Вечерело. Солнце, тяжело лежащее на верхушках деревьев, помутнело. На него наплывали со всех сторон темно-серые облака, разбухшие и полные снега. От деревьев протянулись длинные тени, а в отпечатках подков на снегу клубилась тьма. Заметно похолодало. Аткас плотнее прижал ноги к теплым бокам Солемны, но все равно у него зуб на зуб не попадал. Пете и Листик негромко о чем-то беседовали, временами оглядываясь назад. Теплее всего было священникам — толстые шубы надежно прикрывали пухлые тела от холода. Оба на ходу читали толстенные книги и обменивались тихими замечаниями.

— И не подумаешь, что скоро весна, да, Грего? — попытался завязать разговор Аткас.

Рыжий оруженосец презрительно на него глянул и отвернулся прочь. Аткас пожал плечами. Если кто-то считает разговоры ниже своего достоинства, то это его проблемы. Он попытался расслышать, о чем говорят оруженосцы Орвальда и Терина, но ветер уносил их слова в сторону.

— До Вусэнта нам сегодня не добраться, — обронил Сегрик, обращаясь главным образом к Терину. Тот согласно качнул головой. — Я предлагаю найти подходящее место для ночлега и устроить привал.

— Я на разведку, — вызвался Орвальд. Взмахом руки Сегрик разрешил ему отъехать.

Лошади забеспокоились: стали прясть ушами, легонечко всхрапывать и замедлять шаг. Экроланд прищурился, вглядываясь в дорогу. До самого поворота, находившегося примерно в полмили от них, никого не было. Не заметил он никаких признаков жизни и в ближайших кустах. Впрочем, в сгущающихся сумерках за каждым деревом мерещилось движение, а призрачный свет луны, отраженный сугробами, делал окружающие предметы расплывчатыми, изменял их форму.

Рыцари насторожились, сдерживая бивших копытами коней.

— Орвальд, назад! — крикнул Сегрик.

Тот беспрекословно подчинился, коленями заставив коня повернуться. Когда рыцарь подъехал к главе отряда, в глазах у него читалось легкое беспокойство

Сзади подоспели священники. Их кобылки, более привычные ко всякой чертовщине, вели себя смирно. Оба отца имели скучающий вид, словно им никакая опасность грозить не могла.

— Кажется, засада, — спокойно сказал Орвальд. — Там.

Он левой рукой указал на деревья у обочины, правая же покоилась на рукояти меча.

Рапен кивнул, доставая необходимый для волшебства посох:

— Судя по поведению ваших коней, там кто-то из Темных.

Экроланд нахмурился и легонько тронул поводья. Стролл медленно зашагал вперед. Конь, переживший вместе с рыцарем не одну битву, мог бы стать примером даже для кобылок священников в спокойствии.

Воинственные вопли, мгновенно завибрировавшие в барабанных перепонках, сотрясли воздух, казалось, на много миль вокруг. Со всех сторон, отовсюду, где росли деревья, вываливались на дорогу существа, быстрые, словно молнии. Сначала Аткас принял их за детей, столь махоньким ростом они отличались, но тут же понял свою ошибку. Нет, не дети. Темная кожа лоснилась под слабенькими лучами солнца, а узкие набедренные повязки скрывали естество этих существ. Вовсе не люди потрясали перед отрядом короткими копьями и деревянными дубинами.

— Берегись! — раскатился голос Сегрика. — Гоблины!

Твари непрерывно орали, но их крики не возымели должного впечатления: рыцарей голосом не напугать. Пожалуй, почувствовал страх — такой, что до дрожи в ногах — один Аткас.

Экроланд торопливо ссадил Дженну возле повозки и ринулся в бой.

Под копыта Стролла кинулся один из монстров, намереваясь кинжалом распороть коню брюхо, но рыцарь свесился вниз и, орудуя в латах на диво быстро, вонзил клинок наглому гоблину в живот, в податливую мякоть, не защищенную даже тряпицей, и мгновенно повернулся к следующему. Острие клинка окрасилось черной, с зеленым отливом, кровью, а существо рухнуло на землю, зажимая руками рану и пронзительно вереща.

Сегрика окружили пятеро гоблинов, и, испуская яростные крики, пытались его достать кривыми мечами. Конь рыцаря лягался со всей мочи и раскидал двоих в разные стороны. Один, с пробитой грудной клеткой, так и не встал. Второй, оглушенный, предпочел позорно бежать, бестолково размахивая руками. Меч Сегрика, казалось, жил своей жизнью, с невероятной скоростью перемещаясь от одного гоблина к другому, парируя удары и нанося смертельные раны.

Перед Экроландом появился огромный, даже по человеческим меркам, монстр с молотом на плече. Он нехорошо ухмылялся, приоткрыв острые желтые зубы, и без особых усилий поигрывал грозным оружием, размеры которого удивили даже видавшего виды Экроланда. Ожерелье из клыков соплеменников на шее гоблина недвусмысленно давало понять, кто возглавляет нападение. Рыцарь перехватил поудобнее рукоять меча со сверкающей каплей аслатина и ринулся в бой.

Вождь замахнулся и нанес сокрушительный удар сверху, но Стролл отпрянул в сторону, и молот ударил о землю. Экроланд, не желая рисковать конем, спешился и встал напротив гоблина, напряженно следя за его движениями. Гоблин нанес несколько тяжелых ударов, от которых, казалось, сотрясается земля, намереваясь смутить Экроланда, но тот был начеку и удачно избежал всех, а потом, наметив брешь в обороне противника, сам молниеносно атаковал. Вождь не успел блокировать удар и глухо зарычал, раненый в плечо. Из раны потекла густая темно-зеленая кровь. Снег, куда капала кровь, дымился и плавился.

Экроланд благоразумно отступил, опасаясь, что вождь озвереет и кинется на него, не думая о защите. Какой-то гоблин подскочил, намереваясь атаковать рыцаря, но вождь рыкнул на него, мол, уйди, это моя битва.

Их оружие скрестилось. На фоне гоблинского молота меч Экроланда казался белой полоской света. Но меч выдержал, хотя рукоять молота перерубить им не удалось. Рыцарь, поднатужившись, откинул вождя от себя, и провел серию ударов. Гигантский молот не поспевал за молниеносной атакой меча рыцаря, и Экроланд вторично ранил гоблина, на сей раз в грудь. Вождь, не удержав в руках молота и уронив его на землю, с воплем ринулся к рыцарю, ему, похоже, уже было на себя наплевать. Только он атаковал не голыми руками, как ожидал Экроланд, а кинжалом, который словно по волшебству появился у него в руке. Тонкое лезвие с противным скрежетом полоснуло по броне и скользнуло в щель между металлическими пластинами. Не успел рыцарь отшатнуться, как почувствовал острую боль чуть ниже ребер. Гоблин, злорадно усмехаясь, снова замахнулся, но Экроланд, прижимая левую руку к боку, подставил меч, и кинжал, наткнувшись о сталь, сломался.

Вождь с глупым видом смотрел на рукоять кинжала у себя в руке, и даже не заметил, как меч пронзает ему грудь. Сей кинжал вождю за большую плату — целых три пленных девочки! — продал шаман племени, поклявшись, что клинок неуязвим, и в бою он будет сам убивать врагов. Н-да, обманул шаман…

Экроланд огляделся в поисках следующего противника. Вокруг себя он видел рыцарей, окруженных гоблинами. Возле Орвальда, молодого, но уже опытного и умелого бойца, возвышалась целая гора трупов. Неподалеку священники истово молились, навевая на гоблинов волшебный сон и немощь в конечностях. Экроланд бросился на подмогу Терину: еще чуть-чуть, и твари бы одолели несчастного. Иногда желание показать воинское умение играло Терину не на руку, провоцируя его на необдуманную лихость. Вдвоем они одолели гоблинов и поспешили на помощь остальным.

Оруженосцы жались друг к другу, жизнерадостный Листик пытался ободрить остальных, но безуспешно. Их задачей было охранять Меруэля, но гоблины или не догадывались о плененном маге, или не могли подобраться близко. Дженна свернулась в комочек возле колеса и дрожала.

