Душно…

Очень душно и пыльно.

Ужасно болит голова, как после тяжёлого похмелья, прямо раскалывается на две половины, бери, хоть обруч на неё надевай.

И темнота… кромешная мгла вокруг.

До чего же жуткое состояние.

Вокруг духота, а меня бьёт озноб. Кожа надрывно горит, как после солнечного ожога.

Я почувствовал что лежу, в неестественной позе, на чём-то жёстком и шероховатом.

Нужно попробовать встать.

О-о-о… лучше бы я этого не делал.

Ноющая, тупая боль, отозвалась эхом во всех конечностях. В голове как гром с ясного неба раздался гул и перешёл в нарастающий звон в ушах.

У меня было такое ощущение, словно, мой мозг, обвисшим студнем висел на тонкой нити, и при каждом движении импульсивно сжимался, ударяясь о стенки черепной коробки. Не дай Бог, эта ниточка оборвётся, и тогда…

Нет, лучше об этом не думать.

Выворачивающая на изнанку тошнота, скрутила в спазмах мой бедный желудок, мне захотелось, чтобы меня вырвало, но не было чем. Ужасная сухость во рту. Гортань, умоляла меня о влаге, для того, чтобы погасить этот бушующий пожар, который обжигал всё моё измученное тело, как снаружи, так и внутри до самого основания.

Господи, ну почему же так темно?…

Я медленно перевернулся на спину и поднёс свои дрожащие руки к ничего не видящим глазам. Затёкшие пальцы отказывались меня слушать, отдаваясь в кончиках горящих жаром подушечек, судорожными покалываниями, словно от микроскопических разрядов электрического тока. С трудом, но всё-таки мне удалось, прикоснуться ими плотно смеженных век.

— Ху-ух, — с облегчением выдохнул я.

Теперь всё ясно — эта темень вокруг, только из-за того, что я настолько потерял контроль над собой, что даже не удосужился открыть глаза. Когда я попытался это сделать, то убедился, что ничего хорошего из этого не получилось. Веки до боли напряглись, но раскрываться не собирались.

Неужели же я ослеп?

Вполне возможно, что когда я попал в этот огненный вихрь, глаза не выдержали давления и очень высокой температуры и тогда…

Нет, не может быть. Ведь тогда я и сам, не лежал бы теперь здесь, а скорее напоминал бы не живую, обугленную тушку.

Я ещё раз потрогал свои глаза и сразу понял причину своих безуспешных попыток. Ресницы век, словно клеем, были плотно сомкнуты высохшим гноем или другими выделениями из слизистой оболочки, так бывает при коньюктивите.

Я попробовал удалить эту преграду, усиленно растирая веки.

Получалось не очень здорово.

Угловатые, острые крошки стали царапать лицо, беспощадно выдирая ресницы.

Без воды здесь не обойтись, только где её взять? Вот незадача.

Перспектива — идти на ощупь в слепую, и к тому же, не зная куда, не очень меня прельщала. Тогда я брезгливо засунул солёные и, судя по всему, грязные пальцы в пересохший от жажды рот и попытался их смочить, тягучим и вязким подобием слюны. Пусть немного но, тем не менее, этого хватило, для того, чтобы после нескольких мучительных секунд, мой правый глаз обрел относительную своду.

То, что мне удалось увидеть, слегка меня успокоило, но чувство это было противоречивым. К великому моему облегчению, место в котором я находился — слава Богу, не было преисподней.

Это был подземный переход, в самом нелюбимом мной, многолюдном месте, где, спеша по делам, мне постоянно приходилось протискиваться сквозь плотный не стройный поток пешеходов, текущий нескончаемой, живой биомассой. Особенное неудобство создавали толпы людей, толкающиеся здесь у торговых рядов, расположенных по всей длине подземного коридора.

Сейчас в этом подземном тоннеле, расположенном под Московским вокзалом было спокойно и тихо, если не брать в расчёт мерного гудения люминесцентных ламп, днём и ночью в любое время года, поддерживающих здесь дневное освещение. Гофрированные металлические перегородки, торговых лавок были опущены и заперты на замки. На полу, высыхающими разводами, красовались мазки от метлы «сюрреалиста» дворника, недавно наводившего здесь порядок.

Судя по всему, сейчас раннее утро и поэтому так безлюдно, но пройдёт совсем немного времени и тоннель начнёт оживать, превращаясь в кишащий и переполненный муравейник.

