Лейтмотивы блоковой политики

Помимо всех других, у правящих кругов США имелась и еще одна веская причина для создания НАТО. О ней американские руководители не говорили открыто, но в значительной степени руководствовались ею. Речь идет о следующем.

Согласно стандартной американской, а впоследствии и общенатовской, теории, укрепление капиталистической системы в Западной Европе должно было привести к воссозданию «баланса сил» на евразийском континенте, подорванного крахом германского рейха, до войны главного бастиона антикоммунизма, и резким ослаблением других европейских капиталистических стран. Соединенные Штаты, при всем ослеплении Вашингтона послевоенным экономическим могуществом Америки и ее монополией на «абсолютное» — атомное — оружие, не были готовы в одиночку предпринимать наступление на Советский Союз и начавшую складываться в Европе систему социалистических государств. Им нужна была помощь восстановленной Западной Европы, в первую очередь ее массовые армии, которые должны были стать пушечным мясом в новой войне, призванной переиграть неудачные — с точки зрения Вашингтона — итоги второй мировой войны в Европе. Отсюда — важнейшая цель США — восстановление военного потенциала капиталистических стран Западной Европы, включая и побежденные государства — Германию и Италию. Но эта цель, как это хорошо понимали в Вашингтоне, в случае ее успешной реализации должна была в конечном итоге привести к подрыву позиций США в Европе ввиду неминуемого появления в западной ее части новых центров силы.

Эти новые центры (или новый центр, если учесть начавшийся позднее процесс западноевропейской экономической интеграции) в силу логики межимпериалистической борьбы и конкуренции рано или поздно должны были стать соперниками США в борьбе за экономические позиции и влияние в мире. И так это, в конце концов, и получилось. Короче говоря, американская политика восстановления позиций европейского капитализма с самого начала столкнулась с противоречием, связанным с неоднозначными для США перспективными последствиями этой политики. Получалось, что восстановление западноевропейского капитализма хорошо с точки зрения совместной классовой борьбы против социалистических государств и революционных партий в Западной Европе, но плохо с точки зрения намерений США держать под контролем западноевропейские страны. Второй аспект вытекал не просто из абстрактно-теоретических прогнозов американских политиков и стратегов, но и из предвоенного опыта США: ведь та же самая стратегия восстановления германского империализма во имя борьбы с коммунизмом обернулась, в конечном итоге, кровавой трагедией для тех, кто эту стратегию проводил. Именно поэтому, закладывая механизм НАТО, Вашингтон с самого начала создавал его не только как механизм для координации западноевропейского военного строительства и контроля над ним, но и как механизм контроля за внутренней и в особенности внешней политикой западноевропейских государств.

Это лишь в последние десять-пятнадцать лет, когда Западная Европа действительно превратилась в новый капиталистический центр силы, стремящийся вырваться из слишком тесных «дружеских» объятий США, американские теоретики и политики стали наконец вслух признавать очевидное: под видом обеспечения «независимости и свободы» для Западной Европы они фактически лишили ее независимости. «С момента окончания войны они (западноевропейские страны. — Авт.) постоянно стояли перед выбором между справедливостью и свободой — движением к национальной независимости или же принятием американской протекции», — написал в 1967 году Джеймс Шлесинджер — будущий министр обороны США, а тогда сотрудник «РЭНД корпорейшн», ведущего исследовательского центра военно-промышленного комплекса США. В начале же 50-х годов Вашингтон уверял своих западноевропейских партнеров в том, что он стремится обеспечить их свободу и независимость, на которую посягает «тоталитарный коммунизм с его экспансионистскими тенденциями».

Правящие классы западноевропейских стран и впрямь были напуганы ростом могущества социалистического Советского Союза, внесшего решающий вклад в борьбу за освобождение народов Европы от нацистского ига.

Как писал один из видных западноевропейских теоретиков Раймон Арон, упрекая США в «неправильной стратегии» в ходе второй мировой войны, эта стратегия-де привела к «излишнему усилению случайного союзника, но потенциального врага» (СССР) и «чрезмерному ослаблению врага, но будущего союзника» — Германии. Это потом кое-какие наиболее прозорливые из представителей этих классов начнут понимать, что именно существование Советского Союза в качестве мощного противовеса американскому империализму помогло государствам Западной Европы сохранить какую-то минимальную степень свободы в первый послевоенный период, а в дальнейшем начать все активнее отстаивать свою национальную независимость, давая отпор политическому, экономическому и военному нажиму американского «покровителя». (Не будь СССР, они наверняка превратились бы в американские протектораты.) В 40-е и 50-е годы все было иначе: напуганные размахом рабочего движения, огромным ростом популярности коммунистических партий, лишившиеся социальной опоры, правящие классы западноевропейских государств с готовностью ухватились за американскую экономическую и военную «помощь».

Эта «помощь», как было показано в первой главе, давалась для утверждения американского господства над Западной Европой, контроля США за ее внешней и внутренней политикой. Но официальным мотивом для такой помощи была «угроза коммунизма», точнее — «военная угроза со стороны СССР». Но раз речь идет о военной угрозе, то и отражать ее надо военными способами. «Советская власть очень чувствительна к логике силы», — написал из Москвы в госдепартамент молодой сотрудник американского посольства Джордж Кеннан в так называемой шифр-телеграмме «длиною» в 8000 слов. Эта телеграмма, дополненная появившейся через год статьей того же Кеннана во влиятельном внешнеполитическом журнале США «Форин афферс» «Истоки поведения Советов» (статья была опубликована под псевдонимом «Мистер X»), и легла в основу вашингтонской стратегии «сдерживания» Советского Союза. После создания блока НАТО эта стратегия стала и до сих пор является его базовой концепцией, позволяющей изображать для широкой публики агрессивные военные приготовления блока в качестве оборонительных.

Хотя Соединенные Штаты в первое пятнадцатилетие после второй мировой войны полагались в своей стратегии исключительно на ядерное оружие, считая, что американский арсенал такого оружия (включая средства его доставки) недосягаем для всех остальных, в том числе и СССР, и что поэтому основным инструментом американской внешней политики должен являться атомный шантаж, вашингтонскому руководству не были чужды и классические соображения баланса сил.

Само вступление США в первую и вторую мировые войны на стороне соответствующих европейских коалиций во многом предопределялось именно соображениями баланса сил. Воссоздание в Западной Европе сильной армии, калькулировали в Вашингтоне, вынудит СССР к ответу в сфере строительства обычных вооруженных сил и вооружений, отвлекая его силы и средства от строительства ядерных вооружений. Да и в целом — противостояние вооруженных сил стран Запада и Востока Европы даже в мирный период пойдет на пользу США, позволяя играть на обострившейся европейской напряженности, держать в большей покорности союзников, а в каких-то случаях — выступать в роли некоего арбитра. Об этих соображениях весьма откровенно говорил тот же Кеннан, когда в 1948 году он читал лекции слушателям Национального военного колледжа в Вашингтоне.

«Наша безопасность, — говорил он, — зависит от способности установить баланс между враждебными или ненадежными силами в мире: стравить их при необходимости с тем, чтобы наблюдать, как они растрачивают в конфликте друг против друга, если к этому придет дело, свои нетерпимость, насилие и фанатизм, которые в противном случае могли бы быть направлены против нас, растрачивают таким образом, что они нейтрализуют один другого и истощают себя в междоусобной борьбе…» И хотя у нас нет никакого желания сравнивать Кеннана с Трумэном (тем более что Кеннан позднее отошел от своих антисоветских взглядов и стал одним из активных поборников мирного сосуществования и сотрудничества США с СССР), тем не менее этот подход мало чем отличался от известной формулы, выдвинутой Трумэном после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз: «Пусть они убивают друг друга как можно больше!»

Дело в том, что подобный подход — это не просто личная философия Трумэна или молодого Кеннана, а «классический» геополитический подход американских политиков к ситуации на евразийском континенте: чем больше напряженности между государствами этого континента или группами государств тем спокойнее живется США в их «заокеанском далеке». тем больше возможностей открывается для них в плане вмешательства в политику государств Европы и Азии. В ядерную эпоху подобная политика поощрения напряженности в Восточном полушарии между различными группировками государств чревата самоубийственными последствиями для самих США. Но американские лидеры не только не отказались от нее, а, по мере консолидации противостоящих группировок в Евразии, стремятся все активнее использовать политику «разделяй и властвуй» для продвижения собственных экспансионистских и гегемонистских целей.

 

Концепция выдвинутых вперед рубежей

Применительно к Европе американская стратегия строилась на концепции выдвинутых вперед рубежей. Эта концепция, принятая на сессии Совета НАТО в сентябре 1950 года, предполагала: а) сохранение постоянного военного присутствия США в Западной Европе; б) восстановление военного потенциала западноевропейских государств, включая перевооружение Западной Германии; в) размещение войск пакта непосредственно на границе между социалистическими странами и странами НАТО в Европе; г) отказ от признания послевоенных реальностей на европейском континенте, в частности необратимости социально-политических изменений, произошедших в странах Восточной Европы, ставших на путь строительства социализма, и от новой границы по Одеру — Нейссе в качестве постоянной; д) опору на ядерное оружие в качестве основного средства «решения проблем» с Советским Союзом.

Отказ от признания границ между государствами Европы, сложившихся в итоге второй мировой войны по решению держав-победительниц, в первую очередь — германо-польской границы, был особо подчеркнут государственным секретарем США Бирнсом еще в сентябре 1946 года в его выступлении в западногерманском городе Штутгарте. Тем самым правящие круги США фактически сразу же по окончании второй мировой войны стали на путь ревизии ее итогов. Действуя подобным образом, они давали понять западногерманским реваншистам, тогда только еще начинавшим поднимать головы, что Америка не связывает им руки в отношении территориальных притязаний на Востоке. Вашингтон заигрывал с идеей очередного «марша на Восток» (но теперь уже под эффективным американским контролем!).

В соответствии с пропагандистскими установками Вашингтона, рассчитанными на дезориентацию и обман народов, американское ядерное оружие с самого начала стало изображаться в качестве некоей американской «гарантии» западноевропейским странам, средством, которое должно было обеспечить политическое «сдерживание» социализма. Эта «гарантия» якобы должна была «помешать Советам захватить Западную Европу»! И это говорилось о стране, подвергшейся в годы гитлеровского нашествия колоссальнейшим разрушениям и целиком поглощенной задачами послевоенного восстановления.

1 декабря 1949 года Комитет планирования обороны НАТО проштамповал первоначальную стратегическую концепцию блока. В соответствии с ней американские атомные силы стали квалифицироваться в качестве «ядерного меча» НАТО, а воссоздаваемые обычные вооруженные силы западноевропейских членов блока в качестве его «щита». Основные положения этой стратегической концепции были незадолго до этого обрисованы генералом Брэдли — тогдашним председателем Комитета начальников штабов США — в его выступлении перед комиссией по иностранным делам палаты представителей американского конгресса 29 июля 1949 года.

«Во-первых, — заявил Брэдли, — США будут нести ответственность за стратегическую бомбардировку. Мы, в США, неоднократно подчеркивали, что первейшим условием совместной обороны является наша способность доставки атомных бомб. Во-вторых, Соединенные Штаты и военно-морские державы Запада будут осуществлять основные военно-морские операции, включая охрану морских коммуникаций… В-третьих, мы считаем, что основное ядро наличных наземных сил будет поставлено Европой, которой другие страны окажут поддержку путем мобилизации.

В-четвертых, Англия, Франция и прилегающие к ним страны возьмут на себя основную долю наступательного бомбометания ближнего радиуса действия и противовоздушной обороны. Мы, конечно, будем иметь тактическую авиацию для наших собственных сухопутных и морских сил и для обороны США. В-пятых, другие страны, в зависимости от их близости или удаленности от возможного района конфликта, будут делать упор на подготовку к осуществлению соответствующих специфических заданий».

