Пришла осень. Света убывало, а холода прибывало, и тогда светлячки решили, что уже никуда не полетят. Папа только пообещал крёстному, что придёт к ним ещё раз в гости с мамой и Малышом, и прямо завтра, прежде чем ударят морозы. И вот на следующий день после завтрака они решили, что пойдут к крёстной. И пошли. Их уже ждали. Они расцеловались, а Малыш целовал руку. Но там был ещё кто-то. Крёстная взяла Малыша за руку:

— Иди сюда, Малыш, поцелуй руку и у Яночки.

И Малыш поцеловал, но тут же спрятался за маму.

Они уселись у печки и стали разговаривать. Тут крёстная пошла в сени к шкафу, а Малыш за ней.

— Крёстная, что там у вас?

— Вот, Малыш, мы напекли пирогов с творогом и маком.

И уже несла их полную тарелку, и каждый взял себе по одному, а Малыш захотел попробовать ещё один, с творогом. И взял его тоже, и они сидели у печи и разговаривали. Но Малышу всё как-то не сиделось.

— Голубка, иди сюда, я тебе кое-что скажу!

Голубка подошла, и Малыш громко зашептал ей в ухо.

— Слушай, а кто такая Яночка?

— Да это же Яночка!

— А чья она?

— Да она ничья, сама по себе.

— И нет у неё даже малыша или папы?

— Нет, она одна.

— А где она живёт?

— Боже мой, там, в вереске у леса. У неё такой красивый домик во мху.

— И чего она всё время так на меня смотрит?

— Да ну тебя, глупый! Она хорошая. Знаешь, тот мёд — она нам его дала.

— Но если она…

Тут крёстная позвала Голубку. Они пошли в сени и Малыш мигом за ними.

— Крёстная, у вас ещё что-то есть?

— Есть, любезный! Ведь вы у нас последний раз в этом году. Потом придёте только летом.

— Что же у вас есть?

— Подожди, вот удивишься! Иди, поможешь нам!

И Малыш кивнул, что поможет.

И они пошли, но не к шкафу. В самом конце у выхода во двор была ещё одна кладовая — о, там у крёстной хранилась оторвавшаяся от грозди целая виноградина, такая красивая, синяя с красным отливом. И вот крёстная с Голубкой подняли её и понесли всю целиком в комнату, а Малыш им помогал.

— Поставьте её сюда на стол, здесь лучше всего, — советовал крёстный. Краник был у него наготове, взял ещё молоточек, выбил черешок, вставил краник, а крёстная уже держала хрустальную чашечку, чтобы крёстный в неё наливал. И крёстный налил, и оно всё закраснело и заиграло.

И вот сначала отпила мама, потом Яночка, потом крёстная, за ней папа, дальше крёстный, дали даже Малышу и Голубке, но только лизнуть. И все его очень нахваливали, такое оно было сладкое! — только показалось им слишком крепким. И тогда крёстная сказала:

— Голубка, беги скорее на поляну с кувшином для росы!

И Голубка мигом побежала на поляну с кувшином за росой.

Крёстный пододвинул стол поближе к печи, налил в чашечку вина только до половины, долил росой и подавал всем по очереди. И так они сидели и рассказывали, как однажды с крёстным приключилось несчастье. Произошло это сразу после того, как они с крёстной поженились. Он вылетел тотчас после захода солнца, всю ночь хорошенько светил, и когда утром летел назад домой, как вдруг появился такой огромный дятел и вот-вот хотел его заживо проглотить. Крёстный страшно испугался, но мигом опомнился и шмыг на бук. А дятел прыг за ним. Тут крёстный юркнул в щель, но дятел сразу же за ним, маленькую щёлку стал клювом раздалбливать в большую. Крёстный трясся от страха, и волосы у него вставали дыбом:

— Что бы кумушка дома без меня стала делать, если вдруг!

И он забирался в щель всё глубже и глубже, но и дятел клювом всё дальше и дальше, пока уже больше не смог, и крёстного бросил. Крёстный ещё немного подождал, а потом стал потихоньку вылезать. Но осторожно, и долго осматривался, не сидит ли где-нибудь дятел. Но его не было, и тогда крёстный скорее полетел домой.

Солнце уже поднялось высоко на небо, и крёстная была сильно напугана. Звала и плакала, летала и бегала, высматривала и выспрашивала, но нигде ничего, о крёстном никто ничего не знал. Тогда она побежала к папе Яночки. И он ничего не знал, но, чтобы успокоить крёстную, сказал, что крёстный всегда был послушен, а о послушных светлячках Господь Бог заботится, так что с ними ничего не может случиться. А если что и случится, то это к лучшему, потому что так Господу Богу было угодно, и поэтому незачем светлячкам сильно плакать и жаловаться. И надо крёстной идти домой и спокойно ждать. И крёстная пошла домой, идёт, а тут ей выходит крёстный навстречу. Вот она обрадовалась!

И так они беседовали и радовались, что всё уже позади. Но тут Голубка заплакала.

— Что с тобой? — спросил Малыш.

— А если бы у меня дятел папу сожрал!

— Но не сожрал же!

И крёстный добавил:

— Дорогая Голубка, тогда тебя у нас ещё не было.

Но Голубка — что, ну и пусть, и всё всхлипывала.

