На следующий день Дженна решила, наконец, обойти вверенный ей дом полностью. В прошлый раз эта затея закончилась на кухне, где Дженну отвлек долгими беседами о всевозможных экзотических блюдах мастер Тим, а потом ей было недосуг. На долгое время ее увлекла толстая книга в библиотеке — иллюстрированная история Вусэнта, в которой автор едко высмеивал каждый шаг предыдущих правителей и чуть ли не обожествлял нынешнего Наместника. Да к тому же госпожа Сакара следила за каждым шагом Дженны волчьим взглядом, всем своим видом говоря: она не удивится, если наглая девчонка вздумает что-нибудь испортить, а то и украсть. Это было тем более удивительно, что к Аткасу, на лице которого просто большими буквами было написано, что он еще тот проходимец, она отнеслась с некоторой долей теплоты и даже позволяла сидеть ему на кухне, сколько вздумается.

Дженну сопровождала Эста, неся наготове письменные принадлежности. Услышав за завтраком об обходе, Экроланд нерешительно покачал головой, а госпожа Сакара закатила глаза, пробурчала что-то под нос, но возражать не стала.

На самом деле, желание Дженны осмотреть дом возникло неспроста. Предыдущим вечером она обратила внимание, что рыцарь то отводит от нее глаза, то со странным выражением лица рассматривает платье, которое для нее достала горничная. Когда она перед отходом ко сну осведомилась, откуда Эста его взяла, служанка при ответе запиналась и отводила глаза. Дженнайя взялась пальцами за ее подбородок, приподняла его и участливо спросила:

— Скажи, Эста, разве у тебя есть некая причина мне не доверять?

— Леди Ивесси, это не мой секрет. Не моя тайна, — обезоруживающе улыбнулась девушка, стараясь не встречаться с хозяйкой взглядом.

— А там, откуда ты его достала, были еще какие-нибудь платья или вещи? — решила подойти с другой стороны Дженна.

— Да, были. Их там полным-полно, — Эста мягко высвободила подбородок и опустила голову. — Прошу вас, леди, не заставляйте меня! Я поклялась…

— Ну, хорошо.

Дженна замолчала, но про себя приняла решение: во что бы то ни стало узнать тайну, которая окутывала рыцаря. Самое обидное, что все в Медовых Лужайках, похоже, были посвящены в нее, и лишь новым гостям никто ничего не говорил.

На следующий день, сразу после завтрака, они пошли по дому, а Эста распахивала перед Дженной тяжелые двери, показывая удивительно богато убранные комнаты, в которых на полу лежал многолетний слой пыли и витал дух заброшенности. Мебель и безделушки, стоявшие на шкафах, — все они были необыкновенно прелестны, даже несмотря на чехлы и грязь. Сквозь мутные окна просачивалось достаточно света, чтобы увидеть роскошь и запущенность всего дома. Едва ли одна треть особняка была обжита. Дженна зашла в одну из комнат и коснулась рукой изящной вазы, которая некогда была сочного апельсинового цвета, а сейчас стала тускло-коричневой. Она провела пальцем по фарфору, и по поверхности вазы зазмеился оранжевый червячок.

Дженна не чувствовала смерти и затхлости в доме. Ей казалось, что дом уснул и ждет… Кого? Она не знала этого, но ничуть не сомневалась, что связано это с рыцарем и с его тайной.

— Почему вы не убираете эти комнаты? — спросила она.

— Они были всегда такими, — несколько удивленно ответила Эста и, подумав, добавила, — по крайней мере, с тех пор, как я здесь.

— Сэр Экроланд возражает, чтобы здесь вновь было солнечно и красиво? — решила уточнить Дженна.

— Я у него, по правде говоря, и не спрашивала. Так уж заведено.

Дженна пообещала себе обязательно поинтересоваться у рыцаря, отчего тут такие странные порядки. Увиденного ей хватило, чтобы понять: дом Экроланда был обставлен более чем шикарно, вот только никто долгое время не следил за обстановкой… Возможно, кое-что из мебели придется заменить.

Она обнаружила еще один зал, больше гостиной, на первом этаже, и еще две заброшенные комнаты здесь же. На втором помимо ее апартаментов находились три гостевых спальни и просторный кабинет. Еще там обнаружилась запертая комната.

Подходя к дальнему отростку коридора, Дженна была застигнута врасплох мощным всплеском магических сил вокруг нее. Она мгновенно сосредоточилась и с легкостью вошла в особый, эфирный мир. Так она могла видеть магические вещи и ауры людей. Без аслатина это оказалось не так то просто, но волшебное Зрение — одно из самых легких и доступных умений, поэтому ей это удалось сразу.

Краем глаза Дженна отметила голубоватое свечение рядом с собой и слегка напряглась: рядом стоял кто-то, пользующийся магией.

Она повернула голову и чуть не вскрикнула, но Эста подлетела и приложила палец к губам, шепча:

— Тсс! Прошу вас, тише! Я тоже вас вижу, леди. У меня есть кое-какие способности…

Дженна видела Зрением, что вокруг горничной разлилось слабенькое голубое сияние. Каким образом деревенская девушка научилась применять магию? На первый взгляд, Сила в ней имелась не слишком большая, но люди и с меньшими способностями могли стать, нет, не магами, конечно, а целителями или фокусниками.

Она стоит посреди коридора и предается праздным раздумьям, и все это время нарушает слово, данное рыцарю! Волной нахлынул стыд, окрасив щеки Дженны багровым румянцем. Девушка смущенно пробормотала:

— Но я так давно не была… тут. Я обещала Эри, понимаешь? Я поклялась, что не буду пользоваться своим… своим волшебным даром!

Эста слегка улыбнулась и наклонила голову, словно изучая хозяйку. Видимо, для нее оказалось открытием, что Дженна не имеет права использовать Силу. Потом девушка присела в легком реверансе и коротко сказала:

— Не корите себя понапрасну, госпожа. Поверните голову и взгляните на ужас у вас за спиной.

Дженна обернулась и громко охнула.

Угроза.

Дверь давила на нее, как пресс. В мрачной примитивности линий угадывались очертания неведомого синего зверя, чья мощь просачивалась сквозь железную ковку и красное дерево. Его — хотя был ли это именно он? Может, она? — рот сомкнулся вокруг замочной скважины, а глаз лукаво и безумно косил на девушку: мол, подойди, всунь сюда не тот ключ и я… Впрочем, через мгновение Дженна собралась и усилием воли отринула все фантазии, которые в изобилии плодило ее бедное воображение, стремясь обозначить привычными понятиями чуждое и непонятное зрелище. Ей никогда в жизни не приходилось видеть столь сильную магическую завесу. Да, Экроланд мог не опасаться за содержимое комнаты. Ни один грабитель не рискнет здоровьем, чтобы забраться внутрь. Уже потом Дженна обратила внимание на то, что стены вокруг комнаты пронизаны лазурными нитями, которые медленно плавали вокруг, образуя новые и новые узоры. «Да уж, — подумалось ей, — видимо, пожары, наводнения и прочие стихийные бедствия никогда не осмелятся посетить сие место. Что же такое, Свардак его поглоти, он там прячет?!»

Эста слегка кивнула собственным мыслям, изучая хитросплетения голубых нитей на стенах. Дженна заметила с некоторым превосходством, что многажды сильнее ее, и сбросила волшебное восприятие. Любопытство возросло в ней стократно, и она, не надеясь на ответ, все же спросила:

— Никогда бы не подумала, что на свете может существовать столь красивая и грозная защита! Что там внутри, Эста?