Таким образом, стратегия НАТО с самого начала заложила «разделение труда» между США — с одной стороны, и Канадой и западноевропейскими членами блока — с другой. В то время как США брали на себя ведение войны с высоты 30 000 футов путем атомных бомбардировок советской территории, их европейские союзники должны были поставлять живую силу для наземного наступления на СССР и восточноевропейские страны социализма.

США готовились воевать в Европе «до последнего англичанина и до последнего западноевропейца», как отмечалось в выпущенном в 1949 году лейбористской партией Великобритании памфлете, авторы которого, не зная о секретных планах Пентагона, правильно уловили их направленность. При этом одна из важных задач наземных сил европейских государств блока, как это неоднократно подчеркивалось в документах Комитета начальников штабов США и Пентагона, должна была состоять в том, чтобы «заставить Советы концентрировать свои наземные силы так, чтобы они могли служить хорошими целями для атомного оружия».

За тридцать пять лет существования блока стратегия НАТО прошла четыре этапа, хотя формально их было всего два — стратегия «массированного возмездия», утвержденная документом МС 14/2, принятым Военным комитетом НАТО в конце 1954 года, и стратегия «гибкого реагирования», одобренная документом того же комитета МС 14/3, принятым НАТО в 1967 году. Последняя формально остается стратегией блока по сей день. Однако анализ этой стратегии показывает ее более сложную эволюцию при сохранении ее направленности на наступательные, агрессивные действия.

Что касается первых трех этапов, то их можно описать формулами американского теоретика стратегии Джеймса Шлесинджера, начавшего свою деятельность сотрудником корпорации «РЭНД», а затем оказавшегося «незаменимым» для американского истэблишмента человеком. Он служил в качестве директора Бюджетного бюро США, главы ЦРУ, министра обороны и министра энергетики в разных — и республиканских и демократических — американских администрациях. Шлесинджер является одним из незаурядных стратегов американского империализма, немало потрудившимся на почве разработки «победоносной» стратегии для США как в мире в целом, так и на европейском театре военных действий (именно в таком качестве американские стратеги обычно рассматривают Европу) — в особенности. В уже упоминавшемся исследовании «РЭНД» «Европейская безопасность и ядерная угроза с 1945 г.», написанном им в 1967 году, Шлесинджер выделяет три фазы развития европейской стратегии НАТО:

«1. 1945–54: Атомное возмездие — плюс подавляющее превосходство американской мобилизационной базы.

2. 1954–62: Массированное возмездие — во все большей степени поддерживавшееся возможностью использования тактического ядерного оружия.

3. 1962–: Гибкое реагирование — утонченная американская стратегия нацеливания, направленная на то, чтобы ограничить ущерб и уменьшить риск взаимных ядерных ударов по городам, — подкрепляемое обычными вооруженными силами и тактическими ядерными возможностями в Европе».

С этой классификацией Шлесинджером американской стратегии в Европе можно в принципе согласиться, добавив, что с конца 70-х — начала 80-х годов «гибкое реагирование» трансформируется таким образом, что в нем делается еще больший упор на оперативно-тактическое ядерное оружие и на возможность так называемой ограниченной ядерной войны в Европе, в ходе которой («пусть они убивают друг друга как можно больше!») американские стратеги и политики надеются отсидеться в «крепости Америка» за частоколом стратегических ракет, сохраняемых в резерве.

Для непосвященного читателя может показаться, что между первым и вторым этапами стратегии НАТО в Европе, как они обрисованы Шлесинджером, по сути дела нет никакой разницы, «массированное возмездие» сменило первоначальное «атомное возмездие» — велика разница? Но за этими туманноватыми и оборонительно звучащими формулировками действительно прослеживаются два курса, в какой-то степени отличающиеся один от другого, хотя и единые по своей агрессивной сути.

 

«Атомное возмездие» — «устрашение» противников, устрашение союзников

На первом этапе, который в основном совпадает с периодом пребывания у власти первой и второй администраций президента Трумэна (1945–1952 гг.), Соединенные Штаты в своем стратегическом планировании в регионе НАТО исходили сначала из своей монополии на ядерное оружие, а затем из убеждения в неоспоримом превосходстве США над СССР в численности ядерных зарядов, в средствах их доставки и удобстве дислокации этих средств для атаки на СССР. Чтобы доставить свой смертоносный груз на советские города, американские бомбардировщики — носители ядерного оружия должны были бы в 40-е годы стартовать с баз в Западной Европе или других баз вблизи СССР, и западноевропейские страны покорно предоставляли такие базы не только на своей территории, во и в своих колониях в обмен на американскую экономическую помощь и военную «протекцию». Даже после того, как в СССР в августе 1949 года был произведен первый экспериментальный взрыв атомного оружия, в Вашингтоне считали, что в течение ряда лет СССР будет трудно ликвидировать существенное американское превосходство в атомном оружии. Это «превосходство» американские пропагандисты в целях психологического давления на Советский Союз раздували до геркулесовых пропорций, изображая дело таким образом, что США располагают чуть ли не неограниченным запасом атомных бомб (хотя на деле, как выясняется, в 1949 году у США было всего лишь 250 готовых к использованию атомных бомб).

Исходя из посылки о «всеподавляющем превосходстве» США в атомном оружии, американские политики и стратеги не очень-то задумывались о каком бы то ни было рафинировании стратегии войны против СССР. Предполагалось, что война начнется решительной и более или менее безнаказанной атомной бомбардировкой американской авиацией советских городских и промышленных центров, после чего советская воля к сопротивлению будет сломлена и войска американских союзников в Европе завершат дело — оккупируют по крайней мере европейскую часть СССР, установив на советской территории послушный им режим. Все же остальное в этих расчетах представляло собой детали конкретного военного планирования, призванного обеспечить должное время для подготовки атомных ударов, соответствующее дислоцирование наступательных средств, распределение целей между различными эскадрильями стратегического авиационного командования (САК) США и соответствующие темпы и масштабы «завершающих» наземных операций.

В этот период военными планировщиками в Комитете начальников штабов и Пентагоне было подготовлено около двух десятков планов, некоторые из них в последние годы рассекречены. Сдается, что сама практика рассекречивания такого рода планов через 30 лет является одним из элементов психологической войны США против СССР и социалистических стран. Американские политики как бы сигнализируют другой стороне: «Смотрите, какие масштабные цели мы ставили в борьбе против вас, когда наш запас ядерного оружия был еще весьма скромен, когда у нас не было межконтинентальных баллистических ракет, сами ядерные боеголовки были еще весьма примитивными и мы не понимали всех возможностей ядерного оружия. Думайте над тем, что мы можем сделать сейчас с нашим арсеналом примерно в 30 тысяч стратегических и тактических ядерных боеголовок!» Но такого рода пропагандистская кампания может оказать воздействие лишь на слабонервных, а не на советских людей, переживших на своей территории самую кровавую войну в мировой истории. Тем более что советский ядерный потенциал, как это признают сами государственные и военные руководители США, не уступает ныне американскому.

«Атомное возмездие» было фактически стратегией наступления США на СССР с позиций американского атомного превосходства, наступления, которое мыслилось политиками и планировалось военными как превентивный авиационно-атомный удар по Советскому Союзу. Об этом в тогдашних стратегических планах США говорилось без обиняков. В секретном документе КНШ от 27 марта 1946 года, посвященном формированию военно-политической стратегии США на послевоенный период, говорилось: «Мы не можем позволить себе, поддавшись какой-нибудь вводящей в заблуждение и гибельной идее о том, что мы должны избегать позиции, выглядящей агрессивной, допустить, чтобы мы подверглись первому удару. Наше правительство… должно оказывать давление с целью быстрого разрешения спорного вопроса политическими средствами, в то же время осуществляя все приготовления для того, чтобы при необходимости нанести первый удар».

Та же идея проводилась и в главном военно-политическом документе трумэновского периода — меморандуме СНБ-68, подготовленном Советом национальной безопасности США — высшим органом по формированию внешней и военной политики страны. В этом документе были сформулированы основные стратегические установки Соединенных Штатов на перспективу. Он был подготовлен по личному указанию президента Трумэна группой советников отдела планирования госдепартамента США, которую возглавлял Пол Нитце — впоследствии один из видных американских «ястребов».

СНБ-68 изображал Советский Союз в качестве тотального врага Соединенных Штатов и не предвидел конца кризисной конфронтации с СССР «до тех пор, пока не произойдет изменений в характере советской системы». США же, со своей стороны, должны были «ускорить разложение советской системы» своей политикой военного и иного нажима на СССР с «позиции силы».

«Наша национальная безопасность, — указывалось в документе, — требует, чтобы мы достигли наших целей стратегией холодной войны (здесь и далее подчеркнуто нами. — Авт.), наращивая нашу военную силу». В нем выдвигались конкретные задачи в области строительства вооруженных сил США и НАТО и намечалась тактика их использования. Авторы документа явно склонялись к тому, что США должны быть готовы к нанесению первого ядерного удара по СССР, подчеркивая, что «на начальной стадии атомной войны преимущества инициативы и внезапности будут весьма велики».

В связи с этим перед военно-промышленным комплексом США ставилась задача добиться «подавляющего атомного превосходства» над СССР, а в условиях войны — завоевания господства в воздухе. «В случае, если мы пустим в ход атомное оружие в ответ на его первоначальное использование Советским Союзом или же потому, что у нас не будет никакого другого способа, которым мы могли бы добиться своих целей (!), сугубо обязательно, чтобы стратегические и тактические цели, против которых будет использоваться атомное оружие, были бы подходящими для этого, и сам метод его применения — соответствующим нашим целям», — указывалось в документе.

В тех немногих параграфах документа, в которых трактовались проблемы Европы, основная забота его авторов состояла в сохранении военных баз на территориях, откуда американские бомбардировщики должны были наносить основной атомный удар по СССР.

Авторы документа были весьма обеспокоены тем, как бы их западноевропейские союзники не начали «дрейф в сторону нейтрализма». Именно поэтому их тоже надо было устрашать демонстрацией непревзойденной мощи США, вместе с тем требуя от них экономических жертв во имя борьбы с коммунизмом.

Как сейчас выясняется, одним из первых развернутых планов нападения на СССР с использованием атомного оружия был план войны против СССР в Европе (под кодовым названием «Тоталити»), составленный в конце 1945 года генералом Эйзенхауэром, в то время главнокомандующим войсками США в Европе. В ноябре 1945 года — всего через 51 день после победы советских и американских сил над Японией — американский Объединенный комитет по разведке представил КНШ план войны против СССР, озаглавленный «Стратегическая уязвимость России для ограниченного воздушного нападения». План рекомендовал разрушение 20 советских городов путем превентивного ядерного удара не только в том случае, если Вашингтону покажется, что СССР подготавливает нападение в Европе или в Азии, но и в том случае, если американцами будет установлено, что научно-технический прогресс СССР дает основания предполагать создание им способности к «нападению на США или защите (!) от нашего нападения». Затем появились на свет подготовленные Пентагоном и КНШ планы атомного нападения на СССР под кодовыми названиями «Бройлер», «Фролик», «Чариотир», «Когвил», «Ганпаудер», «Хафмун» (переименованный в процессе его разработки и детализации сначала во «Флитвуд», а затем в «Даблстар»), «АВС-101», «Дуализм» и ряд других.

Все эти планы основывались в первую очередь на «атомных возможностях» США, которые генерал-майор Кэртис Лимэй — командующий стратегической авиацией США — определял как способность «обезлюдить обширные пространства земной поверхности, оставляя лишь рудиментарные остатки материальной деятельности человека»!

В 1949 году был разработан чрезвычайный военный план «Оффтэкл» (переименованный впоследствии в «Шейкцаун», а затем в «Кросспис»). Хотя план был окончательно одобрен Комитетом начальников штабов США лишь 8 декабря 1949 года, он принимал за условную дату начала войны 1 июля 1949 года. Положенная в его основу стратегическая концепция состояла в том, чтобы в сотрудничестве с союзниками США «навязать военные цели США Советскому Союзу, уничтожив советские волю и способность к сопротивлению проведением стратегических наступательных операций в Западной Евразии и стратегии обороны на Дальнем Востоке».

