Одни говорят, что Россия слишком богата всеми ресурсами. И это плохо, ибо в конечном счёте расслабляет и развращает. В итоге получаются «дураки и дороги» (вторые как производные от бездеятельности первых)… Неправильный народ. Другие доказывают, что, наоборот, Россия слишком бедна, холодна и далека от морей. Мы придерживаемся третьей точки зрения. Беды России происходили не столько от недостатка ресурсов (и уж конечно, не от их избытка), а от того, что в критические моменты истории наличные ресурсы и потенциал их использования оценивались неправильно. Одни опасности преувеличивались, другие недооценивались. Среди веера доступных методов решения той или иной проблемы выбирались далеко не всегда оптимальные. К моменту осознания опасности крена государственной махины оказывалось, что быстро повернуть такой паровоз как Россия не так-то просто. Огромная инертная масса продолжала катиться в прежнем направлении до тех пор, пока не слетала под откос. Можно сказать, что Россия как целостная система не измерена до сих пор. Существуют интересные социологические исследования, доступен обширный статистический материал, имеются интересные вспышки-догадки, плоды гениального просветления, оформленные в виде черновых эскизов и набросков. Не претендуя решить задачу «узнавания страны» в одной статье, попробуем, все-таки, задать общее направление для поисков, предложить свой собственный, русский, аршин и примерить его к ближайшему будущему.

Начнём издалека. В мире большого бизнеса существует множество концепций моделирования деятельности компании (Business Intelligence, Company Performance Management и др.). Одной из характеристик, объединяющих все эти концепции, является «количественный анализ» — сбор, структуризация, а главное, последующий всесторонний анализ собранных данных. Любая компания, живущая в остроконкурентной среде, по достижению определённого размера, жизненно нуждается в подобном моделировании. Анализируется практически все аспекты деятельности. К примеру, продажи структурируются по сегментам потребителей, исходя из самых разных характеристик. В ход идёт всё — место проживания, возраст, пол, уровень образования, периодичность и динамика общей стоимости покупок, типичная корзина товаров, приобретаемых регулярно. Задача — составить модель потребительского рынка, максимально адекватную реальности, вычленить из миллионного рынка потребителей продукции данной компании некоторое количество (сотни, или даже тысячи) портретов «типовых» потребителей. «Студент, 20-25 лет, неженат, зациклен на здоровом образе жизни». Или — «Домохозяйка с 2 детьми, 35-40 лет, старается сэкономить, но подвержена импульсивным покупкам красивых штучек». Затем каждому такому условному потребителю назначается вес: «Студент, подгруппа 1010» — 40 тыс. человек, сегмент — 2,4%. «Домохозяйка, подгруппа 4015» — 85 тыс., 5,1%.

То же самое касается и поставщиков, конкурентов, своего рынка продукции и смежных рынков и так далее, и так далее. Без составления подобной количественной и структурной модели невозможно представить себе успешную деятельность современной крупной компании. На основании построенной модели строятся гипотезы о факторах, их весе и динамике, о тенденциях. Результаты анализа затем используются для формирования стратегии компании, выявления проблемных мест, корректировки, а иногда и полной смены тактики и иерархии управления. Стоит ли говорить, что любое государство, кроме самых мелких и/или полностью марионеточных, находится в таком же положении, что крупная коммерческая компания? Высшая задача, стоящая перед руководством государства равно как и перед руководством компании — устоять «на рынке», выжить. «Жизнь имеет причину, но не имеет смысла». С этой точки зрения, само существование компании или государства является сверхзадачей, не требующей задействования дополнительных смыслов и предназначений. Максимизация прибыли для компании или темпов роста ВВП для государства, сохранение доли на рынке или удержание территории — всё это тактические задачи и цели. Государство выступает как специальный подвид «компании», «корпорации», «юридического лица», со всеми присущими этому лицу гримасами и ужимками.