Аткас рискнул подъехать к месту битвы, когда рыцари одерживали верх. Несмотря на то, что тварей было раз в пять больше, одолеть их труда не составляло, поскольку сражались они совсем неумело. Вождь, видимо, был самым опытным бойцом среди нападавших.

Аткас слез с Солемны и наткнулся на труп. Парень со страхом взглянул на распростертого на снегу гоблина. Его громадные глаза были широко открыты, в них отражалось темное небо, зрачки оказались узкими и вертикальными, как у кошки. Тело гоблина покрывали волосы, создавалось впечатление, что косматая шерсть растет изо всех пор. Свалявшаяся в колтуны, она являла собой неприятное зрелище. Из одежды на гоблине — лишь кожаные штаны да сапоги. Кожа у монстра казалась черной, но Аткас знал, что на самом деле она темно-зеленого цвета. В громадном ухе сверкала небольшая сережка.

И тут сзади на него кто-то навалился, а на горле оказалась веревка, которую стянули изо всех сил. Дженна завизжала. Аткас захрипел, пытаясь освободиться, но удавка сковывала все движения. Он потянулся к поясу и вслепую нашарил там метательный ножичек. Юноша вытащил его и, не колеблясь ни мгновения, принялся вслепую наносить удары назад. Секунды три удавка еще сдавливала горло, потом захват ослабел.

Аткас, кашляя, шагнул вперед и обернулся. Позади него в предсмертных судорогах корчилось темнокожее тело. Юноша глянул на руку: зажатый в кулаке нож был весь в крови, даже рукава испачкались. Тягучими каплями кровь стекала в снег. А еще ладонь горела, словно в огне. Аткас поспешил окунуть руки в снег, смывая ядовитую кровь.

Гоблин хрипло застонал. Юноше послышался в стоне скулеж собаки, он наклонился и милосердно добил гоблина, полоснув по горлу, и некоторое время его рассматривал. Одежды на нем было побольше: не только штаны, но и рубашка, стянутая на мохнатом животе узлом. На шее тускло мерцала золотая цепочка, а серьги были в обоих ушах.

Потрясенный, Аткас понял, что перед ним была гоблинская женщина.

«Женщина? Или самка?» — подумалось ему.

Сражение заканчивалось. Орвальд и Сегрик передали поводья лошадей оруженосцам и ринулись преследовать убегающих гоблинов по лесу. Терин с отрешенным видом бродил по дороге и временами добивал раненых.

Экроланд тщательно вытер о снег меч, вложил его в ножны и неловко залез на Стролла, невольно скривившись от боли в боку. Рыцарь ногами направил коня к Аткасу, с усилием стянул с головы шлем и, вытирая пот со лба, упрекнул его:

— Ну и зачем ты подъехал так близко? Тебя могли ранить.

Аткас молча указал на убитую им гоблиниху. В душе его расцвела гордость, но не успел он надуться от важности, как Экроланд, снисходительно улыбаясь, сказал:

— Да, гоблины — народец очень воинственный. У них сражаются все, от мала до велика, и женщины тоже. Считай, что в рубашке родился, раз у нее была удавка, а не нож. А то мы тебя уже на погребальном костерке поджаривали бы да молитвы по душе читали.

Аткас содрогнулся и почувствовал, как волосики на руках встают дыбом. Ему-то думалось, что совершил геройский поступок, а оказалось, что жив он по чистой случайности. Ведь гоблиниха подкралась неслышно и незаметно, значит, будь у нее кинжал…

Сзади его не больно, но ощутимо хлопнули по плечу.

— Да ты герой! — расплываясь в улыбке, сказал Листик.

— Какой из меня герой, — уныло ответил Аткас, потирая все еще болевшие ладони. — Лицом к лицу с тем здоровенным гоблином, думаю, я бы не выстоял.

— Ишь, чего захотел! — прищурился Грего, бесцеремонно вмешиваясь в их разговор. — А кто ты такой, рыцарь, что ли? Герои нашлись тут. Тьфу, а не герои!

— Говори, да не заговаривайся, — одернул его Листик. — Пошли к хозяевам, думаю, скоро дальше поедем.

— Да все вы в штаны наложили, — с изрядной долей досады пробурчал Грего, словно это он поубивал всех гоблинов, а не таился у клетки.

Зашуршали придорожные кусты и на дорогу выехали запыхавшиеся Орвальд и Сегрик.

— Чисто. Ни один не ушел, — сказал глава отряда, самодовольно поправляя ножны и щелчком пальца отправляя в недолгий полет комочек грязи, приставший к наплечнику.

Напряжение, в котором Аткас пребывал все время с начала нападения, немного отпустило. В голову лезли неприятные мысли: а что, если ночью на них нападет отряд, по численности превосходящий их раз в сто? Справятся ли рыцари? Но он постарался не выказывать своего страха и мужественно растянул губы в улыбке.

— Ума не приложу, что они делали так далеко на западе, — обронил Терин.

На секунду Аткас представил себе, как полчища тварей Тьмы нападают на беззащитный Стипот, как огонь пожирает деревянные дома. И Цила, беспомощная, несется в охапку с малышом прочь из города, по обледенелой дороге, мимо леса, который сам по себе представляет собой огромную опасность для беззащитных девушек с малыми детьми. Разыгравшееся воображение приструнили слова Сегрика:

— По северу шныряют, мрази. Я доложу об этом магистру. Надеюсь, он предпримет какие-нибудь меры. Думаю, пока они не осмеливались нападать на фермы и деревни, иначе бы мы уже знали — слухами земля полнится. Может, они ждут подкрепления? Ладно, как бы там ни было, проедем еще пару миль и там поищем место для ночлега.

***

Окончательно стемнело. Дальше собственного носа Аткасу удавалось различить лишь неверные очертания деревьев да узкую полосу утоптанной дороги впереди. Казалось, темный куб скрипит по дороге — то катилась клеть Меруэля. Смутно колыхались белые очертания шуб священников, а рыцарей совсем не было видно, только ветер доносил обрывки их бесед.

После схватки Аткас чудесным образом согрелся, но теперь холод брал свое, заползая пронизывающими пальцами в каждую щелочку на одежде. Сначала кожа покрылась мурашками, потом его забила крупная дрожь, ну а еще через некоторое время он перестал ощущать руки-ноги. Еще чуть-чуть — и кулем бы ему рухнуть с коня, но, к счастью, Сегрик объявил о привале.

Помимо мороза над Аткасом брала свое усталость, поэтому он счел, что более уютного места под ночлег и не придумать, хотя при иных обстоятельствах поляна, выбранная рыцарями, пробудила бы в нем подозрительность. Ее окружали высоченные сосны, пышные кроны нависали над поляной на огромной высоте, а снизу стволы были почти голыми, только кое-где торчали сухие сучья. Странный кустарник стлался по снегу, весь изломанный и перепутанный, словно таинственные письмена в книге.

На повозке с клеткой Меруэля все свободное место было занято необходимыми в пути вещами. Первым делом Листик и Пете распаковали мешки с палатками священников и споро поставили их.

Строго заглядывая рыцарям в глаза, прошелся важной походкой Рапен. После некоторого нажима двое рыцарей — Экроланд и Терин — признались, что легко ранены.

— Вы мне тут свои заморочки с честью бросьте! — сурово выговорил им Рапен. — Я понимаю, что вам неохота признать, что вас чуточку покромсали, но и мне недосуг возиться с вами позже, когда пойдет нагноение и всякая прочая мерзость. Прошу, заходите, и я поведаю немного подробнее, что случается с ранами, если их не исцелить…

Голос отца затих за пологом высокой нарядной палатки, белое полотно которой было украшено цветной вышивкой. Внутри зажегся свет, но ничего не удавалось разглядеть. Таинство лечения охранялось священниками строго.

Сегрик послал Грего и Аткаса в лес за хворостом. С ними увязалась было и ведьма, которая не желала оставаться среди рыцарей.