Увидев неподалёку маленькую грязную лужицу в желобке, возле стены, там, куда обычно стекает сточная дождевая вода, я, напрягаясь и дрожа всем телом, медленно пополз по бетонному полу в её направлении.

После недолгих мучений, мне удалось промыть и открыть второй глаз. Теперь, тяжело отдышавшись, я начал пристально рассматривать своё обнажённое тело. Он местами покрылось не сильными ожогами и коростой, а местами пестрело, пятнами чёрной копоти, словно шкура у леопарда.

Испытав очередной приступ невыносимой головной боли, я схватился обеими руками за голову и увидел как на серый пол, посыпались ломкие обгоревшие волосы.

Да… Ну, и видок у меня наверное… — красавец, ничего не скажешь. Представляю, как на меня начнут таращиться первые спешащие на работу прохожие. Так и в милицию загреметь не долго.

Хотя, навряд ли…

При моём сомнительном внешнем виде, на приличного человека я не тяну. А коли так, то и взять с меня, стало быть, нечего и возиться со мной им вряд ли захочется. У них и без меня забот — полон рот, так что, думай мой дражайший Антон Палыч Ветров, как теперь будем выходить из создавшейся ситуации?

Но в больную голову, как назло, ничего путного не лезло.

Вдруг, я услышал отдалённо раздающиеся гулкие шаги. Я сразу же понял и к гадалке не ходи, это точно, кто-то шёл в моём направлении по подземному переходу. Посмотрев по обе стороны тоннеля, растягивающегося в бесконечную галерею, я не смог никого обнаружить.

Но шаги раздавались всё чётче. Причём, как я точно сумел подметить, человек, шаги которого я услышал, по всей вероятности, прихрамывал на одну ногу. Это было ясно потому, как после тяжёлого гулкого шага, возникала небольшая заминка, сопровождаемая шаркающим звуком, по всей вероятности, подтягиваемой мёртвым грузом второй ноги и за тем новый шаг, отягощённый внушительной поступью.

На этот раз, я не ошибся.

Из-за угла, примыкающего рукава к тоннелю, появилась сутулая фигура в плаще, накинутом небрежно на плечи. Это был армейский вариант плащ-палатки, которая, как мне показалось, уже успела пройти за свою недолгую жизнь, все виды мыслимых и не мыслимых испытаний. Вместо, привычного армейского цвета хаки, она имела бледно-жёлтый горчичный цвет. Края обшлагов изрядно мохрились, и по всей площади плотного брезентового полотна, пестрели грязные и жирные пятна. Лица человека я не смог рассмотреть, по причине, скрывающего его просторного капюшона.

Судя по всему, это и был тот старательный и аккуратный дворник, который обычно, по утрам, приводит этот злосчастный тоннель в порядок. До этого было совсем нетрудно догадаться, если учесть самодельную метлу из банного берёзового веника, которую он нёс в своей натруженной руке и необъятных размеров мешок, волочащийся в такт его каждому шагу.

Так, вот оно что…

Вот что издавало такие шаркающие звуки, а я уж было, подумал, что он хромой. Ну, дела… Шерлок Холмс из меня получился бы, точно хреновый.

Дворник медленно, словно айсберг, надвигался, закрывая собой всё видимое пространство, вот-вот, ещё секунда и он меня раздавит.

Странно…. но в этот момент, он внушал в меня страху, побольше, чем его Всемогущество Тёмный Князь, на недавно прошедшей аудиенции. Каждый шаг его кованых сапог, отбивал в моём сознании судорожную дрожь, заставляя меня содрогаться всем моим обожжённым телом. По мере того, как расстояние между нами неумолимо сокращалось, я испытывал, надвигающийся на меня ледяной озноб.

Я узнал это чувство. Точно такое же, я испытывал на сеансе мадам Эльвиры, когда сзади меня появилось нечто, лишившее гадалку жизни. Моё тело, сначала безвольно осунулось, а потом напряглось в пульсирующих судорогах. Чтобы хоть как-то совладать собой, я решил взять ситуацию под контроль и требовательным жестом, не терпящим возражений, выставил правую руку вперёд, заставляя дворника остановиться.

Фигура в плаще замерла на месте.

Победа! Кажется, подействовало.

— Уважаемый, не будете ли вы так любезны, — сказал я, испытывая неловкость. — Я попал в неприятную ситуацию, и как видите, испытываю некоторые затруднения. Не могли бы вы мне помочь, раздобыть, хоть какую-нибудь одежду. Буду премного вам благодарен. И поверьте, в долгу не останусь.

