ГЛАВА 12

Первое, что увидел Вагиф, открыв глаза, был висящий на стене ковер со своеобразным, хорошо знакомым орнаментом, исполненным в ярких, сочных красках. Точно такой же ковер или очень похожий на него когда-то в детстве висел и над его кроватью в маленькой детской комнате уютной двухкомнатной квартиры почти в самом центре Баку, где он жил с родителями до семи лет.

Потом его семья переехала в новый дом, расположенный в одном из микрорайонов города. И во время переезда этот ковер исчез. До сих пор никто из его семьи так и не мог сказать, куда он подевался. Но факт оставался фактом — старый ковер, передаваемый из поколения в поколение вот уже более ста лет и неизменно висевший в детской независимо от того, кто именно занимал ее в данный момент, был утерян.

И после этой пропажи в семье начались разлады, закончившиеся тем, что Вагиф остался вдвоем с матерью. Эти два факта, с первого взгляда никак не связанные, отчетливо запечатлелись в детской памяти Вагифа, со временем обретя какую-то непонятную для него самого связь. И каждый раз, когда он видел во сне этот ковер из своего далекого детства, неизменно что-то происходило и, как правило, не особо приятное.

На сей раз он видел его воочию. И это не придавало ему оптимизма. Повернув голову, Вагиф посмотрел по сторонам. Он находился в небольшой комнатушке с несколько необычной обстановкой. Посередине ее стоял наспех сбитый стол с разномастными ножками и, как потом выяснилось, даже не одинаковой длины. Вокруг стола стояли три ящика защитного цвета, очень напоминающие ящики из-под снарядов.

Сам он лежал на своеобразном топчане — это были все те же ящики, сбитые между собой и покрытые грубошерстным покрывалом темно-серого цвета, от которого к тому же несколько специфически попахивало, что явно не способствовало объективному восприятию окружающей обстановки.

Он не был связан. Нестерпимо болело левое плечо. Повернув голову, Вагиф разглядел на стуле, стоящем недалеко от топчана, лекарства в ярких упаковках и какую-то потрепанную книжку в мягком глянцевом переплете. Ног он не чувствовал, лишь попытавшись повернуться на бок, неожиданно ощутил нарастающую боль в правом бедре. Она жаркой волной накатила вдруг на него, и Вагиф, не выдержав, громко застонал.

Уже почти теряя сознание, он увидел, как распахнулась дверь и в комнату вошли двое мужчин в одинаковых куртках защитного цвета. Оба небритые, с автоматами «Калашникова» в руках. Один из них, помоложе, что-то проговорил на очень знакомом языке другому, постарше, и тот, согласно кивнув, подошел к стулу с лекарствами. Взяв одноразовый шприц и какую-то ампулу, он поспешно закатал рукав на правой руке Вагифа и почти безболезненно сделал укол. Явно чувствовалась сноровка профессионала.

Сразу после укола боль в ноге исчезла. Стало необычно легко и свободно. Было такое ощущение, что тело неожиданно сделалось невесомым. Уже закрывая тяжелые веки, Вагиф вдруг понял, на каком языке говорили эти двое. Они говорили на курдском с явной примесью некоторых турецких слов.

Второе пробуждение было не столь коротким, как первое. Вагиф пришел в себя, судя по всему, уже под вечер. Рядом с ним сидел молодой парень лет двадцати, что-то сосредоточенно читающий при тусклом свете газового фонаря. Он был в темном свитере грубой вязки и защитного цвета штанах. На столе лежала куртка, а рядом с ней автомат и сумка на длинном кожаном ремне.

В комнате вкусно пахло овечьим сыром и домашним хлебом. Слегка повернув голову, Вагиф заметил на столе несколько бутербродов, лежащих на белой матерчатой салфетке. Парень увлеченно читал книгу, даже не заметив, что пленник пришел в себя. Посмотрев на обложку, Вагиф с удивлением прочел название на английском языке. Это был учебник по экономике.

Тяжело ворочая непослушным языком, Вагиф попросил напиться. Свою просьбу он произнес на английском. Услышав рядом голос, парень вначале опешил, но потом, поняв, что это сказал лежащий незнакомец, поспешно отложил книгу в сторону и вышел из комнаты. Вернулся он буквально через минуту, но уже не один. С ним был тот самый мужчина, который так ловко сделал Вагифу укол.

Они принесли с собой пузатый глиняный кувшин и стакан необычного желтоватого цвета. Внимательно взглянув на раненого, мужчина постарше не спеша налил из кувшина в стакан белой пахучей жидкости и протянул его Вагифу. С трудом выпростав из-под одеяла правую руку, Вагиф взял стакан и медленно, боясь расплескать содержимое, поднес стакан к губам. В нем оказался хорошо знакомый еще с детства напиток. Когда-то давно его бабушка часто готовила ему нечто похожее, смешивая полстакана воды с густым мацони, не забыв при этом посолить.

Нечто подобное он пил и сейчас, правда, приготовленное не заботливыми руками его бабушки и далеко от родного дома. Это тоже, наряду с воспоминаниями о ковре, неприятно поразило его, невольно заставив подумать о какой-то предопределенности последних событий с непонятным ему пока внутренним смыслом. Допив, Вагиф тяжело вздохнул и откинулся на подушку, с трудом удержав в руке ставший вдруг сразу тяжелым пустой стакан. Глаза как-то сами собой закрылись. Спать не хотелось, просто ему было лучше с закрытыми глазами.

Он не видел, как комнату покинул мужчина, что-то вполголоса сказав парню, и как его молодой охранник, обреченно вздохнув, занял свое место у стола и, открыв книгу, стал сосредоточенно изучать премудрости экономики. Вагиф не знал курдского языка, хотя когда-то из чистого любопытства просмотрел учебники по нескольким восточным языкам. Это было тогда, когда многие из его сокурсников на курсах спецшколы КГБ, ознакомившись с новыми методами изучения иностранных языков, неожиданно воспылали желанием стать полиглотами.

У большинства, конечно, ничего не получилось, и они со временем об этом забыли, кое у кого дело пошло, и даже неплохо. А у Вагифа, как он ни старался, так и не прорезались феноменальные способности к языкам. Он как знал три языка — русский, азербайджанский и английский, так этим и ограничился. Правда, он неплохо владел еще турецким, но этот язык с большой натяжкой можно было назвать иностранным, поскольку он был очень близок его родному, азербайджанскому. Что касается других языков, они ему явно не давались, несмотря на все его героические усилия и самые современные методы изучения.

Но нет, как говорится, худа без добра. Время, потраченное им на изучение восточных языков, не оказалось потерянным даром. Во всяком случае безошибочно определить, на каком языке говорят, а если уж очень постараться, то и сказать пару-тройку слов на нем он все-таки мог.

— Вас интересует экономика? — тихо спросил он по-английски, слегка приоткрыв глаза.

— Вам не надо говорить, вы еще слишком слабы, — так же тихо ответил парень на английском, но с ужасным и совершенно непонятным акцентом.

— Вас заботит мое самочувствие или вам не разрешено со мной говорить? — задал второй вопрос Вагиф.

— Меня волнует только ваше состояние. Что же касается того, говорить мне с вами или нет, это я решаю сам, — несколько обиженно сказал молодой человек, захлопнув книгу.

— Тогда ответьте мне, где я нахожусь?

— Вы находитесь на секретной базе борцов за справедливое дело курдского народа, — гордо произнес парень, слегка повысив голос.

— Понятно. Тогда, может быть, вы мне скажете, каким образом на этой базе оказался я, а?

— На этот вопрос я ответить не могу, это военная тайна, — несколько смущенно проговорил молодой человек, рывком открыв свою книгу.

— Ну, хорошо, это тайна, но ответить на вопрос, осматривал меня врач или нет, вы можете?

— На этот могу, — облегченно вздохнув, ответил парень. — Вас осматривал наш врач. А у нас прекрасный врач. Правда, операцию делали другие, они прилетели сюда на вертолете. Они же и оставили все эти лекарства, но после операции за вашим состоянием следил уже наш врач.

— А кто привез этих врачей и на каком вертолете они прилетели?

— Их привез один незнакомый высокий мужчина, который совсем недавно стал появляться у нас в лагере. А прилетели они на военном вертолете.

— На турецком?

— Зачем на турецком? — с плохо скрываемой обидой ответил парень. — Здесь турецкие вертолеты не летают. Они прилетели на американском.

— И тот мужчина был американцем?

— Я этого не говорил. Я только сказал, что он привез врачей, которые сделали вам операцию и извлекли три пули. Самый главный из них еще хвалился, что они провели уникальную операцию, а другой сказал, что на девяносто процентов успех операции был предрешен вашими физическими данными. У вас оказалось очень крепкое сердце. Что же касается того, кто их привез, то он говорил на английском хуже меня, а потом я сам слышал, как кто-то из наших сказал, что он хитрая русская лиса и ему доверять нельзя.

Произнеся последнюю фразу, парень вдруг сразу замолчал, очевидно, поняв, что сказал лишнее, и, сердито сверкнув глазами, с шумом раскрыл свою книгу и стал там что-то сосредоточенно выискивать.

В целом картина стала постепенно проясняться. Инициаторами операции были американцы, или, точнее говоря, силы, конкретно завязанные на «старом приятеле» Алексея Васильевича — Репине, а проведена она была в лагере так называемых курдских партизан. Правда, существовала одна неувязочка. Формально американцы были ярыми противниками курдов, так как помогали и поддерживали их врагов — турок, но здесь почему-то их интересы неожиданно переплелись.

Безусловно, этот факт не был для Вагифа слишком неожиданным. В политике и не такие непостижимые союзы бывают, но тем не менее это выглядело несколько странно, хотя бы потому, что непосредственный контакт осуществлялся с боевой группой курдов, а не с их политическими лидерами. Все это скорее смахивало на банальнейшее заказное убийство, чем на какую-то политическую акцию. А если так, естественно возникал вопрос, чье именно задание выполнял господин Репин. И обязательно ли было осуществлять его таким образом, если приказ на самом деле исходил от спецслужб США.

Нет, конечно, Вагиф не строил иллюзий и прекрасно понимал, что спецслужбы практически всех стран привлекают порой и не такие силы для решения возникших у них проблем. Дело было в другом. В этой операции был задействован бывший советский сотрудник, и именно он контактировал с непосредственными исполнителями. В этом невольно чувствовалась какая-то неестественность, какая-то неувязка.

Будучи погруженным в свои невеселые размышления, Вагиф и не заметил, как заснул. Проснулся он уже поздно вечером, перед самым ужином. Уловив дразнящий запах только что приготовленной баранины, Вагиф вдруг почувствовал нестерпимый голод и еле дождался, когда его молодой охранник нальет ему полную тарелку густого, сильно наперченного бульона.

После обеда парень несколько повеселел. Он уже перестал хмуриться и готов был поболтать с пленником. После нескольких незначительных вопросов Вагиф спросил парня, которого звали Саидом, почему у них нет радиоприемника. Тот ответил, что есть, но старый и его никто не может починить. Немного подумав, Вагиф вызвался попытаться его отремонтировать, и уже через несколько минут увлеченно ковырялся во внутренностях порядком изношенного небольшого транзисторного приемника, неторопливо перекидываясь короткими фразами с Саидом.

Из его ответов Вагиф понял, что их не должны были убивать. Ни его, ни Орхан-бея. Но из-за неподготовленности курдских боевиков все получилось наоборот. Орхан-бей, который интересовал Репина куда больше, чем Вагиф, был убит на месте, а Вагиф тяжело ранен. Увидев результаты операции, Репин, со слов Саида, отказался платить вторую половину оговоренной суммы, ссылаясь на то, что операция была по существу провалена. Потом согласился заплатить за Вагифа, но гораздо меньше. Возник спор, закончившийся тем, что предводители этого партизанского отряда вообще отказались его отдавать, пока Репин не выплатит всю причитающуюся им сумму.

Но совсем недавно вроде бы был найден компромисс, и на днях Вагифа передадут Репину. Вот в принципе и все, что знал Саид. Больше ничего интересного у него узнать не удалось, Единственное, что еще сумел понять Вагиф, — что сам Саид, да и большинство бойцов отряда очень нехорошо восприняли этот сговор между их предводителями и американцами. И если они пока не высказывали свое отношение к происшедшему, то потому лишь, что их руководство обещало купить на вырученные деньги муку и соль, дефицит которых явно ощущался в лагере.

Наконец радио заработало. Комната наполнилась звуками современной музыки. Саид с явным удовольствием слушал легкую танцевальную мелодию, льющуюся из динамика. Но вот музыка закончилась и послышалась турецкая речь. Саид, быстро оглянувшись на дверь, резко крутанул ручку настройки. Зазвучала арабская речь, и только тогда, успокоившись, молодой человек оставил в покое транзистор.

— Вам не разрешают слушать турецкое радио? — спокойно спросил Вагиф, несколько удивленный манипуляциями Саида.

— Нам все разрешено. Мы сами отвергаем эту музыку, поскольку она нам чужда.

— Ну, а тебе она тоже «чужда»? — с нескрываемой иронией произнес Вагиф.

— Я один из многих бойцов нашего сопротивления. И что неприемлемо для моих братьев, неприемлемо и для меня, — заученно выдавил из себя молодой человек, глядя куда-то в угол комнаты.

— Хорошо, я тебя понял. Но скажи мне, многие ли из твоих братьев знают английский язык и изучают экономику?

— Нет, кроме меня, в отряде больше никто.

— Тогда почему ты это делаешь?

— Лидер курдского народа сказал, что, когда мы отвоюем все свои земли и построим собственное независимое государство, нам очень понадобятся все науки, и в первую очередь экономика.

— Ваш лидер сказал золотые слова, но хочу обратить твое внимание на то, что эту самую экономику ты изучаешь по изданному в Турции американскому учебнику и почему-то в отличие от музыки не считаешь его чуждым. Как это понять?

— Мы должны знать оружие врагов, чтобы умело противостоять его хитростям, — неуверенно произнес Саид, опустив глаза.

— Тогда я совсем запутался, — с легким сомнением в голосе продолжил Вагиф. — Выходит, ты изучаешь секретное оружие врага, а не пытаешься освоить науку, которая, по словам твоего же лидера, будет очень необходима при создании вашего государства. Я правильно понял?

Видя явное замешательство своего молодого собеседника, Вагиф сделал небольшую паузу.

— Ты меня извини за вопросы, но я на самом деле очень далек от проблем твоего народа, и мне сразу как-то сложно понять те трудности, с которыми столкнулись твои соплеменники. Поэтому объясни мне, пожалуйста, некоторые узловые моменты. Ну вот, например, с какой целью вы ведете боевые действия против правительственных войск и каковы ваши успехи?

— Мы воюем за свободу, хотим создать свое государство, где все будут равными и не будет богатых и бедных. Мы успешно ведем боевые действия, и, несмотря на то что туркам помогают империалистические страны, им нас не сломить, — с воодушевлением произнес Саид, гордо подняв голову.

Лексика этого молодого и по-своему очень симпатичного курда показалась Вагифу до боли знакомой. И он, серьезно посмотрев на него, продолжал задавать свои наводящие вопросы:

— Скажи, а когда началась эта вражда между вами и турками?

— Она всегда существовала.

— Но, наверное, она не всегда выливалась в прямое противостояние?

— Нет, не всегда. Долгие годы мой народ терпел, но последнее время чаша терпения переполнилась, и он взялся за оружие.

— И когда именно это произошло?

— Это произошло, когда страну наводнили американцы. Те, кто был богатым, стали еще богаче, а те, кто был беден, стали еще беднее. Но особенно досталось нам, курдам.

— И никто из курдов не стал богатым?

— Нет, кое-кто из числа тех, кто стал прислуживать туркам и американцам, разбогател, но они предатели курдского народа, и их ждет страшное возмездие.

Вагиф, к несчастью, действительно не знал всех деталей данной проблемы, но в целом картина была ясна. Как только Турция стала проводить политику сближения с Западом и попыталась прежде всего с помощью Америки возродить свою экономику, в турецком обществе начались достаточно сложные процессы. Рецепты западных экономистов, стремившихся как можно быстрее сделать из этой не совсем подготовленной к таким изменениям страны экономически сильное государство западного образца, не всегда срабатывали так, как мыслилось специалистам.

Несмотря на мощную финансовую помощь, в стране началась инфляция. Тысячи турецких крестьян, составлявших до последнего времени большую часть населения, стали разоряться. Многие потянулись в город за лучшей жизнью, некоторые вообще покинули страну в поисках счастья и заработка на чужбине. Но кое-кто на самом деле нажил капиталы, став по-настоящему богатым.

Несмотря на все трудности, страна постепенно преодолевала экономические проблемы и медленно, но неуклонно приближалась к тому идеалу сильного, независимого государства, который виделся в самом начале всех этих порой трагических преобразований. Хотя, надо признать, удар, и в первую очередь по крестьянству, был нанесен страшный. Это коснулось и турецких граждан курдского происхождения, которые в отличие от крестьян-турок, живущих ничем не лучше их и также с трудом преодолевавших последствия нововведенных законов рыночной экономики, увидели в том сугубо национальную проблему, а не объективную, хотя и малоприятную реальность.

В то же время справедливости ради стоит заметить, что увидели это не курдские крестьяне, а кое-кто из курдской интеллигенции, живущей в городе. И сразу вспомнили о накопившихся за несколько столетий противоречиях между двумя народами. И, возможно, все утихло бы само собой, как не раз уже бывало, но кто-то подбросил этим радетелям национальной мечты куда более конкретную цель. А именно: создать свое независимое государство, во главе которого, естественно, стали бы те же самые бдительные интеллигенты, зорко разглядевшие в общегосударственных проблемах турецкого общества антикурдские настроения.

Безусловно, кто-то пообещал им конкретную помощь. Это было тем более очевидно, если вспомнить, что к тому времени Турция превратилась в страну с мощной армией, входящую в состав НАТО. Так что угадать, что это за силы, было не особенно трудно.

— Хорошо, а в других странах, где живут курды, тоже происходит борьба или там более или менее спокойно?

— Весь курдский народ поднялся на борьбу, но пока не во всех странах это вылилось в военное противостояние с угнетающими их силами. Но придет час, и огонь сопротивления перекинется и туда.

— Значит, врагом номер один вы считаете Турцию и империалистическую Америку. А какое государство вы собираетесь строить?

— Мы будем строить общество равных возможностей, то есть социалистическое государство.

— А что такое социализм?

— Это когда у всех все поровну. Нет богатых и бедных, и весь народ счастлив.

— Как в раю, — невольно произнес Вагиф, отведя взгляд в сторону, чтобы Саид не заметил его улыбки. И у вас есть друзья, помогающие вам?

— У нас есть друзья, и они многим нам помогают. Обучают методам ведения современной войны, рассказывают о новых видах оружия, физически подготавливают наших бойцов.

— А откуда они, ты случайно не знаешь?

— Это военная тайна, — вновь нахмурившись, веско произнес Саид.

За разговорами Вагиф и не заметил, как пролетела большая часть ночи. От долгого и по-своему поучительного разговора с Саидом у Вагифа не на шутку разболелась голова. Выпив чашку не очень крепкого чая, он перевернулся на левый бок и закрыл глаза. Но спать, несмотря на усталость, не хотелось. Вагиф еще раз мысленно прошелся по основным моментам его беседы с молодым курдом.

Большая часть того, что он рассказал, конечно, не была тайной. Еще в конце шестидесятых годов советские спецслужбы начали интенсивно работать по курдской проблеме. И это было более чем естественно, поскольку Турция воспринималась как основной военный противник на юго-западе. Тем более что именно тогда началось сближение этой страны с США и другими странами Запада. На территории Турции находилось большинство разведывательных центров западных стран, и в первую очередь США, специализирующихся по Закавказью и южным областям России. Так что нетрудно было догадаться, кто именно выступал в роли «бескорыстного» друга курдского народа.

И это было не чем-то из ряда вон выходящим. Точно такими же методами пользовались и все другие разведки мира, стараясь подорвать изнутри противостоящую им страну. Точно так же работали американцы и западные немцы против СССР в Прибалтике и Западной Украине. Аналогичные методы провокаций и искусственного раздувания старых противоречий использовались спецслужбами Турции и Пакистана для осуществления своей отнюдь не благородной тайной миссии в Закавказье и в Средней Азии.

Правда, что касается Турции и Пакистана, следует заметить, что разведки этих стран очень неохотно участвовали в операциях против своего северного соседа и никогда ничего не предпринимали по собственной инициативе. Как правило, если что и делалось этими спецслужбами, то исключительно на деньги США и то после ряда жестких напоминаний об обязанностях союзника.

Так что вмешательство советской разведки в курдские дела можно было без зазрения совести назвать общепринятой практикой органов внешней разведки, если, конечно, забыть, что такое вмешательство, как правило, кончалось кровопролитием, террором, а порой и трагедией целого народа. Наиболее впечатляющим примером подобной игры, правда, уже нескольких государств, наряду с другими факторами можно считать трагедию армянского населения Турции, происшедшую в начале века, которая оказала негативное влияние на отношения между этими народами на все последующее время.

Вагиф и не заметил, как под впечатлением своих не особенно веселых мыслей глубоко заснул. Спал он неспокойно. Всю ночь его беспокоили какие-то непонятные сны. То он куда-то бежал и за ним гналась какая-то странная толпа, сплошь состоящая из калек, то он от кого-то яростно отстреливался, поливая свинцовым дождем наседающего врага, то его пытались утопить в жирной темной жиже, чем-то напоминающей сырую нефть. Так что проснулся он на следующее утро разбитым и ничуть не отдохнувшим.

Саида рядом не оказалось. Немного полежав с открытыми глазами, Вагиф попытался встать с топчана. После нескольких неудачных попыток ему удалось принять сидячее положение, а потом, держась одной рукой за край своего ложа, сделать пару шагов в сторону стола. Обратный путь до топчана он проделал уже увереннее. Снова оказавшись в горизонтальном положении и смахнув со лба обильно выступивший пот, он улыбнулся. Несмотря на слабость, он мог кое-как передвигаться. В его положении это было очень важно.

Через несколько минут в комнату вошел Саид, неся небольшой медный таз и кувшин. Через плечо у него было перекинуто полотенце. Умывшись, Вагиф почувствовал себя несравненно лучше. На завтрак Саид принес ему свежую хрустящую лепешку и большую кружку дымящегося крепкого кофе.

После завтрака, убирая со стола остатки пищи, Саид, как-то странно улыбнувшись, вдруг сказал, что сегодня для Вагифа счастливый день. Его приедет проведать друг. И, не вдаваясь в дальнейшие подробности, он покинул комнату. До самого полудня Вагиф лежал один, усиленно обдумывая сказанное Саидом. Он прекрасно понимал, что это не Репин, Саид не позволил бы себе такую иронию. Речь явно шла о ком-то другом.

В первом часу в дверь комнаты постучали, и через секунду в проеме показалась кудрявая голова еще довольно молодого человека в «камуфляже». Он с нескрываемым интересом оглядел Вагифа и, подойдя к столу, сел на стул. Это был крепкий мужчина лет тридцати восьми со спокойными, внимательными глазами и еле уловимой, чуть ироничной улыбкой. Густая черная борода полностью закрывала нижнюю часть его лица. Оружия при нем не было.

Еще раз окинув взглядом лежащего Вагифа, он не спеша полез в карман и, вытащив пачку «Космоса», неожиданно на чистейшем русском предложил Вагифу закурить.

— Я, очевидно, ваш коллега, — начал мужчина спокойным, чуточку уставшим голосом, — поэтому сразу перейду к делу. Если вы сможете доказать, что являетесь офицером советских спецслужб, я попытаюсь вытащить вас отсюда, хотя сразу должен предупредить, что это будет очень и очень нелегко. Вы, наверное, знаете, что кое-кто из местных командиров хочет сделать на вас небольшой бизнес, и мне будет необходимо переубедить этого господина. Но для этого мне потребуются очень веские аргументы. Вы вправе мне не верить, но уверяю, это для вас единственный шанс вырваться отсюда.

— Кто вам обо мне сказал?

— Хороший вопрос. Скажем, это неофициально полученная информация, но вам-то что, разве вам не все равно, как мы о вас узнали?

— Мне, конечно, все равно, но меня интересует, с чего вы взяли, что я сотрудник советских спецслужб?

— Понятно. Ну что ж, у меня есть немного времени, и я готов выслушать вашу «легенду». Валяйте, только, если можно, основные моменты.

— Я сотрудник одной советской внешнеторговой фирмы и приехал в Турцию сугубо по делам своей организации. Владелец машины, на которую было совершено нападение, — друг одного из сотрудников здешнего филиала нашей фирмы. В его машине я оказался не случайно. Я был в Стамбуле всего один день, и он, узнав об этом, любезно предложил мне показать свой родной город. Вечером я должен был уже улететь. Вот в принципе и все.

— Да, вы правы, все, что вы рассказали, точно соответствует документам, которые находились при вас. Но вы упускаете одну деталь. За вас уже уплачен задаток и, насколько мне известно, обе стороны пришли наконец к согласию и по второй части оговоренной суммы. И сегодня, в лучшем случае завтра, вас передадут американцам. Поэтому вы сами должны решить, что вам говорить мне, а что утаить. Но помните: от этого будет зависеть, в какую сторону вас повезут.

