Введение
В современном российском обществе продолжается дезинтеграция тех социокультурных общностей, которые сложились в советское время и стали разрушаться при смене общественно-политического строя. В этом серьезный вызов для нациестроительства — невозможно строить большую общность, объединяющую множество этносов и групп, если эти сообщества сами рассыпаны. В этой связи возникает вопрос о религиозных общностях — группах людей, связанных общим мировоззрением, ценностями, образом жизни и традициями общинности. Что они из себя представляют? Каков их потенциал в раздробленном и в большинстве случаев далеком от религии российском обществе? Ничтожен ли он, учитывая невоцерковленность большинства россиян (см. ниже), или наоборот, на основе религиозных общностей (например, православных) можно построить новую общегражданскую идентичность? Попытке ответить на эти вопросы и посвящен предлагаемый доклад.
Сначала будет проанализировано состояние религиозности россиян в целом, состояние религиозных общностей и их виды, затем — их консолидирующий потенциал для малых этносов и социальных групп и, наконец, факторы функционирования деятельности религиозных общностей, работающие как на объединение, так и на дезинтеграцию российской нации. Отметим, что будут отмечаться противоположные тенденции (например, высокий уровень доверия власти и тенденции к отчуждению от нее, стремление к межконфессиональному миру и межконфессиональные конфликты), что показывает сложность и неоднозначность общественной деятельности религиозных сообществ. В конце будут сделаны предварительные выводы об общенациональном консолидирующем потенциале религиозных общностей.
Религиозность в современной России и социология российских религий
По данным Института социологии РАН, большинство населения России составляют по вероисповеданию и этнокультуре православные (89-92%), за ними следуют мусульмане (6-9%). В сумме этнические православные и мусульмане охватывают 97-98% населения России.
Однако при определении степени религиозности россиян выяснилось, что российское общество скорее светское. По данным соцопроса Института социологии РАН, проведенного в 2009 г., около половины опрошенных (47%) в целом не религиозны, порядка пятой части респондентов колеблются при определении меры своей религиозности и лишь 3,3%, по собственным оценкам, глубоко религиозны.
Религиозность молодежи, наиболее приоритетной для всех религий, отличается нетрадиционностью и синкретичностью. Молодежь меньше остальных групп населения верит в Бога (54 против 58% от общего числа), но чуть больше — в колдовство, магию (8 против 5%), сверхъестественную силу (16 против 13%) и в НЛО (6 и 5% соответственно).
Таким образом, в целом российское общество довольно безразлично к религии (прежде всего к ее организованным формам); место религиозного сознания занимают оккультные и парарелигиозные представления.
Что касается численности практикующих верующих, то государственной статистики в этой сфере не существует, есть данные экспертной оценки. Так, по данным социологов религии С. Филатова и Р. Лункина, практикующих верующих — от православных до представителей новых религиозных движений — 12-24 млн человек. Как и везде, лидирует православие: диапазон его последователей, по разным подсчетам, — от 3 до 15 млн человек; затем следуют мусульмане (около 3 млн), протестанты всех деноминаций (около 1,5 млн). Последователей многочисленных новых религиозных движений (НРД) — не более 300 тыс. Довольно малочисленны представители старых русских сект: молокане — около 40 тыс., духоборы — около 15 тыс., субботники — 5-6 тыс.
В России представлены следующие религиозные направления и религиозные объединения.
Православные (РПЦ, альтернативные православные юрисдикции, старообрядцы, древние восточные церкви).
Католики.
Протестанты (лютеране, реформаты, пресвитериане, баптисты, евангельские христиане, методисты, церкви уэслианской традиции (Армия Спасения), Общество друзей (квакеры), Новоапостольская церковь, адвентисты, пятидесятники).
Мусульмане.
Иудаисты.
Буддисты.
Езиды.
Язычники.
Новые религиозные движения (НРД):
— НРД христианского происхождения: Свидетели Иеговы, Церковь Иисуса Христа святых последних дней (мормоны), Церковь Божией Матери Державная (Богородичный центр, богородичники);
— НРД восточного происхождения: Международное общество сознания Кришны (кришнаиты), Трансцендентальная медитация, Международный фонд Ошо Раджниша;
— НРД оккультного происхождения (Нью Эйдж): теософские и антропософские общества (в частности, движение Рерихов), Церковь сайентологии, Новый Акрополь, движения «Звенящие кедры России» — анастасийцы и «Радастея»;
— НРД неоязыческого происхождения: славянское и скандинавское неоязычество, Викка;
— НРД синкретического происхождения: Церковь объединения Сан Мен Муна (муниты), Белое братство, Церковь Последнего Завета (виссарионовцы).
Сравнительная характеристика религиозности различных групп верующих
По данным исследования ИКСИ РАН, проведенного в 2004 г., чаще всего посещают еженедельное богослужение протестанты (81,1%), за протестантами следуют иудаисты (52,7%) и католики (50%). Существенно от них отстают мусульмане и православные — 19 и 15% соответственно. Основные религиозные обряды и предписания в большей степени, в сравнении с другими, исполняют также протестанты (49%), за ними следуют католики (46,4%), иудаисты (33,6%), мусульмане (31,6%). Показатель у православных ощутимо ниже — 19,8%.
Если сравнивать религиозность представителей христианских конфессий, то получается, что и там лидерство держат протестанты (данные соцопроса 2012 г.): они намного чаще ежедневно молятся (54% против 17% православных и 25% католиков), в их среде гораздо больше тех, кто прочел Евангелие (50% против 15% католиков и 8% православных), они намного реже верят в приметы (2% против 13% православных и 11% католиков).
Социолог религии Ю. Синелина, сравнивая религиозность православных и мусульман, отмечает: «Мусульмане реже, чем православные посещают храм, но более прилежны в молитве и чтении Корана. Мусульмане лучше знакомы с шахадой, чем православные с Символом веры. Среди мусульман выше доля респондентов, никогда не бывавших в храме (мечети) и никогда не читавших Коран, чем среди православных доля респондентов, никогда не посещавших храм и никогда не читавших Евангелие. С другой стороны, среди мусульман ниже доля немолящихся, чем среди православных… Мусульмане больше склонны к суевериям и несколько более активному суеверному поведению, чем православные, однако эта разница невелика. И среди православных и среди мусульман мизерна доля практикующих колдовство, астрологию и экстрасенсорику. Более всего православные и мусульмане подвержены воздействию примет и увлечению гаданиями».
Виды религиозных общностей
Среди таких общностей первостепенное значение имеет семья: именно там наиболее активно передается религиозная традиция — от теоретических «основ веры» до практики повседневной религиозной жизни (молитвы, посты, чтение священных писаний). Абсолютное большинство верующих (особенно молодежь) основных конфессий пришли к вере благодаря родственникам; исключение составляют только представители новых религиозных движений. Значимая часть общин — в частности, православных, мусульман и вайшнавов (кришнаитов) — семейные люди.
