Всю ночь, оказывается, падал снег. Утром распогодилось, вылезло из-за надоевших туч солнце – и осветило морозное великолепие. Асфальт ещё ладно, просто мокрый, а вот газоны, деревья, крыши гаражей покрылись тонким белым слоем. Белый – цвет смерти… На миг вспыхнул в уме ночной кошмар – и тут же растворился, спрятался где-то в памяти, точно рак под бревном-топляком в обмелевшей речке Вихлее. Один такой вцепился в губу Смерчу, старому пегому коню, когда Гаррану впервые доверили вести его на водопой. Что уж выгнало речного обитателя из родного укрывища? Но от одного коня мысль перескочила на другого. Придётся на дарёную «восьмёрку» зимние шины ставить. В сервисе, конечно, станут сочувствовать, особо огорчится Егорыч. К «паркетнику» он как к родному относился. Хороший бы из старика вышел конюх.
Одно за другим – вспомнился Гром, чёрный, как первая весенняя борозда. Когда пришло время отправляться на эту сторону, жеребцу было три года. Сейчас Гром уже немолод. Конечно, подзаботные ухаживают как надо, кормят, чистят, объезжают – но всё это не то. Почётная пенсия в расцвете лет.
Насколько всё было бы проще, найдись ход на эту сторону лет двести назад! А лучше пятьсот. Может, и не пришлось бы вот так, как сейчас. Может, удалось бы повернуть безболезненно. Тогда ещё Искусство позволяло.
Он набрал номер.
– Дмитрий Антонович, здравствуй, дорогой. Игорь Ястребов тебя беспокоит, помнишь такого? Ну как ты? А супруга как себя чувствует? Слушай, с этим не шутят, я тебе дам контакт отличного кардиолога, кандидат наук, завотделением. Скажешь, что я порекомендовал, он всё как для меня сделает. Кстати, вы с ним два сапога пара, он так же от рыбалки фанатеет… А Иришка что? Куда думает поступать? Ну что ж, разумно, хотя, конечно, и непросто. Но она ж девчонка головастая, думаю, потянет. Как я сам, интересуешься? Да нормально вроде всё, работаю. Петровское дело? Ну да, резонанс мощный. Думаю, всё там в итоге хорошо получится, не тронут бедных дачников. Слушай, у меня к тебе маленькая просьба. Сможешь нескольких человек устроить на работу? Да, по специальности, учителя, педагоги. Какие предметы? Да разные там. Нет, не сейчас. В будущем году. Наверное, даже где-то в конце мая. Только вот одна закавыка. У них в трудовой будет восемьдесят первая нарисована, часть восьмая, ну и в прессе, возможно, разные гадости на них выльют. Так вот, ты всему этому не верь, это люди незапятнанные, я их знаю. Почему так? Ну, долгая история, и не очень для телефона. Короче, тонкая политика. Да, и если можно, ты их по разным школам распихай. Ну, тебе ж спокойнее будет. Да, чтобы не светились. Спасибо, Дмитрий Антонович. Если какие проблемы, сразу сигналь, порешаем. Ну, счастливо. Привет твоим.
Вот так. Готовимся к предновогодней кампании. Жалко их, из «Школы смысла» – растерзают педагогов-новаторов. И ещё надо придумать, как Палыча отмазать. Всё-таки не рядовой учитель – директор, послать его в Кировскую область под покровительство Дмитрия Антоновича не выйдет. Тут сперва в прокуратуре надо подстраховаться.
Вадим Александрович, как всегда, мягко попеняет. Можно предсказать его слова с точностью до знака. «Игорь, ты, конечно, поступаешь благородно, спору нет, но тратишь на всё это такие усилия… Твою бы энергию – и на основное дело. Давно бы уже пора понять – это не наша земля, не наши люди. Мы здесь чужие, и должны только казаться своими. Казаться, но не быть, понимаешь? Потому что свои мы – для Ладони. Там всё, что нам дорого. А на два дома жить нельзя, мальчик. Рано или поздно окажешься чужим и там, и тут…». Но мешать князь не станет, его же собственное дари не позволит.
