И пришла весна. Всё, всё вокруг расцвело, но мама была сильно плоха.

— Милое дитя, не откладывай с женитьбой. Видишь, я уже никуда не выхожу.

А у папы уже был готов план. Сзади во дворе решили пристроить комнатку, туда они вдвоём с мамой переселятся, а молодые будут хозяйничать.

— Но, мамочка, пожалуйста, на ком мне жениться? Я же никого не знаю.

— Ну, кое-кого ты всё-таки знаешь. Только бы она была доброй и послушной. Яночка тебе расскажет.

И папа больше не ждал. Ночи им казались ещё холодными, и раз не могут летать, то будут строить. И строили. Крёстный им помогал, и к святому Иоанну комнатка была готова, такая красивая, словно нарисованная.

— Малыш, — начала однажды Яночка, — а теперь пора за невестой! Ведь ты видишь, что мама уже никуда не выходит.

— Но я же ни одной не знаю.

— Да если бы только захотел, узнал бы. Смотри, чтобы снова не быть непослушным!

— А кого же я знаю?

— Кого? Разве не знаешь Голубку?

— Голубку? Её? Она же всегда со мной ссорилась, всегда надо мной смеялась, и вообще меня не любит.

— Да и с чего бы ей тебя любить! Но теперь полюбит, когда ты на ней женишься! Она добрая и слушается.

— Но я бы лучше…

— Малыш, не думай о том, чего нет, и держись того, что есть. Голубку ты знаешь и видишь, что она послушная, а других не знаешь, и я никого другого так не люблю, как Голубку. Мама и папа тоже обрадуются, если ты на ней женишься. Представь, что ты женился на другой, а она бы маму только сердила. Мы тоже её не смогли бы полюбить, и ты бы огорчался.

И тогда Малыш уже ничего не говорил. Он летел и светил, ни на что не обращал внимания и ничего не замечал, но всё светил и светил, и думал при этом о Голубке.

— Малыш, что тебе Яночка сказала? — спросила мама.

— Чтобы я, дескать, женился на Голубке, что она добрая и послушная.

— Ну, разумеется. Я лучшей и не знаю, и папа тоже. Иди же к ним и попроси её руки!

— Мама, я туда не пойду.

— Милый мальчик, а кто пойдёт? К ним надо идти тебе! Они тебе будут рады. Правда, папа, пусть сам идёт?

И когда папа подтвердил, тогда они решили, что завтра Малыш вернётся немного раньше, и зайдёт к крёстному.

На следующий день Малыш вернулся немного раньше. Хорошенько умылся и выкупался, и собрался лететь свататься. У мамы слёзы текли по лицу.

— Ну, иди же! Ищи того, что бы Господу Богу понравилось, и всё будет хорошо!

И Малыш пошёл. Под дубом его увидели в окно, и крёстный вышел навстречу.

— Добро пожаловать, Малыш. Входи же!

И Малыш вошёл. Он мельком заметил Голубку, идущую в кухню, а крёстная уже подавала ему руку.

— Добро пожаловать, Малыш. С чем ты пришёл?

И раз Голубки там не было, то Малыш не смущался.

— Дорогая крёстная, мама расхворалась и хочет, чтобы я женился. Я хотел вас попросить, не отдали бы вы за меня вашу Голубку?

Крёстная посмотрела на Малыша так ласково, как будто была рада его словам, но тут в разговор вмешался крёстный.

— Дорогой Малыш, мы любим твоего папу, и маму тоже, и тебя мы всегда любили, но ты же знаешь, что никого кроме Голубки у нас нет, и мы останемся одни. Поэтому нам надо подумать. Знаешь что? Приходи ровно через неделю, и мы тебе скажем.

И Малыш больше не мешкал. Попрощался и пошёл домой. Думал, что всё в порядке. Но мама как-то смутилась. Она полагала, что они сразу скажут «да», и почти сердилась за то, что они хотели подумать. И когда Малыш об этом размышлял, ему тоже пришло в голову, что через неделю крёстный может сказать, что не отдаст ему Голубку. И он испугался.

— Ты только не бойся! — утешала его Яночка. — Только будь покорным, отдадут ли они тебе её или нет!

И Малыш всё светил и светил, ни на что не обращая внимания и ничего не замечая, всё светил и светил, и думал о Голубке. А когда прошла неделя, Малыш вернулся домой немного раньше, хорошенько умылся и выкупался, и отправился под дуб к крёстному.

