Всю дорогу до Вусэнта Экроланда одолевали горькие раздумья. Он вновь и вновь вспоминал день, когда в руки приятной тяжестью легла рукоять меча, и он ощутил себя настоящим рыцарем, никак не мог поверить в свою удачу: как же так, зеленый юнец, и стал воином Талуса, тогда как десятки более зрелых и умудренных опытом мужчин годами ждали такого события.

У него было такое чувство, что домой он везет не пустые ножны, но кровоточащую рану, словно Эсток отнял у него руку или ногу. Аслатин из рукояти меча, который он оставил в лесу, слишком много значил для него. Правильно ли он поступил? Разум говорил ему, что обряд был наилучшим выходом из того положения, но сердце ныло и требовало вернуться назад, снова завладеть камнем…

Экроланду удалось немного передохнуть от тягостных размышлений в Керпенси. Возвращение рыцаря было воспринято как настоящее чудо, его встретили, как настоящего героя.

Он скупо отчитался перед старостой о том, что он сделал, умолчав о деталях. С неловкостью он выслушал от Надикуса все полагающиеся в таких случаях восхваления и любезности, без аппетита проглотил торжественный ужин и сразу ушел в свою комнатку в «Слове мира», где провалился в черную пропасть сна.

Наутро ему пришлось отложить выезд на пару часов: жители Эстока и Керпенси сочли своим долгом лично поблагодарить храброго рыцаря. Наскоро пожав все протянутые руки и насилу избавившись от нескольких мамаш, жаждавших сосватать доблестному рыцарю своих дочерей, Экроланд поспешил уехать. К великому разочарованию жителей, он не захотел поведать, как ему удалось одолеть дракона. Про волков Экроланд тем более не рассказал, опасаясь, что ни один беженец не согласится с подобным поворотом событий: одно дело, когда ты бежишь из деревни, в которую наведывается громадный дракон, и совсем другое, если причиной бегства становятся кровожадные, но самые обычные волки, которых в этих краях тьма-тьмущая.

Чем ближе рыцарь подъезжал к Вусэнту, тем большее место в его невеселых раздумьях занимал Вил. Рапен ничуть не лукавил, говоря, что если начнется война, то варвара ожидает незавидная участь. К сожалению, милосердие не входило в число добродетелей Наместника, он не из тех людей, кто станет медлить с приказом о смерти. Экроланд корил себя, что не сумел вовремя распознать опасность, исходившую от добродушного с виду священника. Как было бы просто спрятать конюха в любой деревушке в Медовых Лужайках! Но кто же знал, что вместе с Карминой приедет веснушчатый оруженосец Сегрика? Грего вмиг проболтался хозяину, а Сегрик не преминул воспользоваться благоприятным положением…

И больше всего тревожился Экроланд, что он пропустит начало войны. Конечно, он не питал иллюзий на тот счет, что ее может и не быть, но где-то глубоко внутри у него жила надежда, что все еще образуется, и жителей Вусэнта — заносчивых, задиристых, умных, но таких неумелых в битве, — минует необходимость защищать родной город с оружием в руках. Но если война начнется, он должен быть первым среди защитников.

С такими мыслями он въехал в город. Несколько крестьян, шедших на рынок, низко ему поклонились. Вусэнт жил обычной жизнью. Все так же сновали по улицам веселые компании моряков, во весь голос горланящие непристойные песенки, так же бранились друг с другом извозчики, чьи повозки зацепились бортами, а городская стража по-прежнему патрулировала только центральные улицы, избегая проулков и темных тупиков. Не заметив с первого взгляда признаков грядущей войны, рыцарь расправил плечи.

Чем ближе подъезжал он к особняку лорда Улина, тем острее вставала перед ним задача, как рассказать о происшедшем в Эстоке. Магистр уже стар и может не понять, почему Экроланд нарушил прямой приказ убить дракона.

Что же ему сказать магистру? Сам-то он, конечно, понимает, что сделал для Керпенси, Эстока и прочих окрестных деревень большое дело, но оценит ли это старый Улин? Ведь его приказ звучал однозначно: убить дракона. Сумеет ли Улин встать на сторону рыцаря и поверить, что не было ровно никакой необходимости убивать дракона? Разумеется, Экроланду следовало рассказать обо всем Надикусу, тот, поверив в то, что главную угрозу представлял отнюдь не дракон, возможно, написал бы какую-нибудь бумагу, в которой оправдал действия рыцаря. Сложно, ой, как сложно будет объяснить суть дела!

Конечно, о том, что ему не поверят, рыцарь и не помышлял. Магистр твердо знал, что в вопросах чести на Экроланда можно положиться. Сколько они знакомы? Да уж больше десяти лет. Может, все еще обойдется.

В конце переулка показался добротный, слегка потрепанный временем особняк магистра. Несмотря на неказистый вид, он внушал чувство покоя и уюта, словно никакие бури и войны не могут его затронуть. Даже голые деревья, заботливо посаженные женой Улина в небольшом саду вокруг дома, навевали не уныние, а мысли о том, что скоро они покроются нарядной листвой. Дом окружала невысокая ограда из кованых металлических прутьев. Преодолеть ее не составило бы труда даже мальчишке, но в Вусэнте хорошо знали, кому принадлежит дом, и магистра ни разу не осмелились ограбить, хотя лорд Улин, как всякий честный, но недалекий вояка, с большим подозрением относился ко всякого рода волшебству, и потому никогда не пользовался услугами магов, чтобы поставить вокруг жилища магическую завесу.

Позади дома располагались конюшня и прочие хозяйственные помещения. По небольшой дорожке между домами рыцарь прошел на задний двор и передал поводья подбежавшему слуге, после чего ему пришлось вернуться обратно и войти через парадный вход.

Дворецкий хорошо знал Экроланда и потому тепло его поприветствовал, после чего попросил немного подождать в гостиной: магистр как раз закончил завтракать и ушел переодеваться.

Рыцарь не смог усидеть на месте и потому стал расхаживать по комнате, рассеяно рассматривая безделушки, расставленные по шкафам и столикам леди Улин, обожавшей всякого рода мелкую чепуху. Повертев в руках изящную статуэтку обнаженной девушки, чьи бедра были стыдливо прикрыты нежным цветком, Экроланд поставил ее на место и принялся изучать корешки на книжной полке. За этим занятием его и застал магистр.

Стремительно он вошел в комнату, на ходу одергивая камзол. На лице магистра сияла самая радушная улыбка, а глаза прямо-таки светились от радости:

— Эри, дружище, ты славно выглядишь! Устал, наверное?

— Слегка разве, — ответил сбитый с толку рыцарь. — Впрочем, пара часов отдыха точно не повредит. Я как раз собирался навестить вас и вернуться в Медовые Лужайки.

— А твой оруженосец уже здесь побывал, — лорд Улин неумело подмигнул, — шустрый мальчишка, а?

Сказать, что Экроланд удивился, услышав, что Аткас навестил лорда Улина, значило ничего не сказать. Что понадобилось оруженосцу у магистра? Может ли случиться такое, что Аткас уже рассказал о событиях в Эстоке? Но зачем? С какой стороны ни посмотри, поступок этот был наиглупейшим. В конце концов, Аткас не беседовал с драконом и вполне мог превратно истолковать действия Экроланда. Рыцарь не стал торопиться и выкладывать все, что хотел сказать, ограничившись ровным:

— Вот как?

Магистр почти насильно усадил рыцаря в кресло у камина и сел напротив:

— Да-да, и все рассказал мне о твоих подвигах. Я горжусь тобой! Конечно, иначе ты и не мог поступить. Уверен, что Совет Орден в самом скорейшем времени примет решение о произведении тебя в паладины!