…День оказался совершенно безумным. С утра пришлось заехать в редакцию «Столичных новостей», вытерпеть там долгую и нудную планёрку – а ведь хватило бы и пяти минут, чтобы узнать своё задание и сроки. Но Дмитрий Иванович верил, что коллектив – это великая сила, и чем чаще людей собирать на совещанки, тем лучше для дела. Затем встретился на Баррикадной с девочкой из «Партнёра», передал диск с фотками из Егорьевского интерната. Девочку пришлось ждать полчаса. «Ой, простите, я чуть задержалась», – и начала взахлёб рассказывать про уехавший из-под носа автобус, про кошку Белушу, в самый неподходящий момент напрудившую на паркет, про Стасика, который обещал её подбросить на машине, но у него сломались какие-то свечи… Игорь мягко оборвал эту полненькую, очкастую, и, видимо, глубоко несчастную крашеную брюнетку. «Дорогая, всё это настолько интересно, что лучше бы записать… может получиться цикл эссе, а то и целая книга».
В «Свистке» его напоили крепким чаем и завалили предложениями, от которых трудно было отказаться. Но Игорь всё же сумел – лететь на Дальний Восток именно сейчас, когда пропал Федя и ничего ещё не закончилось по Кроеву, было явно не с руки.
В «Пульсе города», куда он всего-то за гонораром и заехал, на него набросился фотокор Лёшка Обаринцев и выцыганил штуку. «До первого декабря, торжественно обещаю и клянусь пионерским словом». Знал Игорь цену пионерскому слову, но от жирного, небритого, начинающего седеть пьяницы Обаринцева проще было откупиться. Тем более что Обаринцев был из «потухших». С ним в своё время поработал Шарафутдин – в то далёкое время, когда безусый и безбородый Гарран только-только сдавал на третий круг. Сейчас трудно и представить, что этот обрюзгший дядечка, которого терпят в профессии только за отдельные удачные снимки, имел запороговую светимость. Шарафутдин сработал тонко – выигрыш в лотерее, стерва-жена, а там само поехало – развод-алименты-бабы-водка. «Видишь, Игорек, – скуластое лицо предшественника расплывалось в улыбке. – И овцы сыты, и волки целы».
Трубка запиликала как раз в тот момент, когда он протянул Лёшке свеженькую, только что из кассы, купюру.
– Добрый день, Настя. Что? Как? Когда? Еду!
Лифт, по закону подлости, не работал, и Обаринцев, вышедший на лестницу покурить, с удивлением смотрел, как звезда столичной журналистики прыжками несётся с девятого этажа.
Настя рыдала, и не было толку от накапанной в стакан валерьянки. Ей бы сейчас помогло сильное снотворное, но спать пока рано, да и химия может помешать, она даёт непредсказуемые повороты.
Из её путаных слов Игорь постепенно выстраивал хронометраж. В тринадцать двадцать у Тёмки кончались уроки и он шёл на продлёнку, откуда Настя забирала его к шести. Но на сегодня продлёнка отменялась – на половину пятого они записались на приём к окулисту, и Настя, отпросившись на полдня, поехала к последнему уроку в школу. В толпе первоклассников Артёма почему-то не оказалось, и она суетливо бегала по школе, донимала всех расспросами, пока не выяснилось, что мальчишку забрали с третьего урока.
– Представляете, охранник школьный пришёл к ним на математику, сказал, что за Артёмом Снегирёвым мама пришла! Мама! – Настя вновь заревела. Игорь не прерывал, это было сейчас бессмысленно. – Ну и он спустился вниз, Тёмка. И всё. И больше никто его не видел! А потом эсэмэска.