План рассматривал предстоящую войну как коалиционную и подробно расписывал группировки союзников СССР, союзников США, а также и нейтралов, которых можно давлением заставить предоставить их территории и ресурсы в распоряжение «англо-американских держав». Окончательной целью войны должен был быть «военный разгром СССР и его сателлитов в такой степени», которая бы позволила США «осуществить рациональные цели, намеченные в документе СНБ 20/4 (КНШ 1903/3)».

Как ныне, в 80-е годы, так и в 40-е годы американские военные стратеги запугивали политическое руководство страны угрозой советского «захвата Ближнего Востока и его нефтяных ресурсов» и «нарушения жизненно важных коммуникаций» союзников! План «Оффтэкл» предусматривал «начальное атомное наступление», от успеха которого должен был зависеть дальнейший ход войны. Он предусматривал широкое использование после такого наступления обычных вооруженных сил.

План исходил из того, что США и их союзники будут иметь дело с СССР, не имеющим ядерного оружия. Но уже в 1949 году эта посылка рухнула. Пентагон, однако, не отказался от планов развязывания войны. Началась лишь еще более основательная ее подготовка уже с учетом «новой силы Советского Союза». Новый план получил название «Дропшот».

План «Дропшот» являлся подробнейшей разработкой стратегии США во всемирной тотальной коалиционной войне США и их союзников против СССР и его союзников. В отличие от многих других предыдущих планов, в нем весьма тщательно учитывались экономические и военные возможности не только натовских союзников США, которые, как не сомневались в Вашингтоне, беспрекословно поставят свои полки под его знамена, но и ряда нейтральных государств, которых США надеялись давлением и угрозами мобилизовать в ряды своих союзников. В нем детальнейшим образом описывались различные этапы и варианты воздушных и (наземных операций как с западноевропейского, так и восточноазиатского и южного (ближневосточного) направлений, призванные, в конечном счете, привести к оккупации территории Советского Союза.

Цель войны, — провозглашал Пентагон, — ликвидация советской власти на территории СССР и его фактическое расчленение таким образом, что даже «если большевистский режим и уцелеет в какой-то части страны… он не будет контролировать такую часть военно-промышленного потенциала Советского Союза, которая позволила бы ему вести войну на сопоставимых условиях с другими режимом или режимами, которые могут существовать на традиционной русской территории». Авторы плана даже расписали количество дивизий «союзных оккупационных сил», необходимых для того, чтобы «держать под контролем» побежденный Советский Союз путем оккупации его ключевых городов и промышленных центров. На Москву полагалось две дивизии, на Ленинград, Минск, Мурманск, Горький, Свердловск, Челябинск, Новосибирск, Владивосток — по одной и т. д.

«Дропшот» исходил из необходимости длительной и тщательной подготовки к войне против Советского Союза, ставшего ядерной державой. Несмотря на детальную проработку наземных боевых операций, его основная цель состояла в том, чтобы добиться количественного превосходства над СССР в сфере ядерного оружия порядка 10:1 и использовать это преимущество для победы над СССР и его союзниками в ядерной войне.

Такое превосходство Соединенным Штатам должна была дать развязанная ими гонка ядерных вооружений с упором на качественное совершенствование ядерного оружия и резкое наращивание численности средств его доставки. Основой такого рода программы послужила директива президента Трумэна от 1 января 1950 года о начале работ над термоядерным — водородным — оружием.

План «Дропшот» (который в его первоначальном виде занимал три объемистых тома) принимал для целей планирования в качестве условной даты начала войны против СССР 1 января 1957 года. Но эта дата говорила лишь о намерении США провести тщательную подготовку к будущей войне. Фактическое же начало развязывания военных действий зависело от того момента, в который вашингтонское руководство посчитало бы США готовыми для этого, получившими соответствующие военно-технические преимущества.

Несмотря на то что стратегия США в принципе предусматривала комплексное использование всех видов вооруженных сил США и их союзников, составители плана «Дропшот» исходили из того, что исход войны с СССР будет решен массированным воздушно-атомным ударом по городам и промышленным центрам Советского Союза. В одном из разделов плана уточнялось: «Наиболее мощное оружие, которым союзники будут обладать в 1957 году и которое можно применить против СССР, — это атомная бомба. Сразу же после начала военных действий следует предпринять стратегическое воздушное нападение на СССР с применением атомных бомб и в качестве дополнительного средства — обычных бомб».

Вместе с тем авторы плана исходили из того, что в целях достижения «полной победы» придется использовать сухопутные войска. Однако ведение наземных баталий и, соответственно, бремя людских потерь возлагалось в основном на союзников США. Согласно наметкам командования стратегической авиацией (САК), в течение первых 30 дней войны предполагалось сбросить 133 атомные бомбы на 70 советских городов, в том числе 8 — на Москву с целью разрушить примерно 40 квадратных миль (105 квадратных километров) ее центра и 7 — на Ленинград.

Предполагалось, что такой удар должен разрушить 30–40 процентов промышленного потенциала СССР, полностью уничтожить нефтяную промышленность, вывести из строя 6 млн. 700 тыс. рабочих и, как выразился начальник штаба ВВС США генерал Хойт Ванденберг, «привести к капитуляции СССР или в любом случае к ликвидации общей способности страны вести наступательные операции».

Однако с этим планом, как и со всеми другими планами нападения на СССР, составлявшимися Пентагоном, выходила одна «небольшая неувязка»: несмотря на победоносный сценарий завершения войны оккупацией советской территории натовскими силами, у его составителей далеко не было уверенности в том, что все так и пойдет по написанному ими сценарию. А ведь даже сам «сценарий» исходил из того, что прежде, чем война закончится победой США и их союзников, Советский Союз, по всей вероятности, сможет за двадцать дней оккупировать Западную Европу, «выбить из войны» Англию — главную базу атомно-воздушных операций США, более того, сможет причинить крупные разрушения фактически незащищенным американским городам, используя для этой цели крылатые ракеты с атомным зарядом, установленные на подводных лодках.

Далее, согласно наметкам американских стратегов, сами Соединенные Штаты должны были бы предоставить существенную часть дивизий, потребных для ведения наземных операций против СССР с одного лишь европейского направления. А это оказывалось для американского руководства делом трудно осуществимым не только по материально-техническим, но и по социально-политическим соображениям, учитывая, что речь шла о развязывании третьей мировой войны всего лишь через 12 лет после окончания второй. Сами военные авторы плана вынуждены были признать по ходу дела, что «вероятные масштабы такого рода (наземных) операций, несомненно, означали бы серьезное истощение союзных ресурсов и могли бы даже оказаться неосуществимыми». Кроме того, авторы плана, как видно, не смогли учесть такого крупного изменения в военно-политической ситуации в мире, как победа народной революции в Китае в октябре 1949 года, поставившая американских стратегов перед совершенно новыми проблемами. Не было у них и уверенности в том, что тот запас атомных бомб, создание которого предусматривалось текущими американскими планами их производства, окажется достаточным для нанесения по СССР «калечащего» атомного удара.

Все эти обстоятельства вновь заставили американских стратегов отложить «финальную пробу сил» с Советским Союзом до «более благоприятного времени».

Ныне американские сторонники восстановления стратегического превосходства США нередко отвечают критикам их авантюристической политики, что-де американское превосходство не является угрозой миру из-за природного «миролюбия» Вашингтона или его «моральности». Именно поэтому США-де не нанесли атомный удар по СССР, когда они обладали абсолютным превосходством в 40-е и 50-е годы. Рассекреченные документы недвусмысленно указывают на иные причины американской сдержанности — опасения ответного удара советских вооруженных сил и понимание морально — политического единства советского общества, объединенного вокруг Коммунистической партии, делавшего надежды на развал Советского Союза в результате атомного нападения на него несбыточными. Усилия советского народа по поддержанию вооруженных сил страны на должном уровне явились главным фактором сдерживания потенциального агрессора.

В докладе, подготовленном в 1959 году Вашингтонским центром внешнеполитических исследований по заказу сенатского комитета по международным отношениям, это обстоятельство констатировалось с предельной откровенностью: «В период своей монополии на ядерное оружие США ни разу не достигли такого уровня, который обеспечивал бы наверняка победу с помощью бомбы… При внимательном изучении проблемы мы обнаруживаем, что требования, предъявлявшиеся к возможностям нападения, росли по мере того, как усиливались возможности ответного возмездия. Таким образом, никогда не было момента, когда бы Соединенные Штаты в этом смысле располагали решающим превосходством над СССР».

В январе 1949 года КНШ информировал американскую Комиссию по атомной энергии (ответственную в тот период за производство ядерных зарядов) о том, что «сейчас совершенно очевидно, что установленные текущими планами военные потребности в запланированном производстве бомб должны быть существенно увеличены и расширены». Для определения этих новых повышенных потребностей Комитет начальников штабов США создал специальную рабочую группу во главе с генерал-лейтенантом ВВС Хубертом Хармоном, в которую вошли по два представителя от армии, ВВС и ВМС. «Комитет Хармона» провел соответствующий анализ и 12 мая 1949 года представил КНШ итоговый доклад. Вопреки ожиданиям высшего военного руководства США, доклад был далеко не обнадеживающим для «ястребов», рвавшихся развязать атомный блицкриг против СССР.

Авторы доклада пришли к выводу, что планируемая атомная атака на 70 советских городов не приведет «сама по себе к капитуляции, уничтожению корней коммунизма или к радикальному ослаблению советского руководства». Вместо этого «для большинства советских людей атомная бомбардировка докажет справедливость советской пропаганды против зарубежных держав, стимулирует негодование против Соединенных Штатов, объединит людей и усилит их волю к борьбе». К тому же «не окажется серьезно затронутой способность советских вооруженных сил осуществить быстрое продвижение в избранные районы Западной Европы, Ближнего и Дальнего Востока». И хотя первоначальная атомная бомбардировка и приведет к общим жертвам в СССР порядка 7 млн. человек (включая 2,7 млн. убитых), она «создаст прецедент для всех противоборствующих сторон использовать любое оружие массового уничтожения и приведет к таким максимальным ответным мерам со стороны СССР, на какие он только будет способен».

Однако, несмотря на эту критическую оценку плана «Дропшот», военные авторы доклада не видели «альтернативы атомному нападению на СССР» (которое-де только и могло дать США возможность ограничиться минимальными потерями в живой силе в ходе войны против СССР). Поэтому заключительный параграф этого «пессимистического», с точки зрения американских ВВС, доклада призывал американское политическое и военное руководство увеличить и ускорить производство новых ядерных бомб для того, чтобы в будущем у США появились большие способности, к эффективному ядерному удару по СССР.

После ознакомления с «докладом Хармона» американское правительство ускорило темпы развития производства ядерной взрывчатки, совершенствования качества ядерного оружия. Одним из проявлений этого и было решение президента Трумэна от 31 января 1950 года о производстве водородной бомбы. Вместе с тем после подписания договора НАТО американские планировщики стали более тщательно заниматься выбором целей на территориях СССР и его союзников и создавать дифференцированные системы целей по степени их важности.

Пентагон разделил цели в Советском Союзе для атомных бомбардировок на три общих категории. Приоритет номер один получили цели, поражение которых призвано было «притупить» ответный советский удар; соответственно, ими являлись «советские способности по доставке ядерного оружия». На второе место были поставлены цели, связанные с «замедлением советских военных усилий»: центры командования и политического руководства, системы ПВО, заводы по переработке нефти, верфи, заводы по производству боеприпасов. К третьей категории были отнесены городские и промышленные комплексы. Эти три группы целей получили соответствующие кодированные названия: Браво, Ромео и Дельта. Но, хотя городские и промышленные цели были формально поставлены, на третье место по важности, генерал Кэртис Лимэй, который занимал с 1948 по 1957 год пост командующего стратегической авиацией США и нес поэтому главную ответственность за осуществление атомных бомбардировок, не уставал подчеркивать, что «мы должны сосредоточиться на самой промышленности, расположенной в городских районах», так что даже в том случае, если атомная бомба не попадет в предназначенную ей цель, «использование бомбы все равно принесет выгоду»!