— Ничего другого я сказать не могу по той простой причине, что это и есть истина.

— Ну да, конечно, истина в последней инстанции. Ну хорошо, передвигаться-то вы можете?

— С трудом, — честно признался Вагиф.

— Ну, это уже кое-что. А вам так скажу, дорогой. Вы находитесь в обыкновенном партизанском лагере, который, по моему разумению, больше напоминает табор, если не сказать покруче. Здесь все эти штучки-дрючки по охране тайны и тому подобной ерунде просто-напросто не проходят. Не тот контингент-с. То, что вы советский офицер, у вас, извините меня, на лбу написано. Я буквально через сутки должен покинуть этот гостеприимный край, будь он трижды неладен, и готов взять на себя дополнительную нагрузку и помочь своему упрямому коллеге. При этом ничего не прося взамен. Мне не надо никакой даже самой ничтожной информации. Я действую из чувства взаимовыручки и чисто человеческих побуждений. Ну что, убедил?

— Откровенно говоря, нет.

— Ну ты и упрямец, Керимов. Откуда только такие берутся на этом грешном свете? — слегка вдруг закартавив произнес мужчина.

 

ГЛАВА 13

И Вагиф его узнал. Перед ним сидел Артем Гукасов, с которым он когда-то учился в параллельных группах на высших курсах КГБ в Тбилиси. Артем был хорошим, веселым парнем, с неистощимым чувством юмора. В том, что Вагиф его сразу не признал, не было ничего удивительного. С момента их последней встречи прошло более восьми лет, да и борода неузнаваемо изменила его облик.

Сам Артем был родом из Сухуми, по отцу армянин, а по матери грек. Он еще шутил по этому поводу, говоря, что сам не понимает, как он с такой родословной попал в органы. И обычно заканчивал свою тираду предложением обзавестись женой-еврейкой, вполне серьезно утверждая, что этого комитетовское начальство уж точно не потерпит и культурно попросит его из органов. Но, несмотря на свой веселый нрав, Артем был неплохим сотрудником, не боявшимся, если надо, проявить инициативу.

— Слушай, Артем, а зачем тебе вся эта комедия по выяснению моей личности? — в сердцах спросил Вагиф.

— Зачем, говоришь?.. Знаешь, я тут уже три года и все это время не то что разыгрывать комедию, слово лишнее боялся произнести. А тут увидел тебя — и понесло. Наверное, горбатого и впрямь только могила исправит. Да и времени у нас вагон, я только через два часа отсюда отчалю.

— Но откуда ты узнал, что я здесь?

— Мне сообщил Вано, а ему кто-то из Москвы дал знать.

— И вы так долго искали?

— А ты что хочешь? Было известно лишь то, что ты вовремя не дал о себе знать, и ничего более. Что с тобой произошло, где тебя искать — неизвестно. Мы тут пол-Турции перерыли, пока напали на след. И то чисто случайно. Саида благодари, что бог наградил его длинным языком.

— Хорошо, но как мне отсюда выбираться?

— Да, вопрос неплохой. Вообще-то я до последнего момента думал, что мы тебя выкупим. Тот, кто выходил на Вано, посулил за тебя немалые деньги. Во всяком случае больше, чем давал американец. Но мне удалось узнать, что совсем недавно, а точнее, утром они все-таки сговорились с американцем и завтра утром тебя передадут им. Так что времени у нас в обрез.

— Ну и что ты предлагаешь?

— Я предлагаю воспользоваться тем, что они не знают, что ты можешь передвигаться, и попытаться удрать. Как только я выеду с территории лагеря, они перестанут особенно внимательно следить за тобой, и где-то к пяти вечера, после обеда, вообще воцарится тишь и благодать. И тогда ты сможешь покинуть эту базу. Я буду ждать тебя за холмом, буквально в двух десятках шагов от этой комнаты. Но эти шаги тебе придется пройти самому.

— Но все-таки, Артем, как тебе удалось сюда пробраться?

— Формально мое присутствие здесь — я имею в виду эту комнату — согласовано с местным командиром. Более того, скажу по секрету, он сам упросил меня зайти к тебе, поскольку с моей помощью хочет разобраться, насколько ты важный пленник, чтобы снова не продешевить в торге с американцами. И за это пообещал мне пятьсот долларов.

— Но ты же сам сказал, что все уже согласовано, в том числе и цена.

— Насколько я знаю, пока известно, что американцы готовы платить и не особенно торговаться, но сколько они готовы выложить — еще вопрос. Это в первую очередь будет зависеть от того, известна ли местному командиру, скажем так, твоя настоящая цена.

— Послушай, а как у нас со временем, а то мы тут лясы точим…

— Со временем у нас как раз неплохо, час-другой есть. Если я сразу покину твою комнату, командир воспримет это как неуважение к себе. Даже барана уважающий себя покупатель на Востоке не приобретет, не поторговавшись часа два, а тут речь идет о человеке. Во-вторых, мне все равно надо дождаться обеда. Чем меньше я буду маячить за холмом, тем лучше для всех нас.

— А после этого у тебя разве не возникнут проблемы?

— Проблемы… Все проблемы, которые могут здесь возникнуть, я так думаю, уже позади. Завтра вечером, если все будет хорошо, я уже буду далеко отсюда. Домой возвращаюсь, баста, обрыдло здесь.

— Это твое решение?

— Мое?.. Ты что, шутишь?! Приказ, всем инструкторам пора возвращаться назад, вот так.

— Так ты тут инструктор?

— А ты что думал? Самый настоящий, чтоб все это провалилось к чертям! Я же после школы некоторое время работал в Армении, в небольшом городке, прямо на границе с Турцией. Служба — не приведи господи! Скука, тоска, доносы, короче говоря, как в любом заштатном городишке нашего любимого отечества. Ну, а потом как-то приехал к нам человек из Москвы. И меня откомандировали в помощь ему. Всю границу облазили вдоль и поперек. А когда он уезжал, то в самый последний день спросил, не хочу ли я поработать в интересном месте и за хорошую зарплату. Намекнул, что работа будет за границей. Так я и попал сюда.

— Ну и как тут?

— Одним словом — бардак, как и везде. Народ подняли, а никакой конкретной программы действий не было и нет. Если в самом начале большую половину лидеров представляли хоть и фанатики, но по крайней мере честные люди, то сейчас, как это обычно бывает в подобных ситуациях, большинство командиров видят во всем этом лишь своеобразный бизнес. Дисциплины как таковой нет. Лишь время от времени при смене очередного полевого командира или перед посещением какого-нибудь «высокого гостя» создается видимость порядка. Все эти отряды действуют на территории, где в большинстве своем живут курды, поэтому и тяжелый груз содержания этих отрядов непосильным бременем ложится на плечи этого несчастного народа.

— Ну а как с идеологией? Я тут слышал от Саида, что они хотят построить социалистическое общество?

— А ты случайно не спросил, что он понимает под словом «социализм»? Так я тебе вполне конкретно скажу. Большинство из них, во всяком случае до самого последнего времени, под социализмом понимали безвозмездную помощь нашей страны, и не более. И даже если предположить, что они все-таки создадут свое государство, я совсем не уверен, захотят ли они после этого вообще с нами знаться, не говоря уже о приверженности «светлым идеалам всеобщего равенства и братства».

— Тебе не кажется, что твой анализ несколько предвзят?

— Возможно, трудно оставаться непредвзятым, прожив в этом аду почти три года. Хотя, хочу заметить, что все сказанное мной ни в коей мере не относится к самому курдскому народу. Это трудолюбивый, честный и гордый народ, способный вызвать только безмерное уважение к себе. Речь в первую очередь идет о небольшой кучке людей, узурпировавших право на Понимание того, что нужно этому народу, а что нет. Людей, давно уже получающих огромные дивиденды за всю эту политическую свистопляску и прекрасно понимающих, что курдская проблема является лишь разменной монетой для тех сил, которых меньше всего заботит будущее этого народа.

— Извини, но мне кажется, что ты нарисовал несколько мрачную и по-моему не совсем объективную картину.

— Дорогой, тебе, как я понимаю, хотелось услышать лично мой анализ происходящего. Ты его и получил. А уж нравится он тебе или нет — другой вопрос.

— Хорошо-хорошо, не сердись. Так ты был инструктором. А что входило в твои обязанности?

— Я был инструктором по оружию. Помогал местным героям разобраться в нашем оружии. Надеюсь, ты не будешь утверждать, что оружие падало с неба или его покупали бедные курдские крестьяне, которым и на хлеб порой не хватает?

— А каналы поставки?

— Все каналы мне, естественно, неизвестны, но кое-что шло через Армению.

— Ты знаешь, Артем, еще в Москве я слышал, что спецслужбы этой республики в своей внешней деятельности специализировались именно по этой проблеме. Это имеет под собой хоть какое-нибудь основание?

— Имеет, и самое непосредственное. Турецкое направление для спецслужб Закавказья было самым перспективным. И руководству КГБ Армении удалось убедить московское начальство поручить разработку этого вопроса им — понятно, я говорю об оперативных разработках. Все более серьезное оставалось в ведении центрального аппарата.

— И как ты объясняешь эту инициативу?

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Нет, дорогой, речь идет не о желании армянских чекистов насолить их извечному врагу — туркам. Хотя не исключаю и этот фактор, но не считаю его самым главным. Все куда проще. Что такое разработка своего отдельного направления для того же руководства КГБ Армении? Прежде всего это чины и льготы, это право на определенные привилегии, которые не снились другим республиканским руководителям, и так далее, и тому подобное. К слову сказать, я слышал, что у азербайджанских коллег таким определяющим направлением был Иран, не так ли?

— Был, да сплыл. Когда там началась вся эта заваруха с низложением шаха, местных чекистов на пушечный выстрел не подпускали к этой проблеме. Все взяло в свои руки центральное руководство.

— Искренне сочувствую. Но и у армянских коллег не всегда все проходило гладко. Ты, очевидно, помнишь об их стычке с Моссадом?

— Что ты конкретно имеешь в виду?

— Как что? Ну эту историю с армянской диаспорой Ливана.

Все это Вагиф знал и даже года два назад имел беседу с коллегой, непосредственно принимавшим участие во всех этих делах. А суть была в следующем. Сразу после охлаждения отношений между СССР и Израилем советская разведка начала очень усердно «разрабатывать» Ближний Восток. Особенно ее интересовал Израиль. Злые языки утверждали, что это было связано в первую очередь с личным отношением тогдашних руководителей страны к евреям вообще. Но как бы там ни было, Израиль оказался крепким орешком.

Лобовые атаки не дали никакого эффекта. Практически никто из того небольшого числа советских евреев, которым дали разрешение на выезд, не согласился сотрудничать с советскими спецслужбами. А те единицы, которых вынудили это сделать, либо сами добровольно сдавались израильским властям сразу по приезде на «землю обетованную», либо их вычисляли буквально в считанные дни.

Тогда «стратеги» из внешней разведки решили сделать маневр, и сразу по двум позициям. Избрать для резидентуры совсем другую страну и по возможности не привлекать к работе граждан Израиля. Такой страной оказался Ливан, а привлеченными к работе в большинстве своем представители местной армянской диаспоры.

Не вдаваясь в подробности операции, о которой можно написать отдельную книгу в нескольких томах, скажем основное. Практически вся группа была вычислена сотрудниками Моссада, полностью заблокировавшими деятельность горе-разведчиков. А когда кое-кто из них попытался связаться с террористическими группами антиизраильской ориентации, для них наступили очень тяжелые дни, закончившиеся тем, что многих из них пришлось в спешном порядке вывозить в Союз.

Все это было хорошо известно не только высшему руководству спецслужб СССР, но и оперсоставу, и долго еще ходили в «конторе» анекдоты об операциях в Ливане.

В этот момент кто-то постучал в дверь и в проеме показался Саид. Он принес полный кофейник густого черного кофе и несколько сладких медовых лепешек. Сразу было заметно, что Артема здесь уважают. Этот незапланированный перерыв в их разговоре был как нельзя кстати. От всех этих проблем у Вагифа ужасно разболелась голова. Артем перекинулся несколькими короткими фразами с Саидом, и тот, слегка поклонившись, вышел из комнаты.

— Хорошо, как у нас со временем? — прервал наконец затянувшееся молчание Вагиф.

— Еще с полчаса есть.

— А как ты будешь потом, после меня, уходить?

— Мы будем уходить вместе.

Время тянулось немыслимо медленно. Крепкий кофе благотворно подействовал на Вагифа, головная боль как-то сразу прекратилась. И тогда он задал последний интересующий его вопрос:

— Артем, ты, очевидно, знаешь, что происходит в Закавказье. Последние несколько лет ты был далеко от родины и в силу этого можешь несколько иначе взглянуть на создавшуюся обстановку. Как ты думаешь, что происходит?

— Как я представляю создавшуюся дома обстановку? — задумчиво повторил он вопрос. — В принципе я уже отчасти ответил на твой вопрос, рассказав о здешних проблемах. Во всех этих проблемах очень много общего. Меняются названия стран, народы, а вопросы все те же. Кто-то хочет соблюсти свои интересы, при этом не запачкавшись, и этот «кто-то» имеет деньги. Он выискивает подходящую проблему, лучше всего имеющую давнишнюю историю, находит также непосредственных исполнителей, как правило, людей амбициозных, и с помощью порой банальнейших лозунгов ввергает народы в ненужное им кровопролитие. Что же касается нашего региона, то однозначно — здесь ведется большая и довольно грязная игра. К слову сказать, я от кого-то слышал, что всю операцию по армяно-азербайджанскому конфликту еще в самом начале кто-то с большим вкусом назвал «конфетти». Как тебе названьице, впечатляет?

— Да, лучше не придумаешь. Падает дождь разноцветных бумажек, а что происходит под ними — одному богу известно.

— Вот-вот, только с некоторым уточнением: скорее всего — черту, а не богу. Да, между прочим, видел я недавно нескольких добровольцев-армян из Сирии. Фанатики, в самой Армении никогда не были, воспитаны на книгах своих духовных лидеров шестидесятилетней давности, где особой разницы между мусульманином и зверем нет. Что они могут понять в этой проблеме? Я думаю, ничего. Так что в ближайшем будущем во всем этом трудно будет разобраться, это уж точно. Ну, а вообще-то, по-моему, вся эта история — не что иное, как пробный шар, пущенный определенными силами, плохо относящимися к нашему отечеству. Ведь подобный вопрос уже не раз поднимался. Раньше это не проходило. Запустили в очередной раз, и оказалось — удачно. Ты меня извини за такое несколько вольное сравнение, но если говорить кратко, я вижу эту проблему именно так.

— Скажи, ведь ты уже давно на Востоке, что такое исламский фундаментализм?

— Ну и вопросик! Ты что думаешь, я на все вопросы знаю ответы?

— Меня интересует твое личное мнение.

— Мое личное, говоришь? Так вот, я воспринимаю фундаментализм, так сказать, методом аналогии с тем, что уже было. Давай вспомним, с чего начались крестовые походы.

— Какие крестовые походы? А это тут причем?

— В этом мире все взаимосвязано. Так вот, как тогда все начиналось? Развитый Восток, масса восточных товаров на рынках западных стран, и все большей частью относятся к роскоши. Утонченная восточная философия, почти волшебная медицина и рядом со всем этим погрязший в междоусобицах варварский Запад. Внутренние распри в странах Запада, нескончаемые народные бунты, то там, то здесь стихийно возникающие религиозные секты, призывающие возвратиться к основам раннего христианства, к своего рода христианскому фундаментализму. И когда этот бурлящий котел готов взорваться изнутри, ему дают возможность, так сказать, выпустить пар. Оказывается, не бароны и маркизы, обложившие непомерной данью своих крестьян, виноваты в их тяжелом положении, а неверные, товары которых покупают эти вельможи, будто малые дети, не умеющие соразмерить свои желания с собственными возможностями, в результате чего и вводятся новые налоги. Вывод ясен: виноваты мусульмане. Не служители церкви, прибравшие лучшие земли к своим рукам и не брезгующие давать деньги в рост, что ими самими было прилюдно проклято, виноваты в повальном голоде народа. И даже не евреи, на которых в то время привычно списывалось все и вся в этих странах. Возможно, потому, что по всей Европе прокатилась волна погромов, единственным объяснением которых было утверждение церкви, что они дают деньги под проценты. Как будто не тем же самым занималось большинство тогдашнего религиозного «начальства». И опять во всем повинны все те же мусульмане, поскольку они незаконно владеют религиозными святынями христианства. И в результате — нескончаемые войны, в которых более варварский Запад постепенно брал верх над цивилизованным Востоком. Что в целом было вполне понятно. В таком малоэстетичном ремесле, как война, как правило, верх в конце концов берет тот, кто более жесток и коварен.

— Ты имеешь в виду все войны без исключения?

— Для последней войны можно сделать исключение.

— Хорошо, это все понятно. Но как оно связано с нынешним временем?

— Непосредственно, только все поменялось местами: цивилизованным в определенном смысле стал Запад. Восток, согласно принятым понятиям, оказался «диким», христианский фундаментализм сменился мусульманским. Стратегическое сырье средневековья — металлические руды, залегающие на Западе, — сменилось нефтью, главные запасы которой находятся на Востоке, а все остальное — методы решения подобных проблем, основные движущие силы — осталось без изменения. Да противоположное было бы более чем странным, ведь человек остался человеком. Так, лоска стало побольше, и все.

— То есть мир ждет глобальное столкновение Запада с Востоком?

— Вполне возможно.

— Знаешь, Артем, моя бедная голова не в силах все это переварить. Для меня это явно перебор. И вообще, сколько там времени, может, пора делом заняться?

Как и предполагал Вагиф, было самое время. Через несколько минут в лагере должен был начаться обед. Артем, улыбнувшись, поднялся и протянул Вагифу большую таблетку светло-розового цвета.

— Оружие тебе не оставляю, так как тебя все равно обыщут после моего ухода. А таблетка поможет тебе добраться до машины. Постарайся сделать все в темпе, нам еще предстоит всю ночь ехать.

И, махнув рукой, Артем вышел из комнаты. Сразу после его ухода в комнату вошел Саид с каким-то незнакомым парнем. Как и предупреждал Артем, они тщательно обыскали Вагифа и, удостоверившись, что оружия нет, покинули комнату. А через минуту Саид вернулся уже один и принес обед. На сей раз он состоял из куска жесткого мяса и небольшой лепешки. Вместо кофе — чай.

Как только Саид покинул комнату, Вагиф проглотил таблетку и запил чаем. Откинувшись на подушку, он стал ожидать ее действия. Минуты через три он почувствовал себя несравненно лучше. Боли не было, ноги хоть и с трудом, но слушались его. Голова была на удивление свежей.

Встав, Вагиф осторожно добрался до двери. Приоткрыв ее, внимательно огляделся по сторонам. Рядом никого не было. Дойдя до края стены, Вагиф с надеждой взглянул на возвышающийся невдалеке холм. Там должен был находиться Артем. Глубоко вздохнув, Вагиф сделал несколько первых шагов. Эти метры казались бесконечными, было такое впечатление, что время остановилось. Обильный пот заливал глаза Вагифа, сердце учащенно билось.

Наконец он добрался до холма и, преодолев последние метры, оказался с его противоположной стороны. У «джипа» лицом к нему стоял Артем, а рядом, спиной к Вагифу, — незнакомый мужчина. Только сейчас Вагиф понял, почему он должен был самостоятельно преодолеть эти чертовы метры. Артема ни на минуту не оставляли на территории лагеря одного и он ничем не мог помочь Вагифу.

Увидев Вагифа, Артем что-то громко произнес и, широко улыбнувшись, нанес стоящему рядом мужчине удар в нижнюю часть живота носком тяжелого ботинка. После чего, перехватив за приклад выпавший из его рук автомат, резко ударил схватившегося за живот мужчину по затылку. Тот грузно упал на песок.

Вагиф к тому времени был уже у машины. Артем помог ему взобраться на переднее сиденье и, бросив ему на колени автомат охранника и два запасных рожка к нему, резко тронул машину с места. Уже отъехав на значительное расстояние, он протянул Вагифу очередную таблетку, но уже серого цвета и дал запить ее коньяком из небольшой медной фляжки.

Минут через пять они въехали в какое-то полуразрушенное строение. Оставив во дворе «джип», они пересели в «форд-универсал» и сразу же отправились дальше. Погони пока не было. Дорога оказалась ухабистой. Несмотря на все мастерство Артема, Вагифа нещадно трясло. Действие таблеток постепенно ослаблялось, и он стал все явственнее ощущать подкатывающую боль.

Артем, увидев, что Вагифу не по себе, протянул ему еще одну таблетку, но тот отрицательно покачал головой. Боль пока была терпимой, а потом, когда потребуется по-настоящему ее заглушить, таблетка из-за частого употребления может не подействовать.

Они находились в пути уже более трех часов. Вскоре они выехали на какое-то шоссе, и Артем прибавил скорость. До ближайшего города оставалось не более получаса езды. Там они должны были пересесть в другую машину, которая доставит их на борт шхуны. С ее хозяином — старым абхазцем, промышляющим контрабандой, уже обо всем договорились. Иногда он помогал переправляться в ту или иную сторону и людям. Советские спецслужбы также не раз пользовались услугами этого старого морского волка. Взамен советская пограничная служба смотрела сквозь пальцы на некоторые его профессиональные шалости. Но до него надо было еще добраться.

— Послушай, — неожиданно прервал молчание Артем, — даст бог, все пройдет по плану, но если что-нибудь сорвется, имей в виду — в городе, куда мы направляемся, в настоящее время находится компания ребят из Союза. Чем они занимаются, я не знаю, но ребята крутые и за хорошие деньги не только тебя, пол-Турции вывезут. Короче говоря, здесь, — он протянул Вагифу пачку долларов, — ровно десять тысяч. Если что, обратись к ним, они остановились в отеле рядом с базарной площадью.

До города было всего несколько десятков километров. Неожиданно они заметили впереди яркий свет фар вынырнувшего откуда-то сбоку автомобиля. Не сбавляя скорости, он мчался на них, включив все фары. Когда между ними оставалось буквально несколько сот метров, водитель той машины включил сирену. Картина была впечатляющей. Тяжелый автомобиль военного образца под вой сирены в свете четырех мощных фар и прожектора несся на всей скорости на небольшую легковушку.

Артем, вцепившись в руль и как бы застыв, пристально смотрел вперед. Когда до встречной машины оставалось буквально несколько десятков метров, он резко нажал на тормоза и сразу же выжал сцепление. От удара Вагифа подбросило вверх. Встречная машина, несмотря на бо льшую массу, чем у их «форда», слегка развернулась вправо.

Вывернув до отказа руль, Артем включил заднюю передачу и выжал газ. Бедный «форд» с развороченным капотом громко чихнул и, выплюнув облачко дыма, с визгом развернулся и оказался слева от военного автомобиля, почти параллельно ему. И в таком же положении, задом наперед, он, набирая обороты, помчался вперед.

Но за секунду до этого Вагиф, вскинув автомат, успел выпустить длинную очередь по сидящим в машине людям. Но, видимо, без особого успеха, если не считать разлетевшегося в разные стороны лобового стекла своего же автомобиля. Тогда, оказавшись уже на более безопасном расстоянии и тщательно прицелившись, он выпустил содержимое всего второго магазина в канистру с топливом, прикрепленную слева от задней двери машины.

Зарево от взорвавшейся машины было видно издалека. В салоне «форда» стало настолько светло, что Вагиф отчетливо разглядел крупные капли пота, выступившие на лице Артема. Наконец, затормозив и развернувшись по направлению движения, они внимательно осмотрели, во что превратилась их машина. Капот снесло, лобового стекла не было, одна дверца висела на каком-то тоненьком проводе и могла в любую минуту упасть. Тем не менее машина двигалась, а это было куда важнее.

До города оставались считанные километры, вдалеке уже показались развилка и бензоколонка с большим светящимся плакатом, на котором разноцветными буквами было написано всего два слова: «Добро пожаловать». Артем, уверенный, что самое плохое позади, что-то крикнул Вагифу, весело рассмеявшись, а тот, отбросив в сторону ненужный автомат, потянулся к фляге с коньяком. Но в этот самый момент сзади что-то громко хлопнуло, и багажник машины неожиданно запылал.

Резко обернувшись, Вагиф увидел низко летящий вертолет, обстреливающий их какими-то шарообразными сгустками огня из странной штуковины, отдаленно напоминающей пушку с очень коротким стволом, которая была закреплена слева от кабины. Потом вертолет пролетел над ними и опустился прямо на шоссе впереди машины.

Вагиф повернул голову в сторону Артема. Струйка крови текла по его лицу, заливая глаза. Артем протянул руку и сильно толкнул Вагифа, и тот, сорвав еле державшуюся дверцу, вылетел из машины. Уже упав на шоссе, Вагиф увидел, как их «форд», не сбавляя скорости, врезался в не успевший набрать высоту вертолет. Обе машины одновременно вспыхнули.