Служанка замялась. Пальцами перебрала белую ткань фартука, поправила и так великолепно сидящую лямку, стряхнула невидимую пылинку с рукава… Дженна с раздражением поняла, что ответа ей не дождаться, и в сердцах спросила:

— Но ты хоть знаешь, что там?

Эста слегка побледнела и в упор посмотрела на Дженнайю:

— Леди Ивесси, вот я скажу, что знаю, но не имею права говорить, а вы возьмете и прочтете мои мысли. Лучше я промолчу, ладно?

Дженна задохнулась от возмущения. Старуха проболталась-таки! Есть хоть один человек в Медовых Лужайках, кто не знает, что она ведьма? Горничная ничуть не удивилась, когда увидела воочию, как Дженна использует Силу. Кроме того, Эста ее боялась! Конечно, мысли Дженна читать не умела, это прерогатива священников, а особенно инквизиторов, но откуда об этом знать девчонке? Кто знает, что еще наболтала госпожа Сухарь служанкам?

— Пиши, — проскрежетала Дженна, резко меняя тему. — Отмыть пол добела и покрыть воском. Особое внимание обратите на эти пятна.

Она ткнула в первые попавшиеся доски и только затем рассмотрела, что там была не грязь, а следы от сучьев. К счастью для себя, Эста промолчала и старательно все записала, макая перо в чернильницу на поясе.

— Не «воскам», а «воском», — злорадно поправила Дженна, заглядывая Эсте через плечо в бумагу. Девушка безропотно поправила буковку.

Они пошли дальше, забрались по пыльной лестнице на чердак. Тут, в отличие от всякого добропорядочного дома, отсутствовал всякий хлам, напротив, было неуютно и пусто. Постепенно Дженна остыла от гнева, но изредка он давал о себе знать злым фырканьем.

В конце концов, она отдала множество распоряжений, касающихся, главным образом, мытья и уборки дома.

— Наймешь девиц из деревни, пять-шесть. Не больше, — завершила Дженна, — и тогда уже посмотрим, что из мебели испорчено, а что можно восстановить. Половину можно снести на чердак, кое-что разберут деревенские.

— Все будет исполнено, леди Ивесси. Если вы соизволите меня выслушать… Вил замечательно умеет работать по дереву, — робко сказала Эста, пытаясь загладить промашку в коридоре, — он мог бы починить все, что необходимо…

— Да, пожалуй, Вил… — Дженна задумалась о запертой комнате и совершенно пропустила мимо ушей фразу о конюхе.

***

Сегрик прохаживался по обеденной зале, сомкнув руки за спиной. Он морщил лоб, кусал губы и вконец замучил монетку в пальцах. Из кухни доносились всякие вкусные запахи, но рыцарь плотно позавтракал и не обращал на ароматы стряпни внимания.

Сегрика Теллера всегда отличала небывалая авантюрность характера. До того, как осесть в Вусэнте, он объездил почти всю Кольдию, бывал и в южных лесах Эссилена, в городах эльфов; и на северных равнинах севера Края Вечной Зимы, родине варваров; и в горах, и еще в добром десятке удивительных и странных мест. Кем он только не работал: был и грузчиком, и торговцем, и даже трубочистом, пока однажды не предложил себя в качестве наемника владельцу каравана, который требовалось в целости и сохранности сопроводить от шахт до города. В Вусэнт он перебрался относительно недавно: с десяток лет назад, и с тех пор показал себя наилучшим образом. Еще в караване его доблесть заметил сам лорд Улин, тогда еще не магистр, а простой рыцарь, и предложил побыть у себя оруженосцем. Сегрик не погнушался начинать с самого низа, и не пожалел. Его владение оружием стало почти безупречным. Во время своих странствий он научился сражаться топорами, булавами, даже копьями. Приобретенные навыки сильно помогли ему в битвах против сил тьмы. В отрядах, созданных Наместником, он неизменно показывал себя с лучшей стороны, и когда лорда Улина избрали магистром по смерти магистра прежнего, Сегрик стал рыцарем.

Во всех состязаниях он неизменно показывал лучшие результаты (разумеется, если в них не участвовал Гурд. Тогда ему приходилось довольствоваться вторым местом). Экроланд ему сильно мешал.

Жена Сегрика, Денра, относилась ко всему гораздо спокойнее. Она всегда трижды думала, прежде чем что-нибудь сказать или сделать. Сегрик главным образом и женился-то на ней в далеких краях, завороженный ее равнодушием и ровным отношением ко всему. Она никогда не кричала, не плакала, не смеялась в голос. И Сегрику это нравилось.

Денра была главной советчицей Сегрика, когда дело касалось Экроланда. Именно она предложила собрать все сведения, порочащие соперника, с тем, чтобы предоставить их Магистру.

«Доброта сослужит ему плохую службу, — улыбался Сегрик, целуя жену в волосы. — Ты у меня умница!»

Увы, но с тех пор, как Сегрик нанял парочку людей с целью собирать эти самые сведения, дело не продвинулось ни на шаг. Во-первых, ни за какие деньги ни один человек или иное существо не соглашались пятнать доброе имя Гурда. Для всех, кроме Сегрика, Экроланд был чуть ли не полубогом. Ко всему прочему оставалось тайной, каким образом столь блистательный рыцарь появился в Вусэнте — Сегрик доподлинно знал, что Экроланд родился не здесь. Откуда он приехал? Почему он ни словечком не обмолвится, где его произвели в рыцари? На эти и многие другие вопросы, увы, ответов пока не было. И вот сейчас наивный рыцарь сам буквально всунул в руки ему, Сегрику, блестящую возможность навредить.

Во-первых, та самая ведьма, которая попросила у Экроланда защиту и покровительство, а он взял и согласился. Это происшествие будет главным козырем в колоде Сегрика. Во всяком случае, Теллер озаботился тем, чтобы слух о родовитой ведьме непременно долетел до ушей Наместника, чьим любимчиком считался Экроланд. Во-вторых, существовали пока, к сожалению, непроверенные слухи о том, что рыцарь попустительствует бунтовщикам-гномам, сбежавшим из шахт Вишневых гор. И, наконец, третье и самое весомое. Эту новость принес вчера Грего, весь белый от страха. Конечно, как же ему не быть испуганным, коли сказанное им правда, и у себя в доме Экроланд действительно привечает варвара!

Сегрик счел себя обязанным пригласить Экроланда в гости и обстоятельно с ним поговорить. Этого требовали странные и немного извращенные понятия Сегрика о чести, которая, впрочем, совершенно не мешала ему совершать различные неблаговидные поступки, взять хотя бы тот же сбор сведений…

«Эри должен сам объявить в Ордене, что недостоин стать паладином. К счастью, история знает подобные примеры. Иногда рыцари давали обет до седых волос не принимать от Ордена блага и титулы. Так что наилучшим поворотом событий было бы добровольное отречение Эри, — размышлял Сегрик. — Кто знает, может, мои аргументы и сумеют его убедить».

Денра отдала последние распоряжения повару и подошла к мужу:

— Дорогой, не нервничай. Все будет в порядке. Если Гурд не дурак, он согласится с твоими доводами.

Сегрик сжал зубы.

— Эри не дурак, отнюдь. Боюсь, его не так просто убедить в чем-либо. Сейчас путь, лежащий перед нами, похож на бугристую тропу, усеянную кинжалами. Нам нельзя ошибаться, и ты знаешь, почему.

Зазвонил колокольчик на двери.