 

Политика перевооружения Западной Европы

Несмотря, однако, на то что главную ставку в разработке «победоносной» стратегии против СССР Вашингтон делал на ядерное оружие, важнейшей задачей, поставленной им при создании НАТО, было наращивание обычных вооружений и вооруженных сил западноевропейских союзников США с тем, чтобы использовать эти силы для давления на Советский Союз, а при возможности для «отбрасывания» социализма. Поэтому постоянной заботой американских политиков с первых дней создания НАТО стало понуждение западноевропейских членов блока к повышению их военных расходов и созданию таких вооруженных сил, которых было бы достаточно для осуществления планов наступления на Советский Союз.

Задавая тон в перевооружении, США в 1951 году обязались послать в Западную Европу дополнительно четыре американские дивизии, в связи с чем они потребовали новых баз на территориях западноевропейских государств. К концу 1952 года в Западной Европе было дислоцировано шесть американских дивизий, а американская бомбардировочная и истребительная авиация заняла позиции в непосредственной близости от границ СССР и других социалистических стран на базах, полученных США в Великобритании, Франции, Западной Германии, а также в Испании и в Северной Африке. На римской сессии Совета НАТО в ноябре 1951 года союзники договорились создать к 1954 году наземные силы НАТО в составе 43 дивизий и ускорить программу перевооружения. Специальная рабочая группа НАТО — так называемый комитет трех мудрецов (в составе А. Гарримана — США, Ж. Моннэ — Франция и Э. Плаудена — Англия) — представила наметки усилий в военной области, которые должны были быть предприняты европейскими членами НАТО с тем, чтобы осуществить поставленные цели. «Три мудреца» рекомендовали западноевропейцам увеличить военное производство к 1954 году в среднем на 14 процентов и повысить военные расходы «в соответствии с возможностями каждой страны» — от 5 процентов для Франции до 50 процентов, рекомендованных для Бельгии. Эти рекомендации, как впоследствии выяснилось, оказались невыполнимыми в полном объеме ввиду серьезных проблем послевоенного восстановления, стоявших перед этими странами. Но тем не менее тогдашняя западноевропейская девятка членов НАТО (без Исландии, практически не имеющей вооруженных сил и представляющей для США и НАТО ценность в качестве военной базы в Северной Атлантике) за первые пять лет существования блока — с 1949 по 1954 год — увеличила свои официальные военные расходы в два с половиной раза — с 4,4 млрд. до 11,3 млрд. долларов.

Негативная реакция в Западной Европе на навязанный Вашингтоном на лиссабонской сессии НАТО план по наращиванию вооруженных сил блока до 90 дивизий, о чем говорилось раньше, подстегнула американские усилия по перевооружению Западной Германии. Хотя на слушаниях в американском конгрессе, посвященных вопросу создания НАТО, государственный секретарь США Дин Ачесон лицемерно клялся, что разоружение и демилитаризация Германии должны быть «полными и абсолютными», уже в сентябре 1950 года государственный департамент США выдвинул предложение включить десять западногерманских дивизий под командование НАТО. Это предложение, однако, натолкнулось на массовое сопротивление западноевропейцев, считавших идею нового вооружения германских милитаристов всего лишь через пять лет после разгрома гитлеровского рейха кощунством.

Тогда американские лидеры пошли по иному пути. Пользуясь зависимым положением Франции (начавшей постепенно увязать в колониальной войне в Индокитае), американские руководители подсунули французскому премьеру Рене Плевену план военной интеграции западногерманских частей в «интернациональную европейскую армию». Так на свет появился «план Плевена» — план «Европейского оборонительного сообщества» (ЕОС), предусматривавший интеграцию западногерманских дивизий в наднациональную «европейскую армию» на принципе равенства с национальными частями других западноевропейских членов блока. Естественно, что командовать этой наднациональной армией намеревались американские генералы, хотя формально армия должна была находиться под командованием общеевропейского министра обороны, назначаемого Ассамблеей Европейского оборонительного сообщества. Последнее же должно было стать составной частью НАТО.

В основных деталях план создания ЕОС был согласован на Парижской конференции в июле 1951 года. В соответствии с первоначальным проектом в сообществе должны были принять участие Франция, Англия, Западная Германия, Италия, Бельгия, Голландия, Люксембург. Однако английское правительство отказалось участвовать в ЕОС, рассчитывая на свои особые отношения с США. В то же время Лондон поддерживал этот план, считая, что создание ЕОС даст ему возможность играть роль своеобразного посредника между США и Западной Европой.

Но самую энергичную поддержку плану ЕОС оказывало западногерманское правительство канцлера Аденауэра, созданное в сентябре 1949 года. Для Аденауэра, стоявших за ним западногерманских монополий и бывшей гитлеровской военщины создание ЕОС обещало очень многое: путь к восстановлению экономической и военной мощи страны, отмену ограничений, налагаемых оккупационным статусом, восстановление Западной Германии в качестве равноправного члена «западного сообщества» и — в конечном итоге — поддержку Западом реваншистских требований западногерманского империализма. Вот почему Бонн столь энергично поддержал проект ЕОС и сделал все возможное, чтобы помочь Вашингтону протащить этот проект через западноевропейские парламенты. В тех условиях «все возможное» означало для Западной Германии максимальное заискивание перед США, заигрывание с Францией и готовность дать любые словесные гарантии в «хорошем поведении» на будущее.

Политический и экономический нажим США на западноевропейские правительства сделал свое дело: 27 мая 1952 года министры иностранных дел Западной Германии, Франции, Италии, Бельгии, Голландии и Люксембурга подписали в Париже договор о создании ЕОС.

Через несколько месяцев в США к власти пришла республиканская администрация, которую возглавил первый главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Эйзенхауэр. Естественно, что президенту Эйзенхауэру не потребовалось много времени на то, чтобы полностью войти в курс американской политики на европейском направлении. Политическая ориентация лидеров республиканской партии США в этом вопросе полностью соответствовала политике, проводившейся правительством Трумэна.

20 января 1953 года новый руководитель госдепартамента США Джон Фосгер Даллес пришел в свой кабинет с ленча в Белом доме, посвященного официальному вступлению в должность новой республиканской администрации. Первым делом он вызвал к себе своего старого знакомого Пола Нитце — руководителя отдела планирования политики, главного автора меморандума СНБ-68, заложившего «теоретические основы» стратегии «холодной войны». «Ты знаешь, Пол, — сказал Даллес, — у меня в общем-то (нет абсолютно никаких разногласий с политикой Ачесона или с теми курсами политики, которые разрабатывал ты. Я согласен с тем, что ты и Ачесон пытались сделать. Единственный спор у меня с вами — о том, как вы подавали эту политику конгрессу. Плохо это делали! Что же касается существа самой политики, у меня с вами полное единство!»

Нитце смотрел на него не мигая своими голубыми глазами, стараясь не выдать бушевавшего в нем сарказма. Ведь это все произносил тот самый Даллес, который в составленном им внешнеполитическом разделе предвыборной платформы республиканской партии клеймил политику трумэновской администрации как «неверную», «аморальную», чуть ли не предательскую.

«Пусть твой отдел продолжает ту полезную работу, которую он делал, — закончил Даллес. — Но тебе придется уйти — потому, что ты в глазах широкой публики связан с ачесоновской политикой, а мы, как ты знаешь, — тут Даллес сделал паузу и многозначительно посмотрел на Нитце, — заявили о том, что мы будем иметь совершенно новую внешнюю политику!»

Одним из главных направлений этой «новой внешней политики» стало претворение в жизнь «плана Плевена». Этот план с большим основанием мог быть назван «планом Даллеса», который давно носился с мыслью о перевооружении Западной Германии. В США, пожалуй, нельзя было найти большего друга Аденауэра, чем Даллес. Он не просто посылал Аденауэру официальные депеши, выражавшие сочувствие и поддержку «железному канцлеру». Он часто отправлял ему сугубо личные, написанные от руки письма, в случаях необходимости используя для связи надежный канал ЦРУ, которым руководил его брат — Аллея. Со своей стороны, Аденауэр начинал нервничать, когда переставал получать регулярные «весточки» от Даллеса. Тогда он сам выходил на Даллеса, который действовал на него, как рассказывал позже помощник Даллеса, «весьма успокаивающе».

«Берлинский стол» в госдепартаменте давно уже возглавляла сестра братьев Даллесои Элеонора, сделавшая немало для нагнетания напряженности на границе между Западной и Восточной Германией. А эта напряженность, как считали Даллесы, играла на руку политике перевооружения Западной Германии, ибо создавала нужный предлог «угрозы с Востока».

Одержимый всепоглощающей идеей борьбы против коммунизма, не понимавший настроений в Европе, Даллес уже в своем первом выступлении по радио в качестве госсекретаря 27 февраля 1953 года счел необходимым «встряхнуть» западноевропейцев очередной угрозой. «Если Франция, Германия и Англия, — заявил он, намекая на неблагоприятное отношение к «плану Плевена» в Западной Европе, — пойдут своими особыми путями, то тогда наверняка окажется необходимым произвести небольшое переосмысление нашей американской политики в отношении Западной Европы».

Через некоторое время, когда проект ЕОС столкнулся с затруднениями при его ратификации западноевропейскими парламентами, Даллес пошел еще дальше, пригрозив своим партнерам по НАТО «мучительной переоценкой» американской политики в Европе в случае, если они осмелятся отойти от диктуемого Вашингтоном курса. С тех пор запугивание западноевропейцев «мучительной переоценкой» было прочно взято на вооружение американскими политиками, которые в случае того или иного неповиновения неизменно грозят своим европейским партнерам по НАТО радикально пересмотреть европейскую политику США. Так действовал Вашингтон, например, во время арабо-израильской войны 1973 года, когда западноевропейские союзники США отказались разрешить Вашингтону использовать базы в Европе для переброски военной техники Израилю; так было и в конце 70-х годов после принятия «двойного решения» НАТО о размещении в Европе новых американских ядерных ракет средней дальности. Тогда президент Картер писал канцлеру ФРГ Шмидту угрожающие письма, требуя от последнего, чтобы он не договаривался с Москвой ни о каких компромиссных вариантах решения вопроса об оружии среднего радиуса, которые могли бы предотвратить размещение американских ядерных ракет. Так происходит и в настоящее время, когда американские политики грозят западноевропейским правящим классам тем, что США «уйдут из Европы». Вся эта демагогия умело использует классовый страх правящих кругов стран Западной Европы, боящихся ответственности перед собственными народами за свою прислужническую перед США политику, раздувает этот страх для того, чтобы сохранять политику этих кругов в проамериканском русле.

Но в 1953–1954 годах эта даллесовская угроза не сработала в отношении Франции, хотя она и была подкреплена акцией конгресса, принявшего так называемую поправку Ричардса к законопроекту об ассигнованиях на «помощь» Западной Европе по американской программе «взаимного обеспечения безопасности». Эта поправка обусловливала предоставление половины американской военной «помощи» Западной Европе созданием ЕОС. 30 августа 1954 года Национальное собрание Франции большинством голосов (264 — за, 319 — против при 43 воздержавшихся) отвергло договор о создании ЕОС как не соответствующий национальным интересам Франции.