Перевернувшись набок, Вагиф пополз в сторону от шоссе. Он полз очень долго. Вагиф не видел, как приехала полиция, а за ней машина «скорой помощи». К тому времени он уже потерял сознание и лежал в кювете в нескольких десятках метров от груды металла, в которую превратились вертолет и их автомобиль. На его счастье, полицейские не стали прочесывать территорию вокруг места происшествия, оставив, очевидно, это малоприятное занятие на утро.

А следующим утром Вагиф, вконец разбитый, то и дело теряющий сознание от нестерпимой боли, лежал на заднем сиденье старенького «ситроена», подобравшего его на обочине дороги, куда он выполз. Перед тем как в очередной раз потерять сознание, он успел протянуть водителю несколько банкнот и бумажку, на которой был написан адрес отеля, где остановились крутые ребята из Союза.

 

ГЛАВА 14

Вагиф пришел в себя лишь поздним вечером. Открыв глаза, он окинул взглядом комнату. Это скорее всего был не самый дорогой номер отеля средней руки. Рядом с кроватью, на которой он лежал, стоял стул, на котором находились его вещи, но уже выстиранные и тщательно отглаженные. В противоположном углу комнаты, прямо напротив его кровати, свесив в сторону голову, полулежал в кресле молодой парень лет двадцати — двадцати пяти. Что-то в облике этого молодого человека показалось Вагифу знакомым, но что конкретно, он пока не мог понять.

Вагифу ужасно захотелось пить. Разглядев недалеко от стула низкий журнальный столик, на котором стояли бутылка с соком и высокий стакан, он протянул руку. Ему удалось без особых усилий наполнить стакан соком, но когда он попытался поднять его, тот неожиданно выскользнул и с шумом упал на стол.

Молодой человек сразу поднял голову и взглянул на Вагифа. И тогда он узнал его. Перед ним сидел тот самый чеченец, которого он спас в Грозном, но уже несколько возмужавший и значительно окрепший, несмотря на короткий срок, прошедший с момента их встречи. Вагиф даже вспомнил его имя. Его звали Русланом.

— Ну, хорошо, что вы пришли в себя, — улыбнувшись, произнес Руслан, — а то я уже стал волноваться. — Он подошел к Вагифу и протянул ему стакан с соком. — Я уже, грешным делом, думал, что вы не выкарабкаетесь. Ведь когда вас сюда привезли, на вас живого места не было. Сплошные синяки и кровоподтеки.

— Как долго я оставался без сознания?

— Сутки или около того.

— И все это время ты был рядом?

— Конечно… А что, я сделал что-то не так?

— Нет-нет, все именно так. Нетрудно было просидеть сутки рядом со мной?

— Да нет, все нормально.

— Расскажи-ка, Руслан, все по-порядку. Как я тут оказался, что ты тут делаешь? Короче, все, что считаешь необходимым.

Рассказ Руслана был краток. Привез Вагифа прошлым утром какой-то старик. Довез на своей колымаге прямо до дверей гостиницы и давай стучать в дверь. Всех постояльцев перепугал. Хорошо, что в то утро сам Руслан был на часах, а то администрация отеля уже хотела вызвать полицию. Вагифа сразу заинтересовало то, что Руслан стоял «на часах», но он решил пока не проявлять излишнего любопытства.

Разглядев, что перед ним тот самый человек, который его спас, Руслан, недолго думая, затащил Вагифа в свою комнату, благо, он занимает отдельный номер. А уже потом, когда все утихло, он раздел Вагифа, уложил в постель, а вещи его отнес в чистку, которая находится тут же, на первом этаже. Видя, что Руслан что-то недоговаривает, Вагиф сам задал интересующий его вопрос:

— Послушай, Руслан, ты что, один тут?

Оказалось, их здесь из Союза семеро. За главного некий Михаил, мужчина лет под сорок. Трое из семерых были русские, двое — крымские татары, а двое — чеченцы. Когда Вагиф напрямую спросил, как восприняли его появление остальные шестеро, Руслан несколько смутился. Из его сбивчивого объяснения Вагиф понял, что пятерых его появление мало взволновало. Единственный, кто открыто высказал неодобрение, был Михаил, но Руслану все-таки как-то удалось его переубедить. Так что Вагиф мог быть спокоен и рассчитывать на их гостеприимство.

Вагиф не пытался узнать у Руслана цель приезда в Турцию их группы, посчитав это излишним. Но позже он пожалел о том. Знай Керимов с самого начала, чем занимается Михаил со своей группой, он мог бы избежать многих дальнейших осложнений. Тогда же он решил, что давить на Руслана, — поскольку было ясно, что сам он ничего не расскажет, — несколько нечестно, и не стал задавать никаких вопросов на эту тему.

Как ни странно, несмотря на все пережитое им, раны успешно затягивались, и уже на следующее утро он смог встать с постели, вполне самостоятельно добраться до стола и даже весьма плотно позавтракать. У него неожиданно появился просто волчий аппетит. Тогда же утром, несмотря на все возражения Руслана, он перебрался в отдельный номер рядом с комнатой Руслана.

Большую часть суток Вагиф спал и просыпался лишь для того, чтобы поесть, после чего, уже через полчаса, снова засыпал. Все это время сознание, как бы оберегая его от опасных для него переживаний, ни разу не давало ему возможности обдумать сложившуюся ситуацию, все время держа его в каком-то сонном состоянии. Но постепенно, по мере того как он чувствовал себя все лучше и лучше, в памяти стали восстанавливаться прошедшие события.

Он с болью в сердце вспомнил во всех подробностях страшную гибель Артема, который ценой своей жизни спас его. Он отчетливо, до мельчайших подробностей, воссоздал весь их разговор, пытаясь понять, где они ошиблись в своих расчетах. Но всякий раз приходил к одному и тому же выводу, что с их стороны ошибки не было. У них на самом деле было очень мало шансов спастись, а то, что предоставила им судьба, они использовали максимально. И все равно где-то глубоко в душе оставалось горькое сознание того, что из-за него погиб еще очень молодой и полный сил человек и если бы не он, Артем был бы сейчас жив.

За все время пребывания Вагифа в отеле никто из семерки, кроме Руслана, его не посещал, хотя бы просто из элементарного любопытства. И это было несколько непонятно. Прошло два дня. Вечером, после обеда, Вагиф стал обдумывать, что делать дальше. У него практически остались все деньги, которые дал ему Артем. Кроме того, он знал, как найти капитана-контрабандиста, с которым договаривались о доставке Вагифа на советское побережье, и можно было попытаться найти его.

Оставалось одно маленькое, но существенное «но». Вагиф никак не мог понять, почему его не ищут люди Репина. Он ни минуты не сомневался, что при желании они давно уже могли перевернуть весь город и разыскать его. Поэтому было непонятно, отчего они этого не сделали. Предположение, что он просто перестал их интересовать, было более чем наивным.

В любом случае независимо от того, насколько он представлял для них интерес, просто следуя принятой практике, они должны были нанести ему визит. Но они этого не делали, и Вагиф предположил, что именно потому, что он находится в этом отеле, а возможно, и вследствие того, что здесь оказалась эта таинственная семерка, коллеги Репина не проявляют излишней активности. В таком случае оставалось одно — получше узнать, что из себя представляют эти люди.

Обдумав все, Вагиф решил сам форсировать события и пригласить их всех на ужин в ресторан. Далеко идти ему пока было трудно, и он решил остановиться на ресторане, расположенном на первом этаже отеля. Кормили здесь достаточно сносно, в чем он уже лично убедился, да и атмосфера располагала к более непринужденной обстановке.

Приглашение он передал через Руслана, несколько сомневаясь, будет ли оно принято, но все обошлось. В тот же день счастливый Руслан забежал к нему в номер и сказал, что Михаил благодарит и сегодня вечером они все семеро свободны.

До ужина оставалось несколько часов. Особого труда в выборе блюд и напитков не предвиделось. Вагиф со спокойной совестью предоставил это сделать администратору ресторана. Сам же потратил оставшееся время с большей пользой. Во-первых, он приоделся, воспользовавшись услугами небольшого магазинчика готового платья, находившегося недалеко от отеля, куда он послал мальчика-портье.

Во-вторых, ему удалось узнать, в каком номере проживает Михаил, а также где лежат запасные ключи от всех комнат отеля. В завершение всего он тут же, в небольшом магазине, уютно расположившемся в вестибюле отеля, приобрел небольшой диктофон японского производства, который легко умещался в ладони и обладал завидной чувствительностью.

Ужин начался весело. Михаил оказался жизнерадостным мужчиной лет сорока, очень непосредственным в общении. Он сразу же сказал что-то смешное по поводу одного из восточных блюд, притом совсем беззлобно, что вызвало невольные улыбки у присутствующих, и все пошло, как говорится, своим чередом. Пили за столом мало. Крымские татары вообще не притронулись к спиртному, чеченцы предпочли сухое вино, лишь трое русских да Вагиф баловались водкой, и то весьма умеренно.

Душой компании как-то естественно стал Михаил. Он рассказал массу веселых историй из жизни так называемых «челноков», которые постепенно становились обязательной принадлежностью всех турецких базаров и барахолок. Досталось и местным торговцам, которые на первых порах безбожно надували новоявленных бизнесменов, пока еще плохо ориентирующихся в премудростях восточного торга. Но, к слову сказать, те быстро все освоили, и последнее время бизнес шел, что называется, на равных.

Вагиф внимательно слушал Михаила, не забывая следить за тем, как ведут себя остальные члены их небольшой компании. Оба татарина были крепкими ребятами лет под тридцать. Никаких деталей ни в одежде, ни в манере поведения, которые хоть как-то могли бы помочь в определении их рода занятий. Единственное, что бросалось в глаза, — то, как аккуратно и сосредоточенно они ели, не спеша, с каким-то внутренним достоинством. А манера есть обычно многое может сказать о характере и наклонностях человека. Они ели как люди, знающие себе цену и в данный момент находящиеся не на дружеской пирушке, а на необременительной, приятной, но все-таки службе.

Чеченцы вели себя так же, как татары. Внимательно слушали Михаила, согласно кивали, но помалкивали, не спеша потягивая легкое вино. Лишь Руслан изредка улыбался Вагифу, как бы говоря своей улыбкой, что все идет наилучшим образом.

Двое русских держались куда свободнее. Они перешучивались с Михаилом, иногда даже беззлобно дерзили, называя его почему-то Гризли, хотя в его повадках не было ничего от неуклюжего североамериканского медведя, и вообще чувствовали себя именно так, как и должно на дружеском обеде.

Никто из них не поинтересовался, как здесь очутился Вагиф, ни один не спросил, как он себя чувствует. Невольно создавалось такое впечатление, что им и без его ответов все хорошо известно и они не собираются тратить время на эти ненужные расспросы. Обращались они к нему по имени, которое значилось в его документах, полученных в Москве. И изредка возникали небольшие накладки.

Дело в том, что Вагиф не предполагал активно использовать свои поддельные документы и потому не удосужился привыкнуть к своему новому имени. В связи с этим он иногда пропускал мимо ушей обращение к нему, не успевая сразу среагировать, что, естественно, бросалось в глаза. Но они не обращали на это никакого внимания или очень искусно делали вид, что не обращают.

Поняв, что из них ничего не вытянешь, Вагиф решил откланяться, сославшись на слабость. Более того, он согласился на предложение одного из татар проводить его до номера. Поднявшись наверх и поблагодарив за помощь, Вагиф прошел в свой номер. Постояв минуту у двери и убедившись, что его провожатый спустился вниз, он тихо выскользнул из комнаты и незаметно пробрался к номеру Михаила. Ключ от его двери Вагиф успел взять из комнаты горничных еще до ужина. Это, без сомнения, было опасно, но другого выхода у него не было.

Осторожно открыв дверь, Вагиф вошел в номер. Он молил бога, чтобы Михаил не оказался настоящим профессионалом и не подготовил обычную серию ловушек, позволяющих обнаружить чужой интерес к своей персоне, поскольку в данной ситуации он был просто не в силах найти все эти ниточки, скляночки и тем более хорошую аппаратуру. Прислонившись к двери, он глубоко вздохнул и, наконец решившись, приступил к тщательному обыску.

Света он не зажигал, пользуясь электрическим фонарем, приобретенным там же, где диктофон. Свет, исходящий от фонаря, был слаб, и приходилось сильно напрягать глаза, чтобы разглядеть многочисленные документы и бумаги, которыми был набит «дипломат» Михаила. Ничего интересного Вагиф так и не нашел, кроме непонятных на первый взгляд таблиц с какими-то цифрами и буквами. Номер был просто завален турецкими товарами, притом далеко не лучшего качества. Это был обыкновенный ширпотреб, порой куда хуже отечественного.

Оружия или какой-нибудь аппаратуры тоже не было. Быстро переписав в свою записную книжку кое-какие записи, показавшиеся ему интересными, Вагиф случайно бросил взгляд на телефон, рядом с которым увидел открытую записную книжечку. Подойдя поближе, он внимательно посмотрел на сделанные в ней пометки. Первый же телефонный номер заинтересовал его настолько, что он стал быстро переписывать все номера на странице на букву «о».

Он настолько увлекся, что не сразу уловил характерный звук вставляемого в замочную скважину ключа. Быстро положив книжечку на место, он спрятался за тяжелую портьеру, висящую недалеко от телефона.

Дверь распахнулась, и в комнату вошли двое. Слегка переместившись влево, Вагиф разглядел Михаила и одного из татар. Они молча подошли к столу, и вскоре послышался шум наполняющихся фужеров.

— Ну, как тебе этот «турок»? — смеясь, спросил Михаил своего напарника.

— Опасный тип, — односложно ответил его собеседник.

— Очень опасный, — с нескрываемой иронией протянул Михаил. — А мы этого «опасного», как барана, продадим за пять тысяч долларов.

— Это для него слишком малая цена, — с сомнением в голосе произнес татарин.

— Ну и черт с ним, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Да, а ты не знаешь, откуда этот молодой чеченец знает его?

— Ничего конкретного он мне не говорил, просто сказал, что должник его.

— Не нравится мне все это. От этих кавказцев чего угодно можно ожидать. Присматривай за ним. А если что — нам больше достанется, а?

— Заметано, сделаем.

— Так как у нас дела с «басмачами»?

— Ты имеешь в виду турок или афганцев?

— Да какая разница, черт подери! Я имею в виду тех, к кому мы должны поехать завтра утром.

— Тогда турок. Все нормально. Все бумаги подготовлены, партия оговорена, осталось лишь договориться об окончательной цене.

— Ну, и?..

— Жмутся, не хотят платить премиальные.

— Сволочи! — в сердцах вскричал Михаил. — Они получают почти задарма лучшие в мире противовоздушные установки и не хотят заплатить несчастную премию в несколько тысяч долларов.

— Их смущает, что эта премия прежде не оговаривалась и не входит в ранее согласованную сумму. Кроме того, «товар» часто приходит в плохом виде, грязный, почти неупакованный.

— Скажи им, что если они хотят иметь дело со мной, пусть платят премию, а насчет товарного вида нечего беспокоиться, скоро этого добра они получат до пупа, бери не хочу, и сплошь в самом что ни на есть товарном виде. Передашь?

— Передам.

— Да не церемонься с ними. Сейчас хорошее оружие в цене, будут артачиться — других найдем, так этим сукиным детям и скажи… Да, а когда мы должны передать этого друга Руслана американцу?

— Завтра вечером.

— Утром отошли Руслана куда-нибудь подальше, а потом разберись с ним, не нравится он мне что-то.

— Разберусь.

— Что-то тоскливо мне, — неожиданно тихо произнес Михаил. — Может, к девкам поехать, а?

Через минуту они покинули комнату. Вагиф, аккуратно положив в карман диктофон, с помощью которого записал весь их разговор, вышел из-за портьеры. В целом все было ясно. У него, как обычно, времени было в обрез, точнее, до следующего вечера, а сделать предстояло очень многое.

Первым делом он прошел в свой номер и позвонил по телефону Руслану. Тот был уже у себя. Не вдаваясь в излишние подробности, Вагиф попросил его зайти к нему, предупредив, чтобы Руслан никому ничего не говорил.

Когда он пришел, Вагиф провел его на кухню и дал прослушать через наушники, входившие в комплект диктофона, беседу Михаила и татарина. После чего мягко, но настойчиво попросил его рассказать все, что он знает об этих людях.

Рассказ Руслана как всегда был краток. Его и другого чеченца наняли для охраны. Охранять надо было Михаила. Его представили как бизнесмена, который хочет найти связи на турецком рынке. В их функции входили его личная безопасность и выполнение мелких поручений. Деньги посулили небольшие, но чеченцам, оказавшимся в то время на мели, и эти пригодились бы. А уж потом к ним присоединились остальные.

Вагиф задал еще несколько десятков коротких вопросов, пока после одного из них Руслан неожиданно не вспомнил фразу, произнесенную как-то Михаилом в разговоре с одним из своих товарищей. Он сказал, что как только вернется в свою часть, сразу же пойдет к одному «прапору» и выбьет ему все зубы. Тот человек, к которому он обратился здесь, в Турции, по рекомендации того самого прапорщика, обманул его, подсунув некачественные кожаные куртки.

Это было уже нечто. Потом Руслан вспомнил, что всякий раз, уезжая на очередную деловую встречу, Михаил брал с собой тяжелую сумку, которая по возвращении всегда оказывалась пустой. Тогда Вагиф задал еще два вопроса. Первый — как они добирались до Турции, и второй — каким образом они провезли через границу те самые ящики, из которых перед каждой встречей извлекается то, что становится содержимым этих сумок.

Как оказалось, до Турции они добирались через Грузию на обыкновенном туристическом автобусе, систематически курсирующем по этому маршруту. Потом они откололись от группы и с тех пор живут вполне самостоятельно. Руслан не мог объяснить, почему ими давно не заинтересовались турецкие власти, но высказал предположение, что немаловажную роль в этом сыграло наличие среди них татар. Он сам слышал, как однажды Михаил, немного перебрав, громко хвастался, что местные власти у него в кулаке, поскольку кто-то там, наверху, среди турецких чиновников, приходится близким родственником одному из его ближайших друзей.

Что же касается ящиков, то они получили их несколько позже. Руслан не знал как именно их сюда доставили, но из последующих разговоров он понял, что их привезли чуть ли не на военном самолете, который сделал здесь небольшую остановку. Сам же самолет направлялся куда-то в Африку. Это показалось Вагифу несколько фантастичным. Он не мог и предположить, что военно-транспортный самолет ВВС Союза, летающий в далекую Африку, может взять и подбросить в другую страну несколько ящиков с оружием. Но в том, что это было оружие, и явно далеко не устаревшее, он был уверен на все сто.

А о сговоре между Михаилом и американцем Руслан вообще ничего не знал, и это было для него полным откровением, точно так же, как и приказ Михаила о его устранении. Молча прослушав весь разговор, он минуты три сидел неподвижно, а потом, неожиданно покраснев, с горечью сказал, что так ему и надо. Нужно было думать, с кем связываться.

На дворе была уже глубокая ночь. Необходимо было выпутываться из создавшегося положения. Как оказалось, Руслан оружия не имел, если не считать небольшого кинжала с острым как бритва лезвием. Вагиф предложил ему вернуться к себе и взять только самое необходимое. Сам же, быстро рассовав по карманам необходимые вещи, обдумывал свои последующие действия.

Уходить надо было сейчас, но в то же время Вагифу очень хотелось ознакомиться с содержимым таинственных ящиков. Он прекрасно понимал, что больше такого шанса просто не представится. Кроме того, была еще одна проблема. Если Михаил решил его сдать, то, по логике вещей, этой ночью его сон должны были стеречь, чтобы он случайно не оставил их без «честно заработанных» денег. И встречи со стражами тоже как-то надо избежать. Так что подумать было о чем.

Ящики, по словам Руслана, находились в том же отеле, в комнате рядом с номером Михаила, но туда можно пробраться только через его гостиную. Ключа от этой комнаты ни у кого, кроме Михаила, не было, даже у администрации отеля. Тут только Вагиф вспомнил о ключе, который позаимствовал в комнате горничных и совсем забыл о нем. Все это время ключ мирно лежал у него в кармане.

Вагиф с раздражением хлопнул себя ладонью по лбу — из-за его забывчивости все могло сорваться, вздумай кто-нибудь из обслуживающего персонала проверить наличие запасных ключей. Но, с другой стороны, это несколько облегчало задачу, во всяком случае с одной дверью проблем не предвиделось.

Как только вернулся Руслан, они вместе покинули номер и осторожно направились в сторону комнаты Михаила. Сделав несколько шагов, Вагиф неожиданно услышал, как кто-то осторожно приближается. Выглянув из-за шкафа, за который они едва успели спрятаться, Вагиф увидел одного из спутников Михаила, занявшего позицию прямо напротив двери его номера. Они вовремя успели его покинуть.

Тихо подобравшись к нужной двери, Вагиф осторожно вставил ключ в замочную скважину, потом не спеша повернул его. Замок еле слышно щелкнул, и дверь открылась. Проскользнув внутрь, они не стали зажигать свет и снова воспользовались электрическим фонарем.

Дверь интересующей их комнаты находилась слева. Как и предвидел Вагиф, замок на сей раз попался не из легких. Без специальных инструментов открыть его было невозможно, к тому же поджимало время. В любую минуту мог вернуться Михаил со своими друзьями, что было очень и очень некстати. Тогда Вагиф решился на довольно рискованный шаг. Свалив в кучу перед дверью все бумаги, которые он выгреб из «дипломата», и не забыв опустить в карман пиджака некоторые особо интересные вместе с записной книжкой Михаила, Вагиф поджег эту кучу.

Потом, подбежав к тяжелому буфету, попытался подвинуть его к входной двери, но силы были не те, сказывалось ранение. Только теперь, поняв замысел Вагифа, стоявший рядом и все это время удивленно взирающий на его действия Руслан, бросился ему помогать. Вместе они придвинули к двери этот чертов буфет, а потом еще какую-то мебель.

Огонь разгорелся не на шутку. Вагиф так разложил бумаги, что первой занялась правая сторона двери, где находился замок. В комнате уже было трудно дышать, под ноги то и дело попадались провода сорванной ими противопожарной сигнализации, но дверь все еще держалась. Тогда, развернув широкий письменный стол, Вагиф положил его набок прямо напротив двери, и они вместе с Русланом использовали его в качестве тарана. Лишь после третьего удара дверь подалась, и они оказались в комнате.

«Боже, — подумал Вагиф, — что я сделал? А если здесь что-нибудь взрывоопасное?» Но анализировать уже не было времени. Кто-то барабанил во входную дверь, дым заполнил весь номер и стал вырываться наружу. Вагиф подбежал к первому ящику и поднял крышку. Там находились какие-то капсулы. Схватив одну и положив ее в карман, Вагиф поднял крышку другого ящика и обнаружил советский автомат последней модификации, который даже еще не поступил на вооружение подразделений спецназначения.

В следующем ящике он увидел несколько очень легких бронежилетов из неизвестного для него материала. В последнем ящике нашел какую-то электронную аппаратуру, очень отдаленно напоминающую рации, используемые в разведывательной деятельности, но гораздо меньшего размера. Больше ящиков в комнате не было. Уже покидая комнату, Вагиф прихватил небольшую спортивную сумку, лежащую на стуле. Он прижал ее к лицу и бросился сквозь огонь в соседнюю комнату, где его дожидался Руслан. Ему он строго-настрого запретил покидать эту комнату.

Входная дверь уже еле держалась. Через секунду-другую она должна была рухнуть. И тогда Вагиф, забежав за буфет, махнул рукой Руслану. Тот сразу все понял и пристроился за его спиной. Наконец дверь с сильным грохотом упала. В коридор повалил удушливый дым. Люди за дверью от неожиданности на секунду потеряли контроль за происходящим, и этого оказалось вполне достаточно для Вагифа и Руслана.

Прошмыгнув перед носом шестерки, сгрудившейся у входа в номер, они вначале затерялись в толпе постояльцев, которые высыпали в коридор, а потом вообще покинули отель. Единственное, что их смущало, это их внешний вид. Им срочно необходимо было где-нибудь почиститься.

Проходя мимо автостоянки, Руслан молча кивнул на стоявший в сторонке «мерседес». Вагиф, секунду подумав, так же молча кивнул в знак одобрения. И уже через несколько минут они катили в сторону порта, где жил интересующий их капитан небольшой рыбацкой шхуны, промышляющий контрабандой.

В порту они оказались ранним утром. Оставив машину на стоянке, они зашли в небольшой подозрительный бар, где и позавтракали, сперва тщательно почистив верхнюю одежду услужливо предложенной хозяином жесткой черной щеткой внушительных размеров. Пока они ели, он внимательно следил за ними, непрерывно улыбаясь. Когда они кончили есть, он подошел и, присев на стул, спросил, чем еще он может быть им полезен. Тогда Вагиф прямо спросил, не знает ли тот, как найти старого абхазца.

Хозяин, еще раз улыбнувшись, сказал, что за сотню долларов он сам укажет им дорогу. Сумма была слишком большой, но торговаться Вагиф не стал. Отдав требуемую сумму и получив еще за триста долларов два не совсем новых, но вполне сносных пальто и бутылку местной виноградной водки, они в сопровождении десятилетнего сорванца отправились к этому легендарному капитану, поиски которого им так дорого обошлись.