— Понадеемся на лучшее, — заключила Денра и велела слуге встретить гостей.

***

Дом Теллеров находился на отшибе, позади рынка и трущоб, почти у городской стены. Снаружи он выглядел так, словно огромный кулак со всего размаху надавил на крышу, и оттого во все стороны полезли флигели и пристройки.

Перед домом был разбит небольшой садик, плод трудов леди Денры. Там соседствовали яблоневые и грушевые деревья, к ограде прислонились заросли малины, а вдоль дорожки, ведущей ко входной двери, были посажены цветы. Сейчас, пока держалась холодная погода, клумбы были не слишком хороши на вид, но стоит весне как следует заявить о своих правах, и сад покроется буйной зеленью.

В окно второго этажа выглядывала любопытная белая кошка, которая, создавалось такое впечатление у окрестных жителей, дневала и ночевала на подоконнике, следя за жизнью улицы. Собак Теллеры не держали. Леди Денра любила повторять, что ее киски даже войско остановят, не то что каких-то там грабителей.

Экроланду с оруженосцем пришлось спешиться на подъезде к дому Теллеров: чем дальше от центра, тем хуже была мостовая, а здесь вообще половина камней была безжалостно выдрана из земли и пущена, видимо, на какие-то нужды местных обитателей. Молчаливый слуга принял поводья Стролла и Солемны и повел лошадей по двору к небольшой конюшне.

Аткас сопроводил своего господина в гостиную, а сам побрел на кухню. Заносчивый Сегрик ни слова ему не сказал, а его противная женушка и вовсе отвернулась, задрав нос.

Идя по коридору, Аткас с тоской думал, что сейчас точно наткнется на Грего, и тот опять будет насмехаться над ним. А ему и ответить нечего, он больше руками шнырять мастак, нежели языком. И не подерешься, потому как они с хозяином тут в гостях, а позорить Экроланда перед Сегриком — последнее дело.

Между тем кухня, похоже, была совсем в другой стороне, потому что вкусные запахи начали от него удаляться. Аткас повертел головой и устремился, как ему показалось, напрямик, свернул налево, там оказался тупик, пришлось повернуть обратно и пойти в другое ответвление. Коридор все тянулся и тянулся, юноша прошел мимо доброго десятка дверей и уже искренне недоумевал, каким образом дом, снаружи вроде и не очень большой, может вместить в себя такое количество помещений.

Аткас наугад выбрал дверь и дернул за ручку. Дверь легко открылась. Внутри оказалось темно, свет от окна в коридоре не проникал сюда, и юноша увидел смутные очертания стола и шкафов. Он робко зашел в комнату, раскрыв дверь как можно шире.

Больше всего это помещение напомнило Аткасу дом целительницы в Стипоте. На столе стояли пробирки, какие-то склянки, баночки, запечатанные кувшины, и все это пахло очень странно. В воздухе застыли сотни ароматов: склонив голову в одну сторону, Аткас замечал, что пахнет ванилином, а стоило ему отвернуться, и он явственно ощущал запах серы. Некоторое время он перебирал на столе вещички поменьше: прутики, щипчики, серебряное колечко (которое он сунул в карман), медные стершиеся монетки (которыми он побрезговал).

Безо всякого интереса бросив взгляд на книги в шкафу, Аткас покинул комнату и, осмелев, толкнул дверь следующей.

Там оказалось гораздо занимательнее. Во-первых, она была просторнее, да и всяческих интересных штук в ней находилось больше. Скажем, в углу стоял настоящий скелет. Завидев его, Аткас отшатнулся было в испуге, но потом понял, что тот безобидный и даже потрогал рукой холодные костяшки кисти. Запястье скелета качнулось и застыло в прежнем положении.

На полу в углу стоял громадный глобус. Аткас высунул голову в коридор, убедился, что никого нет, плотно притворил за собой дверь и запалил с помощью кремня толстенькую свечу в потеках воска, сидевшую в бронзовом подсвечнике.

Взяв подсвечник, Аткас обошел глобус, любуясь его правильной округлостью. Потом он присмотрелся и опознал в синей поверхности воду, а в желтой, коричневой, зеленой и белой — землю. Увы, но он не знал, на какой части суши из двух громадин он находится, а прочитать не сумел. Священник Тасин, в детстве учивший его и соседних ребятишек грамоте и зачаткам наук, так и не смог вдолбить в голову юного воришки хоть сколько-нибудь стоящих знаний. Пожалуй, единственное, что Аткас умел, — это накарябать свое имя пером, а также опознать его по буквам. К сожалению, на глобусе ничего похожего на его имя не нашлось.

Он хотел было найти Вусэнт по очертаниям побережья, поскольку смутно помнил, что оно напоминает профиль орла, как сзади, на столе, что-то скрипнуло.

Аткас обернулся и замер. Поначалу он и не заметил, что на тяжелой столешнице стоит такой замечательный сундук, окованный чем-то очень похожим на золото. Осмотрев его со всех сторон, он обратил внимание на щель под крышкой, словно изнутри ее что-то подпирало. Возможно, какое-то сокровище? Замка или какого-нибудь иного запора на сундуке не обнаружилось. Юноша решил, что оставлять незапертыми подобные сундуки — большая опрометчивость со стороны хозяев.

Аткас поднес подсвечник к щели. Неровный свет мигом поглотила тьма, заполнившая сундук. Разглядеть внутри ничего не удалось, и он с энтузиазмом откинул крышку.

Почти тут же он завопил: нечто черное и пушистое с мявом вцепилось ему в руку. Он отскочил и затряс рукой, пытаясь стряхнуть это нечто, но оно вонзилось намертво. И ко всему прочему принялось увеличиваться в размерах.

Сначала оно было размером с кошку, за которую он, собственно, это нечто и принял поначалу, но ни одна кошка не бывает без глаз, ушей и вообще морды. И ни одна кошка, само собой, не увеличивается в размерах по своему желанию.

Аткас орал и орал, пока монстр не вырос до размеров крупной собаки, и тогда стало ясно, что держит он его не зубами, а когтями, коих наблюдалось не меньше двадцати, и все они росли из тонких черных лапок, торчащих из игольчатого черного меха.

Аткас сглотнул, когда тварь выпустила из тела еще шесть лап, на которых сверкали холодным металлическим блеском уже не миниатюрные коготки, а большие когтищи с добрый нож величиной.

Экроланд в это время как раз принялся за суп, который к его удовольствию оказался просто изумительным, о чем он и поведал хозяйке.

— Нашему повару регулярно присылает рецепты его брат из Бельска, а уж лучше тамошних поваров только столичные, — сладко пропела Денра.

Увлеченный супом, он сначала подумал, что где-то в глубине дома раздался крик, но списал это на свое воображение. Кому кричать в этом спокойном и тихом месте? Он было успокоился, но тут шум стал вполне отчетливым.

Бросив ложку, рыцарь вскочил на ноги. Определенно, он слышал голос своего оруженосца, который звал на помощь! Про себя он поклялся, что если Аткас опять подрался с Грего, то он как следует надерет ему уши.

Экроланд подхватил меч, оставленный им в углу, и ринулся из столовой в коридор, даже не удосужившись обернуться на хозяев.

Сегрик и Денра, переглянувшись, последовали за ним. Затем Денра резко остановилась и дернула Сегрика за рукав.

— Нет, — она слегка побледнела, — кажется, там…

Сегрик застыл на месте. Потом он кивнул, и они тихо возвратились в столовую. Денра, кусая губы, села на диван, Сегрик же заходил по комнате, прислушиваясь к звукам снаружи.