Игорь снова перечитал текст на бледно-зелёном экранчике «нокии». «Prover’ e-mail, tam pro syna». Очевидно, они не знали, какая у Насти модель телефона и на всякий пожарный набрали латиницей – вдруг у дамочки такое старьё, что и русского шрифта не увидит? Номер, с которого посылали, разумеется, не отобразился. «Частный» – честно сообщала «нокия».
А в письме тоже не было обратного адреса, да и ай-пи отправителя, надо полагать, подставной. Цепочка прокси-серверов – и попробуй найди!
Небольшой текст. «Анастасия Глебовна! Добейтесь от журналиста Ястребова И. М., автора статьи в „Столичных новостях“, чтобы тот в трёхдневный срок публично признал свой текст фальшивкой и дезавуировал все свои обвинения в адрес известного Вам лица. Нам известно, что с Ястребовым у Вас близкие отношения. В противном случае Вы больше никогда не увидите своего сына. В правоохранительные органы обращаться не рекомендуем – в этом случае к ребёнку будут применены жёсткие меры».
К письму прилагался видеоклип продолжительностью в минуту. Судя по качеству, каким-то мобильником снимали. Но всё можно было разглядеть. Небольшая, тёмная комнатка. Батарея, к ней привязан за вывернутые назад локти Артём в зелёном школьном пиджачке. А напротив, на цепи, уходящей куда-то в стену – здоровенный мастиф. Длины цепи всего сантиметров на двадцать не хватает, чтобы добраться до ребёнка. Мастиф, впрочем, честно старается. Не лает, но глухо рычит. А Тёмка плачет, кричит «Мама! Мама!». Лицо красное, мокрое, светлые волосы растрёпаны.
– Что будем делать? – слегка придя в себя, тихо спросила Настя. – В милицию сейчас, да?
Игорь ответил не сразу. Всё это время он загонял вглубь гнев – тяжёлый, холодный как сталь меча. Сейчас не надо, сейчас излишне. Голова должна быть ясной. Кроев… Слон под боем. Рано же он сбросил его со счёта. Взрыв «паркетника», похищение Фёдора Таволгина – дела, к которым петровский «пахан» явно непричастен. Они, эти серьёзные дела, и заслонили мстительную тварь. Что такое крыса по сравнению с волками? Но крысу загнали в угол, крыса скалит зубы и прыгает, метясь в горло…
– Нет, в милицию без толку, – мягко объяснил он, вставая с дивана. – Пока там раскачаются, пока подключат настоящих спецов – пройдёт слишком много времени. Будем действовать иначе. И через моих Шерлоков, и через других… людей. Сейчас едем в школу, до закрытия успеем. Нужно как следует расспросить того охранника…
С охранником Игорь говорил сам, Настю он оставил в машине. Её слёзы сейчас могли только помешать.
– А ты, мужик, ваще кто? – попытался было хамить толстомясый парень в серо-зелёном камуфляже.
– А я тот злой дядя, кто может тебя очень крепко посадить, – проникновенно сообщил ему Игорь, глядя в болотистого цвета глаза. – Ну-ка, пойдём на воздух, побазарим.
Хлипкий попался охранник, не пришлось даже к Искусству прибегать. Уверенный тон, намёки на причастность к прокуратуре – и бычок спёкся.
Сообщил он, впрочем, не так уж много. Около одиннадцати утра в вестибюль вошла высокая, молодая женщина в светло-серой ветровке, волосы чёрные, стрижка короткая. Представилась матерью Антона Дегтярёва из первого «Б», попросила позвать сына с урока – срочно куда-то ехать надо. Охранник не запомнил. Задницу от стула он, впрочем, не просто так оторвал – женщина сунула ему стольник. Охранник сунулся в класс, сказал, что было велено, а вот обратно на пост вернулся не сразу. Возобладали в нём охотничьи инстинкты, направился он на четвёртый этаж в мужской туалет – уж не курят ли там старшеклассники? С них вполне можно было сшибить ещё пару стольников за молчание. А когда вернулся в вестибюль – там никого не оказалось.
