…Чай уже успел остыть, но снова греть чайник он не стал. Ничего не хотелось делать, ни о чём не хотелось думать. Вот есть этот застеленный белой в синий горошек скатертью стол, есть календарь на стенке – красивый вид, Петербург, Фонтанка, осень, кленовые листья колышутся в серых, с прозеленью, волнах – почти такого же цвета, как Настины глаза.

Что же, будем жить. Пить чаи, писать статейки, и, разумеется, гасить звёзды в этом и без того мрачном небе. Ничего другого просто не остаётся. Вернее… но изменить Ладони – чем это лучше? Он, конечно, наловчился тут в мастерстве предательства – но не настолько же. А насчёт Фёдора завтра же надо с Филиновой договориться. Оплата пойдёт через «Фонд содействия», это тоже несложно устроить. Настя с её зарплатой менеджера по мелкооптовым клиентам такое, конечно же, не потянула бы.

Стеклянная дверь кухни скрипнула – некому тут петли смазывать, механически отметил Игорь. Настя молча прошла, села рядом. Под глазами тени, волосы заметно растрёпаны, скула заострились – так бывает, когда человеку приходится сдерживать зубную боль.

– Как Тёмка, уснул? – осторожно спросил он.

– Да, – помолчав, ответила Настя. – И я тоже немного… поспала.

И надолго замолчала. Игорю даже показалось, что та невидимая медуза из княжеского замка перебралась сюда – в шестиметровую кухоньку однокомнатной московской квартиры. И никто из них двоих не решался первым разрушить тишину. Скажешь слово – и что-то обязательно сломается.

– Игорь, – наконец проговорила Настя, – объясните мне одну вещь. Я, может, сейчас немножко не в себе, столько было… ну, понимаете. Так вот, Тёмка уснул. И я тоже уснула. А потом мы проснулись, он заплакал. В общем, оказалось, что мы оба видели один и тот же сон. – Она вновь замолчала, потом всё-таки решилась. – И сон этот был про вас, Игорь. Про вас и ещё про одного человека, которого вы называли то князем, то Вадимом Александровичем. И этот человек… это был тот человек, который тогда подошёл к Феде и попросил закурить. Мы оба его узнали.

Голос её был сух и ломок. Ни слёз в нём не слышалось, ни криков. Но это не спокойствие – это просто кончились силы.

– Настя, – глядя в сторону, произнёс он. – Бывают просто сны…

Красивый всё-таки на стенке календарь…

– Нет, Игорь, – помолчав, возразила Настя. – Можете считать меня дурой сумасшедшей, но я чувствую – это не просто сон. Тёмку я кое-как успокоила, но не себя саму.

Конечно, это был не просто сон. Игорь мысленно влепил себе затрещину – и ещё, и другой рукой. Идиот! Искусник пятого круга! Он ведь забыл тогда, после счастливого вызволения мальчишки, оборвать сонные каналы! Сквозь Настин сон пришёл в Тёмкин – и, болван, недоучка, оставил входную дверь открытой. Теперь они могли видеть его связные сны! Не любые, конечно, а только когда он рядом и когда они одновременно спят – на большее их обычной человеческой силы не хватило бы. Но так лопухнуться! Так подставиться!

Игорь чувствовал себя так же, как в «просто сне», когда чёрно-белые Старцы-Наставники объявили ему результат Экзаменов и разжаловали в подзаботные. Впрочем, сейчас было хуже. Сейчас стыдно было не только за себя.

– И если это не просто сон, – спросил он тихо, – то что же?

– Я не знаю, Игорь, – столь же тихо ответила Настя. – Я много чего не знаю и не понимаю. Но кое-что поняла. Вы – не человек. Во всяком случае, не человек в том смысле, в каком я, Тёмка, моя начальница на работе… Вы – что-то другое. И ещё вы как-то причастны к тому, что случилось с Федей… Игорь, я хочу знать правду.

Лучше бы она кричала, лучше бы щёки её пошли красными пятнами, лучше бы по кухне летали тарелки… Но нельзя же разбудить Тёмку…

Ну и что ты теперь скажешь, Гарран дари Миарху, Искусник пятого круга, Искатель, владетель замка Аргуань? Что ответишь этой женщине, которую любишь – давай уж называть вещи своими именами. Что скажешь той, чью судьбу ты искалечил? Той, которая действительно вправе знать?