Экроланд тоже нашел коридоры несколько длинноватыми, но поскольку он бежал, то преодолел это расстояние за несколько секунд.

Потом он увидел полоску света под одной из дверей, а по ушам резануло криками, доносящимися из-за нее.

Он рванул дверь на себя и от увиденного чуть не отступил назад.

Тварь разрослась и заняла полкомнаты. Ее тело вытянулось настолько, что стало напоминать мохнатую змею, набухшую меж столов. Один виток тела подмял глобус, тот лопнул на две половинки. Лапы с когтями со всех сторон, качаясь, тянулись к Аткасу, который отважно рубил их ножом, и одновременно голосил во всю мощь легких.

Экроланд протянул меч вперед. С губ его потекла торопливая молитва Талусу, заставившая тени расступиться и осветить ярким светом всю комнату. Он пронзал тварь мечом, и исступленно скороговорил молитву, накладывая вокруг себя множество разнообразных заклинаний.

Тварь отстала от Аткаса и все быстро растущие когти устремила в сторону рыцаря. Юноша, тяжело дыша, сел на пол и оттуда наблюдал за сражением. Ему было совсем чуть-чуть доступно волшебное Зрение, и он видел, как сияет белым светом меч Экроланда, как тварь посылает пучки темноты в него, и как все они разбиваются о сверкающее лезвие.

Меньше чем через минуту Экроланд разделался с монстром. На полу лежали безобразные, залитые темной густой жидкостью части твари. Аткас наклонился и, набравшись храбрости, тронул пальцем черный мех. Несколько волосков остались у него в пальцах, но, когда он захотел рассмотреть их поподробнее, они рассыпались на его ладони в мелкую черную пыль. И все порубленные куски тоже стали таять, истлевать и рассыпаться в прах.

— Одно из самых мощных заклинаний, — сказал рыцарь, опираясь на меч, — ни одно творение черной магии долго не продержится, когда оно наложено.

Аткас взглянул на рыцаря:

— Черной? Но каким образом, сэр…

Экроланд поднял руку, призывая к молчанию:

— Ничего не спрашивай у меня. Иди, оседлай коней. Мы уезжаем.

Аткас повиновался, а рыцарь остался стоять, растерянный, над останками твари. Он колебался, не зная, что ему делать.

В дверь скользнула леди Денра и бесшумно опустилась на колени.

— Встаньте сейчас же! — воскликнул изрядно изумленный рыцарь.

— О благородный сэр Гурд! — пролепетала женщина, поднимая на него глаза, в которых стояли слезы, — умоляю, забудьте про сей неприятный случай! Прошу вас, не спрашивайте ни о чем и не говорите никому! Понимаете, в деле замешана моя честь!

Губы Экроланда сузились до тонкой нитки. Он долгую, почти бесконечную минуту озирал женщину перед ним, затем взглянул на столы, заваленные старыми книгами, над которыми отчетливо проступала темная аура. Потом снова посмотрел на нее. Глубокие вертикальные складки обозначились у него на лбу, он хотел что-то возразить — и не находил слов. Затем он медленно кивнул.

— Никто ни о чем не узнает, будьте покойны, леди Денра. Прошу меня извинить, но мне пора ехать. Вероятно, мне больше не удастся навестить вас.

Облегчение и торжество промелькнули в глазах у жены Сегрика. Она ловко вскочила и присела в реверансе:

— Доброго пути, сэр Гурд!

***

— Он тюфяк, вот он кто, — сказала леди Денра.

Сегрик ходил взад-вперед по комнате, лохматил себе волосы и размышлял вслух.

— Ну почему, о боги, именно сегодня? Свардак тебя возьми, женщина, ты что, не могла закрыть комнаты? А если бы пришел не Эри, а кто-то другой, то что было бы тогда?

— Только у Эри может быть такой ловкий оруженосец, который не отличит путь к кухне от жилых помещений.

— Конечно, Гурд никому ничего не скажет. Его слово нерушимо. Но он получил такой козырь в руки!..

— Он даже не подозревает, что играет, дорогой. Он не воспользуется им, вот и все!

Сегрик развернулся к жене. В глазах зажегся гнев, бросил красные блики на коричневую радужку. Рыцарь хорошенько встряхнул Денру за плечи и зло воскликнул:

— Дура! А если бы действительно узнали?! Только представь… Да другие мигом бы донесли, и что? И где Сегрик? А нет Сегрика, кончился весь, а все благодаря женушке-колдунье! Ну не выставляй ты напоказ то, что должно быть скрыто. Запирай за собой двери! Да для верности магией!

Денра извернулась и обиженно дернула плечом:

— Не тряси, душу вытрясешь. Все засовы задвину, успокойся! Я вот о чем думаю: а олух слуга не проболтается об увиденном?

— Готов спорить, — ухмыльнулся Сегрик, остывая, — он не особо-то разобрал, что происходит. К тому же зная Эри, можно предположить, что он своими руками заткнет слуге рот, чтобы тот не болтал, вот и все.

— Пора действовать, — решительно сказала Денра. — Навести лорда Улина.

— Так и сделаю, — кивнул Сегрик.

— По крайней мере, — хихикнула леди Денра, — ловушка для воров сработала, что само по себе неплохо!

***

Кармина прокралась к двери и осторожно приложила ухо. Конечно, если ее кто-нибудь здесь увидит… Но она постаралась не думать об этом. Ей жизненно важно было знать, о чем сейчас разговаривают отец и сэр Сегрик Теллер.

Когда ближе к ночи он ворвался в их дом, Кармина уже готовилась ко сну, как и остальные домашние. Она зажгла лампу и собиралась уже с ней последовать в спальню, как появился этот рыцарь и увлек лорда Улина в гостиную, да еще и двери захлопнул напоказ. Леди Улин разохалась и спросила: «Ну, и где это видано? Гости в первом часу ночи!». Но Кармина не удосужилась ответить, что, похоже, рыцарь пришел не в гости, а по делам. Леди Улин, разобиженная, отправилась спать, а Кармина приникла к двери.

Она точно знала, что Сегрик будет говорить об Экроланде, и потому ей хотелось подслушать разговор. Она знала, что и Сегрик, и леди Денра ненавидят рыцаря и хотят, чтобы он исчез из Вусэнта. Конечно, леди Денра была достаточно осмотрительна, чтобы не проболтаться об этом, но Кармина слишком часто слышала в ее голосе нотки презрения, когда та говорила о Гурде. Чувства, испытываемые леди Денрой, были вполне естественны. Экроланд был соперником ее ненаглядному Сегрику.

Только вот Кармина была уверена, что не в духе рыцарской чести плести заговоры и интриги за спиной Эри. Временами она даже сомневалась: а рыцарь ли Теллер? Его холодный и жестокий взгляд неизменно заставлял ее пугаться и нервничать. Он походил на идеально отлаженную машину для убийства неверных, коими считал все порождения Тьмы. А себя мнил, вероятно, наилучшим из слуг Талуса. Но Кармина думала иногда, что он слуга вовсе не Талусу, а своей собственной гордыни.

Дверь оказалась страшно холодной и пахла пылью. Тихое жужжание голосов поначалу было почти неразличимым. Потом она уловила голос отца. Он уверенно говорил о том, что Экроланд — один из лучший рыцарей Ордена.

Кармина похолодела, ожидая худшего, и предчувствие ее не обмануло.