– Парень, ты меня огорчил, – говорить с ним было уже незачем. – Я советую тебе уволиться самостоятельно, иначе… иначе скоро у тебя будут большие траблы.
– Поехали домой, – сказал он Насте, садясь в машину. – Кое-что полезное узнал, нам это пригодится. У меня стопроцентная уверенность, что Тёмка жив. И почти стопроцентная – что очень скоро весь этот кошмар кончится.
Когда вернулись к Насте, он заставил её выпить горячего чаю.
– И поешьте чего-нибудь. Вам сейчас потребуются силы. Давайте я яичницу пожарю?
– Игорь, – задумчиво протянула она, – а может, ну её, эту нашу борьбу? Всё равно в этой стране бандиты не переведутся. Они ж у нас как тараканы… Может, всё-таки напишете это самое опровержение? Я понимаю, как это противно, но ведь Тёмка… там, один… – плечи её вновь затряслись, но сейчас она плакала беззвучно.
Игоря жёг стыд. Настя права – ведь всё из-за него. И Фёдор, и Артём… Он, Искатель, дари пятого круга, просто взял и использовал эту женщину. Как инструмент. Цель превыше всего. И вот сейчас она в отчаянии, а он – он стоит перед ней, смотрит в заплаканное лицо, в большие изумрудные глаза, набухшие мраком.
Что ж, придётся уплатить долги.
– Настя, я думаю, что сейчас Артём спит, – сказал он. – Столько переживаний детская психика выдержать не может, поэтому возникает защитная реакция, сон. И вам сейчас тоже нужно поспать. Я очень надеюсь, что вы увидите во сне… то, что надо увидеть…
– Спать? Да вы что? – взметнулись чёрные ресницы.
– Да. Спать! – он не мигая смотрел Насте в глаза. – Вам нужно спать. Вы хотите спать. Хотите всё больше и больше. Сейчас вы уснёте и увидите Артёма. Пять, четыре, три, два, один. Сон!
Игорь перенёс её обмякшую фигурку на диван, пододвинул кресло, сел рядом. Время заняться настоящим Искусством. Не мелочи вроде Озера Третьей Тени или взгляда через Вторую Плоскость.
Спешить не стоило. Минуты пока ничего не решают. Настроиться. Погасить звуки, слышать только Настино дыхание. Дышать с нею в такт. И медленно, медленно протягивать в её сон дорожку.
Это будет, конечно, не шоссе. Достаточно узенькой тропинки в лесу. Лес можно взять сосновый – светлый, залитый солнцем бор, высокие прямые стволы тянутся в небо, их кроны – как острова в море. Тропинка петляет, по обеим сторонам – заросли малины, свисают красные гроздья, так и хочется сорвать, сунуть в рот – но сейчас некогда, мы сейчас спешим. Уже виден просвет меж деревьев, нам туда, это пространство её сна.
Теперь закрепить канал – ведь возвращаться тем же путём. Запомнить извивы дорожки – если приглядеться, то они образуют буквы, а буквы складываются в слово – Настя. Только буквы не с этой стороны, а с правильной.
…Настин сон был страшен. Металась её одинокая фигурка в метели, издевательски выл ветер, колол щёки ледяными иголками. Ломило руки, а варежки потерялись. Варежки, которые связала мама. Мама, которой больше нет. И Феди нет. И Тёмки не будет.
Её надо торопиться, надо к Тёмке, он плачет, он голодный, он может выпасть из кроватки – там шатается один прут, а вдруг Тёмка его выломает, он сильный мальчик. Но куда? Это незнакомый город, улицы здесь заплелись в петлю Мёбиуса, и спросить не у кого. А ещё сзади раздаётся визгливый лай. Да, это они. Стая бродячих собак давно уже её подкарауливала, выслеживала. Они сперва будут поодиночке подбегать, лаять, потом самая наглая вцепится в ногу, под колено, там незащищённое сапогом место… а после уже все вместе набросятся, повалят, начнут рвать. И у Тёмки больше не будет мамы.