– Настя, – сухо произнёс он, – соберитесь с силами и примите сейчас решение. Можно сделать так, будто этого разговора не было, не было ваших снов, вопросов… и жить как-то дальше. А можно и ответить – но после этого у нас с вами уже ничего больше не будет. Выбирайте.

Ему казалось, что он отгрызает себе руку – как лисицы, угодившая в капкан. Больно, а надо.

– Игорь, я хочу знать правду, – твёрдо сказала Настя.

– Предупреждаю, что знать вы её будете недолго, – мрачно сообщил ей Игорь.

– В каком смысле? А что случится потом? – в Настином голосе не было страха – только глухая обречённость.

– А потом вы забудете и свой сон, и этот наш разговор, – он в который уже раз ощутил тухлый запах во рту.

– Я хочу знать правду, – повторила она.

– Что ж, – кивнул Игорь. – Это ваше решение. Так вот, правда. Я – человек, но не из вашего мира… точнее, как у нас говорят, не с этой стороны. Давайте сейчас не будем вдаваться в детали – просто примите как факт, что кроме вашего измерения жизни существуют и другие. Не параллельные миры, как в фантастике, нет, всё сложнее. Мы живём на той же самой земле, у нас те же континенты и океаны, те же солнце и луна, те же звёзды над головой. А в остальном мы отличаемся.

Она помолчала, переваривая услышанное.

– Знаете, – сказала она наконец, – проще всего мне было бы не поверить, внушить себе, что вы меня разыгрываете, а на самом деле вы просто гипнотизёр или американский шпион. И гипнотизёр по совместительству. Но я не хочу ничего себе внушать. Мне нужна правда. Я хочу получить настоящие ответы.

– Спрашивайте, – обречёно кивнул Игорь.

– Зачем вы здесь, у нас? На нашей, как вы выражаетесь, стороне?

– Ответ будет долгим. Как у нас говорят, не на одну кружку. Поставьте, пожалуйста, чайник.

Настя механически встала, долила воды, повернула на максимум конфорку.

– Так вот, мы с вами очень по-разному воспринимаем мироздание, – начал Игорь. – Не конкретно даже вы и я, а вообще. Помните, сегодня… то есть уже вчера, я рассказывал Феде про фантастическую книжку, вы как раз из кухни пришли и разговор наш слышали. Так вот, нет никакой книжки, всё это правда. Мир – это непредставимая человеческому разуму реальность… если хотите, называйте её исходной материей… а мы называем Сутью. То, что мы вокруг себя видим и то, что мы про мир думаем – это только те формы, которые принимает Суть, подчиняясь нашим мыслям. Вы считаете, что есть бесконечная вселенная, вакуум, в котором горят огромные газовые шары – звёзды, вокруг звёзд крутятся планеты, на планетах иногда зарождается жизнь, развивается, достигает разума. Обычный человек с нашей стороны, услышав такое, просто посмеялся бы – у нас ведь на мироздание смотрят совсем по-другому. А образованный человек сказал бы, что и вы правы, и мы.

– Как в анекдоте? – уточнила Настя. – Таки и ты прав?

– Пожалуй, да, – согласился Игорь. – Ваша сторона действительно стала такой – разумеется, в вашем восприятии. Чем больше вы верите, что мир такой, тем больше он этому описанию соответствует.

– Но, значит, между нашими мирами можно гулять? – Настя, на первый взгляд, успокоилась, но Игорь чувствовал, что это временно. Никогда ещё ему не приходилось рассказывать потусторонним людям правду. А правда – такая вещь, что может больно ушибить… Как это выразился князь? «Трагическая случайность»? Или всё-таки не случайность. Он вспомнил властителя Гуаму – приходилось несколько раз видеть издали. Очень высокий, седой, подчёркнуто-доброжелательный, загорелую щёку, правую, пополам делит белый прямой шрам – след от сабельного удара. В молодости Гуама служил во Вратах Сдерживания, рубился в поле со степняками. Шрам, конечно, легко можно было бы снять, но властитель Гуама не хотел менять привычный облик.