Рыжий оруженосец Сегрика презрительно сказал, глядя на Дженну:

— Слышишь, отродье… Куда, интересно, ты собралась? Сиди у ног рыцаря, милостиво сохранившего тебе жизнь, и не вздумай шевельнуться!

Грего нарочито безмятежно вынул из-за пояса кинжал и стал вертеть его в руке. Кинжал удивительным образом крутился между пальцев, будто наделенный собственной жизнью.

— Сам ты отродье, — вскинула голову девушка. — Я хочу пойти с вами. Мне скучно.

Ее, казалось, отнюдь не впечатлили манипуляции с кинжалом.

— Да не трогай ты ее, — вступился за нее Аткас. — Пусть идет. Сэр Эри сказал, что без аслатина они беспомощны, и она не сделает никому ничего дурного.

— Чтобы я — и боялся какой-то ведьмы! — с вызовом воскликнул Грего. — Мне она просто омерзительна, и я не желаю терпеть ее рядом!

Говоря, он указывал на нее кончиком кинжала. Аткас испугался, что еще немного — и он пустит его в ход. Хотя, вряд ли посмеет. Ведь она находится под покровительством рыцаря! Аткас представил, как Грего пытается напасть на Экроланда со своим кинжальчиком, и ему стало смешно.

Дженна сузила глаза, а ее кулачки сжались:

— Это ты мне омерзителен! — прошипела она. — И это я не хочу терпеть тебя рядом!

Она повернулась и с гордо вскинутой головой пошла прочь.

— Ну вот, Грего, ты добился своего, — грустно сказал Аткас, глядя в спину уходящей девушке. Отчего-то веселье испарилось без следа.

— А чего это ты так за нее заступаешься? — насмешливо проговорил оруженосец. — Влюбился, что ли?

Это предположение, само по себе смешное — как можно влюбиться в ведьму? — застало Аткаса врасплох. Над ним давно никто не издевался, с тех самых пор, как он наглядно показал одному наглому товарищу, на что он способен, если его как следует разозлить.

— Ах ты! — Аткас накинулся на Грего, целя в лицо. Тот не растерялся и ударил Аткаса кулаком в подбородок. Завязалась драка.

На шум обернулся Элнас и мигом подскочил к ним. С недюжинной силой ухватив обоих за уши, он растащил их и нарочито ласковым голосом пропел:

— Сыновья мои! Не гоже перед лицом Талуса сеять семена раздора, когда Тьма еще не уничтожена!

Он как следует встряхнул их, от чего оба завопили, как резанные. Ухо болело невыносимо, но Аткас боялся пошевелиться, дабы не навлечь на себя еще больший гнев. Он по опыту знал, что когда отчитывают вот таким ласковым, почти нежным тоном — жди беды.

— Секлару в радость наши распри, молодые люди, — прошипел Элнас. — Так не будем же доставлять ему удовольствия!

— Не будем, — прохныкали оруженосцы.

— Я… я просто не хотел, чтобы ведьма шла с нами, — осмелился сказать Грего, тайком показывая Аткасу кулак. — А тут еще этот за нее заступается… Одного поля ягоды, вот что я скажу!

Щеки Аткаса загорелись от гнева, но Элнас еще разок встряхнул их и сказал:

— Талус прощает нам грехи после покаяния. Думаешь, Грего, ты самый умный, да? Или, может, твой рыцарь лопух, а? Отвечай!

— Н-нет, я не думаю, — побледневший Грего оставил попытки освободиться от яростного захвата Элнаса.

— Словами не передать, как я за тебя рад! А теперь так, словно вы оба — тупые идиоты, которым надо все объяснять на пальцах, скажу вот что. Сэр Эри взял эту шмакодявку на поруки. А это значит, что в наших глазах она словно святая, понятно? Разумеется, пока не допустит промашки… А вот как ошибется — так и будете с ней поступать, как вам вздумается. Ну а пока она для вас — любимейшая племянница. Зарубили на носу?

Оба торопливо закивали, не обращая внимания на боль в ушах. Цепкие пальцы Элнаса наконец разжались и освободили юношей.

Священник подозвал обиженную девушку к себе, пошептался с ней немного, и указал на юношей. Она покорно кивнула и пошла с ними.

Некоторое время висело тягостное молчание, затем Грего, видя, что Элнас провожает их благожелательным взглядом, смущенно кашлянул и поторопился сказать:

— Ты уж прости меня, что я тебя отродьем назвал…

Дженна пожала плечами и сунула руки в карманы шубки. Аткасу стало любопытно, что же такое сказал ей Элнас, но спросить он не осмелился.

Оруженосцы молча собирали ветки, искоса поглядывая на Дженну. Девушка топталась вокруг, страшась отходить далеко. Она кончиком башмачка подкидывала снег и любовалась, как он оседает на кустах. Потом это занятие ей надоело, и она стала пристально наблюдать за работой юношей.

Среди теней и призрачного света луны Аткасу казалось, что над ними стоит странный безмолвный надсмотрщик. Он поежился и отвел глаза.

***

После ужина, состоявшего из наваристого супа и сухарей, Дженну позвали к главе отряда. Девушка облизнула губы, поставила миску на землю и направилась к стоявшей посреди поляны палатке. Всего их стояло три: особая, утепленная для священников, побольше для рыцарей и оруженосцев и совсем крошечная для Сегрика.

Аткас, сидевший рядом с Листиком и гревший руки над костром, с любопытством уставился им вслед. Интересно, о чем пойдет разговор между ведьмой и рыцарями? Он многое бы отдал, лишь бы там присутствовать. Может, если он тихонько подкрадется к палатке сзади и незаметно приподнимет краешек… В спине родилось щекочущее ощущение. Оглянувшись, он поймал на себе взгляд Элнаса. Рука невольно поднялась к уху, которое, он был уверен, до сих пор светилось малиновым светом и горело, точно ошпаренное кипятком. Нет, и думать не стоит о подслушивании.

Дженна откинула полог и, склонив голову, прошла внутрь. Ее сразу обдало волной приятного тепла. В палатке было уютно, на столике мягко светила лампа, кидая блики на сидевших вокруг рыцарей и священника. На полу лежали медвежьи шкуры, заставляя забыть о промерзлой земле под ними. Но Дженна не почувствовала ни капельки комфорта, когда ей приказали сесть у ног Экроланда. Расстегивая шубку и снимая перчатки, она незаметно посматривала на суровые, словно высеченные из камня лица рыцарей. На них не было ни малейшего признака радушия или жалости. Внутренне приказав себе не расслабляться, она грациозно опустилась на пол, спиной коснувшись обутой в высокий сапог ноги своего спасителя.

Сегрик сразу приступил к расспросам:

— Чему ты научилась у ведьм?

— По правде сказать, они не очень-то меня и обучали, — осторожно начала Дженна, тщательно подбирая слова. — Вначале, в основном, знанию трав всяких, тому, как они действуют на человека. Я теперь могу вылечить несложные болезни, вот, например, залечить сэру Экроланду его рану.

— Не надо! — резко возразил Рапен. — Еще не хватало, чтобы рыцаря лечили богомерзкими методами… Я уже все необходимое и так сделал.

Экроланд благодарно кивнул, подтверждая, слегка улыбнулся и велел девушке продолжать. Дженна, подумав, решила, что наилучшим выходом будет притвориться, что она недалекого ума: так она уменьшит вероятность слишком сурового допроса.

— А сами они, — продолжила она, — ходили на кладбище совершать странные вечерние обряды, но меня с собой не брали, я в это время дома их книги читала, где было многое написано про бога, про магию его…

— Я их все изъял, — ответил на невысказанный вопрос Сегрика Рапен. — У нас эти книги еще изучат. Посмотрим, чем затуманивают мозги честным людям!

— А однажды, — вспоминала Дженна, гадая про себя, кого именно подразумевал священник, говоря о «честных людях», — когда у моей подружки отец утопил котят, они сумели одного из них вылечить, и она тайно держала его на заднем дворе.

— Вылечить! Ха! — злобно воскликнул Рапен. — Да не вылечить, не вылечить, по-другому такие дела называются!