Сегрик громко и ясно раскрыл все причины, по которым, — Кармина в отчаянии обхватила себя руками, — Экроланду следовало, во-первых, отказать от дома, а, во-вторых, изгнать его из Ордена.

— Вы все правильно излагаете, молодой человек, — сказал лорд Улин, — но позвольте мне с вами не согласиться. Я знаю Гурда вот уже добрый десяток лет, и все это время он проявлял себя самым достойным образом.

— Я утверждаю, что Гурд нарушил важнейшие заповеди Талуса. Мало того, он не повиновался приказу, отданному лично Наместником!

— Гм, ну, я думаю, что это стоит трижды проверить. В таком деле никогда не знаешь заранее, — засомневался старик, — в любом случае, дорогой Сегрик, я всегда питал к вам слабость. Я вам всегда верил, да и сейчас верю. Я велю кому-нибудь заняться этим, м-да… Неприятно получается! Такой достойный молодой человек, и тут — ведьмы, гномы, варвары… Наверняка ведь ошибка…

Голос то удалялся, то приближался. Кармина поняла, что отец ее ходит по комнате и очень волнуется. Как же ей хотелось рвануть дверь на себя, вбежать в комнату и объявить, что Сегрик лжет, что вот, у нее есть доказательства! Но их у нее не было.

«И я сама общалась с ведьмой! — с ужасом подумала Кармина, — я сама — преступница!» Потом ей вспомнилось, что Дженнайя обещала обучить ее новейшим поклонам, принятым при дворе, и пожалела, что теперь, верно, сделать это будет невозможно, ведь ведьму заточат в темнице! По правде сказать, она не слишком хорошо представляла себе, какое наказание может быть для ведьмы. Их наверняка бросают в тюрьму. Или сжигают? Или вешают? Кому знать, как не лорду Улину, которого в годы молодости прозвали Охотником на Ведьм.

— Знаете что, Сегрик, отложим-ка это дело до решения Рапена, вот что, — заключил старик. — Я велю ему завтра же наведаться в Медовые Лужайки (уж вы то, как я догадываюсь, туда ни ногой, хмм?) и разведать все самому. Ступайте, уже поздно! Не засну, пожалуй, после ваших откровений…

Кармина успела плюхнуться на диван в холле и взять в руки книжку, как двери распахнулись, и ее отец сказал:

— А, Кармина, ты еще не легла? Проводи сэра Теллера до двери, будь добра. А я, пожалуй, пойду и прилягу. Да, сэр Сегрик, я завтра же позову тебя к себе! Соберем, так сказать, стратегический совет с тобой и Рапеном.

Он скрылся. Кармина учтиво присела перед Сегриком и повела его по коридору к прихожей.

— Как ты удивительно похорошела, леди Кармина! — сказал Сегрик, придвигаясь к ней ближе.

— Спасибо на добром слове, сэр, — сказала Кармина, чувствуя сквозь тонкое домашнее платье холод доспехов рыцаря и отодвигаясь дальше. Она почти побежала по коридору.

Он схватил ее за плечо железной хваткой и осведомился:

— Желанная жена для любого рыцаря, да? Иногда жалею, что уже сделал выбор!

Кармина чуть не задохнулась. Алый румянец гнева расцвел у нее на прелестных щечках.

— Как вы смеете? — прошипела она и вырвалась, а, освободившись, отвесила ему полновесную оплеуху.

Сегрик поморщился:

— Ты еще пожалеешь об этом, сладкая. Думаешь, никто не видит, как ты бегаешь за Эри, позабыв всякий стыд? Он не достоин тебя. Да в эту самую минуту он развлекается с ведьмой и знать тебя не желает!

— Пойдите прочь, — на глазах Кармины показались слезы. Она, резко взметнув юбки, ушла вглубь дома. Когда Сегрик был оруженосцем лорда Улина, он весь сочился медовыми речами, изо дня в день осыпал девушку комплиментами и сластями. Как же он изменился с тех пор!

Сегрик усмехнулся и вышел из дома. Из кладовки выскользнула Стаси и заперла дверь на засов. После чего испустила долгий, облегченный вздох. Ей самой было не ясно, кому из этих двоих она предпочла бы не попадаться на глаза.

***

За завтраком кусок не лез Аткасу в горло. Хотя вчера госпожа Сакара тщательно промыла и забинтовала ему руку, он все равно чувствовал пульсирующую боль под повязкой.

Экроланд замкнулся в молчании, он не проронил ни слова до того, как Эста подала чай. Дженна, сколько ни спрашивала, не смогла добиться вразумительного ответа на вопрос, а что, собственно, вчера произошло.

Она помешивала ложечкой чай, оглядывая крайне несчастного Аткаса и застывшего Экроланда и, наконец, не выдержав, грохнула чашкой о блюдце и вышла из столовой, гордо подняв голову.

Аткас робко спросил:

— Сэр Экроланд, я вижу, перед Дженной вы не хотели ничего говорить, но мне-то вы можете сказать, да? Что это было? — он содрогнулся, вспомнив вчерашнюю тварь.

— Аткас, я думаю, что тебе последнему нужно знать, что произошло вчера, — несколько растерянно улыбнулся рыцарь, поднял руки и заправил за уши выбившиеся пшеничные пряди. — Забудь о вчерашнем. Считай это приказом.

— Это черная магия, да, сэр Эри? — понизив голос, осведомился Аткас. — Я в этом просто уверен! От черного мага, которого везли в клетке, воняло точно так же, как и в той комнате… Как от того сундука.

«Эх, жаль, я так и не успел разглядеть, что же все-таки там было внутри! — внезапно подумалось ему, и он сам себе ответил, — ага, вернусь туда! Как раз там новую тварь подселили, то-то я порадуюсь! Вот я кретин! Нашел о чем жалеть. Радоваться надо, что жив остался!»

— Ах да, — сказал Экроланд, — а я и забыл, что в тебе есть… способности. Не спрашивай меня. Возможно, в один прекрасный день я смогу тебе все открыть. Поди пока, помоги Вилу.

Аткас с поклоном удалился, но сказать, что он был разочарован, значило ничего не сказать. Он почти уже решил действительно вернуться в дом Теллеров, но его остановила мысль о холодных рыбьих глазах леди Денры.

Экроланд задумался.

«Значит, вот как получилось, что Сегрик столь меня ненавидит. Когда глаза закрыты ладонями Тьмы, можно не увидеть пред собою и ледяного гиганта. Как же мне его жаль! Жить все время под гнетом двуличности, скрывая от мира порочную жену, а от жены, наверняка, светлые устремления и добрые дела. Больше всего меня интересует, сколько лет он вместе с леди Денрой. Возможно ли спасти его душу, или Тьма уже пустила слишком глубокие корни в его душе?».

— Эри, к тебе гости, — скрипуче доложила госпожа Сакара. В глазах старухи читалась растерянность.

Экроланд вышел встретить их в гостиную. Там его уже ждали. Священник Рапен, сложив на толстом животе руки, глядел на него со странной веселостью и оживлением. Возле двери стоял, положив руку на рукоять меча, Орвальд.

— Приветствую вас, господа. Полагаю, вы здесь не просто так? Орвальд, убери, пожалуйста, руку с меча, да, благодарю. Что все это значит? — с тревогой осведомился Экроланд, выходя на середину залы.

— Только что Терин арестовал находящегося у тебя в поместье варвара, — сообщил Рапен, пристально глядя на Экроланда, но тот молчал, только губы слегка дрогнули. Он даже не сделал попытки придвинуться к развешенному на стене оружию, как с некоторым неудовольствием отметил священник.