Теперь уже Экроланд вообще ничего не понимал. Неужели Аткасу удалось рассказать обо всем так, что сам магистр прочувствовался? Что-то раньше за ним не замечалось подобного ораторского мастерства. Магистр тем временем пытливо заглядывал ему в лицо, словно пытаясь отыскать какие-то одному ему известные признаки. Глаза старика то лучились гордостью, то в них появлялось озабоченное выражение:

— Хочешь чего-нибудь выпить? Думаю, такой день стоит отметить. Хотя лучше вот что: езжай в свое поместье, да как следует отдохни. А что до питья, то лучше молока ничего и не придумаешь. Оно отлично успокаивает, знаю по собственному опыту. Все-таки душевные потрясения даром не проходят! Кстати, я бы на твоем месте навестил священника. Возможно, тебе стоит подлечиться? Впрочем, решай сам.

Магистр вскочил и чуть было не протянул рыцарю руку, но вдруг торопливо спрятал ее за спину и смущенно кашлянул. Экроланду не оставалось ничего другого, как тоже встать и пойти к выходу.

Рыцарь был настолько обескуражен, что позволил проводить себя до дверей и не задал ни единого вопроса. Уже в прихожей он обернулся и спросил:

— Хорошо, магистр, пожалуй, поеду домой. А Кармина здесь? Я бы хотел перемолвиться с ней парой слов.

Лицо старика на секунду омрачилось, но почти сразу на него вернулось радостное и немного удивленное выражение. Похлопывая рыцаря по плечу, он пробормотал:

— Дочка в гостях у нашей светской львицы, леди Денры. К сожалению, затрудняюсь сказать, когда она вернется.

Экроланд ощутил разочарование и пришел в изумление от этого чувства. Кажется, он не испытывал к дочери магистра ничего, кроме дружеского расположения, но вот мысль о том, что Сегрик сейчас крутится вокруг нее, обидно уколола. Нет, прочь, прочь подобные раздумья! Совсем скоро он приедет в Медовые Лужайки и с пристрастием допросит Аткаса, что же такого сказал несносный оруженосец магистру…

Вил!

Экроланд стремительно крутанулся на каблуках и напрямик спросил лорда Улина, знает ли тот что-нибудь о судьбе его подопечного. Магистр грустно покачал головой:

— Я очень сочувствую, Эри, но твой конюх сейчас находится в темнице, расположенной под дворцом Наместника. Думаю, пока тебе не разрешат с ним увидеться. Впрочем, я попробую что-нибудь сделать. Да осенит тебя длань Талуса!

— Да осенит она и вас, магистр. Засвидетельствуйте мое почтение леди Улин. Всего доброго!

Мысли о Виле не давали рыцарю покоя все время, пока он ехал по Вусэнту. Проезжая мимо дворца Наместника, он так вперился в него взглядом, будто хотел пронзить насквозь толстые стены и увидеть в потайных глубинах, в мрачной темнице своего конюха. Чем дальше, тем больше все запутывалось и сплеталось в такой клубок, который, пожалуй, и не расплести с одной попытки. Варвары, Вил, война, Дженна, дракон, Кармина… Все требовалось держать в голове одновременно, дабы не упустить важных деталей и вовремя принять нужное решение.

На тротуаре стояла и терпеливо ждала, пока он проедет, худенькая девушка в синей накидке поверх белого платья. Волосы она целомудренно упрятала под шелковым шарфом, поэтому Экроланд узнал ее, лишь когда она стала переходить дорогу и сверкнула в его сторону белозубой улыбкой. Он припомнил, что видел ее несколько дней назад в храмовой школе. Конечно, это была никто иная, как помощница Рапена! Сразу вспомнилось и ее имя: Милина, удивительно подходившее к ее славному, непорочному личику, словно озаренному изнутри светом, и ко всему ее облику, который дышал чистотой и невинностью.

— Добрый день, — сказал ей вслед рыцарь, и когда уже было потерял надежду, что будет услышан, она обернулась и просияла.

— Сэр Экроланд! Что за приятная встреча! Кого-кого, а вас я ну никак не ожидала здесь встретить. Отец Рапен упоминал, что вы уехали по некоему таинственному поручению.

Шарфик соскользнул с волос, и они засияли в лучах солнца красноватым золотом. Экроланд с трудом оторвался от заманчивого зрелища и как можно учтивее ответил:

— Уверяю вас, госпожа Милина, никакой таинственности там и рядом не было. Самое рядовое задание. Как видите, я вернулся. А вы, верно, торопитесь на занятия?

— К сожалению, занятий в ближайшем времени не предвидится, — вздохнула девушка. — Школу закрыли, а все из-за этой проклятой войны. Всех послушников сейчас собирают и отправляют на юг, дабы уберечь от опасности.

— Какая жалость, должно быть, для этих молодых людей лишиться столь очаровательной преподавательницы, — не удержался от комплимента Экроланд. — Ну а вам, дитя, почему бы не уехать из города?

Щеки Милины зажглись ярким румянцем. Некоторое время она помедлила, выбирая: то ли ей стоит дать отпор излишне фамильярному рыцарю, то ли попробовать доказать, что он ошибается, и она еще ох как может пригодиться Вусэнту. Последнее победило. Милина вскинула голову, тем самым позволив волосам разлететься, и с достоинством ответила:

— Для дочерей Талуса находится немало забот в эти дни, сэр рыцарь. Мы помогаем беднякам, собираем пожертвования и носим им еду, — в доказательство она помахала корзиной, накрытой белоснежной салфеткой. — Уверяю вас, что дел очень много. Надо утешить испуганных, которые приходят к Талусу за советом, надо лечить больных, а их не стало меньше из-за грядущей войны. Разве без нас священники справятся? Да нипочем!

— Я вовсе не стремился вас обидеть, — сказал рыцарь, отпустил поводья и поднял руки вверх, шутливо сдаваясь. — Но мне грустно при мысли, что вы можете как-то пострадать.

— С какой стати? Варваров разобьют на подступах к Вусэнту, вот увидите. В этом меня заверил сам отец Рапен, и отец Элнас тоже…

— Вы правы, конечно, — поспешил согласиться Экроланд, чувствуя, что ее вряд ли получится разубедить, да и надо ли? Пусть девочка верит, будто священники говорят ей чистую правду.

— Право слово, мне неудобно, что вы мне все время «выкаете»! Я же младше вас лет на двадцать, — внезапно вспылила Милина, а потом, поняв, что сказала нечто весьма нетактичное, быстро прикрыла рот ладошкой, — ой! Простите… Я не хотела вас обидеть, я вовсе не думаю, что вы старый, просто… просто мне хотелось, чтобы вы не были столь официальны со мной…

Она совсем смутилась, яркий румянец покрыл щеки. Окончательно смешавшись, она убежала в переулок, чуть не сбив с ног сухонькую старушку.

Экроланд проводил ее взглядом и пробурчал ругательство, но тут же мысленно попросил у Талуса прощения за недостойное поведение. Иногда ему казалось, что прошлое настигает его в самые неожиданные минуты, а иногда одерживает верх, и тогда он становится сам на себя не похож: вновь, словно безусый юнец, балагурит с девушкой, забывая, какая между ними лежит пропасть, ведь Милина ему в дочки годится…

Конечно, время не стоит на месте, но он и помыслить не мог себя старым. Вот лорд Улин — тот старик, да. Как можно быть старым, когда душа еще молода, требует действий, событий, радостей и счастья? Нельзя отрицать, что он устал, не в физическом смысле, конечно. Эта усталость жила в нем давно, очень давно, но он не предполагал даже, что ее может видеть кто-то еще. Неужто он и впрямь одряхлел? Нет, не думать, не думать…

Он тронул поводья и двинулся вперед, постаравшись выкинуть встречу с Милиной прочь из головы. Довольно скоро ему это удалось, поскольку его внимание привлекли те самые признаки грядущей войны, которые он страшился увидеть, въехав с утра в Вусэнт.