Глаза Дженны на миг вспыхнули, но она тотчас опустила ресницы. Ей и не знать, что именно сделали с котенком ведьмы! Но она не позволит себе выйти из роли глуповатой девицы.

— Спокойно, святой отец, — утихомиривающим тоном сказал Экроланд. — Дженна, вот лучше скажи нам, может, ты знаешь, где еще живут ведьмы? Скажем, нет ли их в ближайших селениях?

Девушка переводила взгляд с одного на другого и поражалась. Неужто они и впрямь думают, что, после совершенного ими в деревне, она так просто возьмет и скажет, где еще есть гнезда ведьм? Для правдивых ответов им придется ее пытать!

— Нет, господин, мне об этом ничего не известно, — притворяясь покорной и подпустив в голос боязни, ответила Дженна. Как ни странно, но, кажется, ответ их удовлетворил. Она тихонько перевела дыхание и вцепилась в перчатки, готовясь к следующим вопросам.

— Дженна, ты можешь идти, — мягко сказал Экроланд.

Девушка изумленно уставилась на него, не веря своим ушам. Допрос окончен? Не может быть, чтобы ее так легко отпустили! Но Сегрик недовольно кивнул, а мгновение спустя и Рапен сделал рукой такое движение, словно отсылал ее прочь. Путаясь в шубке, она чуть не бегом покинула палатку.

— В тех книгах были приведены лишь общие сведения о некромантии. Только потому я в силах допустить, что ничему стоящему ее там, в Олинте, не обучали! — в волнении воскликнул Рапен. — Но защита, милые мои, защита Дженны была бесподобна… Даже не берусь сказать, какая ступень! Неужели у нее столь сильны природные возможности?

— Может, наше нападение так повлияло? — предположил Экроланд, делая большой глоток из фляги с подогретым вином.

Рапен покачал головой:

— Нет, такое невозможно. Волшебная Сила во время переживаний не меняется, как это случается, скажем, с физическими возможностями. Когда на ребенка нападают разбойники, мать может уложить одним ударом взрослого мужчину, но с волшебством такие штуки не проходят.

— Знаете, я тоже не ожидал, что за полгода — или сколько ее там учили? — можно преподать умение защиты такого высокого уровня, — согласился Сегрик. Экроланд слегка поморщился. Ох уж этот глава отряда! Строит из себя великого знатока магии, тогда как сам вряд ли способен наложить простенькое заклинание.

— Обязательно пришли ее нам, — попросил Рапен рыцаря. — Кто знает, вдруг мы сможем начать учить ее как священницу. Если, конечно, семена зла в ее душе проросли не слишком глубоко.

— О каких семенах вы толкуете, святой отец? — улыбнулся Экроланд. — Она еще совсем ребенок и не ведает, что творит. Для нее вся эта некромантия — наверняка не более чем игра, забава.

Сегрик с Рапеном переглянулись и усмехнулись.

— Ты называешь забавой разворошить деревенское кладбище, проводя ужасные опыты? Странные у тебя понятия об играх.

Экроланд вынужден был оправдать свою подопечную, иначе, как он подозревал, эти двое от нее не отцепятся до конца пути.

— Мне кажется, девочка была слишком одинока в деревне. Помните, та женщина сказала, что Дженна жила в Олинте не больше года? Может, ведьмы завлекли ее к себе посулами и обещаниями красивой жизни, почувствовав в ней необыкновенный потенциал. Как любит говорить магистр, сочная морковка поведет за собой самого упрямого осла. Прошу тебя, Сегрик, не забывай о том, сколь она юна.

— Надо будет спросить у нее, откуда она узнала о кодексе рыцарей. Ведь простая деревенская девчонка не могла знать о Заветах? — прищурившись, спросил Сегрик. — Прошу меня простить, я отойду на минуту.

Экроланд пожал плечами и сделал еще глоток вина. Правый бок заныл: священникам в походных условиях оказалось не под силу полностью его исцелить. Больше всего рыцарю хотелось устроиться в кресле перед камином и бездумно наблюдать, как пляшут за решеткой языки огня, а не решать вопросы о ведьме.

***

Дженна постояла на выходе из палатки, привыкая к холоду и рассматривая лагерь сквозь ночную темень. От костра доносились взрывы смеха, и пахло вкусной похлебкой: Листик оказался настоящим мастером в приготовлении еды. Но голода она не чувствовала. Присоединяться к общему веселью ей тоже не хотелось, к тому же она боялась, что рыжий оруженосец опять начнет ее задевать. Рука невольно потянулась к шее, туда, где недавно висел на цепочке аслатин… Встреться ей Грего пару дней назад, уж она бы ему показала! Она знала, что даже многие ведьмы побаиваются ее, и была рада этому. Боятся — значит, она сильная.

Ноги сами направили ее в обход костра, к той части лагеря, где стояла клетка с черным магом. Еще днем, увидев его, она поняла, что вовсе не разорение гнезда ведьм было целью рыцарей. Захват черного мага — опасное дело, но оно полностью себя окупает. Раньше, когда она жила куда как ближе к границе с Рабадом, ей доводилось видеть целые караваны захваченных в плен приверженцев тьмы. Если среди них был черный маг, или теневой убийца, или истинный воин, это считалось большой удачей. Интересно, что Меруэль делал в глубине Твердикана, практически в краю Вечной Зимы? Конечно, попасть сюда он мог только по северным горным тропам.

Она приблизилась к повозке и увидела, что черный маг скрючился на полу клетки и со свистом тяжело дышал сквозь полуоткрытые губы. Девушка присела перед прутьями и жалостливо погладила черную копну волос. Маг озадаченно мигнул, затем быстро заморгал, но не сумел и мускула на лице напрячь.

— Бедненький, — прошептала Дженна. — Ты хочешь пить, да? С тобой они уж точно обошлись похуже, чем со мной. Думаю, тебе не отказали только зрение и слух? — веки медленно опустились и поднялись. — Значит, ты должен был слышать, что происходило в Олинте. Кошмар! Вам-то, черным магам, хорошо, вы не собираетесь в братства, все больше по одиночке хищничаете… Да-да, я поняла, — торопливо заверила девушка, увидев, как вытаращил глаза Меруэль, умудряясь скосить их куда-то вниз, — тебя замучила жажда. Погоди немного, и я омочу твои губы водой, а то еще захлебнешься — паралич штука непредсказуемая.

Дженна легко вскочила и понеслась к палатке рыцарей, где среди вещей Экроланда нашла оловянную кружку. Неподалеку от поляны, куда они ходили с юношами за хворостом, она углядела ручеек. Оглянувшись, не наблюдает ли кто за ней, она проскользнула сквозь кусты к тому, что с виду казалось трещиной в снегу, а на деле было ручьем.

Разбив рукой тонкий ледок, она зачерпнула кружкой ледяной воды и, стараясь не глядеть по сторонам, поспешила обратно в лагерь. Ночной лес ее не то чтобы пугал… Но настораживал. В который раз она пожалела, что с ней нет ее верного аслатина.

Осталось обогнуть палатку рыцарей. Она сосредоточилась на том, чтобы не расплескать воду в кружке, и потому была захвачена врасплох, когда ее за локоть поймал Аткас.

— И куда ты направляешься? — зашипел он. — Рыцари вокруг и так тебя ненавидят, я уж о священниках не говорю, а ты у всех на виду с черным магом любезничаешь!

— Уж готова спорить, — насмешливо прищурилась девушка, — что только ты меня и видел, а все из-за того, что следил за мной! Может, прав был Грего, говоря, что ты влюбился?

Аткас задохнулся от возмущения и попытался вывернуть Дженне руку, но не тут-то было: девушка ящеркой выскользнула из его захвата и растворилась в быстро наступившей темноте. Только удаляющиеся шаги он и услышал. Парень бросился за ней, надеясь, что ее никто не видел.

Меньше всего ему хотелось, чтобы девушку, которую взял на поруки сэр Экроланд, подвело желание пообщаться с тем ужасным магом. Что подумает любой, увидев, как Дженна нежно поит Меруэля? Правильно: что она либо задумала его освободить, либо вот-вот сбежит за подмогой. На рыцаря и так косо посматривают, а тут уж какого-нибудь скандала точно не избежать, даже несмотря на то, что Экроланд, похоже, пользуется среди рыцарей не меньшим авторитетом, чем сам Сегрик.