В таком случае спрашивается, нуждается ли государство в моделях, подобных тем, которые составляются крупными компаниями? Вопрос, думается, риторический. И чем крупнее, многочисленнее страна, чем сложнее и многоукладнее её внутреннее устройство и взаимоотношения с другими «хозяйствующими субъектами» политического глобуса, тем больше нужно данных и разнообразных и сложных моделей, описывающих те или иные стороны общественного организма. И как с этим обстоят дела в современной России? Как это не грустно отмечать, но по показателю наличия объективной общественно-экономической модели, Россия совершенно не соответствует своей территории, населению, хозяйственным укладам и другим важнейшим количественным параметрам. В стране исторически недостаточно развиты все сферы обществоведения, от фундаментальных исследований в экономике, политологии и других областях до прикладных экспертных разработок. Не сравнить мощь отечественного интеллектуального потенциала в этой сфере с нашей традиционной продвинутостью в точных науках, в физике и математике. Поэтому в конкретных ситуациях мы не в состоянии осуществить нужную инженерную разработку. Ракету запустить можем, а решить ту или иную конкретную социальную проблему — нет. А этому имеются и объективные, и субъективные причины.

В популярном американском статистико-информационном издании «World Almanac» приводится много любопытных данных. Скажем, в этом далеко не специальном, «попсовом», издании есть данные по государственному бюджету и населению США, начиная с конца 18-ого века. Просто занятная информация. На любителя. Приводятся также данные за выборочные годы по бюджетам отдельных штатов — за более поздний период, примерно с 1900 года. Такая себе средняя по размеру табличка на одну страницу — полсотни строк и два десятка столбцов. Можете представить себе подобную таблицу применительно к российским реалиям? С бюджетом регионов, начиная, скажем, с 1900 г.? Правильно, не можете… Ибо даже такая тривиальная задача выглядит практически невыполнимой. По каким регионам давать данные, если их число, названия и границы менялись на протяжении столетия несколько раз? Да что там региональные бюджеты — из-за перманентного перекроя границ даже изменение численности населения по регионам представить в виде, пригодном для долгосрочного анализа, крайне затруднительно.

Какую сторону российской жизни ни возьми — дела обстоят не лучше. С завидной регулярностью меняется методика статистического учёта, делая данные десяти- или пятнадцатилетней давности плохо совместимыми с новой классификацией отраслей или товаров. Кроме слабой совместимости исторических данных, Росстат по-прежнему, как во времена мобилизационной экономики и натурального планирования, достаточно формально относится к опубликованию стоимостных показателей, так что составить целостную картину экономики с финансовой и стоимостной точки зрения очень не просто. Если, к примеру, ГКС выдаёт данные, вполне адекватно обрисовывающие картину в целом, то когда речь заходит о частностях, структуре, региональном аспекте, то здесь возможность проведения полноценного анализа становится исчезающее малой. Что такое, скажем, «средняя стоимость одного квадратного метра общей жилплощади по регионам РФ», если в каждом регионе имеется центр (обычно довольно благополучный, со сравнительно дорогой недвижимостью, хотя и здесь имеет место существенная внутригородская дифференциация), и прозябающие посёлки на отшибе, цена 1 кв. метра в которых в несколько раз ниже чем цена самого дешёвого метра в областном центре? В стране, на одной территории, фактически сосуществует несколько социально-экономических укладов, несколько разных региональных социально-экономических моделей. И это в общем объяснимо — как и размерами страны и многообразием условий, так и тем фактом, что никто на самом деле и не пытается унифицировать имеющиеся уклады (что, наверное, имело бы смысл, конечно же, в разумной степени). Предлагаемая Росстатом информация не позволяет математически корректно вычленить и формализовать эти уклады с тем, чтобы построить адекватные соответствующие региональные и прочие модели.

Но не критика методики Госкомстата, и тем более, не привычное брюзжание по поводу хронического российского неустройства являются предметом данной статьи. В данной работе мы попытаемся показать связь между невысоким качеством общедоступной статистической информации и наличием целого букета социально-экономических проблем и перекосов. Нежелание и неумение измерить собственную страну приводит к тому, что застарелые болячки социума не то, чтобы не решаются — они даже не осмысливаются и не оглашаются должным образом. Хаотические, случайные, иррегулярные, бессистемные меры, эти выплескивающиеся наружу протуберанцы политического Солнца российской Галактики, напоминают скорее вымакивание с пола тряпкой воды, льющейся потоком из поломанного крана.

Весь анализ в статье основан на официальных данных Госкомстата. К качеству этих данных, как отмечалось, можно предъявлять множество претензий, но, как высказался полковник Джеральдин, друг принца Флоризеля, глядя на выполненный в авангардном ключе портрет «Председателя» — «во всяком случае, другого у нас нет».