Мальчишки в своих играх только и делали, что сражались на мечах, и зависти в глазах при виде рыцаря было у них куда как больше, чем почтения.

Женщины суетились, все куда-то торопились, что-то закупали и выглядели очень встревоженными. Все обитательницы домов вдоль улицы поголовно — от маленьких девчушек до почтенных старух — вязали теплые вещи, расположившись на открытых верандах. Мужчины же, — о, те выступали королями! Высокомерно поглядывая вокруг, они обсуждали последние новости, со значением поводя бровями. И хотя едва ли каждый пятый уже записался в войско, все считали своим долгом похвастать перед знакомыми своим умением стрелять из лука или владеть мечом. Со всех сторон слышалось «варвары то, варвары се», причем произносилось это столь снисходительным, даже пренебрежительным тоном, будто против всех защитников Вусэнта выступит один хромой и полуслепой шаман.

Экроланду происходящее вокруг казалось абсурдом. Он знал, кто такие варвары, не понаслышке. Когда-то он ездил в Край Вечной Зимы с поручением от короля и прекрасно представлял себе всю боевую мощь варварской армии. Вусэнтовские маги не чета умелым шаманам. А ледяные гиганты? Их там сотни, и один-единственный, шутя, одолеет несколько отрядов. Только летнее солнце сможет повредить им, а до этого ой как далеко — сейчас только середина месяца Испытаний Духа и Плоти.

Слэм, посланный своими загадочными хозяевами далеко на север, — разведать обстановку, — должен был уже вернуться, и Экроланд пришпорил коня, спеша в Медовые Лужайки. Больше всего на свете ему не хватало разговора с другом, который сумеет все поставить на свои места, — или ему так просто казалось.

Он так и не задал себе вопроса: почему, собственно, магистр ничего не захотел узнать о драконе?

Но магистр был обо всем осведомлен. По крайней мере, считал так.

***

После того, как рыцарь объявил о том, что между ним и драконом возникло взаимопонимание, Аткас сел у костра и принялся терпеливо ждать. До той поры, пока не стало вечереть, он чувствовал умиротворение, смотрел на огонь и думал о всяких разностях. Голова клонилась все ниже и ниже, веки налились тяжестью, а мысли потихоньку заволакивало сонной одурью.

Но как только солнце скрылось за деревьями, вокруг пополз неприятный, пронизывающий холодок. Из окружающих предметов: деревьев, снега, неба, — исчезли теплые краски, все поблекло и насупилось. Замолкли голоса птиц, а на смену им пришли странные шорохи и легкий хруст веток где-то вдали.

«Нет, это не волки. Эри пообещал, что защитит меня от них, — попытался убедить себя Аткас, но руки у него задрожали. — И вовсе мне не страшно, просто здесь ужасно неуютно».

Ему послышалось, или где-то вдалеке раздался вой? Глазами он нашарил в костре ветку подлиннее и потолще, чтобы, случись что, можно было ее выхватить и ткнуть кому-нибудь в морду.

Солемне передалось его тревожное состояние, и она нервно всхрапнула. Стролл лишь мотнул головой, недоуменно посмотрев на Аткаса. Конь привык, что его хозяин всегда спокоен.

На негнущихся ногах оруженосец подошел к кобылке и зарылся пальцами в густую гриву, погладил по носу.

— Тихо, девочка, тихо. Они могут нас услышать!

Присутствие рядом двух больших и теплых животных принесло некую толику успокоения. Аткас утешал себя тем, что Стролл — конь боевой, и в случае чего сможет отбрыкаться.

Вернувшись к костру, юноша сел на землю и повесил голову. Наверное, хозяин никогда не вернется, и ему придется в одиночку добираться до людных мест сквозь непроходимый лес, в котором таятся толпы чудовищ, а волки-людоеды его непременно учуют, выследят и разорвут на части.

Когда страх достиг критической отметки, Аткас стал швырять в костер все больше и больше сучьев, чтобы пламя, взметаясь выше в небо, отгоняло всю нечисть. Хрустнула ветка, затем другая, — совсем близко.

Сначала он подумал, что Экроланд решил вернуться, и уже улыбнулся, поднимаясь навстречу хрусту, но тут же застыл, охваченный ужасом.

Из черной пропасти, сотканной темнотой, безмолвно и оттого еще более жутко надвигалась высоченная фигура с мертвенно бледным лицом, на котором зияли бездонные провалы вместо глаз. Порыв ветра всколыхнул массу волос, они разлетелись во все стороны, словно тысячи бледных тонких червяков закопошились на голове.

Аткас ойкнул и свалился без чувств.

Его беспамятство, однако, продолжалось недолго, хотя он рад был бы подольше пробыть в бессознательном состоянии, потому что уж больно страшно было бы прийти в себя и обнаружить поблизости это… это… Ее, в общем, эту фигуру, которой и названия-то не находилось.

Очнулся он от негромкого разговора и притворился было мертвым, но потом прислушался и изменил решение. Один голос ему был знаком и принадлежал ведьме, а второй, тоже девичий, он распознать так, с ходу, не смог. Открыв глаза, он уставился на них.

Девушки уложили его возле костра на шкуры, а сами, поджав ноги, устроились на своих верхних одеждах и грели руки над костром. Дженна повернулась и окинула его пренебрежительным взглядом.

И тут Аткас все вспомнил:

— Берегитесь! — хотел заорать он, но получилось то ли шипение, то ли придушенный хрип. — Здесь где-то поблизости ходит ужасное существо!

— И что же это, позволь спросить, за существо такое? — осведомилась Дженна, улыбаясь глазами.

— Тварь без глаз, у которой волосы как змеи, черная-пречерная! Она всех нас убьет!

— Ну у тебя и фантазии, дорогой мой, — сказала Дженна, тщетно стараясь удержаться от смеха. — Ты же меня увидел! Да ты тот еще трусишка, как я погляжу. Бедный Эри, небось, нянчится с тобой все время, веревкой к себе привязывает, а то еще, чего доброго, удерешь со страху.

Щекам Аткаса стало жарко. Он вдруг понял, что черные провалы на месте глаз, которые ему привиделись, на самом деле получились из-за игры теней на миловидном личике ведьмы. Да уж, у страха глаза велики! Давненько он не испытывал такого стыда. Но тихий голосок глубоко внутри шепнул: а может, ведьма тебя намеренно напугала, взяла и обернулась чудищем, чтобы потом от души посмеяться над боязливым оруженосцем?

Вторая девица махнула рукой, скорчив досадливую рожицу:

— Ой, да что ты с ним рассюсюкиваешь! Он нам для дела нужен. Только, наверное, не справится.

Аткас внезапно узнал ее: то была дочь магистра, которая, как сказала однажды вездесущая и всезнающая Эста, положила глаз на Экроланда.

— А что вы тут, собственно, делаете? — спросил он, подымаясь.

— На охоте мы, — буркнула Кармина и протянула ему освежеванного кролика.

Вот уж нелепая отговорка! Так он и поверил. Конечно, скажи девушки Аткасу, что они здесь затем, чтобы спасать рыцаря, то и подобное объяснение он вряд ли бы принял всерьез. Дженна нетерпеливо отмахнулась от дальнейших расспросов и потребовала:

— Ты лучше объясни нам, где Эри. Что же он, ночью решил сразиться с драконом? Ему что, дня не хватило?

