставлять меня вспоминать прошлое. Хватило бы и того, что сейчас грызло душу. О, сколько силы получил бы взамен господин! Может, и не размолол бы весь ихний Тхаарину в мелкий порошок, но уж унестись отсюда куда подальше мы бы точно унеслись.

Я понимал, конечно, что мечтаю о глупостях. Ведь не зря же твердили мне добрые братья, и в первую очередь брат Аланар: нельзя прибегать к демонской помощи. Как бы ни было тяжко, как бы ни было соблазнительно – нельзя. Лучше честно умереть. Как следовало это сделать ещё в приглядской темнице. Нет же, поддался на его уговоры и сам себя убедил, будто мне можно, службы моей ради. Нужда превыше чести, да? И чем всё это кончилось? Такой же темницей, разве что камера получше. Но итог всё равно один. Завтра станем завтраком.

Очень не хотелось мне в клетку. Во всех подробностях я представлял, как стану орать и метаться, когда гиушу терзать начнёт. Я-то не древние праведники, мне на силу духа надеяться незачем. Орать ведь буду. Вот господин, может, и молча всё вытерпит, а я… куда мне… Интересно, что с котом станется. Тоже зверю скормят? Или опыты начнут ставить, как бы через него всё же силу получить?

Но при всём при том понимал я твёро: нет у нас другого пути. Выдать Тхаарину способ – это такое зло сотворить, что небо содрогнётся. Эти-то ни перед чем не остановятся, эти на земле преисподнюю устроят. А значит, надо им помешать. То есть умереть. Да, страшно. Зато это вряд ли будет слишком долго. Зверь гиушу большой, ему мы двое не то что завтрак, так, лёгкий перекус. А зато потом… потом я пойду к престолу Творца Изначального, увижу и матушку с батюшкой, и брата Аланара… А что я Творцу-то скажу? Вот он я, Гилар, сын Таалгаля, и вот мой мешок с грехами… еле волоку. И лгал я, и чужое брал, и трусил, и завидовал, и насмешничал, и жадничал… да это что… убивал! Шестеро висят на душе. И без толку себя утешать, что враги, что по крайней нужде… или я Творцу Изначальному тоже лепетать стану, что нужда, дескать, превыше чести? И потому, если по справедливости, то одна мне дорога, в преисподнюю пропасть – а вовсе не в небесный сад, где вкушают сейчас радость матушка с батюшкой и брат Аланар… единственные люди, кто любил меня. Может, хоть на минутку разрешат мне с ними встретиться?

Потом я про господина подумал. Он ведь тоже сейчас, должно быть, мается. Давно он понимал, что душа его обречена преисподней, но одно дело «когда-нибудь», а совсем иное – «завтра». Страшно ему, наверное. И страшно показать мне свой страх – ибо вдруг я устрашусь настолько, что стану его просить сдаться? Легко ли ему будет отказать? Разве я ему просто слуга, которому десяток медных грошей платят? Интересно, а в преисподней мы с ним встретимся? Или там слишком темно будет, не разглядеть?

И вот пока меня грызло всякое такое, скрипнула дверь, отворилась. Вскинулся я, развернулся к двери, остолбенел.

Потому что на пороге появился… кто бы вы думали, братья? Дамиль там стоял, в синей рубахе с вырезом на груди, в серых штанах чуть ниже колена, и в руках у него был поднос со всякими соблазнительно пахнущими тарелками и мисками.

– Вот… – произнёс он тихо. – Я вам покушать принёс.

– Ты как тут оказался? – выпалил я и тут же заткнулся. Потому что ответ очевиден. Вот, значит, кто был третьим нюхачом.

Он не ответил, а наклонился и осторожно поставил поднос на пол.

– Что ж, здравствуй, Дамиль, – протянул господин. – Ты, как я понимаю, теперь здесь служишь?

– Ага, – не поднимая глаз, ответил тот.

– Ну и как служится? Не обижают тебя тут?

– Нет, – буркнул он.

– Тебя не накажут, если ты немного посидишь тут с нами? – предложил господин. – Надо же поговорить, как понимаешь.

Он молча кивнул.