Несчастная страна

Оставим в стороне динамику валового внутреннего продукта, рост промышленного производства, увеличение экспорта газа и тому подобные, безусловно важные, но слишком абстрактные для среднего человека вещи. Для обычной семьи, живущей повседневной жизнью, вещи, явления и события, непосредственно их касающиеся, намного важнее любых макроэкономических показателей. Новость о том, что соседа по подъезду убили при входе в дом ударом трубы по затылку ради тощего кошелька и старого мобильника, влияет на настроение и самоощущение окружающих намного сильнее, чем бравурная официальная весть о приобретении российским капиталом итальянской авиакомпании. Вид размозжённого на проезжей части тела действует на сознание и подсознание намного сильнее любых абстрактных доводов о росте экономики и об инвестициях в Олимпиаду.

Это — суровые реалии практически любой российской семьи. Как во время большой войны, вряд ли найдётся кто-то, у кого дальний родственник или близкий сосед в течение последних лет не стал бы жертвой преступников, не погиб в автокатастрофе, не умер от алкогольного или наркотического отравления, не наложил бы на себя руки от безысходности. Что с того, что ВВП России растёт на 6-8 процентов в год, если это не приводит к общему и хоть на йоту заметному оздоровлению общества. Как показывает статистика, такого улучшения (в виде уменьшения числа убийств, самоубийств, отравлений, травм и пожаров) не происходит. В лучшем случае, ситуация застыла на одном месте, а по многим параметрам имеет место дальнейшее ухудшение.

Цель данной работы заключается, во-первых, в том, чтобы кратко представить достоверную картину состояния дел в области социального здоровья (весьма неприглядную, как мы увидим). Во-вторых, чтобы заранее выбить пропагандистское оружие из рук недругов и подготовить контр-аргументы. В-третьих, посеять хотя бы некоторое количество зёрен оптимизма, показав на историческом материале, что подобное тяжкое состояние общества было далеко не всегда и значит, есть твёрдая надежда на улучшение ситуации в будущем. И, наконец, в-четвертых, в завершение статьи мы предложим некоторые практические мероприятия. Но сначала нужно определиться с мерой, с русским аршином.

Можно ли как-то измерить это общее социальное благополучие? Определить меру счастливости населения страны? Какой показатель наиболее точно описывал бы общественное благополучие? Опросы? Нет, пожалуй, они не годятся. Они часто нерепрезентативны и субъективны в силу самой своей природы. К тому же, как сравнивать полученную в результате опросов картину с состоянием общества в других странах? Тут нужен другой, стопроцентный и абсолютно достоверный индикатор. Таким показателем может быть уровень смертности от внешних причин (число смертей на 100 тысяч населения).

Этот показатель достовернее некуда — уж что-что, а демографические показатели являются наиболее точными. Что может быть реальнее смерти? Кроме того, и это важно для сопоставления «как у нас и как у них», по этому показателю данные доступны по большинству стран за более чем столетний период. Одна цифра, в которой и убийство соседа в подъезде, и смерть пешехода под колёсами пьяного лихача, сбежавшего с места происшествия, и покончившего с собой старика. Сюда подпадают и отчаянные рыбаки-любители, провалившиеся под мартовский лёд. Плюс три смерти в статистику. Сюда же относятся и тесть с зятем, жители крохотного сибирского железнодорожного посёлка, совершенно трезвые, полезшие в цистерну набрать ведро — заправить мотоцикл, потерявшие сознание от испарений, и утонувшие в бензине. Ещё двое. И сын-алкоголик, зарубивший мать и отца топором, а потом, осознавши содеянное, повесившийся. Добавляем три. И пассажиры башкирского автобуса, на которых с платформы обгонявшего грузовика обрушился непривязанный водителем строительный каток. И ещё тысячи, и тысячи подобных страшных случаев. В этой цифре — закономерный итог всего российского раздолбайства как среди населения, так и среди властей. Эта цифра — видимая верхушка айсберга, внизу которого находятся хоть и не летальные, но тоже очень неприятные случаи. Ибо как на войне на каждого убитого приходится энное число раненых и сдавшихся в плен, так и в мирное время на каждую преждевременную смерть приходится не один десяток травмированных на дорогах, искалеченных гопниками, переживших передоз или совершивших «неудачный» суицид. За уровнем преждевременной смертности — народное душевное здоровье и благополучие. Мы намеренно оставляем вне рамок данной работы статистику смертности по «естественным» причинам — в данном случае нас интересуют именно внешние факторы, влияющие на степень общественного благополучия.

