Гвоздь проснулся одновременно — вдох-вдох — с Романовым, на два удара сердца опередив звонок будильника. Три тридцать.

Перевозчик привычно соорудил легкий завтрак — яичница с колбасой, по чашке крепкого кофе. Завтракали молча — о чем говорить, когда все ясно?

Гвоздь тихо кашлянул. Дал знать: все, пришло время работать. Перевозчик кивнул, аккуратно убрал посуду со стола в мойку, тщательно протер стол, поставил на чистую столешницу пять восковых свечей. Свечи по просьбе Гвоздя привезли из храма Гроба Господня.

Гвоздь с благоговением, задержав дыхание, зажег их. Каждому покровителю — по свече. Крайне важно зажечь все пять от одной спички, в одно касание, и чтобы огонек не затрепетал и не погас. Уф-ф! Удалось!

Гвоздь прикрыл глаза, ушел в себя. Перевозчик не мигая смотрел на мерцающее пламя. Гвоздь молился, и мешать ему было нельзя. О чем конкретно Гвоздь просил покровителей, Перевозчик не знал, но, ясный перец, просил за успех дела, за них обоих… В общем, хуже от этого не будет, — решил Перевозчик.

Молитва была недолгой. Меньше чем через минуту Гвоздь открыл глаза и кивнул Перевозчику: мол, ты младший, тебе первому и вставать. Перевозчик потянулся, с наслаждением хрустнув суставами, и одним плавным движением оказался на ногах. За ним встал и Гвоздь, аккуратно уложил ствол в кобуру скрытного ношения.

— Паспорта, документы, бабло?

Перевозчик молча похлопал себя по груди — все на месте, во внутреннем кармане куртки.

Они оба были одеты в одинаковые легкие ветровки, только разных цветов — у Гвоздя светло-бежевая, у Перевозчика — светло-голубая. Перед исполнением они вывернут их наизнанку, и ветровки превратятся у одного — в белую с красной полосой, а у второго — в темно-синюю. Ветровки для израильского лета — наряд не очень подходящий, выпадают из привычного глазу ряда, и, конечно, потом их легко вспомнят те, кого будет допрашивать полиция. Но, во-первых, по большому счету Гвоздю было плевать — к этому времени они будут, даст Бог, уже далеко; а во-вторых, скорее всего куртки отвлекут на себя внимание, и запомнятся именно они, а не их владельцы. Кроме того, черные очки — деталь для Израиля вполне органичная, ватные валики за щеки и усы щеточкой (у Гвоздя рыжеватые, а у Перевозчика русые) тоже должны были сделать свое дело.

Такси подвезло их по адресу — за квартал до нужного дома, на параллельной улице. Метрах в пятидесяти впереди стоял красный «Кавасаки-Ниндзя», его водитель заглушил мотор и, экспрессивно жестикулируя, говорил с кем-то по телефону. Но стоило им подойти, как он снял с себя шлем, повесил на руль, похлопал по багажному ящику, мол, второй шлем здесь, и, не оборачиваясь, продолжая говорить по телефону, скрылся за углом.

Гвоздь и Перевозчик переглянулись, на несколько секунд исчезли из глаз возможного случайного наблюдателя за стволом дерева у соседнего подъезда, молнией вывернув куртки и надев шлемы. Мотоцикл сразу признал уверенную руку всадника, как лошадь тотчас чует и признаёт опытного наездника, и, подчиняясь его воле, легко и стремительно развернулся, исчез за поворотом, чтобы через полминуты занять обозначенную ими заранее позицию — скрытную, но и не подозрительную.