Какова была связь была между Британией и открытием Америки норвежцами из Гренландии? По всей вероятности, никакой. Быть может, это и не совсем правильно, но рассказ о Винланде включен в эту книгу: он слишком интересен, чтобы его можно было оставить без внимания.

И все же здесь есть о чем поспорить. Можно сослаться на то, что Исландия, давшая начало колонии в Гренландии, была заселена во многом выходцами с Британских островов. Или, например, на то, что в составе экспедиций вполне могли оказаться один или два викинга из Британии. По крайней мере, с товарищами Лейва в Исландию точно отплыл один «христианин с Гебридских островов»(1). Но козырной картой здесь будет дословное упоминание о двух «шотландцах» («Gaels»)(2). Именно они в ходе экспедиции Карлсефни обнаружили дикий виноград, которому Винланд (Виноградная страна) обязана своим именем. Эти люди происходили из Шотландии или Ирландии, так как Олав сын Трюггви захватил их «в западных землях». Лейв получил их в подарок от Олава и передал Карлсефни. Оба они, и мужчина, и женщина, носили забавные одежды: «Она была скроена так: сверху капюшон, по бокам разрезы, никаких рукавов и между ногами закрепка — пуговица и петля. Больше на них ничего не было»(3).

Иногда под сомнение попадает и само существование Винланда. Однако путешествия викингов в те земли не менее правдоподобны, чем, например, странствования Марко Поло. Разумеется, точка зрения, согласно которой эти путешествия не более чем миф, может быть отметена с той же самой легкостью, с которой опровергается существование так называемых следов норвежских поселений, которые время от времени находят на противоположном берегу Атлантики. При этом, несмотря на разногласия в исландских отчетах об этих плаваниях, варианты эти вместе по сути свидетельствуют, скорее, об их достоверности. И хотя рассказчики саг заполняли пробелы в своих воспоминаниях сказочными вставками, основные персонажи и события в них всегда повторяются. Можно ставить под сомнение детали, но факт остается фактом — северяне посетили некоторые территории Северной Америки на пятьсот лет раньше Колумба.

Даже такие существенно отличающиеся рассказы, как, например, версия «Саги об Олаве» («Саги о гренландцах») и «Саги об Эйрике Рыжем», вполне могут быть объединены в связное повествование. В обоих случаях Винланд предстает перед нами как, если можно так выразиться, предмет семейного интереса, центральной фигурой которого является Лейв.

В «Саге об Олаве» честь первооткрывателя принадлежит Бьярни, «подающему большие надежды»(4) сыну товарища Лейва. Бьярни ездил в Норвегию на своем собственном торговом судне, когда его отец вместе с семьей Лейва были объявлены вне закона и высланы из Исландии. Вернувшись в свой дом в Исландию, он нашел его опустевшим. Вся его родня уплыла на запад, чтобы основать новую колонию в Гренландии. Он решил следовать за ними, хотя и полагал, что «неразумным сочтут наше плавание, ведь никто из нас не бывал в Гренландском море»(5). Указания, как ему следует плыть, которые ему удалось собрать, едва ли могли помочь. Как только Исландия скрылась за горизонтом, ветер поменялся, и «начались северные ветры и туманы, и в продолжение многих суток они не знали, куда они плывут»(6).

Ни слова не сказано о том, что происходило на борту во время этого плавания вслепую. Действительно, что нового могло быть для норвежца в суровых условиях Северной Атлантики? Единственное, что нам остается, так это представить себе хрупкое суденышко, то взбирающееся на гребни гигантских океанических волн, то падающее с них, мокрую и уставшую команду, члены которой сменяют друг друга, чтобы улучить минуту для беспокойного сна в качающемся трюме, и не вселяющий надежды приход нового дня, когда серая мгла становится чуть светлее, вновь открывая взору все тот же круговорот вздымающихся волн.