Я меж тем подобрался к подносу. Ну что ж, неплохо. Миски с наваристым куриным бульоном, миски с хорошо прожареной свининой, кувшин со сбитнем. Ложки. Ложки, которые в моих руках могут стать неплохим оружием. Только кого убивать? Поганца Дамиля разве что?

– Скажи-ка, Дамиль, как давно ты работаешь на Тхаарину? – не притрагиваясь к еде, спросил господин. – Скажи правду. Ты никого не подведёшь, сейчас это уже не имеет значения.

– С прошлого лета, – прошептал пацан, всё так же уставясь в чисто вымытый пол.

– И как же это получилось? Ты ведь, когда я тебя из весёлого дома забрал, не был никаким нюхачом? Так?

– Да… – отозвался он. Помолчал и добавил: – А потом голоса услышал. В голове.

Долго этот разговор длился, потому что отвечал Дамиль односложно, и господину почти всякий раз приходилось уточнять, переспрашивать. А я вам, братья, кратко перескажу.

В общем, где-то в середине прошлого лета – как раз когда я только осваивался в аптекарском доме, начал Дамиль слышать у себя в голове чужие голоса. Поначалу перепугался и хотел господину о том рассказать, но голоса велели этого не делать, потому что могут они в беде его помочь. Господин Алаглани не может, а они – могут. Разговаривать с ними следовало мысленно, и Дамиль разговаривал. И про беду свою рассказал, и про то, как жилось ему в весёлом доме. Голоса велели ему следить за господином, подслушивать и подглядывать, а после мысленно им всё пересказывать. Только у Дамиля это плохо получалось. Не пересказывать – а подслушивать. Не было сноровки. И оттого они, голоса, его ругали. Но всё же кое-что он понял. Понял, что «проверки здоровья» – это на самом деле какое-то хитрое чародейство, и что после проверок этих у господина сила колдовская прибавляется. И что кот не просто так, а для чародейства потребен. Дамиль же вовсе не дурачок, просто тихий и робкий. А голоса его наставляли, как надо следить, чтобы не попасться, на что обращать внимание. И так длилось почти год, пока сперва братцы-повара не сбежали с котом, а после Пригляд не попытался арестовать господина Алаглани. Тогда голоса велели ему срочно бежать из дома, указали, куда. А там его ждали какие-то хмурые люди, посадили в повозку и привезли сюда. Здесь он теперь и живёт, моет полы и всякое такое. Кормят хорошо, почти не бьют. А главное, обещают в беде помочь.

– А что сталось с Алаем, ты не знаешь? – спросил я главное, что следовало спрашивать. Всё остальное уже неважно, это пусть господин интересуется, если хочет. Никакой пользя от этого пришибленного чародейского нюхача я не видел. Этот не Амихи, не Гайян, этот кота нам не принесёт.

Выяснилось, что про Алая он почти ничего не знает. То есть знает лишь то, что когда оставшихся слуг выводили из дома, Алая среди них не было. Только Халти и Хайтару. Дамиль в кустах тогда сидел, пережидал, как ему и подсказали голоса.

Потом мы с господином поели, а Дамиль молча стоял возле двери, ждал, когда можно будет забрать посуду. Не чувствовал я в тот миг никакой жалости. Братцы-повара – иное дело, те матушку свою спасали, да и повинились потом, кота принесли. Этот же нюхачил просто из-за каких-то голосов, предавал того, кто его от весёлого дома избавил. Да и сейчас ни слова извинения не произнёс.

Сказать по правде, я о Дамиле особо и не думал. Ну, нюхач. Ну, мне упрёк, что не разглядел я его, не взял на подозрение. Не догадался, что нюхач не обязательно должен в аптекарский дом по-хитрому втереться, вот как я или братцы-повара, что можно заставить нюхачить того, кто ранее ни о чём таком не помышлял и служил верой и правдой. Меня гораздо больше тревожило, что сталось с Алаем. Если приглядские его не взяли, значит, успел смыться. А раз успел – значит, готовился к такому. Небось, и схрон у него имелся. Это вовсе не обязательно значило, что Алай тоже на кого-то нюхачил – но, по крайней мере, он, выходит, предполагал, что из аптекарского дома рано или поздно придётся бежать. А зачем бежать? Не от господина же? Чем опасен был ему, беглому, приютивший его аптекарь? Уж не догадывался ли он, что аптекарь занимается тайным искусством и потому сильно рискует? А что? Вполне мог подслушать что-то, подсмотреть. Парень он умный, четыре класса Благородного училища опять же… Вполне мог сложить палочки.