Народы Европы восприняли провал плана создания ЕОС не только как поражение политики реакционных правительств, но и как серьезный удар по американской политике вмешательства во внутренние дела Западной Европы. Но это не остановило Вашингтон от изыскивания новых путей для вовлечения Западной Германии в НАТО и восстановления бундесвера в качестве главной силы НАТО в Европе в его противостоянии содружеству социалистических государств Европы, объединившихся в 1955 году в ответ на создание НАТО в военно-политическую оборонительную Организацию Варшавского Договора.

 

Стратегия «массированного возмездия»

12 января 1954 года в небольших холлах, примыкающих к залу заседаний Совета по международным отношениям — невысокого здания из серого камня на углу 68-й улицы и Парк-авеню Нью-Йорка, — царило необычное для этого тихого особняка оживление. Избранные члены этого влиятельного научно-политического учреждения США, насчитывающего в своих рядах около двух тысяч виднейших представителей американских политических и деловых кругов, научной элиты, собрались послушать нового государственного секретаря США.

Бодрый, несколько сутулящийся Даллес проходил к ораторскому месту, по-приятельски здороваясь с окружающими: он также состоял членом Совета в бытность свою одним из старших партнеров солидной юридической фирмы «Салливэн энд Кромвел», а затем консультантом госдепартамента. Даллес активно участвовал в деятельности Совета, разрабатывающего для руководящего истэблишмента теоретические основы внешней политики. Теперь, после того как сбылась его заветнейшая мечта — пойти по стопам деда и дяди и стать третьим в истории семьи государственным секретарем США, Даллес пришел сюда не для того, чтобы обсуждать возможные стратегические курсы США, а авторитетно информировать членов Совета о новой военной стратегии администрации Эйзенхауэра. Даллес долго и тщательно готовился к этому выступлению, в котором он хотел как можно эффективнее (с прицелом не столько на членов Совета, сколько на зарубежных противников, союзников и нейтральные государства) преподнести «новый подход» республиканской администрации к военному планированию. Этот подход был разработан Советом национальной безопасности США на нескольких заседаниях в октябре — декабре 1953 года и сформулирован в секретной директиве СНБ 162/2, подписанной президентом.

Входя в роль государственного деятеля, Даллес говорил без того полемического задора, которым он напичкал залихватскую по своей агрессивной разнузданности и дешевым пропагандистским ярлыкам внешнеполитическую программу республиканцев. Теперь — с позиции силы власти — он мог даже отдать должное трумэновской политике, признать вслух, а не только в разговоре с глазу на глаз с Нитце, что «многие из предыдущих политических курсов были хорошими». Тем не менее, по его словам, многие из внешнеполитических мероприятий трумэновской администрации носили «аварийный характер», когда политическая инициатива оставалась за противником. У противников надо учиться, как бы отдавая должное грозному сопернику, философствовал Даллес, любивший козырнуть тем, что на ночном столике в его спальне всегда лежал том «Вопросов ленинизма» Сталина. Советский Союз, поучал слушателей Даллес, «планирует, исходя из перспективы того, что называют целой исторической эпохой, и мы должны делать то же самое»!

Какой же эпохальный стратегический курс предложил американскому истэблишменту Даллес?

«Не отвечает требованиям здоровой экономики или хорошей внешней политики постоянная поддержка других стран, ибо в конечном итоге она вызывает в отношении США не меньше отрицательных чувств, чем и чувств благодарности», — ударил Даллес по головам союзников, как бы лишний раз предупреждая их.

Неправильно быть постоянно связанными крупными военными расходами, что неминуемо приведет к «практическому банкротству». Необходимы перемены. «Это может быть сделано путем большой опоры на сдерживающую силу и меньшей зависимости от локальной оборонительной силы», — вещал Даллес, вновь разжевывая для «союзников» мысль о том, что они — не чета США, а всего лишь «локальная оборонительная сила», с которой можно особо и не считаться!

Теперь, продолжал Даллес, администрация приняла решение «полагаться главным образом на большую способность нанести мгновенно ответный удар теми средствами и в тех местах, которые мы сами выберем. Теперь министерство обороны и Комитет начальников штабов, вместо того чтобы вести военное строительство, предвосхищая многочисленные возможные варианты поведения противника, могут формировать наш военный комплекс так, чтобы он соответствовал нашей политике. Это позволяет вместо простого наращивания всех имеющихся средств осуществлять выбор между военными средствами. В результате принятого решения становится возможным добиться более основательной безопасности при меньших затратах и совместно пользоваться ею».

Даллес не скрывал своего удовольствия тем, что он поверг слушателей в шоковое состояние. На следующий день после его выступления мировая печать запестрела заголовками: «Государственный секретарь США призывает к атомному блицкригу», «Новый подход США делает упор на внезапный ядерный удар», «Вашингтон отдает приоритет атомно-воздушной мощи», «Даллес объявляет курс на атомную войну!» На это он и рассчитывал.

Он и его босс в Белом доме — президент Эйзенхауэр — понимали, что соотношение сил на мировой арене неумолимо меняется не в пользу США. К осознанию этого подтолкнул их бесславный провал американской авантюры в Корее, когда США вынуждены были после колоссального напряжения сил и ресурсов согласиться на «ничью» в борьбе с далеко не основными силами «врага», как характеризовали Даллес и его коллеги социалистические государства. Советский Союз не только ликвидировал атомную монополию США, но и не дал возможности установить США новую монополию на термоядерное — водородное — оружие. Стратегия США подвергалась все большей критике со стороны не только нейтральных государств, но и самих американских союзников по НАТО. В этих условиях — считали Эйзенхауэр, Даллес и их ближайшее окружение, делавшее «реальную политику», — необходимо прибегнуть к шоковой терапии: застращать и противников, и союзников, и нейтралов «новыми возможностями» США в сфере стратегических вооружений, демонстрацией агрессивной решительности нового американского руководства. Короче говоря — надо блефовать, повышая ставки в игре, для того чтобы иметь больше шансов осуществить на мировой арене свою линию.

Да, президент Эйзенхауэр обещал американским избирателям первым делом заключить перемирие в Корее и на этом обещании въехал в Белый дом. Но данное обещание не должно создать мнение о нем как о «слабаке». Наоборот, бряцание атомным оружием — «балансирование на грани войны», как сформулировал суть своего внешнеполитического курса Даллес в интервью журналу «Лайф», — должно показать всем в мире, что Соединенные Штаты не выбиты из колеи поражением в Корее, что с интересами США следует считаться.

В декабре 1954 года Совет НАТО беспрекословно принял американский «новый подход», и «массированное возмездие» стало официальной стратегией блока. Одновременно на той же сессии было принято решение об атомном перевооружении сил Атлантического блока в Европе.

Еще в октябре 1953 года в Западную Европу была переброшена первая 280-миллиметровая артиллерийская установка, способная стрелять снарядами с ядерным зарядом, а в 1954 году США начали размещать в Западной Европе ракеты и самолеты — снаряды ближнего и среднего радиуса действия с ядерным зарядом («Онест Джон», «Корпорал», «Матадор»).

Если говорить о главном, реальном изменении в американской стратегии в Европе в связи с принятием доктрины «массированного возмездия», то оно сводилось к усилению упора на оперативно-тактическое и тактическое ядерное оружие с целью компенсировать произошедший не в пользу США сдвиг в советско-американском стратегическом ядерном балансе, подкрепить превосходство США в ядерных вооружениях.

Уже в 1954 году американская разведка доложила политическому руководству США о том, что Советский Союз приступил к производству тяжелых межконтинентальных бомбардировщиков, сравнимых с американскими стратегическими бомбардировщиками В-52, которые были приняты на вооружение США в середине 1955 года. Советский авиационный парад в июле 1955 года, на котором были продемонстрированы первые образцы таких бомбардировщиков, произвел отрезвляющее впечатление на американских стратегов. Парад в значительной степени повлиял на западную оценку стратегического баланса в последующие два года — до того момента, когда СССР испытал свою первую межконтинентальную ракету, — отмечали позднее эксперты «РЭНД корпорейшн» Хорелик и Раш в своем исследовании стратегического баланса США — СССР, опубликованном в 1966 году. 8 августа 1953 года Советское правительство доложило Верховному Совету СССР, что Советский Союз имеет водородную бомбу, а 12 августа 1953 года в СССР было проведено испытание водородного оружия, которое было зарегистрировано американской службой радиационного слежения, что окончательно убедило американских руководителей в том, что их надежды сохранить на ряд лет монополию на «сверхбомбу» оказались иллюзорными.

В 1957 году в СССР были проведены первые испытания межконтинентальных баллистических ракет, а в октябре того же года Советский Союз с помощью баллистической ракеты вывел на околоземную орбиту первый в мире искусственный спутник Земли. Запуск советского спутника произвел буквально шоковое впечатление на американских милитаристов. Ведь создавалось буквально парадоксальное положение: в то время, как Вашингтон грозил Советскому Союзу «массированным возмездием», наиболее эффективное средство быстрой доставки ядерных боеприпасов на стратегические расстояния — межконтинентальная баллистическая ракета — появилось у СССР.

Должное впечатление эти военно-технические успехи Советского Союза произвели и на западноевропейские правящие круги. И в Лондоне, и в Париже, и в Бонне понимали, что американское бахвальство безнаказанным «ядерным возмездием» не имеет под собой реальной почвы, что «американский ядерный меч» не так всемогущ, как его рекламируют в Вашингтоне.

Это понимание руководителями западноевропейских стран новой расстановки сил в мире повело к конкретным действиям в направлении улучшения взаимопонимания с СССР. В 1955 году были установлены дипломатические отношения между ФРГ и СССР, в 1956 году состоялся успешный визит советской партийно-правительственной делегации в Великобританию.

Развитие западноевропейскими государствами «восточной политики» было одновременно и способом ослабить становившееся невыносимым давление из-за океана.

Поиски более независимой внешней политики начала Франция. Сразу же по приходе к власти в мае 1958 года президент де Голль выступил с предложением о замене единоличного американского контроля в НАТО триумвиратом в составе США, Франции и Великобритании. Де Голль, если проследить его идею до конца, целил не только на то, чтобы повысить роль Франции в НАТО, но и хотел добиться своеобразного права вето в сфере атлантической политики США. Не решаясь на первых порах порвать с организацией НАТО, он хотел сдерживать американских «ястребов», готовых в своем антикоммунистическом ослеплении толкнуть Западную Европу в пучину термоядерной катастрофы. Ведь многие понимали, что за «массированным возмездием», средства осуществления которого все больше выдвигались на территорию Западной Европы, подразумевается стремление американцев подставить под ответный удар западноевропейские страны. Как и следовало ожидать, предложение де Голля не было принято Вашингтоном. Но это показало правящим кругам США, что американский диктат в НАТО сталкивается с серьезным вызовом со стороны «поднимающих головы» западноевропейских партнеров.

Американские республиканские руководители и впрямь начали мучительные размышления над перспективами своей атлантической политики — о том, как сохранить американское господство в НАТО. На основе этих размышлений они тогда пришли к решению, которое они сейчас — спустя 30 лет — вновь повторяют в Европе: если американская стратегическая мощь постепенно нейтрализуется растущей стратегической мощью Советского Союза, то надо перевести ядерное состязание на европейскую почву, разместив в Западной Европе американское ядерное оружие среднего и ближнего радиуса действия. Расчет при этом строился на убеждении американских стратегов в том, что США существенно опережают СССР в подобных видах вооружений и создание мощного американского ядерного арсенала в Западной Европе поможет нейтрализовать неблагоприятные для США сдвиги в соотношении стратегических сил и теснее привязать западноевропейских союзников к США демонстрацией решимости использовать ядерное оружие.