— Арест произведен согласно приказу Наместника, — объявил Орвальд, разворачивая свиток, который достал из-за пазухи, видя, что Экроланд не собирается бросаться на выручку варвара.

Пока Орвальд громко и с выражением читал приказ (конечно, относящийся не к самому Вилу, а ко всем варварам в пределах Вусэнта), Экроланд чувствовал, как душа у него сворачивается в тугой, болезненный комок. Земли вокруг Вусэнта, а, значит, и Медовые Лужайки, подпадали под власть Наместника. Соответственно, если Наместник приказал очистить город от варваров, то и духу их не должно быть на многие мили вокруг Вусэнта.

— Что с ним будет? — глухо спросил Экроланд.

Орвальд впервые за визит поднял голову, и в его глазах читалось не торжество, нет… а сожаление. Молодой рыцарь жалел старого, потому что хоть и не до конца понимал его, но уважал.

— Если будет война, — ответил Рапен, — то его повесят. Хотя, есть у меня подозрение, что Наместник предпочтет избавиться от него пораньше. Но никогда не следует недооценивать прекраснодушие нашего Наместника, да, Эри?

Экроланд опустился на диван напротив Рапена, как раз на тот, на котором не далее как позавчера сидела Кармина, и огляделся. Несмотря на налет времени, комната была еще в очень хорошем состоянии. Мебель выглядела почти новой, а безделушки в комоде сверкали совсем как в былые времена: с легкой руки Дженны Эста стала убираться здесь каждое утро с необыкновенным рвением, приговаривая: «Гостиная — лицо дома! Ух, как все позавидуют нашей мордашке!». Здесь, среди уютных, домашних вещей не верилось, что может начаться война. Казалось невероятным, что Вил арестован. Экроланду совершенно не хотелось думать о варварах, гораздо занимательнее рассчитывать годовой запас зерна для окрестных деревень, помогать старостам вершить суд над крестьянами, да и мало ли дел в Медовых Лужайках?

Но он знал: войне — быть.

Экроланд был обязан помочь несчастному варвару. Иначе никак нельзя. Он знал все семейство Вила, сейчас ютящееся у беглых гномов, бесконечно благодарных Экроланду за кров и еду. Женой варвара была сильная и грубая женщина, которая вертела своим огромным мужем, как хотела, и держала в страхе не только его, но и двух здоровенных дочерей, которые превосходили Дженну размерами раза в три. Экроланд не раз думал, что в предках Вила наверняка затесалась парочка великанов, настолько громадны были барышни.

И он знал, как сильно Вил любит свое семейство.

Разумеется, варвар ничего ему не говорил, варвары вообще не многословны, но это было видно по тому, с какой нежностью Вил держал в руках ленты, купленные жене в подарок, как тщательно выстругивал из поленьев ритуальных кукол дочерям, с какой гордостью слушал рассказы рыцаря об успехах его дылд в науках. Гномы были вполне довольны соседством трех сильных женщин и ничуть не возражали, когда Экроланд попросил их помочь дочерям Вила с математикой и механикой.

«У нас на родине, — говорил иногда Вил. — Неграмотных нет. Это не то, что у вас в городе, где каждый второй не умеет читать и писать, а каждый третий и крестика в виде подписи не осилит. Нет, варварам хоть и тяжело жить в стране вечного мороза, но мы не сдаемся. Наши шаманы передают знания предков детям, и я уверен, что любой наш вождь будет поумнее какого-нибудь вашего мага!»

После таких разговоров Экроланд и озадачил гномов помочь дочерям варвара.

— Я требую, чтобы вы отпустили Вила, — холодно сказал Экроланд. — Он не совершил ни единого преступления перед богом и людьми, и посему невиновен.

— Приказ Наместника есть приказ, сын мой, — довольно сказал Рапен. — Мы, собственно, тебя только в известность ставим, потому как могли бы и не говорить. Ведь мы здесь по другому делу.

Экроланд замер на диване, спина прямая как доска, голова склонилась набок, а в глазах сквозит упрямство:

— Вот как?

— Да. Мы по поводу Дженнайи Ивесси, проживающей непонятно по какому праву в твоем доме.

— Мы уже беседовали с вами на эту тему, отец. Напоминаю, что Дженнайя — моя экономка, — ответил рыцарь мгновенно, будто заранее приготовил ответ.

— Ах, экономка! — иронично воскликнул Рапен, у которого, похоже, беседа в школе напрочь вылетела из головы. Экроланд решил, что священник рисуется перед Орвальдом, — От такой экономки, я полагаю, и сам король не отказался бы, а? Из знатного рода, с пикантным прошлым ведьмы… Или не только прошлым, а, Эри?

— Вы получили письмо, святой отец? — ответил вопросом на вопрос рыцарь. Он уже несколько успокоился.

— Я получил кучу писем, — весело заявил Рапен и вывалил из своей сумки на чайный столик добрый десяток плотных конвертов со вскрытыми печатями. Среди них были и коричневые, солидно выглядящие конверты, принятые в северных провинциях Твердикана, и обманчиво простые белые квадраты с далеких южных областей, и тоненькие, изящные, с серебряными буквами даже не конверты, а произведения искусства, из самого Силвердаля.

— Я вижу, вы послали запрос не только родителям Дженны, — с некоторым удивлением отметил Экроланд.

— О нет! Я отсылал запросы и Архивариусу, и придворному историку, и владельцам соседних от Ивесси поместий. Знаешь, выяснилось множество прелюбопытнейших деталей! Похоже, пристрастие к некромантии у них дело наследственное. И бабка, и прабабка Дженны обладали ярко выраженными способностями. Обеих удалось упрятать в храмы Майринды. В Дженне тоже обнаружили этот сомнительный дар, и отправили с верной четой слуг в деревню. Мы видим, что там произошло. Архивариус пишет мне, что женщины рода Ивесси словно притягивают к себе нечистоты и миазмы.

— Дженна не виновата, — возразил Эри. — Вы же сами только что сказали, что это наследство по материнской линии!

— А я и не говорю, что она виновата. Она не виновата, она просто-напросто опасна! И я настаиваю, сын мой, чтобы ты привел ее ко мне.

— Завтра же я привезу ее в храм, — пообещал Эри.

Священник покачал головой:

— Нет, Эри, твое согласие уже ничего не значит. Или ты думаешь, что присутствие варвара и ведьмы в доме так просто сойдет тебе с рук? С утра я весьма серьезно поговорил с лордом Улином, и мы, в конце концов, решили, что по поводу тебя сегодня соберется Совет ордена.

Экроланд вскочил на ноги и беспомощно оглянулся. Орвальд ухмылялся, жалость в его глазах исчезла после горячей речи Рапена без следа. «Поделом ему!» — говорил весь его облик. Молодые рыцари недолюбливали Гурда, считая его слишком несовременным и фанатичным для рыцаря. Только пожилые и умудренные опытом рыцари высоко ценили Экроланда за доблесть, честь и всепрощение, которое он был готов даровать самым скверным и бессердечным людям.

Орвальду было приятно наблюдать, как Экроланда постигает столь большое унижение: только самых зарвавшихся и развязных рыцарей, тех, которые пропивали все деньги в тавернах или смели совращать знатных девиц, отказываясь потом на них жениться, обсуждали на Совете.