Отметим, что верующим в определенной степени удается воспитать своих детей если не в вере, то в умении противостоять давлению сверстников: так, например, верующие школьники употребляют алкоголь значительно меньше, чем их неверующие ровесники. Однако проблема преемственности остается: 75% православных подростков уходят из РПЦ; практически не передается религиозная традиция детям молокан, духоборов и старообрядцев (у коми) — молодежь уходит из этих сообществ; Армянская апостольская церковь привлекает только 25% армянских подростков; только у 44,8% наиболее активных протестантов-пятидесятников, согласно данным исследования по ХМАО, есть верующие дети.
Следующая по значимости создаваемая общность — это религиозная община. К ядру православных общин относятся только 1% россиян, всего в такие общины вовлечено 7-10% населения; в дагестанских тарикатах (суфийских орденах) насчитывается, по разным оценкам, 25-30 тыс. человек.
В целом общины можно разделить следующим образом:
1) этноконфессиональные сообщества;
2) общины-общежития (монастыри, поселения, реабилитационные центры);
3) общины-приходы (к ним примыкают малые — домашние — группы);
4) общины, созданные для выполнения внебогослужебных (социальных, культурных и просветительских) задач (ордена, братства, движения с полусетевой структурой).
У православных и мусульман наиболее развиты «внебогослужебные» общины, у протестантов — общины-приходы.
В общинах очень высок авторитет лидера — духовного лица, вокруг которого она собирается: в православных общинах — священника (в монастырях — игумена и старцев), в староверческих — наставников (у коми — женщин-наставниц, у карел — женщин-книжниц), в мусульманских — имамов (Башкортостан), шейхов (Дагестан), лидеров вирдовых братств (Чечня и Ингушетия). Священнослужитель довольно часто становится во главе социальной, культурной и просветительской работы.
Помимо сплоченных общин существуют религиозные благотворительные организации (например, «Каритас» у католиков), общественные организации, ассоциации и профессиональные сообщества (например, Общество православных врачей, Адвентистская медицинская ассоциация), созданные верующими людьми (в которых лидируют православные и протестанты), а также культурно-просветительские центры, оказавшиеся самыми миссионерски эффективными: «дхарма-центры» — у буддистов, школы и лектории — у иудаистов и Нового Акрополя, музеи у последователей Рерихов, клубы славянских единоборств у неоязычников и «расширения бизнеса» у сайентологов, центры гимнастики у Фалуньгун и т. д. В ряде случаев такие общества интегрируют и представителей государственной власти и бизнеса — как, например, буддийское культурно-просветительское общество «Манджушри» в Тыве.
Культурно-просветительская работа ведется также через фольклорные ансамбли (старообрядцы, язычники), фестивали (кришнаиты), выставки (буддисты).
К образовательно-социализирующим проектам относятся учебные учреждения и детские организации.
Большое распространение получают сообщества сетевого типа. Во-первых, это общероссийские форумы — для православных это Рождественские чтения, для протестантов — Евангельский собор.
Во-вторых, это новая форма православных сообществ, сходная с индуистским «ашрамом» (маленький центр с харизматичным гуру и большая «периферия» его почитателей, которые зачастую не связаны непосредственно друг с другом, но связаны с наставником, чьи книги и проповеди они читают). Обычно такой «ашрам» базируется на одном-двух приходах, однако его влияние намного шире — через передачи, чтение литературы, семинары и т. д., проводимые почитаемым наставником. Члены «ашрамов», находясь формально в рамках одной организации, могут не только не общаться друг с другом, но и вообще не считать православных, членов других «ашрамов», единоверцами.
В-третьих, это интернет-сообщества, связанные только чтением книг и общением в Интернете. Через такие структуры новые религиозные движения «Анастасия — Звенящие кедры России» и «Радастея» объединяют десятки тысяч человек.
Консолидирующий потенциал религиозных общностей: малые этнические и социальные группы
Религиозные общности могут играть роль настоящего «маяка» для небольших этносов и быть:
— главным этническим идентификатором (православие для кряшен, старообрядчество для тихвинских карел);
— пробудителем этнического самосознания (язычество для марийцев, удмуртов, алтайцев и т.д.);
— идеологией светских движений (ислам для аварцев, кумыков, даргинцев);
— хранителем этнических и общинных традиций (суфийские общины — вирдовые братства для чеченцев и ингушей);
— консолидирующим признаком для «разбросанного» по регионам этноса (буддизм для бурят);
— консолидирующим признаком для диаспоры (ислам для азербайджанцев и народов Центральной Азии);
— «собирателем» разрозненных родов в этнос (шаманизм для нанайцев);
— общей «матрицей» для разделенного этноса (иудаизм для различных еврейских групп, шаманизм для западных и восточных бурят);
— примирителем во внутриэтнических конфликтах (буддизм для тувинцев в 1990-е годы);
— стимулом культурного обмена (распространение ремесел, народное прикладное искусство) — старообрядчество для якутов;
— стимулом для выживания — получение работы, отказ от вредных привычек и т.д. (протестантизм для эвенков и кетов (Красноярский край), коряков и чукчей) и т. д.;
— «социальным лифтом» (протестантизм для башкирских, татарских, марийских женщин из мусульманских семей);
— могут существовать преимущественно в виде этического кодекса (язычество для черкесов и абазин).
Отметим особую этноконсолидирующую роль язычества. Многие языческие деятели становятся яркими выразителями и трансляторами культуры своего народа: так, шаманы сохраняют традиционные народные знания (традиционная астрология, горловое пение, традиционные промыслы), а также собирают фольклор и исследуют шаманские практики.
Религиозные общности стремятся консолидировать не только этносы, но и различные социальные группы:
— этнокультурные сообщества — казаки (православие для русских казаков, старообрядчество — для казаков-некрасовцев, буддизм — для калмыцких казаков);
— национальная интеллигенция — язычество для народов Поволжья и Крайнего Севера (шаманы и культурные деятели), буддизм для тувинцев и калмыков;
— профессиональные сообщества (врачи, ученые) — православные братства;
— социально-экономические общности (у северокавказских народов богатые люди обычно принадлежат к тарикату накшбандийя, а бедных объединяет тарикат кадирийя);
— сообщества «риска» — бывшие наркоманы (пятидесятническое объединение «Исход», которое объединяет реабилитационные центры и церкви — новые церкви создаются из «костяка» реабилитантов, которые привлекают к реабилитации новых наркоманов).
Ряд общностей были созданы интеллигенцией «с нуля» и стали для нее своеобразной «отдушиной» — русский ислам, русский буддизм, славянское неоязычество; интеллигенция составляет основной костяк в русском католичестве, лютеранстве и методизме, а также в целом ряде новых религиозных движений — у мормонов, кришнаитов, анастасийцев, богородичников, в «Радастее» и «Новом Акрополе».
Факторы функционирования религиозных общностей, способствующие общенациональной консолидации
К самым существенным факторам относятся социальное служение и патриотизм религиозных объединений, а также определенное доверие к ним со стороны светского общества.
Социальное служение
Верующие проявляют большее желание, чем россияне в целом по стране, сделать что-либо для общего блага. Впрочем, православные (в силу размытости самой самоидентификации) не сильно «отрываются» от россиян в целом, в отличие от более консолидированных мусульман и протестантов: желание поучаствовать в общем деле выше всего у мусульман — 20% (у православных и неверующих — по 11%), у протестантов — готовность к благотворительности (39% против 13% православных и 11% россиян в целом) и созданию многодетной семьи (21% против 12% православных и 11% россиян в целом).