«Но союз черного мага и ведьмы прямо в лагере пресветлых рыцарей — это перебор, — подумал Аткас, и тут краска залила его лицо. Что он успел вообразить? Почему он решил, что Дженна и Меруэль… Неужто он и вправду неравнодушен к девушке, на что намекал этим вечером Грего? — Но их общение необходимо пресечь, а не то у сэра Эри будут неприятности…»

Юноша храбро отправился во тьму, в которой исчезла Дженна. И, хотя в голове засела мысль о маге и ведьме, которые, сговорившись, наносят огненный удар по лагерю, он бесстрашно оглядывался, ища глазами клетку.

Внезапно он замер. Навстречу ему, слегка пошатываясь, шла Дженна со странным выражением лица. Он хотел было спросить ее, в чем дело, но девушка прижала палец к губам и почти насильно повела его за руку назад, к костру. Еще он заметил, что кружка, которую она несла магу, по-прежнему полна, и Дженна машинально несет ее так, чтобы не расплескать.

Он почти спокойно проводил ее до костра, а потом принялся расспрашивать, но она молчала и улыбалась чуть виноватой и растерянной улыбкой. Когда они усаживались вокруг огня, Грего нарочито быстро отодвинулся, но, к счастью, не посмел сказать ничего уничижительного.

Когда из палатки главы отряда вышли Экроланд и Рапен, лицо Дженны словно облеклось в маску надменности. Аткас терялся в догадках, что такое с ней происходит. До недавнего времени в присутствии Экроланда она щебетала, как птичка, а тут молчит, словно воды в рот набрала.

Экроланд громогласно осведомился у нее:

— Дженна, совсем забыл спросить тебя вот о чем: а как ты оказалась в Олинте на воспитании у тех мужчины и женщины? Они же сказали, что ты им не родная дочь?

Дженна облизнула губы и, бросив быстрый взгляд на Рапена, ответила:

— Просто отец был недоволен моим поведением, и в наказание я была отослана в Олинт. Керк и Гейла ранее жили на землях моей семьи, но и после переезда не отказали бывшему господину в услуге.

«На землях моей семьи». Ничего себе! Аткас уставился на Дженну во все глаза. Так мог сказать какой-нибудь аристократ. Но ведь девушка определенно не была аристократкой?

— Каково твое полное имя, Дженна? Из какой ты семьи? — спокойно спросил Рапен, про себя недоумевая: девушка явно не хотела говорить о своем происхождении. Он догадывался, что почти наверняка это связано с ее мощным и необычным даром к Силе.

— Дженнайя Ивесси, господин, — вспыхнув и опуская глаза, еле пробормотала она.

Рапен тихо ахнул, а рыцарь озабоченно прищелкнул языком. И Аткас их прекрасно понимал, потому что сам не раз слышал эту фамилию. Она часто упоминалась торговцами на рынке, которые говорили о семействе Ивесси с придыханием, и чуть ли не с большим благоговением, чем о самом короле. Аткас знал, что Ивесси владели обширными землями на северо-востоке Твердикана, и принадлежали к старинному и славному аристократическому роду, а также занимались торговлей, но продавали и покупали нечто необычное, то ли магические вещички, то ли старинные украшения. Говорили, что род Ивесси был известен даже до Великого Переселения.

— Докажи, — не поверил Рапен и сделал неопределенный мах рукой. — Покажи нам свои метки… Ты понимаешь, о чем я?

Дженна скривила губы, и, глядя священнику прямо в глаза, скинула на руки Экроланду шубку и развязала шнуровку на груди. Резко скинув с плеча рубашку, она позволила всем увидеть на предплечье татуировку в виде браслета темно-малинового цвета. Татуировка была сложной: в плетении на браслете, если приглядеться, можно было заметить буквы и миниатюрные картинки.

Нимало не смущаясь близостью полуобнаженного девичьего тела, Рапен наклонился и стал изучать татуировку. Губы шевелились, расшифровывая каждый знак, каждый символ и каждую картинку. Наконец, он выпрямился:

— Она не солгала… Это настоящий отпрыск рода Ивесси.

— Ишь ты, какая птичка залетела в наши силки! — присвистнул появившийся у костра Сегрик. — Пожалуй, и хорошо, что мы ее не убили.

— Это еще как посмотреть, сын мой, — заворчал Рапен, с откровенной неприязнью поглядывая на девушку. — Вполне возможно, что ее родные только поблагодарили бы нас за ее смерть.

Экроланд нахмурился, собираясь вступиться, как Дженна резко поднялась и скрылась в палатке. Аткас, пока рыцари и священник о чем-то переговаривались, проскользнул за ней.

Девушка лежала на тюфячке и рыдала. Юноша не знал, как лучше ее утешить, поскольку всегда терялся при виде женских слез. Цила, например, знала, что стоит ей пустить слезу и надуть губки, и он исполнит любое ее пожелание, и пользовалась она этим сверх всякой меры. Аткас опустился рядом и робко коснулся плеча девушки:

— Ну полно, Дженна, — последнее слово далось с явным усилием. Аткасу так и хотелось прибавить нечто вроде «госпожа Дженнайя» или «леди Ивесси». — Уверен, что Рапен сам не знал, о чем говорит. Подумать только! Да ни один родитель не отринет свое дитя, как бы дурно оно себя ни вело. Ведь он не прав, да?

— Он в точку попал, понятно?! — прошипела Дженна, поворачиваясь к оруженосцу зареванным лицом. — У меня тоже есть своя гордость! Я, конечно, благодарна сэру Экроланду, что он спас меня от смерти, но я не собираюсь все время отвечать на их дурацкие вопросы, слышишь, Аткас? Вот увидишь, скоро они начнут выспрашивать меня об отце! Готова спорить, что сейчас у костра все оруженосцы перетирают мне косточки. Особенно этот кретин Грего… Мне страшно представить, что будет, когда мы попадем в Вусэнт! По крайней мере, у ведьм я была избавлена от слухов и сплетен.

— Кажется, тебе никогда уже к ведьмам не попасть, — заметил Аткас, за что получил еще один преисполненный ненависти взгляд. — И я так думаю, что не больно-то сэр Эри позволит тебе по городу разгуливать.

Юноше казалось, что он привел достаточно разумные доводы.

— Ты думаешь, — плечи девушки ссутулились, взгляд потух, — что всем станет известно, кто я такая на самом деле?

Аткас замялся с ответом. По правде сказать, он был уверен, что скоро по Вусэнту пойдут самые невероятные слухи про родовитую ведьму, и потому ответил достаточно уклончиво. А на что она, собственно, надеялась? Что рыцари, узнав о ее благородном происхождении, с поклоном поднесут ей шелка да атлас и самолично преклонят колени? Дженна со вздохом отвернулась от него и смежила веки, надеясь уснуть после столь долгого дня.

Он так и не решился спросить, что произошло возле клетки. Прислушиваясь к ее ровному дыханию, он осторожно улегся рядом, думая, что нет смысла возвращаться к костру.

***

Аткас проснулся из-за неясного гомона. Пошевелив затекшей рукой, он бросил взгляд на Дженну: та мирно спала, свернувшись под шкурой. Потянувшись и чуть не снеся головой палатку, он обнаружил, что кроме Дженны, внутри никого нет. Вчера он уснул слишком быстро, чтобы услышать, как ложились остальные, а сегодня продрых дольше всех.

Чувствуя себя слегка виноватым, он выбрался наружу и растерянно заморгал. Его мгновенно ослепило солнце, сверкавшее подобно алмазу на свежем синем небе. Третий день подряд стояла великолепная погода. Желудок требовал завтрака, и, подогревая себя видением вчерашней похлебки Листика, он направился было к костру, но остановился, пораженный.