Среди всей этой массы неопределенностей не было, по крайней мере, одного повода для тревоги. Для команды торгового корабля риск голодной смерти был невелик: на судне были запасы сушеного мяса и рыбы, а также бочонки с пресной водой для дальних походов. Очевидно, Бьярни и его команда имели их достаточно, чтобы спокойно пересечь Атлантику туда и обратно.

Скорее всего, они ставили ровно столько парусов, сколько было необходимо, чтобы дрейфовать до тех пор, пока не рассеется туман. «Затем они снова увидели солнце и смогли определить страны света. Они подняли парус и плыли так сутки, пока не увидели землю»(7). Первый человек из Европы бросил свой взгляд на берега Ньюфаундленда.

Странно, но в этом не было ничего торжественного, так как Бьярни явно не доставало духа исследовательской любознательности, и он отказался править к берегу. Он искал Гренландию, страну «с огромными ледниками»(8). Зачем ему были эти лесные холмы? Он лег на другой курс и снова вышел в море. «Они повернули в открытое море, оставив землю с левого борта. Проплавав еще двое суток, они снова увидели землю»(9).

При ближайшем рассмотрении она оказалась «плоская и покрыта лесом»(10). На этот раз команда, после нескольких недель постоянной качки жаждущая наконец растянуться во весь рост на твердой земле, высказала все начистоту. И несмотря на это, Бьярни вновь направился в море. «Они повернули в открытое море и плыли с попутным юго-западным ветром трое суток, пока не увидели третью землю. Эта земля была высокая, гористая, и на ней был ледник»(11).

Что бы это ни было на самом деле, но с представлениями Бьярни о Гренландии это не вязалось, так что он продолжал удерживать свою команду на борту. «На этот раз они не спустили парус, но поплыли вдоль берега и увидели, что это остров. Они снова повернули в открытое море и поплыли с тем же попутным ветром. Но ветер крепчал, и Бьярни велел укоротить парус и плыть не быстрее, чем снасти и корабль могут выдержать. Теперь они плыли четверо суток, пока не увидели четвертую землю»(12). Так им удалось наконец найти Гренландию. Причем, как нам сообщают, место их высадки оказалось почти что рядом с новым домом семьи Бьярни на южном берегу Гренландии.

Бьярни решил, что с него приключений достаточно. Он «больше никуда не ездил и жил у отца»(13). Однако его земляки этим отнюдь не удовлетворились. «Люди нашли, что он не очень-то любознателен, раз не может ничего рассказать про сами эти страны»(14). В гренландских поселениях «много было тогда разговоров о поисках новых стран»(15), и здесь мы обращаемся к фигуре Лейва — сына Эйрика Рыжего.

Лейв был человек «рослый сильный и видный. Он был человек умный и сдержанный»(16). Как давний товарищ отца Бьярни он купил у Бьярни корабль и экипировал его большой командой из тридцати четырех человек.

О втором трансатлантическом переходе сведения у нас еще более скудные, нежели о первом, хотя в данном случае это уже не столь удивительно. Все-таки для гренландцев, которые только что приплыли из Исландии, путь по морю от места отправления Лейва до ближайшей точки Канады был не так уж велик. Помимо того, судну, направлявшемуся на запад, очевидно, помогали двигаться восточные течения, проходящие вблизи их поселений.

Важно здесь не само путешествие, а его цель. Рассказ о всей дороге Лейва уместился в одно предложение. «Когда все было готово, они вышли в море. Они открыли ту страну первой, которую Бьярни открыл последней»(17). Но, в отличие от Бьярни, Лейв приплыл сюда, чтобы совершать открытия. «Они… бросили якорь. Затем они спустили лодку и высадились на берег. Травы нигде не было»(18). Здесь, в Лабрадоре, «вдали виднелись большие ледники, а между ледниками и морем все сплошь было как каменная плита. Они решили, что в этой стране нет ничего хорошего»(19). Лейв назвал ее Хеллуланд — голая скалистая земля («Страна Каменных Плит»(20)) — и поплыл дальше, пока в виду не показался другой берег. Он спустил лодку и высадился на невысокий пляж белого песка, за которым была лесистая низменная земля, которую он назвал Маркланд — Лесная Страна — и которая с равной вероятностью могла оказаться Ньюфаундлендом или Новой Шотландией.