Социальное служение — одно из проявлений желания служить людям. В РПЦ на 2012 г. было 150 сестричеств, 100 детских приютов, 30 богаделен, 80 домов временного пребывания, 30 центров защиты материнства. У протестантов почти каждая церковь из 6-7 тыс. имеющихся занимается социальным служением. Активны в социальном служении и кришнаиты — проект «Пища для жизни» (бесплатные обеды для бездомных и нуждающихся) действует более чем в 40 городах России, за 1991-2008 гг. было роздано около 5 млн обедов.
Язычники, старообрядцы и мусульмане занимаются социальной деятельностью в тех ареалах, где они исторически сосредоточены; причем, как правило, язычники и старообрядцы сосредотачиваются на спонсировании и организации культурно-просветительских проектов. У иудаистов почти в каждом регионе широко представлены как благотворительные, так и культурно-образовательные проекты, однако они, как правило (но не всегда), распространяются только на евреев.
У православных, протестантов и католиков широко распространена самая разнообразная благотворительная деятельность. Православные больше других занимаются помощью малообеспеченным, инвалидам, пожилым людям и домам престарелых, оказывают психологическую помощь и организуют работу телефонов доверия, устраивают благотворительные обеды и столовые, а также занимаются реабилитацией бывших заключенных. Католики больше других участвуют в создании благотворительных организаций (самая многочисленная — организация «Каритас») и фондов, протестанты — в реабилитации алкоголиков и наркоманов. Отметим, что помимо иных причин, в этой специфике играют роль конфессиональные особенности благотворительности: православная более личностна и адресна; у католиков благотворительность ведется через организации, собирающие волонтеров; протестанты же видят свою главную цель в восстановлении и социализации человека.
Верующие — от православных до представителей новых религиозных движений — практически единодушны в том, что религиозным общинам необходимо заниматься социальным служением и следует с уважением относиться к общественно-полезной деятельности других конфессий (хотя, к сожалению, 34,8% сталкивались с противостоянием представителей других религий во время своего социального служения).
Патриотизм
Православные в большей степени, чем все остальные группы населения (религиозного и нерелигиозного), считают себя гражданами России (64%) и говорят о своем государственничестве, а любовь к Родине с ними одинаково разделяют и протестанты (60 и 61% соответственно). Немногие из верующих христиан хотели бы жить в другой стране: в этом признались только 8% православных и 15% протестантов. Это показывает «вписанность» патриотизма в мировоззренческую систему многих христиан, считающих заботу о земном Отечестве в том числе и средством достижения Царства Небесного.
В «ядре» православных общин патриотами себя считают 90%, но при этом — в равной степени, что и неверующие — считают заботу о благе страны задачей не первого порядка (важнее — ответственность за себя, семью, друзей). При этом православные и мусульмане в большей степени, чем неверующие, считают происходящее в стране почти таким же важным для себя, как отдых и развлечения.
Отметим, что при несомненной ценности патриотического настроя, остается вопрос: что люди вкладывают в понятие «патриотизм», есть ли там место «проекту будущего»? Кроме того, у православных сильны этнонационалистические настроения (см. ниже), что может делать их патриотизм не благом, а угрозой для страны.
Доверие к религиозным институтам со стороны светского общества
Деятельность верующих и/или исторически сложившийся авторитет религиозных институтов создают им со стороны общества определенный кредит доверия: по данным соцопроса группы «Среда», в 2011 г. церкви доверяли 68% россиян, и этот показатель стабилен на протяжении уже нескольких лет. 77% россиян заявили, что необходимо сотрудничество государства и Русской православной церкви для повышения уровня межрелигиозной и этнической терпимости.
По данным исследования 2012 г., важнейшая роль церкви, по представлениям светских россиян, — это поддержка нравственности (38%). Интересно, что эту функцию за РПЦ признают и члены новых религиозных движений — даже в большей степени, чем их светские сограждане (48%).
Отношение к иным христианским объединениям в целом положительное: к католикам хорошо относятся 61% россиян; несмотря на то, что самые многочисленные протестантские деноминации (баптисты и пятидесятники) вызывают у россиян негатив (53 и 52% соответственно — данные 2005 г.), результаты соцопроса по Забайкалью позволяют уточнить, что социальные практики протестантов, в отличие от их мировоззрения и культовых практик, вызывают очень позитивное отношение.
Отметим, что ряд непривычных для населения религиозных групп завоевали авторитет и уважение в светском обществе благодаря своей хорошо известной просветительской и социальной деятельности: старообрядцы — в Татарстане и Оренбургской области; католики — в Иркутске, Красноярске, Оренбурге, Владивостоке, Астрахани, Пятигорске; лютеране — в Омске, республиках Карелия и Мордовия; пятидесятники — в Дагестане (церковь «Осанна») и Благовещенске (церковь «Новое поколение») и даже новое религиозное движение — Церковь Последнего Завета — в Красноярском крае.
К второстепенным, но важным факторам также относятся:
— несколько больший уровень доверия к людям у верующих по сравнению со всеми остальными (25% православных и 31% протестантов против 23% россиян в целом);
— стремление многих верующих к гармонизации этноконфессиональных отношений (иногда общий язык находится не только у «традиционных» конфессий — как, например, у православных и мусульман в Поволжье, православных и буддистов в Бурятии, Калмыкии и Туве, — но и у «традиционной» конфессии с «нетрадиционной»: так, пятидесятническая церковь «Осанна» в Махачкале, которая состоит из представителей этнических мусульман, сумела наладить отношения и с властями Дагестана, и — что более важно — с родственниками новообращенных и населением в целом);
— относительно высокий уровень гражданской солидарности (группа воцерковленных была на первом месте по готовности прибегнуть к «жестким» мерам в деле защиты своих интересов);
— светская ориентация российского общества, снижающая риски этноконфессиональных конфликтов (57% россиян выступают за светское государство, 65% высказались против участия религиозных деятелей в политике);
— стремление государства в ряде случаев учитывать много-конфессиональность страны. Был создан Совет по взаимодействию с религиозными объединениями, куда входят основные российские конфессии; подобные советы существуют во многих субъектах Федерации. Что касается российских органов местного самоуправления, то в большинстве субъектов РФ они поддерживают РПЦ как первую конфессию, однако редко соглашаются на исключительно «проправославную» политику. Там, где мусульман, буддистов и язычников традиционно больше, чем православных, местная власть оказывает первостепенную поддержку именно этим религиям;
— доверие верующих к ряду государственных институтов. Мусульмане и (в меньшей степени) православные поддерживают Президента РФ значительно больше, чем неверующие, что говорит о притягательности фигуры «сильного лидера» для верующих.
Отметим, что последний фактор «работает в плюс» в том случае, если государственная власть намерена проводить созидательную для страны политику: в данном случае она может опираться, в том числе, на большой кредит доверия со стороны верующих. Однако если власть будет проводить иную политику, то поддержка ее со стороны религиозных общностей только усилит общее недовольство и подорвет авторитет религии как института в целом.
Факторы функционирования религиозных общностей, препятствующие общенациональной консолидации
К самым существенным факторам относятся — раздробленность самих верующих, их этнонационализм и неоднозначное отношение к российскому проекту нациестроительства, а также несбалансированность государственной политики по отношению к религиозным объединениям.
