Доминик провел ладонью по треснувшей поверхности зеркала, кончиком пальца едва касаясь извилистой змейки. Он стоял в той самой зеркальной комнате, и, казалось, опустевшие рамы смотрели на него с немым укором. Неубранные осколки всё также тускло поблескивали на полу.

Но колдуну было всё равно. Теперь уже всё равно. Он и сам, как это разбитое зеркало. Только пустая рама и осталась.

— Я говорил тебе, Доминик, — раздался за его спиной вкрадчивый голос Ира. — Любовь это слабость. Это роскошь, которую не каждый может себе позволить.

Вивиан ушла. Точнее, сбежала, прихватив с собой ребенка. В тот день Доминик отсутствовал дома, а когда вернулся поздно ночью ни жены, ни дочери уже не было. Неудивительно после того, в чем он ей признался.

— Любовь? — переспросил Доминик. Он невольно улыбнулся. Да что знает Ир о любви? Как он может говорить о чувстве, которое ему чуждо?

Другой услышал проскользнувшую в голосе человека насмешку, но говорить ничего не стал. Лишь взмахнул рукой — лежащие на полу осколки тотчас поднялись в воздух. Испуганный Доминик со вскриком отшатнулся к стене, чем только позабавил пленника Отражений.

— Найди их, колдун, — произнес Ир тихо. — Девочка нужна мне.

Осколки закружились в воздухе. Доминик со странной смесью страха и восторга наблюдал за тем, как зеркала возвращаются к жизни, как складывается мозаика из разбитого стекла, как жидкое серебро скрывает трещины и как пропадают зеркальные шрамы… Как то, что он разбил в яростном порыве, снова становится целым.

Прошла минута, не больше. Другой исчез. И вот Доминик снова окружен манящим зеркальным блеском.

Зазеркалье приняло его обратно, чтобы больше никогда не отпускать.

Ир отступил в темноту. Доминик выполнит приказ. Он всегда их выполняет, не смотря на вспышки упрямства. Из мальчишки вырос послушный пес. Хотя ничего удивительного. Ведь уж если однажды продал душу зеркалам, назад её не вернуть. Эта сделка заключается навсегда.

Что такое вообще Зазеркалье?

Когда Ир только попал сюда, он думал, что не выдержит в этой темноте и зеркальном блеске, что коварные Отражения лишат его разума, что в темнице ему суждено гнить до скончания веков… Так считал и Ану, когда приговорил сына к заточению, но ошибся. Ир подчинил себе свою тюрьму, заставил её служить себе, сделал Отражения верными помощниками. Единственное, что осталось несломленным — стены его темницы. Но это дело поправимое.

В этот раз всё получится.

Должно получиться.

Он остановился и опустил руку в карман, нащупывая прохладную цепочку браслета. Дымчатые сапфиры. Его подарок на её пятнадцатилетие. Как она тогда радовалась ему… Это украшение сделали трудолюбивые руки подземного народа, славившееся своим умением обрабатывать даже самые капризные камни. Браслет обошелся ему в большую цену, но Иру ничего не жалко было для своей сестры.

Его маленькая Иллая… Они появились на свет с разницей в несколько часов. И ни к кому Ир не испытывал столь сильной привязанности, как к ней. Для брата она была самым дорогим сокровищем. Никакие драгоценые камни, даже венчавшие корону Ану, не могли с ней сравниться.

Возможно он любил её слишком сильно. Это оказалась его единственная слабость, чем отец и воспользовался.

Доминик усмехнулся, когда Ир заговорил про любовь. Посчитал, очередной насмешкой. Отчасти так… Но Ир говорил правду: любовь это роскошь, которую они не могут себе позволить. Любовь делает слабым. Зависимым. Она заставляет сомневаться. Хуже любви может быть только предательство того, кого ты любил.

Ир усвоил это правило. Усвоит и Доминик. Возможно, оно даже пойдет ему на пользу.

Ир по привычке покрутил браслет в руке; прикосновение к камням его успокаивало. Помогало привести мысли в порядок. А спокойствие сейчас необходимо… Дар увели буквально из‑под носа! И главное, кто? Та самая породистая сучка, которую он лично подобрал для Доминика! Немыслимо быть таким кретином и всё ей рассказать!

Отражение, почувствовав настроение своего хозяина, потемнели и заметались вокруг быстрее. Всё это: отголоски слов, взглядов, чувств, мыслей — тень той жизни, которая идет своим чередом за стенами его тюрьмы. Крохи настоящего — вот, что остается Иру… Такое наказание ему придумал Ану. Что ж, стоит признать, с фантазией у отца проблем не было.

Ир прикрыл глаза.

А с чего все началось?

С простого — с власти. Это люди потом придумали красивую легенду о том, как он якобы полюбил смертную и отказался от своего бессмертия ради него. Чушь! Чтобы он — Ир — полюбил смертную? Ха, и еще три раза «ха»! Нет, всё началось именно с власти.

Ир вырос слишком похожим на своего отца. Тот убил брата, чтобы забрать его корону и стать верховным богом. Ир же был готов убить отца, чтобы занять его место. Ану знал это, потому боялся. Их отношения cкладывались непросто, тут уж ничего не скажешь.

У Ира были последователи, он жаждал власти и обладал поистине дьявольским обаянием. Несколько лет ушло на то, чтобы подготовить почву для заговора, еще время на то, чтобы его продумать… Тут главное, терпение и точность в деталях. Отец ждал от него удара в спину, но не знал, когда именно. Чем старше становился сын, чем больше старик был начеку. Убить его оказалось делом непростым.

Ир до сих пор помнил то будоражещее предвкушение победы, которое охватывало его в последние дни. Сладкая дрожь, пробегающая по телу от одной только мысли, что скоро он станет главой пантеона. Его опьянала близость победы. Он не видел ничего, кроме того момента, как на его голову опустится небесная корона и Заоблачный город склонится перед новым царем на колени.