Исследование Маркланда пришлось прекратить, так как поднялся ветер, который заставил высадившихся поторопиться на свой корабль. Два дня исследователей гнал северо-восточный ветер. Потом они опять повернули к земле. «Они направились к ней и подошли к острову, который лежал к северу от нее… Затем они… вошли в пролив между островом и мысом, протянувшимся на север… Там была большая мель, и в отлив корабль сел на эту мель, так что море оказалось далеко. Но им так хотелось поскорее высадиться, что они не стали ждать, пока корабль снова окажется на воде, и побежали к берегу, туда, где из озера вытекала река»(21).

Местность эта оказалась столь привлекательной, что они решили остаться там на зиму. Во время прилива корабль был отбуксирован вверх к озеру, поставлен на якорь и разобран. Дальше предстояла постройка хижин или палаток, а также большого дома. «И в реке и в озере водилось вдоволь лосося… Морозов не бывало, и трава почти не вяла. Дни здесь не так различались по длине, как в Гренландии или Исландии»(22).

Похоже на то, что лагерь находился где-то на берегу залива Массачусетс, возможно, не слишком далеко от будущего места расположения Бостона. Однако, очевидно, это так и остается спорным моментом, так как имеющиеся свидетельства едва ли достаточно убедительны. Вполне возможно, что Лейв добрался и до какого-то места южнее.

Что точно, так это то, что Лейв не был сторонником безделья. Он разделил команду на два отряда, которые попеременно либо работали в лагере, либо «разведывали край»(23), уходя в небольшие полудневные экспедиции. В ходе одного такого мероприятия и был найден знаменитый виноград. Среди людей Лейва был Тюркир, «южанин небольшого рода и невзрачный на вид»(24), который хотя и происходил из южной Европы, но большую часть жизни провел среди домочадцев Лейва. Тюркир ушел от своего отряда и вернулся с виноградом в руках, радостно вращая глазами. «Ведь я, — сказал он, — родился там, где вдоволь и виноградной лозы, и винограда»(25). Поначалу Лейв был настроен скептически, но когда сам во всем убедился, то «назвал страну по тому, что в ней было хорошего: она получила название Виноградной Страны»(26). Факт находки винограда сам по себе весьма интригует, хотя название «Винланд», в этом отношении, ничуть не хуже, чем слово «Америка», производное от имени Америго Веспуччи.

Поскольку в Гренландии виноград встречался куда как реже, чем строительный лес, то сбор винограда, наряду с валкой деревьев, превратился в одно из основных занятий экипажа. «Говорят, что корабельная лодка была вся заполнена виноградом. Корабль загрузили лесом, который они нарубили»(27). «Там также были самосеянная пшеница на полях и дерево, называемое месур»: скорее всего, имеются в виду дикий рис и особый вид клена. «Они взяли образцы всего этого, а также несколько стволов деревьев — столь больших, что их можно было использовать для постройки домов».

Тяжелогруженый корабль как всегда быстро возвращался назад в Гренландию. «Весной… они вышли в море, и ветер был попутный до тех самых пор, пока не показалась Гренландия»(28). Недалеко от берега Лейв заметил команду потерпевшего кораблекрушение судна, стоящую на скале рядом с его обломками. «Лейв снял пятнадцать человек с камня. С тех пор его стали звать Лейв Удачливый»(29). Свое состояние он сколотил отчасти на прибыли, которую дали его зимние труды в Винланде, отчасти в специальной поездке за грузом разбившегося судна.

При виде его успеха кровь викингов забурлила. Тут же была снаряжена другая экспедиция. «О плавании Лейва в Виноградную Страну много говорили, и Торвальд, брат его, считал, что страна эта недостаточно разведана»(30). Торвальд купил корабль Лейва, собрал тридцать человек и, получив инструкции Лейва, отчалил. «Нет никаких рассказов об их плаванье до того, как они достигли домов Лейва в Виноградной Стране. Здесь они вытащили корабль на берег»(31).