Пока я этим тревожным мыслям предавался, мы с господином поели и попили, поставили посуду на поднос. Дамиль молча поднял его и направился к двери.

– Не хочется тебя огорчать, – в спину ему произнёс господин, – но и правду скрывать незачем. Послушай, Дамиль, ты зря надеешься на своих новых хозяев. Ничем они тебе не помогут, потому что это невозможно. Легче луну Хоар на ужин съесть, чем это сделать. Ни естеству, ни чародейству такое неподвластно. Поэтому напоследок мой тебе добрый совет: уходи-ка отсюда подальше, как только возможность появится. Ты напрасно поверил голосам, Дамиль. Честные люди лица не прячут. Ну, ступай, и да поможет тебе Творец Милостивый.

Дверь за Дамилем закрылась, и в горнице вновь повисла тишина.

– Жалко мальчишку, – вздохнул спустя пару минут господин. – Из всех вас у него горе самое тяжёлое было, и самое непоправимое.

– Это в каком смысле? – не понял я.

– Когда человек что-то теряет – близких, дом, родину, любовь, он может со временем получить другое, – пояснил господин. – Найти новую любовь, новый дом, новых друзей. С тобой ведь, как я понимаю, тоже так получилось?

– Ну, в общем, да, – согласился я. И впрямь: я потерял матушку с батюшкой, потерял свой трактир. И нашёл брата Аланара, нашёл Праведный Надзор… потом потерял брата Аланара… и ещё кое-что потерял, о чём после… потом вроде бы нашёл другое… но завтра снова потеряю. И больше уже ничего не найду.

– А у него всё гораздо хуже, – складки губ у господина искривились. – Ты ведь знаешь, что я забрал его из весёлого дома? Пришлось чуток силы применить, чтобы его бывших хозяев отвадить.

– Да, вроде что-то такое Тангиль говорил, – кивнул я.

– Ты думаешь, это и есть самая большая беда Дамиля? – усмехнулся он. – Если бы! Самое страшное… – голос его дрогнул. – Самое страшное, что в весёлый дом его сдала родная мать. Осознал?

Я сидел на полу, точно мешком пришибленный. Родная мать!

– Это… Это правда? – голос у меня внезапно оказался хриплым, будто я несколько часов просидел в холодной воде.

– Да, Гилар, – сказал господин. – И заметь, это не пьянь подзаборная, не голь перекатная. Это графиня Изирадуйи-тмау, между прочим. Западный удел, Аргильский край.

– Как такое могло случиться? – в голове у меня никак не умещалось услышанное.

– Графиня была замужем за отцом Дамиля, Гуниалем-тмау, – сухо сообщил господин. – Восемь лет назад, во время Одержания, Гуниаль-тмаа встал на сторону короля и был казнён. Графиня публично отреклась от мужа, и её не тронули. Жила с сыном в своём поместье блих Тмау-Аргилья. И безумно тяготилась одиночеством. Шесть лет назад она, наконец, нашла своё счастье. Князь Бигауди-тмау, живущий в Тмаа-Аргилье, предложил ей руку, сердце и кошелёк. Вскоре, однако, выяснилось, что кое-кто там лишний. И этот кто-то – Дамиль. Князю, видишь ли, совершенно не нужен был сын графини от первого брака, и мало того – отпрыск мятежника. Бигауди-тмаа делал карьеру, метил на воеводское кресло – куда, кстати, и попал потом. Кроме того, Дамиль был наследником своей матери, что тоже не радовало молодого мужа. В общем, он поставил графине категорическое условие: Дамиля быть не должно. Не только в их доме, но вообще в семье. Куда хочешь, сказал, девай своё отродье. Хочешь, утопи, хочешь, в лесу привяжи волкам на ужин… меня это не касается.

– Но как же она? Ведь она же мать! – снова не понял я.

