Пока они говорили между собой, я старался не упустить из их речи ни единого слова, а сам, подойдя поближе, внимательно рассматривал лежащую неподвижно цыганку. Её слова, сказанные мне напоследок и повествование Фридриха, наводили меня на новые размышления о судьбе одной небезразличной мне и очень знакомой девушки.

Судя по всему, Лилия и была тем тщательно скрываемым от посторонних глаз ребёнком и поэтому на мои расспросы о своих родителях, отвечала уклончиво и с некоторым беспокойством.

Разглядывая окоченевшее и обезображенное ожогами лицо пожилой и могущественной женщины, меня объяло чувство скрытого беспокойства. Предсмертная маска старой цыганки, ничем не выдавала предсмертного ужаса, который я запомнил у мадам Эльвиры, когда спешно покидал её экзотическую квартиру. Не смотря на предсмертные муки и судорожную агонию, на её лице сохранилась зловещая улыбка, словно власть и Сила, которой она обладала при жизни, гарантировала ей победу в той не равной борьбе, которую она проиграла. Или может быть…. старуха надеялась, несмотря на свою мучительную смерть, что обидчик не скроется от возмездия и заплатит слишком высокою цену, и она будет отомщена.

Я уже собирался отойти от безжизненного тела, для того, чтобы присоединиться к общей группе беседующей компании, как своим боковым зрением заметил одну подозрительную деталь. Из-под отогнутого края пёстрой, цветастой цыганской шали, которая была наброшена на плечи покойницы, выглядывал закруглённый уголок карточного листа, знакомый мне по ранее виденному внешнему узору своей рубашки.

Я присел на одно колено, возле окоченевшего трупа и как можно аккуратнее, подцепив уголок кончиками пальцев, потянул его на себя. Карта с лёгкостью проскользнула между складками гладкой шёлковой шали и оказалась в моих руках. Так вот какое послание оставила мне старуха. Возможно, что именно она являлась прямым и непосредственным участником во всех тех событиях, которые со мной происходили.

Подойдя под освещённое горящим факелом пространство, я внимательно начал рассматривать изображение на карте. Это был восемнадцатый Аркан Таро, подпись под изображением гласила: «The Moon», что в переводе означало: «Луна».

Эта карта представляет жизнь воображения, отрешённую от жизни духовной. Путь изображённый на этой карте, который пролегает между двумя башнями, ведёт в неизвестность. Интеллектуальный свет, закрывшей глаза, холодной Луны, есть лишь отражение света реального. Луна безраздельно владычествует в ночном небе. Её мир — мир сновидений, в которых пробуждаются все наши страхи, зарождавшиеся от самого сотворения мира, когда мы проходили по этапам, своего эволюционного развития. Эти этапы вполне последовательно изображёны на этой карте: от выползающего из воды рака, до агрессивного волка, воющего на луну — подразумевающего человека, в дикой своей ипостаси и следующий этап, олицетворяющий цивилизованное общество — одомашненную собаку.

Карта Луна таит в себе скрытую угрозу и опасность, ибо, вступая в сферы психических сил, мы проникаем в неведомую, обманчивую сферу иллюзий, ложных толкований, самообмана и нереальности. Она символизирует бесчестное поведение по отношению к тому, в чьём раскладе она выпадает и предупреждает о том, что существует явная угроза попасться в расставленные кем-то умело силки, тем, кто ведет бессчетную двойную игру. Луна может олицетворять внезапные перемены или получение неожиданных досадных известий. Раскрытие неких тайных фактов, которые могут доставить огромные неприятности. Одним словом, Луна — это тайна, покрытая мраком и туманящий взор, обман.

— Что ты там увидел? — спросил Хранитель, подойдя ко мне.

Я протянул ему найденную мной карту, и вопросительно посмотрел на подошедшего к нам барона, который тоже начал рассматривать её, выглядывая из-за широкого плеча Берендея.