Это было уже слишком, только собак нам и не хватало. Сон уйдёт мимо цели. И без того нелегко соединить два канала в бесконечном круге Нерождённых Смыслов, это ведь как в снежной пустыне пересекаются цепочки следов. А тут ещё собаки.
Он снял с плеча лук. Вытащил из колчана длинную, с оранжевым опереньем стрелу, наложил на тетиву, аккуратно прицелился. В полёте – одновременно и мгновенном, и долгом – стрела походила на шаровую молнию. Беззвучно впилась в горло вожаку стаи, крутолобому серому псу с жёлтыми подпалинами и рваными ушами. Ага, занервничали. Он выпустил ещё несколько стрел, и каждая находила цель.
Настя вдруг поняла, что собак за спиной уже нет. Ветер всё так же свистит, хохочет, но лай стих. И, кажется, стало теплее. Не вообще теплее, а только если идти вон туда, в узкий переулочек слева. Да, точно.
Белесое, с едва заметным лиловым отливом небо кажется потолком в подвале, он низкий, потолок, он сейчас опустится и раздавит, и значит, надо успеть. Вон туда, правильно, слеза на щеке не замерзает, значит, и впрямь тепло…
Вот он, след! Теперь осторожно идти за нею, отсекая паразитные смыслы – вроде собак или подвала.
А Насте уже тепло по-настоящему, в глухой каменной стене распахивается вдруг маленькая и узенькая дверца, с трудом пролезешь – но именно оттуда струится поток тепла, плавит снег.
Там, за дверцей – лето, дача под Петровском, кусты смородины сгибаются под весом огромных, с ноготь, сизо-чёрных ягод, летают красно-коричневые бабочки – они называются «шоколадницы», а ещё скачут здоровенные кузнечики, Димка из дачи напротив говорит, что они называются «саранча», но мама объяснила, что саранча маленькая и только на юге водится, а у нас – зелёные кузнечики. И ещё стрекозы – самые ценные это большие, чёрные, их называют «пираты», а есть ещё поменьше, тёмно-оранжевые, их почему-то зовут «вертолётчиками». Они прилетят, на рыжих вертолётах, и застрелят этого пса напротив, который на самом деле вовсе не пёс, а дракон, только почему-то у него самое опасное – не хвост, а всё-таки зубы. Золотые зубы, как у того дядьки…
Есть! Сны пересеклись, теперь осторожно – прокинуть в Тёмкин отдельную дорожку, не через Настин снежный город, сделаем лучше шоссе, вернём к жизни «паркетник», здесь он может ездить гораздо быстрее, здесь никаких запрещающих знаков, и гайцы тут не водятся…
Игорь зафиксировал канал – теперь уж не оборвётся. Затем осторожно вернулся сосновым лесом в кресло возле дивана.
Но он не спешил открывать глаза. Оставалось ещё наложить найденный источник на карту реальности. Здесь уже четвёртая плоскость необходима, через неё надо глянуть. Ага… Есть направление… и даже примерное расстояние. Чепуха! На «восьмёрке» – не более часа.
– Настя! – осторожно тронул он её за плечо. – Пора! Просыпайтесь.
Она дернулась, завозилась. Потом резко села.
– Что? Что тут было? Я что, задремала?
Последней минуты перед сном она, как и положено, не помнила.
– Да, минут на десять, – сообщил Игорь. – Это естественная реакция на стресс, чего удивляетесь? Но сейчас быстро собирайтесь, мы едем.
– Куда?
– Искать Тёмку. Пока вы спали, мне отзвонился один из моих лейб-сыщиков. Короче, надо проверить один вариант. Я не хочу вас оставлять сейчас одну. И терзаться неизвестностью будете, и… мало ли. Лучше вам не быть одной.
«Восьмёрка» завелась с полпинка. Игорь боялся влипнуть в пробку на пересечении Сущевского вала с Проспектом мира, но – обошлось.