– К сожалению, Гилар, матери бывают очень разные, – сквозь зубы процедил господин. – Что себе графиня думала, не знаю, я к ней в сердце не заглядывал. Но тётка она ушлая, начала шустрить… и вскоре нашла людей, которые за умеренную плату пообещали всё устроить. Графиня поставила только одно условие: не убивать. Чего-то, значит, всё же испугалась. Дело обтяпали так, будто Дамиль утонул, когда купался в реке. Труп, конечно, для вида поискали пару дней. А на самом деле его увезли в столицу и продали в весёлый дом. Графине сообщили, что он в таком месте, где будет сыт, одет и послужит радостью достойным людям.

– Это вам всё сам Дамиль рассказал? – не поверил я.

– Что-то он сам, – кивнул господин, – некоторые разговоры матери он подслушал. Остальное узнал я с помощью чародейства.

– Да это же… это же… – и тут, честно признаюсь, почтенные братья, вылетело из моих уст слово, за которое брат Аланар велел бы мне вымыть рот с мылом. Но что поделать, если только это слово, единственное из всего языка, подходило к случаю?

– Именно, – подтвердил господин. – Ты понимаешь, какую боль он носит в себе?

– Это ж сколько силы вы на его боль получили… – протянул я.

Господин сгорбился, уставился в древесные разводы на досках пола.

– Верно, Гилар, – протянул он глухо. – Больше, чем Дамиль, давала боли только Хасинайи.

– А остальные в каком же порядке? – зачем-то спросил я. Хотя какая теперь разница?

– Следующий за Дамилем – Алай, – признался господин. – Тонкая душа, благородная, на таких душах ничего не заживает. Затем ты. После тебя – Амихи с Гайяном, они примерно поровну силы давали. Затем Хайтару, похуже – Халти. И совсем уж мало толку было от Тангиля. Я ведь и взял-то его лишь потому, что граф Югарайли-тмаа мне его навязал в подарок, и неудобно было отказываться.

Помолчав, я спросил:

– А что вы имели в виду, когда сказали ему, что ничего невозможно сделать?

Господин Алаглани вздохнул.

– Знаешь, что самое страшное, Гилар? Он её, стерву, не возненавидел! Он безумно любит её и мечтает, чтобы она снова полюбила его. Я ведь не совсем чудовище, Гилар. Мне не нужен источник силы такой ценой, и я предлагал Дамилю помощь. Тогда-то он и узнал, что я чародей, хотя я и не называл в разговоре таких слов. Ну а как не сообразить? Я предлагал ему наказать графиню – примерно так, как наказал купца Баихарая. На расстоянии это сложнее, требует большего расхода силы, но не тот случай, чтобы экономить. Он категорически отказался. Он не хочет маме никакого зла. Изыскивает даже ей какие-то оправдания, винит себя – дескать, плохой он сын, глупый, грамота ему не давалась, позорил её, на дудочке играть учился у деревенского пастуха, а ведь сказано было – с чёрным людом не водиться…

– Да уж, – глубокомысленно изрёк я, потому что никаких мыслей в голове не осталось. Даже завтрашний зверь гиушу как-то поблек.

– Предлагал я и другое, – добавил господин. – Мужа-князя истребить, это легче лёгкого, Дамиля привезти к графине и заставить его принять в дом, пообещав, если станет отказываться, огласку. Но ему и это не нужно. Ему нужно, чтобы она сама. Чтобы снова полюбила, чтобы отыскала. Ну а как я это ему сделаю? Любовь – такая штука, ни от какого чародейства не зависит. Наивный Дамиль думает, что колдуны из Тхаарину ему помогут. Ты же видел, он не поверил моим словам. И не поверит, потому что это его последняя надежда. Теперь понимаешь?

– Может, всё-таки стоило эту тварь покарать? – протянул я. – Эх, жаль, поздно узнал, а то сообщил бы в Надзор…

– А что Надзор? – хмыкнул господин. – Надзор тут не при чём. Никакого чародейства, никакого бесолюбства. Дело чисто светское, уголовное. Но ты прикинь перспективы. Не медник, не ткачиха. Графиня и князь. И не опальный какой-нибудь аристократишка, забившийся в своей деревеньке, а краевой воевода, уважаемый человек, влиятельный…

Мы помолчали снова. На этот раз очень долго. Уже и свет в жёлто-синем окошке ослабел – видать, солнце клонится к окоёму. Здесь, в горнице, было невероятно тихо – ни птичьих криков не слышалось, ни шума деревьев, ни ветра. Даже мухи не жужжали и мыши не скреблись. Тишина давила на уши, плющила мозги.