— Он это, как его, — туманно ответил Аткас и поскреб в затылке. — Он вроде как подружился с ним, и драться не собирается.

Девушки обменялись недоуменными взглядами. Конечно, они в пути перебирали варианты того, как могут повернуться события, но до подобного они не додумались. Допрос Аткаса с пристрастием ничего не дал. Кроме короткой фразы, оброненной рыцарем: «Я нашел с драконом общий язык», больше они вытянуть не сумели и слова.

Некоторое время все молчали. Аткас неумело разделывал кролика под пристальными взглядами девушек.

— Н-да, дела, — вздохнула Кармина. — Что будем делать?

— Я так понимаю положение, — решительно сказала Дженна. — Эри понял, что вовсе не дракон — причина бед Эстока, а кто-то другой. Дракон пообещал, верно, рассказать об истинном убийце жителей, и рыцарь сейчас говорит с ним об этом. А то и вовсе они ведут философские беседы на высокие темы. Я, как мне кажется, знаю Эри, поэтому даже такое предположение может оказаться правдой!

— А что, если дракон только притворяется, что он вовсе не убийца и людоед и, когда Эри потеряет бдительность, нападет на него? — возразила Кармина, наморщив лоб. Сложно представить себе, как рыцарь и дракон могут договориться!

Со вздохом Аткас принялся жарить мясо, чувствуя, что поспать сегодня ему не удастся.

— Эри нельзя обмануть, — строго глядя зелеными глазами, сказала Дженна, — его магия, может, и слаба для битвы с драконом, но ложь распознать поможет. Он не наивный дурачок вроде Аткаса.

Юноша моментально вспыхнул, но девушки его словно не замечали. Про себя Аткас пообещал с ними расквитаться. «Ну, погодите у меня! Я еще покажу вам, кто из нас наивный дурачок!»

Дженна попыталась рассуждать логически:

— Ну, хорошо. Допустим, Эри и впрямь не собирается убивать дракона. Но что с ним будет в Вусэнте? Что ему скажет твой отец? Ведь орден, насколько я поняла, достаточно суров. Поймут ли там его поступок?

— Ты хочешь сказать, что если Эри не убьет дракона, — сказала Кармина, прижав ладонь ко рту; ее глаза расширились в испуге, — его выгонят из Ордена?

Помедлив немного, словно обдумывая вопрос, Дженна, в конце концов, развела руками и печально сказала:

— Я думаю, что да. Такой исход неминуем.

Аткас даже не задумывался о таких вещах и сейчас был поражен. Разумеется, Экроланда послали сюда не просто так. Ему приказали убить дракона для восстановления своей репутации! Конечно, Дженна права. И о чем только думал хозяин, вступая в беседы с разными там чудищами! Сразу бы прикончил его, и дело с концом.

Они некоторое время смотрели в огонь. Над костерком истекало соком мясо, распространяя вокруг дивный аромат, но ни одному из троих не было до него ровным счетом никакого дела.

— Надо что-то придумать, — вздохнула, наконец, Кармина. — Аткас, у тебя сейчас мясо сгорит до угольков.

Аткас поспешил вынуть коричневые шипящие пласты и, обжигаясь, разделил их на три части. Вспомнив, как кухарил Листик, положил мясо в керамические миски и посыпал сверху растертым перцем из мешочка, найденного среди припасов Экроланда, потом добавил в каждую по холодной картофелине, оставшейся с утра. Девушки, однако, есть не спешили, вид у них был задумчивый.

— Может, попробуем сами его убить? — нерешительно спросила Кармина. Аткас выразительно покрутил пальцем у виска, да и Дженна отнеслась к предложению скептически.

— Ну, кое-кого мы в силах одолеть, — со значением сказала она. — Но не дракона же? Мне сначала тоже в голову пришла подобная мысль, но теперь, при зрелом размышлении, сомневаюсь, справились бы мы с ним, даже навалившись всем скопом. Втроем же, без рыцаря, надежды убить его нет.

— А если не дракон, то кто же разорил Эсток? — наконец додумался спросить Аткас, спеша увести мысли девушек от этой бредовой затеи. Кто они, героини сказаний, что ли? Подумать только, убить дракона!

— Поверь, это должно заботить тебя меньше всего, — ответила Дженна, странно на него взглянув. У нее, конечно же, имелись кое-какие догадки на этот счет. Она поежилась и, доев мясо, поспешила спрятать руки в карманы. Но Аткас был готов поклясться, что они были вымазаны в какой-то темной краске. Правду узнать ему было не дано, но по тому, как жалко улыбнулась Кармина, стало понятно, что обе скрывают какой-то не очень приятный эпизод. Кармина, со своей стороны, скорее дала бы отрубить себе руку, чем призналась бы в нападении волков. От зимовницы до сих пор все тело ломило, кожа чесалась до жути, и составляло немало труда притворяться, что чувствует она себя прекрасно.

— У меня аж руки опускаются, — жалобно признался Аткас. — Ума не приложу, что нам делать!

Две пары глаз уставились на Дженну, словно только ведьма могла разрешить эту задачу. Она поняла, что не может, не имеет права обмануть их ожиданий. Решение пришло не сразу, но с первого взгляда показалось блестящим.

— Нам нужно представить дело так, будто Эри убил дракона, — просто сказала Дженна.

— Эри не пойдет на обман, — подала голос Кармина, с ходу обдумав эту идею.

— Он не пойдет, а мы — пойдем! В конце концов, мы же взялись ему помогать?

— Что же, мы придем к магистру и скажем ему, — иронично сказала Кармина, — мол, уважаемый лорд Улин, дракон убит, а Эри вы не слушайте, мало ли что ему в голову взбредет! Так, что ли?

— Ты права, — воскликнула в волнении Дженна. — Нужны доказательства! Постой-ка… Знаете, у меня возникла одна задумка!

Она вскочила и, спотыкаясь о корни деревьев, стрелой ринулась в кусты. Через минуту ведьма воротилась с пригоршней снега и хвои.

— Смотрите, — таинственным тоном сказала она.

Аткас и Кармина уставились на горстку мусора во все глаза. Дженна сосредоточилась, а потом с ее губ слетел звук, а может, то было слово, нежное, напевное. Он зазвенел в воздухе, словно она потрясла колокольчиком, и рассеялся в ночной тишине. Секунда, другая, и внезапно над ладонями Дженны разлилось синеватое мерцание. Вспышка света, и Аткас не поверил своим глазам: в руках у ведьмы находился изумительной красоты золотой кубок, украшенный драгоценными камнями и затейливой вязью вдоль края.

Дженна, лукаво улыбаясь, протянула ему кубок. С опаской ладонь Аткаса соприкоснулась с кубком, но пальцы ощутили не мокрый снег, а холодок металла. Осмелев, оруженосец ухватил кубок руками и присвистнул:

— Небось, пару сотен золотых стоит!

Заполучив в руки эдакое богатство, Аткас ни за что в мире не расстался бы с ним. Любуясь совершенством кубка, он не заметил насмешливых взглядов Дженны и ядовитой улыбки Кармины.

Щедро плеснув из походной фляжки в кубок, он картинно запрокинул голову, зажмурился от удовольствия и с наслаждением испил водицы. Да, пожалуй, только короли пьют из таких!

В раскрытый рот посыпалась какая-то вонючая труха, комья противного снега и острые иголочки хвои. Аткас мгновенно пришел в себя и, отплевываясь, возмущенно завопил:

— И чего ты молчала?!

Девушки покатывались со смеху.