Весь лагерь был взбудоражен и бурлил, как растревоженный муравейник. Бестолково носились взад-вперед Пете и Грего, Терин и Орвальд с непроницаемыми лицами стояли возле повозки, а клетка Меруэля была пуста. Аткас, видя, что никто не обращает на него внимания, подошел ближе и увидел на дне клетки разомкнутые браслеты.

Неужели его вчерашние страхи оправдались, и Дженна умудрилась освободить мага? Аткас невольно сделал шаг назад, пугливо оглядываясь по сторонам. Маг мог атаковать в любое мгновение. Что это будет? Огненные шары? Молнии с неба? Землетрясение? Юноша не знал, на что именно способен человек с волшебной Силой, и потому воображение рисовало ему самые страшные картины разрушений.

Глава отряда вышел из своего шатра и, печатая шаг, подошел к большой палатке. За ним шел Экроланд, удрученно запустивший пятерню в волосы. Оба были в доспехах.

Сегрик резко откинул полог палатки и с угрозой крикнул:

— А ну, ведьма, выходи!

Брови нахмурены, губы сжаты в тонкую нить, глаза пылают, — все эти признаки гнева не позволяли усомниться в серьезности его намерений.

Дженна, сонно моргая, села на тюфячке. Увидев Сегрика, она придушенно вскрикнула и попыталась отползти вглубь палатки. Экроланд, подошедший сзади, попробовал оттащить Сегрика прочь, с убежденным видом что-то ему доказывая, но проще было бы отодвинуть с места скалу. Командир отряда был вне себя, с рычанием откинул от себя Экроланда и, ворвавшись в палатку, стал вытаскивать сонную Дженну наружу. Девушка мертвой хваткой вцепилась в шкуру, и вместе с ней оказалась под открытым небом.

— Это все она! Это твои потакания, Экроланд! — кричал Сегрик.

Рапен, сложив руки на круглом животике, наблюдал за этой сценой с некоторой долей удовольствия.

— Что случилось? — спросонья Аткас умудрился проявить непочтительность по отношению к рыцарям, но вряд ли кто-то это заметил.

Сегрик выволок Дженну к погасшему костру и встряхнул так, словно хотел вырвать ей руки:

— Ее надо сжечь! Если ведьма может управляться с мощными заклинаниями без аслатина, ее следует безжалостно уничтожить, пока она не причинила больших бед!

Экроланд приложил значительные усилия, чтобы оторвать Дженну от Сегрика. Она дрожала от страха, а гусиная кожа от холода побежала даже по щекам. Он прижал девушку к себе, накинул ей на плечи шкуру и решительно сказал:

— Замолчи, сэр Сегрик. Нет никаких доказательств того, что именно она освободила мага. Это мог сделать кто угодно!

Аткас отступил в сторонку, поближе к Листику, и оттуда прислушивался к перепалке. Будь он проклят, если расскажет, что вчера видел ее у клетки! Скорее он язык проглотит. Это решение пришло внезапно, и было тем более удивительным, потому что еще минуту назад Аткас полагал, что должен все рассказать.

— А кто еще в лагере служит не то что темным силам, а самому Неназываемому? — сказал Сегрик, надвигаясь на Экроланда.

Тот не стушевался и вздернул подбородок. Казалось, что кончики усов приподнялись, стремясь подчеркнуть важность слов своего владельца:

— С таким же успехом это мог быть любой из оруженосцев…

Поднялся небольшой гомон среди собравшихся.

— Рыцарей…

Гомон перерос в тревожный гул.

— Или священников!

Гул перерос в ропот. Все смотрели на рыцаря с откровенным недоумением, на лицах некоторых явно читалось возмущение. Экроланд спокойно продолжал:

— А также из леса могли прийти гоблины или иные мерзкие создания, и спокойно освободить Меруэля. Это ты, Сегрик, оплошал тем, что не выставил дозор около клетки!

— Выставил! — торжествующе воскликнул Сегрик, и по его жесту вперед выступили молодые рыцари. Вид у них был неважный. — Вчера же и выставил! Терин, расскажи, как все было, да смотри, не упусти ничего!

— Мы с Орвальдом стояли по разные стороны клетки, — начал, запинаясь, рыцарь. — Ночь была особенно темна… Около полуночи я увидел невысокую фигурку, проскользнувшую к прутьям клетки. Это была Дженна, потому что когда она заговорила с Меруэлем, я услышал ее голос, — все затаили дыхание. — Она говорила ему какие-то слова, я, чтобы расслышать, о чем она толкует, подошел ближе. Надо сказать, что священники наложили на меня и напарника Завесь, поэтому девчонка нас и не увидела, — и успел разобрать лишь что-то про воду. Она ушла, и… И все. Больше я ничего не помню, — он развел руками.

— Их усыпили с помощью волшебства, — пояснил Сегрик и обернулся к Экроланду. — Ну что, убедился? Ведьма якшалась с магом и освободила его. Тебе достаточно такого довода?

— Никто не видел, как она освобождала Меруэля, — спокойно ответствовал Экроланд. — Так что ее вина не доказана. Повторяю, это мог сделать любой.

Сегрик красноречиво взглянул на Рапена, и священник выступил вперед:

— Разреши прочитать ее ум, — елейно осведомился он. — И мы тотчас все узнаем?

Дженна подалась вперед, встревожено глядя на Экроланда, но тот поднял голову и обвел всех присутствующих взглядом, в котором читался гнев:

— Не позволю плавить ей мозги! Да что это со всеми вами, в конце концов? — он швырнул свой плащ на землю. — Сядь, Дженна. Никто не причинит тебе вреда. Аткас, ты будешь защитником девушки на время моего отсутствия!

Рапен кисло улыбнулся. Видимо, священник знал, что должно случиться, но Аткас ничего не понимал. Что происходит? Однако, несмотря на неуверенность, он уселся рядом с Дженной и укрыл ее ноги краем теплого мехового плаща. Девушка нашла в себе силы слегка приподнять кончики губ, обозначая благодарную улыбку.

Сегрик выглядел, как человек, который поставил все свои деньги на кон, — и проиграл. Экроланд обнажил меч, вонзил его в землю перед собой, что составило с его стороны некоторое усилие, поскольку земля была мерзлой и твердой, как камень. И встал на одно колено, гремя латами.

— Я искуплю вину того, кто совершил проступок, — вокруг все затихли, ни шепотка не слышалось, и даже деревья перестали шелестеть голыми ветками, когда эти негромкие слова сорвались с его губ. — Я встану на путь и пойду по Следу.

Губы Листика шевелились, словно он повторял то, что говорил рыцарь. Лицо оруженосца приобрело такое выражение, будто ему позволили краем глаза заглянуть в Зеркало Майринды. Или в женскую баню. Аткас мог лишь предположить, что стал свидетелем какого-то ритуала, но смысл напрочь ускользал от него.

Сегрик резко развернулся и пошел прочь. Желваки играли у него под кожей, а кулаки сжались так, что будь в них зажаты камни, они превратились бы в мелкое крошево. С ненавистью он посмотрел на привязанного к колышку палатки Стролла, словно обвиняя животное во всех смертных грехах.

— И боги ошибаются, — пробормотал себе под нос Рапен, глядя вслед главе отряда.

Экроланд опустил голову и зашевелил губами, шепча про себя молитвы. У Аткаса изумленно расширились глаза: рыцарь менялся, его облик становился чуть более расплывчатым, чем все окружающие предметы, а лезвие меча засветилось ярким голубым светом, ослепляющим даже в этот ясный морозный день.

Движение рыцаря вначале неправдоподобно замедлились, и, когда Стролл тревожно заржал, рыцарь помахал ему очень плавно и неторопливо, но через секунду он, напротив, стал стремителен, как ветер, и, подхватив меч, встал. Аткас увидел, что глаза у него целиком белые и тоже светятся.

Рыцарь бесшумно скрылся в зарослях, окружающих поляну, и только тогда все, наконец, заговорили.

— Нам остается только ждать, — молвил Рапен. Выпростав ладонь из белого мехового рукава, он нарисовал в воздухе нечто вроде запятой с длинным хвостиком.