– Это не так просто, – вздохнул Игорь. – Каждое перемещение готовится долго и требует соединения сил высших Искусников…

– Кого? – не поняла Настя.

– Долго объяснять. Если на пальцах, то наше Искусство у вас приняли бы за магию. Но то, чем занимаются ваши здешние маги – это… это стыдно. Всё равно как топить мудрыми книгами печку или в холсты великих художников селёдку заворачивать. В общем, для нас Искусство – это то же, что для вас – наука и техника.

– А вы тоже, значит, Искусник? – усмехнулась Настя.

– Довольно посредственный, – признался Игорь. – Мой уровень достаточен для выполнения моей работы, но в глубины я не лезу – не хватает способностей.

– И что же за работа? – Настя, похоже, сейчас овладела собой и вела себя с ним как у себя в офисе с клиентом, который хочет утром деньги, а вечером стулья.

– Моя задача, – дипломатично произнёс Игорь, – следить, чтобы на вашей стороне не сумели преодолеть грань… чтобы не перешли туда, к нам. Потому что иначе случится большая беда…

– Какая же? – Настя вывела конфорку на ноль, плеснула Игорю заварки, долила кипяток. Рука её почти не дрожала.

Игорь вздохнул. Удастся ли объяснить, поймёт ли она? Федя – и тот отмахнулся с лёгкостью. Федя, который был поразительно близок к истине.

– Я уже сказал, что устройство мира зависит от того, что насчёт него люди думают, – сухо сказал он. – Если ваши люди придут к нам, на нашу сторону – они принесут свои представления о мире. Свои смыслы. И наша сторона начнёт меняться, прогибаться под чужой взгляд. Это катастрофа, Настя. Вот представьте, к вам сюда явится какой-то великий волшебник и превратит вашу планету в плоский блин, лежащий на спинах трёх китов. Цунами, землетрясения, извержения вулканов, разломы земной коры, сдвиги континентов – это как минимум. Миллионы – да что там миллионы, миллиарды людей погибнут.

Настя молча смотрела на него.

– Я понимаю, трудно поверить, – продолжил он, – но это правда. У нас уже был печальный опыт, более двухсот лет назад. Ваша сторона ведь не единственная, есть и другие… В общем, тогда наши Искусники научились пробивать коридор между сторонами, и к нам пришли другие… со своими взглядами. А мы пришли в их земли… Много людей и там, и там погибло, пока не удалось, наконец, согласовать смыслы, добиться единого описания мира. Теперь у нас с ними союз, он так и называется – Ладонь. Вот представьте, пальцы – это стороны, – помахал он кистью руки, – а ладонь – единая основа. Но у нас с нашими соседями исходные взгляды на мир не так уж сильно различались. И людей-то переходило со стороны на сторону не слишком много, так что сообща справились с бедой.

– А с нами так не получится? – поинтересовалась Настя. Себе она чай так и не налила.

– С вами – не получится, – глухо сообщил Игорь. – Во-первых, у вас очень уж своеобразные представления… Это надо же – бесконечный космос, звёзды-солнца, холодные планеты, квантовая физика, гены… Никак не состыковать. Во-вторых, если тут у вас найдут способ пробить к нам коридор – так это же всё под контролем спецслужб будет. И когда они обнаружат огромный мир – тут же пошлют экспедиции, войска. Колонизировать, освоить… Соблазн слишком сильный – у нас ведь полезные ископаемые, свободные земли, а главное – нет атомных бомб и установок «град». Мечей и луков генералы ваши не испугаются, посмеются только… Потом, конечно, локти станут кусать, если останется что кусать… да поздно уже будет… Нет, рисковать нам нельзя.

– Слушайте, – задумчиво протянула Настя, – несостыковочка выходит. Вы ведь сюда, к нам, пришли? И не вы один, как я понимаю. Начальник вот этот ваш… И другие, наверное, есть. Вы ж пришли со своими взглядами на мир, так? Может, вы звёзды считаете шляпками серебряных гвоздиков? Почему ж у нас катастрофы не случилось? Где пожары, цунами? Почему Луна на Землю не упала?