— Точно, наивный дурень! Аткас, милый, это же простейшее заклинание, — еле выговорила Дженна, смахивая слезы, выступившие от бурного веселья, — ты держал в руках самую обычную иллюзию. Конечно, не простую, а с подковыркой: кубок самую малость воздействует на того, кто его держит, заставляя поверить, что он настоящий.

— То есть, — медленно сказала Кармина, — ты могла бы сделать еще одну иллюзию? Останки дракона?

Дженна торжественно кивнула.

— Откуда ты знаешь, как выглядит настоящий дракон? — подозрительно осведомился Аткас.

Доев мясо, Дженна рассказала о ярмарке в Силвердале и заключила:

— Голову-то у того несчастного дракончика я хорошо разглядела, так что сумею ее воссоздать с мельчайшими подробностями.

— Эри станет ругаться, когда обо всем узнает, — боязливо пробормотал Аткас, утирая губы.

— Он будет нас благодарить! — ответила ведьма. — Мне понадобится вот что…

Перечисление ингредиентов заняло пару минут, и они разбрелись по лесу, разыскивая нужное для волшбы. Первым закончил Аткас, которому поручили набрать веток и белого мха. Он разложил охапки сучьев, остро пахнущих лесом, возле костра и высыпал в чистую миску сухой, похожий на труху, белесый мох. Руки были заняты делом, а уши чутко присушивались, не хрустит ли снег под ногами Экроланда. Случись так, что рыцарь вернулся бы, оруженосцу следовало ухнуть пару раз филином. Но Экроланд, видимо, решил провести в «высоких беседах» всю ночь.

Дженна осмотрела все принесенные вещи. Тут были и сучья, и цветки, только-только пробившиеся из-под снега, и какие-то сухие травки, и кора, и хвоя.

— Все на месте. Теперь не мешайтесь под ногами, отойдите-ка куда-нибудь за костер, — велела она.

О, боги! Как же ей не хватает аслатина, этой маленькой голубой капельки на цепочке, которая приятно тяжелит впадинку между ключиц. А вдруг не получится? Она чувствовала себя беспомощной, словно новорожденный котенок. Приказав взять себя в руки, она мысленно повторила слова заклинаний и подошла к собранным компонентам.

Сложив весь мусор в живописную кучку, Дженна придирчиво переложила пару веточек и принялась за колдовство.

Сидевшие поодаль Аткас и Кармина услышали заунывное пение, переходившее в щенячье повизгивание. Юноша поежился и подумал: «Нет, не зря она мне почудилась эдакой страхолюдиной. Странная она и опасная. Напевает-то как жутко! Небось, сейчас все волки в лесу сбегутся к поляне послушать».

Кармина вовсе ни о чем не думала, только старалась подальше отодвинуться от оруженосца, от которого, как ей казалось, изрядно воняло потом. Брезгливо сморщив носик, она закуталась в потрепанную волчьими зубами шубку и тоскливо рассматривала костер. Она не испытывала ни страха, ни грусти, ни веселья, — вообще ничего. После того, как Дженна выходила ее той кислой ягодой, Кармину затопило странное безразличие ко всему на свете, и ей было, в общем-то, наплевать, что случится дальше с Аткасом, с Экроландом, что там делает сейчас Дженна, и каково ей самой будет вернуться в отчий дом.

Прошло минут десять. Пару раз ведьма вскакивала и начинала сыпать проклятиями. Каждый раз, услышав слово «Свардак!», Аткас осенял себя охранным жестом. Он уже живо представлял себе, как маленькая ошибка в заклинании превращает их троих в лягушек. А то и в кого похуже! Но ведьма быстро успокаивалась и продолжала волшбу.

Пение завершилось ликующим, нечеловеческим криком и Дженна без сил рухнула на землю. Первой к ней подбежала Кармина, заботливо укрыла ее и только потом подняла глаза на творение ведьмы. Рот ее открылся в изумлении. Аткас подошел ближе да так и застыл, в глазах заплескался ужас.

Рука Дженны медленно поднялась и широким жестом указала на результат заклинаний:

— Если этого доказательства им будет недостаточно, тогда я вообще ничего не смыслю в людях!

Голова дракона производила крайне отталкивающее впечатление. Во-первых, она была действительно огромна. Наверное, по пояс взрослому мужчине. Во-вторых, она была отвратительна. Дженна толком не разглядела в Силвердале дракончика, и потому по памяти воссоздала самые приметные черты: контур черепа и чешую, а остальное домыслила. Так, вряд ли у настоящих драконов глаза были столь маленькие и злобные, а зубы столь заплесневелые.

Но Аткас и Кармина настоящих драконов видели только на картинках и были поражены.

— Вот это да! — воскликнула Кармина, оживляясь. — Я теперь, наверное, неделю не притронусь к еде.

— А я — две, — сглотнув, пообещал Аткас, оглядывая рваный край шеи, под которым растеклась черной лужицей кровь. — Как мы ее повезем?

— Завернем в плащи, — не растерялась Дженна. — Как раз во время пути обтрепится и приобретет соответствующий вид. Чар хватит, я думаю, на месяц, ну да не будут же они ее хранить у себя, честное слово!

На том и порешили.

Утром Аткас уже заготовил пару вариантов речей, которые должны были убедить Экроланда отпустить оруженосца в Вусэнт, но рыцарь сам предложил ему уехать.

После Эстока к нему присоединились девицы, и Дженна с радостью спихнула голову дракона на Солемну.

— Моя Снежинка — кобылица нежная, — объяснила она, — всяких драконов не любит, да и Пегас — конь благородный, ему только кисейных барышень и таскать.

Кармина зыркнула и ничего не сказала, только припустила вперед. Юноша огладил фыркающую Солемну и с досадой сказал:

— Ну да, конечно, как черную работу делать, так Аткас, а как ужины ужинать, с рыцарем любезничая, так девчонки!

Керпенси проехали, пустив коней вскачь. Местные жители с любопытством оглядывали странный большой тюк, водруженный позади худого парнишки, но не сделали попытки их остановить. Дженна боялась, что Экроланд может их догнать, и велела скакать галопом.

***

Наученный ведьмой, Аткас заявился к лорду Улину пораньше.

У магистра с самого утра было дурное настроение.

Два дня домашние стояли на ушах: любимая девочка, с которой раньше и неприятностей никаких не случалось, исчезла без следа.

Когда обнаружилось, что в конюшне нет Пегаса, а с кухни исчезли кое-какие припасы, у леди Улин началась истерика. Магистр, сам бледный, точно смерть, с дрожащими руками, насилу ее успокоил.

«Ариетта, — постаравшись, чтобы в голосе слышалось побольше твердости, сказал он, — вероятно, наша дочь почувствовала себя совсем взрослой и отправилась на поиски приключений. Вспомни себя в ее возрасте».

«В ее лета, лорд Улин, я обучалась в монастыре, — всхлипывая, ответила та. В минуты сильнейшего волнения она всегда звала мужа именно так. — Ни записки, ничего! Как она могла поступить так с нами?!».

Ответа у магистра не нашлось.

На всякий случай он разослал по городу слуг ко всем друзьям Кармины с наказом осторожно, дабы не пробудить лишних подозрений, расспросить, не гостит ли она у них. Но слуги вернулись ни с чем.

Прошла еще одна бессонная ночь. После завтрака вконец обессилевшая леди Улин забылась беспокойным сном. Магистр, то и дело ловя на себе сочувственные взгляды прислуги, ожесточился и приказал всем перестать вести себя так, словно в доме покойник.