Капитана нашли в небольшом ресторанчике, где подавались исключительно рыбные блюда. Сговорились они на редкость быстро, и уже через полчаса плыли на небольшой моторной лодке к его рыбацкой шхуне. Капитан оказался на редкость словоохотливым стариканом. За те двадцать минут, что они плыли к его судну, он успел поведать им массу интереснейших вещей.

Например, рассказал о том, что, последнее время резко увеличилось число утопленников, и вполне серьезно объяснил это проделками какого-то страшного синдиката убийц, получающих от этого ни с чем несравнимое удовольствие. Потом поделился своим пониманием международной политики, заявив, что в этом мире все вершат несколько людей, которые уже давно управляют правительствами всех стран. Так что Вагифу с Русланом не пришлось скучать.

Его рыбацкая шхуна оказалась старой калошей, которую уже давно следовало поставить на прикол. Но старый капитан вполне серьезно уверял, что на всем Черном море нет более резвого судна. И приводил пример, как играючи отрывался на ней в открытом море от сторожевиков.

Вместо обещанной каюты он выделил им небольшой закуток в конце коридора, где под самым потолком висели два гамака. Вагиф внимательно осмотрел судно и, как ни странно, должен был отметить, что первое впечатление оказалось несколько обманчивым. На шхуне было два спаренных дизельных двигателя немецкого производства, и она могла развивать достаточно высокую скорость. Несмотря на внешнюю неказистость шхуны, внутри нее было тепло и чисто, а поданный молодым матросом кофе отличался отменным качеством. Кроме капитана, на судне было два матроса и один парень, который одновременно был и коком, и стюардом, и бог знает кем еще.

В море они вышли сразу, как только были решены все финансовые вопросы. Вагиф не стал говорить, что до него с капитаном договаривался его друг и даже оставил задаток, а молча заплатил всю требуемую сумму, которая была явно несколько завышена. Как только они вышли в море, Вагиф забрался в свой гамак и сразу же заснул. Руслан остался на мостике с капитаном, который увлеченно ему что-то рассказывал.

Под мерный стук двигателя и легкое покачивание шхуны Вагиф мирно спал, повернувшись на правый бок. Ему приснился странный сон. Он увидел Алексея Васильевича в черном парадном костюме, идущего впереди какой-то процессии. Вагиф вроде бы подошел к нему и спросил, что это за процессия, а мэтр ответил, что это его, Алексея Васильевича, похороны. Тогда Вагиф начал горячо его убеждать, что так не бывает, не может человек присутствовать на собственных похоронах, но мэтр странно взглянул на него и спокойно так ответил, что может. Он давно уже ждет Вагифа, а его все нет и нет, потому и идет он впереди процессии. Может, увидит его.

От этого сна Вагиф очнулся весь в поту и сразу же понял: что-то не так. Не было слышно звука двигателя, лишь мерно покачивался корпус шхуны. С трудом спустившись с гомака, он не спеша дошел до люка и, поднявшись по нескольким ступенькам, выглянул на палубу. Капитан с Русланом стояли на носу судна, глядя куда-то вперед. Один из Матросов ковырялся в каком-то непонятном механизме. Никакой опасности не чувствовалось, но Вагиф нутром ощущал: что-то не так.

Сделав несколько шагов по палубе и слегка опустив глаза, он наконец понял, куда смотрят капитан и Руслан. К ним тихо подходил небольшой катер, выкрашенный в яркий светло-зеленый цвет. «Какой-то странный цвет», — подумал Вагиф, который еще никак не мог сообразить, что именно в этом катере его насторожило. Потом он неожиданно понял, что ему показалось странным. Он проспал более пяти часов, было за полдень, и шхуна уже ушла далеко в море. Тогда возникал вопрос, Каким образом этот не предназначенный для подобных дальних морских переходов катер мог оказаться здесь и почему на нем не видно людей?

Еще раз внимательно окинув взглядом катер, Вагиф стал тихо спускаться вниз. Пройдя по коридору, он вдруг заметил справа неприметную дверцу. На ней висел тяжелый замок. Эти замки, несмотря на весь их внушительный вид, было очень легко открыть. Вагифу потребовалось не больше полминуты, чтобы с помощью небольшого гвоздя справиться с этим раритетом.

Пока он сам не знал, для чего он все это делает, но инстинкт подсказывал, что в ближайшие минуты ему понадобится оружие. А на таких судах оно всегда имеется. Оставалось угадать, где именно, но для этого достаточно было взглянуть на капитана, чтобы понять, где этот старый человек может хранить оружие. Только за дверью именно с таким, как и этот, старым замком.

За дверью оказалось внушительных размеров помещение, сплошь уставленное длинными ящиками. Быстро обшарив помещение взглядом, Вагиф должен был признаться, что психолог из него никудышный. Никакого оружия и в помине не было. Он уже хотел выйти в коридор, как заметил в углу промасленную ветошь и небольшой топор. Подняв тряпку, он явственно ощутил специфический запах оружейного масла и, схватив топор, быстро отодрал крышку у ящика. В нем оказался гранатомет с двумя гранатами. Оружие было китайского производства.

Схватив гранатомет, Вагиф побежал к лестнице. Наверху события были в самом разгаре. Катер качался на волнах в метре от шхуны. На носу их шхуны стоял незнакомый молодой человек с автоматом, направленным на капитана и Руслана, а из каюты катера появились еще два вооруженных молодчика.

Быстро оценив ситуацию, Вагиф вытащил кинжал Руслана, который забыл вернуть ему, и тихо стал подниматься по ступенькам. Когда его туловище показалось над люком и молодчик на носу шхуны заметил его, Вагиф сильным движением руки метнул в него кинжал. Пролетев между капитаном и Русланом кинжал легко вошел в шею этого типа.

Капитан сразу же среагировал и, громко прокричав команду своему второму матросу, дал самый полный назад. Двое молодчиков на катере, вскинув автоматы, выпустили по судну длинные очереди, но было уже поздно. Шхуна все дальше и дальше отходила от катера. Тогда один из них вдруг исчез в рубке и через минуту снова появился с ручным пулеметом.

Это было его роковой ошибкой. Подняв гранатомет на плечо, Вагиф не целясь выстрелил. Взрыв, приподняв катер над водой, расколол его на две части, которые в считанные доли секунды были поглощены морем. Капитан, с уважением взглянув на Вагифа, приказал дать полный вперед, и их шхуна устремилась в сторону морской границы.

Но они рано радовались. Увлеченные схваткой, они не заметили большой корабль, который на всех парах шел в их сторону. Руслан радостно заулыбался, показав рукой на приближающийся корабль. Вагиф с капитаном были настроены скептически. Посмотрев в бинокль, протянутый ему капитаном, Вагиф обратил внимание на то, что на корабле не было флага. Не было также заметно и движения на палубе. А взглянув несколько левее, Вагиф заметил все еще не выбранные тросы лебедок, с помощью которых, очевидно, спускали катер. Так что радоваться было рано.

Несмотря на все старания команды этого странного корабля, их шхуна медленно, но неуклонно увеличивала расстояние между ними. Вагиф еще раз внимательно оглядел палубу корабля. На нем вполне могла оказаться и артиллерия. Неожиданно впереди показалось еще одно судно, которое шло им наперерез. Вагиф перевел бинокль туда и разглядел знакомый флаг. Это был советский пограничный корабль.

Странное судно без флага, также заметив приближающийся советский военный корабль, стало отклоняться в сторону. Вагиф облегченно вздохнул. Их опасному приключению, похоже, приходил долгожданный конец.

Вагиф и не заметил, как к нему подошел капитан. Он крепко пожал ему руку и молча опустил в карман Вагифа деньги, которые взял за перевоз.

— Вам придется остаток пути преодолеть на лодке, — крикнул ему капитан, показав рукой на надувную лодку.

Вагиф его понял. С таким грузом кому захочется попасться пограничникам.

— Кому везете оружие? — не удержавшись, спросил он капитана.

— Уже никому, — дипломатично ответил старый морской волк, широко при этом улыбнувшись.

А через час они сидели в уютной и теплой кают-компании пограничного судна. Командира корабля Вагиф попросил не докладывать начальству о происшедшем, а сам с помощью корабельной рации связался с Вано, который был в курсе всех его дел. Тот в свою очередь связался с кем надо, и командир корабля получил строжайший приказ доставить их как можно быстрее в целости и сохранности на базу.

Последующие несколько часов, проведенные на пограничном корабле среди морских офицеров, были для Вагифа самыми счастливыми за последнее время. Он никогда себя не чувствовал так легко и спокойно, как здесь, в этой небольшой, но уютной кают-компании. Потому что здесь впервые за последние дни он почувствовал себя среди своих. Он еще удивился глубине этой, казалось бы, банальной мысли — быть среди своих. На самом деле, наверное, одно из главных условий человеческого счастья — всегда быть среди своих. К несчастью для Вагифа, это условие далеко не всегда было выполнимо. Во всяком случае гораздо реже, чем того хотелось бы. Но это уже было из области его, чекистского, счастья.

 

ГЛАВА 15

В Тбилиси они оказались вечером того же дня. На аэродроме их встретил сам Вано. Крепко обняв Вагифа, он молча повел их с Русланом к черной «волге», стоявшей недалеко от самолета.

Вано был самым старшим из них и по возрасту, и по званию. Все они, то есть Вагиф, Ашот и Артем, познакомились еще в восемьдесят шестом году, когда повышали квалификацию на высших курсах КГБ в столице Грузии. И, несмотря на разницу в возрасте, близко сошлись с одним из преподавателей училища — Вано.

Тогда Вано произвел на них большое впечатление. Прекрасно образованный, ироничный, спортивно сложенный майор был в те времена всеобщим любимцем. Проводимые им занятия всегда существенно отличались от всех остальных. Он не боялся порой едко пошутить над некоторыми сторонами нашего бытия или поведать известные только узкому кругу сотрудников истории из недавней чекистской практики, о которых обычно старались не вспоминать.

Например, как-то посвятил целое занятие рассказу о последних фактах перехода некоторых, уже бывших, сотрудников советской разведки на сторону противника, что для большинства слушателей курсов было откровением. Ведь в тех единичных случаях измены, которые были им известны, несколько своеобразно освещались личности перебежчиков. Получалось, что они были либо не совсем нормальными — правда, тогда возникал вопрос, каким образом они так долго умудрялись это скрывать, либо обладали чудовищными наклонностями и сплошь были пьяницами, наркоманами, бабниками и отличались просто патологической тягой к деньгам.

Такой подход к объяснению подобных фактов был абсолютно ошибочным, а главное, вредным, поскольку не позволял этим еще молодым сотрудникам психологически подготовиться к чисто профессиональному, трезвому анализу используемых противником методов. Лишь после рассказа Вано им стало понятно, как далеко в этом продвинулись спецслужбы западных стран. И, к слову сказать, как ни странно, в большинстве случаев с советскими перебежчиками деньги играли далеко не главную роль.

Это было более чем очевидно, когда Вано обратил их внимание на приводимые нашими компетентными органами факты передачи им денег, где, как правило, называлась и сама сумма. Она была до смешного скромна, если не сказать больше. Приводимые же в официальных документах факты их морального разложения и в первую очередь связи с различными девицами при более внимательном рассмотрении также становились несколько сомнительными.

Трудно было поверить, что сильные, умные и, как правило, видные мужчины, безусловно, не имеющие особых проблем в общении с противоположным полом ни у себя в стране, ни за рубежом, становились вдруг послушными игрушками в руках каких-то порой весьма сомнительных красоток, промышляющих во второсортных увеселительных заведениях, которые даже приличным бардаком трудно было назвать. И это после того, как в результате тщательнейшего изучения их жизни обычно выяснялось, что они пользовались успехом у очень и очень красивых женщин. Причем даже чаще там, чем здесь.

Тогда Вагиф обратил внимание Вано на один такой факт, высказав удивление. Речь шла о том, что один из наших сотрудников внешней разведки, до того осуществивший несколько блестящих операций в зонах особой опасности, к которым относились Западная Европа и США, имевший просто оглушительный успех у женщин как у нас, так и у них, — например, в числе его постоянных «подружек» была жена высокопоставленного чиновника МИДа одной западноевропейской страны, женщина умопомрачительной красоты из высшего света, с коей у него была почти официальная связь, — и никогда не проявлявший ни малейшего интереса к дешевым проституткам, вдруг каким-то непонятным образом знакомится с одной из них и с ее помощью выходит на соответствующие органы контрразведки противника, предлагая сотрудничество. И все это притом, что с шефом тамошней разведки он несколько раз в месяц встречался на официальных приемах и даже был, как и тот, членом какого-то элитарного клуба. Не говоря уже о том, что разведчики такого масштаба находили обычно иные, более достойные, что ли, формы для подобных предложений. VI это естественно, ведь от того, как осуществлялся первый контакт, зависело очень многое в их дальнейшем сотрудничестве.

Тогда, в аудитории, Ван о ловко ушел от ответа, превратив все в шутку. Но позже, когда Вагиф и Ашот сошлись с ним поближе, уже у него дома они как-то вспомнили тот давнишний разговор, и Вано, вдруг посерьезнев, произнес очень странную фразу. Он сказал буквально следующее: сейчас — речь шла о начале восьмидесятых — органы КГБ, что бы ни говорили злопыхатели, «просвечиваемы» вдоль и поперек. Он так и сказал: просвечиваемы. Именно тогда на Западе готовился ряд книг о деятельности органов КГБ, которые, к удивлению руководства «конторы», были просто напичканы информацией и вполне достоверными данными о деятельности этой секретной организации.

А вот что происходит в таком «заповеднике», как служба внешней разведки, мало кто знал даже из высшего эшелона власти. Ведь большинство сотрудников, формально работающих в органах КГБ, но специализирующихся на внешних операциях, с определенного момента фактически уже не имели к ним никакого отношения. Более того, было трудно понять, сколько вообще существует секретных служб, занимающихся внешней разведкой, за исключением более или менее известных, таких, как ГРУ или обсуждаемый, но так и не начавших функционировать, — во всяком случае по официальным данным, — центр стратегических исследований. Хотя кое-кто поговаривал, что денежки этому центру уже давно выделены и добросовестно осваиваются. Да и с самим названием этого центра происходила какая-то непонятная чехарда, так что даже наиболее сведующие люди порой не могли понять, о чем все-таки идет речь.

Так вот, по глубокому убеждению Вано, в последнее время в структурах, ведущих и реально контролирующих, — если на секунду забыть всю эту игру в названия: КГБ, ГРУ, ЛГУ и т. д., — всю внешнюю разведку страны, происходят какие-то непонятные и, очевидно, уже порой непредсказуемые процессы, чем-то напоминающие внутреннюю борьбу за власть. И все эти казусы лишь внешние проявления глубинных и весьма опасных для страны процессов.

Ашот, усомнившись в справедливости выводов Вано, спросил: а что тогда делает наше политическое руководство? И получил примерно следующий ответ: в любом государстве существуют такие институты власти, которые являются лучшим показателем стабильности и управляемости страны. Один из них — внешняя разведка. Отсюда напрашивается вывод: в политическом руководстве страны, допустившем брожение в таком чувствительном организме, как внешняя разведка, очевидно, тоже далеко не все благополучно.

«А у других?» — съязвил тогда Вагиф. «У других, — спокойно ответил Вано, — очевидно, схожие проблемы. Вообще в любом активно функционирующем организме всегда есть место для борьбы различных мнений, тщеславия и амбиций. Вопрос в другом — насколько высшее руководство страны справляется с этими естественными процессами и умело направляет их в русло служения государственным интересам».

— Куда мы едем? — прервал затянувшееся молчание Вагиф.

— Ко мне домой, — улыбнувшись, ответил Вано. — Нас ждет ужин, — гордо добавил он, громко щелкнув при этом пальцами.

Жена Вано была просто кудесницей по части кулинарии. Нигде Вагиф не ел более вкусно приготовленных кавказских блюд. Поэтому Вано больше ничего не надо было говорить. Вагиф прекрасно знал, что если ужин готовит супруга Вано, Тамара, это будет не просто еда, а произведение искусства.

Вечер прошел замечательно. Вано был в ударе. Он рассказал массу свежих анекдотов, вогнав в краску собственную супругу. Хотя, как прирожденный рассказчик, он умудрялся передать всю соль анекдотов, не выходя за рамки литературного языка, все равно они были по-своему едки и несли в себе изрядную долю незатейливого, но порой очень глубокого народного сарказма.

После десерта, увидев, что Руслан уже еле держится на ногах то ли от усталости, то ли от выпитого молодого вина, Вано предложил всем перейти в другую комнату и выпить кофе. На Руслана кофе не подействовал, и они отвели его в приготовленную для них комнату, где уложили на одну из кроватей, предварительно раздев и с трудом заставив облачиться в теплую пижаму. Ночи в Тбилиси были холодные, а топили в тот год плохо.

Вернувшись в комнату вдвоем с Вано — Тамара чем-то занималась на кухне, — Вагиф с наслаждением закурил предложенную сигарету и, усевшись в глубокое кресло, медленно вытянул порядком уставшие ноги.

— Ну, рассказывай, — спокойно произнес Вано, усаживаясь в соседнее кресло.

Вагиф подробно рассказал все, что произошло с ним за последнее время. Вано, не перебивая, внимательно вслушивался в каждое слово, как бы пытаясь по интонации понять то, что ненароком может упустить его друг. Лишь один раз, когда Вагиф рассказывал о гибели Артема, Вано, как-то невольно вскрикнув, со всего размаха ударил правой ладонью о колено, что было явным признаком его сильных внутренних переживаний.

Закончив рассказ, Вагиф устало откинулся на спинку кресла.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросил он Вано после небольшой паузы. — Впрочем, у меня остались кое-какие документы и записная книжка этого Михаила. Не хочешь с ними ознакомиться?

— Давай посмотрим, — заинтересованно ответил Вано, пододвигая невысокий журнальный столик.

Документы оказались более чем интересными. По сути дела, они представляли собой не что иное, как подробное описание тактико-технических данных ряда вооружений советской армии, большей частью современных. И, судя по всему, были переписаны из сопутствующих документов, являющихся совсекретными. Но что их удивило — на многих листках в правом верхнем углу красным карандашом были проставлены какие-то цифры, назначение которых Вагиф с Вано не сразу поняли. Лишь потом они сообразили, что это цены на данное вооружение.

В большинстве случаев речь шла о довольно специальном вооружении. Здесь не было тяжелого вооружения, которое обычно используется кадровыми армейскими подразделениями. В первую очередь были представлены мобильные, легкие в использовании и очень эффективные системы средств ПВО, а также системы, предназначенные для уничтожения бронированных целей и не особо сложных инженерных сооружений вроде дотов, дзотов и тому подобных.

Особое место в этом уникальном во всех отношениях списке занимал перечень предлагаемого для продажи стрелкового оружия — начиная с наиболее современных автоматических пистолетов и кончая автоматами, еще не поступившими на вооружение специальных подразделений армии. Очень интересен был список и взрывных устройств. Здесь также было из чего выбрать.

Но что больше всего удивило Вагифа, так это реестр снаряжения специального назначения. Здесь было все: и современнейшие бронежилеты, которые только-только должны были поступить в подразделения КГБ, занимающиеся охраной высшего состава руководителей страны, и масса разнообразных по назначению и способу применения приспособлений, делающих работу спецслужб эффективной. Широко была представлена электронная продукция, о предназначении большинства устройств которой можно было только догадываться. До сегодняшнего дня ни Вагиф, ни тем более Вано ни с чем подобным еще не встречались.

— Тебе ничего не кажется необычным? — медленно произнес Вано, все еще внимательно просматривая список.

— Кажется, — в тон ему ответил Вагиф, закончив ознакомление с бумагами.

— И что же?

— Во-первых, мне кажется странным, что все эти бумаги были так непрофессионально спрятаны, точнее, вообще не спрятаны. У меня даже возникло ощущение, что всей этой операцией занимался не профессионал, притом полностью уверенный, что им никто интересоваться не будет. Но, поскольку речь все-таки идет о боевом оружии, даже если предположить самое невероятное — что Михаил просто-напросто дурак, что разумеется, далеко не так, — не совсем понятна его беспечность.

— И какой можно сделать вывод?

— Он прекрасно знал, что прикрыт и здесь, и там.

— Естественно возникает вопрос — кто может осуществить такое и на таком уровне?

— Конечно, просто криминальной группировке, даже с очень большими связями, это пока не по зубам.

— Особенно меня умиляют эти стыдливо выведенные в уголке цены, дабы наш торговец оружием чего-нибудь не перепутал.

— Меня тоже.

— Ну, а еще что?

— Подбор вооружения. Ведь, по сути, что это за оружие? Такое, каким можно снабдить в первую очередь небольшие мобильные группы явно диверсионного характера. В крайнем случае небольшое подразделение, которое будет вести военные действия на сложном рельефе.

— Скажем, в горах, которых так много у нас в Закавказье.

— Да-да, именно у нас в Закавказье, но не только. В конце концов этим можно вооружить любое подразделение, ведущее боевые действия партизанской войны.

— А спецсредства?

— Здесь все более чем прозрачно. В первую очередь террористическо-диверсионная работа и предпочтительно в городских условиях.

— Осталось ответить на один самый сложный вопрос. Кто у нас может обеспечить приобретение и вывоз всего этого за рубеж?

— Люди, близкие к армии, спецслужбам, военно-промышленному комплексу и, возможно, к некоторым другим институтам государственной власти. Например, МВД.

— Что же тогда осталось?

— Вот все остальное и осталось. Народ остался, который не знает, кому верить. Армия осталась, девяносто девять процентов которой честные, преданнейшие люди. Наша «контора» осталась, большинство офицеров которой, несмотря ни на что, выполняют свой долг. Милиция, в которой, конечно, полным-полно прохиндеев и просто преступников, однако она с трудом, но все-таки сдерживает катящийся на нас вал преступности. В конце концов, мы еще не сдохли. Так что нас большинство, выберемся.

— Ты меня извини, но, по-моему, у тебя после всех этих приключений в стиле «неуловимых» появился нездоровый оптимизм. Не хочу тебя ни в косм случае обижать, но посмотри, что происходит вокруг. Насколько я понимаю, ты в силу ряда сложившихся обстоятельств оказался в ситуации так называемой наибольшей оперативной активности. Но, Вагиф, ведь ты не только прекрасный опер, ты еще и аналитик и знаешь, что после сбора оперативных данных приходит время их анализа. И казавшаяся вполне понятной картина порой принципиально меняется. Я тебя ни в чем не виню. Тебе, как это ни странно прозвучит, как профессиональному сотруднику спецслужбы просто чертовски повезло. Ты оказался в гуще событий, которые пережил и воспринял сугубо эмоционально. Это бесценный дар, и, очевидно, время анализа еще впереди, когда по каждому факту, а их набралось больше чем достаточно, придется работать отдельно. Но сейчас я хотел бы, чтоб ты послушал меня.

Вано сделал небольшую паузу, разлил в фужеры вино и продолжил:

— Последнее время я занимался вопросами торговли оружием. С согласия центра в лице самого председателя я был связан с хорошо тебе известным Алексеем Васильевичем. Не тебе объяснять, что он как прекрасный специалист пользуется особым расположением председателя. Так что порой ему поручаются самые разнообразные, наиболее деликатные поручения, как правило, далеко выходящие за рамки его официальных полномочий. Об этих поручениях порой и знают только двое — председатель да Алексей Васильевич. В целом это вполне объяснимо — у мэтра, кроме работы, ничего и никого нет. Отбери у него работу, он и зачахнет. Алексей Васильевич, как известно, пользуется определенными льготами: спецдача, опергруппа в личном распоряжении, право на ведение конфиденциальных работ с любым необходимым ему человеком и многое другое. К слову сказать, именно то, что в данный момент этим необходимым человеком являешься ты, и спасло тебя от массы неприятностей. Но многим он не нравится, многие его очень боятся, так как он много чего знает и может порассказать. И рано или поздно с ним сведут счеты. Ты должен об этом знать и быть готовым ко всему. Но вернемся к моей работе. Так вот, как я уже говорил, последнее время я занимался проблемой торговли оружием. Как все начиналось? Сперва было разрешено посещать пограничные области Турции. И сразу же потянулись караваны наших горе-торговцев. Вмиг опустели прилавки магазинов. Вывозили все — электротовары, хорошую обувь, одежду, продукты питания.

— Одежду и продукты питания тоже? — удивленно протянул Вагиф.

— Конечно, а ты как думал? Сюда-то привозили дешевый суррогат из различных заменителей, который расползался через пару дней. А вывозили хороший товар. Как иначе они могли получить тот самый пресловутый доход? Только так. Продав одну пару хорошей финской обуви, они на вырученные деньги покупали уже пять пар какого-то хлама и продавали по той же цене. Вот тебе и доход. Так вот, не сразу, постепенно в поле нашего зрения стали попадать дельцы, так сказать, новой формации, промышляющие оружием. Сперва это были единицы, потом десятки, сейчас уже сотни. Вопрос первый: что это было за оружие? Вначале оно было не новым, порой просто старым, оставшимся после войны, или еще древнее, но более или менее приведенное в порядок. Было очень много поделок местных умельцев. И надо отметить, далеко не плохих. Я порой диву давался, видя некоторые экземпляры народного творчества. Одних только автоматов было штук двадцать, и все разной конструкции, под любой патрон. У меня даже осталась одна безделушка. Я ее для тебя припас. Потом не забудь напомнить, а то я по-стариковски могу и забыть. Но позже появилось и боевое современное оружие. Особенно почему-то ценился у них не автомат, а карабин. О пистолетах я уже не говорю, попадались прямо серии новеньких, еще не обстрелянных «Макаровых». Стали мы работать по всем этим делам, и возник второй вопрос: что это за новоявленные бизнесмены, откуда взялись?