– Потому что мы – Искусники, – терпеливо объяснил Игорь. – Мы умеем так перестраивать своё восприятие, чтобы не воздействовать на Суть. Этому надо долго учиться, и далеко не каждый годится…

– А звать-то вас как? – устало спросила Настя. – По-настоящему?

– По-настоящему – Гаран дари Миарху, – покладисто ответил Игорь. – Непривычно звучит, да?

– Что такое «дари»? Это титул? Вроде как шевалье де Тревиль?

– Очень грубое сравнение, – хмыкнул Игорь. – Слово «дари» на русский адекватно перевести нельзя. Впрочем, на другие ваши языки тоже. Ближе всего будет «благородство», но дари не имеет никакого отношения к происхождению. И кроме того, тут ещё есть оттенки – достоинство, способность меняться, возвышать душу… и только человек с дари может стать Искусником… но не всякий дари.

– Короче, что-то типа «ваше благородие»… – Настя поправила ладонью волосы. – Так если я правильно поняла, у вас там до сих пор средневековье, феодализм?

Игорь усмехнулся.

– Наш образ жизни так же отличается от вашего феодализма, как наше Искусство от вашей магии. Да, у нас нет равенства. Все люди – в цивилизованных землях, конечно – делятся на три разряда. Дари – те, кто управляет внешней жизнью и создаёт смыслы. Мастера – те, кто лишён дари, но способен самостоятельно строить свою жизнь, принося благо остальным. Это свободные люди. Ремесленники, купцы, актёры, капитаны кораблей, водители караванов, ростовщики… И, наконец, подзаботные. Это, по сути, взрослые дети, неспособные предвидеть последствия своих поступков, отвечать за свои слова и дела. Они могут быть жестоки, глупы и крайне неосторожны.

– Ну, у нас таких, пожалуй, большинство, – хмыкнула Настя.

– У нас тоже, – с грустью признал Игорь. – Так вот, свобода подзаботных ограничена. Они подчиняются дари. Ну, как дети родителям. Потому и называются «подзаботные». Дари обязаны заботиться о них, следить, чтобы были сыты, здоровы, исправно работали, не предавались дурным занятиям…

– Крепостные, короче, – мрачно заявила Настя. – И у вас тоже есть подзаботные, Гарран?

– Да, – кивнул Игорь. – Правда, я уже пять лет их не видел, моим замком сейчас управляет человек, назначенный нашими Вратами Надзора… Министерством, по-вашему говоря. Хороший человек, истинный дари…

– Ну а почему вы считаете себя исполненными благородства, а их, подзаботных, социально неполноценными личностями? – скептически поинтересовалась Настя.

– Тут ответить проще всего, – через силу улыбнулся Игорь. – У нас нет сословий в вашем понимании – ну, сын графа – тоже граф, сын сапожника – тоже сапожник. Все дети в возрасте двенадцати лет проходят некое испытание… лучше сказать, экзамены. По результатам экзаменов становится ясным, кто из них будет дари, кто мастером, кто подзаботным.

– Можно подумать, у сына графа и у сына сапожника равные стартовые условия, – хмыкнула Настя. – Одного с детства учили лучшие учителя, другого если и учили, то гвозди в подмётку забивать.

– Ошибаетесь, – парировал Игорь. – Наши Экзамены не имеют никакого отношения к образованию, к знаниям. Они совсем иначе проходят. Искусники высших кругов погружают испытуемого в особый вид сна… там, во сне, могут пройти месяцы и даже годы. Но это направляемый сон. Человек ставится в некие обстоятельства, специально для него сочинённые… и Искусники смотрят, как он с ними справляется. Что в нём возобладает – отвага или трусость, щедрость или жадность, милосердие или чёрствость, пытливость или приземлённость.

– О как! – Настя натянуто улыбнулась. – Виртуальная реальность, да?

– Можно сказать и так, – согласился Игорь. – Но вот что ещё важно. Экзамены сдают не единожды, а всю жизнь. Раз в пять лет обычно. Конечно, подзаботный может не сдавать, если хочет оставаться подзаботным. А вот мастера и тем более дари должны…

– А, – поняла Настя. – Подтверждение квалификации. Аттестационная комиссия.