К вечеру заглянул Грего с приглашением от леди Денры. Она звала Кармину назавтра в гости. Лорд Улин, задумав потянуть время, солгал, что дочь уже легла спать, и велел передать Денре, что Кармина непременно придет.

А глухой ночью в дверь постучали. Заспанный дворецкий настолько быстро ринулся открывать, что чуть не снес столик с вазой. На пороге стояла Кармина. До утра отец и мать пытали девчонку, где она была, да почему. На все вопросы Кармина с безучастным, отстраненным лицом отвечала, что ездила поохотиться и в доказательство предъявляла пустой колчан.

— А где же дичь? — спрашивал, негодуя, магистр.

— Увы, стрелы ни разу не нашли цели. Наверное, стрельба — это не мое призвание», — спокойно отвечала та.

Сдавшись, лорд Улин отправил ее спать. Они переглянулись с женой.

— Ты заметил, что у нее на шее шрам? Раньше его не было, — словно заразившись от дочери безразличием, равнодушно сказала леди Улин. — где же все-таки она пропадала?

— Боюсь, нам этого никогда не узнать. Надеюсь, тут не замешан какой-нибудь молодой человек, — воскликнул лорд Улин. Разумеется, он не воспринял всерьез слова об охоте, поскольку не раз видел, как Кармина попадает стрелой в перчатку, подброшенную в сорока шагах от нее.

В эту ночь они больше не ложились спать и к завтраку решили, что дочь следует послать к теткам в Силвердаль. Там ей некуда будет деться, да и светским манерам подучится.

Увидав голову дракона, Магистр явно подобрел. Он так и сяк ее разглядывал, ходил вокруг и даже решился потрогать одно приспущенное веко.

— Хорошо, хорошо, — приговаривал он, а затем вдруг встревожился. — А что с Экроландом? Часом, он не ранен?

— Увы, — опустил голову Аткас. — Битва длилась много часов. Сэр Эри сражался доблестно, отрубал чудовищу лапу за лапой, но в самый последний момент, когда меч вонзился в шею дракона, тварь изловчилась и задела хозяина зубом.

Магистр наклонился пониже и слегка изменился в лице, когда вблизи разглядел зубы дракона: все в кровавых застывших слюнях, в зарослях плесени, темно-коричневые от засохшего гноя, они представляли собой жутковатое зрелище. Прикрыв рот ладонью и позеленев, магистр отшатнулся и упал в кресло.

— Сэр Эри жив и почти здоров, — поторопился сказать Аткас, опасаясь, что лорд Улин сейчас грохнется в обморок. — Он немного отравился, вот и все!

— Да уж, — слабым голосом отозвался магистр, обмахиваясь платочком. — Чую, на этих зубах какой только заразы нет! И где же сейчас наш доблестный герой?

— Сэр Эри в Керпенси — это деревушка рядом с Эстоком. По правде сказать, тамошний священник обещал быстро поставить его на ноги, вот только от яда у сэра Эри помутилось в голове.

— За ним ухаживает священник? Очень хорошо. Но что ты имеешь в виду, говоря, что от яда у него?..

— Сэр Эри, как бы это сказать, — глядя честными глазами, лихо врал Аткас, — не в себе… Когда я уезжал по его приказу в Вусэнт, он меня уверял, что он с драконом, простите, друзья. Священник сказал, что это сражение на него так подействовало.

— Друзья? Гм… Интересно. А дружочек-то его вот он, здесь лежит!

— Так что он напрочь забыл, как дракона убивал, — закончил Аткас, невинно улыбаясь.

— Ну что ж, мы ему ласково напомним, — сказал магистр, похлопывая юношу по плечу. — Покажем голову. Тут он все и вспомнит!

— А куда вы ее собираетесь деть? — внезапно встревожился Аткас, забывая, с кем он говорит.

— Как куда? — не заметив оплошности оруженосца, ответил магистр и почти любовно погладил голову по надбровным выпуклым дугам. — В сокровищницу Наместника! Сначала специальный человек ее выпотрошит, пропитает изнутри особыми снадобьями, набьет хлопком с разными травками, а потом голову поставят на постамент, в компанию к другим трофеям!

«Сва-ардак поглоти»!.. По лицу Аткаса разлилась бледность. Такого исхода он никак не ожидал. Что же теперь будет? Значит, голову не выкинут вон, а вместо этого она все время будет на виду, и, конечно, очень скоро действие заклинания прекратится, и тогда… Об этом было страшно и подумать.

Магистр не заметил смятения юноши и бодро продолжил:

— Передавай хозяину, что завтра же, даже сегодня я вышлю гонцов в столицу. Быть ему паладином!

Непослушные губы Аткаса пробормотали слова благодарности. Магистр залез в кошель и щедро высыпал на ладонь оруженосца серебряных монет.

— Пойди, купи себе что-нибудь приятное. Ты ведь тоже сегодня герой! И пусть тебя согревает мысль, что, как только Эри станет паладином, ты сможешь обучаться рыцарскому делу и однажды сам станешь рыцарем. А теперь ступай, мой мальчик.

При виде денег все сомнения и тревоги Аткаса развеялись. Он учтиво поблагодарил магистра и решил, что самое время наведаться на рынок. Долой кражи персиков, да здравствует Аткас — владелец денег!

***

Рынок всегда являлся для Аткаса особым миром, где все тревоги и заботы отступали на задний план. Именно здесь он чувствовал, что живет полной жизнью. Ему казалось, что он воочию видит, как денежные потоки текут золотыми ручейками из карманов покупателей к продавцам, оттуда — в закрома купцов, которые, в свою очередь, тоже приходят за покупками на рынок. Эдакий круговорот денег. Чудилось: достаточно просто постоять на месте, и один из денежных ручейков сам затечет к тебе в кошель.

Аткас вертел головой по сторонам, щурясь под лучами солнца. Ему было непривычно и очень приятно ощущать себя денежным покупателем, а не презренным воришкой. Мешочек с серебром тяжелил пояс, с каждым мгновением приподнимая настроение.

Как же здорово, что теперь не надо рыскать глазами вокруг, высматривая, где за лотками стоят не слишком опытные продавцы, и нет нужды напрягать спину в ожидании удара.

Теперь он шел по рынку королем, окидывая важным взором чепуху, разложенную на прилавке. Его плечи облегала неземной красоты куртка из хрустящей и остро пахнущей кожи, ткань светлой рубашки была столь мягкой и нежной, что почти не ощущалась, а новенькие сапоги поскрипывали при каждом шаге. Подумать только, еще вчера он и представить себе не мог, до чего это замечательно — слиться с толпой, ходить, как все, между рядов и думать о покупках, а не о кражах.

Конечно, богатейшим из смертных его сложно назвать, но и с нищим попрошайкой никто уже не спутает.

Так он некоторое время прохаживался туда-сюда, колеблясь и не зная, что ему купить. Выбор оказался огромен. Циле могли понравиться и яркие, раскрашенные во все цвета радуги ткани, из которых можно было пошить изумительной красоты платья; изящные сапожки и ботиночки славно пришлись бы к ее маленьким натруженным ступням; она пришла бы в восторг от фасонов причудливых шляпок, только-только входивших в моду и, конечно же, неизвестных большинству жителей Стипота; всевозможные пояски и перчатки непременно привлекли бы ее внимание, словом, у Аткаса открывались тысячи возможностей порадовать любимую, и он все никак не мог определиться.

В конце концов, он махнул рукой и остановился перед первым попавшимся прилавком, на котором сверкали всяческие женские побрякушки. Расспросив продавца, он выяснил, что стоят они сущие гроши, потому что сделаны не из благородных металлов и драгоценных камней, а из позолоченной меди и стекла. Разумеется, Циле ни к чему настоящие драгоценности, поэтому Аткас зачерпнул целую горсть разноцветных украшений и протянул монетки в оплату.