Основным центром разворачивающихся событий стали, с точки зрения рассказчика саги, дома Лейва. Однако это весьма шаткая точка опоры. То, что корабль за кораблем, полностью зависимые от изменчивых ветров и неведомых течений, находили одну и ту же небольшую точку на обширном берегу Северной Америки безо всяких навигационных инструментов, — все это следует признать, по меньшей мере, блестящим образцом мореплавания. Но, допустим, это было так, и Торвальд с товарищами приплыли к домам Лейва.

«Здесь они… провели всю зиму, ловя рыбу себе на пищу. Весной Торвальд сказал, что надо готовить корабль, а пока пусть несколько человек поедут на лодке на запад вдоль берега и разведывают край в течение лета»(32). На одном из островов, лежащих к западу, эта группа обнаружила нечто, что описывается как деревянный настил для сушки колосьев(33). Больше никаких признаков человека они не нашли и осенью вернулись назад к Торвальду.

Судя по всему, следующая зима была также потрачена на охоту и рыбалку. Когда пришла весна, Торвальд сам направил корабль «сначала на восток, а потом на север вдоль берега». «У одного мыса их застигла буря, и корабль выбросило на берег. Киль был поломан»(34). Пришлось потратить немало времени на починку корабля, но наконец они смогли успешно продолжить свое путешествие. На пути был оставлен кусок сломанного киля — они поставили его на мысу, который в честь этого был назван Килевым мысом.

Пройдя дальше на восток, «они причалили к берегу и положили сходни, и Торвальд сошел на берег вместе со всеми своими людьми… Возвращаясь на корабль, они заметили на песке подальше от мыса три бугорка. Они подошли ближе и увидели, что эти бугорки — кожаные лодки и под каждой лодкой три человека»(35).

Так первый раз появились «скрелинги», «слабаки»: краснокожие, эскимосы, исчезнувший ныне народ — называйте их, как вам угодно. Реакция норвежцев была похожа на то, что делают современные охотники при виде редкой птицы. «Торвальд и его люди разделились и захватили их всех, только один успел уйти на своей лодке. Они убили остальных восьмерых»(36).

Вскоре после этого целая флотилия кожаных лодок атаковала корабль. «Торвальд сказал: „Поставим вдоль борта щиты и будем обороняться, как только можем, но сами не будем нападать на них“. Скрелинги постреляли в них недолго, но потом обратились в поспешное бегство»(37). Однако одна стрела смертельно ранила Торвальда, и это была единственная потеря на корабле. Его тело было перенесено на берег и похоронено на гребне холма, где он надеялся построить себе дом.

Следующей весной его команда вернулась с грузом винограда в Гренландию, «и им было что рассказать Лейву»(38). Еще одна семья отправилась в путь, и этот поход единственный оказался неудачным. «Торстейн сын Эйрика стремился поехать в Виноградную Страну за телом своего брата Торвальда. Он снарядил тот же самый корабль и подобрал себе самых сильных и рослых людей. С ним поехали двадцать пять человек и еще его жена Гудрид. Когда они собрались, они вышли в море, и вскоре земля скрылась у них из виду. Все лето их носило по морю, и они не знали, куда плывут. Наконец за неделю до начала зимы они подошли к берегу… в Западном Поселении Гренландии»(39). И хотя продолжительность сезонов в тех широтах серьезно отличается от наших, команда пробыла без свежей пищи достаточно долго, чтобы поголовно заболеть цингой. Поэтому Торстейн и большинство его товарищей достигли берега только для того, чтобы встретить там смерть.

«В это самое лето в Гренландию пришел корабль из Норвегии. Кораблем правил человек по имени Торфинн Карлсефни». Карлсефни стал гостем Лейва, а вскоре женился на его невестке — только что овдовевшей Гудрид. «По-прежнему шли разговоры о поездке в Виноградную Страну, и многие, как Гудрид, так и другие, подбивали Карлсефни на эту поездку»(40).