Видно, и господин что-то похожее чувствовал, потому что вдруг сказал:

– А знаешь, Гилар, мне пришла в голову странная мысль. Может быть, и глупая. Вот смотри. Человек, который с нами тут разговаривал, боится показать своё лицо. Человек явно привыкший к власти, человек неглупый и лишённый сословных предрассудков. Не слишком молодой, судя по голосу. Человек, чьи люди служат в Тайном Пригляде – а в Пригляд, как ты знаешь, кого попало не берут, учиняют строжайшую проверку. Никаких мыслей не возникает?

Я подумал, прикинул и так, и этак… ничего толкового в голову не лезло. Ну, может, колдун этот купил каких-то начальников приглядских. Беридаи-тмау, например, а то и повыше. И что?

– Я же говорю, мысль достаточно безумная, – правильно оценив моё молчание, продолжил господин. – Но ты подумай: кто у нас в Державе имеет огромную власть, но чьего имени никто не знает, чьего лица никто не видел? Очень, меж тем, известный человек.

Я не сел на пол только потому, что и так уже сидел на корточках, привалясь к стене.

– Вы хотите сказать… – в горле запершило, – что если бы этот наш искуситель сюда вошёл, мы увидели бы золотую маску?

– Именно это я и хочу сказать, – твёрдо и довольно громко произнёс господин. – Я пришёл к выводу, что у гражданина Благоуправителя весьма разносторонние интересы. И что у сообщества Тхаарину тоже интересы обширные. Им с Благоуправителем было на чём сойтись. То-то столь легко произошло Одержание. Раньше я думал, что дело в Нориланге, но теперь вижу: не всё так просто. Нориланга тоже поучаствовала, конечно, но её Особым Сыском тоже пользовался кто-то третий. И что мы имеем? После Низложения и Одержания сняты все запреты на занятия магией. Огромное подспорье для Тхаарину. С другой стороны, Новый Порядок установился на удивление легко. Явно помогли. Причём не только деньгами, но и чарами. В общем, всем стало хорошо. И заговорщикам, свергнувшим Старый Порядок, дорвавшимся до власти. И магам, которые получили, во-первых, безопасность, а во-вторых, власть. Остаются, конечно, вопросы. Например, кто кем крутит, собака хвостом или наоборот. Гражданин ли Благоуправитель, ещё в бытность свою предводителем заговорщиков, кинулся за помощью в Тхаарину, Тхаарину ли замыслил всё это и купил исполнителя, выбрав из кучки заговорщиков наиболее удобного… Или же вообще выдвинул Благоуправителя из своей среды. А может, наш невидимый собеседник и есть легендарный Халаш-гуни, ставший вождём Тхаарину семнадцать лет назад?

– Господин мой, – я подскочил к нему и дёрнул за рукав. – Что вы делаете? Стены же имеют уши!

– Совершенно верно, Гилар, – громко рассмеялся он. – И эти уши сейчас услышали нечто такое, что им лучше бы утаить, иначе непременно какая-то пакость с ними приключится. Утонут в луже, захлебнутся пивом, попадут под лошадь… и сие случится с каждым, кому они поведают услышанное. Потому ушам лучше бы залепить себя воском, а на отчёте сказать, что узники или молчали, или распевали песни непристойного содержания. Иначе завтра, на пути в клетку, я могу и озвучить свои безумные предположения. И добавить, что ещё вчера об этом с тобой говорил.

– Господин, нас же прямо сейчас прикончат! – шепнул я ему прямо в ухо.

– Если сам Халаш-гуни подслушивал, то несомненно, – спокойно ответил он. – И в этом случае мы ничего не теряем. Какая разница, стать для гиуши завтраком или ужином. Но вряд ли он сам унизился. Государственных забот разве мало? Равно как и тхааринских. А те ребята, что нас сейчас слушают – они же умные ребята, они ничего никому ни о чём не скажут.