Экроланд стоял, потрясенный. Сам он всегда отказывался присутствовать на подобных советах, считая смешной саму мысль о том, что рыцарь может быть в чем-то виноват. «Рыцарь, — бывало, говорил он, — это человек с высокими моральными принципами, в рыцари избираются лучшие из лучших. Среди них нет преступающих закон. Если рыцарь преступает закон, значит, либо закон неверен, либо это было обусловлено строжайшей необходимостью, и за поступки свои он ответит не перед людьми, но перед богом».

— Сегодня? Во сколько? — пытаясь сохранить спокойствие, сказал Экроланд. Его грудь от волнения вздымалась, но он не позволил себе вздыхать с шумом, словно какая-нибудь чувствительная дамочка.

— В шесть часов. В Холле, — уточнил Рапен, его толстые ручки проворно собрали письма, — так что ждем тебя! — и с сарказмом добавил, — сын мой.

Экроланд склонил голову.

***

Только закрылась дверь за Рапеном и Орвальдом, как вбежала Дженна и бросилась рыцарю на грудь.

— Эри, Эри! Что же теперь будет? Тот рыцарь, Терин, связал Вила и кинул его в карету, как преступника! А Вил и не думал сопротивляться! Почему?

— Все в порядке, маленькая, — улыбнулся Экроланд, с некоторым усилием отрывая от себя Дженну. — Вечером мне надо будет ненадолго отлучиться, так что оставайся здесь за хозяйку. А о Виле не беспокойся. Я позабочусь о нем.

С трудом удерживая обеими руками топор варвара, вошел Аткас. Он был бледен и несчастен.

— Сэр Экроланд! — торжественно обратился он. — Мастер Вил просил передать вам, что он уезжает в Вусэнт. Не по своей воле. Он просил вас сберечь его топор и не забывать о его семье. Топор, сказал он — это его честь, и только в ваших руках она будет сохранена должным образом. Также он сказал мне, что, возможно, его убьют. В этом случае он попросил, чтобы вы оставили топор себе на память и позаботились о будущем его дочерей, а жену пристроили работать у себя дома.

В конце этой маленькой речи голос Аткаса предательски задрожал и сорвался. Дженна тихо заплакала. Ей вовсе не было жаль варвара, она плакала от страха за свою участь, представляя, что не сегодня-завтра придут рыцари, возьмут ее под белы рученьки и поволокут прямиком на костер.

Экроланд бережно принял топор и постоял две секунды без движения, затем повесил его на стену, к остальному оружию.

— Воля моего друга будет исполнена, Аткас. Больше он ничего не сказал?

— Нет, сэр, — ответил юноша и склонил голову. — По правде сказать, он никогда много не говорил.

Эта неказистая шутка не имела никакого успеха. Да, раньше и рыцарь, и домашние весело подтрунивали над замкнутостью варвара, но отныне этому пришел конец. Дженна поежилась. Даже она, не любившая варвара больше всех, почувствовала укол жалости к Вилу.

Экроланд приказал:

— Ступай на конюшню, Аткас, и запряги лошадей в лучшую карету. Отныне ты назначаешься главным конюхом, пока не вернется мастер Вил. Достань мои парадные доспехи. Ближе к вечеру меня ждет поездка.

— Куда ты, Эри? — со страхом воскликнула Дженна и перевела взгляд на стену, где топор выделялся среди другого оружия суровостью линий и пестрыми узорами на топорище, напоминая самого варвара. — Ты едешь выручать Вила?

— Боюсь, что нет, — горько усмехнулся рыцарь и поднял руку. — Так, достаточно вопросов! Аткас, ты еще здесь? Бегом в конюшню. Дженна, ступай и скажи госпоже Сакаре, что к ужину меня не будет.

***

Стараясь не бряцать оружием и доспехами, рыцари занимали свои места в большом зале. Они тихо переговаривались и негромко спорили. На троне посреди зала никого не было. Лорд Улин должен был прийти с минуты на минуту. Виновник собрания — сэр Экроланд Гурд — тоже еще не подъехал.

Зато Сегрик был уже здесь. Он много и громко говорил, а собравшиеся вокруг него молодые рыцари согласно кивали и одобрительно гудели.

За ними наблюдали рыцари постарше, которые сидели прямо перед троном (подобная близость к магистру была привилегией, которой удостаивались именно старшие по возрасту). Им совершенно не нравился повод для собрания. Они ворчали, и ворчание их разносилось по залу подобно звукам, которые издает пролетающий мимо шмель.

Почти каждую минуту тяжелые створки раскрывались, и слуга в нарядной, расшитой золотыми нитками ливрее объявлял входившего.

Напряжение росло. Сегрик настолько повысил голос, что секретарь, сидевший за столом перед троном и почесывавший за ухом пером, счел своим долгом попросить его замолчать. Но рыцарь не угомонился и, лишь слегка понизив голос, продолжал в чем-то убеждать молодых мужчин.

Внезапно прозвучал гонг, и весь шум стих словно по мановению волшебной палочки. Слуга в ливрее вытянулся в струнку и объявил:

— Магистр Ордена Красного Клинка, хранитель чести и достоинства Вусэнта, верный слуга Талуса лорд Улин!

Появился лорд Улин собственной персоной и зашагал к трону.

Но тут в дверях возникло некоторое замешательство. Слуга в ливрее яростно шипел на кого-то там, за дверями, но, в конце концов, смирился и повернулся к залу.

— Сэр Экроланд Гурд!

Экроланду удалось добиться ожидаемого эффекта. Все взгляды обратились к нему, и лорд Улин недовольно заерзал на троне.

— Опаздываете, молодой человек! Займите свое место.

Экроланд прошел вперед и сел не на свое обычное место у трона, а в третьем ряду. Несколько молодых рыцарей, что окружали Сегрика, погрозили ему кулаками. Но он никого не замечал, глядя в глаза лорду Улину.

Старик был явно недоволен. Морщины облепили его лицо, когда он кивнул секретарю. Тот стал бойко зачитывать регламент собрания.

— Сегодня орден будет рассматривать следующие вопросы. Первое. Ожидаемое нападение варваров и просьба его светлости Наместника рассмотреть вопрос о присоединении рыцарей Ордена Красного Клинка к его войску.

Рыцари зароптали. Сегрик недоуменно нахмурился.

— Второе. Обсуждение морального облика сэра Экроланда Гурда и вердикт лорда Улина, магистра. У меня все.

Лорд Улин кивнул.

— По первому вопросу я бы хотел выслушать мнение нашего старейшего рыцаря, сэра Энсиваля, а также мнение его оппонента, сэра Орвальда.

У многих в зале брови приподнялись в удивлении. Этих двух рыцарей сложно было сравнивать: первый — ветеран множества славных битв, почтенный и пожилой мужчина, второй же — едва-едва оперившийся юнец, ставший рыцарем совсем недавно, у которого пару месяцев назад завершился первый поход.

Сэр Орвальд вскочил на ноги и заговорил:

— Уважаемые братья! Независимость от мирских сует — вот что отличает нас, рыцарей! Наше дело — не вмешиваться в политику государей и правителей, а противостоять силам тьмы. Издавна наш орден успешно боролся с черными магами, троллями, кобольдами и прочей нечистью, но никогда не входил в состав регулярной армии! Варвары отнюдь не последователи Секлара или Неназываемого, так почему мы должны выступать против них? Это не только против всех традиций, но и против самого понятия — рыцарь! Почему мы должны отвечать за политические ошибки Наместника?