С этого момента наше повествование начинает двоиться. Длинный и детальный отчет «Саги об Эйрике Рыжем» частично совпадает, а частично вступает в противоречие с версией «Саги об Олаве». В последней Карлсефни отправляется на одном корабле и с командой из шестидесяти мужчин и пяти женщин. «Сага об Эйрике Рыжем», со своей стороны, добавляет еще одно судно, которым владеет персонаж по имени Торхалль Охотник, и доводит личный состав до ста шестидесяти людей, не считая женщин. Более того, события предыдущих плаваний — те, о которых здесь уже повествовалось, — складываются в единый рассказ. Карлсефни приписывают открытие и название Страны Каменных Плит и Лесной Страны. Однако здесь сообщается уже нечто новенькое: «Было там также много лисиц»(41). Им же принадлежат и названия берегов, расположенных к югу: «Они дали имя и всему этому побережью, назвав его Удивительными Берегами, потому что так долго пришлось плыть вдоль него»(42).

Вместо эпизода с починкой киля судна Торвальда нам рассказывают о каком-то обломке, выброшенном на берег приливом, хотя название «Килевой мыс» сохранено. А находка винограда приписывается теперь не Тюркиру, а двум шотландцам, бегающим «быстрее оленей»(43). Кит, выбросившийся на берег, в первом случае дает запас провизии, а в другом «все, кто его ел, заболели»(44), что звучит не менее достоверно!

Так или иначе, обе версии сходятся относительно определения главной цели экспедиции. Это был не обычный поход в поисках мест, где можно поживиться, а попытка колонизации, подобно нашему Рэйли много веков спустя. «Они взяли с собой всякого скота, потому что думали там поселиться, если это окажется возможным»(45).

Рассказчик вновь предполагает, что дома Лейва приютили искателей приключений, однако на этот раз это сообщение можно опустить. Вторая история гораздо более правдоподобна. Рассказывается, что Карлсефни попытался высадиться в двух далеко отстоящих друг от друга местах. Исследовав различные части побережья, он достиг «какого-то фьорда… В его устье лежал остров, вокруг которого были сильные течения. Они назвали его Поток (Стрим). На нем было столько птиц, что трудно было не наступить на яйца. Они вошли во фьорд и назвали его Поточный Фьорд. Здесь они снесли кладь на берег и обосновались»(46). Поскольку это место оказалось подходящим для нового поселения, Карлсефни построил хижины близко к воде. Зима выдалась суровой, еды стало не хватать задолго до того, как его людям представилась возможность «брать много добычи:…птичьи яйца — на острове, и рыбу — в море»(47).

Вследствие всего этого в начале лета они решили попытать удачу дальше к югу. «Они плыли долго и наконец приплыли к реке, которая впадала в озеро, а потом в море… Все ручьи кишели рыбой»(48). Здесь, на берегах озера, на плодородной земле и в умеренном климате, они провели вторую зиму.

Когда из леса, а уже не из кожаных лодок, появляются скрелинги, то приводится вполне сносное их описание. Они были «низкорослы и некрасивы, волосы у них были грубые, глаза — большие, скулы — широкие»(49). Началась торговля, и хотя обе саги согласны в том, что норвежцы отказались отдавать в обмен свое оружие, они не сходятся в вопросе, что именно они меняли на шкуры и меха: одежду или молочные продукты, полученные от ввезенного в страну скота. Один случай, правда, приводится в обеих: «Поблизости пасся скот, и бык начал грозно мычать и реветь. Скрелинги испугались и бросились со своей кладью… прочь»(50).

Со временем проявилось неизбежное взаимонепонимание. Торговля уступила место бою. Убитые были с обеих сторон, и поселенцы поняли, что у их колонии весьма призрачные шансы выжить. Они «поняли теперь, что, хотя земли здесь отличные для поселения, жизнь на них будет всегда небезопасна и тревожна из-за туземцев. И они собрались в обратный путь к себе домой»(51).