— Переквалифицировались?..

— Мы тоже вначале так думали. Лет десять был «честным» спекулянтом, промышлявшим, скажем, трикотажем. Потом — бац! — «перестроился», потянуло на коммерческую экзотику, стал промышлять динамитом. Дудки, не было среди новых мафиози от оружия бывших спекулянтов, а если и были, то так, на побегушках. Обратились мы в другие отделы, в органы МВД. И что оказалось? Практически все, в той или иной степени связанные с этим бизнесом, в прошлом работали по-крупному совсем в другой сфере. А конкретнее — в области так называемого «левого» производства. Только тогда я понял, что меня все время в этом смущало. Я никак не мог понять, откуда у этих дельцов появились такие большие деньги, чтобы организовать подобную операцию. Ведь надо было достать это проклятое оружие, собрать партию, — нет-нет, я не оговорился, сейчас речь идет уже о партиях оружия от сотни до нескольких тысяч единиц, — осуществить доставку до границы и провезти через нее.

— А другие сферы криминального мира не были задействованы?

— Конечно, были. Был создан своего рода синдикат. Финансовую, «правовую», если так можно назвать, поддержку и переговоры взяли на себя все те же представители бывшего «левого» производства, которых очень метко стали называть «мозгом». Вопросы нахождения оружия, доставки его до границы и так называемой безопасности взяли на себя бывшие криминальные авторитеты. Ну а провоз через границу осуществляли группы контрабандистов.

— Очень интересно.

— Но мне все-таки хотелось узнать, кто заказчик. И вот тут-то и началось, дорогой, нечто невообразимое. Не буду долго рассказывать о деталях проведенной оперативно-розыскной работы, заострю твое внимание только на самом главном. Во-первых, основным заказчиком была одна коммерческая фирма очень непонятной структуры.

— Фирма?..

— В том-то и дело, именно фирма. А еще точнее — небольшая организация со штаб-квартирой в Стамбуле, которая вполне официально занималась приобретением, в случае необходимости восстановлением и продажей охотничьего оружия, старого оружия для коллекций и небольших партий современного стрелкового оружия для ряда стран, куда, согласно международным правилам, продавать подобный товар не возбранялось.

— А на самом деле?

— На самом деле за последнее время через нее, по нашим данным, прошло столько оружия, что им вполне можно вооружить армию среднего по величине западноевропейского государства. Потом по нашим данным, переданным Алексею Васильевичу совсем недавно, — ты как раз в это время находился в Турции, — было наконец определено, кто именно создал эту таинственную фирму. Так вот, ее создателем и истинным владельцем является гражданин нашей с тобой страны, по сей день пребывающий на территории Союза и занимающий скромную должность в одном из центральных министерств.

— Но это же невероятно! — вскричал Вагиф. — Это же полная ахинея!

— Успокойся, тебе еще не раз придется сталкиваться с еще более невероятными вещами. Не зря же кое-кто из наших руководителей говорит, что мы живем в очень интересное время. Так вот, чтобы добить тебя окончательно, открою тебе самые главные козыри, но без всяких комментариев. Во-первых, этот гражданин несколько раз выезжал по служебным делам за рубеж и выполнял некоторые мелкие поручения одной нашей спецслужбы. Поручения эти были одного и того же характера. Он передавал кое-кому деньги, притом речь шла об очень скромных суммах. Во-вторых, эту самую фирму он создал также по заданию и на деньги людей, уже давно вошедших с ним в контакт. Притом — я хочу, чтобы ты хорошо меня понял, — об этом задании никто, кроме очень узкого круга людей, не знает, то есть эта операция никем из руководства не была санкционирована. Сам человек тоже не догадывается, что выполнял задание не Родины и партии, а личное поручение пока загадочной группы людей. В-третьих, он даже не догадывался, делая все это там, за «бугром», что ему помогают местные господа. В противном случае ему ничего не удалось бы сделать. И помощь там была весьма и весьма существенная, без нее сидеть бы ему до конца дней своих в местной тюрьме за подобную затею. И наконец, четвертое, вероятно, самое неожиданное для тебя: эти «благородные» помощники за рубежом делали всё это не по поручению ЦРУ или какой-нибудь другой западной спецслужбы, хотя некоторые из них кадровые сотрудники этих служб.

— Вано, ради бога, извини меня, но я ничего не понял. Ведь все это нелогично и в какой-то степени даже противоестественно.

— Дорогой Вагиф, понимание со временем придет, я же тебе в самом начале беседы сказал, что у тебя был период интенсивной оперативной активности. Вскоре у тебя наступит не менее интенсивный период интеллектуальной активности. Не торопись.

— Хорошо, а куда шло потом оружие?

— Кое-какие наметки есть, но конкретно по этому направлению работа еще не велась.

— Откуда у того типа были деньги для создания этой чертовой фирмы?

— Тоже пока неизвестно, но известно другое — это не деньги мафии. С ними связались позже и строго соблюдая принцип независимости уставного капитала.

— Послушай, Вано, ответь, откуда ты все это знаешь? И почему рассказал мне?

— Хорошие вопросы. Ответ на первый вопрос: все это мне сообщил лично Алексей Васильевич, который приезжал в Тбилиси, чтобы организовать твою доставку сюда. Без него ты бы сейчас здесь не сидел. И я ничем не смог бы тебе помочь. Единственное, что я мог бы сделать, — это помочь тебе уйти в подполье, и то с малой долей вероятности счастливого исхода. Как я понимаю, рассказал он мне все это с одной целью — чтобы я пересказал тебе. По-видимому, может так случиться, что в силу ряда не зависящих от него причин он не сможет сделать это сам. И последнее: он тебе там кое-что оставил, в «дипломате». Сам «дипломат» я положил тебе в комнату. Чтобы открыть крышку необходимо знать шифр, но он сказал, что ты его знаешь.

— М-да, час от часу не легче. Что же такое с ним может случиться, а?

— Все мы под богом ходим. Да, впрочем, может, ты хочешь спать?

— Нет, Вано, не хочу, а вот от чашки кофе не отказался бы.

— Понятно, сейчас сделаем.

После чашки крепкого кофе Вагиф почувствовал себя намного лучше. В голове стало постепенно проясняться.

— Да, как сейчас дочь Ашота? — неожиданно спросил Вано.

— Нормально, живет у Геннадия.

— Хороший был мужик Ашот, и такая нелепая гибель. Ты не знаешь, как потом официально была объяснена его смерть?

— Никак. Погиб при исполнении служебных обязанностей.

— А остальные? Там же еще были трупы.

— О них вообще молчок.

— Ну, а мэтр?

— Что мэтр? Сказал: лучше не поднимать шума. Все равно Ашоту уже ничем не поможешь.

— Наверное, он прав. Время сейчас нехорошее, одно слово — смутное.

— А это для кого как. Для некоторых самое что ни на есть распрекрасное. Да и смуты они почему-то не замечают. А может, она им даже и полезна.

— Может, все может… Я ведь ухожу из органов. Уже и рапорт написал, последние денечки доживаю в управлении.

— Почему? У тебя-то что приключилось?

— А то, что я весь вечер рассказываю, этого тебе недостаточно?

— Разве это как-то связано непосредственно с тобой? Тебя что, к стенке приперли?

— К стенке мы все себя приперли. Все разом, чохом. Только иногда признаваться в том неохота. Не хотел я поднимать эту тему, да, видать, придется. Очевидно, выговориться надо. Я не политик и никогда себя таковым не считал. Старался честно выполнять профессиональный долг в меру своих возможностей и способностей. Для чего я тебе все это говорю?.. С единственной целью — чтобы ты понял, что у меня априори не было и нет никаких политических симпатий или антипатий. Более того, анализ событий — притом сугубо в рамках моей республики — я попытаюсь провести, опираясь только на те факты, которые мне известны в связи с делом о продаже оружия, то есть основываясь на том, чем я занимаюсь все последнее время и что знаю не понаслышке. Безусловно, подобный анализ в силу всего сказанного не может быть объективным, и все же… Ты, вероятно, удивлен таким пространным вступлением, но оно мне просто необходимо, чтобы собраться с мыслями и сказать то, о чем мне самому порой и думать не хочется.

— Вано, если тебе не хочется — не говори.

— Хочется, не хочется, это уже не имеет значения. Так вот, мы с тобой пришли к выводу, что осуществить подобную операцию возможно лишь при условии, что здесь участвуют какие-то официальные лица, обладающие реальной властью. Не буду повторять, какие именно структуры должны быть задействованы, а остановлюсь на другом, сейчас более важном вопросе. Чьи интересы представляют эти люди? Ответ очевиден. Свои собственные. То есть что получается? Получается одно — в стране создалась такая обстановка, когда можно, не опасаясь последствий, грести под себя, используя еще сохранившиеся пока преимущества своего положения и все еще действующие, хоть и со скрипом, структуры государственной власти. То есть если встает вопрос, что первично — соблюдение государственных интересов или своих личных, шкурных, — то сомнений уже не возникает. И что происходит например, в рассматриваемом мной случае? Все прекрасно знают, что необходимо ужесточить контроль за оружием, что это является наипервейшей задачей государства, а на практике все наоборот. А как же иначе? Ведь только при таком бардаке можно будет безнаказанно вывозить столько оружия. На первый план выступает собственный интерес, и, как следствие того, все действия по наведению порядка кем-то наверху сводятся просто-напросто на нет. Мы же все никак не можем понять, что происходит. Сил вроде бы достаточно, есть понимание, что подобные операции необходимы, а движения как такового нет.

— А реакция криминального мира?

— Вот-вот, сейчас мы подходим к следующему вопросу. Во-первых, все это происходит не в безвоздушном пространстве и, разумеется, вызывает массу вопросов, в первую очередь у людей, которые не прочь подзаработать. Такими людьми являются так называемые «авторитеты». И происходит смычка интересов. Мафиози от государства не хотят терять время и деньги для создания необходимой в их бизнесе инфраструктуры, а криминальные «авторитеты» очень хотят освоить новый для себя рынок. И на этой основе возникает сговор, ужасный сговор двух чудовищных структур, последствия деятельности которых просто невозможно себе представить.

— Почему же эти «государственные мужи» не хотят сами создать свою независимую сеть?

— Почему?.. Да потому, что в политике они как раз разбираются, кроме того, неплохо знают историю создания первичного капитала на примере других стран. Они не собираются в этом долго участвовать и увязнуть во всем этом дерьме. Чем больше времени они станут этим заниматься, тем больше наследят. И даже если сейчас, во вселенском бардаке, это не выплывет, может выплыть потом, существенно навредив их имиджу честных бизнесменов, который они к тому времени приобретут.

— Извини, Вано, но давай закончим с этой группой людей. Какова, по-твоему, будет их экономическая тактика, если можно так сказать?

— Самая простая и потому самая эффективная. Заработанная валюта будет возвращаться в Союз.

— Но почему?

— Да потому, что за всеми их контактами там, на Западе, будут следить тысячи глаз. Подобный бизнес представляет там особый интерес и для преступного мира, и для соответствующих служб. Поэтому лучше деньги вернуть назад. А потом, использовав нашу страну в качестве своеобразного отстойника преступно нажитого капитала, они снова переведут деньги на Запад, но уже по каналам наших спецслужб, которые до сих пор умудряются работать безотказно. После чего часть денег уйдет на приобретение недвижимости, что также является своеобразным «отмыванием» денег, а другая уйдет на финансирование фирм службами внешней разведки СССР в рамках проведения генеральной линии партии и правительства по подрыву экономики Запада изнутри и до самого последнего времени законсервированных. К тому моменту в связи с развалом государства многие документы, касающиеся этих организаций, просто исчезнут, и со временем будет очень трудно разобраться, является ли та или иная фирма детищем ГРУ или нет, даже будущим преемникам разведслужб будущего преемника СССР. Я также не исключаю, что, несмотря на определенный риск, часть этих денег может пойти на финансирование западной мафии. Это мое предположение основывается на том, что для них снова будет очень важен фактор времени. Они опять будут спешить, чтобы, используя официальные каналы инвестирования и создания совместных предприятий, успеть вернуть эти деньги обратно, скажем, в Россию. Поскольку к тому времени здесь, не без их помощи, начнется нечто напоминающее выкуп средств производства, земли и других материальных благ. И используя все тот же аппарат, который сложился при проведении операций по продаже оружия и на время законсервированный и успевший пролезть в сферы нового руководства, они с выгодой для себя умудрятся отхватить наиболее лакомые куски государственного пирога.

— А на Западе они не будут проявлять никакой активности?

— Вряд ли. Во-первых, кто им там это позволит? Может, только все те же наши преступные тузы какое-то время пошебуршатся там, и то не особенно долго. Как только тамошние полицейские разберутся в их «азиатской» специфике, они приутихнут. А здесь беспредельные возможности. Деньги — пожалуйста, притом прямиком с Запада. Поддержка на местах — извольте, в каждой администрации по нескольку своих людей. Так что нас ждет веселенькое время.

— Так это же чистейшей воды заговор!

— А ты что думал? Заговор и есть.

— Ну, а что они будут делать в области политики здесь?

— Под «здесь» ты что понимаешь?

— Как что? Союз, конечно, что еще.

— Это хорошо, что весь Союз. Да, ты прав, сценой, где будет разыгрываться представление этого одного из самых трагичных и кровавых заговоров века, будет Союз, и в первую очередь пограничные республики. А наиболее трагичные события будут происходит в тех республиках, которые граничат с наиболее перспективными для замыслов этой преступной группы странами. Все это следует рассматривать и с той точки зрения, что оружие — не единственное, чем можно успешно торговать. Это может быть и стратегическое сырье, в том числе радиоактивное, и цветные металлы. Не надо забывать и о драгоценных металлах и камнях, нефти и, разумеется, наркотиках. Притом здесь картина может быть несколько иной. Территория Союза скорее всего будет служить плацдармом для переброски всего этого на Запад. Хотя у нас есть и сырье, и возможности для его качественной обработки.

— Хорошо, это понятно. Но вернемся к их тактике действий.

— Ну, что тактика? Пока их устраивает ослабление центральной власти — единственной силы, сдерживающей их ненасытный аппетит. Так что эти типы, сидя в высоких московских кабинетах, будут беспрестанно подталкивать местных «наполеонов» на какие-нибудь интриги в связи с предоставлением республикам большей самостоятельности. Предлагать всемерную помощь и даже деньги, что в принципе уже идет полным ходом. Их интерес очевиден. Чем меньше власти, тем меньше помех для них. А при выяснении отношений между центральной и местной властями вообще никакой власти не будет, и это может продлиться неизвестно как долго. Тогда ни с кем, в общем-то, делиться не придется. Границ нет, что хочу, то вывожу, что хочу, то ввожу. Они также будут крайне заинтересованы в двух вещах: во-первых, довести эту «самостоятельность» до такой степени, что местные власти потребуют от центральных предоставления им оружия дислоцированных там частей. Вот тогда для них наступит раздолье. Оружия, а тем более дармового, будет хоть завались. Только успевай вывозить. А во-вторых: помочь спровоцировать и довести до прямого противостояния межнациональные конфликты, и так уже зреющие на Кавказе. Здесь их интерес тоже очевиден. Есть конфликт — есть кому продавать оружие. Кроме того, в такой ситуации о порядке вообще не может быть и речи. Снова полная свобода действий.

— Понятно, эти силы заинтересованы в развале Союза. Но тогда как понять твое предположение, что их деньги позже опять вернутся сюда? Тогда они должны быть заинтересованы в обратном — в стабилизации обстановки и даже, быть может, в восстановлении если не Союза, то по крайней мере некой структуры, которая поможет им хотя бы экономически контролировать бывшую территорию Советского Союза. Я неправильно мыслю?

— Совершенно правильно. Как только они хорошо пристроят свои денежки там и подготовят здесь необходимую почву для возвращения своих капиталов, начнется обратный процесс — создание и всемерное усиление каких-то, назовем их для ясности, федеральных институтов власти и не только экономического характера.

— И это можно считать благом?

— Парадокс как раз и заключается в том, что это в некотором роде так. Конечно, если сбросить со счетов все, что произойдет за это время: межнациональные войны, обнищание народа, разгул преступности и массу других малоприятных вещей.

— А если этим силам не удастся удержать в своих руках руль перемен и начнется просто-напросто гражданская война, или если кто-нибудь из числа новых политико-криминальных авторитетов возьмет да приобретет по случаю водородную бомбу или технологию производства какого-нибудь сверхсекретного оружия, которое при наличии денег не так уж сложно произвести, тогда что?

— Тогда нам всем конец, и не только нам.

— Ну, хорошо, с этой группой мафиози от государства более или менее ясно. А как себя поведут привлеченные ими к делу чисто криминальные группировки?

— Освоив в процессе совместной деятельности приемы и новую специфику деятельности, они на каком-то этапе постараются стать самостоятельными и прибрать все к своим рукам. Возможно, они и не догадаются, что их компаньоны и так давно решили постепенно выйти из игры и оставить их один на один со всей ставшей к тому времени громоздкой и не такой эффективной, разросшейся, как на дрожжах, машиной. Более того, они помогут обратить на них внимание ряду спецслужб тех стран, в которых они уже успеют наследить. И всемерно будут помогать этим службам укорачивать финансовые щупальца этого не в меру разросшегося криминального монстра. А когда завоюют в стране политическую власть, направят все государственные институты и народ на это уже агонизирующее чудовище. Схватка должна быть жестокой, но короткой. После чего из кровавой, но постепенно приобретающей розовый оттенок пены наподобие Афродиты появится новая, демократическая страна с очень уважаемыми и кристально чистыми отцами-основателями.

— Ну, а пока?

— Пока эти мафиозные круги в силу указанных объективных требований будут успешно разваливать страну и провоцировать межнациональные конфликты. Некоторые из них, из числа наиболее амбициозных, даже захотят стать политическими лидерами, что вполне может случиться. В таком бардаке и не такое возможно.

Вагиф, почувствовав некоторую усталость, встал с кресла и подошел к окну. За окном царила темень, была глубокая ночь. Город спал. Он любил Тбилиси. Особенно поздней весной и ранней осенью. Любил его узкие крутые улицы старого города, его центральный проспект Руставели, его веселых и жизнелюбивых жителей.

С этим городом у него были связаны приятные воспоминания о годах учебы на высших курсах КГБ, когда он был так молод и ему казалось, что вся его дальнейшая жизнь будет безоблачной и спокойной. Тогда это приводило его в бешенство, он хотел чего-то таинственного, опасного, где он смог бы проявить себя. Сейчас же, очутившись снова в Тбилиси, но уже десять лет спустя, он мечтал о том самом спокойствии и определенности, которые так раздражали его в то по-своему очень неплохое время. Но ни о каком спокойствии и речи быть не могло. «Не ценим, что имеем», — подумал Вагиф, вновь садясь в порядком надоевшее ему кресло.

— Хорошо, Вано, а чем заняты политические силы? Та же самая оппозиция?

— Оппозиция — это отдельный разговор. Здесь, по-моему, тоже должна наблюдаться некая общая для всех республик, Союза тенденция. Оппозицию условно можно разделить на несколько основных сил. Во-первых, это по-настоящему честная и порядочная интеллигенция, которая искренне хочет помочь своему народу. Она, как правило, бескорыстна, очень терпима и по вопросу дальнейшего устройства государства, и по вопросу решения основных экономических задач, и по проблеме межнациональных отношений. Она готова на разумной основе сотрудничать практически с любыми политическими силами и, по крайней мере теоретически, знает, что надо Делать и что такое демократия. Единственное, чего она не знает — как все это претворить на практике. И вот на сцене появляются другие, которые на первых порах превозносят до небес эту интеллигенцию и клятвенно заверяют, что ей не надо тратить время на такое приземленное и малоприятное занятие, как практическая деятельность. Пусть она только указывает со своих высот, куда идти, а они сами сделают всю черную работу. Интеллигенция в восторге хлопает в ладоши и соглашается, облегченно вздохнув. А кто они, эти так называемые практики? Несостоявшиеся в советское время партийные лидеры, не сумевшие удачно устроиться чиновники и псевдоученые, не сделавшие карьеру сотрудники различных государственных институтов власти, незрелая молодежь, откровенные бездельники и просто уголовники, решившие заработать на политике. И они начинают действовать, да так, что бедные интеллигенты хватаются за голову, пытаются чему-то воспрепятствовать, но их просто-напросто посылают подальше. И тогда бедная интеллигенция самоустраняется, дабы в будущем ни за что не отвечать.

— Ну, Вано, тебе в самый раз менять профессию и становиться журналистом.

— Не зубоскаль, это смех сквозь слезы, дорогой, поскольку все это нам расхлебывать. Так вот, когда оппозиция придет наконец к власти, она скорее всего на самый верх поставит всеми уважаемого человека, но слабо знающего, как практически управлять государством. Она тут же наладит контакт с остальными участниками этого заговора, о которых я говорил, и, непрерывно устраивая драчки между различными политическими группировками, попеременно помогая то одной, то другой, и тем самым не давая им возможности разобраться с делами республики, станет заниматься со своими партнерами тем, о чем мы говорили, никем и ничем не контролируемая. И все эти три основные силы будут заинтересованы в так называемой «независимости», то есть независимости от всех в деле грабежа собственного народа и раздувания раздора. Им будут на руку любые конфликты на своей территории, поскольку так будет проще обстряпывать свои неблаговидные делишки, легче обворовывать собственную казну, списывая все на войну, и сподручнее заткнуть рот собственному народу. А будет он выступать — можно припугнуть его возникшей неизвестно откуда опасностью гражданской войны.

— Ну, а центр?

— Ты хочешь сказать — Россия? Она будет занята своими делами, и ей некоторое время, мягко говоря, будет не до нас.

— А «до нас» наступит тогда, когда в этом будет заинтересована первая группа?

— Совершенно верно, именно тогда. И все как-то само собой утихнет. Как будто ничего и не было.

— Как все переплетено, даже здесь мы все едины. Чушь какая-то.

— Это нам пока только кажется, что чушь. Люди, заинтересованные в этом, находятся и в Москве, и в республиках Союза, и, конечно, за его пределами. Просто я не хочу касаться роли Запада во всем этом, поскольку это отдельный разговор. А уже светает, мы так и проговорили всю ночь. Ты совсем не отдохнул. А вам завтра лететь в Москву.

— Да, кстати, Вано, нам бы вначале в Грозный. Руслана хочу дома оставить. Со мной ему сейчас опасно.

— Разумно. Все устроим.

Вано на минуту отлучился, а вернувшись, принес две чашки горячего растворимого кофе. Сигареты кончились. Секунду подумав, Вано встал на стул и откуда-то из-под книг вытащил две сигары.

— Настоящие гаванские сигары?

— Да. Ты как, куришь их?

— Вообще-то не очень, но на безрыбье, как говорится… Да, что я хотел тебя спросить. Этот абхазец-капитан, как по-твоему, кому он вез эти гранотометы?

— В Абхазию, куда еще. В Турции много и абхазцев, и черкесов, которые в последнее время ощутимо помогают местным абхазцам. Очевидно, они дали денег, а наши граждане абхазской национальности решили приобрести подобные сувениры.

— А проблема с осетинами, абхазцами — она разрешима?

— Всё разрешимо, если все, имеющие отношение к этому делу хотят того. И все это окажется неразрешимым до тех пор, пока мы все не умоемся собственной кровью и не поймем, что решать все проблемы надо только мирным путем. Я порой удивляюсь этому необъяснимому феномену. Всем ясно, что военным путем ничего не решишь, и все-таки пытаются что-то выгадать — хоть на неделю, хоть на месяц. Сотни никому ненужных жертв и возврат к исходной точке. К слову сказать, исходя из сделанного нами анализа нетрудно заметить, что эти сепаратистские движения вначале будут добиваться успеха. Притом не только у нас. Это общая тенденция. Но потом, когда настанет час «икс», им придется в очередной раз горько разочароваться. Их неуемная независимость многим придется не по нутру. Это тоже очевидным образом вытекает из того же анализа. Вот такие невеселые у нас дела.

— Хорошо, а что будем делать с записной книжкой Михаила и его документами?

— Их надо будет отвезти Алексею Васильевичу. Я предложил ему передать по моим личным каналам, но он просил, чтобы ты сам их привез.

— Нам осталось ознакомиться с содержимым спортивной сумки.

— Давай ознакомимся.

Через минуту Вагиф принес ту самую сумку, которую прихватил в номере Михаила. Осторожно открыв ее, он стал не спеша выкладывать на стол все, что в ней находилось. Первым делом он извлек небольшой бумажный сверток, который аккуратно развернул. В нем оказалось что-то около тысячи долларов мелкими купюрами. Потом вытащил томик стихов, из которого при тщательном осмотре выпала цветная фотокарточка молодой девушки. На обороте мелким женским почерком было написано: «Моему рыцарю на память. Валя» и проставлена дата: первое мая восемьдесят девятого года.