— Небось, полюбовнице подарки? — насмешливо спросил покупатель, стоявший рядом.

Взбешенный подобной издевкой, Аткас обернулся, намереваясь высказать наглецу все, что он о нем думает, но ругательства застыли на языке, а лицо расплылось в улыбке.

Рядом стоял никто иной, как Торик, славный малый из Стипота. Давно еще, когда умерла мать, он взял пацаненка под крыло и в меру сил помогал ему деньгами и советом. В то время они жили рядом, хотя и недолго: Торик быстро разбогател, открыл таверну, а потом занялся торговлей, и, конечно, быстро переехал в более богатый квартал Стипота, где селились крупные купцы, лучшие мастера и местная знать. После этого они стали видеться редко, но Аткас знал: случись беда, — Торик непременно придет ему на выручку. Не раз он спасал незадачливого воришку из лап городской стражи.

За все то время, что Аткас не видел Торика, тот ничуть не изменился: все так же спокойно и с юмором смотрели серые глаза, полное красное лицо светилось здоровьем, и его ничуть не портили мелкие следы оспин. Разве только одеваться он стал богаче: ладно сшитая одежда удачно скрадывала растущий живот, а на рукавах змеилась вышивка серебряными нитями.

Они сердечно обнялись, похлопывая друг друга по спине.

— Гляжу, твои дела пошли в гору, — сказал Торик, улыбаясь.

— Идут потихонечку, — уклончиво ответил Аткас, боясь сглазить удачу. — Мне удалось устроиться оруженосцем к одному местному рыцарю.

Сейчас ему представлялось, что он и впрямь добился подобного положения, и почти позабыл, что на самом деле тут сыграл роль случай. Аткас потихоньку внушил себе, что стать оруженосцем было его мечтой. Теперь мечта осуществилась, и напомни кто-нибудь юноше, как обстояли дела на самом деле, он бы изрядно удивился.

— Эк тебя высоко закинуло! — поднял брови Торик. — В рыцари метишь?

— Как карты лягут, — вновь неопределенно отозвался юноша и поспешил перевести разговор на другую тему, — а ты здесь какими судьбами?

— Приехал по поводу кое-каких сделок. Мы сейчас в Стипоте большое дело задумали, так хочу здесь кое у кого призанять деньжат.

О чем, о чем, а о делах Торик всегда говорил неохотно, никогда не сообщая никаких подробностей, и уж точно не называя имен. Даже со своим названным братом он был скрытен, хотя, казалось бы, какую выгоду может получить Аткас, узнай о делах, в которых ничего не смыслит?

Но юного оруженосца подобные вопросы и не волновали. Он некоторое время помялся, отвел взгляд в сторону… Потом решился спросить:

— Цила заходила?

Они отошли от прилавка с фальшивыми драгоценностями и неторопливо двинулись сквозь торговые ряды. Торик снял шляпу и принялся ей обмахиваться, хотя на улице было довольно прохладно. Аткас решил, что он хочет привлечь внимание пролетающей мимо стайки девушек: до женского пола Торик всегда был большой охотник. Девицы, однако, зашушукались и стали разглядывать оруженосца.

— На той неделе забегала, — несколько раздосадовано ответил Торик, бросая на девушек негодующий взгляд и нахлобучивая шляпу обратно. — Она сейчас, кажется, занята тем, что продает пряжу. Но у меня тогда было много дел, поэтому я с ней толком не поговорил.

Аткас поник. Затем ему в голову пришла блестящая идея:

— Торик! Ты, верно, не сегодня-завтра отправишься обратно в Стипот?

Тот окинул его внимательным взглядом:

— Ну да. С утра уеду. А что такое?

— Пожалуйста, передай Циле, — Аткас торопливо вытащил купленные побрякушки и добрую половину оставшихся серебряных монет, — вот это — как подарок, ну и деньги — на жизнь.

Торик с безучастным видом пересчитал монетки и ссыпал их в поясной кошель, где они тотчас затерялись среди крупных золотых монет. Украшения он небрежно пихнул в карман.

— А сам-то ты в Стипот собираешься вернуться?

Аткас опустил голову и ответил:

— По правде сказать, ужасно туда хочу, но вряд ли получится. Сэр Экроланд страсть, какой требовательный, вечно ему надо то туда, то сюда… Ну, и мне приходится за ним везде хвостиком таскаться.

В глазах Торика мелькнули и пропали искорки. Он резко остановился и пробормотал:

— Экроланд… Рыцарь Экроланд… Слушай, Аткас, а твой хозяин случайно в темных делишках не замешан, а? Впрочем, тебя-то он вряд ли станет посвящать.

Юноша насторожился:

— Насколько я знаю, сэр Эри — честнейший человек. Ты что, о нем что-то слышал?

Торик обнял его и отвел в сторонку, где вдали от чужих ушей тихонько рассказал:

— Ты знаешь, я частенько езжу в столицу, уж раз в полгода точно. Мне очень нравится там один постоялый двор, кстати, эль там бесподобный, ну да не в этом суть. Недавно мне пришлось ночевать в другой таверне, поскольку там, где я привык останавливаться, все места оказались заняты. Припоминаю, что это было в день летнего солнцестояния, в Силвердаль съехались все, кому не лень, чтобы поглазеть на парад. Так вот, в той незнакомой таверне меня заинтересовала коллекция объявлений, вырезанная, не поверишь, прямо на деревянной стене. Посередке были самые старые, почерневшие от времени, а в объявлениях с краев срезы букв были желтые, — их вырезали недавно. И помню, ужинал за столиком вплотную у этой забавной стены, попивал винцо да рассматривал, что за объявления. Одно из самых старых почему-то врезалось мне в память… Там был изображен мужской профиль, а текст гласил: мол, разыскивается рыцарь Экроланд, там еще фамилия была… То ли Туг, то ли Урд… Тому Экроланду, было написано, двадцать лет от роду, он высок, строен, глаза голубые, волосы желтоватые да слегка вьются. И самое главное: награда была обещана просто сказочная. И так мне, помнится, любопытно стало, за какие преступления разыскивается этот молодой человек?

— Я… я сомневаюсь, что речь шла о моем хозяине, — ошарашено выговорил Аткас. Хотя, судя по всем приметам, речь шла именно о рыцаре.

Юноша задумался: «Какое прошлое скрывает сэр Эри? Кто и зачем разыскивал его? Хозяин не пожелал рассказать мне, почему он уехал из Силвердаля»…

***

— Эй, поосторожнее! Ставь правее, так, так… Теперь влево подай! Тьфу, косой болван! Чай, не рухлядь у тебя в руках! — кипятился управляющий.

Наместник, сложив унизанные перстнями пальцы на животе, благосклонно улыбался. Среди его трофеев бывали всякие: головы лосей, оленей, кабанов, даже одна — орка, но вот драконьи как-то не попадались. И теперь он испытывал неописуемый восторг. Во-первых, его коллекция пополнилась редчайшим экспонатом. Во-вторых, можно уже говорить о том, что в рядах его рыцарей будет паладин.