«Талус, храни меня от скверны». Знак, отпугивающий нечисть. Все быстро скопировали жест священника, даже ведьма. Как догадывался Аткас, настоящим волшебством здесь и не пахло. У священников вообще множество непонятных ритуалов, но все последователи Талуса обязаны в них разбираться. Юноша рассудил так: ежели сей знак охранит их от любой, даже самой мелкой напасти, имеет смысл использовать его как можно чаще.

Раздался тоненький, печальный звук. Аткас наклонился к Дженне и увидел, что та плачет. Он почувствовал себя не в своей тарелке, просто не зная, как успокоить девушку в таком непростом положении. Решив ничего не говорить, он лишь ласково погладил ее по плечу и вздрогнул, увидев на обнажившемся предплечье малиновую татуировку.

С другой стороны подошел и уселся Листик. Пожав Дженне руку, он успокаивающе заговорил с ней, подмигнул Аткасу. Как-то так получилось, что в присутствии этого франтоватого, толстенького оруженосца они оба почувствовали себя спокойно. Девушка перестала плакать и только изредка всхлипывала.

Аткас еще раз похлопал Дженну по плечу и уселся рядом на плащ. Он глаз не спустит с ведьмы и не позволит никому ее обидеть. Он будет ждать, пока рыцарь не вернется.

Как и подобает настоящему оруженосцу, чей хозяин отлучился.

***

Когда идешь по Следу, весь мир перед тобой меняется так, что первый раз и ориентироваться сложно, не то что кого-то там искать. Перед Экроландом расстилался лес, в котором добавились сотни новых ощущений и цветов, а сам он стал быстр и ловок.

Вокруг него во все стороны протянулись разноцветные нити — следы птиц, животных и даже насекомых. Некоторые нити были горящими, словно подсвеченные изнутри, некоторые темными, как остывшая лава; одни поярче, другие потусклее; виднелись те, что были потолще, но можно было разглядеть и совсем тонюсенькие, оставленные мелкими тварями.

Рыцарь отчетливо видел, куда направился Меруэль. Его След просматривался, как дымчатый темно-серый канат, яркий и толстый, потому что маг пробежал тут считанные часы назад. Меруэль ослаб после паралича и лишился во время пленения аслатина, но все равно без божественной помощи Талуса Экроланд нипочем бы его не нагнал.

Черный маг чувствовал себя неуютно в лесу, вотчине Тариселя, бога леса, и совсем выдохся. С собой он ничего не взял, да и нечего было брать, все вещи, кроме книг, остались нетронутыми в уютном замке далеко в горах. И он никак не ожидал, что за ним начнется охота.

Экроланд уверенно шел по петляющему Следу и ни разу не сбился с пути. Голова слегка кружилась, словно он выпил пару бокалов вина. Рыцарь мечом раздвигал пространство перед собой и наполовину бежал, наполовину скользил вперед. По лесу он двигался так, что ни один самый быстрый бегун бы его не догнал. Ни одно дерево или даже мерзлое болото не могли его остановить, — он стал слегка эфемерным, нереальным. Когда он ступал по снегу, за ним не оставалось отпечатков подошв.

А еще он знал, что Меруэль уже чувствует, что он недалеко, видит не глазами, а волшебным Зрением приближающийся ослепительно-белый свет, в который аслатин в рукояти меча вплетал всполохи голубого пламени.

Маг скорчился под корнем гигантского дерева, вывороченного грозой еще прошлым летом. Но мало же толку было от подобного убежища, потому что даже собак можно запутать, скрыться от них, перейдя ручей, а вот взявших След не запутаешь, не обманешь.

Экроланд почувствовал, что немного устал от напряжения — бушующая в нем Сила выматывала, управлять ее с каждой минутой становилось все труднее. Он остановился, пережидая, когда пройдут пляшущие перед глазами черные точки, а головокружение ослабнет. Аслатин в рукояти меча был необыкновенно большим, но увы, с небольшим дефектом — он сразу вбирал в себя всю Силу и мгновенно отдавал. Невозможно было взять чуть-чуть, чтобы, к примеру, использовать остатки позднее.

Головокружение отступило, черные точки, к счастью, тоже, и Экроланд неторопливо обошел поваленный ствол, и замер у черного провала, над которым нависли щупальца корней. В яме что-то зашебуршилось и пискнуло.

Рука в латной рукавице подняла черного мага за шиворот из его убежища, и тот съежился, закрыл в страхе лицо, чтобы не видеть ослепляющего ореола вокруг рыцаря.

— Я должен убить тебя, Меруэль, — в голосе Экроланда сквозило сожаление.

Черный маг рискнул глянуть краешком глаза на рыцаря и усмехнулся:

— Ярок твой свет, рыцарь. Подобное даром не дается. Будь ты несмышленым мальчишкой, я взял бы тебя учеником. Уж больно ты в магии хорош!

— Силы мне дает Талус, — отвечал Экроланд. — А таких, как ты, я никогда не смогу понять. Заповеди твоего бога для меня чужды.

— Кто бы сомневался, — несмотря на серьезность своего положения, маг хмыкнул. — Знаешь что? Напоследок мне бы хотелось сказать тебе одну вещь. Пожалуй, я открою тебе имя человека, который меня освободил…

— Не стоит, — молвил Экроланд, слегка отвел меч и резким выпадом аккуратно всадил его меж ребер черного мага. Тот захрипел и забился, вцепился руками в клинок, пытаясь вытащить его из груди, но рыцарь крепко держал меч.

И мгновения не прошло, как Меруэль умер.

Тело мага тяжело провисло на мече. Алая кровь хлынула у него изо рта, запятнала одежды и щедрым потоком пролилась на землю.

Рыцарь с трудом освободил меч и тщательно вытер о снег испачканный клинок. Черные глаза мага уставились в безоблачное утреннее небо. Постепенно от Экроланда уходили звуки и краски мира. Действие заклятия заканчивалось.

— Да будет благословенна к тебе Майринда, хранительница Вечной Долины, — зашептал молитву Экроланд над телом мага. — Черны были дела твои, но совершал ты и хорошее. Пусть оно перевесит. Майринда строга, но справедлива…

Затем он положил на грудь Меруэлю рукоять меча и замер на некоторое время, чувствуя, как аслатин впитывает Силу мертвого мага. Ненадолго ослабевшее вокруг него свечение вновь ровно засияло.

Экроланд взвалил тело мага, легкое, словно высохшее после смерти, на плечо и устремился назад.

Пошел снег, заметая красные пятна на земле.

***

Уйма времени прошла, а рыцарь не возвращался. Аткас помог затолкать последний тюк с палаткой на повозку и уселся передохнуть. Тревожные мысли не покидали его с момента ухода Экроланда. Юноша смахнул со лба пот и в который раз глянул в сторону деревьев, за которыми скрылся рыцарь. А если… Если Меруэль прикончил его там, в лесу? Что тогда будет?

Ну, первым делом Аткаса вышвырнут вон, и хорошо, если в ближайшей деревушке, а то и прямо тут могут. Одно доставляет радость — Солемна останется с ним, как-никак, это подарок Экроланда. Но с Сегрика станется отобрать и кобылку.

Что же до Дженны… Аткас хмуро взглянул на девушку, сиротливо сидевшую на плаще. Она закуталась в шкуру и, кажется, закрыла глаза. Наверное, тоже боится. А может, дремлет. Сейчас назвать ее «госпожой» или «леди» у него не повернулся бы язык. Глядя на нее сейчас, несчастную, свернувшуюся в комочек, нипочем не подумаешь, что она знатного рода.

В Аткасе проснулся мрачный интерес: умри сэр Экроланд, как быстро Рапен сожжет ведьму? Сразу или через пять минут? Он склонялся к мысли, что сразу, хотя и допускал, что пять минут Рапен может посвятить разжиганию костра.

Самому священнику и в голову не приходило задуматься о возможной смерти Экроланда. Вышагивая круги по лагерю, он обсуждал с Сегриком некоторые свои мысли, в то же время зорко поглядывая, все ли в порядке, и не бездельничают ли оруженосцы.