Другой открыл глаза, резко возвращаясь в реальность из воспоминаний, и взглянул на браслет, который он продолжал стискивать в пальцах.

Его маленькая сестренка. Его маленькая Иллая.

Наверное, никто из них обоих не мог сказать, когда они перешли черту между отношениями брата и сестры. Их всегда связывало нечто большое. То чувство, которое не поддается описанию… Любовь? Может быть. Ир не мог представить себе жизнь без Иллаи, как и она не представляла без него. Они были словно одно целое, просто разделенное пополам.

Ир до сих пор помнил ту первую ночь, когда прятать своим чувства больше не имело смысла. Он целовал её полные губы, ласкал стройное тело, получая в награду приглушенные стоны удовольствия, в её зеленых глазах он находил ту же смесь чувств, которая царила у него на душе… Они не считали, что поступают неправильно. Наоборот, так и должно быть. Это единственный верный путь.

Та ночь была первой, но не последней.

Всё закончилось, когда заговор раскрыли. Когда Иру пришлось бежать из Заоблачного города, уходя от погони. Но перед тем, как покинуть дом, ему удалось узнать имя того, кто их предал. Имя того, кто всё рассказал отцу.

Иллая.

Звенья цепочки пребольно врезались ему в кожу, когда перед глазами Ира встала картина того дня… Он был одержим яростью, той острой волной, от которой задыхаешься, от которой мир плывет перед глазами и когда единственное желание — это причинить ей такую же боль, которую он испытывал тогда. Будто раненное животное, Иру хотелось рвать и метать от бессильной злобы и обиды. Он чувствовал себя загнанным в угол, и это еще больше распаляло его. И виной этому была та, кому он доверял даже больше, чем себе.

Она предала его. Рассказала отцу. Выложила всё то, что он так тщательно продумывал несколько лет. Сама затянула петлю на шее любимого брата и выбила стул у него из‑под ног.

Одно Ир не мог понять — почему.

В бешеной ярости он ворвался к ней в комнату и замер на пороге — Иллая испуганно вскочила с кровати и прижалась к стене. Взгляда на её близнеца было достаточно, чтобы понять — отступать ей некуда. Он всё знает.

Ир улыбнулся. Испуганный вид Иллаи ему понравился. Неплохое начало для беседы.

— Что ты здесь делаешь? — она пыталась говорить уверенно, но ее голос все равно дрогнул. — Отец ищет тебя.

Ир осторожно прикрыл дверь. Минуту назад он был готов выломать её, разнести всё тут в пух и прах, но стоило переступить порог, как его обуяло странное ледяное спокойствие. И именно оно испугало Иллаю больше всего. Таким брата она никогда не видела.

— За что ты так со мной, а? — негромко поинтересовался у нее Ир, медленно приближаясь к сестре. — Ты могла стать королевой… Я бы положил весь город к твоим ногам, но ты предпочла сдать меня отцу. За что, сестренка? Я обидел тебя чем‑то? — он говорил мягко, с привычными ей заботливыми нотками, но взгляд его темных глаз по — прежнему оставался холодным.

Иллая почувствовала, как её ноги становятся ватными. Она вцепилась в спинку кровати, чтобы удержаться на них. Ир почувствовал её испуг и улыбнулся шире.

Это всё напоминало ему охоту, которые так любил устраивать отец. Жертва понимает, что выхода нет, что она поймана и оказалась в ловушке. Осознание собственного бессилия — пожалуй, самая лучшая и «вкусная» часть игры.

— Прости… Я волновалась за тебя. Пойти против отца, Ир… Он позвал меня к себе вечером и сказал, что знает о твоих планах. Пообещал, что не причинит тебя вреда, если я ему всё расскажу. Я боялась за тебя, Ир… А он сказал, что не убьет тебя, что оставит в Заоблачном городе… Пожалуйста…

Ир приблизился к ней вплотную. Протянул ладонь и ласково провел ладонью по щеке сестры.

— Я всё понимаю, сестренка, — произнес он. — Ты так волновалась за меня, моя маленькая Иллая… Переживала, — его пальцы осторожно очертили линию подбородка. — Ты сделала это всё из лучших побуждений.

Тогда‑то в её глазах он увидел настоящий ужас. Жертва только что осознала, что её так просто не отпустят. Поняла, что игру следует доводить до конца.

— Ир, пожалуйста… Я поверила ему на слово. Он бы убил тебя…

Он ничего не ответил, просто обхватил её лицо, аккуратно приподняв его так, чтобы Иллая смотрела ему в глаза.

— У тебя такие красивые глаза.

— Ир, не надо…

— Я очень люблю тебя. Ты же знаешь это, да?

— Ир, прошу…

— Закрой глаза, Иллая.

— Не надо…

— Просто закрой. Я обещаю, — он склонился к её уху и шепнул, — больно будет только в самом начале.

Она расплакалась, и Ир осторожно вытер слезы, бегущие по щекам. Нежно поцеловал сестру. Иллая плакала недолго. Вскоре её всхлипы сменились криками, а слезы на его пальцах — кровью.

Ир ослепил её. Такова была плата за предательство. Его же самого заперли по ту сторону зеркал, где ему суждено торчать всю свою бессмертную жизнь.

Но беспощадное время расставило всё на свои места. Пленник пережил падение Ану и наблюдал за тем, как на месте идолов его семьи возводят статуи Единого. Как разрушаются храмы в честь его отца и сестры, и как вместо них строятся прибежище нового бога.

Ир чувствовал в воздухе запах перемен — скоро всё должно измениться. И Доминику, как и его дочери, суждено сыграть в этом немалую роль.