С тех пор прошло… Какая разница? В каких единицах считать время, когда оно может сжимать годы и растягивать секунды до бесконечности? Или же терять всякий смысл, как произошло с ним, когда ушла Сандра… Нет, с того момента жизнь утратила вкус. А изменилась она раньше. Наши решения меняют жизнь незаметно, накапливаясь по крупицам, пока их количество не переходит в качество, и тогда всё летит в тартарары или, наоборот, взмывает ввысь. Совершенно, казалось бы, непредсказуемо. Ан нет! Очень даже предсказуемо — просто незаметное количество внезапно перешло в заметное качество — так истребитель с громовым ударом пересекает звуковой барьер.
Изменился ли он с рождением фирмы? В какой-то степени да… Но это малое изменение, лишь начальное звено в цепи его превращений…
Пятнадцать лет. Пятнадцать лет назад перед ними на кухонном столе в квартире Лазари стояла легендарная бутылка виски Canadian Club. Легендарной она была вовсе не из-за качества или древности напитка, нет! Легендарной сделало ее происхождение. Бутылка была украдена преступной группой, состоящей из врачей отделения, из кабинета заведующего! В группу входили неразлучная связка Романов — Лазари и примкнувший к ним Духин.
Духин выманил начальника из кабинета под благовидным предлогом консультации сложного больного. Таковой действительно существовал, был припасен, взлелеян загодя и приглашен на предоперационную проверку в заранее оговоренное шайкой время — не выглядеть же идиотами в глазах заведующего — умницы и знатока медицины!
Романов стоял на атасе, а Лазари своровал бутылку, благо стояла она в незапертом шкафу.
Дело было не в бутылке. Никто не помнил, как именно и у кого родилась идея спереть у начальника бутылку виски, чтобы распить ее только после удачной сдачи экзамена «Шлав бет» — грозного и тяжелого, как машинный пресс, финального экзамена на звание специалиста-анестезиолога.
И — наконец! — это свершилось! Экзамен, о необходимости сдать который они так долго говорили, сдан! Впереди — светлые перспективы избавления от пятилетнего ярма рабства и дедовщины резидентуры; впереди колышутся в ожидании серпа пышные хлеба частной практики!
Преступная троица в полном составе собралась в квартире Лазари исполнить задуманное.
Сама квартира находилась в состоянии перманентного ремонта, к тому же хаотично и непрестанно меняющего свое направление — итог неистощимой фантазии хозяина. Ремонт и в опытных руках — дело опасное и непредсказуемое, а уж если его проводит сам и только сам хозяин…
«Ну не сварщики мы, понимаешь?» — проникновенно нашептывал Лазари, зашивая рану на голове Романова, — сваренная им на балконе высоченная конструкция из металлических прутьев — каркас будущего розария — развалилась, стоило пытливому Леше подергать ее, проверяя на надежность.
«Не каменщики мы, понимаешь?» — подмигнул он Лешке, когда выпавший бордюрный камень из сложенной им стойки бара задел слегка, по касательной — слава богу! — Лешкину ногу.
Вперемешку со стройматериалами по квартире были разбросаны прочие экзотические атрибуты кипучей и бесшабашной жизни Сергея Лазари:
— Каталоги фирмы, производящей воздушные шары для обзорных полетов над городом.
«Романыч, прикинь! Берем ссуду в восемьсот тысяч баксов, выкупаем площадку вблизи от Старого города в Иерусалиме, завозим шар… та-ак, по сорок человек в гондолу, поднимаем — опускаем, работаем по ночам тоже… РОМАНЫЧ!!! Это же сумасшедшие бабки!!!»
(Проект был похоронен Лешей немедленно, на стадии предварительного обсуждения — трудно представить себе более лакомую и эффектную мишень для РПГ террористов, чем огромный шар, неподвижно зависший в иерусалимском небе.)
— Велосипедная рама с уныло повисшими на ней цепями.
В начале израильской жизни у Сережи родилась идея переезда в Америку, и, не раздумывая дважды, он рванул туда, прихватив в багаже велосипед (Манхэттен в пробках, а мне пофиг, старик!), на котором объездил весь Нью-Йорк. Заблудившись в огнях большого города, пронесся кометой по закоулкам «Джамайки» — единственное белое пятно на абсолютно черном фоне. Невероятность самого зрелища, абсолютная сюрреалистичность происходящего ввергли аборигенов района в шок и временное оцепенение, благодаря чему Сереже удалось выскочить оттуда живым и невредимым. «Старик, ну не негры мы, понимаешь? Я и не думал, что могу так быстро ездить. Веришь?»
— Останки странного аппарата — мертворожденного гибрида наркозного аппарата, респиратора и автогена.