Они увидели его в окно, но навстречу не вышли. Голубки не было нигде видно, крёстная смотрела на Малыша с какой-то грустью, и:

— Дорогой Малыш, — начал крёстный, — мы любим твоего папу, и маму тоже, и тебя мы всегда любили, но ты знаешь, что кроме Голубки у нас никого нет — и мы боимся, что ты не будешь слушаться, и Голубке с тобой будет плохо. И поэтому мы тебе отдать её не можем.

Малыш был огорошен. Голова у него шла кругом, но он из комнаты всё же как-то вышел, в голове у него словно полыхнуло, он лётом полетел, — у рощицы под скалой рос высокий вереск, в том вереске мох как бархат, а во мху красивый домик. Малыш сразу в комнату, не поздоровавшись, опустился на табуретку и расплакался, и всё плакал и плакал так, что и камень бы разжалобил.

— Малыш, дорогой, что случилось? — спросила Яночка. — Слышишь, Малыш, что с тобой стряслось? Расскажи!

И Малыш рассказал:

— Они её за меня не выдадут.

— Не выдадут за тебя? А почему не выдадут?

— Говорят, что никого у них больше нет, а я, мол, буду непослушным, и ей со мной будет плохо.

И опять расплакался.

— Ну, мой дорогой Малыш, только будь смиренным и не плачь! Она у них одна, правда ведь? А ты думаешь, что всегда будешь слушаться? Только не возомни о себе! А если ты будешь непослушным, то и Голубке с тобой будет плохо. Я тебе так скажу: только смирись и будь послушным, а я обо всём с крёстным поговорю.

И Малыш больше не плакал и полетел домой.

Мама была сильно встревожена.

— Отчего же ты, мой Малыш, такой заплаканный?

— Ведь они её, мама, за меня не хотят выдавать! Говорят, что я не буду слушаться. Так они думают.

Мама была сильно удивлена. Ведь это стало для неё полной неожиданностью. Тем не менее она ничего не сказала, и папа тоже ничего, но оба огорчились, мама даже заплакала.

— Не плачьте, мамочка! Я был непослушным, но теперь я хочу слушаться. И Яночка ведь с крёстным поговорит.

Однажды после захода солнца Яночка поджидала крёстного на пути.

— Крёстный, будьте любезны, остановитесь на минутку!

И крёстный остановился.

— Так вы Голубку за Малыша выдать не хотите? Почему так? Потому, что Малыш не слушался? Он в этом раскаивается и хочет быть послушным. Крёстный, а всегда ли вы были послушным, посмотрите мне в глаза! — но крёстный глядел в землю.

— И что же вы собираетесь с вашей девчушкой сотворить? Смотрите только, как бы она у вас не засиделась. Вот. Это я вам хотела сказать. Бог в помощь, крёстный!

Крёстный был сильно смущён. Он летел и светил, а когда надо было возвращаться домой, сказал папе:

— Скажите вашему Малышу, чтобы завтра к нам зашёл.

На другой день Малыш вернулся немного раньше, хорошенько умылся и выкупался и отправился к крёстному.

Крёстный увидел его в окно и вышел навстречу.

— Добро пожаловать, Малыш. Входи же!

И Малыш вошёл.

— Я передумал, дорогой Малыш, раз я вижу, что ты раскаиваешься и хочешь быть послушным, то я не буду возражать, если Голубка за тебя выйдет. Спроси её сам!

— А где она?

— Готовит ужин на кухне.

И тогда Малыш пошёл к Голубке на кухню. Он уже давно её не видел. Она была такая сильная и красивая. Стояла у очага и варила картошечку — вся красная, вот-вот вспыхнет, то ли от жара, обдающего ей лицо, то ли от смущения.

— Здравствуй, Малыш. С чем ты пришёл?

— Дорогая Голубка, они хотят, чтобы я женился, и крёстный мне сказал, что не будет возражать, если ты за меня пойдёшь. Прислал меня, чтобы я тебя спросил. Голубка, не хотела бы ты за меня замуж?

— Я, я — знаешь, Малыш, я к тебе хорошо отношусь, но — я, я — знаешь что? Я подумаю об этом. Приходи опять завтра!

И с этим Малыш ушёл. Маму расстроило, что теперь и Голубка хочет подумать, и Малышу это тоже не понравилось, но он был кроток и смирен, и Яночка это одобрила.

