— Я вас знаю, — прерывистым шепотом начал отец Лалы, — наркотики уже вывезли. Вывезли давно. Это — необычный, сильнодействующий наркотик, выполненный в виде крема. У него другой цвет, вид и запах. И неподготовленный человек, увидев его, не поймет, что перед ним самый современный в мире препарат. Это — мое открытие, — глубоко вздохнув, продолжал он. — Многие годы я потратил на эту работу, но я не хотел создавать наркотическое вещество, меня обманули. Хотя я сам во всем виноват. Я хотел быть обманутым. Назу не вините, это я смалодушничал. Она искренне хотела мне помочь.

— Профессор, профессор, — настойчиво произнес Фуад, — скажите, кто в вас стрелял?

— Мой брат, — тихо ответил он и закрыл глаза.

В это время послышался вой сирены, появилась наша доблестная полиция. Среди прибывших машин была и машина «скорой помощи». Лала, вскочив на ноги, метнулась к ней. И буквально через несколько секунд мы осторожно погрузили в машину «скорой помощи» Лалиного отца, которая, сорвавшись с места, помчалась в город.

Фуад все это время эмоционально обсуждал что-то с лейтенантом полиции. По его лицу было заметно, что он взбешен и с трудом сдерживает гнев. Его ребята флегматично заряжали опустевшие обоймы карабинов. Лалу в машину не взяли, и она одиноко стояла у ворот усадьбы, смотря вслед удаляющемуся автомобилю.

Наконец Фуад подошел к нам, ругаясь сквозь зубы. Я понял, что лейтенант не дал ему машину, которую он просил. Наши парни это тоже поняли. Один из них подошел к нашему грузовику и завел двигатель. Тот мягко заурчал. Машина была в порядке, но она находилась в таком виде, что появиться на ней в городе было безумием. Разорванный брезент, выломанные доски кузова, деформированный буфер придавали нашему многострадальному автомобилю излишне героический вид.

Тем временем полиция, очистив кузов грузовика от захваченных нами бандитов, рылась в тряпках. Фуад, подойдя к заднему борту, вежливо попросил полицейских покинуть машину, что они явно не хотели делать. У одного из них, грузно перевалившегося через борт, из-за пазухи подозрительно выглядывал уголок яркой шерстяной шали. Другой, спрыгнув вниз, резво побежал к своему начальству.

Фуад жестом пригласил нас занять свои места. Мы с Лалой мигом вскочили в кабину, ребята молча перемахнули через борт. Фуад тоже занял свое место, и мы, развернувшись на месте, выехали со двора. Замешкавшегося полицейского ребята аккуратно выгрузили у ворот усадьбы. К счастью, нас никто не пытался остановить.

Мой друг гнал машину, не сбавляя скорости и не обращая внимания на предупредительные свистки сотрудников дорожной полиции. Вскоре показался город, и через несколько минут мы были в новом, еще строящемся районе, где, по словам Лалы, жил ее дядя. Здесь, наряду с только что возведенными многоэтажными домами, повсюду были видны следы деятельности наших горе-строителей: груды кирпичей, незасыпанные ямы.

Сафаров жил в сером шестнадцатиэтажном доме, который одиноко возвышался среди гор неубранного строителями мусора. К нему вела покореженная гусеницами тяжелых тракторов, плохо заасфальтированная дорога. У самого дома мусора не было, но бесчисленные ямы делали участок земли вокруг него похожим на прифронтовую полосу.

У подъезда стояла черная машина. Лала, увидев ее, вдруг занервничала, вытянув шею, она стала пристально всматриваться. Мы с Фуадом переглянулись. Эта машина была нам незнакома. Фуад остановил грузовик недалеко от нужного подъезда — до него было несколько десятков метров.

Неожиданно из подъезда торопливо вышла Наза. Не глядя по сторонам, она подошла к этой черной машине и, открыв дверцу, села за руль. Я, выскочив из кабины, бросился к ее автомобилю. Наш грузовик стоял на правой стороне дороги, и я оказался на узкой полоске асфальта, слева от него. Именно здесь могла проехать машина Назы, поскольку левее от меня была глубокая яма, на дне которой лежали блоки железобетона с торчащими во все стороны железными прутьями.

Фуад, что-то крикнув своим парням, вылез через правую дверцу и, выхватив пистолет, присел на корточки у бампера грузовика. Согнув руку в локте, он прицелился в скаты Назиной машины. Ребята шумно стали выпрыгивать из кузова, держа в руках карабины.

Я, подняв вверх руки, медленно пошел навстречу черной машине. Наза не могла развернуться — слишком узка была дорога. Она также не могла подать назад — сзади стоял автобус, водитель которого, застыв от удивления, не способен был ни на какие действия. У нее оставался всего один выход — сбив меня, попытаться проскочить между нашим грузовиком и ямой. И, честно говоря, у нее были все шансы выбраться из ловушки.

Смотря мне прямо в глаза, она включила двигатель и, сорвавшись с места, помчалась на меня. До меня было метров двадцать. Когда оставалось каких-нибудь пять-шесть метров, она, продолжая смотреть мне в глаза, до отказа вывернула руль вправо.