Фотография заинтересовала Вагифа. Точнее говоря, его заинтересовал фон, на котором была сфотографирована девушка. В объектив попали некоторые детали строения, у стены которого она стояла, и Вагифу показалось, что это место ему знакомо. Он точно не мог вспомнить, где это, но знал, что он когда-то там был. Он обладал превосходной зрительной памятью.

Больше ничего интересного в сумке не оказалось. Так, обычные мелочи: пара белья, кусок мыла да полотенце. Вано еще удивился, зачем Михаил это взял, все можно было без проблем приобрести в любой лавке.

К концу осмотра сумки стали пробуждаться домашние Вано. Было около шести утра. Первой появилась Тамара. Она заглянула в комнату, молча покачала головой и исчезла на кухне. Вагиф, быстро собрав сумку и потушив сигару, которая все еще тлела, махнул Вано рукой и ушел в свою комнату, чтобы не смущать членов его семьи, спешащих по своим обычным делам.

Оказавшись в комнате, он, не раздеваясь, прилег на кровать и не заметил, как крепко уснул. Проснулся он уже поздним утром, и то после того, как Вано потряс его за плечо. Приняв душ и выпив кофе, он наотрез отказался от завтрака. Вместе с Вано они поехали в госпиталь: необходимо было показаться врачам. Руслан еще спал, и они не стали его будить.

По дороге в госпиталь Вано сказал, что самолет на Грозный вылетает только вечером, а в Москве его уже давно ждут. Может, он все-таки передумает, а Руслана он, Вано, отправит наилучшим образом. Вагиф отказался, заявив, что сам проводит парня до дома, а оттуда без промедления полетит в Москву. Вано не стал спорить, но было видно, что решение Вагифа ему не понравилось.

В принципе он был прав. Вагиф вез документы особой важности и был обязан, никуда не заезжая, точно следовать в столицу. Но, с другой стороны, после всего пережитого трудно было требовать от него неукоснительного соблюдения всех инструкций. И поэтому Вано решил не заострять на этом внимание, хотя прекрасно знал, что это может привести к существенным осложнениям в выполнении задания. В дороге могло произойти все что угодно.

В госпитале Вагифа внимательно осмотрели. Осмотр продолжался больше трех часов. И в конце один из ведущих специалистов госпиталя должен был признать, что заживление ран произошло в очень короткий срок. Единственное, на что врачи обратили внимание, так это на незначительное общее ослабление организма, и, посоветовав лучше питаться и чаще бывать на свежем воздухе, отпустили его.

Вано, не ожидавший, что врачи так быстро осмотрят Вагифа, уехал на работу, предупредив дежурную медсестру, чтобы Керимов никуда не уходил, он обязательно за ним заедет. Но Вагиф, немного подождав его, решил добраться до дома Вано самостоятельно. Он позвонил ему на работу и, предупредив зама, поскольку самого Вано на месте не оказалось, покинул госпиталь.

Доехав до центрального проспекта на такси, Вагиф остальную часть пути решил пройти пешком. В воздухе ощущалась ранняя весна. Было еще достаточно холодно, но явственно чувствовалось приближение долгожданного потепления. Вагиф не спеша шел по проспекту и старался отвлечься от тревожащих его мыслей. Надо признаться, ночной разговор с Вано произвел на него удручающее впечатление, и Вагиф добросовестно пытался хоть на время о нем забыть.

И это ему удалось. Он внимательно всматривался в кипучую жизнь города, замечая массу колоритных деталей, и ему становилось как-то легче на душе. Вот у витрины небольшого кафе влюбленная парочка что-то бурно обсуждает и никак не придет к общему мнению. Несколько дальше пожилой тбилисец в теплом драповом пальто с каракулевым воротником, который был моден лет двадцать-тридцать назад, отойдя немного в сторону от газетного киоска, деловито разворачивает только что купленную газету. А рядом с ним молодая мама серьезным тоном отчитывает трехлетнего карапуза, стоящего рядом с ней и обеими руками держащегося за подол ее юбки.

Все это была жизнь. Обыкновенная повседневная жизнь. И Вагифу не верилось, а может, не хотелось верить, что все в одночасье может измениться. Что по этому мирному проспекту могут прогрохотать своими гусеницами тяжелые танки, что здесь могут стрелять, а главное, убивать ни в чем не повинных людей. Что между этими добрыми и по-своему симпатичными людьми могут возникнуть ненависть, злоба, непонимание. Это не укладывалось в его голове, и поэтому сейчас, весной девяностого года, он еще верил, что, несмотря ни на что, большой крови не будет, необратимая трагедия не произойдет.

Домой он вернулся часам к четырем. Вано был очень зол. Он уже больше, часа разыскивал Вагифа. После нескольких эмоциональных замечаний Вано, тут же смягченных репликами его более сдержанной супруги, они сели за стол. Прощальный ужин удался на славу. Давно Вагиф не чувствовал себя так прекрасно. К концу ужина даже Вано, все еще продолжавший хмуриться, отошел и рассказал веселую историю о тбилисском кино, долго выбиравшем себе невесту и наконец женившемся на одноглазой.

Вагиф понял тонкий намек и дал слово в самом ближайшем времени обзавестись семьей. Вано не знал о гибели Саши, Алексей Васильевич не стал ему об этом рассказывать и потому Вагиф тоже умолчал. Не хотелось омрачать такой прекрасный вечер. А через час Вагиф с Русланом уже были на аэродроме.

В увесистой сумке, которую держал Руслан, были жареная курица и домашний пирог, а также несколько бутылок хорошего сухого вина. Несмотря на все возражения Вагифа эту сумку им все-таки пришлось взять с собой. И сейчас, с одним «дипломатом» в руке, он невольно улыбался, видя, как Руслан никак не может справиться с этой сумкой, на которую то и дело кто-нибудь натыкался в зале ожидания.

Распрощались они с Вано очень тепло. Он так расчувствовался, что даже всплакнул, что на него было не похоже. Обняв Вагифа и крепко пожав руку Руслану, он проводил их до самого трапа и, лишь увидев, что они вошли в салон самолета, неторопливо, сразу как-то сгорбившись, пошел в сторону здания аэровокзала.

Эти проводы и Вагифу дались нелегко. Бог его знает, удастся им вновь свидеться или нет. И так уже двоих из их общих друзей не было в живых. Самое время задуматься, кто будет следующим. Одним словом, Вагиф улетал из Тбилиси с тяжелым сердцем, что-то ему подсказывало, что он может больше не встретиться с Вано.

 

ГЛАВА 16

В самолете, положив на колени «дипломат», Вагиф стал внимательно просматривать прессу. Но, не найдя ничего интересного, отложил газеты в сторону и, взглянув на Руслана, безмятежно спящего в своем кресле — у парня были на редкость крепкие нервы, — тоже прикрыл глаза.

Спать не хотелось. Как-то само собой в мозгу закружились мысли, о которых ему удалось на время забыть. Сейчас же, под мерный рокот двигателей самолета, они появились вновь и не давали покоя. Во-первых, после рассказанного Вано несколько иначе просматривалась роль Репина, который так интересовал Вагифа.

У него возникло подозрение, что господин Репин выполнял задание далеко не правительства Соединенных Штатов, а каких-то других сил, о которых пока мало что известно. Во всяком случае вся информация Вано о таинственных группах, действующих в недрах советских спецслужб, даже если она идет от Алексея Васильевича, требовала самой тщательной проверки. И пока могла быть принята с большой натяжкой лишь за рабочую гипотезу.

В Грозный они прилетели поздно вечером. С трудом поймав какого-то частника, они через полчаса с небольшим были у дверей небольшого частного дома, где в настоящее время обитало семейство Руслана. Встреча была радостной. После короткого, но эмоционального обмена приветствиями их провели в комнату, где на столе, как по мановению палочки, стали появляться блюда чисто кавказской кухни. Острые, хорошо наперченные, с массой разнообразных приправ, аромат которых сразу же распространился по всему дому.

На вопрос Вагифа, откуда такое изобилие, старшая из женщин тихо пояснила, что их отец вчера ночью видел сон, как будто он, совсем еще молодой, пирует на свадьбе, а на коленях у него сидит маленький Руслан, лет шести. А уже утром, не успели они встать, он их позвал и распорядился подготовиться к двум событиям — встрече внука и его, старика, смерти. И, всхлипнув, женщина поспешно отошла в сторону.

От другой, средней дочери старика Вагиф узнал, что после пожара отец как-то сразу сдал. Стал все забывать, практически перестал есть, и если бы они его не заставляли насильно, давно б покинул этот грешный мир. Все время проводит в постели, в каком-то странном состоянии, больше похожем на сон. Ехать в село наотрез отказался, заявив, что, пока Руслан не вернется, он никуда отсюда не уедет.

А те люди, которые имели претензии к Руслану и предприняли в тот осенний вечер штурм их дома, как в воду канули. Не видно их и не слышно. Уже после отъезда Вагифа родственники старика перерыли весь город, но никаких следов не нашли. Как будто все происшедшее было просто дурным сном, не более.

Вагиф понимающе кивал головой, хотя сам мало что уразумел. Предпринять, по сути дела, осаду дома, вести более часа интенсивный огонь, потерять по крайней мере трех своих людей и раствориться в темноте, вроде бы ничего и не было. Это было несколько странно, чтобы не сказать больше. В этот самый момент в комнате появилась мать Руслана. Она кивнула Вагифу головой и, подойдя поближе, попросила его зайти в комнату старика.

Поднявшись по узкой лесенке наверх, Вагиф оказался в небольшом узком коридоре, погруженном в полумрак. Слева была едва заметная дверь. Толкнув ее, Вагиф осторожно переступил низкий порог и прошел в небольшую, чисто прибранную комнату, где на высокой металлической кровати, обложенный со всех сторон подушками, лежал хозяин дома.

В комнате также царил полумрак, неяркая настольная лампа, стоявшая на тумбочке у кровати, не позволяла как следует рассмотреть старика. Но даже при таком скудном освещении было видно, что дни его сочтены. Нездоровый румянец, высохшие руки, безжизненно лежащие вдоль тела, прерывистое дыхание. Заметив в дверях Вагифа, старик устало махнул ему рукой и показал пальцем на стоявший у кровати стул.

Опустившись на стул, Вагиф попытался улыбнуться, но у него ничего не вышло. Ему было очень жаль этого старого человека, который даже перед смертью не потерял внутреннего достоинства и какую-то, свойственную, по-видимому, только горцам, гордость. Было заметно, что ему трудно говорить, но он тем не менее задал принятые в подобных ситуациях вопросы о здоровье, о делах, о семье. И, внимательно выслушав ответы, перешел к основной части беседы.

Поблагодарив Вагифа за то, что тот привез его внука домой, и выслушав в свою очередь рассказ Вагифа о том, как Руслан помог ему в далекой Турции, старик неожиданно выпрямился и торжественным, вдруг окрепшим голосом попросил его открыть дверцу тумбочки и вытащить оттуда сверток. Вагиф опустил руку и извлек небольшой, но достаточно тяжелый сверток, который положил на кровать, возле левой руки старика.

— Возьми этот сверток, он теперь твой, — проговорил тот, с трудом повернув голову в сторону Вагифа.

Вагиф не спеша взял его и вопросительно посмотрел на старика.

— Открой его, — продолжал тот прерывистым шепотом.

Развернув сверток, Вагиф нашел в нем небольшой кинжал — точную копию кинжала Руслана, который он после приключений в море успел ему вернуть, золотой мужской перстень с черным камнем и аккуратный кошелек из черной кожи. Открыв кошелек, он увидел в нем два десятка золотых монет еще дореволюционной чеканки.

— Не отказывайся от этого, пока не выслушаешь меня, — произнес старик, слегка приподнявшись на руках. — Кинжал — это знак того, что ты друг моей семьи. Точно такой же есть и у Руслана. Перстень — не просто украшение, это освященный перстень, который поможет тебе избежать вражеских наветов и убережет от человеческой подлости. Кроме того, здесь на Кавказе он многим хорошо знаком и является как бы подтверждением того, что человеку, который его носит, можно доверять. Так что он может тебе еще очень пригодиться. Ну а золото пригодится всегда. Может случиться, что для хорошего дела будет не хватать каких-нибудь двух монет, и честный человек или благородное дело из-за этого пострадают, а деньги тебе помогут. Извини, что мало, но ровно столько же я оставил Руслану.

Вагиф начал было благодарить старого горца, но тот лишь устало махнул рукой и, откашлявшись, продолжал:

— И последнее. Ты сам видишь, что я умираю. Я тебе благодарен, что ты вовремя привез Руслана. После моей смерти он, как единственный мужчина в семье, должен будет остаться здесь. Может, женится наконец и заживет как настоящий глава семьи. Но сейчас я хочу с тобой поговорить не о нем. Я знаю, что ты еще поднимешься, и чувствую, что к твоему слову станут прислушиваться люди, от которых очень многое будет зависеть, поэтому прошу тебя об одном. Если речь будет идти о моей родине, вспомни, что здесь есть люди, которые тебя любят и которые тебе вроде бы тоже не безразличны. Хочу, чтобы ты правильно меня понял. Я прожил долгую жизнь и, надеюсь, что-то в ней уразумел. У нас тут, на Кавказе, начинается страшное время. Старые обиды вперемежку с неуемным желанием некоторых людей стать единственными выразителями устремлений народа, да еще подталкиваемых разными лжедрузьями, втягивают наш Кавказ в страшную междоусобную бойню. И самое главное — это никому не нужно. Время изменилось, старые обиды давно пора забыть, поскольку они порой мешают увидеть то, что и ребенку понятно. Мы больше сотни лет живем в одном государстве. Да, было разное, порой такое, что и в ужасном сне не приснится. Но все-таки надо через это перешагнуть, оставив прошлое историкам, пусть они в нем разберутся и дадут непредвзятый, честный анализ. А нам всем надо жить и по мере сил и возможностей стараться не дать расползтись по нашему общему Кавказу заразе междоусобицы. Особенно я хочу сказать о роли России. Очень многие сейчас говорят об ответственности русских за все, что происходит здесь у нас.

Тут старик снова закашлял и, схватившись за край одеяла, опять опустился на подушку.

— Так вот, что касается России. Я никогда не смешивал российский народ и правительство страны. Народ, как и любой народ на этой грешной земле, я глубоко уважаю. К отдельным русским людям у меня и отношение отдельное: к одним — хорошее, к другим — не очень. А к правительству страны, я имею в виду последнее, честно скажу, я отношусь не очень хорошо. Не может у такой державы, как наша, быть такое хлипкое правительство, непорядок это. Так что я хочу сказать. Пусть те высокопоставленные люди, с которыми ты, может быть, будешь говорить о Кавказе и, возможно, о моем народе, постараются также с уважением отнестись и к нам. К народу, который по сравнению с русским пусть даже и маленький. Но если народ выжил, вытерпел — значит, есть среди его представителей достойные, честные люди. К отдельным людям моей нации пусть также будет отдельное отношение, кто что заслужил, а к его правительству, если такое будет, пусть отнесутся с пониманием. Хотя бы потому, что, видит бог, нам всем так редко везло с этими самыми лидерами, будь они все неладны… А сейчас иди, я устал. Завтра поезжай домой. Я знаю, что ты спешишь, но помни: если что случится, ты всегда можешь найти кров и кусок хлеба в этом доме, а если мой внук будет хорошим хозяином, то и что-нибудь посущественнее.

Старик устало улыбнулся и закрыл глаза. Вагиф еще немного постоял у его кровати, а потом неслышно покинул комнату. Ужин прошел в тихой семейной обстановке. Старшая дочь старика рассказала о проблеме с хлебом — в городе ощущались перебои в поставках продовольствия — и предложила печь хлеб самим не от случая к случаю, а постоянно. Потом они вместе обсудили вопрос о расширении дома. Необходимые материалы для пристройки еще одной комнаты были уже давно куплены, оставалось лишь все это осуществить.

Руслан, сразу как-то посерьезнев, предложил свой план обустройства этого старого дома. Женщины его внимательно, не перебивая, выслушали, а потом, как-то одновременно улыбнувшись, стали убирать со стола. Руслан несколько сконфузился и, опустив голову, вышел из-за стола.

Вагиф нашел его на веранде. Он стоял у приоткрытого окна и, глубоко затягиваясь, курил.

— Ничего-ничего, — спокойно произнес Вагиф, подходя к нему. — Они пока еще не привыкли, что за мужчину в доме остался ты. Но скоро привыкнут, и от тебя будет зависеть, каким быть этому дому.

Руслан улыбнулся и благодарно взглянул на него. Очевидно, эта поддержка была ему в данный момент очень необходима.

— Но вот какое дело, — также закурив сигарету, продолжил Вагиф. — Я должен покинуть Грозный не завтра, а сегодня, причем так, чтобы люди, которые, возможно, следят за домом, этого не заметили. У тебя есть какие-нибудь предложения на этот счет, а?

— Можно уйти по крыше, но это опасно, там легко свалиться.

— Крыша не пойдет, наверху все хорошо просматривается. Нет ли какого-нибудь другого варианта, менее заметного?

Руслан на минуту задумался, потом, хлопнув себя рукой по лбу, радостно заявил:

— Почему нет? Есть. Здесь во дворе проходит старая труба, очень широкая, метра полтора в диаметре. Еще старый Мустафа, бывший хозяин этого дома, привез, все куда-то ее приладить хотел, да так и не использовал. Так вот, она лежит за домом, а другой ее конец прямо на пустырь выходит. А на пустыре столько всякого хлама, что там можно легко уйти от любого преследователя. Единственное, что нехорошо — до этой трубы на животе ползти надо, вот в чем загвоздка.

— Ну, это не такая уж загвоздка. Ты лучше скажи, как потом добраться до аэропорта?

— Да это легко. Выйдем на трассу, поймаем любого частника — и в аэропорт.

— Понятно. Только не «поймаем», а я поймаю. Ты никуда не пойдешь. На кого дом оставишь?

Несмотря на все уговоры Руслана, Вагиф был непреклонен. И тому пришлось согласиться. На прощание Вагиф незаметно положил на комод рядом с часами те самые Михайловы доллары. Руслану, с его грандиозными планами по переустройству дома, они будут более чем кстати. Вагиф, тепло попрощавшись с ним, покинул гостеприимный дом.

До аэропорта он добрался без приключений. Уже сидя в салоне самолета, он поймал себя на мысли, что сам еще не может поверить, что возвращается в Москву живой и невредимый. Эта неоригинальная мысль показалась ему настолько важной, что он, откинувшись на спинку кресла, мгновенно заснул, успев за секунду до того вспомнить известную народную мудрость: хочешь быть счастливым — подумай перед сном о чем-нибудь приятном. И, естественно, мысль о том, что он цел и невредим, не могла быть неприятной.

Прилетел он в Москву ранним утром. На сей раз не стал испытывать судьбу и первым делом позвонил Алексею Васильевичу. Но трубку никто не взял. Он позвонил через десять минут, но так же безрезультатно. Это его несколько удивило. Не могло быть, чтобы на даче у мэтра никого не оказалось. Но факт оставался фактом: трубку никто не брал.

Выйдя из здания аэровокзала, Вагиф походил между машинами и, выбрав старенький «москвич», огляделся по сторонам. К нему сразу подскочил какой-то тип в куртке и предложил довезти до города. Сговорившись в цене, Вагиф залез в машину. Водитель «москвича» оказался на удивление разговорчивым. Он был в курсе буквально всех событий. За первые полчаса езды Вагиф успел узнать все последние новости столицы — начиная со сплетен из жизни городской богемы и кончая сугубо криминальной московской хроникой.

От него же Вагиф узнал о странном пожаре в дачном поселке недалеко от Москвы. Со слов этого всезнающего водителя, перед пожаром там с полчаса шла интенсивная перестрелка с применением, как он подчеркнул, автоматического оружия. И лишь потом начался пожар. Сгорело все дотла. И что самое удивительное — пожарные приехали лишь тогда, когда тушить уже было нечего, а доблестная милиция вообще явилась к самому разбору, опоздав на целый час с момента начала перестрелки.

Расспросив водителя подробнее, Вагиф понял, что сгорела дача Алексея Васильевича. Стараясь не выдать своего волнения, он спросил водителя, не знает ли тот случайно что-нибудь о судьбе обитателей этой дачи, но водитель ничего вразумительного сказать не мог. Лишь посмотрел на него с подозрением, и Вагиф перестал его расспрашивать.

Доехав до станции метро, Вагиф расплатился и, покинув машину, сразу же направился в самую гущу людей, толпившихся у какого-то ларька. Там давали что-то дефицитное. Покрутившись вокруг ларька и убедившись, что за ним никто не увязался, Вагиф спустился в метро. Ситуация была не из приятных. Вагиф прекрасно понимал, что после всего случившегося на даче за ним начнется охота, если, конечно, уже не началась. Сам Алексей Васильевич, если только он жив, вряд ли чем сумеет ему помочь в создавшейся ситуации. Надо было выпутываться своими силами. Но для начала необходимо найти место, где можно отдохнуть и попытаться навести кое-какие справки.

Подойдя к телефону-автомату, Вагиф стал лихорадочно вспоминать номера своих друзей. Но через минуту, так и не вспомнив ни одного подходящего номера, отошел в сторону. Вдруг его осенило, и он быстро набрал номер телефона. Вскоре на другом конце провода послышался мужской голос. Вагиф, представившись, попросил Сергея Арутюновича, — а именно он подошел к телефону, — помочь ему найти Ксению.

Получив адрес, Вагиф поблагодарил его и, пообещав непременно зайти, положил трубку. Как он понял, Ксения занялась бизнесом и теперь все свободное время проводила в зале игральных автоматов, который вместе с аппаратурой взяла в аренду. Этот зал находился на другом конце города. Примерно через час Вагиф был уже недалеко от этого самого зала. Сразу заходить туда он не стал, а сначала внимательно рассмотрел издалека этот «клуб электронных пиратов». И только потом не спеша зашел внутрь.

Его первоначальные опасения не подтвердились. В зале было довольно много народа и среди них больше половины взрослые люди. Оказалось, что здесь не только подростки играли в компьютерные игры, но и велась бойкая торговля дискетами, программным обеспечением и даже отдельными комплектующими компьютера. Народ был разношерстный, истинные фанаты электроники соседствовали с развязными молодыми парнями в кожаных куртках, приторговывавшими видеокассетами.

Какие-то бойкие девицы, обступив высокого парня с магнитофоном, пытались у него что-то выяснить, попеременно задавая ему один и тот же вопрос: «А что, ты сам это видел?» Он же покровительственно улыбался и что-то тихо им отвечал, после чего наступала короткая пауза, заканчивающаяся неожиданным оглушительным хохотом девиц.

А через минуту Вагиф обратил внимание на совсем другую картину. Какой-то подросток вытащил из своей сумки журнал, посвященный программированию, и стайка таких же мальчишек стала увлеченно обсуждать преимущества нового алгоритмического языка. Потом они, сообща купив жетон и вытащив дискету с игрой, с молчаливого согласия невысокого худощавого подростка, продававшего эти самые жетоны, вставили собственную дискету. И на экране, где только что разыгрывались бесконечные баталии морского боя, появились какие-то сложные геометрические фигуры и тексты программ, написанные, как понял Вагиф, на Бейсике.

Ксении Вагиф пока не заметил. Устроившись незаметно в самом углу, рядом с пузатым шкафом, полностью скрывающим его от посторонних глаз, Вагиф решил подождать ее. На него никто не обращал внимания, все были заняты свои делом, лишь подросток с жетонами вопросительно посмотрел на него, но, видимо, не узрев в нем ничего примечательного, переключился на свою нетерпеливую клиентуру.

Лишь через полчаса в дверях заведения появилась Ксения. Она деловито оглядела толпившийся в зале народ и неторопливо прошла в узкий коридорчик, не забыв что-то крикнуть подростку с жетонами. Вагиф хотел было последовать за ней, но заметил, что туда направился тот самый молодой человек с магнитофоном, который так увлеченно общался до того с девушками. Вагиф уловил выражение лица парня, работающего здесь. Тот, только что отсчитав несколько жетонов, резко повернул голову вслед исчезнувшему в коридорчике парню и, очевидно, сбившись со счета, зло швырнул их обратно в ящичек, стоявший перед ним.

Немного подождав, Вагиф неторопливо пересек зал и, оказавшись в коридоре, куда только что зашла Ксения, а за ней следом парень, сделал еще несколько шагов и остановился перед неплотно закрытой дверью. Он уже хотел постучать, как невольно услышал возмущенный, срывающийся голос Ксении. Она резким тоном напомнила парню, что выполнила все их требования: необходимую долю уже уплатила, торговать видеокассетами разрешила и потому не понимает, что и кому она еще должна.

Молодой парень что-то тихо ответил и громко, вызывающе рассмеялся. А через секунду послышался крик Ксении, требующей, чтобы он убрался из ее кабинета. После чего наступила странная тишина, а потом явственно донесся шум какой-то странной возни и сдавленный вскрик.