Раздробленность самих верующих
Одна из главных проблем — уход верующих из сообществ. «Расцерковление» коснулось даже такой активной и сплоченной общности, как протестанты. 76% ушедших из протестантских церквей несли в них какое-то служение, т. е. оттуда уходят активные прихожане. В качестве основных причин верующими были названы личные, внутрицерковные и межконфессиональные отношения. Таким образом, главная проблема — не столько кризис личной веры, сколько неудовлетворенность сложившейся системой взаимоотношений в религиозном сообществе, которое далеко не всегда способно предложить, а главное — воплотить такую систему связей между людьми, которая существенно отличалась бы от той, что сложилась в постсоветском обществе в целом.
Другая проблема — конфликты, порой непримиримые, маленьких сообществ внутри крупного. Один из ярких примеров — упомянутые выше «ашрамы» в русском православии, между которыми очень часто происходит жесткая конкуренция и обмен проклятиями. Присутствуют и конфликты этнических сообществ — в частности, у мусульман — чувашских и казанских татар (Хакасия), татар и северокавказских мусульман (Астрахань), карачаевцев и ногайцев с азербайджанцами, ногайцев с даргинцами (Ставропольский край), аварцев, занимающих привилегированное положение в Духовном управлении мусульман, и других дагестанских народов (Дагестан).
Сложно складываются отношения разных структур одной вероисповедной принадлежности, особенно у мусульман, для которых характерно противостояние двух крупнейших организаций, а также конкуренция между тарикатами на Северном Кавказе.
Подобные трения могут стать серьезной проблемой: этническое способно поглотить религиозное, что может привести к утрате религиозным институтом статуса межэтнического интегратора.
Этнонационализм
Слабость общегражданской идентичности. Идея о предоставлении русским больше прав как государствообразующему народу тоже разделяется в основном православными (около трети), однако частично ее поддерживают католики, протестанты и иудаисты. Россию считают общим домом для всех народов представители всех конфессиональных групп, однако если мусульман, разделяющих такую позицию, свыше 90%, то православных — чуть больше половины. Таким образом, следует констатировать слабость общегражданской идентичности у ведущей конфессии страны, что может серьезно осложнить будущее нациестроительство.
Этническая неприязнь у большинства религиозных общностей. Социологи отмечают, что в сфере влияния национального фактора на межличностные отношения наиболее толерантны протестанты — даже в случае собственного брака показатель толерантности в их группе самый высокий. На втором месте — иудаисты, они наиболее толерантны при выборе места жительства. На третьем — буддисты, которые наиболее толерантны при выборе круга друзей и личном знакомстве, хотя в других ситуациях они демонстрируют гораздо меньшую степень терпимости. На четвертом месте — мусульмане, проявляющие наиболее низкий уровень толерантности в семейно-брачной сфере, особенно в случае собственного брака. На пятом месте — православные, наименее толерантные при выборе места жительства, что резко выделяет их среди других конфессиональных групп. Последнее место занимает группа католиков, которые в ситуациях личных знакомств и выбора круга друзей указывают на существенно большее влияние национального фактора в сравнении со всеми остальными группами.
Неверующие в ситуации личного знакомства по уровню толерантности опережают католиков, иудеев и православных; при выборе круга друзей они отстают лишь от буддистов и протестантов; а при выборе места жительства опережают православных, буддистов и католиков. При вступлении в брак родственников и в случае собственного брака они отстают только от протестантов, а по общему уровню межнациональной толерантности на личностном уровне находятся между протестантами и буддистами.
Православные (23%) и протестанты (21%) чуть в большей степени настороженно относятся к трудовым мигрантам, чем россияне в целом. Помощь мигрантам в редких случаях оказывают католики (через «Каритас»), лютеране и пятидесятники.
Таким образом, принадлежность к религии в российских условиях зачастую обостряет неприязнь к иным этническим группам, поскольку религиозный фактор усиливает этническую (а не общегражданскую) самоидентификацию, потребность в которой в постсоветском обществе, практически лишенном крепких связей, очень велика.
Сепаратизм. Ислам довольно часто становится знаменем сепаратистов: так, во время первой чеченской войны их идеологией был тарикат кадирийя, во время второй — салафизм.
Религиозный потенциал язычества используется сепаратистскими группировками в Мордовии, Удмуртии, Чувашии и Якутии. Однако отождествлять этнический сепаратизм и локальные верования неверно. В тех случаях, когда власти удается наладить позитивный диалог с представителями языческих верований и включить их в легальную систему взаимодействия, язычники ограничиваются сохранением собственной этнической самобытности, не посягая на сложившиеся федеральные отношения — как, например, в Республике Алтай, Бурятии, Марий Эл, Тыве и Хакасии.
Неоднозначное отношение верующих к российскому проекту нациестроительства
Для православных этническая и гражданская идентичность менее существенны, чем идентичность «духовная» — связанность с людьми, близкими по духу. Разительно от неверующих и православных отличаются приоритеты идентичности мусульман. Для них определяющие идентичность основания составили согражданство, национальная, языковая и профессиональная общности. Очевидно, что для опрошенных мусульман этническая идентичность имеет значительно больший «вес», чем для православных и неверующих.
Своеобразно формируется протестантская «надэтническая» идентичность, существенная для общегражданской. Благодаря деятельности протестантских миссионеров были созданы межэтнические и моноэтнические церкви. Как правило, в них особое внимание уделяется этнической идентичности; обычно новообращенные не меняют традиционный образ жизни и создают новое этноконфессиональное сообщество. Как отмечает социолог религии Ю.С. Ковальчук, в таких группах, тем не менее, нивелируется культурная самобытность «через формирование над-этнической, протестантской идентичности».
Что касается интегративного проекта нациестроительства, актуализации общих ценностей и т. д., то в среде верующих он, как правило, встречает неоднозначное и даже настороженное отношение.
Как отмечает проф. В.В. Симонов, христианство возникло в строго национальном субстрате (как ересь в иудейской общине), однако быстро переросло национальные рамки и конституировалось как универсальная религия, отрицающая национальные перегородки («нет ни Еллина, ни Иудея, но всё и во всем Христос» — Кол. 3:11).
В социально-политической системе Византийской империи христианство играло роль религиозной базы гражданства более, чем национальность. И в дальнейшем в истории «национализация» христианских церквей всегда являлась функцией политического процесса. Рецепция элементов национальных культур (к которым, в частности, относится перевод Библии на национальные языки) в христианском богословии допустима, но поощряется прежде всего для миссионерских целей и при условии, что «небесное гражданство» всегда важнее и гражданских, и этнических интересов.
Степень вовлеченности христианина в мирские дела, обязательность патриотизма являются предметом споров христианских богословов, однако общим остается приоритет «Царства не от мира сего». Среди православных спор о небесном и земном гражданстве и их соотношении остается очень острым; нет согласия и среди тех, кто заинтересован в собирании страны и считает это своим христианским долгом: отсутствует единое мнение — следует ли строить, в разных формах, «православное русское государство» (таких большинство) или формально светское общество с христианскими ценностями, где церковь будет отделена от государства, но при этом останется активным и авторитетным институтом.