Точнее, для нынешней России это показатель не благополучия и здоровья, а скорее неблагополучия и общественного нездоровья. Уровень преждевременной (насильственной, или предотвратимой) смертности в современной России не просто высок. Он высок ужасающе. Россия держит по этому показателю печальное ведущее место, деля его с такими странами как Колумбия с её наркокартелями и Уганда с межплеменной резнёй. Россия по этому показателю опережает все бывшие братские союзные республики, включая те, которые пережили на своей территории войны и погрузились в нищету.

Говорите, Россия является наиболее экономически развитой и мощной среди всех стран СНГ? Имеет самый высокий ВВП на душу населения? Посмотрите на таблицу. Мощь экономики, безусловно, очень хорошая и нужная вещь, но надо просто чётко понять, что современная Россия, как это следует из приведённых данных, по сути, тяжело больное общество.

Смертность от несчастных случаев, убийств, самоубийств и других внешних воздействий (число умерших на 100000 человек населения)

Страна Год Смертей на 100 тыс. населения

Россия (до 1991 — РСФСР)

1970 125.4

1990 133.7

1998 187.5

2002 235.3

2003 233.6

Бывшие союзные республики

Казахстан 2002 159.6

Белоруссия 2002 154.0

Украина 2005 141.3

Эстония 1998 40.6

Литва 2002 135.9

Латвия 2002 132.1

Молдавия 2002 97.4

Киргизия 2002 90.7

Туркмения 2002 74.2

Таджикистан 2002 63.7

Узбекистан 2002 50.1

Армения 2002 38.9

Азербайджан 2002 29.2

Грузия 2002 25.4

Некоторые зарубежные страны

ЮАР 2002 119.5

Китай 2002 78.7

Вьетнам 2002 72.1

Венгрия 2002 67.3

Республика Корея 2002 67.3

Албания 2002 64.1

Финляндия 2002 60.5

Польша 2002 53.3

Франция 2002 48.5

США 2002 46.8

Канада 2002 33.7

Швеция 2002 29.9

Германия 2002 29.4

Великобритания 2002 25.6

Нищая Албания имеет показатели насильственной смертности в 3-4 раза ниже, чем в стране, которая «в области балета впереди планеты всей». ЮАР, в которой интенсивно идёт процесс общественной деградации, связанный с вымыванием белого населения, тем не менее, в этом смысле в два раза благополучнее России, в которой успешно решается задача «удвоения ВВП».

Насильственная смертность (наряду с сердечно-сосудистыми заболеваниями, которые во многом обусловлены высоким потреблением алкоголя) является основной причиной того, что по продолжительности жизни мужчин Россия сейчас находится на одном из последних мест в мире. Здесь, правда, нужно отметить, что статистика в большинстве развитых стран, в отличие от российского Госкомстата, не включает в показатель смертности от внешних воздействий умерших по так называемым «алкогольным причинам» (в том числе, и от отравления алкоголем). В частности, это касается Франции и Финляндии. Так что приведённые цифры нуждаются в некоторой корректировке. Вообще, на тему русского пьянства существует огромное количество мифов и спекуляций, опять же с глубоким русофобским подтекстом, так что о корреляции потребления алкоголя и смертности мы поговорим ниже, в отдельном разделе.

Но даже если в этой связи исключить из анализа дальнее зарубежье, то результаты всё равно будут неутешительными. Сравните значение этого показателя в Российской Федерации и, скажем, в республиках Закавказья. От одних убийств в России на 100 тыс. человек народу гибнет (30,9) больше, чем, например, в Азербайджане от всех видов насильственной смерти (29,2)! Смертность от внешних воздействий является, пожалуй, основной причиной, почему Россия занимает последнее место среди бывших союзных республик по продолжительности жизни среди мужчин (58,9 лет, 60,6 в Казахстане, 62,6 на Украине; данные 2004 года). Данные по продолжительности жизни и насильственной смертности являются козырным тузом в рукаве любого шулера-русофоба — можно даже представить, какие фразы от него можно услышать. «И эти люди претендуют на звание народа-богоносца?!». «Шо, москали знов зовуть нас в новый ЭсЭсЭсЭр? Це ж просто больные люди! От них надо держаться подальше». «Нет, наш народ и его государство несут всем только зло. Может, мы и вправду ненормальные? Может быть, действительно правы те, которые считают нас империей зла и желают скорейшего распада нашей страны? Ведь что-то здесь не то».