Чудесный реквизит для съемок фильма по мотивам произведений Жюля Верна! Лазари увлекся идеей самому воссоздать акваланг заново, много дешевле и интересней готового. Воплощенная в материю творческая мысль полностью соответствовала двум указанным требованиям. Во всем остальном, и в особенности в части надежности, конструкция вызывала здоровый скепсис. Романова особенно тревожил резиновый баллон от списанной дыхательной машины — тревожил своей невероятной емкостью и пугающе черным, траурным цветом. Его предназначение было неясно и Леше, и, судя по невнятному определению «резервуар для стравливания», самому создателю. Аппарат должен был очищать выдыхаемый воздух от углекислого газа при помощи абсорбента, обеспечивая за счет рециркуляции низкий поток свежего газа.
Два дня кряду Романов и Сережкина жена тщетно хватали Лазари за руки, падали на колени и трясли его за грудки в попытке отговорить «человека-лягушку» от практических испытаний в морской стихии, благо пробное погружение в ванне прошло успешно и этого-де вполне достаточно для удовлетворения творческого тщеславия. На третий день Леша осознал тщетность дальнейших попыток и сдался, поставив три безоговорочных условия капитуляции:
Первое — они идут вместе.
Второе — Романов страхует ныряльщика накрепко привязанной к его поясу веревкой, концом, по морской терминологии.
Третье — глубина погружения не более трех метров.
Условия были приняты.
Вечернее море было безмятежно, и ничто, как пишут в женских романах, не предвещало беды. Леша зашел в море по пояс, вытравил метров пятнадцать веревки. Друзья сурово посмотрели друг другу в глаза, и Лазари мужественно направился в объятия седого океана, покачиваясь под тяжестью агрегата. Вот вода стала ему по грудь, он повернулся, помахал рукой Лешке. Тот стиснул зубы, покрепче зарываясь ногами в донный песок.
Лазари опустил забрало маски и стремительно исчез под водой, увлекаемый бездушным механизмом.
Леша затаил дыхание. Пару минут ничего не происходило. Затем вода в омуте запенилась, забурлила — вспомнилась опешившему Романову фраза из какой-то сказки. На поверхности взбух огромный водный пузырь, прорвав который, на волю, словно ракета, выпущенная из лихой субмарины, вырвался невероятных размеров черный шар. За ним из воды показалась бледная задница в красных плавках и ноги в ластах, молотящие воздух не хуже лопастей лодочного винта. Шар с оглушительным треском лопнул, с издевкой, от души, оттянув Лазари по жопе куском толстой латексной резины. Лешке показалось, что сквозь толщу воды до него донесся яростный вопль «Бляяяя!!!». Всхлипнув от накатившего смеха, повалившись в воду и захлебываясь морем и хохотом, он изо всех сил потянул веревку.
Повторных погружений не было, несмотря на увещевания друзей и заверения предприимчивого Романова в том, что продажа билетов на выступления обеспечит Сережке безбедное будущее. «Ну не Кусто мы, старик, понимаешь?»
— Рядом с аквалангом капитана Немо валяется том инструкций по планеризму — неугомонный Лазари полетал и на них, вкрадчиво совращая Леху примкнуть к нему Романов удачно сослался на плохой вестибулярный аппарат и избежал полетов.
— Тут же ворохом накиданы интернет-распечатки мотоциклов, придавленные балластным мешком с воздушного шара — на нем Сережка тоже побывал в небе.
— Рядом пристроилась толстенная лоция. Сережка вознамерился управлять судами, пройдя шкиперский курс.
— Особняком стоял огромный черный пластиковый чемодан. Тяжелый, как гранитный монолит. В нем разместился удивительно ладно собранный Сережкой и работающий, как швейцарские часы «Bregget Marine», портативный наркозный аппарат (составные части были позаимствованы Романовым и Лазари в разных клиниках, дело прошлое, Бог простит!) с монитором ЭКГ и оксиметром. Машина, совершенно необходимая в деле будущей частной практики. «Старик, общая анестезия в израильской стоматологии вот-вот расцветет пышным цветом, и полностью автономный анестезиолог будет просто нарасхват».
Как Сережкиной жене удавалось поддерживать функционирование систем жизнеобеспечения в этом вечно кипучем бедламе, оставалось для других жен загадкой. Их мужья не задавались этим вопросом вовсе.
Сейчас весь этот хлам был сдвинут в стороны, освободив место для стола, где стояла лампой Аладдина бутылка вышеупомянутого виски, в янтаре которого плескались их желания и устремления, еще не родившиеся тостами.