Ее черная машина, развернувшись на месте, взлетела над ямой. Я отчетливо видел бешено крутящиеся колеса ее автомобиля, на какое-то мгновение зависшего над ямой. Я ясно разглядел лицо Назы, спокойно смотревшей куда-то вдаль, и ее руки, вцепившиеся в руль, с побелевшими от напряжения суставами пальцев. Потом машина рухнула вниз. Она упала прямо на торчащие вверх толстые прутья. Машина просто была пропорота насквозь густой щеткой металлических копий.

Я был в шоке. Все произошло настолько быстро, что я не успел полностью осознать все происшедшее. Я опустился на землю, не в силах произнести ни слова. Фуад молча бросился вниз, к машине. Он падал, скользя на крутом спуске, вставал, опять падал, громко ругаясь. Все это происходило, как в замедленном кино.

Вскоре он снова появился наверху, держа в руках женскую сумочку. По выражению его лица я понял, что мне спускаться туда нет смысла. Ей уже ничем нельзя было помочь, она была мертва. Казалось, еще совсем недавно я обнимал ее, такую молодую и прекрасную. Вдыхал аромат ее волос, целовал ее по-детски пухлые губы. А сейчас все это в прошлом, ее больше нет.

Фуад, подойдя ко мне, взял меня за руку и потащил подальше от места аварии. Я не сопротивлялся. Уже возле грузовика мы услышали сильный взрыв и увидели, как над ямой, медленно кружась вокруг своей оси, взлетела дверца ее черного автомобиля. Все было кончено.

Этот взрыв словно бы привел меня в чувство. Необходимо было выяснить судьбу еще одного человека, Сафарова. Еле-еле поспевая за Фуадом и его парнями, я, поддерживаемый Лалой, поспешил за ними в дом. Она держалась хорошо, больше не плакала. Только осунувшееся лицо и странно блестевшие глаза выдавали ее состояние.

Сафаров жил на третьем этаже. Не отвечая на настойчивые вопросы высыпавших на лестничные площадки жителей дома, мы поднимались все выше и выше. Наконец добрались. Дверь была закрыта. На наши звонки никто не отвечал. Тогда один из ребят Фуада, попросив нас отойди подальше, прицелился из своего карабина в то место, где должен был находиться язычок замка, и начал методично посылать в одну и ту же точку пулю за пулей. После четвертого выстрела, полностью выбившего замок, мы открыли дверь.

В коридоре никого не было. Мы вбежали в комнату. За столом, уронив голову на руки, сидел мертвый Сафаров. Фуад, подойдя поближе, приподнял его голову. Прямо в середине лба отчетливо была видна аккуратная маленькая дырочка. Рядом с трупом, на полу, лежал револьвер и скомканные светлые перчатки.

Фуад, окинув взглядом комнату и не заметив больше ничего интересного, высыпал на стол содержимое сумочки Назы. В ее косметичке он нашел два билета на паром, отходивший через пятьдесят минут.

Я смутно помню, как оказался внизу у нашего грузовика. В кабине мы были вдвоем с Фуадом. Его ребята снова забрались в кузов. Заметив, что я волнуюсь, он молча протянул мне флягу с коньяком. Сделав два больших глотка, я стал постепенно приходить себя. Фуад внимательно посмотрел на меня и, поняв, что со мной все в порядке, тронулся с места. Лалы с нами уже не было. Она, очевидно, осталась наверху.

Минут через десять мы подъехали к порту. Фуад остановил машину недалеко от стоянки. Мы представляли собой достаточно живописное зрелище. Четверо мужчин в пыльной одежде, с воспаленными от пыли глазами, вооруженные двумя карабинами и пистолетами, заткнутыми за пояса брюк.

Мы без особых проблем нашли общий язык с полицейскими, охраняющими вход в порт, и уже через несколько минут были на борту парома, который через полчаса должен был отплыть. Знакомство и объяснение с капитаном заняло еще несколько минут. И вот наконец мы стояли у нужной каюты. На наш стук никто не отозвался. Сопровождающий нас офицер позвал горничную, которая принесла ключи от каюты.

Но внутри никого не оказалось. В списке пассажиров она числилась за каким-то Лалаевым, который был нам незнаком. Никаких вещей в каюте не было. Фуад, внимательно посмотрев по сторонам, начал обыскивать каюту. Но все тщетно. В ней ничего не было, в том числе и наркотического крема, который мы так искали. Его парни молча встали у дверей каюты, отваживая непрошенных гостей видом своих карабинов и характерным выражением лиц.

До отхода парома оставалось пять минут. По лицу Фуада было заметно, что он неприятно удивлен. По существу, все наши действия теряли всякий смысл, так как основное — крем — мы так и не нашли.

Внезапно я почувствовал себя нехорошо. Видно, стресс, пережитый мной, все-таки дал о себе знать. Тошнота подкатила к горлу. Я, прижав ко рту носовой платок, торопливо прошел в ванную. Меня буквально выворачивало наизнанку. Когда спазмы в желудке стали постепенно ослабевать, я, глубоко вздохнув, сел на краешек ванны. Вдруг мне опять стало нехорошо, голова закружилась. Видимо, потеряв устойчивость, я задел рукой слегка выступающую плитку кафеля. Вывалившись из стены, она упала на пол и с шумом разлетелась на мелкие кусочки. На ее месте в стене зияла пустота.

Превозмогая боль в желудке, я запустил руку в образовавшуюся нишу. Внизу я нащупал небольшой сверток, обернутый в полиэтилен. Это, очевидно, и было то, что мы искали. Я попытался крикнуть о находке Фуаду, но силы меня покинули, и я рухнул на пол.