Помимо подтверждения таким образом американской «протекции», республиканские руководители Америки надеялись решить и еще один коренной вопрос: в каком секторе мира должна вестись ядерная война. Так определил тогда эту проблему Генри Киссинджер. Иначе говоря, под прикрытием рассуждений о «массированном возмездии» американские лидеры уже и в полуофициальных заявлениях начали открыто говорить об идее «ограниченной ядерной войны» в Европе. (Хотя и раньше — с 40-х годов — речь шла о ядерной войне, ограниченной по преимуществу Европой. Ведь США потеряли стратегическую неуязвимость лишь к концу 50-х годов.) И именно в этих условиях концепция «ограниченной ядерной войны» стала обсуждаться — раньше она подразумевалась как данное. (В окончательном виде «Ограниченная ядерная война на европейском ТВД» вошла в качестве одного из основных вариантов стратегии США в президентские стратегические директивы конца 70-х — начала 80-х годов.) Одной из целей блока, — прямо заявил генерал Норстэд, занявший в ноябре 1956 года пост главнокомандующего силами НАТО в Европе, — должна быть его способность отвечать «на инциденты менее чем максимально решающего характера чем-то другим, чем массированное возмездие»!

Другим способом привязки западноевропейских стран НАТО к США и поддержания реноме США в качестве «гаранта» явилось ограниченное подключение представителей этих стран к американскому планированию ядерных ударов по СССР. Такое вовлечение западноевропейских партнеров в американское военное планирование (точнее сказать — создание видимости их причастности к такому планированию), раскрытие перед ними масштабности американских замыслов ядерных ударов по Советскому Союзу должно было — по идее американских стратегов — не только успокоить начавших выбиваться из-под контроля партнеров видимостью равенства в принятии решений, но и по ходу дела устрашить их американской мощью. Дело в том, что «устрашать главного противника» — Советский Союз — становилось делом все более затруднительным (ввиду того что территория самих США становилась безусловно уязвимой для сокрушительного ответа в случае американской агрессии против СССР). Но если нельзя устрашить противника, то почему бы не устрашить союзника, сделать его более послушным — решили в Вашингтоне. Это и повело к целой серии военно-пропагандистских брифингов как в столицах НАТО, так и в «мозговом центре» американского стратегического планирования — штабе стратегического авиационного командования США на базе Оффат близ города Омаха в штате Небраска.

 

В штаб-квартире САК: психологическая атака

Штаб Стратегического авиационного командования (САК) в Оффате не может не произвести ошеломляющего впечатления на любого американского офицера, как бы в виде величайшего снисхождения допускаемого в это «святое святых» из заповедных мест американского военного планирования, тем более на натовских офицеров из западноевропейских стран.

«Бей твердо, бей наверняка» — такой девиз висел во время второй мировой войны в казармах Бомбардировочного командования Королевских ВВС Великобритании. Однако командующий Стратегического авиационного командования США, созданного в 1946 году, Кэртис Лимэй не считал, что такого рода воинственный лозунг мог бы повысить популярность его организации в Америке, только что вышедшей из второй мировой войны. Требовалось что-то необычное, привлекательное и, конечно же, на тему мира и демократии. Вот почему, когда он лично отбирал девиз для САК из более чем 60 лозунгов, он остановился на фарисейском «Мир — паша профессия». Этот девиз ныне и красуется на воротах штаб-квартиры САК в Оффате под эмблемой САК, на которой изображен бронированный кулак на фоне голубого неба с белыми облачками, а в кулаке — три краевых грозовых молнии и… оливковая ветвь.

Медленно раскрываются тяжелые стальные двери (автоматически захлопывающиеся при любой тревоге), и посетитель допускается в помещение штаба, расположенного в скальном массиве в десятках метров под землей. Он оборудован по последнему слову техники: полностью автономное обеспечение, включая собственное водоснабжение, электропитание, вентиляция с фильтрами против радиоактивности, удобно оборудованными общежитиями, продовольственным запасом на много недель и радиотелефонной и телевизионной связью, обеспечивающей мгновенное соединение с любой американской базой и командующими вооруженными силами США во всех частях мира.

В контрольном центре — сложнейшая электронная аппаратура, на стенах — дисплеи, на которых можно высветить в выбранном масштабе любой регион мира. Когда брифинг проводится относительно планов ударов по СССР (а для визитеров в этом и состоит суть «посвящения»), на картах — территория СССР со стрелками, показывающими траектории ядерных ударов (тогда — в 50-е годы — маршруты полетов бомбардировщиков с разных азимутов). Каждая цель отмечена ярким значком.

На возвышающейся платформе — три красных телефона. Дежурный офицер подходит к телефону, поднимает трубку и нажимает на красную кнопку. Мгновенно зажигаются все лампочки, расположенные гроздьями на консоли, стоящей перед ним. Все базы САК подключены и ожидают приказа. «Проверка, — четким голосом говорит офицер в трубку. — Рапортуйте». Тут лампочки на консоли одна за другой начинают тухнуть по мере того, как офицер принимает рапорты и базы отключаются. «Требуется всего двадцать секунд, чтобы установить связь», — небрежно бросает офицер, любуясь произведенным впечатлением.

Затем визитеров могут одеть в летную форму, посадить в самолет-заправщик и «прокатить» над США, дав понаблюдать процесс заправки «крепости в стратосфере» — бомбардировщика. В-52 — горючим в воздухе, а то и поднять в воздух на самом бомбардировщике. Могут они наблюдать в штаб-квартире и процесс учебной тревоги, следя за всеми этапами отдачи команд и действиями экипажей бомбардировщиков на базах в США, Западной Европе, Канаде, Турции, на Ближнем Востоке, на островах Гуам, Окинава, в Японии и т. д. Потом у себя на родине, неистовствуя от восторга, они будут описывать это «чудо техники и организации», делая тем самым весьма полезную для американских милитаристов работу.

Но главное блюдо — это, конечно, сам брифинг, от которого холодеет кровь. О чем говорится во время типичного брифинга?

Как ни странно, на этот вопрос можно дать ответ, основываясь на одном любопытном документе, раскопанном американским исследователем Давидом Аланом Розенбергом в архивах ВВС и опубликованном им с разрешения САК в начале 1982 года. Речь идет о конспекте брифинга, проведенного в Оффате 15 марта 1954 года для 30 американских офицеров, представлявших различные виды вооруженных сил. Конспект был сделан капитаном ВМС США Уильямом Муром — сотрудником аппарата штаба ВМС США — для руководителя его отдела в штабе. Первоначально конспект носил гриф «Совершенно секретно». Документ в опубликованном виде занимает одиннадцать страниц текста, набранного мелким типографским шрифтом, и у нас нет возможности привести здесь его полностью. Поэтому приведем отрывки.

Брифинг проводил генерал-майор А. Дж. Олд, руководитель оперативного отдела САК. На нем также присутствовал тогдашний командующий САК генерал Кэртис Лимэй, ответивший после брифинга на ряд вопросов присутствовавших.

«Брифинг, — отмечает Мур, — был проведен в отличной манере, умело, с использованием многих карт, диаграмм, проекций слайдов и т. д. Он проводился в столь быстром темпе, что было трудно сделать что-либо большее, чем лишь записать главные моменты.

Генерал Олд начал с описания первой американской стратегической бомбардировки, осуществленной в августе 1942 года группой бомбардировщиков В-17. Они бомбили цели на территории Франции, взлетев с базы в Великобритании. Затем Олд сообщил о потерях, понесенных бомбардировочной авиацией США в ходе второй мировой войны (10 тыс. самолетов — над Германией и 485 — над Японией). Затем он описал приоритетность целей над СССР («Браво», «Ромео» и «Дельта») и подчеркнул, что на март 1954 года план САК предусматривает 1700 ЗЭВ (запланированных эпицентров взрывов), включая 409 аэродромов.

На 15 марта 1954 года САК располагало 2131 боевым самолетом, включая 835 бомбардировщиков В-36 и В-47, оснащенных атомными бомбами МК-6. (Это была первая американская атомная бомба килотонной мощности, запущенная в массовое производство и находившаяся на вооружении САК до 1961 года, она весила около 4 тонн. — Авт.) Для 835 бомбардировщиков имелось 1008 боеготовых экипажей. Каждой команде дается буклет, содержащий все имеющиеся данные об одной специфической вражеской цели, и эта команда проводит все время, изучая ее и практикуясь в различных способах атаки на нее…

На территории США размещено несколько десятков радарных постов контроля за поражением целей. Некоторые из них мобильны. Это, так сказать, электронная привязка к местности в различных индустриальных районах США, позволяющая следить за бомбардировщиками во время имитации ими бомбовых рейдов и измерять степень точности попадания относительно ЗЭВ при гипотетических сбрасываниях бомб. Этой части обучения команд придается особое значение, и для экипажей ведется подсчет их попаданий…

Оптимальный план. САК считает, что при оптимальной ситуации оно сможет разместить достаточное число воздушных заправщиков на заморских базах и дислоцировать бомбардировщики до начала нападения. Было оценено, что при этих условиях САК может сбросить в ходе атаки 600–750 бомб путем охвата России со многих направлений так, чтобы самолеты вошли в зону действия системы радаров раннего предупреждения одновременно. С этого момента пройдет два часа до тех пор, пока все бомбы будут сброшены… Цели «Браво» и «Дельта» будут поражаться по мере их достижения…

Эта часть брифинга была проведена весьма искусно путем показа последовательно сменявших одна другую карт Европы, на которых фиксировалась картина полета бомбардировщиков САК с получасовыми интервалами после того, как они впервые вошли в зону русской системы предупреждения. Много жирных линий, каждая представляющая авиакрыло, были показаны постепенно сходящимися к сердцу России; при этом красивыми звездочками указывались те многочисленные бомбы, которые сбрасывались на ЗЭВ. Конечное впечатление было таково, что практически вся Россия окажется после этих двух часов не чем иным, как дымящейся излучающей радиацию руиной…

Затем на вопросы присутствовавших ответил сам генерал Лимэй.

Вопрос: Готово ли САК вести стратегическую воздушную войну в случае, если использование ядерного оружия будет поставлено вне закона? (Вопрос задал капитан ВМС.)

Ответ: Вы, «салажата», всегда задаете этот дурацкий вопрос. Я просто не могу себе представить, что подобная ситуация когда-либо может возникнуть.

Вопрос: Как планы САК соотносятся с объявленной национальной политикой, заключающейся в том, что США никогда не нанесут удара первыми?

Ответ: Я неоднократно слышал высказывания подобной идеи, и все это звучит прекрасно. Однако она расходится с фактами американской истории. Оглянитесь назад и обратите внимание на то, кто начал Революционную войну, войну 1812 года, войны с индейцами, испано-американскую войну (все они были начаты американцами. — Авт.). Я хочу дать ясно понять, что я не призываю к превентивной войне; однако я верю, что США, если их достаточно далеко загонят в угол, не поколеблются нанести удар первыми…

Общие впечатления, полученные в результате брифинга: САК является на деле своего рода «элитарным корпусом», находящимся под властью сильного и преданного делу командующего, который полностью уверен в способности САК быстро сломить Россию массированным!: бомбовыми ударами. Никакие аспекты проблем моралг или долгосрочных последствий такого рода ударов не обсуждались и никакие вопросы на этот счет не задавались.

У. В. Мур, капитан ВМС США».

Произвести такого рода «общее впечатление» и ставят своей целью те, кто проводит брифинги на базе Оффат.

 

Включение Западной Германии в НАТО

Прежде чем окончательно заняться ядерным строительством в НАТО, Вашингтону требовалось довести до конца подключение к блоку Западной Германии. После провала плана ЕОС единственным для США вариантом оставалось воссоздание национальной западногерманской армии. Республиканское правительство США решило пойти на это, несмотря на то что многие в США и тем более в Западной Европе отдавали себе отчет во всех опасных последствиях такого шага. Как и в случае с ЕОС, американские лидеры решили остаться в тени и опять-таки создать видимость «новой европейской инициативы». Осуществить такую инициативу Вашингтон поручил Лондону. Лидеры Великобритании чувствовали себя в значительной степени виновными в провале плана ЕОС, поскольку отказ Англии участвовать в европейской армии повлек и отказ Национального собрания Франции.