В качестве прелюдии к основному блюду были использованы две бутылки модной тогда водки «Бриллиант», чьи обезглавленные и обескровленные тела покоились под столом. Водка шла под «курятинку» — московское скоропомощное выражение, означающее банальное курево, — и ненавязчивый закусон из одного огурца, двух помидоров и трех ломтиков сыра. Соотношение закуски и алкоголя ниже оптимального привело к тому, что лица участников застолья стали красными, мимика — экспансивной, а речь — спутанной.
Прелюдия закончилась. Сокровенная бутылка открыта. Сережка принес из кухни, чуть покачиваясь на поворотах, специально купленные им бокалы для виски.
Все встали. Лазари поднял бутылку и аккуратно наполнил стаканы до краев. Упала тишина. Напиток подрагивал, играл желтыми искорками. Непонятное напряжение наполнило воздух сладкой тоской — это судьба незримо вошла в комнату и незаметно стала рядом, готовясь исполнить их повеление.
— Ну что? — неуверенно сказал Духин. — За нас с вами и…
Сережа и Леша поморщились.
— Это не то, мелковато будет. Это же заветная бутылка, Алексашка! — Лазари укоризненно покачал головой и сохранил равновесие, вовремя схватившись за спинку стула. — Давайте за наточенную косу, которой мы будем рубить капусту… — Он посмотрел на друзей, сбился, разом утерял мысль и даже чуточку протрезвел. — Романыч, ты чего?
Леша уставился вперед отсутствующим взглядом, словно смотрел невидимое для остальных, только ему предназначенное немое кино. Кожа стала гусиной, а волосы на руках напряглись проволокой. Алкоголь ли был тому причиной, нервное ли истощение от тяжелого экзамена и изматывающего марафона подготовки к нему или же всё вместе — неважно и значения не имеет.
Потом Романов скажет, что его посетило видение. Словно на полотне проектора в формате Power Point и в виде слайд-шоу, в пространстве перед ними запестрили картинки, диаграммы, надписи. К нему снизошло со слайдов Будущее.
Однако никогда, ни при каких обстоятельствах, трезвым или пьяным, он никому не расскажет о привидевшихся ему вдали, за прозрачным полотном экрана, смутных силуэтах — мужском и женском, взявшихся за руки в попытке предостеречь? Остановить? Наоборот, поддержать? Он не разгадал ни тогда, ни сейчас. Одно он знал определенно и никогда после не усомнился в своем интуитивном знании: это были отец и мать.
Леша вздрогнул, выходя из состояния, которое у шаманов, медиумов, пифий и берсеркеров называется транс.
Друзья, синхронно сведя брови, встревоженно смотрели на него, их взгляд все отчетливее приобретал профессиональный прищур психиатра. «Белка?!» — легко читалось на их лицах.
— Слушайте меня внимательно, пацаны, и не перебивайте, — Лешин голос налился той силой убеждения, которую дает истинное знание. — Я скажу вам, за что мы выпьем. — «Я» прогремело приказом. — Мы выпьем за нашу будущую… нет, уже настоящую совместную фирму. Фирму, которая будет диктовать больницам, клиникам, директорам, профессорам и просто всем врачам Израиля, кого, когда и где обследовать, лечить, оперировать. Фирму, которая принесет нам дома и пентхаусы, «мазерати», отдых в Куршавеле и на Мальдивах! Мы выпьем за нас в ипостаси миллионеров!
Он прервался, вздохнул и посмотрел на друзей.
Лазари слушал, как мог слушать только он: глаза сверкают, рот полуоткрыт, казалось, коснись Сережку раскаленное железо — он и не заметит. Лицо Духина, как всегда, выражало настроение скептического аналитика.
— Частная практика, стоматология — это все мелко, господа! Рабский труд…
— Скажешь тоже! — фыркнул Духин. — Рабский!
— Любой почасовой труд по принципу больше работаешь — больше получаешь является рабским! — отрезал Романов. — Он может дать крепкий достаток, а мы, мать вашу, хотим разбогатеть! — Махнул резко рукой и покачнулся.
Лазари согласно кивнул и тоже покачнулся. По лицу Духина последовательно пробежали сомнение, неуверенность, неопределенный страх человека перед недобрыми знамениями, но в слова так и не прорвались.
— Не туда смотрим, не туда! — продолжил Романов. — Мы все приехали из Совка. Тысячи врачей, которым надо было переучиваться, доказывать себя. И все мы, как один, — ну, те, что не дураки, конечно! — поняли, что медицину в Совке учили хреново. Так?
Так, кивнули друзья.
— А значит, и лечат так же. И если мы это поняли, то — поверьте мне! — умные люди постсоветского пространства поняли это тоже, а если нет, то поймут своей шкурой очень и очень быстро! А кто они, эти умные и сильные люди новой России?