Что касается католиков и протестантов, то они часто апеллируют прежде всего к христианскому универсализму. Однако в связи с тем, что их воспринимают как «чужих» для русской традиции, они вынуждены формулировать какие-то ответы на вызов «национальной идеи». Для католиков этот ответ — либо формирование этноконфессиональной общности, слабо или почти не связанной с российской гражданской нацией (в случае этнических поляков или немцев), либо воплощение идеи В. Соловьева о вселенском единстве через приобщение русской культуры к католичеству. В таком случае отвергается изоляционизм русской цивилизации и акцентируется ее связанность с общехристианской культурой и традицией. Такая позиция, в силу ряда причин, консолидирует только часть интеллигенции, настроенную прозападно.
Для протестантов вариантов восприятия национальной идеи может быть несколько:
— создание, как и у католиков, этноконфессиональной общности, не связанной с общероссийскими интересами (немецкие лютеране и меннониты, а также молокане и духоборы);
— попытка рецепции русской культуры и русского православного богословия для того, чтобы, признавая и уважая историческую «Россию православную», строить (точнее, по их мнению, восстанавливать) «Россию евангельскую». Между этими двумя Россиями находятся общие точки («евангельское» было и у православных святых, которые могут считаться единомышленниками), однако фактическое противопоставление «России православной» и «России евангельской» остается, что может стать источником конфликтов;
— признание России особой страной, где «…после жесточайшего времени тьмы и гонений в России начнется последнее пробуждение, свет которого осветит многие народы»;
— попытка встроить Россию в «цивилизованный мир» путем обращения к западным ценностям демократии, прав и свобод личности и т. д. Интересно, что при этом протестанты часто осуждают Запад за измену христианским ценностям;
— сплачивание нации путем утверждения христианских ценностей милосердия, благотворительности, социального служения.
Эти варианты могут быть и компонентами разных комбинаций.
Для российских мусульман характерно, как правило, совмещение двух тенденций: ориентации на свои этнические ценности — татарские, башкирские, чеченские, черкесские и др. и восприятия себя как части полуторамиллиардного «мусульманского мира». Современные идеологи Казани, Уфы и других исламских центров выступают за неприкосновенность местной этнокультурной самобытности и ориентируются на духовное сближение с мусульманскими кругами Саудовской Аравии, Египта и Турции. План выстраивания «общероссийской национальной идеи» их совершенно не привлекает. Более того, этот проект представляется местным исламским нерусским элитам весьма опасным «ассимиляционным» замыслом Москвы.
Иудаисты в РФ по-прежнему ориентированы на сохранение замкнутости единственно праведной еврейской общины. В наши дни они не выступают против получения русскоязычного образования в его светском формате. Однако в их элите сильно недоверие к лозунгу «общероссийской национальной идеи».
Для российских буддистов — бурят, калмыков и тувинцев — прежде всего важны бурятский, калмыцкий и тувинский варианты «национальной» идеи. Этнические буддисты также готовы к восприятию русской культуры и просвещения, но исключительно в их светском прочтении. Разговоры об общероссийской «национальной» идее вызывают обеспокоенность в среде буддийской элиты, которая прежде всего ждет от ее реализации проявления русификаторско-ассимиляторских великодержавных начал.
Можно констатировать, что планы продвижения общероссийской национальной идеи вызывают неоднозначное отношение у христиан разных конфессий, а в среде элит отечественных буддистов, иудаистов и мусульман — по сути даже негативное, и изменить эту ситуацию крайне сложно.
Несбалансированность государственной политики по отношению к религиозным объединениям
Чиновники довольно часто поддерживают рабочие отношения с католиками и протестантами; однако нередко, в угоду православным епархиям, чинят им препятствия в возвращении, строительстве и аренде богослужебных зданий и т. д. То же самое относится и к старообрядцам. В данном случае очевидно, что власть вовлекается в межконфессиональные конфликты и не выдерживает свою роль арбитра, которую она должна играть в многоконфессиональной стране.
Что касается новых религиозных движений, с которыми возникает большее количество проблем, то трудности с их контролем вытекают из того, что, как замечает доцент кафедры религиоведения РАГС В.В. Кравчук, статья 14 Закона о свободе совести указывает недостаточно конкретные основания для ликвидации, которые могут быть применимы к большинству так называемых «традиционных» религий («принуждение к разрушению семьи» — монашество, «нанесение ущерба собственному здоровью» — строгие посты и т. д.). Откровенно сектантские же группировки, оппозиционные и обществу, и государству, есть и в Русской православной церкви, и в других «традиционных» организациях, и к ним далеко не всегда применяются какие-то санкции. Однако провести жесткую грань между экстремизмом отдельных лиц и экстремизмом как неотъемлемой частью системы далеко не всегда возможно.
Даже в тех случаях, когда организация действительно имела и имеет достаточно выраженные экстремистские проявления, собрать адекватную доказательную базу крайне сложно и не всегда возможно. Чаще всего, как отмечает В. Кравчук, потерпевшие, даже покинувшие организацию, предпочитают не иметь дела со следственными и судебными органами.
Наконец, с НРД связана сложнейшая проблема: разрешение противоречий между уважением права каждого человека на свободу совести и недопущением дискриминации по религиозному признаку — с одной стороны, и защитой национальнокультурной самобытности страны и преодоление экстремистских, деморализующих, иных антисоциальных тенденций в религиозной сфере в целом и в НРД в частности — с другой стороны.
К второстепенным, но важным факторам также относятся:
— конфликты активных мирян и рядовых священнослужителей с религиозной бюрократией, которые ослабляют внутренние связи организации и подрывают ее авторитет в целом;
— зависимость от зарубежных идеологов (особенно характерна для протестантов, мусульман и буддистов). Впрочем, и мусульмане, и буддисты стремятся постепенно избавляться от подобной зависимости, прежде всего — путем создания собственных учебных заведений. Протестанты же стремятся получить образование (всё чаще — гуманитарное), изучать культуру и традиции России, чтобы трансформировать свое практическое богословие под русские особенности, налаживают отношения с Русской православной церковью и другими «традиционными» конфессиями;
— межконфессиональные конфликты, которые возникают по сугубо вероучительным основаниям, по социально-политическим причинам и очень часто — из-за межэтнических конфликтов. Религиозный фактор выступает одним из стимулов внутриэтнического противостояния и даже расхождения сложившихся этносов: по линии «язычество — христианство» (луговые и горные марийцы, эрзяне и мокша — у мордвы) и «православие-ислам» (иронцы и дигорцы — у осетин);
— недостаток доверия к общностям в целом (верующие люди, как и все остальные, склонны доверять прежде всего родственникам и друзьям; только 16% православных доверяют единоверцам, а 14% мусульман — людям одинаковой этнической принадлежности);
— отчуждение верующих от ряда государственных институтов. Полное недоверие правительству более характерно для неверующих и православных (34,7 и 30,8% — данные опроса 2005 г.). Отметим, что наиболее «недоверчивую» позицию по отношению к власти занимает самая многочисленная и «традиционная» часть верующих — православные; это говорит о том, что и в «ядре» религиозного сообщества имеет место то же отчуждение от власти, которое существует у большинства населения. У мусульман же отмечается наибольший процент неопределившихся в своем отношении к Российскому государству (33%), что говорит о том, что у представителей ислама общероссийский патриотизм вызывает затруднения, в том числе из-за того, что современная российская власть не соответствует их ожиданиям и представлениям о «сильном государстве». В этом — серьезный вызов для государства, которое отходит, особенно в проблемных регионах, от своих функций (в частности, от обеспечения защиты населения и правопорядка).