– Ну да. И есть ещё одно обстоятельство…

Игорь надолго замолчал. Говорить ли и об этом? Впрочем, хвост щенку по частям не рубят. Да и так уже ясно, что у них всё сломалось…

– Что за обстоятельство? – полюбопытствовала Настя.

– Дари не имеют права заводить семьи, – твёрдо произнёс Игорь. – Как раз чтобы не сложилось сословие, чтобы кровная связь не затмила долг по отношению к Ладони, к земле, к подзаботным. Вы что думали? Быть дари – это кайф? Барон нежится на перинах, жрёт деликатесы и тискает сенных девушек? Выкиньте из головы все эти ваши здешние картинки. Дари жертвует личным счастьем ради всего народа.

– А секс без брака тоже запрещён? – Настя посмотрела как-то непонятно.

– У нас нет секса, – грустно поведал Игорь, – у нас есть любовь. Но чтобы остаться дари, ты должен не доводить дело до появления детей. Поэтому… да, сложно…

– И как же лично вы обходитесь? Впрочем, извините, – спохватилась Настя, – вопрос бестактный, можете не отвечать.

– Искусство помогает, – просто ответил Игорь. – Это не так уж сложно, заглушить зов плоти. Несложно… но неприятно. И не всегда, кстати, получается.

– Знаете, раз пошла такая пьянка, – вздохнула Настя, – то должна вам признаться, что я некоторое время назад пошарила в интернете, пособирала информацию на вас. Всё-таки, уж простите, было у меня подозрение, что интерес у вас ко мне не чисто журналистский, что, как бы это сказать, клинья подбиваете. Так вот, о вас ходят слухи как об известном сердцееде. Будто бы вы переспали чуть ли не с половиной столичной богемы…

– И это правда, – признал Игорь. – Половина-не половина, но в богеме девушки иногда попадались очень… липучие. Послать их подальше мне не позволяло воспитание… да и из образа выходить не стоило. Я привозил их к себе домой… и у них были восхитительные ночи. Им снились дивные сны о большом сексе. Уж на это моего владения Искусством вполне хватало. Утром они уходили счастливые… добились своего.

– И не стремились к продолжению? – не поверила Настя.

– Стремились, конечно, – вздохнул он. – Но тут уж отшить и без всякого искусства несложно. Я, как вы, наверное, прочитали на форумах, не любитель продолжительных связей…

– Бедный вы бедный, – рука Насти чуть было не коснулась его волос, но в последний момент отдёрнулась. – Скажите, а вот этот ваш вид – он настоящий? Вы, Гарран Миарху, действительно так выглядите? Или тоже прикрытие?

– Да как вам сказать, – замялся Игорь. – Видите ли, был действительно такой малоизвестный московский журналист Игорь Ястребов. Пять лет назад он попал в автокатастрофу и погиб. Наши воспользовались ситуацией, Ястребова подменили мною прямо в морге. Тут ещё и повезло – мы действительно с ним довольно похожи, одинаковое телосложение… а с помощью Искусства чуть изменили черты моего лица. Во мне все и стали видеть Игоря Ястребова. Тем более, близких родных у него нет, рос в семье матери-одиночки, единственный ребёнок, мать умерла за год до его гибели… Есть дальние родственники где-то на Урале, но они последний раз видели Игорька в пятилетнем возрасте. Женат Игорёк тоже не был, с девушками поддерживал примерно тот же стиль отношений, что и… скажем так, после. На паспорте фотография двадцатилетнего… Коллеги-журналисты знали, что полгода Ястребов валялся по больницам, что сшивали его буквально по кусочкам… после этого мельчайшие отличия вряд ли кто заметил…

– А вы можете… – замялась Настя, – показать настоящее лицо?

– Только на несколько секунд, – предупредил Игорь. – Иначе наведённый образ отклеится.

Он закрыл глаза, задержал дыхание. Вызвал знак «Зеркало вод», сосредоточился…

– Спасибо, – вежливо поблагодарила Настя. – Верните назад. Раньше, по-моему, было лучше.

– Уж какой есть, – Игорь попытался подбавить в голос обиду, но не вышло.