Я, конечно, отдаю себе отчёт, что всё сказанное мной, этим сумбурным экспромтом, было крайне нелепо и могло быть похожим на бред сумасшедшего, или привычный лепет, проснувшегося с перепоя бомжа. Но идея была не в том, чтобы добиться сиюминутного результата, а скорее опередить события и успеть сосредоточиться, для того, чтобы не быть застигнутым врасплох.

К моему не малому удивлению, эффект, сказанной мною речи, превзошёл все мои ожидания.

Человек в плаще, бросил метлу и сосредоточенно начал рыться в своём безразмерном мешке, переполненном до отказа мятыми упаковочными обёртками, битым стеклом и прочим ненужным мусором. После недолгих, но тщательных и добросовестных поисков, он извлёк из мешка широкий лоскут холщёвой, заплесневелой ткани, который, наверное, раньше служил, защитным чехлом для какого-нибудь оборудования.

Осмотрев его внимательно со всех сторон и смерив меня взглядом, каким гробовщик снимает мерки с покойника, дворник утвердительно кивнул головой, скрытой под капюшоном и полез рукой куда-то за спину, в недра, скрываемые плащом. Оттуда, он достал внушительных размеров тесак и сделал им крестообразную прорезь в самой середине заплесневевшего полотна.

Нож был настолько острым, что мне только и оставалось, разинув рот, наблюдать как сверкающая сталь, без особого труда и напряжения, словно в масло, проходит сквозь плотную холстину.

Удовлетворённый своими трудами, дворник, словно кость бездомной собаке, ловко бросил мне выцветшую дерюгу и я, не теряя времени, просунул свою обгоревшую голову в вырезанное ножом отверстие. Бесспорно, это не являлось шедевром Армани, или какого-нибудь другого достойного кутюрье, но в моей теперешней ситуации выбирать особенно не приходилось. Новоявленное пончо, свешивалось с моих плеч, мешкообразной хламидой и опускалось до самых щиколоток. Грубые ворсинки ткани, моментально вызвали раздражительный зуд на моём обгоревшем теле. Это рубище, было бы в пору какому-нибудь фанатичному монаху-отшельнику, посвятившему себя целиком и полностью жесточайшему искоренению власти плоти над властью возвышенного духа.

Тем не менее, я был несказанно рад и тому, что приобрёл. Пусть нелепо, но всё-таки это лучше, чем распугивать честных граждан, непотребным видом обнажённой и грязной натуры.

— Искренне благодарю — прошептал я сердобольному дворнику.

Правда, это было высказано так тихо, что навряд, ли было услышано. В пересохшем горле, предательски запершило и, откашлявшись сухо, я произнёс:

-. Вы оказали мне, действительно, несоизмеримую услугу. Даже не знаю, что бы я без вашей помощи делал.

Ответом мне, прозвучал сотрясающий стены тоннеля хохот и под тёмным мраком надвинутого капюшона, загорелись зловещие глаза. Теперь, я точно понял сто, узнал его, хотя никогда и не видел раньше. Если б я был в другой ситуации, а не оправлялся после тяжёлого шока, я, возможно, понял бы это раньше, хотя… вряд ли, это смогло бы существенно изменить, сложившуюся ситуацию.

По мере того, как раскаты, зловещего хохота, отражались эхом, вибрируя в стенах пустующих коридоров, зловещая фигура в плаще, подошла ко мне, почти вплотную и я почувствовал, как моя кровь, прекращает свою пульсацию и начинает застывать в моих жилах.

— Это действительно, несоизмеримая услуга с моей стороны, — услышал я голос, вмещающий в себя целый хор, пугающих голосов из загробного, потустороннего мира. — Ты должен быть мне благодарен, за то, что выбор пал именно на тебя. Ну…. ну… не трясись, тебе уже нечего бояться.

Легко сказать… только вот слова, застряли в моём, парализованном спазмом панического страха горле. Да, и были ли эти слова у меня вообще?… Когда разум отказывался принимать, то, что видели обезумевшие и выпученные от ужаса глаза.

— Ты успешно выдержал испытание и, тебе осталось совсем немного, — его слова, как капли расплавленного свинца, обжигали моё сознание, медленно и мучительно втискиваясь в мою память. — Если ты, до отведённого тебе срока, сумеешь постичь суть вещей и сломаешь печать, наложенную на тебя магическим раскладом, то поверь мне — равного тебе по силе не было и не будет, за всю историю этого мира.