Однако обратно они двигались неспешно. Они шли вдоль берега на север, исследуя его по мере своего продвижения. После убийства пятерых скрелингов, найденных «спящими в одеждах из шкур»(52) на берегу, они провели последнюю зиму в старом лагере в Поточном Фьорде. «Однако со временем люди стали задиристее. Те, у которых не было жен, пытались отнять их у тех, кто был женат».

По приближении весны они вновь поплыли на север — по пути, ведущему к дому. На берегу Лесной Страны они напали на семью скрелингов — один был «бородатый мужчина» — и взяли в плен двух мальчиков, которых забрали с собой в Гренландию как сувенир. При этом на борту уже был один ребенок — первый родившийся у людей, прибывших из Старого Света в Америку. «Снорри, сын Карлсефни, родился в первую осень. Когда они уезжали, ему было три зимы». Причем этот ребенок — Снорри — выжил и стал прародителем династии исландских епископов.

В «Саге Олава» вся наша история заканчивается трагически. Она описывает одну из последних поездок, которая началась «в то самое лето, когда Карлсефни вернулся из Виноградной Страны»(53). Сводная сестра Лейва Фрейдис убедила двух братьев-исландцев отправиться вместе с ней на ее собственном судне в совместную экспедицию. У Фрейдис был муж, однако он едва ли достоин упоминания: «она была властная женщина, а он — тихоня»(54).

Дух взаимного недоверия витал в воздухе с самого начала. «Братья и Фрейдис уговорились, что на обоих кораблях будет по тридцати человек, способных носить оружие, не считая женщин. Но Фрейдис сразу же нарушила уговор, взяв на пять человек больше и спрятав их»(55).

По всей вероятности, когда оба корабля прибыли в Винланд — как обычно, к домам Лейва, — дело уже переросло в открытый конфликт. Фрейдис допекала мужа рассказами о воображаемых обидах, и он «не снес ее упреков и велел своим людям поскорее вставать и взять оружие»(56). Братья были застигнуты в своей хижине спящими и убиты вместе со всей их командой. «Так были убиты все мужчины. Оставались одни только женщины. Но их никто не хотел убивать. Тогда Фрейдис сказала: „Дайте мне секиру“… и она сама зарубила пятерых женщин, которые там были»(57). Разумеется, Фрейдис завладела всем их имуществом. В начале следующей весны, до краев нагрузив корабль братьев и бросив свое судно, она успешно вернулась в Гренландию. Но там, несмотря на все ее посулы и угрозы, «не все ее спутники держали язык за зубами»(58).

Судя по всему, после этого трансатлантических открытий больше не было. Вполне возможно, что Фрейдис в глазах своих соплеменников бросила страшную тень на Винланд. Но, скорее всего, плавания прекратились по более ощутимой причине — из-за враждебности аборигенов. Любое маленькое поселение, которое могло быть основано и без того редким населением Гренландии, с течением времени было бы уничтожено. Как ни тщательно было подготовлено это путешествие, занявшее почти четыре года, Карлсефни констатировал провал.

Какова бы ни была причина, но заманчивый свет новой земли, похоже, померк. В легендах Севера Винланд исчез на века.

И тем не менее некоторые серьезно верят в то, что достижениями древних первооткрывателей стали не одни только красочные рассказы. Эрлинг Монсен, переводчик «Круга Земного», привел новые факты в доказательство того, что в 1477 г. Христофор Колумб посетил Исландию. Вполне допустимо предположение, что Колумб, собирая информацию для своего будущего плавания, мог выслушать и рассказы исландцев о странной полузабытой земле на другой стороне океана. По крайней мере, в этом нет противоречий. Но плыл ли Колумб через Атлантику, чтобы вновь открыть Новый Свет, или просто искал легкий маршрут в Катай и Сипанго? Вот в этом, как вы понимаете, главная загадка.

И все же Колумб, прокладывая свой курс, мог, хотя бы отчасти, находиться под влиянием практики мореплавания древних норвежцев. По крайней мере, саму эту возможность нельзя исключать.