Скептическое отношение светского общества к духовенству и «клерикализации». Довольно жесткой критике — в частности, в СМИ — подвергаются духовенство и высшая религиозная бюрократия, что затрудняет консолидацию вокруг религиозных общностей, поскольку они формируются именно вокруг священнослужителей. Россияне, относясь к религиозным общностям в целом благожелательно, предъявляют к ним практические и нравственные требования; ряд ожиданий показывает непонимание специфики религии как таковой: так, от священнослужителя ждут «услуг» психолога или выполнения только ритуально-бытовых действий, а не собственно духовного наставничества.
Неприятие влиятельных этноконфессиональных общностей со стороны части светского общества. 40% россиян связывают «ислам и терроризм» (против 43%, которые не видят между этими явлениями ничего общего). Исламофобские настроения в российском обществе способствуют, в частности, культурному отчуждению от народов Северного Кавказа, что не может не представлять угрозы для целостности страны.
Православные и протестанты: оценка общенационального консолидирующего потенциала
Подлинно всероссийским охватом, способностью интегрировать самые разные этносы и социальные группы и большей готовностью откликнуться на общегражданский проект обладают православные и протестанты (православные — в силу своей многочисленности и «традиционности», протестанты — в силу наибольшей консолидированности своих общин и миссионерских успехов).
К сильным сторонам православных можно отнести:
— православие является традиционной конфессией для государствообразующего русского народа и хранительницей национальных традиций;
— именно православие оказало наибольшее воздействие на культуру и менталитет русских;
— значительно большее число верующих, чем во всех остальных конфессиях;
— наибольшее доверие со стороны светского общества и представителей других конфессий;
— приоритетная государственная поддержка;
— большие материальные ресурсы;
— умение находить поддержку бизнес-сообщества;
— широкое взаимодействие со светскими общественными организациями;
— привлечение интеллигенции и создание своего собственного слоя образованных людей;
— разнообразная работа с детьми и молодежью;
— патриотизм большинства практикующих верующих, который понимается ими обычно как способствование возрождению сильного православного государства (у консерваторов) или строительство общества с христианскими ценностями и через это — возрождение России как христианской страны (у либералов);
— «почвенническая» ориентация многих православных, совпадающая с политическими предпочтениями большинства населения.
Однако имеются и слабые стороны:
— религиозность и мотивированность большинства православных гораздо слабее, чем у других конфессий;
— уровень профессиональной подготовки священнослужителей остается средним;
— социальная структура, которая помогала бы включать каждого новообращенного, пока только создается;
— существует негласное противостояние между высшей церковной иерархией и сообществами мирян, созданными вокруг священнослужителей, что вносит раздробленность в структуру организации и подрывает ее авторитет;
— внутри православного сообщества существует раздробленность и нетерпимость к другим — следствие «ашрамизации»;
— нет свободного обмена мнениями по внутрицерковным и общероссийским проблемам;
— многие православные заражены этнонационализмом, что мало способствует установлению общероссийской солидарности;
— патриотизм православных, в основном направленный в прошлое и попытки его воссоздать, страдает непониманием принципиально новых современных условий, что затрудняет предложение православными реальных социальнополитических проектов;
— во многих нерусских регионах (особенно — языческих) отношение к православию у этнических элит и интеллигенции скептическое или резко отрицательное, и православному сообществу нечасто удается преодолеть этот негатив и обвинения в «русификаторстве»;
— стремление к совместным действиям на благо общества у православных меньше, чем у других конфессий;
— существует латентный конфликт между православными и светской интеллигенцией, в котором православные далеко не всегда умеют внятно и спокойно объяснить свою позицию и невольно поддерживают имидж верующих как авторитарных мракобесов;
— сращивание высшей церковной бюрократии с властью подрывает ее реальный духовный авторитет и мобилизационный потенциал, хотя никак не влияет на уважение к церкви как оплоту национальной традиции и не ведет к реальной клерикализации государственного аппарата.
К сильным сторонам протестантов относятся:
— наибольшая религиозность и воцерковленность в сравнении со всеми остальными религиозными группами;
— сравнительно высокая консолидированность протестантского сообщества на межденоминационном уровне — при наличии трений между разными деноминациями и союзами;
— заметное количество активной молодежи;
— традиция крепких многодетных семей;
— умение создавать новые этноконфессиональные сообщества, не порывающие с этническими традициями;
— сплоченные общины с возможностью быстрой интеграции в них новых людей;
— современные методы проповеди;
— широкая благотворительная деятельность;
— умение добиваться поддержки и признания в изначально враждебном и настороженном окружении;
— наибольшая толерантность к разным этническим группам в сравнении с другими религиозными сообществами;
— умение создавать и воплощать конкретные и реалистичные проекты;
— патриотизм большинства практикующих верующих, который понимается как строительство общества с христианскими ценностями (часто — с ориентацией на Запад, но с неизменным осуждением размывания там христианской нравственности) и социально ответственного государства.
К слабым сторонам протестантов относятся:
— восприятие светским обществом как «сектантов» и адептов западной (американской) культуры;
— латентные или «горячие» конфликты в регионах с влиятельным православным и мусульманским духовенством;
— конфликтный потенциал в ряде нерусских регионов — обвинения новообращенных протестантов в разрыве с традициями предков, а миссионеров — в подрыве этнической идентичности;
— поддержка (хотя и не всеми протестантами) непопулярного у населения либерализма (пусть и умеренного его варианта, при условии защиты «традиционных христианских ценностей» вроде семьи);
— западническая ориентация в целом, не пользующаяся поддержкой большинства населения;
— до сих пор сильна зависимость от зарубежных (чаще всего американских) идеологов, хотя в ряде случаев она преодолевается;
— национальное протестантское богословие, адекватное российским реалиям и традициям, только создается;
— патриотизм протестантов, направленный в будущее, страдает пренебрежением историческим прошлым страны, ее традициями и культурой;
— уровень профессиональной подготовки священнослужителей остается весьма средним;
— протестанты в целом менее образованы, чем представители других конфессиональных групп (католики и православные).
Заключение и выводы
Российское общество — светское, практикующих верующих в нем немного. Место религиозного сознания, особенно у интеллигенции, занимают оккультные и парарелигиозные представления. Религия в основном воспринимается как национальная традиция, причем для русского народа важность религиозной принадлежности как части идентичности менее существенна, чем для нерусских народов.
Наиболее религиозны протестанты и мусульмане, православные же значительно меньшее значение придают своей вере. Это объясняется ортопраксическим характером ислама и протестантизма (сосредоточенностью не на догматике, а на праведном образе жизни, состоящем из конкретных дел), большей социализированностью протестантских и мусульманских общин, а также этническим возрождением у традиционно мусульманских этносов, где религия играет важную роль, и «нетрадиционностью» протестантизма для российского общества, что способствует приходу в протестантские церкви преимущественно тех, кто искренне убежден в истинности такого выбора и готов выдерживать давление и непонимание со стороны окружающих.