— А… вот, вы о чём… — высказался немец.

— Ну, Фридрих, расскажи об этом Антону поподробнее, — обратился к нему Берендей, передавая в его руки карту. — Ты у нас знаток школ западного мистицизма, Таро — это по твоей части.

Тот бережно принял карту, и как приценивающийся к истинному сокровищу, ювелир, начал пристально её рассматривать.

— Я вижу, что вы её тоже заметили, — констатировал он этот факт. — Я тоже обратил на неё внимание, но не в моих привычках брать то, что не принадлежит мне по праву. Хочу заметить, что карта эта для вас, весьма не благоприятная. Пожалуй, она, вообще, единственная во всей колоде, из карт, к значению которых все мистики, во все времена, всегда относились с повышенной предосторожностью. А если учесть и особенности всего вашего неблаговидного расклада, то…

— А откуда вам известно про мой расклад? — прервал я с не скрываемым подозрением седого барона.

— Не будьте так наивны, мой друг — добродушно улыбнулся он в ответ. О вашем существовании и событиях последних дней, я знал до того, как встретил вас сегодня в компании моего старого друга Берендея. У карт есть удивительное свойство — они знают об очень многом, и могут всегда поведать об этом, если вы умеете с ними говорить. Я думаю, о причине, моего такого пристального к вам внимания, вы смогли уже догадаться и сами, учитывая моё предыдущее повествование? Надеюсь, что наш общий друг, не имеет к этому никакого отношения?

— Если вы имеете в виду Лилию, то, конечно…. я догадался, что речь идёт именно о ней, — как можно тише согласился я, замечая, как не произвольно краснею. — А по поводу Хранителя, могу вам сказать, что я сегодня увидел его впервые и вряд ли он может быть к этому причастен.

— Именно это, я и имел в виду, — подчеркнул он, с серьезной интонацией.

Сейчас он походил на ревнивого папашу, к которому пришёл кутила и разгильдяй, просить руки его несравненной дочери.

— О чём это вы тут? — поинтересовался Берендей. — Я вижу, что кто-то изрядно постарался, спутывая все нити в замысловатый и хитрый узел.

— Думаю, что по этому поводу, мы сможем поговорить обстоятельно, после того, как проясним всё, что сегодня здесь происходит.

Немец всяческим образом, старался не раскрывать раньше времени, всего того, что ему было известно о своей внучке и возможно, о моих с ней отношениях. У меня даже сложилось такое впечатление, что барон от части меня подозревал в том, что я каким-нибудь образом связан с её преследователями. Я же, был абсолютно уверен, что виной её злоключений, являлись дальние «родственники», тайного цыганского магического клана. И если за факт, подтверждающий эти домыслы, принять, имеющееся здесь мёртвое тело цыганки, то можно отчасти сделать следующий вывод — что в данный момент за её судьбу незачем опасаться. Другой вопрос, какое это отношение имеет ко мне?

— Хотелось бы верить, что эта карта, явилась последней каплей, в чаше, отпущенной для моего испытания, — высказался я с чувством, исполненным надежды.

— Боюсь, мой друг, что вы снова заблуждаетесь, — заявил сочувствующим тоном барон — как я полагаю, в вашем случае используют один из самых действенных раскладов, который называется «Кельтский крест». Это можно было заметить, учитывая особенности происходящих с вами и отражённых в данном раскладе событий. И если принять все эти факты во внимание, то данная карта «Луна» — является только лишь девятой по счёту, в то время, как в «Кельтском кресте», используется десять карт.

— Значит, будет ещё одна карта? — обречённо произнёс я.

— Именно так, — услышал я торжественный голос Фридриха.

Ему бы сейчас, широкополую шляпу и рясу священника с чётками, получился бы вылитый инквизитор. Это сравнение, выплыло у меня, как-то само собой, потому что, несмотря на весь свой дружелюбный вид, последняя фраза в его устах, прозвучала подобно суровому приговору.