И ведь возразить нечего! Особенно, если некий ушлый персонаж займётся углубленным анализом и обнаружит, что из всех бывших советских республик наивысшие показатели насильственной смертности наблюдаются в тех, где высок процент русского населения. (Второе место по экс-СССР принадлежит Казахстану с 50% русского населения, затем идут Белоруссия, Украина, Эстония…) Явно имеет место корреляция — чем выше процент русского населения в стране, тем выше уровень насильственной смертности. Такому горе-аналитику приведённых цифр будет достаточно, чтобы обозначить русский этнос как склонный к насилию в самых жестоких, крайних формах. И подобные умозаключения небезобидны. Для тех, кто ищет скорее оправдания собственной русофобии, таких аргументов и выводов будет более чем достаточно для обоснования самых брутальных действий в отношении России и русских.

Признаться, нам не сразу удалось найти контр-аргументы. Слишком уж убийственно выглядят цифры. Тем не менее, доводы нашлись. Для этого пришлось расширить область изучения в хронологическом и в пространственном смысле, обратив также внимание на этнический фактор.

Краткий экскурс в историю

В приведённой выше таблице не зря показаны исторические данные по России — с 1970 года. Ниже мы постараемся продемонстрировать, что нынешнее состояние с насильственной смертностью — явление сравнительно новое, характерное в основном для последних 30 лет. В 1970 году в РСФСР приходилось 125 насильственных смертей на 100 тысяч населения. Тоже не ахти какой показатель, совсем не предмет для гордости, хоть и почти в два раза ниже нынешней цифры. Но давайте сравним это значение с другими странами в тот же период. В 1960 году ожидаемая продолжительность жизни в России и США составляла: мужчин — 63 и 66,6 лет, женщин — 71,5 и 73,1 лет соответственно. Тоже самое касается и смертности от внешних воздействий — 40-50 лет назад в России он был ненамного выше, чем в «образцовых» странах (в 1970 году в Финляндии было 107,2 смерти от внешних воздействий и алкоголя на 100 тыс. человек, в Канаде — 74,6).

Такая ситуация сохранялась примерно до середины 60-х годов. Затем кривые цифр образовали вилку — в то время как в развитых странах уровень преждевременной смертности неуклонно снижался, в России он также неуклонно рос. Исключение наблюдалось лишь в середине 1980-х годов, когда имело место кратковременное улучшение многих демографических показателей (не только смертности, но и рождаемости, к примеру). Многие исследователи связывают кривую роста преждевременной смертности с кривой потребления алкоголя. И возразить на это, на первый взгляд, сложновато — действительно, подушевое потребление алкоголя росло с середины 1960-х годов, строго параллельно количеству смертей от внешних причин. И некоторое улучшение ситуации со смертностью как раз совпало с горбачёвской «антиалкогольной» кампанией.

Затем обе кривые снова поползли вверх. Тем не менее, водочный аргумент как основной тоже не очень гладко объясняет проблему высокой смертности.

Тут завязан целый букет причин, и, как мы покажем далее, одним фактором здесь не ограничишься. Для этого рассмотрим проблему смертности в региональном разрезе. Там нас ждут интересные наблюдения, а пока, походя, отметим одну интересную закономерность. Этнокультурного плана. Известно, что русские как этнос образовались путём смешения разных племён, среди которых преобладали славянские и угро-финские. Изучение статистики насильственной смертности по разным странам и регионам натолкнуло на гипотезу касательно того, как, несмотря на столетия раздельного проживания и разный культурный пласт, накопленный за эти столетия, сохраняются и проявляются какие-то фундаментальные этно-психические особенности. Суть гипотезы заключается в том, что, вероятно, народы, имеющие существенный угро-финский субстрат, больше других склонны к радикальному разрешению жизненных коллизий. Посмотрите — по показателю смертности от внешних воздействий Финляндия занимает первое место среди развитых стран Европы. Венгрия и Эстония, страны той же языковой группы, что и Финляндия и подобно Финляндии заселённые угро-финскими племенами — выходцами с Урала, держат первое место среди стран Восточной Европы. Ну и Россия… Повторимся, это всего лишь наблюдение, гипотеза. Далее мы попробуем проверить её на региональных данных.