— Ни о чём не беспокойся! Если Голубка хорошая, то Господь Бог тебе её всё равно отдаст, если же плохая, то радуйся, что Он тебе её не дал. Только завтра опять туда сходи!

Тем временем Голубка о том уже сожалела.

— Что ты ему сказала, Голубка? — спросил её крёстный, когда она вошла в комнату.

— Я, я — я ему, папа, сказала, что мне надо подумать.

— Подумать? О чём же ты хочешь подумать? Разве тебе Малыш не по душе? А он не сказал тебе, что это я его прислал?

— Ну, я, я — тот светлячок из валежника, он не такой непослушный.

— Светлячок из валежника? А что тебе до светлячка из валежника? Если бы пришёл он, то не пришёл бы Малыш. Но Малыш пришёл и говорил о тебе. И что с того, что он был непослушный? Он в этом раскаивается и теперь слушается. А ты слушаться не хочешь? Не хуже ли ты в десять раз, чем Малыш?

Ничего больше крёстный ей не сказал. И Голубка заплакала, всю ночь не спала и всё плакала, а когда Малыш на следующий день пришёл, она была на кухне и варила картошечку — вся красная, вот-вот вспыхнет — то ли от жара, обдающего ей лицо, то ли оттого, что была заплакана.

— Добро пожаловать, Малыш.

И опять расплакалась.

— Отчего же ты, Голубка, плачешь?

— Ах, прости меня, Малыш, что я захотела подумать.

— А ты бы хотела за меня замуж?

— Да и с чего бы мне не хотеть!

И обняла Малыша за шею, и они полюбили друг друга.

Тогда мама сказала, чтобы, мол, со свадьбой не откладывали.

Но около недели ещё всё-таки прошло. Ведь надо было всё отмыть и вычистить. И пока всех гостей не позвали! И пока все пироги не испекли! Столько их было! Даже в кладовке на досках не помещались. А Яночка обещала, что пришлёт им три виноградины, такие красивые, синие с красным отливом, как с грозди оторвавшиеся. И прислала. Наняла чёрного жука-щелкуна, и он их на тачке привёз. Яночка хорошо заплатила, но крёстная всё равно дала ему немного муки, крупы и капельку масла, и три очень больших пирога. Жук был доволен! Ведь дома у него было полно детей!

Настал день свадьбы. Столько было гостей! А когда все собрались, вышли на улицу под дуб Малыш и Голубка, папа и крёстная, крёстный и мама, Яночка и старый светлячок из валежника, а потом и все остальные.

— Подайте друг другу руки! — начал крёстный, и Малыш с Голубкой подали друг другу руки.

— А ты, Малыш, подтверди, готов ли ты всегда любить Голубку и как дйлжно почитать её?

И Малыш подтвердил, что готов всегда любить её и почитать как дблжно.

— А ты, Голубка, подтверди, готова ли ты всегда любить Малыша и быть послушной?

И Голубка сказала, что готова всегда любить его и быть послушной.

— И да пребудете вы среди тысячи тысяч, и благословит вас Господь!

И все повторили:

— Да пребудете среди тысячи тысяч, и благословит вас Господь!

И они снова пошли в дом, и ели, и пили, и пели, и разговаривали, и опять пели, и все радовались, и было им хорошо.

И когда они пели, Малыш через окно заметил высоко на меже за дубом маленького жучка-бронзовку. Он лежал в траве на брюшке, подложив руки, смотрел и слушал. Малыш мигом взял два пирога, один с творогом, другой с маком, и выбежал на улицу.

— Бронзовка, иди сюда! У меня сегодня свадьба.

— А я знаю, что у тебя.

— Тогда на тебе, держи пирог!

И дал ему пирог, даже два, один с творогом, другой с маком, и бронзовка был страшно доволен и побежал домой.

Уже всходило солнце, когда все встали, чтобы проводить Голубку под можжевельник. Им было весело, они кричали и пели, только крёстная тихонечко плакала.

И свадьба кончилась. Папа и мама переехали в комнатку во дворе, а Голубка повела хозяйство. Всё у них было хорошо, и они любили друг друга. Малыш и папа светили. Голубка готовила и убирала, мама ей советовала и помогала.

Но недолго это продолжалось. Однажды утром, когда солнце уже зашло, они сидели за завтраком. Супчик был на столе, и Малыш молился:

Не сказал ещё «Аминь», как бах — мама упала с табуретки на пол и преставилась. Все к ней тут же подбежали, брызгали водой, приводили в чувство, звали и плакали, но ничего не помогло. Она умерла. Ах, как они горевали!