– Ну, коли так… – с сомнением протянул я.

– А коли так, – уже гораздо тише произнёс господин, – самое время поговорить о действительно важных вещах. Давай-ка поближе, на всякий случай…

– Что вы называете важными вещами? – шепнул я ему в ухо. – Что важнее того, что вы сказали сейчас о Благоуправителе?

– Есть выход, – немножко смущённо пояснил он. – Не слишком приятный выход… скорее, крысиная тропа. Но это лучше, чем ничего.

– Мы можем отсюда перенестись? – уточнил я.

– Не совсем так, – смутился господин. – Слушай. В договоре, который я заключал с этим демоном, пожирателем душевной боли, есть одна хитрость. До поры до времени я о ней не вспоминал, но сейчас другого выхода не вижу. Итак, если чародею, то есть мне, угрожает смертельная опасность, он может воззвать к демону. Вернее, не воззвать, а… в некотором смысле явиться к нему и запросить помощь. Помощь одноразовую. То есть силы хватит ровно настолько, чтобы мне одному открыть канал в безопасное место. Повторяю: одному. А за это я должен всю оставшуюся жизнь бесплатно снабжать демона его пищей… то есть болью тех, кто мне доверился. Я больше не получу ни грана силы, я перестану быть чародеем… но продолжу чародействовать.

– А если надуете его? – ухмыльнулся я. – Сбежите в безопасное место и всё, и никаких больше никому проверок здоровья?

– Наивный ты всё же, – скривился он. – Ребёнок. Несмотря на отличные мозги и жизненный опыт. Любое нарушение договора карается. И если я откажусь поставлять ему боль, то он станет мучить меня. У нас ведь сохранится связь.

– Так что вы хотите? – я и впрямь не понимал. Он собирается сбежать и сделаться холопом демона?

– То, о чём ты только что сказал, – почти не двигая губами, прошептал он. – Надуть его. Пойду к нему, поклонюсь в ножки… или что там у него… копытца… Попрошу неотложную помощь. Вернусь сюда – и переправлю тебя куда скажешь. А зверь гиушу… ты же сам говорил, что за Арихилая я заслуживаю костра. Прибавь к тому все эти годы. Всю эту боль, которую вытаскивал на поверхность ваших душ. А боль ведь как огонь – оттого, что зажжёшь и передашь факел, огня не убудет. Так было с Хасинайи… боль в ней только нарастала и в конце концов убила её. Ты ведь подглядывал, как я наказал купца Баихарая? А кто из нас лучше – тот, кто зажёг огонь, или тот, кто раздувал? Пойми же ты, наконец, – чуть слышный голос его был, однако, твёрд, – зверь гиушу – самое малое, что я заслуживаю. Да, я жил со всем этим. Жил, потому что нужна сила была, Илагая лечить. Теперь её не станет, и через год-полтора он умрёт. Хорошо ли будет, если душа его из Небесного Сада увидит мои непотребства? Нет, Гилар, даже правильно, что всё именно так сложилось. Сколь верёвочка ни вейся… А тут хоть тебя вытащу. Тебе-то зачем умирать? Ты молодой, ты нужным делом занят.

Я задумался. Долго молчал, скрипел мозгами. Никак не мог сообразить, как же замысленное сотворить. И потому стал уточнять:

– Ну хорошо, а как именно вы к этому демону отправитесь? И что для этого потребно?

– Конечно, не в теле, – начал он терпеливо объяснять. – К нему отправится моя душа, а тело останется здесь, в глубоком сне. Есть способы не разорвать, но утончить связь души и тела.

– Так, небось, для того колдовская сила потребна? – усомнился я. – А из вас всё выжали, как винодел из виноградин.

– Чародейская сила тут совершенно не нужна, – он легонько потрепал меня по волосам. – Для этого следует всего лишь изменить своё дыхание. Если это сделать правильно, а я знаю, как – тогда душа сможет выйти из тела.

– Ну, выйдет, а дальше что? – продолжал я свой допрос. – Как она попадёт к демону?