Происходит инкультурация ряда сообществ, бывших только этноконфессиональными. Так, буддизм обретает межэтнический характер благодаря активной включенности в него русских; протестантизм, включающий в себя почти все российские этносы, легко приспосабливается к этническим особенностям малых народов и начинает трудный процесс аккультурации в русский менталитет и культуру.
Создаются и новые этноконфессиональные сообщества. Народы Северного Кавказа и Крайнего Севера активно включаются в зону влияния протестантизма и создают новые этноконфессиональные сообщества — этнические группы с новыми религиозными связями взамен привычных ислама или языческих верований. Закрытые этноконфессиональные сообщества, похожие на гетто (что тоже — большая проблема для государства) создали мигранты-мусульмане из Центральной Азии и северокавказская диаспора.
Народы Поволжья и Сибири, в меньшей степени — Крайнего Севера, испытывая «взрыв этничности», переживают возрождение или создание фактически с нуля языческих верований, которые дают идентичность малым этносам, зачастую враждебную российской гражданской идентичности. Растет влияние салафитского течения в исламе, враждебного как государству, так и традиционным для России мазхабам и тарикатам, и выступающего под откровенно сепаратистскими лозунгами.
Важнейшее значение имеет семья — большая часть верующих стали таковыми благодаря своим родственникам, многие из них стремятся продолжить эту традицию, передавая ее своим детям. Однако с преемственностью в большинстве случаев даже у протестантов возникают проблемы — подростки чаще всего уходят из религиозных сообществ.
Из традиционных форм общностей наиболее эффективными в плане объединения активных людей оказываются как этно-конфессиональные сообщества и группы типа орденов и братств, так и сообщества неиерархического и сетевого типа, что показывает две противоположные тенденции в российском обществе — и желание обрести общину, которая давала бы четкую идентичность, понятные цели и защищала бы от остального мира, и желание дистанцироваться от общинного и административного давления и сохранить индивидуальность и анонимность. Сетевая структура показала свою эффективность у радикальных салафитов.
Наиболее же распространенная форма — община — приход — находится в кризисе у православных и мусульман, для которых более привлекательны внеприходские братства, и хорошо выстроена у протестантов, где практически в каждой такой общине имеются тесные связи между прихожанами и есть возможность для служения — церковного и социального.
Подлинно всероссийским охватом обладают только православные и протестанты. Однако, при их несомненном консолидирующем потенциале, и у тех, и у других имеются серьезные препятствия к тому, чтобы стать ведущим межэтническим интегратором. Попытки российской власти сделать ставку на религиозный фактор как объединяющий провальны: в условиях рыхлой общегражданской идентичности любое искусственное усиление и без того сплоченных общностей со своими ценностями, интересами, особой субкультурой приведет к угрозе для большого и пока что инертного сообщества, породит противостояние этих малых групп и/или приведет к возникновению гетто на их основе.
Новая общероссийская гражданская идентичность, проект которой государство еще не предложило обществу, должна строиться на светской основе, объединяющей и верующих, и неверующих. Однако серьезный консолидирующий потенциал религиозных общностей нельзя игнорировать в будущем проекте нациестроительства. Религиозные сообщества можно привлекать к помощи в нравственном воспитании детей, подростков и молодежи, благотворительности и в целом — к объединению активных граждан. Отдельный вопрос — построение отношений с теми религиозными сообществами, которые консолидируют малые этносы и группы часто в ущерб общероссийской идентичности. Здесь необходимо умение государственной власти проводить интеграционную политику без жесткого ущемления этнорелигиозных чувств.
В целом привлечение активных верующих к участию в нациестроительстве должно происходить на основе уважения к специфике и независимости религиозных институтов.
Доклад подготовлен О.В. Куропаткиной
Литература
1. 43% россиян не видят ничего общего между терроризмом и исламом — опрос общественного мнения. Статья // ‹http://www.pravmir.ru/43-rossiyan-ne-vidyat-nichego-obshhego-mezhdu-terrorizmom-i-islamom-opros-obshhestvennogo-mneniya/›.
2. Алов А.А., Владимиров Н.Г. Иудаизм в России. Монография. М., 1996.
3. Андреева Л.А. Феномен секуляризации в истории России: цивилизационноисторическое измерение. Монография. М.: Ин-т Африки РАН, 2009.
4. Антонова О.И. Социальное служение религиозных общностей в современной России: опыт социологического исследования. Автореф. дис… канд. социол. наук. Екатеринбург, 2009.
5. Асеев О.В. Язычество в современной России: социальный и этнополитический аспекты. Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 1999.
6. Астэр И.В. Современное русское православное монашество как социокультурный феномен. Автореф. дис… канд. филос. наук. СПб., 2009.
7. Атлас современной религиозной жизни России. В 3 т. / Отв. ред. М. Бур-до, С. Филатов. М., СПб.: Летний сад, 2005-2009.
8. Боева Е.С. Нетрадиционные религиозные организации в российском обществе: факторы роста и оценки населения. Автореф. дис.. канд. со-циол. наук. Хабаровск, 2012.
9. Булгакова Т.Д. Шаманство в традиционной нанайской культуре: системный анализ. Автореф. дис… докт. культурологии. СПб., 2001.
10. Власова В.В. Старообрядческие группы коми: конфессиональные особенности социальной и обрядовой жизни. Монография. Сыктывкар: Коми научный центр УрО РАН, 2010.
11. Гаврилов Ю.А., Кофанова Е.Н., Мчедлов М.П., Шевченко А.Г. Сфера политики и межнациональные отношения в восприятии религиозных общностей. Статья // СОЦИС. 2005. № 6.
12. Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Ислам и православно-мусульманские отношения в России в зеркале истории и социологии. Монография. М.: Культурная революция, 2010.
13. Дарханова А.И. Шаманизм бурят Предбайкалья в постсоветский период: социальные функции, традиции и новации. Автореф. дис.. канд. ис-тор. наук. Улан-Удэ, 2010.
14. Денильханов М.-Э.Х. Шариат и светское право в общественном сознании народов Северного Кавказа. Монография. М.: Воробьев А.В., 2011.
15. Забаев И.В., Орешина Д.А., Пруцкова Е.В. Три московских прихода: основные социально-демографические показатели и установки представителей общин крупных приходов. Монография. М.: Изд-во ПСТГУ, 2012.
16. Заболотнева В.В. Социальные учения и социальная деятельность новых религиозных объединений в современной России. Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 2012.
17. За кого будут голосовать верующие? Статья // ‹http://www. pravmir.ru/ za-kogo-budut-golosovat-veruyushhie/›.
18. Зомонов М.Д. Бурятский шаманизм как целостная мировоззренческая система. Автореф. дис… докт. филос. наук. СПб., 2003.
19. Зубанова С.Г. Социальное служение. Учебное пособие. М.: Лика, 2012.
20. Иваненко С.И. Вайшнавская традиция в России: история и современное состояние: учение и практика, социальное служение, благотворительность, культурно-просветительская деятельность. Монография. М.: Философская книга, 2008.