Нельзя сказать, что паладины были решающим фактором в битвах; вовсе нет. Зато в политической борьбе… Да, именно наличие паладина должно стать тем козырем, который получит Наместник в борьбе за трон королевства, которая начнется со дня на день. Король стар и немощен, он практически умирает. А в жилах Ирады, любимой племянницы Наместника, течет королевская кровь. Разумеется, она слишком дальняя родственница Сариуса Дэктера, но все близкие давно мертвы. Совсем скоро начнется соперничество между наследниками трона, и тогда все будет иметь значение: и знатность рода, и политическое влияние, и количество священников, и, конечно, паладинов. Будь на то его воля, Наместник произвел бы пару десятков рыцарей в паладины, но, увы, решать было не ему. К сожалению, полномочия на это были у магистра ордена и у королевских паладинов. И если со своим магистром Наместник, само собой, как-нибудь договорился бы, с королевскими паладинами сие было исключено.

Но нынче, когда налицо заслуга, да какая — убитый дракон! — паладин, можно сказать, у него в кармане. И орден Вусэнта приобретет давно полагающийся ему статус. Ирада может стать королевой, ну а Наместник будет при ней верным и заботливым опекуном…

Лорд Улин с оживленной улыбкой на лице наблюдал за водружением головы на временный постамент. Его сердце было согрето мыслью, что теперь в его любимчике — сэре Экроланде — никто не посмеет усомниться. Он важно разглядывал страшенную морду чудовища и был очень доволен своим решением на Совете.

— Послушай, Улин, — обратился к нему Наместник, — теперь, когда нам осталось только дождаться прибытия королевских паладинов, я могу поручить Экроланду очень важное для меня задание?

— Само собой, ваша светлость. Думаю, он уже пришел в себя после дальней дороги, — поспешно ответил магистр, намеренно скрывая отравление рыцаря. Сейчас самым важным для Экроланда было сохранить расположение Наместника.

— Тогда я пошлю за ним завтра утром, — пристальный взгляд Наместника вновь вернулся к голове дракона. — Думаю, после такого подвига он сумеет справиться с любым поручением…

***

Дженна вихрем летала по дому. Вернувшись в Медовые Лужайки, она сразу велела готовить праздничный обед в честь возвращения рыцаря. Госпожа Сакара ни в чем ей не перечила, однако, когда она видела пробегающую мимо ведьму, в глазах у нее зажигались нехорошие огоньки. Наведавшись в конюшню, девушка на мгновение застыла: хотя кони были ухожены и не испытывали недостатка в еде, все здесь напоминало о Виле.

На утоптанной земле что-то сверкнуло. Дженна нагнулась и увидела большую красную бусину. На память сразу пришли связки ожерелий на шее варвара. Наверное, одно из них порвалось во время ареста.

Но грустные мысли разом покинули ее, когда она стала мечтать о том, что будет, когда Экроланд станет паладином.

Дженна даже зажмурилась от восторга. Балы и светские обеды сменяют друг друга, барды складывают песни о беспримерном подвиге рыцаря, а сама она сияет рядом, поскольку Экроланд сделал ее своей верной наперсницей.

Наконец, вернулся Аткас. И где он шатался целый день? Быть того не могло, что магистр держал его при себе. Но все вопросы застыли у Дженны на языке, когда она увидела, что юноша мрачнее тучи. Скорбным голосом он поведал о том, что произойдет с головой дракона.

На секунду Дженна пала духом, но живой ум быстро подсказал ей, что ответить Аткасу:

— Ой, подумаешь, в сокровищницу запрячут! Будто Наместнику делать больше нечего, как ежедневно туда спускаться и любоваться на драконью голову. Может, первые три дня походит, своим гостям похвастается, да и забудет напрочь про ее существование. Зато представь, как через сотни лет какой-нибудь старикашка-профессор найдет то, что осталось от сей головы, и сделает вывод: жили, мол, в стародавние времена страшные лесные чудища, скелетом у коих были ветки да листья, а плотью — мох. Так что не вешай нос, все не так уж и плохо!

Вскоре приехал Экроланд, непривычно задумчивый. Дженна решила отложить разговор на потом и, прежде всего, позаботилась, чтобы рыцарь плотно поужинал. Она сама подкладывала ему добавку, подливала вина в кубок и, лишь когда Экроланд занял обычное место у камина и раскурил трубку, рискнула сесть у его ног и начала рассказ. Аткас поддакивал, но старался не высовываться, справедливо полагая, что все шишки в таком случае свалятся ему на голову.

Экроланд слушал сбивчивый рассказ Дженны со все возрастающим негодованием. Голос девушки, поначалу уверенный и даже нахальный, в конце концов, совсем утих. Она тревожно заглянула в голубые глаза, но вместо одобрения увидела в них злость и растерянность. Рыцарь схватился за голову:

— Что вы наделали! А я почитал вас за разумных и воспитанных девиц! Ну ладно ты, Аткас, у тебя ветер в голове гуляет, но чтоб Кармина!..

Он замер, уставившись в огонь. Вкусный ужин мигом стал у Дженны поперек горла.

— Ох, Эри, ну что тебе стоит чуточку умолчать!

— Умолчать? Да что ты мелешь, девчонка! — выкрикнул Экроланд, но тотчас взял себя в руки, — ты пойми, мне наплевать на звание паладина. Мне наплевать, что я не совершил подвиг. Но вот то, что я обманул их с головой дракона, — этого мне никогда не простят. А пострадает, прежде всего, Вил! О нем ты подумала?

— Никто не узнает про то, что голова фальшивая, — воскликнула Дженна, — никто! Просто не говори им!

— Ради Вила я мог бы соврать, да, — тяжело сказал рыцарь. — Но для проверки моего так называемого подвига приедут из столицы королевские паладины. Они твою магию за версту учуют!

Дженна охнула и затеребила передник платья. Об этом она точно не подумала.

— Но ты не можешь вот так просто взять и рассказать им, правда? Может, все еще обойдется?

Губы Экроланда сжались в тонкую полоску. Он надолго замолчал. Аткас поглубже вжался в табуретку, стоявшую в тени у камина. Он мечтал оказаться где угодно, лишь бы подальше от рыцаря. Совесть тяжелым комком ворочалась внутри и упрекала, что он поддался на уговоры Дженны и провернул эту дурацкую авантюру. «Нет, чуяло мое сердце беду! — мрачно подумал он. — А своему сердцу не доверять нельзя. Теперь, наверное, для Эри придумают какое-нибудь ужасное наказание. Может, даже повесят. Какой же я был дурак! И Дженна — дура».

— Самое плохое во всем этом то, — наконец, молвил рыцарь, — что мое слово отныне ничего не будет значить. И мне не поверят, когда я открою правду, — он невольно покосился на плечо, где дремал спутник Тер, — а, значит, все напрасно. Других рыцарей отправят убить дракона. Все, все напрасно!

Дженна робко посмотрела на Аткаса, ища у него защиты, но получила в ответ такой злой взгляд, что опрометью выбежала из комнаты.

— Сэр Эри, что же теперь делать? — спросил Аткас, смутно надеясь, что хозяин и сейчас сможет все уладить, как не раз улаживал прежде.

— Ничего, мой друг. Нам остается только ждать, — печально ответил Экроланд, вставая. — Пожалуй, пора спать. Завтра я попробую съездить в Вусэнт, посмотрим, смогу ли добиться свидания с Вилом.

Аткас тоже поднялся и, когда остался в комнате один, подошел к камину и пошевелил угли кочергой. На него хлынула волна теплого воздуха, но в холод в глубине души растопить не смогла.

«Вот так невезение. А ведь все казалось таким ясным! Надеюсь, Дженна сейчас больше всех мучается. А эта задавака, Кармина, еще ни о чем не знает! Хотя, учитывая, что ее отец — магистр… И что мне теперь делать? Если голову признают фальшивой, не видать Эри паладинства, как своих ушей. А я не стану рыцарем. Не то чтобы мне сильно хотелось подобной чести, но Цила охнула бы от восторга, увидав на мне рыцарские латы»…