Вагиф резко распахнул дверь. У небольшого письменного стола стоял тот самый парень. Одной рукой он крепко держал Ксению за локоть, а другой пытался открыть дверцу металлического шкафа, стоявшего рядом с дверью. Кабинет Ксении был настолько мал, что Вагифу пришлось сделать всего один шаг, чтобы оказаться рядом с ним. Резкий удар правой ослабил хватку парня, и тот, отпустив девушку, повернулся лицом к Вагифу как раз для того, чтобы получить короткий, но сильный удар в солнечное сплетение.

Падал парень как-то очень театрально. Вначале он раскинул в разные стороны руки, потом изменился в лице и лишь в самом конце всех этих манипуляций мягко приземлился на пятачок между дверью и столом.

— Он что, актер? — неожиданно спросил Вагиф, вскинув глаза на Ксению.

— Еще какой, — медленно протянула девушка, массируя локоть левой рукой. — Сутенер он. Вон с теми девицами работает.

— Понятно. Надо бы его куда-нибудь убрать.

— Уберем, не волнуйся.

Ксения вышла из кабинета и вскоре вернулась с тем самым мальчишкой, который продавал в зале жетоны. Увидев лежащего на полу парня, он уважительно взглянул на Вагифа и, позвав еще нескольких подростков, быстро вытащил с их помощью из кабинета незадачливого рэкетира.

— Ну, и что он от тебя хотел?

— Если вообще — то моей, скажем так, дружбы. Если конкретнее — в последнее время добивался моего согласия на знакомство с неким таинственным дядей Васей, который имеет «мерседес» и не скупится на подарки своим многочисленным подружкам. А сегодня, например, он хотел, чтобы я отдала ему дискету с одной программой.

— Программой?.. И что это за программа такая.

— Очень хорошая программа. Ее один гениальный мальчишка написал.

— И для чего она предназначена?

— Ну, так уж и быть, тебе расскажу. Недаром же ты меня уже дважды спасал. Программа предназначалась для получения логического вывода в результате обработки значительного количества данных при частичном дефиците необходимых связующих звеньев.

— Что-что?.. Ты сама хоть поняла, что только что сказала?

— Откровенно говоря, нет. Я даже не знаю, насколько правильно вообще сформулировала суть его работы. Но результат работы его программы видела.

— Ну и как?

— Очень интересно. Его программа проанализировала, что с нами будет дальше.

— Это с кем — с нами?

— С нами, советскими.

— Ну и что будет?

— Ничего хорошего, тоска одна.

— А на каком компьютере была запущена программа.

— Да на одном из тех, что стоят в зале.

— Но на таком компьютере подобная программа пойти не может, если, конечно, она вообще существует. По той простой причине, что она обязана уметь обрабатывать большое количество данных, то есть быть в какой-то степени системой управления базами данных или, на худой конец, быть совместимой с какой-нибудь существующей СУБД. Но для этого ресурсов твоих машин недостаточно.

— Не злись. Все дело в том, что обработка этих данных уже была осуществлена где-то в другом месте. Сюда он принес лишь дискету с самой программой и текстовым файлом результатов, и все. А чтобы ознакомиться с содержимым этого файла, возможностей моих машин вполне достаточно.

— А принес-то зачем?

— Удивить хотел. Он же в меня влюблен был.

— Был? А почему был?

— Исчез он.

— Как это — исчез?

— А вот так, взял и исчез.

— Так, понятно. Ты можешь мне доверить эту программу?

— Конечно.

— Ну и хорошо. А сейчас о главном. Как ты думаешь, этот сутенер с наклонностями к программированию сюда больше не заявится? Да еще с кем-нибудь?

— Не думаю. Его тут не особенно уважают. И не раз били. Да и сегодня ему бы все равно несдобровать после его выходки здесь. Я, конечно, сказала бы местному «городовому», и он обязательно бы его проучил.

— Кому-кому?

— Кому?.. Парню, который отвечает здесь за порядок и которому я, как и другие мелкие бизнесмены, регулярно за это плачу.

— Тогда что это он так обнаглел?

— Да этот придурок возомнил вдруг, что он мне нравится. Но ничего, я быстро поставлю его на место. А тебе спасибо, что заступился, хотя извини, что так глупо все получилось.

— Ничего, свои люди — сочтемся. Послушай, Ксения, дело вот в чем. Ты не могла бы меня на время пристроить куда-нибудь? Если надо, я заплачу.

— Да в чем вопрос, оставайся у нас. Мама будет только рада.

— Мама — это, конечно, хорошо, но я не хотел бы появляться у тебя дома. Скажем так, сторож тебе не нужен?

— Да как сказать. Вообще-то ночью за всем этим Виталик присматривает, тот самый, который у нас за «городового». Между прочим, хороший парень, бывший спортсмен. Но если тебе надо — без проблем. Впрочем, у нас тут ведь еще одна комнатка есть, пойдем, я покажу. Она тебе понравится.

Комната, куда привела его Ксения, на самом деле понравилась Вагифу. Она обладала рядом неоспоримых достоинств. Прежде всего, будучи расположенной в самом дальнем углу зала, она была практически незаметна. А после того как Вагиф с помощью все того же подростка с жетонами, которого звали Женькой, перенес в тот угол лист фанеры и прислонил его к стене, дверь в ту комнату вообще стала незаметна.

В комнате даже находилась кое-какая мебель. В одном углу стоял шкаф, а в другом широкий стол, который вполне мог сойти за топчан. Но самое главное — новое пристанище Вагифа имело отдельный выход на улицу. Из расположенного почти под самым потолком квадратного окна легко можно было попасть на крышу какого-то продуктового ларька, а там уж спуститься вниз и оказаться в маленьком дворике, ведущем на соседнюю улицу.

Это Вагифу под большим секретом рассказал Женька, который сразу же проникся к нему уважением. Вагиф внимательно выслушал его и, сделав поправку на возраст и фантазию подростка, все-таки пришел к выводу, что это сообщение заслуживает внимания, а главное — его личной проверки. Показав комнату, Ксения поручила Женьке все в ней убрать и, дав, несмотря на все возражения Вагифа, деньги своему молодому помощнику, распорядилась достать спальные принадлежности, купить что-нибудь из еды и поставить сюда один из работающих телевизоров.

— Как ты насчет обеда? — спросил Вагиф, несколько удивившись деловой хватке этой изящной девушки. — Время как раз обеденное.

— Прекрасно, если ты позволишь себя пригласить, — тряхнув волосами, заявила Ксения.

— Ксюша, не буди во мне зверя, я еще вполне способен заплатить за обед.

Отобедать они решили в небольшом коммерческом ресторанчике, расположенном в самом центре города, в полуподвале. Договорившись встретиться у ближайшей станции метро через пару часов, Вагиф покинул зал. Еще в Тбилиси он неплохо экипировался, получив в подарок от щедрого Вано практически все, начиная с носков и кончая красивой ондатровой шапкой. Правда, сам Вано при этом скромно утверждал, что он тут ни при чем, это все Алексей Васильевич приобрел для любимого ученика в свой последний приезд в Тбилиси.

Но как бы там ни было, все вещи были отменного качества и прекрасно сидели на Вагифе, однако делали его излишне солидным и респектабельным, что несколько не вязалось с его нынешним положением. Поэтому он решил посетить один из коммерческих магазинов, в котором, согласно ненавязчивой рекламе, заполонившей страницы периодических изданий столицы, можно было полностью одеться по вполне сносной цене.

Ехать пришлось в центр города. В вагоне метро, стиснутый со всех сторон людьми, Вагиф еще раз попытался проанализировать создавшуюся ситуацию. Ясно было одно: ехать сейчас к Алексею Васильевичу, даже если словоохотливый водитель рассказывал совсем о другой даче, не стоит. Надо повременить и попытаться связаться с кем-нибудь из общих друзей, а на дачу послать кого-то другого. Пусть поедет, посмотрит. Так что дело было за малым — найти человека, которого можно бы послать туда, а еще лучше — какого-нибудь подростка.

В магазине было многолюдно, хотя, по наблюдению Вагифа, большинство скорее присматривалось, чем покупало. Но были среди толпившихся у прилавков и покупатели. Невольно бросалась в глаза определенная закономерность. Всех тех, кто мог себе позволить купить что-нибудь из товаров, цена которых достигала порой нескольких месячных окладов обычного советского служащего, легко можно было разделить на две группы.

Первая группа — люди, знающие толк в вещах и покупающие неброские, но добротные и вместе с тем изящные вещи. Этих людей легко можно было выделить из толпы, у них было специфическое выражение лица. Можно было предположить, что эти люди уже давно имеют подобные вещи и сейчас их больше привлекает не процесс их приобретения, а сам факт того, что они могут их купить открыто, на виду у всех, не боясь услышать за спиной шепоток: «А откуда денежки?»

Вторая группа была куда колоритнее. Эти люди, очевидно, только совсем недавно дорвались до денег и сейчас, слегка обалдев от внезапно открывшихся перед ними возможностями, и сами толком не знают, что им надо. И потому приобретают все впрок, руководствуясь, как правило, совсем другими критериями. Им лишь бы товар был подиковиннее да этикетка поярче. Короче говоря, несмотря на высокие иены, торговля в этом магазине шла.

Походив по торговым залам, но так ничего и не присмотрев, Вагиф спустился на первый этаж и подошел к телефонам. Позвонив в зал игральных автоматов, он долго ждал, пока кто-нибудь возьмет трубку и, услышав наконец голос Жени, вдруг понял, кого лучше всего послать на дачу мэтра. Узнав, что пришел его сменщик и он может уйти, Вагиф предложил парнишке встретиться у входа в магазин. Тот сразу же согласился и сказал, что будет минут через двадцать.

До встречи с Ксенией оставалось чуть больше часа. Спустившись в подвал, где располагался кооперативный туалет, Вагиф прошел в одну из кабинок и, закрывшись, открыл «дипломат». Вытащив пачку денег и засунув ее в карман, он извлек из полиэтиленового пакета свой пистолет и, аккуратно вставив обойму, опустил его во внутренний карман пиджака. Ему порядком надоели различного рода неожиданности, и он решил, что пора уже в некотором смысле обезопасить себя.

Поднявшись снова на первый этаж и выпив в небольшом кафе чашку черного кофе, Вагиф вышел на улицу. Женька уже ждал его. Узнав, что Вагиф все никак не приоденется, он лишь усмехнулся и потащил его вверх по улице. Буквально через минуту-другую они оказались у витрины небольшого магазинчика. Пройдя внутрь, Женька оставил Вагифа одного, куда-то отлучился и вернулся с молодым парнем лет двадцати.

Поздоровавшись и спросив, что именно хочет приобрести Вагиф, молодой человек внимательно выслушал сперва Вагифа, а потом Женю, который оказался куда словоохотливее, и, кивнув головой, исчез. А еще через десять минут Вагиф, уже полностью одетый во все новое, критически осматривал себя в большом зеркале примерочной.

Темно-серый свитер из пушистой мягкой шерсти, теплые черные брюки с еле заметной светлой полоской, хорошей кожи удобные, низкие сапоги с элегантной застежкой сбоку. А в завершение теплый, удивительно легкий полушубок и роскошное кашне в тон изящным перчаткам. Кроме того, молодой человек предложил несколько комплектов белья и набор носовых платков.

Цена была хоть и непривычно большой, но куда более скромной, чем в том магазине, куда вначале зашел Вагиф. Заплатив за все и поболтав минуту с обходительным молодым человеком, так оперативно обслужившим его, Вагиф вместе с Женькой, которому он приобрел в том же магазинчике новые кроссовки, вышел на улицу.

— Женя, у меня к тебе просьба, — осторожно начал Вагиф, закуривая сигарету. — Ты не мог бы съездить по одному адресу и посмотреть, что там и как?

— Сегодня?

— Желательно сегодня.

— А куда?

Вагиф назвал ему адрес дачи Алексея Васильевича, расположенной недалеко от Москвы, в одном из ее пригородов. Дело в том, что мэтр, к удивлению многих своих коллег, отказался от полагающейся ему дачи в так называемой охраняемой дачной полосе и предпочел поселиться в обычном двухэтажном деревянном доме в нескольких десятках километров от столицы. А уж потом, в течение нескольких лет, собственноручно доводил там все «до ума», лишь изредка пользуясь услугами работающих под его началом более молодых сотрудников.

Так что Жене нетрудно было осмотреть интересующую Вагифа дачу, не привлекая к себе внимания. Но на всякий случай Вагиф его предупредил, чтобы он долго там не задерживался и ни с кем в разговоры не вступал. Чтобы только осмотрел и сразу же возвращался назад. Встретиться они договорились в зале вечером, перед самым его закрытием.

Взглянув на часы, Вагиф попрощался с Женей и поспешил в ресторан. У него оставалось менее пятнадцати минут до встречи с Ксенией. Придя за пять минут до назначенного срока, он потоптался на углу улицы, прямо напротив входа в ресторан, но ничего подозрительного не заметил, Ксения пришла вовремя. Мило улыбнувшись, она помахала ему рукой, и они прошли в небольшой вестибюль ресторана.

Выглядела Ксения необычайно привлекательно. В длинном вечернем платье и изящных лодочках, которые она здесь же извлекла из своего пакета, она была просто неузнаваема. Еще совсем недавно она казалась привлекательной девушкой с энергичными повадками начинающего бизнесмена и уверенной манерой разговаривать, а сейчас перед Вагифом стояла очаровательная молодая женщина с приятным мягким голосом и манерами светской дамы. Даже предположив у нее недюжинные актерские способности, трудно было не заметить, что выбранная роль ей внутренне более близка.

Они заняли дальний столик в углу. Его выбрала сама Ксения, объяснив это тем, что не любит, когда ее рассматривают. Не успели они занять свои места, как появился молодой официант. Поздоровавшись, он положил перед Вагифом меню и отошел в сторону. Вагиф, не раскрывая, пододвинул его Ксении и лишь после того, как она выбрала блюда, заказал спиртное, предварительно обсудив это с ней.

Вагиф сам ощущал некую театральность происходящего, но, как ни странно, это не было ему неприятно, он даже получал от всего этого определенное внутреннее удовлетворение.

— Ты часто здесь бываешь? — начал светский разговор Вагиф.

— Второй раз, — откровенно призналась Ксения, чему-то улыбнувшись.

— Да, здесь уютно, — проговорил Вагиф, которого так и подмывало почему-то спросить, с кем именно она тут была.

— Нас с мамой приглашал сюда Сергей Арутюнович, он тогда как раз получил за что-то гонорар, — как бы угадав вопрос Вагифа, спокойно произнесла Ксения.

— Ты давно его знаешь?

С самого детства. Он был другом моего покойного отца, потом, после его смерти, стал помогать нам. Мама моя человек гордый, ничего не хочет ни у кого просить, даже то, на что имеет право. И сразу после смерти папы у нас были определенные трудности. А Сергей Арутюнович помог нам получить за него пенсию и вообще помогал чем мог. Я, честно говоря, думала, что со временем они, моя мама и Сергей Арутюнович, сблизятся, тем более что я уверена — мама ему очень нравится, но ничего не получилось. Он несколько нерешителен, а она считает, что в их возрасте уже поздно думать о таких вещах. Вот так и живут бобылями.

— Ну, а ты не пыталась что-нибудь предпринять?

— Пыталась и не раз, да все без толку.

Вагиф, внимательно слушая Ксению, поймал вдруг себя на мысли, что, сам того не желая, невольно сравнивает ее с Сашей. Безусловно, они были совсем непохожи, это были два совершенно разных человека, но было между ними что-то общее. Возможно, этим общим являлось то чувство симпатии, которое он испытывал к ним обеим.

Из-за непрерывного потока нахлынувших на него событий он далеко не всегда имел возможность остаться один на один со своими мыслями и переживаниями. Но все равно где-то глубоко внутри у него всегда теплились воспоминания о Саше и не утихала горечь утраты. Но сейчас он вдруг ощутил, что все его мысли заняты Ксенией, и это несколько удивило его самого.

Он и предположить не мог, что эта девушка, на целых пятнадцать лет моложе его, может так его волновать, но тем не менее факт оставался фактом и, очевидно, позитивным — это был явный признак того, что он постепенно выходил из того эмоционального ступора, в котором находился все последнее время, стараясь сосредоточиться только на своих делах.

Поданные блюда были приготовлены хорошо, заказанное шампанское было отменного качества. Беседа, как течение медленной реки, аккуратно обходя пороги и мели нежелательных тем, лилась спокойно, становясь все более и более непринужденной. И тогда Вагиф осторожно перевел разговор на интересующую его тему. Он попытался выяснить, кто именно надоумил Ксению заняться бизнесом и именно таким, связанным с электроникой, которая была так далека от ее интересов.

Ксения вначале отшучивалась, а потом все-таки рассказала очень любопытную, с точки зрения Вагифа, историю. Сразу после отъезда Вагифа у нее опять начались проблемы с тем молодым человеком, ссора с которым один раз уже привела ее к целому ряду неприятностей, в результате чего и состоялось ее знакомство с Вагифом. Но на ceй раз этот молодой человек действовал несколько иначе, он стал ей угрожать. И тогда она обратилась за помощью все к тому же Сергею Арутюновичу. Тот в свою очередь к своему другу, большому любителю театра, который согласился помочь.

Что он там предпринял — неизвестно, но этот молодой человек исчез из поля зрения. А несколько позже Ксения с Сергеем Арутюновичем посетили этого благодетеля, который оказался еще достаточно молодым человеком, веселым и оптимистично настроенным. Они как-то сразу нашли общую тему разговора и приятно провели вечер. Уже в самом конце встречи Ксения обмолвилась, что не прочь бы заняться бизнесом.

Друг Сергея Арутюновича поинтересовался, чем именно, и узнав, что дальше желания просто попробовать себя в бизнесе Ксения пока не продвинулась, посоветовал заняться именно тем, чем она сейчас занимается. Более того, взяв ее номер телефона, он сам позвонил ей домой и предложил помочь с оформлением всех необходимых бумаг. Она согласилась, и буквально через неделю все было уже решено и местные власти даже выделили помещение под ее кооператив.

С техникой также проблем не возникло. Он помог и с приобретением электроники, предварительно получив на очень льготных условиях кредит в банке. Так, со слов Ксении, и начался ее бизнес. Лишь значительно позже ими был составлен документ, официально заверенный нотариусом, согласно которому Ксения и друг Сергея Арутюновича — дядя Коля, как она запросто его называла, стали как бы официальными учредителями, имеющими право претендовать соответственно на половину всей прибыли.

И она начала работать. Сам дядя Коля появлялся в кооперативе каждый день, хотя ни разу не подал виду, что имеет к нему какое-то отношение. Обычно он приходил после десяти утра и до обеда находился в зале, ремонтируя вышедшую из строя электронику или внимательно следя за игрой подростков, облюбовавших этот зал. Наконец, видя, что без дяди Коли не обойтись, Ксения сама предложила ему работать здесь, получая дополнительно зарплату, на что он согласился.

Она несколько раз пыталась узнать, где он работает официально, но он всегда отшучивался, а спрашивать у Сергея Арутюновича ей было как-то неудобно. Потом неожиданно в зале появился один подросток-инвалид. Он приезжал сам на инвалидной коляске, из чего можно было сделать вывод, что он живет где-то недалеко, и они как-то быстро нашли с дядей Колей общий язык. Ксении даже показалось, что они были знакомы раньше.

И этот подросток с необычным именем Родригес через какое-то время стал создавать свои собственные игры, которые, несмотря на некоторую бедность изображения и кажущуюся примитивность сценария, стали пользоваться определенной популярностью. В большинстве своем они были построены на одном и том же принципе. Играющему предлагалось продолжить последовательность показанных на экране геометрических фигур, букв и даже цифр. При этом четко определялось время. Выигрывал тот, кто мог быстрее найти необходимую фигуру, букву или цифру, заключенные в правый прямоугольник, и нажать на соответствующую кнопку, подведя к выбранной фигуре курсор.

Так вот, самым удивительным было то, что в эту игру пыталась играть и сама Ксения и, несмотря на все свои старания, очень редко могла угадать, что нужно выбрать, или же ей явно не хватало времени. Но несколько ребят были просто виртуозы. Родригес примерно раз в неделю менял игры, принося все более и более сложные. Постепенно в эти игры стали играть и ребята повзрослее, а потом и парни всех окрестных домов.

И произошло то, чего меньше всего ожидала Ксения: эти электронные игры стали в полном смысле слова азартными. На выигрыш начали делать ставки. В зале появились какие-то малоприятные личности, уже далеко не подросткового возраста. Несколько раз происходили потасовки, и тогда Ксения обратилась к Родригесу с просьбой стереть в памяти компьютеров эти игры. И вот тут, единственный раз за все это время, к ним подошел дядя Коля.

Он посоветовал не уничтожать программы, так как это сразу вызовет массу осложнений, а постепенно делать их все менее и менее логичными, доведя до полного абсурда, и тогда играющие, мол, сами от них откажутся. Это предложение Ксении понравилось, и она согласилась. Родригес все это время молчал, опустив голову, но потом неожиданно посмотрел прямо в глаза дяде Коле. И Ксения поняла, что они хорошо и, главное, давно знают друг друга.

Тогда ее еще очень удивила одна фраза, как-то вскользь произнесенная дядей Колей. Он, поглядев на Родригеса, вдруг сказал, что спор, как это чаще всего бывает в жизни, разрешился согласно внутренней сущности человека. А она у него еще очень далека от совершенства.

Все рассказанное Ксенией, безусловно, представляло определенный интерес, только вот какой — в этом еще предстояло разобраться.

— Ну, а сейчас где дядя Коля? — спросил Вагиф, дождавшись паузы.

— Не знаю. О нем около недели ни слуху, ни духу.

— Телефон, адрес?

— Телефон не отвечает, а дома никого нет, я уже дважды там была. А жил он один.

— Ну, а этот Родригес, он-то где?

— Тоже пропал.

— Чертовщина какая-то. Хорошо, а тот парень, который пытался отнять у тебя программу? Он-то как со всем этим связан?

— Самым непосредственным образом. Он один из тех, кто устраивал в зале своеобразный тотализатор. Но в отличие от других, которые поверили, что программы сами по себе просто стали неинтересны большинству играющих, никак не хочет в это поверить и думает, что у меня остались те самые первые, неиспорченные, программы.

— И они у тебя есть?

— Для хорошего человека что-нибудь да и найдется.

Выяснять, хороший он человек или не очень, Вагиф не стал. Он как-то и без ответа Ксении понял, что с программами ему еще придется познакомиться, а возможно, даже помучиться. Покинули они ресторан уже в восьмом часу вечера. Дойдя до метро, Вагиф купил у стоявшей возле входа женщины великолепный букет цветов, правда, за не менее великолепную цену, и преподнес Ксении. Она несколько смутилась, но было заметно, что ей это очень приятно. В метро они почти не говорили. Лишь уже подъезжая к ее остановке, Вагиф неожиданно для самого себя спросил Ксению о том, что произошло в ту ночь, когда они с ней познакомились.

Вообще Вагифу не следовало бы задавать этот вопрос, но он его почему-то очень волновал. Причем причина этого волнения с некоторого момента стала для него вполне очевидной. Эта девушка ему очень нравилась. И не спросить он уже просто не мог.

Что произошло, то произошло, — посмотрев ему в глаза, твердо ответила Ксения. — Но ничего подобного больше никогда не произойдет.

 

ГЛАВА 17

Попрощавшись с Ксенией, Вагиф продолжил свой путь. В игральном зале он оказался к девяти вечера. Там его ждал Женя. Пройдя в отведенную ему комнату, уже тщательно прибранную, Вагиф первым делом переоделся в спортивный костюм, после чего стал заваривать чай. Когда он был готов, Вагиф налил крепкого чаю в две фаянсовые чашки, оставленные Ксенией, и, открыв коробку шоколадных конфет, приобретенную им на выходе из метро, пригласил Женю, который увлеченно играл в электронную игру «морской бой».

Рассказ Жени был коротким. Да, водитель не ошибся, сгорела именно та самая дача, о которой спрашивал Вагиф. Сгорела дотла, ничего не осталось. Мусор частично убрали, частично нет, но каменные перекрытия фундамента остались в целости. И он даже видел, что люк, ведущий вниз, открыт. Он ни с кем не говорил, если не считать одного подростка примерно его возраста, с которым он познакомился на стоянке автобуса. Повод был существенный: у Жени были сигареты, но не было спичек, а у того подростка наоборот.

Так вот, подросток этот оказался смышленым и сообщил массу интересных сведений. Например, сказал, что в ту ночь, — а дом, где он живет, находится на краю поселка, от которого не так уж было далеко до дачи мэтра, — часа два слышалась стрельба. Притом стреляли не только из пистолетов, но и из автоматического оружия. Даже слышны были разрывы, отдаленно напоминающие взрывы гранат, но очень глухие. А потом уже начался пожар, но пожарные почему-то долго не ехали. Появились они лишь утром, когда от дома уже ничего не осталось.

А утром их участковый сказал, что на даче засела банда преступников и их оттуда выбивал какой-то специальный милицейский отряд. Кто-то в толпе даже вспомнил, что видел одного из нападавших, сильно раненного, которого несли на носилках в машину «скорой помощи». Но говоривший был известным алкоголиком, и к его рассказу никто серьезно не отнесся. Хотя тот божился, что своими глазами все это видел, но никак не мог объяснить, зачем он сам ночью оказался там.

