В августе шестидесятого (о, век минувший!) волею судьбы, а может быть просто «распределения», я оказался в далеком тогда Никольске (только самолетом можно долететь – всего за десятку), о котором не думал тогда ни сном, ни духом. Но распределение не состоялось – некая дама не захотела, противу своих заявлений, освободить место преподавателя литературы в Аргуновской средней школе, куда я был назначен. А в другую, восьмилетнюю, и в деревню, где нет электричества, я, полуслепой, не соглашался идти на работу. Коса на камень!

И тут вдруг в Никольском райкоме комсомола, где вторым секретарем был Леонид Фролов (позднее и долго директор издательства «Современник» в Москве), годом раньше меня закончивший пединститут, негромко прозвучало:

– А у нас в редакции нужен литсотрудник.

Только сейчас я толком увидел молодого человека, лет тридцати. Крепыш среднего роста, внешности своей не провинциальной, лицо выразительных контуров и большие карие иззелена глаза. Он спокойно ждал ответа, а Леня вдруг загорелся – он-то уже поработал в «Вологодском комсомольце» и надеялся туда вернуться, – не раздумывая, настойчиво сказал:

– А чего, соглашайся!

И хотя строчки в какую-либо газету я до тех пор не писал, хотя много царапал «для себя» все студенческие годы, согласился. Районное начальство не возражало, и первого сентября появился в «Никольском коммунаре» мой первый репортаж. Как писать – проблем не было, но вот о чем? Надо было осваивать «специфику» районной жизни, и тут Вадим Николаевич Каплин (тогда зам. редактора) – это он предложил пойти в газету – стал моим первым и едва ли ни единственным учителем в журналистике. Он прекрасно знал район.

Перед Великой Отечественной войной (по переписи 1939 года) население района составляло чуть больше 55 тысяч человек. В районе было 236 населенных пунктов (город Никольск, деревни, лесные поселки) и 223 колхоза. Кстати, к 01.01.2001 года в районе проживало 28,9 тысяч человек.

Вадим мог подсказать и где ночевку найти, и с кем беседы вести. Так и вошел я в непривычный для меня, горожанина (в первом поколении), мир, и узнавал его, узнавал и своего шефа. Немногословный, четкий в деле, он не признавал никакой служебной регламентации: мог утром, к восьми часам сдать материалы и не появиться весь день. Не всем это нравилось. Но куда денешься. Корреспондент вставал спозаранок, приходил не с пустыми руками, быстро, оперативно освещая проведение важнейших сельхозработ, будь то весенний сев, заготовка кормов, жатва, сев озимых. Определенно это ценилось. Сдав материалы, Вадим мог уехать в любое время на охоту или на рыбалку – дело от этого не страдало. А охотник он был серьезный: спустя несколько лет появилось стихотворение Александра Яковлевича Яшина «Вадиму Каплину, медвежатнику», своего рода диплом, удостоверяющий профессиональность. А в этом Яшин был уверен – на охоте они зачастую бывали вместе. Потому-то поэт помог приобрести молодому другу старенькую автомашину – район ведь велик, обширнее иного европейского государства. Дружба двух этих людей весьма своеобразна. Взаимное уважение и доверие, сохранившееся до последних дней поэта, общие интересы и никаких попыток давления друг на друга.

А Вадим Николаевич тоже «пописывал», но что это слово в сравнении с признанным талантом и профессиональностью Яшина! Каждому свое! Кроме своей газеты, писал В. Каплин охотничьи рассказы, кое-что попадало даже в элитарный альманах «Охотничьи просторы». Впрочем, об этом я узнал много позже – вот уж чего не было у Вадима Николаевича, так это хвастливости, кичливости. Скромность молчаливо определяла круг суждений.

А скромен, застенчив Вадим Николаевич без предела. Наверное, изначально заложено это его матушкой, учительницей Софьей Андреевной, старушкой деликатной и беспредельно доброй и гостеприимной: не раз доводилось мне за ее столом вкушать пирожки с медвежатиной.

Самому В. Каплину, казалось, медвежатину было легче в лесу добыть, чем устроить куда-то в печать свой очередной рассказ. Он и не рвался, локтями не работал, а для себя писал все равно, без хвастовства и рекламы. Вот появились две его книжечки: одна в соавторстве с СТ. Топорковым – «Розовые березки» (1963 г.), другая – «Лесные встречи» (1976 г.) – тиражом восемьдесят тысяч экземпляров!

В ту пору работал я в Северо-западном (Архангельск) издательстве на Вологодском отделении и предложил Вадиму Николаевичу, «косвенно» зная о его запасах, подготовить сборник посолиднее, основательнее. И что же! Смущался он, отнекивался, уходил от разговора, а сборник так и не составил… А вот теперь, в условиях, казалось бы, для пишущих самых неблагоприятных, готовит он и выпускает одну за другой новые книжки. Не измученный погоней за успехом, он в свои семьдесят пять лет пишет просто и свободно. Пишет о том, что знает – это охотничьи байки, рассказы о всякой живности, житейские записки – и во всем убедителен, детально точен, живописен. Что, так и в классики недолго записать. Да ему, Вадиму Николаевичу, этого совсем не надо! Он знает свои пределы и возможности, работает вдумчиво. Но на мои замечания по поводу однообразия композиции, некой схематичности ряда его вещей разводит руками, смущенно отмахивается: поздно! Что есть, то есть.

На охоту теперь не ходит и не ездит. Не тот возраст. Но все такой же застенчивый и добродушный – немногие в преклонных годах умеют сохранить верность своей натуре. Он сумел.

А вот писать – теперь уже не обремененный ни служебными обязанностями, ни властными «указивками», он пишет постоянно, хотя и не торопливо.

И складывается своеобразная лесная летопись, антология жизни необычных обитателей нашей тайги, календарь природы и, попутно, страницы из жизни обыкновенного русского человека, деятельного и скромного – Вадима Николаевича Каплина. Они вызывают живой интерес сегодняшних читателей. Ведь за каждым словом – трепетная любовь к природе, неизменное уважение к матери-Родине.

Василий Оботуров.