И тогда под ольхой у ручья выкопали для неё могилку, поплакали, удобно её туда уложили, и на третий день там зацвела маргаритка, белая как молоко.

И цветёт там до сих пор. А беленькая маргаритка рядом — папина. Ведь он принимал всё так близко к сердцу! Всё светил и светил, но угасал, и света у него было всё меньше, пока не сказал, что уже не может, и остался дома.

А тут такое! Однажды вечером — под можжевельником уже поужинали — прибежала крёстная:

— Послушай, Малыш, ты не видел крёстного? Его до сих пор нет дома, а солнце уже высоко. Ах, я сильно боюсь.

— Нет, крёстная, я его не видел.

И папа тоже начал беспокоиться.

— Ах, с ним что-то случилось, идите его искать.

И они пошли искать. Звали и плакали, летали и бегали, но нигде ничего, и никто о крёстном ничего не знал. Столько было стенаний! Яночка крёстную всё успокаивала и успокаивала, но крёстная не могла успокоиться. Ведь шёл уже второй день! И лишь на третий день Малыш рассказал, что в лесу под дубом недалеко от дороги выросла беленькая маргаритка, и что раньше её там никогда не было.

— Ах, это его маргаритка, тот дятел его все-таки сожрал, ох, ох! — и они плакали и стенали.

А папа всё слабел и слабел.

— Ведь и мне здесь уже недолго осталось, только любите друг друга и слушайтесь!

И когда однажды папа долго не выходил к завтраку, Малыш пошёл за ним в комнатку, а он там лежал на кровати, ножки сложены и весь окоченевший. Ах, снова было столько скорби и печали!

И тогда они под ольхой у ручья выкопали для него могилку, поплакали, удобно его туда уложили, а на третий день там зацвела маргаритка, белая как молоко. Цветёт там и до сих пор.

— Крёстная, оставайтесь у нас! Не будет нам так одиноко! — просили Малыш с Голубкой.

Но крёстная не согласилась.

— Нет же, нет, милые дети, я должна дома умереть, и тогда отнесите меня в лес под дуб, понимаете?

И вот они остались одни. Малыш с Голубкой одни, крёстная одна, Яночка одна, только в валежнике молодой светлячок женился, и старым вместе с молодыми было там хорошо.

И так они всё светили и светили, и когда солнце уже вставало, Малыш поджидал того молодого из валежника, и они вместе летели домой. И всё светили и светили, а высокая, полная женщина сидела за столом в том красивом доме и писала длинное письмо, а маленькая девочка уже была совсем большая и красивая. На ней был длинный беленький передник, и она помогала кухарке на кухне. А светловолосый Павлик — нет, его нигде не было. Наверное, он был где-нибудь в школе.

И пришла осень. Света убывало, а холода прибывало, и светлячки знали, что уже никуда не полетят. Договорились только, что ещё все встретятся, и раз крёстная очень просила, то решили встретиться у неё. И пришли те из валежника, молодые и старые, Яночка и Малыш с Голубкой. У них были пироги с творогом и маком, а Яночка им прислала с жуком-щелкуном виноградину, словно от грозди оторвавшуюся, такую красивую, синюю с красным отливом. И они сидели у печи и разговаривали, но что-то было не так. Ведь с ними уже не было крёстного, и папы тоже, а ещё и мамы! Всё время о них вспоминали.

И тогда они помолились и стали прощаться.

Те из валежника спешили домой за склон в валежник, Яночка в мох под вереском, а Малыш с Голубкой остались у крёстной, обещали, что всё ей на зиму законопатят и подровняют. И всё ей законопатили и подровняли, а когда уже летели домой, Малыш сказал.

— Слушай, Голубка, пойдём ещё Яночке поможем.

И они пошли. Яночка как раз перекладывала запасы из кладовки в кухню.

— Яночка, мы пришли вам помочь. Вот глупые, что раньше не догадались, правда!

— Что вы, милые дети! Я ещё и сама могу всё сделать. Вот если бы не могла… Но раз вы пришли, то помогите!

И они помогли.

Потом взялись за работу дома. Ведь было уже очень холодно. Перенесли всё в кухню, закрыли двери на засов, вставили клинышек, заложили двери и окна мхом, а теперь — пускай хоть и мороз!

Помолились и легли спать, и спали. И хорошо им спалось!