— Может, и хорошо, что девчонка с нами. У магистра не будет возможности усомниться в том, что мы разорили ведьмовское гнездо.

— Что вы такое говорите, отец, — Сегрик был настолько ошарашен подобным предположением, что даже кончики усов недоуменно обвисли, — с каких это пор лорд Улин перестал доверять слову рыцарей?

— Не думаю, что все дело именно в магистре, — Рапен на секунду задумался, словно решая, открывать ли рыцарю все свои мысли, или стоит повременить. Но потом он все же решился и заговорил, — поначалу создание отрядов было великолепной идеей, сын мой. Вусэнт трясло после войн, округа была буквально наводнена орками, гоблинами, даже троллями, не говоря уж о более мелких тварях тьмы. Отряды успешно искореняли всех исчадий Секлара, постепенно деревня за деревней могли дышать свободно…

— Я знаю историю, отец Рапен, — нахмурившись, прервал его Сегрик, употребив полное обращение. — К чему вы клоните?

— С некоторых пор мы заходим слишком далеко… И я вовсе не иносказателен. Отряды углубляются все дальше и дальше на территорию Твердикана. Наместнику это совсем не по душе. Должен ли я разъяснять тебе, почему?

Лоб Сегрика собрался складками. Рыцарь не был уверен, что понимает священника правильно. Скрывая замешательство, он рыкнул на пробегавшего мимо с котелками Листика, уронившего ложки в снег, и пожал плечами, звякнув доспехами:

— На что вы намекаете, отец?

Рапен поджал губы, сердясь на недогадливость рыцаря, но потом в его глазах появилось нечто странное. Печаль? Сожаление?

— Боюсь, почти все отряды будут в скором времени распущены, Сегрик. Наместник не желает оплачивать уничтожение слуг Секлара в землях короля.

То, что священник назвал его по имени, было само по себе очень странно, но его слова… Сегрик попытался что-то сказать, но мысли ускользали от него, и он уставился на Рапена, ожидая дальнейших разъяснений.

— Ты, как никто другой, печешься о вверенных тебе людях. Не ошибусь, если скажу, что для тебя отряды значат больше, чем для кого бы то ни было. И больнее всего их роспуск может ударить по тебе…

Глава отряда остановился и сложил руки на груди. Рапен был вынужден замедлить шаг и встать рядом. Теперь ему приходилось смотреть на рыцаря снизу вверх. Сегрик глядел куда-то вдаль. Перед мысленным взором у него проносились походы, в которых ему доводилось участвовать. Битвы и мелкие стычки, черная магия и молитвы; рыцари, — десятки рыцарей, которых он лично воспитал за время существования отрядов. Неужели всему этому суждено кончится?

— Сегрик, — священник тронул его за руку. — Мы давно сражаемся вместе, плечом к плечу… Я тоже не хочу, чтобы все закончилось так нелепо. Открою тебе маленький секрет. Кто знает, может, что-нибудь изменится?

— Я весь внимание, отец, — Сегрик облизнул вдруг пересохшие губы и отвернул голову от солнца, бьющего прямо в глаза.

— Наместнику нужен паладин в Ордене. Мы оба знаем, что посвящен будет только один… Один из из вас двоих. Искоренять зло будет тоже один-единственный отряд во главе с новопосвященным паладином, который будет решать, кому из Ордена с ним идти.

— Это интересные сведения, отец, — Сегрик всерьез обеспокоился, но показать волнение значило проявить слабость, поэтому он постарался сделать так, чтобы и мускул не дрогнул на лице.

— Но что еще более важно: мне удалось выяснить, — небрежным тоном продолжал Рапен, но в синих глазках зажглась жадность, — что король лично пообещал Наместнику выделять золото на содержание будущего отряда, раз уж он будет действовать и на землях Твердикана. По слухам, сумма обещана ошеломляющая.

Сегрик кивнул, переваривая услышанное. Казалось, можно было услышать скрип рыцарских мозгов. Наконец, его озарила догадка:

— Все дело в ведьме, ведь так? — воскликнул он, пораженный. — Если Улин узнает о порочащей связи с ведьмой… О, спасибо, отец, спасибо! Воистину сам Талус говорит со мной вашими устами. Теперь я ваш должник!

— Пустое, сын мой, — ответил Рапен, лучась от удовольствия, — единственное, чего я хочу — это быть рядом с тобой, наставлять тебя на путь истинный… Служить Талусу, уничтожая Секларовых прихвостней.

В ту же секунду Сегрик понял еще кое-что, а, поняв, склонился в глубоком поклоне, насколько позволяли доспехи, и приложился губами к руке священника:

— Будьте уверены, отец, если мне доведется стать паладином, я приму вас в отряд с распростертыми объятиями… Вас, и любого другого, на кого вы укажете.

Рапен непроизвольно метнул косой взгляд на Элнаса, который объяснял что-то Листику, и расплылся в улыбке:

— О большем я и мечтать не смею, сын мой. Да будет всегда с тобой благословение Талуса…. А вот, кажется, и наш друг.

Кусты сомкнулись за спиной Экроланда, безо всяких усилий несшего на плече груду тряпья, оказавшуюся мертвым магом. По латам рыцаря стекала кровь. Аткас, бросившийся к хозяину, отстраненно подумал, что ее будет не так-то легко оттереть, но потом радость от возвращения рыцаря затопила глупую мысль, и он приветствовал Экроланда радостным воплем:

— Сэр Эри! Ну наконец-то вы вернулись!

Рыцарь строго взглянул на него:

— Сбавь тон, парень. Перед тобой мертвый человек… Соблюдай почтение к смерти.

Экроланд медленно снял с плеча тело мага и понес его к клетке. Аткас молча распахнул дверцу, в глазах его читалась легкая обида. Устроив Меруэля на полу, рыцарь отошел, наспех осеняя себя охранным жестом. На лице залегли глубокие тени, а в глазах плескалась усталость. Аткас списал все это на тревогу о сбежавшем маге. Какое счастье, что сейчас он мертв и не сможет наколдовать никаких бед на лагерь!

Захрустел снег под ногами Рапена, подошедшего вплотную к рыцарю. Мельком посмотрев на клетку, он повернулся и сказал:

— За мертвого мага нам дадут куда меньше золота.

Что-то гадкое почудилось Аткасу в этих словах, произнесенных самым будничным тоном.

— Поверьте, отец, деньги сейчас волнуют меня меньше всего, — спокойно ответил Экроланд, потягиваясь и уходя прочь. — Я думаю, мы можем ехать дальше.

Рапен уставился ему в спину взглядом, не сулившим ничего хорошего.

Прежде чем сесть верхом на Солемну, Аткас помог Дженне взобраться впереди рыцаря. Девушка робко обернулась к рыцарю и тихо сказала:

— Я очень боялась за вас.

Аткас про себя ухмыльнулся. За него, ага! Наверное, не ему одному пришла в голову мысль о том, что сделает с ведьмой Рапен, умри рыцарь.

— Напрасно, — отрубил Экроланд.

Дженна тронула пальчиком рукоять меча и неловко улыбнулась:

— Вы могли бы стать великим волшебником, сэр Эри, если б пожелали.

— Великим волшебникам нет дела до нищих пацанов… И юных ведьм, — ответил рыцарь, мягко, но решительно убирая руки Дженны от аслатина. Девушка вспыхнула и отвернулась.

Аткас подумал, неторопливо понукая Солемну, что чем больше он Экроланда узнает, тем больше рыцарь ему нравится. Ограбить имение рыцаря! Что за нелепые мысли пришли ему вчера в голову? Наверное, перед рыцарями распахнут такой большой и интересный мир, что в нем нет места позорному залезанию в чужой карман.

— Скоро Вусэнт, — отрывисто объявил Экроланд. Дженна замерла в его крепких руках, она силилась что-то сказать, но не могла подобрать слова. Наконец, она отчаянно выдохнула и обернулась к нему:

— Это была не я, сэр Экроланд, не я открыла магу клетку!

Рыцарь с симпатией посмотрел в зеленые глаза и вдруг улыбнулся:

— Я верю тебе.