Осуществить американский замысел выпало на долю министра иностранных дел Англии Идена. Он выступил с планом превращения Западного союза пяти стран — Англии, Франции, Бельгии, Голландии и Люксембурга, заключенного в Брюсселе в 1948 году с целью, как гласил договор, «предпринять такие шаги, какие могут быть необходимыми в случае возобновления Германией политики агрессии», в пакт с… западногерманским милитаризмом, в орган по «легальному» возрождению военного потенциала Западной Германии. Этот «ловкий ход», как пишет сам Иден в своих мемуарах, он придумал, сидя в ванной! «Когда я принимал ванну утром в воскресенье, меня вдруг осенила мысль о том, что я могу использовать Брюссельский договор для того, чтобы сделать дело. В министерстве иностранных дел за несколько дней до этого как-то возник разговор о договоре в другом контексте, и я думаю, что в связи с этим разговором мне и пришла в голову вышеназванная мысль». Мемуары Идена называются «Полный круг», и сейчас, спустя тридцать лет после роковых решений середины 50-х годов, и впрямь видно, что политика США и других держав НАТО довольно быстро совершила полный круг, возвратившись от борьбы с гитлеровской Германией в союзе с СССР к довоенной политике блокирования с Германией, теперь с ФРГ, против СССР!

Через несколько дней после того, как Национальное собрание Франции в августе 1954 года забаллотировало проект ЕОС, Иден совершил турне по западноевропейским столицам, в ходе которого получил горячее одобрение Бонна и Рима в отношении своего замысла (было решено «для справедливости» принять в Западный союз также и Италию). Уже через месяц — 28 сентября — в Лондоне была созвана конференция министров иностранных дел девяти стран (будущая брюссельская семерка плюс США и Канада), которая в общих чертах одобрила план включения Западной Германии в НАТО через членство в Западноевропейском союзе. По окончании конференции, на которой, по собственному признанию Идена, они с Даллесом заранее расписали свои роли, Иден писал в телеграмме государственному секретарю США: «Я верю, так же, как и вы, что мы сделали исторический шаг вперед. Без вас его было бы невозможно сделать».

В октябре 1954 года были формально подписаны парижские соглашения, предусматривавшие вступление Западной Германии и Италии в вывернутый наизнанку Брюссельский договор и принятие Западной Германии в НАТО в качестве полноправного члена блока. По новому Западноевропейскому договору на Западную Германию для проформы были наложены некоторые ограничения, запрещавшие ей производить тяжелые виды вооружений, подводные лодки крупного тоннажа, тяжелые бомбардировщики. Довольно скоро большинство из этих ограничений было отменено. Последние ограничения на производство тяжелых бомбардировщиков и ракет большой дальности были отменены Советом Западноевропейского союза летом 1984 года.

В настоящее время сухопутные вооруженные силы ФРГ — бундесвер — составляют костяк вооруженных сил НАТО в Европе, насчитывая около 500 тысяч солдат и офицеров и около миллиона обученных резервистов, которые могут быть призваны в трехдневный срок. На долю ФРГ приходится тридцать процентов авиации и две трети военно-морских сил блока в европейском регионе.

 

«Суэцкий урок» США союзникам

С середины 50-х годов в американо-западноевропейские отношения все более ощутимо начал вторгаться весьма важный фактор: в результате развития мирового революционного процесса рушилась старая колониальная система. Под напором национально-освободительного движения народов Азии и Африки западноевропейские державы теряли свои колонии. На карте мира появлялись новые суверенные государства. В процессе распада колониальной системы американский империализм стремился заполнить так называемые вакуумы силы, которые, по теории Даллеса, образовывались в регионах, освобождаемых колонизаторами. Это была очень удобная для Вашингтона теория, подводившая базу под политику неоколониализма США, использовавших долларовые подачки и поставки оружия, чтобы заместить своим экономическим присутствием и финансово-политическим влиянием в молодых государствах старый европейский (административный) колониализм.

Если ретроспективно посмотреть на процесс американского послевоенного проникновения в развивающиеся страны, то можно сказать, что правящие классы старых колониальных держав платили таким образом оброк американскому капитализму за его экономическую и военную помощь Западной Европе. Но процесс этот, естественно, был для старых европейских держав крайне болезненным. Это порой приводило их в столкновение с заокеанским хищником.

26 июля 1956 года руководитель революционного Египта (свергнувшего монархию в 1952 году) Гамаль Абдель Насер национализировал Суэцкий канал, принадлежавший англо-французской компании. Этот акт Насера явился кульминацией долгого спора Египта с западноевропейскими державами. В этом споре Вашингтон порой поддерживал Насера (рассчитывая на приобретение новых выгодных позиций на Ближнем Востоке для реализации американских планов военного окружения СССР). Даллес даже сыграл, с точки зрения Каира, конструктивную роль, подтолкнув в свое время руководителей Лондона и Парижа на эвакуацию англо-французских войск из района Суэцкого канала. Договоренность о ней была достигнута в октябре 1954 года. Но в ответ на этот «дружеский жест» Каир, как считал Даллес, ответил черной неблагодарностью: Насер отказался вступать в антисоветский блок на Ближнем Востоке, который пытались сколотить США, принял, вопреки советам Вашингтона, участие в Бандунгской конференции нейтральных и неприсоединившихся государств, не желая быть связанным унизительными американскими условиями, стал закупать оружие в Чехословакии. Все это обострило отношения между Вашингтоном и Каиром, и когда Насер обратился в Международный банк реконструкции и развития с просьбой о займе для постройки новой Асуанской плотины, Вашингтон этот заем не просто блокировал. Даллес демонстративно сорвал сделку, публично унизив египетское правительство и лично Насера, связывавшего с постройкой плотины большие планы по подъему благосостояния египетского народа и укреплению экономической независимости страны.

Ответив демаршем на демарш, Насер и объявил о национализации Суэцкого канала, что привело в шок Лондон и Париж. После этого западные державы с участием США предприняли разного рода дипломатические маневры, сколотили не без поощрения США так называемую Ассоциацию пользователей Суэцким каналом, которая призвана была фактически ограничить суверенный контроль Египта над каналом. Благодаря твердой и принципиальной позиции Советского Союза, выступившего в защиту интересов Египта в Совете Безопасности ООН, затея с Ассоциацией не прошла. И тогда правительства Англии (где Иден стал к тому времени премьером) и Франции в сговоре с Израилем развязали в октябре 1956 года агрессию против Египта, в конце концов вновь оккупировав зону Суэцкого канала.

Республиканские лидеры Вашингтона решили воспользоваться этой тройственной авантюрой для того, чтобы за счет западноевропейских союзников поправить свои позиции на Ближнем Востоке. Когда, столкнувшись с героическим сопротивлением египетских солдат в Порт-Саиде и Порт-Фуаде, увидев, что на сторону борющегося египетского народа твердо встал Советский Союз, руководители Франции и Великобритании бросились в Вашингтон, они натолкнулись на стену. США не только не поддержали англо-франко-израильскую акцию, но даже и осудили ее в Совете Безопасности и на сессии Генеральной Ассамблеи ООН, оказавшись в какой-то момент на одной стороне с Советским Союзом и развивающимися государствами Азии, Африки и Латинской Америки. Но именно создания такого впечатления «поддержки справедливого дела» и добивались руководители США, которые всего через несколько месяцев после эвакуации войск агрессоров из Египта провозгласили так называемую «доктрину Эйзенхауэра» для Ближнего Востока, которая под стандартным прикрытием «противодействия коммунистической угрозе» была направлена на расширение и закрепление американского присутствия в этом стратегически важном регионе мира. Одновременно США сильно припугнули Париж и Лондон, показав правящим кругам этих стран, что без поддержки Вашингтона им «некуда деваться».

Сразу же после начала суэцкой авантюры на валютных биржах стал катастрофически падать курс фунта стерлингов. Оказалось, что причина этого — массированный выброс на валютный рынок американским правительством его стерлинговых резервов. Британская финансовая система была поставлена на грань коллапса. Английский премьер Макмиллан бросился звонить в Международный валютный фонд, требуя срочного займа, на который, по правилам фонда, Англия имела полное право. Но Вашингтон, пользуясь своими доминирующими позициями в МВФ, блокировал заем. Одновременно США приказали американским нефтяным монополиям прекратить поставки нефти с их ближневосточных нефтяных полей в Англию и Францию. В результате в Великобритании, как во время второй мировой войны, были введены ограничения на продажу бензина.

И в Лондоне и в Париже против действий Вашингтона восстали правые, идейно наиболее близкие ему силы. Более 80 процентов депутатов-тори английского парламента подписали заявление, в котором США обвинялись в том, что они «серьезным образом ставят под угрозу Атлантический пакт», аналогичные фразы звучали и в Париже. Но это была бессильная злоба. И Париж, и Лондон были связаны по рукам и ногам. Они вынуждены были уйти из Суэца из-за сопротивления Египта, поддержанного социалистическими странами. Но их поражение было гораздо более тяжелым. Они уступили свои позиции на Ближнем Востоке, им было твердо указано Вашингтоном, что теперь они — второразрядные державы. И несмотря на произошедшее в этот период обострение противоречий между США и их главными европейскими партнерами по НАТО, этот жестокий урок, преподанный им Даллесом, разработавшим весь этот политико-дипломатический маневр, был ими усвоен. Начиная с 1957 года в западноевропейских столицах стали проявлять большую покладистость в отношении навязываемых Вашингтоном «атомных гарантий», призванных, в первую очередь, закрепить контроль США над политикой западноевропейских государств.

 

Атомное строительство в НАТО против суверенитета европейских союзников США

В июле 1957 года государственный секретарь США официально заявил, что США могут выделить для НАТО специальный арсенал ядерного оружия. Оно будет предназначаться не для каких-то отдельных союзников, а для НАТО в целом. И хотя формально США по-прежнему останутся собственниками этого оружия, контроль над его применением будет передан главнокомандующему силами НАТО в Европе — американскому генералу. Предложение Даллеса, поддержанное президентом США, фактически сводилось к передаче ядерного оружия в войсковые части НАТО, в том числе и части бундесвера, с сохранением американского контроля за его применением.

Чем сильнее использовали США свой «ядерный фактор» для утверждения своего превосходства в системе НАТО, тем большая тяга появлялась у главных союзников США приобрести свое собственное ядерное оружие (хотя бы для того, чтобы, как об этом откровенно заявляли лидеры Англии и Франции, иметь возможность разговаривать со своим заокеанским союзником с более равноправных позиций). В 1955 году Англия взорвала свою первую атомную бомбу. В том же году о решении создать свое собственное ядерное оружие объявила Франция (первый испытательный взрыв ядерной бомбы она произвела в 1960 году). Эта тенденция, ведшая к подрыву американской атомной монополии в системе НАТО и, так сказать, к децентрализации контроля в блоке за атомным оружием, сильно беспокоила американское руководство, которое считало эту свою монополию главным козырем в Атлантическом союзе.

Чтобы не допустить подрыва американского господства в НАТО, Вашингтон со второй половины 50-х годов начал все шире упирать на разного рода наднациональные органы и институты. Выдвигались такие проекты организации сил блока, которые позволили бы США иметь дело с их европейскими вассалами на коллективной основе, приведя их, так сказать, к общему знаменателю. Этим мнимым коллективизмом США намеревались приглушить националистические устремления западноевропейских государств, в том числе и связанные со строительством Англией и Францией собственных ядерных вооружений. Как писал Г. Киссинджер, подводя теоретическую базу под эти замыслы Вашингтона, «реальной проблемой, которую ставит новая военная техника, является настоятельное требование слияния суверенитетов. Ничто другое не даст, по всей вероятности, ответа на эту проблему. В самом деле, если этого не будет достигнуто, некоторый рост нейтрализма (со стороны западноевропейских партнеров США. — Авт.) окажется неизбежным».