Тогда стал рассказывать папа. Когда они с крёстным были ещё мальчиками и должны были первый раз полететь, папа Яночки взял их с собой, показывал дорогу и рассказывал, что, когда и как. И они многому от него научились. Однажды, когда они летали уже сами, Яночкин папа присоединился к ним и сказал:

— Мальчики, пойдёмте, я вас кое-куда отведу. Но вы должны вести себя тихо и быть внимательными.

И они сказали, что согласны. И они летели очень долго, пока не прилетели к одному красивому городу. Вокруг были замечательные сады, а там, почти за городом, в одном из садов у дороги стоял большой красивый дом с очень большими окнами и намного большими дверями. И те окна были полны света, а те двери были раскрыты настежь, и в те двери постоянно входили люди, старые и молодые, мальчики и девочки. И Яночкин папа сказал:

— Пойдёмте, ребята, не будем влетать через двери. Вон там окно приоткрыто. — И они влетели через окно, уселись внизу на раму и смотрели.

С потолка вниз свешивались три громадные люстры и ярко светили. Внизу на полу было много скамей. Если кто-либо приходил, останавливался у скамей, немного стоял, смотрел в шляпу, а потом спокойно садился. Под мышкой держал две книги, и одну из них открывал. Тут один из них поднялся на этакий помост, где был маленький столик, и дал знак, что начинается пение. И они начали петь и пели так красиво! А когда допели, поднялись, а тот, что был на помосте, начал молиться: за всех людей, нетвёрдых в послушании, чтобы Господь Бог простил их ради возлюбленного Сына Своего и Духом Своим освятил их. Потом открыл у себя на столике огромную книгу и читал из неё о малом стаде и червячке, чтобы он не боялся. А когда они снова сели, он стал подробно рассказывать, что если человек боится Господа Бога, то не может бояться никого другого, и даже не должен, потому что Господь Бог этого не хочет. Потом они снова молились и опять пели, а когда уже выходили, у дверей клали что-то на тарелку, и оно звякало.

— Правда, ребята, вот было хорошо! — сказал папа Яночки. — Но теперь нам надо скорее лететь и опять светить, чтобы всё наверстать.

И они мигом полетели. И с тех пор папа с крёстным часто там бывали, и той молитовке, что всегда читали перед сном, научились там.

Там её пели так:

И так они беседовали, и Малышу это нравилось. Одно только, Яночка как-то пристально на него смотрела! Он словно бы её почему-то боялся. И тут она к нему обратилась:

— Ну, Малыш, когда же ты полетишь?

И так приветливо это ему сказала и ласково улыбнулась ему, что он уже не боялся так сильно.

— О, скоро!

— Ну вот ты потихоньку будешь уже совсем большим. Но умеешь ли ты хорошенько слушаться! Посмотрим. Ты меня всё же позови, когда полетишь в первый раз, чтобы мы тебя проводили!

И Малыш обещал позвать, а мама радостно добавила, что, наверное, это случится уже на следующего святого Иоанна.

На том и договорились. И уже вставали и собирались уходить.

— Ох, опять эта зима! — жаловалась мама.

— Господь Бог даст и опять будет лето, и снова увидимся, — утешала её крёстная.

И они стали прощаться. Расцеловались и вручили себя Господу Богу. Уже становилось холодно, и поэтому они спешили: Яночка — к лесу в вереск, Малыш с папой и мамой — на склон под можжевельник. Они были посередине поляны, когда Малыш ещё раз оглянулся. Яночки уже не было, крёстный, крёстная и Голубка стояли перед домиком под дубом и смотрели им вслед.

— С Богом, крёстная, до нового лета! — прокричал Малыш. И они совсем скрылись из виду.

По пути папа сказал:

— Ну, зачем откладывать. Вдруг ударит мороз и с нами что-то случится. Надо сейчас же начать работать.

И они тут же взялись за работу. Сначала помогли маме подготовиться к зиме. Принесли из кладовки всё для кухни, горох и перловку, и просо, и манку, и муку, еще немного чечевицы, а потом и капельку масла. Затем сразу же взялись за дрова. Они, ровненько сложенные для просушки, лежали во дворе. Перенесли их на кухню столько, сколько смогло войти, а потом ещё и полные сени, до самых дверей. После этого папа влез по лестнице через слуховое окно на чердак. Там было полно мелкого сухого мха. Им он как следует прикрыл потолок, чтобы сверху не шёл холод, остаток сбросил вниз, а дверки слухового окна хорошенько забил. В прошлом году ветер их выломал, и чудо, что всю крышу не разворотил. Ещё повезло, что зима не была слишком суровая. И теперь они ходили вокруг домика, и если где была какая-нибудь щёлка, хорошенько её заделывали, чтобы нигде не продувало. Потом закрыли двери на засов, вставили клинышек, и двери снизу доверху заложили дровами, чтобы они им в сенях не мешали. В конце заделали мхом все окна, как на кухне, так и в комнате, и хорошенько их дощечками забили. Света у них было предостаточно. А теперь — пусть хоть и мороз! А на улице уже бушевало!

Тогда они ещё помолились.

Пожали лапки, поцеловались: «Господь Бог с нами, да сгинет нечистый!» — и легли спать, и спали, спали и спали.