Лорд Улин кивком головы велел ему закончить. С места степенно поднялся другой рыцарь, латы которого были искорежены и помяты. Экроланд знал, что сэр Энсиваль дал в тридцать лет обет не менять лат, какой бы урон не нанес им неприятель, и сдержал слово. Конечно, кузнецы, чертыхаясь, не раз их выпрямляли, но ни разу этот благородный рыцарь не сменил ни единой пластины в своей броне. Он был высок и статен. Его белая бородка была тщательно подстрижена, а седые волосы волнами спускались к плечам. В глазах горел юношеский огонь, но заговорил он медленно и весомо:

— Старожилы не припомнят столь свирепой зимы. Даже в нашем городе, в преуспевающем Вусэнте, десятки людей погибли от голода. Что уж говорить о варварах, которые жили только торговлей с нами! Наместник запретил торговлю. Я, конечно, не могу осуждать его, да и никто из нас не вправе, ибо его решение было по-своему мудрым: в городе осталось ровно столько припасов, чтобы прожить самое голодное время года, раннюю весну. Но варвары голодали. Сейчас, вероятно, они умирают сотнями. И во всем обвиняют Наместника. Теперь, когда они двинули войска на Вусэнт, — а это многие сотни воинов, озверевших от голода и смертей своих близких, — городу придется сражаться. Кого он выставит против искусных в сражениях варваров? Горстку городской стражи, которая только и умеет, что проверять имущество приезжих, да шерстить пьяных матросов в порту? Это смешно! В то же время в ордене насчитывается более двухсот рыцарей, которые вполне боеспособны. Без помощи рыцарей Вусэнт падет. Если мы поможем ему, у города появится надежда.

Энсиваль сел. Пару секунд стояла тишина, затем рыцари захлопали ему, застучали мечами по полу.

Лорд Улин поднял руку, призывая к тишине.

— Не удивляйтесь, что я дал первым слово сэру Орвальду, который еще столь юн. Мне просто хотелось, чтобы слова о традициях высказал не рыцарь, убеленный сединами, а молодой человек, дабы вы задумались не о том, что правильно, а что нет, а о сути проблемы. Да, я знаю, что большинство из вас до сегодняшнего дня было согласно с Орвальдом. Но вдруг речь сэра Энсиваля могла что-то переменить? Я объявляю закрытое голосование!

По залу зашныряли слуги, раздавшие рыцарям по клочку пергамента и перу. Заскрипели перья, слуга собрал их и умчался.

Лорд Улин откашлялся и объявил:

— А теперь мы приступим ко второй части нашего совета. Сэр Гурд!

Рыцарь встал.

— До нас дошли слухи о вашем, гм, недостойном поведении. Я слышал, что вы спасли от огня некую ведьму, пригрели ее у себя дома, а заодно и варвара держали в качестве слуги, и это после приказа Наместника? Что вы можете сказать в свое оправдание?

— Уважаемые рыцари, — Экроланд неторопливо обвел глазами зал, отвесил легкий поклон магистру, — лорд Улин. Я не намерен оправдываться. Я не считаю себя виновным. Мне кажется, что вы были введены в заблуждение. Я не нарушал заветов Талуса, а что касается Вила, так он был моим конюхом и служил мне верой и правдой больше полугода, пока его не арестовали.

— Гм! Но ведь не нам судить о приказах Наместника, так? — вкрадчиво сказал лорд Улин, — наше дело — выполнять приказы, которые отдаются всему народу, и рыцарям в том числе. Вероятно, вы превратно мыслите о положении рыцаря в государстве, сэр Экроланд!

— Да, лорд Улин! — бесстрашно сказал Эри, и сдавленные вздохи пронеслись по залу, — я всегда думал, что рыцарь — это спаситель и защитник народа, что орден — это страж его безопасности от Темных сил. Но помимо правил сражения рыцарь должен руководствоваться в своих поступках Кодексом и заветами Талуса. А в них есть пункты, которые противоречат приказам светских лиц!

Сегрик сидел и медленно краснел. Все шло не так, как он задумал. Он рассчитывал, что Экроланда уж по крайней мере отлучат от походов на несколько месяцев, а выходит, что тот кругом прав. И сказать он ничего не может, это диалог меж магистром и повинным рыцарем.

Магистр откашлялся и предложил:

— Я вынужден некоторое время подумать, как наказать вас, молодой человек. Тадин, ты подсчитал голоса?

Секретарь закончил раскладывать бумажки и теперь вытянулся в струнку:

— Да, магистр, все готово. За то, чтобы присоединиться к армии Наместника, проголосовало тридцать рыцарей. Против — восемьдесят четыре. Воздержалось пятнадцать.

Сегрик довольно щурился, словно кот, наевшийся сметанки. Молодые рыцари вокруг хлопали друг друга по плечам, звенели латные рукавицы, ударявшиеся о броню. Те, кто постарше, задумались и погрустнели, магистр тоже не выглядел радостным. Однако голосование есть голосование, и он поднялся с места:

— Братья мои! Вы проголосовали за то, во что верили, и не мне вас осуждать. Боюсь, через некоторое время я буду вынужден вновь собрать совет по этому же поводу, и ото всей души надеюсь, что многие из вас сменят решение, принятое, как мне кажется, впопыхах и не думая. Опять таки хочу повторить, что не мне решать за вас, но выйдя после сегодняшнего совета на улицу, посмотрите как следует вокруг себя. Загляните в глаза прохожим, оцените количество городской стражи, заметьте, много ли на улицах мужчин и крепки ли они на вид… А потом уже принимайте решение. Договорились?

Рыцари нестройно загалдели, словно послушники в перерыв между занятиями. Магистр поднял руку, и шум затих. Он повернулся к Экроланду и некоторое время смотрел на своего любимого рыцаря. Когда в зале установилась полнейшая тишина, он заговорил. Сегрик напрягся и чуть не упал носом вперед, стараясь не упустить ни слова.

— Я понимаю вас, сэр Экроланд. Видимо, вы слишком оторвались от реальности, — сказал несколько ехидно Магистр, — ваши товарищи сказали, что вы частенько витаете в облаках. Мне думается, что вам следует немного развеяться и подумать об истинной роли рыцаря в этом мире. А еще поразмышлять хорошенько о собственных качествах, ибо я наслышан, как вы с вашей излишней добротой привечаете всяких убогих, бедняков и бандитов!

Сегрик уперся взглядом в пол. Он уже слышал вокруг себя тихие смешки молодых рыцарей, которых он недавно подначивал против Гурда. Ему подумалось, что это еще не самое худшее, и он не ошибся.

— Сэр Экроланд! — торжественно объявил лорд Улин, поднимаясь, — я приказываю вам идти и совершить подвиг!

Все замерли, некоторые — с открытыми ртами. Даже Экроланд слегка побледнел.

— В своем личном походе, куда вы можете взять только оруженосца, вы и поразмышляете обо всем. В деревне Эсток, что в трех днях езды от Вусэнта, население подвергается нападениям дракона, о чем нас уведомляли уже не раз, да все руки не доходили послать туда отряд. Поезжайте туда, сэр Экроланд, и привезите голову дракона. Тогда все ваши промахи будут забыты.

Экроланд сел, и некоторое время провел в оцепенении, ничего не видя вокруг себя. Он не замечал восторженных лиц рыцарей, не слышал радостных слов одобрения и изумления, не чувствовал, как ему трясут руки. Все помутилось в его сознании.

Он ехал на казнь, на позор, а получил лишь выговор да почет, о котором никто и мечтать не смел.

Он убьет дракона. С этой мыслью он очнулся от транса и пошел к выходу уверенной, размашистой походкой.