Проценты от числа

Как ранее упоминалось, к данным, публикуемым российским Госкомстатом, можно предъявить массу претензий. Статистика смертности не составляет исключения. Росстат хоть и предоставляет данные по смертности от внешних воздействий, но весьма неполно раскрывает структуру этой смертности по классам. Из всех видов такой смертности доступны данные только по следующим категориям:

случайные отравления алкоголем

все виды транспортных травм

самоубийства

убийства

Данные категории охватывают лишь немногим более половины всех случаев (в зависимости от года — 53-55%). Рыскание по сборникам Госкомстата, равно как и поиск в Интернете (включая специализированные сайты, посвященные демографии), не принесли положительных результатов. Какова структура оставшихся примерно 45% насильственных смертей — остаётся под вопросом. Примерный список, по всей видимости, должен включать:

утопления

неалкогольные отравления

пожары

падения

производственные травмы

удушения

огнестрельные ранения (самострел и т.п.) которых русские составляют значительную долю населения и которые образуют «Большую Россию», русский мир. Ранее мы уже говорили об интересной связи между процентом русского населения и уровнем смертности от внешних причин. На первый взгляд, связь эта существует — в республиках с большей долей русских высок и уровень насильственной смертности. С другой стороны, как мы показали при региональном разборе, не всё так однозначно и линейно. Поэтому давайте посмотрим на ситуацию с «русским фактором» на примере Украины. Эта второе по численности государственное образование (после РФ), с большим процентом как собственно русских (точнее, великороссов), так и тех, кто считает русский язык и русскую культуру своими родными. Здесь, также как и в России, имеет место заметная региональная дифференциация, причём в силу исторических причин ещё более чётко выраженная, нежели в России.

В целом, Украина более благополучна, чем Россия: если верить украинской статистической службе, то уровень убийств в этой стране в расчёте на 100 тыс. населения более чем в 2 раза ниже, чем в России (13,1 и 28,3 соответственно), самоубийств — примерно на треть (29,6 и 39,3). Почти в два раза на Украине ниже число погибших на транспорте (14,6 и 27,3), хотя, конечно, тут имеет значение и разница в степени автомобилизации (все данные 2000 года). В итоге, уровень смертности от внешних причин на Украине оказывается примерно в 1,5-1,6 раза ниже, чем в России (149,4 против 219,9 в 2000).Важно также отметить, что пик насильственной смертности на Украине наблюдался в середине 90-х годов (160,5 в 1995), и с тех пор ситуация в целом стабилизировалась и даже несколько улучшилась. А в России рост преждевременной смертности имел место все последние годы (219 в 2000г., 220,7 — в 2005, с пиком в 235,2 в 2002 году). И хотя за 5 лет заметно уменьшилось количество убийств и самоубийств, итоговая цифра осталась прежней, что говорит о том, что социальная патология просто приняла иные формы. Нет, всё совсем не ладно в Датском королевстве!

Заметим, что в не таком уж недавнем прошлом, лет 30-35 назад, разница между РСФСР и УССР была не слишком большой, и скорее всего, объяснялась региональными отличиями запада и востока Украины. Это отличие сохраняется и поныне. Градиент уровня насильственной смертности с запада на восток Украины, с включением также соседних к Украине государств (Польша, Словакия, Венгрия) и смежных российских регионов создаёт интересную картину — в живописи этот приём называется «растяжкой» — когда от светлого пятна делается плавный переход ко всё более и более насыщенному. Судите сами — Германия — 29,4; Польша — 57,3; Венгрия — 67,3; Львовская область — 83; Хмельницкая область — 115; Винницкая — 123; Днепропетровская — 173; Донецкая — 200; Россия — 219. Правда, как отмечалось выше, внутри самой России тоже имеет региональная дифференциация, так что в прилегающих к Украине областях ситуация несколько получше, чем в прокопчённом шахтёрско-металлургическом Донбассе — Ростовская область — 150, Белгородская — 163, Курская — 164.