— Так значит, ты меня не убьёшь? — с недоверием спросил я, зловещую фигуру в плаще с надвинутым на лицо капюшоном.

— Глупец, — утвердительно констатировал «дворник».

— Глупец — была твоя первая карта. Конечно — «нет»… Не убью. Неужели ты этого ещё не понял? Для чего было мне затевать такую сложную и многоходовую комбинацию, если бы моей целью являлось — просто банальное убийство. Это можно было бы сделать намного проще. Ты и сам всё скоро поймёшь. А теперь поздравляю тебя — ты действительно умер!

— Умер?… — переспросил я, еле сдерживая себя в руках.

— Умер, умер, — похоже, эти слова пришлись вполне по сердцу моему собеседнику. — Умер. Но только не для меня.

Он забросил свисающую длинную полу плаща, небрежным жестом через своё плечо и сказал:

— До скорой встречи. А пока, поломай свою голову над следующей загадкой. Как там, говорит твой хвостатый друг? По-моему: «Читайте знаки?»… Вот и читай, пока есть такая возможность.

Из недр засаленного плаща к моим ногам, словно вращающийся пропеллер, полетела очередная карта. Она упала точно передо мной, интригуя смотрящей на меня рубашкой, и скрывающимся под ней значением. Я присел на корточки и, опираясь о пол рукой, чтобы не свалиться от непрекращающегося головокружения, потянулся за листком судьбоносного атласного картона. Когда непослушные, дрожащие от напряжения пальцы смогли ухватить выскальзывающую и неподдающуюся карту, я поднял затуманенный болью взгляд и внимательно осмотрелся вокруг.

Незнакомца нигде не было. Пропал, как сквозь землю сгинул…

Вот и думай, взаправду или привиделось?… Или бред свихнувшегося параноика или просто, наоборот — этот мир понемногу сам начинает сходить с ума.

Я перевернул карту лицом к себе и увидел рыцаря-всадника, из открытого забрала шлема которого, вместо человеческого лица, красовался череп с пустыми глазницами. Внизу была подпись, обозначающая этот Аркан: «Deth» то бишь, по-нашему — «Смерть».

На изображении, загадочный всадник, одетый в чёрные рыцарские доспехи, медленно движется на белом коне. В своей левой руке он сжимает чёрный штандарт, на котором вышита белая Мистическая Роза. На краю горизонта между двумя башнями, сияет огромное жёлтое солнце. Никакого видимого оружия у всадника Смерти нет, однако перед ним повергнуты на землю король, и дитя и юная дева, а молитвенно сложивший руки епископ, покорно ждёт своей участи.

Эта карта не вызвала во мне душетрепещущего страха, потому как я точно помнил её значение:

«Естественный переход человека в следующую стадию бытия либо есть, либо может быть единой формой его прогресса. Оккультное толкование этой карты — возрождение, творение, предназначение, обновление и отдохновение. Она не несёт в себе предначертания физической смерти. Главная же тайна заключена в познании того, что, по-прежнему обитая на земле, можно отрешиться от эмоциональной привязанности к нашей материальной оболочке. Именно это состояние делает возможным „возрождение“ или преображение, провозвестником которого служит в действительности эта карта. Восходящее солнце символизирует зарю новой жизни, а излучина реки указывает на то, что мой жизненный путь решительно ведёт меня к той, похожей на смерть метаморфозе, которая может со мной произойти. Чёрное знамя, украшенное белой розой, говорит о том, что я подошёл к краю бездны, где могу стряхнуть прах прошлого, полностью уничтожив своё прежнее бытиё.

Начинается совершенно новая жизнь, новый жизненный цикл, несущий кардинальные перемены. Карта может указывать на смену места жительства или работы, а возможно, всего окружающего меня мироздания, так как прошлое решительно оставлено позади».

Значит, в силу вступает новый Закон и прошлое погребено под собственными обломками. С возрождением новый Антон! И покойся с миром старый…

Вот, раздались поспешные быстрые шаги, а за ними дробь семенящих следом. Жизнь в тоннеле начала пробуждаться, предвещая новый насыщенный суматохой день. Скоро здесь будет столько народу, что не в пору будет и продохнуть.

Я поднялся с насиженного мною места и не ровным сбивчивым шагом, придерживаясь рукой за шершавую стену, побрёл к выводящим на свет ступеням. Дойдя до них, мне пришлось сделать маленькую остановку, для того, чтобы восстановить, сбившееся как у немощного старика дыхание и, переждав секунду другую, я стал подниматься на встречу лучам, восходящего жаркого солнца.