— Б-бандиты! — икнул Духин и покачнулся.
Они улыбнулись.
— Это те люди, что сейчас богатеют, поднимаются, хотят приобрести западный лоск и манеры. А потом, как и их коллеги на Западе, поймут, что самая главная инвестиция богатого человека — в здоровье! А где его приобрести, если в России его не получить и не купить? Потому что не у кого?
— Хрена они поедут в наше местечко! Им америки со швейцариями подавай, — пробурчал Лазари. — Хорош уже… свистеть, давай выпьем! — И потянулся за стаканом.
— Нет! — Леша прижал его руку. — Нет, за что мы сейчас выпьем — так наша жизнь и сложится, я это твердо знаю!
И столько было в интонации его слов веры, абсолютной убежденности в своей правоте, что своенравный, непокорный Лазари и задиристый, неуемный спорщик — я дерусь, потому что дерусь! — Духин отдернули руки от бокалов, словно нашкодившие подростки.
— Да, — продолжил Романов, — поначалу они поедут в Штаты, в Швейцарию. Потому что это круто и потому что вся аристократия…
— Естественными наследниками которой они себя считают, — ядовито фыркнул Духин и покачнулся. — Может, присядем?
— Именно! — кивнул Леша. — Куда? Стоять! — остановил он их, готовых с радостью упасть на стулья. — «Именно» относилось к наследникам русской аристократии. Так вот, сперва они поедут на классику. Но! — Он веско покачал указательным пальцем. — У нас есть шансы. И знаете почему?
— Короче, Склифосовский! — рявкнул Лазари. — Хочу выпить и закурить!
— Дайте договорить, сукины дети! Потому что медицина — еврейская профессия. Это сложившаяся стигма. Готовый бренд! Его только надо чуть закрутить и раскрутить! У нас классная медицина, синтез Америки и Европы!
— Синтез немножко обрезанный получился. В национальных традициях, — съязвил Духин и покачнулся.
— Отстань! — махнул рукой Леша и тоже покачнулся. — Короче, мы будем завозить страждущих, в смысле страж-ду-щих, — выговорил он по слогам, сдавая водке бразды правления языком, — и жаж-ду-щих…
— Это я, — кивнул Сережа с серьезным видом, указал на Духина и покачнулся. — Это он, это мы сейчас жаж-ду-щие. Давай уже выпьем!
Духин энергично кивнул в подтверждение, не совладал с подлым законом Ньютона и рухнул на стул.
— Саша, встань, пожалуйста, — тихо попросил Леша. — Сереж, помолчи минутку.
— Я пью за нас. — Леша поднял бокал, налитый до краев. Гладь янтарного будущего, покоящаяся в нем, — загадочный факт! — даже не шелохнулась, словно жидкость на мгновение подчинилась законам физики твердых тел. — За нас, создателей новой профессии, создателей нового бизнеса.
Он посмотрел им в глаза — они были серьезны и абсолютно трезвы.
— Я пью за создание новой области медицины, — он задумался на один удар сердца. — Я нарекаю ее «организацией лечения». Я пью за первую в этой области фирму, — еще один удар сердца в висках, — фирму «Исцеление». Я пью за русских больных, клиентов наших. Я пью за наши миллионы! Ура, товарищи!
И бокалы столкнулись с громовым звоном.
«Желание принято и будет исполнено, — растворился в звоне бокалов неслышимый хрустальный вздох, — со всеми его последствиями…»
Если б дано нам было знать, предвидеть все последствия исполненных желаний… вряд ли бы загадали хоть одно…
По комнате пронесся легкий ветерок, скользнул в открытое окно, и напряжение от незримого присутствия Судьбы покинуло их.
Бокалы осушены до дна. Троица со стоном облегчения рухнула на стулья. Зашелестели сигареты, покидая пачку, щелчок зажигалки — обычная пострюмочная пауза.
Леша затянулся. Тяжелое опьянение исказило вкус дыма до непереносимой тошноты. Желудок спазматически дернулся, застыл на мгновение и неудержимо рванулся к горлу. Лешка еле успел отвернуться от стола, и его вывернуло наизнанку прямо на пол Сережкиного кабинета.
— Бляяя! — тоскливо заорал Лазари, осознание перспективы немедленной уборки вторглось чугунной бабой в бухую блаженную виртуальность, легко сокрушая ее карточные стены.
Свинцовая тяжесть зашумела в висках, неумолимой волей закрыла веки. Последним усилием, перед тем как уйти в пьяную кому, Леша рывком бросил свое пикирующее тело на диван в углу кабинета, успев мстительно и внятно, как заика на уроках логопеда, сказать Лазари:
— Ну не шотландцы мы, старик, понимаешь?