Неужели правы русофобы, утверждающие, что Россия всем странам и народам, попадающим под её крыло, несла в основном несчастья? Ведь если судить по приведённому ряду, чем ближе к России регион, чем дольше входил он в её состав, чем выше процент русского населения, тем выше уровень смертности от внешних причин, тем выше уровень общественного «негаразда» (непорядка укр.). Но такое объяснение было бы слишком простым. Ранее уже приводился список факторов, заслуживающих детального анализа, и этническая структура — лишь один из них. Если бы русский фактор был определяющим, то Крым, наиболее русский регион Украины, должен был бы демонстрировать наихудшие показатели. Однако автономная республика Крым находится по уровню преждевременной смертности на среднеукраинском уровне, вровень с Житомирской и Киевской областями. На примере Украины очевидно, что фактор тяжёлой промышленности и высокой урбанизированности является более весомым, чем «русский».

Возможные меры

Повторимся — прежде, чем приступать к каким-то конкретным мерам, нужно измерить все основные параметры жизни общества. Несколькократная разница в уровне смертности по регионам создаёт богатые предпосылки для успешности такого анализа. Определив значение факторов, влияющих на разницу уровня насилия в разных регионах, установив слабые места, требующие первоочередной расшивки, можно составить план практических мероприятий, которые бы благотворно сказались на ситуации во всех регионах страны.

Естественно, что любые меры потребуют затрат, часто довольно ощутимых. Как это ни цинично звучит, но здесь нужно учитывать эффективность каждого мероприятия, то есть сколько жизней можно сберечь на единицу вложений, и в первую очередь предпринимать те меры, которые дадут наибольший эффект.

К примеру, рассмотрим ситуацию с травматизмом пешеходов. Как писалось выше, на войне каждой смерти от несчастного случая или убийства соответствует некоторое количество «раненых». В мирное время имеют место те же соотношения между числом погибших и «раненых», часто буквально. В данном случае низкое качество пешеходной инфраструктуры приводит к определённому количеству травм среди пешеходов, а иногда некоторые травмы приводят к летальному исходу.

Приведу два жизненных примера (а любой читатель, думаю, может сам вспомнить десятки подобных ситуаций). Мой друг детства возвращался вечером домой. Двор был плохо освещен и он не заметил вбитого в асфальт стального колышка-уголка (обычная отечественная практика для предотвращения заезда во двор автомобиля). Результат — сломанная нога, 2 месяца человек не мог работать (он занимается наружным оформлением). Ситуация — тривиальнейшая. Никаких происков империалистов или сатанинских штучек. Обычное, хорошо всем знакомое раздолбайство. Плохое освещение улицы и травмоопасный колышек — это всё элементы негодной инфраструктуры (в данной случае пешеходной). За его недополученный двухмесячный доход можно было заменить, наверное, сотню-другую колышков на столбики с округлыми формами (или вкопанные старые покрышки), со светоотражателями, покрашенные яркой или флуоресцентной краской. Так чтобы такой столбик был бы заметен даже при плохом освещении, а в случае, если человек всё-таки столбик не заметит, последствия были бы намного менее серьёзными.

Второй пример, подобный. Дальняя родственница спускалась по ступенькам, держа ребёнка на левой руке. Поручень был только с левой стороны. Она оступилась, схватиться было не за что, оба упали. У неё — перелом руки, у ребёнка — сотрясение мозга. А будь на пару ступенек больше — вполне могли быть и жертвы.

То есть речь идёт об инвестициях в инфраструктуру, повышающие общую безопасность. Сюда относятся и пешеходные пути, и автодороги, и система своевременной посыпки льда песком и солью. Это всё меры, не затрагивающие по существу какие-то глубокие психологические стороны, и не призванные переубедить человека не совершать самоубийство или лишать жизни другого, но даже они способны существенно, на десятки процентов уменьшить уровень несчастья в стране.

Ну и, разумеется, алкоголь. Тут нужна точная модель типичного российского выпивохи. Примерно как торговые компании на Западе анализируют поведение потребителя, нужен подробный портрет потребителя алкогольной продукции. Нужен контроль за качеством водки, регламентация времени и места продажи, грамотная ценовая политика, балансирующая между минимизацией потребления с одной стороны и недопущением переключения на суррогаты и самогон, с другой. Пришла пора российскому государству вести себя также как корпорации на потребительском рынке. Ибо цена ошибок для самого государства и всех нас оказывается слишком высокой.