– Куда едем? – пустым голосом спросила Настя.
– Сейчас по Проспекту Мира вырулим на Ярославку, а там уж километров тридцать. Где-то за Клязьмой. Короче, разберёмся на месте.
– Так мы что, к этим самым? К похитителям? – поразилась Настя.
– Во всяком случае, этот вариант стоит проверить, – дипломатично отозвался Игорь.
– Что же вы дома не сказали? Я бы хоть газовый баллончик взяла, у меня есть!
– Настя, – мягко сказал Игорь. – Разве я похож на идиота?
– Иногда да, но сейчас… наверное, нет, – призналась Настя.
– Так вот, я не идиот и понимаю, что делаю. Баллончик не потребуется. Мы с вами не группа захвата, мы пока просто разведчики. Посмотрим на месте, что и как. И вызовем подкрепление.
Он чувствовал – едут верно. Пойманное направление сидело в уме синей ниточкой, ниточка светилась – то ярче, когда приближались, то слабее, когда дорога делала поворот.
Сумерки сгущались, небо вновь заволокло облаками, стоило ждать очередного снега. Но это вряд ли сейчас, подумал Игорь. Это уже ночью. Ночью, когда всё разрешится.
В какой-то момент он едва не заблудился – искал съезд с трассы. Ниточка звала куда-то вбок, направо. Тут уж пригодился подробный атлас Московской области. Ага, вот где она, дорога. Атлас сообщал, что там, куда тянула их синяя ниточка, располагаются дачные посёлки.
Посёлки были. В такое время почти необитаемые – но именно что «почти». Колесить по ним в поисках нужного дома не следовало – ещё спугнёшь добычу. Когда ниточка показала, что до цели чуть меньше километра, он остановился.
– Слушайте внимательно, Настя. Я сейчас выйду на разведку, вы сидите в машине. Мобильный свой выключите и для гарантии даже выньте аккумулятор. Ждёте меня час. Если не приду – возьмите мой телефон и наберите двойку, быстрый вызов. Человека зовут Вадим Александрович, это один из моих Шерлоков. Скажете ему, где вы, куда пошёл я. И ждите. Но это – крайний случай. Я уверен, что всё окончится гораздо раньше.
Игорь с диким трудом сдержался, чтобы не коснуться её губами. Хотя бы руки. Но это и вообще было нельзя, а уж тем более сейчас.
И ушёл в холодные сумерки.
Против ожиданий, это оказался не типовой коттедж, какие, точно грибы-мухоморы, выросли по всему Подмосковью. Обычный дом – большой, солидный, но лет ему явно было за двадцать. Первый этаж – кирпичный, второй деревянный. Светилось несколько окон внизу, верхние слепо чернели.
А вот забор тут был серьёзный. Бетонный, метра три высотой, а поверху ещё колючая проволока в два ряда. Не исключено, что и под током. Железные ворота, поодаль – узкая калиточка. Наверное, видеокамеры просматривают периметр. А периметр немалый – участок тут соток в пятьдесят будет, померил на глаз Игорь.
Ну что ж, ничего особо сложного. Быстрее надо всё это кончать. Здесь ниточка ослепительно светится, прямо как спираль электролампы, а Настя в машине изводится…
Сперва – проводка. Он закрыл глаза, а когда открыл – вокруг тянулись перепутанные щупальца огромного спрута. Тонкие, чёрные, проникали они повсюду, и бежала по ним кровь – тёмно-синяя, почти чёрная. Кровь качало сердце – вон там, вдалеке, сгусток мрака размером с дракона. Впрочем, довольно мелкого дракона, такие ещё ни летать не умеют, ни драться как следует.
Меч тут не нужен – достаточно кинуть дротик. Вот и славно, сердце спрута вспухло огромным мыльным пузырём – и с протяжным хлопком сдулось.
Игорь моргнул. По-прежнему густели сумерки, снег был грязно-синим, высилась впереди громада дома. Только свет в окнах погас.