– Тут нет ничего сложного, Гилар, – улыбнулся господин. – Я увижу направление. Будет знак… И надо просто двигаться в этом направлении, тропа сама приведёт куда надо. Есть только одна загвоздка… Для того, чтобы шагнуть на эту тропу, нужно сделать усилие… ну, как бы объяснить понятнее… прыгнуть, что ли. Ведь между миром человеческим и тем миром всё-таки есть граница. Она проницаема, но всё же… В общем, мне потребуется твоя помощь.

Вот! Это уже теплее!

– Что я должен делать? – торопливо сказал я.

– Твоя душа тоже должна ненадолго выйти из тела, а после подтолкнуть меня, как я дам знак. – Он на минутку задумался, подбирая слова. – Понимаешь, тела не будет, но тебе всё равно будет казаться, что оно есть. И ты просто сильно толкаешь меня вверх и вперёд. От этого толчка я смогу выбраться на тропу, а ты, наоборот, мгновенно очутишься в теле. Понимаешь, я не уверен, что смогу сам прыгнуть… никогда же этого не делал, а только читал про такое. А в трактате том говорилось, что не у всех получается, что надёжнее с помощником.

Вот теперь всё сложилось одно к одному. Я даже лицом просветлел. Значит, Милостивый Творец всё же обратил на меня внимание…

– Ну, рассказывайте, как дышать надо, – перешёл я к делу. – Авось, разберусь, в Надзоре тоже ведь кое-чему учили, не только сабельному бою и землеописанию. Учили правильно молиться, а для того – правильно сидеть и правильно дышать.

И он начал рассказывать. Нет, почтенные братья, я не вижу никакого смысла сейчас описывать все тонкости. Кому интересно, может обратиться к трактату Изигаради Хмурого, сожжённого постановлением Третьих Врат.

В общем, всё у нас получилось. Легли мы на спины, закрыли глаза, и начали понемножку изменять силу и скорость дыхания. Сперва всё было как и раньше, потом заплясали перед глазами цветные пятна, потом зазвенело в ушах, и с каждым правильным вдохом и не менее правильным выдохом звон этот превращался в музыку. Мотивчик сейчас не напою, вот уж какого дара нет, так этого. За мотивчиками вы к Дамилю, если найдёте.

Ну а потом растаяла темнота перед глазами, сменилась огромным серым пространством. И знаете, я одновременно видел и этот простор, и горницу, где лежали на чистых половицах наши тела. Я пошевалил руками, ногами – но тот, внизу, оставался недвижим. Зато я – тот я, который вверху – чувствовал себя прекрасно. Ничего не болело, не тянуло в животе, руки и ноги были сильными, готовыми к делу. Похоже, и с господином случилось то же самое. Он даже как-то распрямился, лицо его сделалось чуть моложе, пропали вертикальные морщины, идущие от носа ко лбу. Он развёл руки в стороны, точно крылья, и произнёс несколько слов на незнакомом мне языке. Взывал к демону? Да, именно так. Потому что вскоре среди окружающей нас бескрайней серости засветилась поначалу тусклая – а потом всё ярче и ярче – зелёная тропа. Словно травой молодой заросла, хотя не бьло никакой травы, это сам воздух светился. И она была не на уровне наших ног, а заметно повыше. Не менее двух локтей.

– Ты слышишь меня, Гилар?

Голос господина звучал иначе, чем всегда. Теперь он словно раздавался внутри моей головы, и не было в нём прежней густоты.

– Ага, – произнёс я громко, и мой голос оказался точно таким же. Обесцвеченным, что ли.

– Тогда подойди вплотную, обхвати за пояс, и как я скомандую «пошёл» – что есть силы толкай вверх.

– Понял, – кивнул я. Подошёл, обхватил, дождался команды – и что есть силы толкнул его вниз, в едва просвечивающую горницу. А сам от этого толчка взлетел на тропу. Ничего, плотная, под ногами совсем не проминается.

– Так будет правильнее, господин мой, – сказал я всё тем же бесцветным голосом. – Вы идите вниз, а я уж с демоном вашим сам разберусь, это моя работа.

И, не оборачиваясь, пошёл вперёд, по узкой зелёной тропе.