– Значит, истинный дариец, – подытожила Настя. – Ладно, я всё поняла. Вернее, не всё. Вы много чего интересного рассказали – кроме самого главного. В чём именно заключается ваша работа? Каким способом вы обеспечиваете безопасность своего мира? Ведь Федя… – не договорила она.

Всё её, казалось, прочно обретённое спокойствие потекло, как тушь от слёз.

– Что ж, Настя, – вздохнул Игорь, – я отвечу. Мог бы и не говорить, сослаться на служебную тайну, но это было бы нечестно. Так вот. Мы не только отслеживаем людей, способных пробить коридор на нашу сторону. Это лишь, так сказать, надводная часть айсберга. Гораздо важнее, что случится, если такой коридор всё же пробьют. Кто к нам попадёт? Приземлённые, скучные обыватели – или люди высоких устремлений, живущие некими глубокими смыслами… Такие наиболее опасны, потому что их ум сильнее прогибает мироздание. Один Эйнтшейн, условно говоря, весит больше, чем миллион тинейджеров, чьи интересы – пиво, секс и компьютерные игрушки.

– То есть вы боитесь, что такие люди попадут к вам? – поняла Настя. – И заранее устраняете их?

– Мы не только их самих боимся, – терпеливо разъяснил Игорь. – Понимаете, такой человек – он как факел, от него могут загораться и другие. Те самые другие, которые придут к нам и принесут свои смыслы. Поэтому мы таких светящихся людей гасим.

– Из гранатомёта? – мрачно поинтересовалась Настя.

– Зачем же? – улыбнулся Игорь. – Мы действуем гораздо тоньше. Пусть человек и дальше себе живёт, пусть он будет, по возможности, здоров и счастлив, но перестанет светиться… перестанет жить высокими смыслами. Ну, или хотя бы добиваемся, чтобы никто ему больше не поверил. Поймите, мы не хотим вреда вашей стороне. Мы не диверсанты, не оккупанты. Мы дари. Живите спокойно и счастливо, стройте дома, сажайте яблони, воспитывайте детей, смотрите телевизор, ходите на футбол, играйте в стратегии и стрелялки… Ладно даже, развивайте себе науку, запускайте космические станции, стройте адронные коллайдеры… только, пожалуйста, не суйтесь куда не надо. Иначе и нашу сторону погубите, и с вашей то же самое случится… если с нашей стороны к вам хлынут толпы подзаботных… или, что вероятнее, дикие племена, у нас их много, мы отражаем их агрессию, но не пытаемся приручить… тому есть немало причин. Взять хотя бы…

– Стойте! – перебила его Настя. – Мне неинтересно про племена. Мне другое интересно – вы, значит, ради своей безопасности изничтожаете наших лучших людей? Тех, кто хоть как-то светит в наших потёмках? Втираетесь к ним в доверие, а потом – удар в спину? Загубленная репутация, опустошённая душа, дочиста стёртая память… так? Я сейчас даже не из-за Феди, я вообще!

Оказалось, в ярости она не краснеет, а бледнеет. И зелень в глазах тает, остаётся только звенящая сталь.

– Да, Настя, да, – подтвердил он. – Такие вот мы черти… Вам дорог ваш мир, ваши люди, а нам – наши. И заметьте, мы стараемся быть максимально гуманными. Мы лишаем вас развития, а вы можете лишить нас жизни, сами того не понимая. Мы не считаем вас врагами… скорее, инфекционными больными. Мы – карантинный кордон.

– Сволочи вы, – Настя поднялась с табуретки. – Всё сказали? Сейчас, небось, память мне сотрёте?

– Да, – признался Игорь. – Последние полтора часа. Не будет ни вашего, ни Тёмкиного сна… Вы по-прежнему будете считать меня своим добрым другом, журналистом Ястребовым. И, надеюсь, будете смотреть более добрыми глазами.

– Вот поэтому и сволочи, – выдохнула Настя. Помедлила – и резко, без замаха, влепила ему пощёчину. Стоя, она была немногим выше его, сидящего.

Щёку обожгло быстрой болью. Но эта боль игрушечная – по сравнению с той, главной…

– Да, Настя, – согласился он, вставая. – Да.