Все это было, безусловно, очень интересно, особенно то, что в нападении на дачу участвовали структуры МВД. Но оставался один, самый главный вопрос: что произошло с обитателями дачи? Вагиф сомневался, что Алексей Васильевич мог себе позволить такую роскошь, как быть убитым, он обязательно что-нибудь да придумал бы. Кроме того, Вагифу не верилось, что само нападение было столь уж неожиданным для мэтра.

Вспоминая некоторые его короткие реплики, Вагиф всё больше убеждался, что мэтр не исключал и такого поворота событий. Но была еще одна причина для сомнений. Как-то, еще в самом начале их совместной деятельности, Алексей Васильевич сказал примерно следующее: в случае необходимости срочного ухода в подполье он предпочел бы инсценировать собственную смерть и, возможно, одновременно с исчезновением нужных для дальнейшей работы документов.

— Ну, что, Жень, спасибо, — улыбнулся Вагиф. — Да, кстати, ты не знаешь, как найти того парня, который поставлял вам игральные программы?

— Родригеса? — спокойно спросил Женя, на минуту перестав жевать — он не утерпел и сразу же открыл коробку с конфетами.

— Да, его, — медленно проговорил Вагиф.

— Нет, никто не знает, где он.

— А где он жил, ты тоже не знаешь?

— Почему не знаю? Знаю. Недалеко отсюда, в соседнем дворе.

— И с кем он жил?

— А вот с кем — точно сказать не могу. Дома я у него не был. Но слышал, что он живет с какой-то придурковатой теткой, которая кормит всех окрестных котов и бездомных собак и даже пытается их лечить.

— А дядю Колю ты помнишь?

— Конечно, мировой был мужик, электронику как свои пять пальцев знал.

— Так вот, как ты думаешь, дядя Коля был знаком с Родригесом до встречи с ним в вашем зале или нет?

— Думаю, что да.

— А почему ты так считаешь? Ты видел, как они общались?

— Нет, как они говорили, я не видел. Ведь Родригес был молчун. За весь день слова не скажет. Все только «да» или «нет». Да и дядя Коля был не особенно болтлив. Так что точно сказать, общались они или нет, во всяком случае в зале, я не могу. Хотя вот что я вспомнил. Когда началась вся эта катавасия с тотализатором и стало ясно, что постепенно наш игральный зал для детей превращается в зал для азартных игр, я был свидетелем одного-единственного разговора между ними. Родригес сказал дяде Коле, который настраивал монитор, что-то резкое и сразу же отъехал на своей инвалидной коляске в сторону. Тот ничего не ответил, закончил свою работу и лишь потом подошел к нему и что-то произнес. После чего они оба куда-то исчезли. И что интересно — по-моему после этого Родригес у нас больше не появлялся, а дядя Коля еще пару раз зашел, но практически уже ничего не делал, а потом тоже исчез. Не могу дать гарантию, что все было именно так, но мне кажется, это происходило именно в такой последовательности.

— Эту тетку можно найти?

— Конечно, можно. Если надо, я прямо с завтрашнего дня этим займусь.

К тому времени в зале появился ночной сторож Виталик, о котором говорила Ксения. Поздоровавшись с Женей и прочитав записку Ксении, в которой она просила его не оставлять Вагифа одного, он молча протянул ему руку и широко улыбнулся. Виталик был крупным парнем лет двадцати — двадцати пяти. По его виду нетрудно было догадаться, что он долгое время занимался тяжелой атлетикой.

— Рад, очень рад, — медленно произнес он, все еще продолжая улыбаться. — Я сделаю все что в моих силах. Меня тут все знают, и если вы будете осторожны и не станете удаляться за пределы нашего района, то я более чем уверен, что с вами ничего не случится.

Все это он сказал на очень правильном литературном русском языке, который как-то не вязался с его несколько простоватым и даже грубоватым внешним обликом. Потом он добавил, что должен осмотреть, как он выразился, территорию и, пообещав еще зайти, удалился. Женька тоже спешил домой, и через несколько минут Вагиф остался в зале один.

Проводив всех, Вагиф направился в кабинет Ксении и, вытащив ключи, которые она сама ему дала, открыл дверь. После чего подошел к сейфу и, достав из кармана еще два ключа, также полученных от нее, открыл и его. Сейф был небольшой. На верхней полке лежала выручка за сегодняшний день, а на нижней, в папке для бумаг, он нашел несколько дискет.

Взяв эти дискеты и аккуратно закрыв сейф, он прошел в зал, где в углу стоял компьютер, на котором когда-то и работал таинственный Родригес. Эта был компьютер семейства IBM класса XT. Вставив дискету, Вагиф просмотрел каталог файлов на дискете и выбрав файл с именем game l, нажал на клавишу ввода. Вскоре на экране появилась заставка игры.

Здесь не были указаны ни имя создателя игры, ни год ее написания, лишь внизу, под названием самой игры — «Поиск», приводилась краткая инструкция. Суть ее состояла в следующем. На экране появлялись, например, цифры, которые какое-то время оставались на экране, а иногда, через определенные промежутки времени, исчезали. Внизу, в прямоугольнике, также были высвечены цифры. Необходимо было в установленный срок успеть выбрать с помощью курсора нужную цифру и зафиксировать ее, нажав клавишу «ввод».

При этом сами цифры возникали на экране, как правило, в сопровождении каких-то сопутствующих символов самой разнообразной формы. В случае, когда цифры исчезали с экрана, на их месте также появлялись какие-то непонятные символы. Вагиф так и не успевал разглядеть, что это были за странные значки, пытаясь вовремя найти нужную цифру. Потом он понял, что время было подобрано именно с таким расчетом, чтобы нельзя было успеть осмыслить все эти сопутствующие символы. В этом, очевидно, и заключалась одна из основных мыслей этой странной, кажущейся вначале очень примитивной игры.

Но могли появляться не только цифры. В некоторых играх предпочтение отдавалось геометрическим фигурам и даже буквам, которые выстраивались в очень замысловатые словосочетания. Помучившись с полчаса и так и не добившись особых успехов, Вагиф решил подойти к этим играм несколько иначе. Выбрав одну из самых первых игр, он стал скрупулезно выписывать все случаи удачного угадывания, взяв за единицу времени один час.

Через час он выключил компьютер и внимательно ознакомился с тем, что было им записано на бумаге. После нескольких минут усиленного размышления он наконец заметил определенную закономерность. Пропорция между количеством сыгранных игр и соответственно выигранных им точно соответствовала его коэффициенту G.

Так что это был за странный коэффициент? Чтобы точно объяснить его природу, необходимо вернуться несколько назад, в недавнюю историю спецслужб Союза. Дело в том, что в практике спецслужб испокон веков применялись методы, скажем так, психического воздействия. Это и четко разработанные инструкции ведения допроса, и различные способы воздействия на психику человека. Об одном таком методе уже говорилось.

Безусловно, эти методы недолго оставались секретом спецслужб, время от времени они становились достоянием не только спецслужб других стран, но иногда даже и широкой общественности. Подобные работы велись и в Советском Союзе и, надо сказать, не без успеха, особенно в первые годы становления спецслужб молодого советского государства.

И на то имелись объективные причины. Во-первых, военная разведка российского генштаба всегда была привилегированным государственным институтом, с которым охотно сотрудничали без зазрения совести лучшие умы России. (Не надо путать ее с политической охранкой, это совсем другая структура.) Можно назвать десятки известнейших имен, которые в то или иное время оказали неоценимые услуги военной разведке Российской империи.

Покровителями этого института государственной власти всегда выступали члены царской семьи, и потому военная разведка никогда не имела проблем с тем же финансированием и охотно поддерживала разнообразные научные изыскания, в том числе и в области психиатрии.

Во-вторых, как ни кощунственно это звучит, неоценимый опыт первой мировой войны, а за ней и гражданской подвел солидную экспериментальную базу под теоретические разработки. Здесь возникает естественный вопрос: а существовали ли в то время в новой, советской России люди, которые могли бы осмыслить весь этот опыт? Так вот — они были, и их было даже более чем достаточно.

Руководство молодого государства, будучи нетерпимым к гуманитарной интеллигенции, очень покровительственно относилось к представителям естественных наук, и в первую очередь к тем, кто занимался военной тематикой. Они были окружены вниманием и не терпели никаких лишений. В этот период и был заложен фундамент научного и военно-промышленного комплекса страны.

Но с течением времени отношение к психиатрии стало несколько меняться. Идеи Фрейда, метод психоанализа и связанное с этим понятие подсознания как-то не прижились в Союзе начала тридцатых. И работы в этой области стали сворачиваться. Лишь после войны, в эпоху сильнейшего противостояния Запада и Союза, к руководству советских спецслужб стали поступать материалы по методам психического воздействия, широко применяемым американцами. Кое-какая информация перепала и от некоторых пленных немецких ученых.

Наконец информации скопилось так много, что доложили Берии. И он после долгих раздумий пришел к оригинальному решению. Он не стал докладывать наверх, что отвергнутые советской философией методы психоанализа тем не менее дают ощутимые практические результаты, а просто-напросто распорядился организовать на базе некоторых городских поликлиник так называемые спецотделы. Параллельно с этим на территории Восточной Германии также были созданы закрытые лаборатории, где немецкие ученые продолжали работу в этой области. И надо сказать, что восточные немцы добились значительных успехов.

Но более серьезно этим занялись в Союзе уже значительно позже, где-то в конце семидесятых, и то благодаря личной инициативе Андропова. И вот тогда-то и стали появляться на различных спецкурсах учебники западных авторов по психологии и философии, в том числе и чисто специального характера. Так вот, с одним из таких специальных трудов, притом очень хорошо, и был знаком Вагиф.

Последнее время, уже работая в Москве, он был вынужден по роду своих занятий общаться с учеными ряда академических институтов столицы. И в частности, курировать работу по переводу трудов одного не очень известного ученого, чеха по национальности, но работающего в Италии в одном из научных центров, который финансировался американцами.

С этим чехом в свое время произошла очень забавная история. Первые тридцать лет своей жизни он прожил в Праге, работая в одном из научных заведений. Пришло время «остепениться», и он представил работу, которую его более маститые коллеги сильно раскритиковали, но позже смилостивились и разрешили выдвинуть ее на соискание ученой степени вторично, но только после существенной переработки. Соискатель наотрез отказался и даже публично обругал местных научных светил непечатными словами. Естественно, ни о какой вторичной защите не могло быть и речи.

Уже задним числом соответствующим органам удалось узнать, что далеко не все ученые мужи были против представленного научного труда. Скорее наоборот, среди научной братии поговаривали, что этот молодой ученый совершил нечто неординарное, но открыто поддержать его при господствующих в то время коммунистических догмах поостереглись. Хотя, как потом выяснилось, ничего особенного там и не было. Просто сперва его раскритиковали лишь потому, что работа по своей форме несколько отличалась от общепринятых, а уж потом все перешло в область личной неприязни.

Молодой ученый разобиделся, а тут как раз рядом с ним появился какой-то западный немец, и через некоторое время этот ученый выплыл в Италии, в том научном центре. Но и там он не прижился, и его не слишком баловали вниманием. Хотя по другим источникам выходило, что тамошние ученые тоже быстро разобрались, что этот молодой чех далеко не профан, но поскольку признание правильности его результатов автоматически могло поставить под вопрос дальнейшее финансирование ряда научных тем, за которые несколько десятков ученых в течение ряда лет получали приличные гонорары, его просто задвинули, создав ему репутацию одаренного ученого со скверным характером, который сам до конца не понимает, что он делает. Некий чудак от науки.

Но это было на Западе. У нас же процесс пошел в обратном направлении. Сотрудник компетентных органов, который после исчезновения ученого из страны занимался его научным наследием, оказался дотошным и не только разобрался, что эти труды представляют интерес, но и смог убедить в этом своих начальников. Что, очевидно, было куда сложнее, нежели вникнуть в суть научных изыскании. К слову сказать, после этого сотрудника заметили, и он сделал стремительную карьеру. А все оставшиеся труды того ученого были срочно засекречены и перевезены в Союз.

После того как вышла научная монография этого чеха, она была срочно приобретена, и ее изучением вместе с другими документами серьезно занималась целая группа специалистов. Честно говоря, когда Вагиф впервые познакомился с этими трудами, — он тогда входил в группу, непосредственно курирующую работу ученых, — у него невольно возникло сомнение в подлинной ценности этих трудов. Поскольку ему, имеющему университетское образование, притом естественное, часто была непонятна логика автора. Порой она казалась ему просто наивной. А по форме изложения материала все вообще мало походило на научный труд.

Но постепенно мнение у него менялось, хотя кое-какие утверждения автора были более чем спорные. Например, он утверждал, что современное математическое моделирование, на базе которого проектируется и создается современная техника, становится тормозом именно вследствие излишне жесткого математического аппарата, особенно в вопросах построения математической модели сложного объекта, состоящего из более простых, чьи модели как раз истинны. И предлагал свою систему, называя ее G-алгеброй и утверждая, что с ее помощью можно смоделировать и, что самое главное, получить достаточно простую систему, состоящую буквально из нескольких уравнений, которые с большой точностью и оперативно могли быть обработаны средствами вычислительной техники.

Но никаких доказательств адекватности предлагаемых моделей тем, которые были строго математически получены ранее, не было. Как и вообще не было понятно, откуда он извлек эту самую G-алгебру, которая была введена сугубо аксиоматически. И тем не менее конкретные результаты были. Оказалось, что построенные на базе предложенной методики модели наиболее точно описывают состояние очень сложных объектов, а при введении в модель различных управляющих параметров можно с большой точностью тут же, за компьютером, спроектировать более современные аппараты, подчас очень точно предугадывая границы использования того или иного принципа, заложенного в соответствующей конструкции.

Единственным объяснением всей этой чертовщины была последняя статья, которая просто привела в глубокий шок всю научную группу. Ознакомившись с тремя первыми главами, они с трудом, но все-таки кое-как свыклись, что авторское изложение материала местами похоже на математический текст, а местами на чисто технический, иногда же идет просто чистая, порой не совсем понятная философическая галиматья. Но когда они открыли последнюю главу, их ждал еще более неожиданный сюрприз. Там автор решил побаловаться психологией. И очень аккуратно, что резко отличалось от материала предыдущих глав, даже с некоторым изяществом он излагал методы проверки своего G-коэффициента и предлагал развивать умение строить так называемые эмоциональные алгоритмы. И пытался доказать, что все, чем мы сейчас оперируем в точных науках, есть не что иное, как результаты использования тех же самых алгоритмов, но других людей, порой не совсем точно изложенные и далеко не отражающие истинного существа проблемы.

Тем самым у него выходило, что вся математика и физика на девяносто процентов состоят из личного восприятия мира рядом незаурядных умов, выводы которых далеко не универсальны и не могут быть справедливы всегда и везде. И предлагал всем желающим заниматься наукой проверить себя на наличие этого самого коэффициента, который, по понятию автора, и позволял определенным людям видеть проблему как бы в целом, не замечая пока не изученные и не понятые детали. И такое видение проблем, согласно его мнению, является научным талантом.

Так вот, у Вагифа этот непонятный G-коэффициент был равен 0,33, что точно соответствовало отношению количества выигрышей к количеству сыгранных партий. Но было кое-что еще, что заинтересовало лично Вагифа в этих трудах. Он попытался применить эту G-алгебру в теории вероятностного прогноза развития событий при условии дефицита так называемой базисной информации, то есть того минимального количества данных, без которых результат теоретически не может быть, хотя бы частично, адекватен реальности. И столкнулся с чем-то необычным. Построив согласно аксиоматики этой самой алгебры необходимый алгоритм, который почему-то автор вполне серьезно называл «эмоциональным», он получил очень хороший результат — более шестидесяти процентов достоверности. Это было трудно объяснить.

Но, к несчастью, потом ему не удалось вернуться к этой проблеме — как обычно, навалилась срочная работа. Однако сейчас он все это вспомнил. И ему после просмотра этих игр показалось, что они созданы для тренировки мышления, — потому что трудно было, сказать, что здесь больше участвует, сознание или подсознание, — с целью выработки некой автоматики процесса создания подобных алгоритмов, а возможно, и самой G-алгебры, поскольку она была далеко не универсальна. И, по утверждению самого автора, имела достаточно узкую область применения.

Так что эти программы оказались более чем интересны, и Вагиф был не прочь познакомиться с дядей Колей и Родригесом.

— Все работаете? — неожиданно послышался рядом голос Виталика.

— Да вот, очень интересная игра, — машинально ответил Вагиф, не подумав. Лишь произнеся последнее слово, он понял, какую совершил оплошность.

— Эти игры на самом деле очень интересные, — спокойно продолжил Виталик, сделав вид, что ничего не заметил. — Но есть еще кое-что интересное. Тут мне успели шепнуть, что молодой человек, с которым вы обошлись недостаточно вежливо, заимел на вас большущий зуб и убедил некоторых местных «крутых» ребят повнимательнее пошарить в кабинете Ксении. А основной довод у него такой: если в сейфе ничего не было, вы бы не стали все это затевать. Жорик — так зовут того парня, — к несчастью, далек от понимания чисто благородных поступков, во всем ищет пошлый интерес. Так что нам в ближайшие дни придется быть начеку.

— И сколько может быть этих «крутых» ребят?

— Человек десять. Эти игры кое-кому очень нужны. Они на том хотят сделать большие деньги и готовы во имя этого рискнуть.

— Спасибо.

— За что спасибо? Это моя работа. Просто я хотел сказать, что если что — на меня можете рассчитывать.

— На меня тоже.

Но остаток ночи прошел тихо. Никто их так и не посетил. На следующее утро, проснувшись до прихода Ксении, Вагиф побрился и умылся холодной как лед водой из-под крана, после чего, одевшись и оставив ей записку, вышел на улицу. Тяжелый автоматический пистолет, который он извлек из «дипломата», аккуратно расположившись в мягкой кобуре под мышкой, придавал ему известную уверенность.

Выпив кофе в небольшом кооперативном кафе, которое в отличие от большинства государственных уже к семи утра было открыто, Вагиф не спеша перешел улицу и направился к станции метро. Сегодня он наметил себе конкретную работу. Он хотел попробовать узнать что-либо о Геннадии. То, что Гена где-то скрывается, это очевидно. Он был одним из ближайших сотрудников мэтра, и после гибели шефа его не могли не «потревожить». О возможной его гибели Вагиф старался не думать.

Как он его будет искать, он пока не представлял себе и потому решился на самое примитивное — поехать к его дому и попытаться сориентироваться на месте. У дома Геннадия Вагиф был примерно около восьми. Пошатавшись вокруг, он убедился, что никого из «наружки» нет. В принципе он и не ожидал кого-то заметить, просто решил проверить для собственного успокоения. Вагиф завернул за угол и оказался во дворе, один угол которого был полностью завален ящиками из-под бутылок.

Нетрудно было догадаться, что сюда выходит черный ход расположенного в доме винного магазина. Это было уже кое-что. Закурив сигарету, Вагиф решил немного подождать. Интуиция его не обманула. Буквально через минуту скрипнула дверь и показалась лохматая голова мужчины непонятного возраста, в котором нетрудно было угадать подсобного рабочего магазина.

Окинув себя взглядом, Вагиф остался недоволен. Он был слишком хорошо одет для алкаша, надо было придумать что-то иное. Бросив на землю окурок, он решительно подошел к этому типу и, не дав ему опомниться, сразу же попросил вынести пару бутылок водки, не забыв показать деньги. Тот недоверчиво окинул его взглядом, но, увидев деньги, сразу подобрел. И, не сказав ни слова, быстро нырнул в коридор подсобки.

Через минуту-другую он вновь появился, неся две бутылки, завернутые в газету. Вагиф лихорадочно обдумывал, что делать дальше, но, так ничего и не придумав, молча стал отвинчивать крышку одной из бутылок. Рабочий хмуро смотрел на него, не проявляя никакой инициативы. Тогда Вагиф вполне искренне посетовал на то, что нет закуски. Рабочий молча повернулся и снова исчез в подсобке. Появился он через несколько минут, когда Вагиф уже решил, что ему придется допивать бутылку в гордом одиночестве, не пропадать же добру. Рабочий нес полбатона, кусок дешевой колбасы и граненый стакан.

Вагиф отлил ему полстакана и одним махом, прямо из бутылки, сделал несколько глубоких глотков. Он чуть не задохнулся, но стоически дождался, когда выпьет его собутыльник, и лишь потом потянулся к хлебу. Первую бутылку они допили молча, прямо у дверей подсобки. Вторую с общего согласия решили прикончить в более комфортных условиях, сидя на пустых ящиках из-под водки. Лишь при распитии второй этот рабочий, назвавшийся Васей, разговорился. Да так, что его трудно было остановить.

С большим трудом Вагифу удалось направить разговор в нужное русло. И лишь в самом конце их теплой беседы Вася поведал нечто интересное. Затронув животрепещущий вопрос о трудностях жизни, особенно в последнее время, он изрек глубокомысленную фразу о том, что от такой жизни все спиваются, и даже привел пример. Сопоставив некоторые из сказанных им ранее фраз, Вагиф сделал определенный вывод.

Во-первых, Вася знал практически всех, кто живет в ближайших домах, в том числе и Геннадия, живущего прямо напротив винного магазина. Но до последнего времени Геннадий даже не подозревал о существовании Васи, так как никогда не заходил в этот магазин. Вася же хорошо его знал, поскольку сильно уважал, так как за Геннадием приезжала служебная машина. Что в глазах Васи было явным признаком значимости человека.

Но потом они познакомились. Последнее время Геннадий стал частенько наведываться в магазин и, поскольку ему было неприятно стоять в общей очереди, он пользовался услугами Васи, который за скромные чаевые всегда был готов услужить и вынести бутылочку-другую. Тогда Вагиф спросил его, когда он последний раз видел Геннадия, на что тот невозмутимо ответил, что вчера вечером. Ответ удивил Вагифа, но он не подал виду.

Как раз в этот момент из глубины подсобки раздался громкий, недовольный женский голос, и Вася, съежившись, молча потрусил в сторону подсобки, даже не попрощавшись. Вагиф, тяжело поднявшись на ноги, также не стал задерживаться и, слегка покачиваясь, вышел на улицу. Голова раскалывалась, во рту был неприятный осадок, но он, несмотря ни на что, заставил себя продумать создавшееся положение.

То, что Геннадий дома, для него было полной неожиданностью, но в то же время существенно облегчало ему задачу. Оставалось решить одно — идти к Нему прямо сейчас или попозже, когда слегка протрезвеет. После некоторых раздумий он решил пойти сейчас.

Подойдя к подъезду, Вагиф чисто машинально посмотрел по сторонам. Никого на улице не было, даже шума машин не слышно. Пройдя в подъезд, он стал не спеша подниматься по лестнице: лифтом он пользоваться не любил. Дойдя до нужного этажа, он, не задерживаясь, поднялся еще выше. И, оказавшись на следующем этаже, остановился, чутко вслушиваясь в тишину. Но все было спокойно.

Тогда он спустился вниз и осторожно подошел к двери. Он уже хотел нажать на кнопку звонка, но вдруг отпрянул и отошел в сторону — послышался шум поднимающегося лифта и чьи-то голоса наверху. Потом люди сели в лифт, и Вагиф ждал, пока они спустятся вниз. Его нерешительность можно было понять. Уничтожена дача их руководителя, сам он исчез. За одним из его сотрудников, Вагифом, устроена настоящая охота, которая при жизни мэтра еще могла быть безрезультатной, а после его исчезновения результат ее не вызывал сомнений.

И при всем том его самый ближайший сотрудник и доверенное лицо спокойненько живет у себя дома и даже балуется в свободное время водкой. Все это было более чем странно. Но и стоять в подъезде и ждать неизвестно чего тоже было неестественно, и Вагиф решил, что в данной ситуации, несмотря на всю нелогичность поступка, ему необходимо увидеть Геннадия.

Он подошел к двери и нажал кнопку звонка. Дверь никто не открыл. Хотя в такое время кто-то должен был обязательно быть дома. Например, жена, которая должна была собираться на работу или дочь-школьница, которой самое время идти в школу. Но все было тихо, из-за двери не доносилось ни звука.

Тогда Вагиф осторожно надавил на ручку, и дверь приоткрылась. Быстро посмотрев по сторонам, Вагиф проскользнул в коридор, не забыв осторожно прикрыть дверь. В коридоре никого не было. Пройдя в гостиную, он наконец увидел Геннадия. Тот сидел в кресле, раскинув руки, закрыв глаза и свесив голову с растрепавшимися волосами влево. Лишь подойдя поближе, Вагиф понял, что он мертвецки пьян.

Сильно встряхнув его, он заставил Геннадия приоткрыть глаза. Тот, обведя мутным взглядом комнату и заметив Вагифа, вдруг отчетливо произнес всего лишь одну фразу:

— Тебя еще не убили, нет?

После чего снова закрыл глаза и провалился в глубокий сон. Подняв голову, Вагиф увидел на стене электронные часы с встроенным календарем. Было девять часов утра первого апреля 1990 года.