Но это ещё не всё. Где гарантия, что там не понатыкано жучков и видеокамер с автономным питанием? Мало ли какие интересные зверушки живут в теремке? Жучки? Такие чёрненькие, с усиками, жёсткими крылышками. Что вам делать в стылом доме? Вам сюда, на солнечный майский луг, в мягкую траву, в жирный чернозём… Летите туда, оставьте здесь свои мёртвые железные тела. Вот так, роем. Туда, на луг, в цепкий сон, который радушно примет вас, но обратно уже не выпустит. Вы, жучки, ещё не знаете, что такое росянка? Вам понравится!
Всё, можно идти. И незачем лететь через ворота, есть куда более простой способ. Ведь что такое эти ворота? Что такое эти стальные створки толщиной как минимум в сантиметр? На самом деле – если, конечно, закрыть глаза и увидеть всё в правильном свете – это бумажная дверь. Бумагу побеждают ножницы. Вот они, прямо из ванной, в банки из-под пива, используемой вместо стаканчика для всякой полезной ерунды. Аккуратно вырезаем, аккуратно входим, стараясь не пораниться – ведь стоило моргнуть, и бумага вновь сделалась сталью. Вернее, ошмётками стали.
Он шагнул на территорию – и тут стремительной тенью появился герой скверного фильма, огромный мастиф. Как и тогда, он не лаял, а глухо рычал. Не злись, пёсик, я тебя не так уж и виню. Тебя просто плохо воспитывали, тебя не приучили уважать детей. Нет, брось эти глупости! Я гораздо главнее твоего хозяина! Ты должен на пузе передо мной ползать! И тогда я, возможно, не рассержусь. Правильно, вот так. И знаешь что, приятель? Мотай-ка ты отсюда куда-нибудь, здесь скоро станет очень неуютно.
Спровадив пса, он подошёл к входной двери, прислушался. Кажется, голоса. Люди мечутся в потёмках, ищут припасённые на такой неприятный случай свечи, ругаются на подстанцию, что-то бормочут о генераторе, который в подвале и с которым умеет обращаться только Дрюня… А дверь, между прочим, не заперта. Люди уверены в своей безопасности. Ещё бы – забор, ворота на засове, видеокамеры. В этом вся здешняя суть – сперва возложили упование на мёртвые идеи, потом – на мёртвые вещи. Итогом рано или поздно будет смерть. Для кого позже, для кого и раньше.
Он толкнул дверь, коротко мигнул – и во тьме зажёгся ровный серый свет. Верхнее зрение не позволяет различать цвета, но сейчас и не нужно.
Пройдя коридором, по обеим сторонам которого виднелись явно запертые двери, он вошёл в большую комнату, можно сказать, зал. До Лилового Зала, конечно, не дотягивает, да и три свечи на подсвечнике не сравнятся с тамошними факелами. Трое. И других, не считая спрятанного где-то Тёмки, в доме, кажется, нет.
– Не надо кричать и дёргаться, малоуважаемые, – сказал он негромко. Моргнув, оказался в сухом, заросшем седыми лишайниками лесу, где исполинские пауки растянули между деревьями свои сети. Конь из такой паутины, может, ещё и вырвется, а вот человек – никоим образом. Вновь моргнув, он вернулся из мгновенного сна в зал, но выволок оттуда, из Мёртвого Леса, продукцию восьминогих ткачей. Завернул каждого из троих. Увидеть паутину они не смогут, глаза не так устроены, но не в силах пошевелить ни единым членом. Им сейчас кажется, что воздух вокруг них сгустился, став плотным не то что как кисель – как сталь.
– Какие, однако, интересные люди в теремке живут, – поприветствовал он Скарабея. – Ты, Ваня, как я погляжу, многостаночник? И тут подсуетился.
– Ты… – хрипло выдохнул Скарабей, – ты как здесь? Ты почему?