21. Иваненко С.И. Саентология и бизнес: у каждой эпохи — своя религия. СПб.: Древо жизни, 2011.
22. Казьмина О.Е. Русская Православная Церковь и новая религиозная ситуация в современной России: этноконфессиональная составляющая проблемы. Автореф. дис… докт. истор. наук. М., 2007.
23. Каргина И.Г. Самоидентификация верующих: социальная мотивация. Статья // СОЦИС. 2004. № 1.
24. Клюева В.П., Поплавский Р.О., Бобров И.В. Пятидесятники в Югре (на примере общин РО ЦХВЕ ХМАО). Монография. СПб.: РХГА, 2013.
25. Кнорре Б. Социальная миссия РПЦ МП: успехи, упущения и идейные парадоксы. Статья // ‹http://www. keston. org.uk/_russianreview/edition46/02-knorre-church-social-work. htm›.
26. Кобзева Н.А. Религиозность студенческой молодежи в трансформируемой России: социологический анализ. Автореф. дис.. канд. социол. наук. М., 2006.
27. Ковальчук Ю.С. Стратегии евангелизации этнических сообществ в протестантской миссиологии в ХХ в.: от теории к практике. Статья // Религиоведение. 2008. № 1.
28. Кондакова Н.С. Протестантизм на конфессиональном поле Забайкальского края. Автореф. дис… канд. филос. наук. Чита, 2010.
29. Кравчук В. Проблемы взаимоотношений государства и НРД в современной России. Статья // ‹http://www. religare.ru/print5942.htm›.
30. Лункин Р. Нехристианские народы России перед лицом христианства. Статья // ‹http://www. keston. org.uk/encyclo/19%20Mission%20in%20 national%20regions. html›.
31. Лункин Р. Религия Радастеи: запланированное счастье человека-луча. Статья // ‹http://www. keston. org.uk/_russianreview/edition32/02lunkin-about-radasteya. html›.
32. Лункин Р. Христиане на карте России: вера в Бога в постправославной стране. Статья // ‹http://religionip.ru/news/roman-lunkin-hristiane-na-karte-rossii-vera-v-boga-v-postpravoslavnoy-strane›.
33. Лункин Р. Церковь Виссариона: божество с человеческими страстями. Статья // ‹http://www. keston. org.uk/_russianreview/edition31/03vissarion. html›.
34. Мирзаев С.Б. Суфизм на Северо-Восточном Кавказе: причины возникновения, сущность и особенности функционирования. Автореф. дис… канд. филос. наук. М., 2012.
35. Мирзаханов Д.Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе. Автореф. дис… канд. филос. наук. Махачкала, 2005.
36. Михалева А.В. Мусульманские общины в политической жизни немусульманских регионов: сравнительный анализ России и Германии. Автореф. дис… канд. полит. наук. Пермь, 2004.
37. Моисеева В.В. Религиозность как социальный ресурс профилактики наркотизации в молодежной среде. Автореф. дис… канд. социол. наук. М., 2009.
38. Мчедлов М.П., Гаврилов Ю.А., Кофанова Е.Н., Шевченко А.Г. Вероисповедные различия в социальных ориентациях. Статья // Религия и право. № 1. 2005.
39. Мчедлова М.М. Роль религии в современном обществе. Статья // СО-ЦИС. 2009. № 12.
40. Национальная идея России. В 6 т. Т. 3. Монография / Под общ. ред. С.С. Сулакшина. М.: Научный эксперт, 2012.
41. Почему дети в оцерков ленных родителей уходят из Церкви? Беседа с протоиереем Георгием Тарабаном, священником Виталием Шатохиным и иеромонахом Макарием (Маркишем) // ‹http://www. pravoslavie.ru/ guest/39176.htm›.
42. Резниченко С. Ашрамы и гуру в русском православии. Статья // ‹http:// www. apn.ru/publications/article23380.htm›.
43. Религия в самосознании народа (религиозный фактор в идентификационных процессах). Монография / Отв. ред. М.П. Мчедлов. М.: ИС РАН, 2008.
44. Родикова С.Ю. Старообрядчество в социокультурной системе современного мира: на примере Якутии. Автореф. дис… канд. культурологии. М., 2006.
45. Рязанова С.В., Михалева А.В. Феномен женской религиозности в постсоветском обществе (региональный срез). Пермь: Изд-во Пермского государственного национального университета, 2011.
46. Силантьев РА. Ислам в современной России. Энциклопедия. М.: Алгоритм, 2008.
47. Синелина Ю.Ю. Православные и мусульмане: сравнительный анализ религиозного поведения и ценностных ориентаций. Статья // СОЦИС. 2009. № 4.
48. Синяева Ю. РПЦ вплотную подступилась к столичному образованию. Статья // ‹http://izvestia.ru/news/524071›.
49. Современная религиозная жизнь России. Энциклопедия. В 4 т. Т. 1 / Отв. ред. М. Бурдо, С. Филатов. М.: Логос, 2003-2006.
50. Социологический ответ на национальный вопрос: пример Республики Башкортостан. Информационно-аналитический бюллетень Института социологии РАН. М., Уфа: Восточная печать, 2012.
51. Сулакшин С.С., Каримова Г. Г., Куропаткина О.В. и др. Благотворительность в России и государственная политика. Монография. М.: Научный эксперт, 2013.
52. Тагиров И.Р. История национальной государственности татарского народа и Татарстана. Монография. Казань, 2008.
53. Уланов М.С. Буддизм в социокультурном пространстве России. Монография. Элиста: Изд-во Калмыцкого ун-та, 2009.
54. Фаликов Б. Ржавые скрепы недоверия. Статья // ‹http://www. gazeta.ru/ comments/2013/05/27_a_5349605.shtml›.
55. Филатов С. Христианские религиозные сообщества России как субъект гражданского общества. Статья // ‹http://www. strana-oz.ru/2005/6/ hristianskie-religioznye-soobshchestva-rossii-kak-subekt-grazhdanskogo-obshchestva›.
56. Фишман О.М. Жизнь по вере: тихвинские карелы-старообрядцы. Монография. М.: Индрик, 2003.
57. Хабибуллина З.Р. Мусульманское духовенство Башкортостана на рубеже XX-XXI веков. Автореф. дис… канд. истор. наук. Ижевск, 2012.
58. Чапнин С.В. Церковь в постсоветской России: возрождение, качество веры, диалог с обществом. М.: Арефа, 2013.
59. Чеснокова И.А. Влияние сект, культов и нетрадиционных религиозных организаций на личность и ее жизнедеятельность. Автореф. дис.. канд. психол. наук. М., 2005.
60. Шапиро В.Д., Герасимова М.Г. Отношение к религии и конфессиональная толерантность подростков. Статья // Россия реформирующаяся. Ежегодник Вып. 7 / Отв. ред. М.К. Горшков. М.: Институт социологии РАН, 2008.
61. Якунин В.И., Сулакшин С.С., Симонов В.В. и др. Социальное партнерство религиозных организаций и государства. Монография. М.: Научный эксперт, 2009.
62. Яхиев С.-У.Г. Суфизм на Северном Кавказе: история и современность. Автореф. дис.. канд. филос. наук. М., 1996.