– По дорожке, – ответил Игорь. – Кстати, и ты здравствуй, – кивнул он плотному крепышу, когда-то толкнувшему его в метро, а после встретившему у ночного подъезда. – Ты ведь мечтал встретиться? Ну и вот. А вас, – повернулся он к третьему, крепкого сложения мужчине в строгом костюме, – я не знаю, но предполагаю, что вы и есть главный заказчик всего этого безобразия.
– Ты сдурел, козёл, тебя ребята же на ремни порежут! – выплеснулось из Скарабея.
– Где мальчик? – сухо спросил Игорь, глядя на мужчину в костюме.
– В подвале, – мрачно ответил тот. – Но вы, Игорь Михайлович, не представляете, какие проблемы у вас будут! Если вам как-то удалось отключить электричество…
– Мне не только электричество удалось отключить, – заметил Игорь, – но и ещё кое-кого. Попробуйте осмыслить этот факт.
– Мы ничего ему не сделали! – вдруг завизжал плотный крепыш. – Пальцем не тронули! Там тепло в подвале, мы ему супа куриного, котлету! Мы ж убрали Дракона!
Надо же! Мастифа, однако, Драконом кличут.
Волна гнева, которую Игорь до этого мгновения кое-как подавлял, всё-таки выплеснулась наружу. Да и надо было как-то кончать этот балаган. Там, в машине, Настя ждёт, и прошло уже более получаса.
– Ну вот что, – тихо, почти шёпотом сказал он, – вы скверно жили и скверно умрёте.
– Ты не имеешь права! – завопил Скарабей. – Это не по закону! Мы живём в правовом государстве!
Игорь усмехнулся.
– Здесь я – закон. Я, Гарран дари Миарху, по обычаю миров Ладони, вершу суд.
Он протянул вперёд ладонь, моргнул – с неё сорвался голубой сгусток пламени. Тьма разом отхлынула в углы. Вновь моргнув, он придал себе дворцовое одеяние дари – чёрный плащ с серебристой каймой, золотой обруч на лбу, широкие штаны, заправленные в короткие, чуть выше голени, сапоги из овечьей кожи.
– Псих! – взревел крепыш.
Гарран вынул из воздуха меч. Не годится обнажать благородный клинок против дырявок – но это не бой, это суд.
– За гранью вас ждёт очень долгая дорога, – мягко сообщил он. – Вы виновны в том, что мучили ребёнка. Нет худшего преступления, и нет большей платы.
Он три раза взмахнул клинком – и отпустил паутину. Три головы с глухим стуком повалились на пол – и вслед им рухнули тела.
Тогда он погасил огненный шар и пошёл в подвал за Тёмкой.
– Вот, – сказал он Насте. – Кладём на заднее сидение. Спит. Одежду его искать некогда было, я одеяло взял, завернул. Думаю, утром проснётся вполне здоровым. Хотя, возможно, первые дни всякая дрянь будет сниться. Но ему же только семь лет, психика в этом возрасте очень пластичная. Ну что, поехали? Долго светиться здесь нам ни к чему.
Когда уже вырулили на Ярославку, Игорь остановил машину.
– Секундочку, что-то мне стук в моторе не нравится, – сообщил он Насте. – Сейчас выйду, гляну.
В моторе, конечно, всё было в порядке. Но оставался ещё один, последний, штрих, который всё-таки лучше не на ходу. Спать за рулём – последнее дело. Он открыл крышку капота, для виду заглянул туда. Потом выпрямился лицом к поселку. Два раза моргнул. Оказавшись в Сатаре – мелком городишке вблизи его замка, он у какого-то мужика-подзаботного за два серебряных баона купил воз дров. Переправил их в посёлок на Клязьме, обложил дом, где остались тела. И послал огненную стрелу. Гори, гори ясно, вспомнилась ему здешняя песенка. Дома, впрочем, была похожая.
– Всё в порядке, показалось просто, – сказал он, трогая машину с места. – Поехали.
Там, за спиной, в дачном посёлке, взметнулся в мутное небо исполинский костёр.