Исходя из подобной установки, Соединенные Штаты одобрили создание в марте 1957 года шестью государствами Западной Европы (Францией, Западной Германией, Италией, Бельгией, Голландией и Люксембургом) Европейского экономического сообщества (ЕЭС), предусматривавшего экономическую, а в перспективе и политическую интеграцию этих государств. Вашингтон рассчитывал, что ЕЭС может послужить удобным механизмом для проталкивания американских проектов военной интеграции.

В декабре 1957 года в Париже состоялась очередная сессия Совета НАТО, которая по инициативе США была впервые в истории блока проведена на уровне глав государств и правительств. На этой сессии по настоянию США была принята «Декларация принципов», получившая известность как «Декларация взаимозависимости». Декларация ставила перед членами НАТО задачу тесного переплетения их вооруженных сил и слияния воедино их ресурсов во имя упрочения Североатлантического союза.

Страны союза призывались также к более тесной координации политики и стратегии в целях обеспечения такого положения, при котором «каждый член НАТО вносит свой самый эффективный вклад в выполнение намеченных союзом задач». Предусматривалась стандартизация и интеграция вооружений, совместные исследования в области новых видов оружия, обмен научно-технической информацией, касающейся военной промышленности, и т. д.

США также удалось добиться принятия решений, направленных на дальнейшее наращивание военной мощи блока. В частности, Совет НАТО одобрил американское предложение о создании в Западной Европе складов ядерных зарядов и передаче в распоряжение главнокомандующего силами НАТО в Европе баллистических ракет среднего радиуса действия. На сессии Даллес заверял своих европейских партнеров, что если американские ядерные ракеты будут размещены на территории того или иного члена НАТО, то они не будут использоваться без его согласия. Однако даже эти оговорки не убедили большинство партнеров США в целесообразности предоставления ими своей территории для американских ракет. В конце концов лишь три страны под колоссальным нажимом США согласились разместить на своей территории американские де-факто стратегические ракеты. Такие ракеты были в 1959–1960 годах установлены в Англии, Италии и Турции (в Англии — 60 ракет «Тор», — в Италии — 30 и Турции — 15 ядерных ракет «Юпитер»). Но после карибского кризиса 1962 года американское руководство вывело из Западной Европы и Турции эти ракеты.

Тем не менее после сессии Совета НАТО 1957 года так называемая взаимозависимость обернулась еще большей зависимостью западноевропейских членов НАТО от США. США продолжали категорически отвергать требования Франции о создании натовского «триумвирата» для постоянных консультаций по вопросам глобальной политики. Более того, Вашингтон ставил палки в колеса французской программе создания ядерного оружия, чтобы не допустить увеличения самостоятельности младшего партнера.

После того как США удалось добиться согласия западноевропейцев на размещение в Европе американского тактического и «евростратегического» ядерного оружия, Вашингтон решил сделать дальнейший шаг к интеграции ядерных сил НАТО под своей эгидой. Осенью 1959 года главнокомандующий силами НАТО в Европе генерал Норстэд выдвинул по поручению республиканского правительства проект превращения НАТО в «четвертую атомную силу». Это предложение было повторено американцами на декабрьской сессии Совета НАТО в 1959 году.

Поддержанный английским правительством, проект вскоре превратился в план создания так называемых многосторонних ядерных сил НАТО (МЯС). Первоначально МЯС предусматривались в виде высокомобильного многонационального соединения, оснащенного для ведения войны с применением как обычного, так и ядерного оружия. Они должны были состоять из соединений США, Англии и Франции. После дальнейших обсуждений этого вопроса в комитетах НАТО, уже при президенте Кеннеди, проект МЯС принял форму надводной флотилии из 25 кораблей — носителей ядерных ракет «Поларис» со смешанными многонациональными командами. Чтобы удовлетворить стремление Бонна подключиться к ядерному оружию, было решено, что в состав команд кораблей должны войти и моряки и офицеры западногерманских ВМС. Это было конкретное воплощение американской идеи «слияния суверенитетов». Однако, хотя обсуждение этого проекта продолжалось в течение ряда лет, в конце концов он рухнул под влиянием оппозиции со стороны европейской общественности и осознания американской администрацией президента Джонсона, что «многосторонние ядерные силы» могут в конце концов оказаться неподконтрольными США.

Решающую роль в крушении проекта МЯС сыграла и последовательная дипломатическая борьба Советского Союза против этого опаснейшего проекта. В ноте Советского правительства правительству США от 11 июля 1964 года отмечалось, что проект МЯС, не будучи в состоянии сколько-нибудь изменить существующий баланс сил между двумя блоками — НАТО и Варшавским Договором, своей направленностью на распространение ядерного оружия может обернуться весьма катастрофическими последствиями для самих авторов этого проекта.

 

Переход к «гибкому реагированию»

С приходом к власти в США в 1961 году администрации президента-демократа Джона Кеннеди американская стратегия была изменена. Кеннеди отверг стратегию «массированного возмездия» и вместо нее провозгласил стратегию «гибкого реагирования». Смена стратегических формулировок была не просто очередной семантической уловкой. В условиях появления у СССР межконтинентальных ядерных стратегических средств Вашингтон вынужден был начать проявлять большую осторожность в подходе к вопросам ядерной войны. «Балансировать на грани войны», которая в случае ее начала неизбежно охватила бы своим пламенем североамериканский континент, оказывалось плохой политикой и никудышной стратегией. Именно поэтому президент Кеннеди в своих посланиях конгрессу США по военным вопросам все время подчеркивал необходимость гибкости в стратегии, «обдуманного выбора видов оружия», «дозированного использования силы». Все это отражало осознание американским руководством изменений в соотношении сил на мировой арене в пользу СССР, сил социализма.

Стратегия «гибкого реагирования» предусматривала дальнейшее наращивание ускоренными темпами ядерного арсенала США, но в то же время отражала стремление Вашингтона несколько повысить «ядерный порог» (как на жаргоне американских военных теоретиков называется уровень интенсивности военного конфликта, при котором осуществляется переход к использованию ядерного оружия). Министр обороны в администрации Кеннеди Роберт Макнамара на сессии Совета НАТО в Афинах в мае 1962 года подчеркнул, что Североатлантический блок не может далее автоматически полагаться на американский «ядерный меч». Через месяц — 16 июня 1962 года, публично повторяя в США свою афинскую речь, Макнамара откровенно выделил основополагающую причину, сделавшую необходимым пересмотр американской стратегии: новая стратегия США, — сказал он, — «преследует цель сохранить наш общественный строй в случае, если разразится война»!

Все эти перемены были хороши для америкацев, но, как понимали в Вашингтоне, неблагоприятны для американских позиций в Европе. Отказ от прежнего декларированного автоматизма американских «ядерных гарантий» означал самоподрыв Вашингтоном столь долго и тщательно создававшейся им позиции протектора, «защитника» Западной Европы, а именно эта позиция обеспечивает ему гегемонию в механизме НАТО. Ситуация усугублялась тем, что изменения в стратегии США были осуществлены без каких бы то ни было консультаций с западноевропейскими союзниками: последние просто были поставлены на афинской сессии Совета НАТО в известность о факте перемен.

Это привело к резкому росту напряженности в американо-западноевропейских отношениях и потребовало от Вашингтона длительного политико-дипломатического маневрирования и экономического нажима прежде, чем новая стратегия США смогла быть «продана» Западной Европе в качестве новой общей стратегии блока.

Западноевропейские партнеры США справедливо расценили стратегию «гибкого реагирования» как нацеленную на то, по словам известного французского политолога Арона, чтобы «избежать переноса военных действий на американскую территорию». По сути дела с этого времени возникло коренное стратегическое противоречие между США и их западноевропейскими союзниками. США стремятся отъединить свою судьбу от судеб Западной Европы в случае войны, ограничив войну европейским театром. Западноевропейские же правящие круги стремятся привязать США к своей собственной судьбе, добиваясь автоматического участия США в любом конфликте (в том числе и ядерном), который может быть спровоцирован каким-либо членом НАТО. Ориентируясь на то, чтобы остаться в той или иной степени в стороне от войны, ограниченной европейским театром, США тем не менее хотят сохранить свои позиции гегемона НАТО, а западноевропейские правящие классы, хотя и понимают все коварство Вашингтона, боятся сказать «нет» американскому военному присутствию в Европе и отделаться от американской «протекции».

На протяжении последней четверти века этот конфликт то разгорается в НАТО в виде обостряющихся разногласий между США и Западной Европой по вопросам стратегии блока, то несколько притухает, будучи заглушенным непрочными американо-западноевропейскими компромиссами по этим вопросам, ведущими затем к новым обострениям.

Первым резким обострением, последовавшим за принятием США стратегии «гибкого реагирования», был выход Франции из военной организации НАТО в 1966 году.

Руководители Франции объяснили это решение желанием «деамериканизировать» стратегию Франции и пониманием того, что лидеры США в условиях нового соотношения сил не станут рисковать Вашингтоном ради Парижа. А раз это так, то американским войскам нечего делать на территории Франции. В связи с этим войска и штабы США и штабы НАТО были выведены с территории Франции.

Однако руководители других западноевропейских держав не были настроены столь решительно, как президент де Голль, и в 1967 году (через шесть лет после решения Вашингтона) блок принял стратегию «гибкого реагирования» в качестве официальной стратегии НАТО.

Основные элементы «гибкого реагирования», предназначенного для «коллективного» употребления, были сформулированы в документе Военного комитета НАТО МС 14/3 «Общая стратегическая концепция обороны района НАТО». Практическое осуществление этой доктрины возложили на так называемую «триаду НАТО», которую составляют обычные силы, тактические ядерные силы, стратегические ядерные средства США. С самого начала США, руководствуясь своекорыстными соображениями, сконцентрировали основное внимание на первом из элементов натовской «триады». Они добивались создания обычных сил блока, которые могли бы обеспечить ему успех даже в крупном и продолжительном неядерном столкновении с социалистическими государствами.

Установки «гибкого реагирования» были, таким образом, сформулированы с учетом стратегической ситуации, главная черта которой — досягаемость территории США для ответного удара советскими межконтинентальными баллистическими ракетами. Как констатировал западногерманский журнал «Штерн», «перенос центра тяжести доктрины НАТО… на «гибкое реагирование» по своей сути являлся стратегическим отражением политического мышления: это означало, что американцы не проявляли готовности рисковать разрушением своих собственных городов и своей цивилизации». Отныне возможная «цена» за различного рода авантюристические действия США и в целом НАТО на европейском направлении должна была практически полностью оплачиваться Западной Европой.

Хотя западноевропейские страны в конце концов согласились одобрить концепцию «гибкого реагирования» — с серьезными оговорками и с такой интерпретацией, согласно которой приоритет по-прежнему отдавался стратегическим ядерным силам США, — они сделали это не только без энтузиазма, но и с очевидным предубеждением в отношении новой доктрины, ставшей для них, по словам американского политолога У. Хана, источником непосредственной угрозы. Причем даже в то время, когда «гибкое реагирование» еще не было принято участниками НАТО, в Западной Европе, если судить, например, по высказываниям Шмидта — в будущем канцлера ФРГ, — хорошо понимали, что ликвидация автоматизма американских стратегических «гарантий» равнозначна курсу на «ограниченную войну» в пределах европейского континента. С аналогичными оценками выступали многие другие политические деятели и исследователи в странах Североатлантического блока.

Настаивая на наращивании неядерного потенциала союзников, правящие круги США упирали в первую очередь на необходимость ликвидировать якобы имевшее место нарушение баланса обычных сил НАТО и Варшавского Договора. Никакого нарушения, разумеется, не было. Тем не менее западноевропейцев призывали «обратить пристальное внимание на преимущественное развитие обычных сил Североатлантического блока в 70-е годы». Такого рода формулировки содержались, например, в коммюнике всех сессий Совета НАТО, состоявшихся при администрации Никсона.

Перед участниками НАТО была поставлена задача — обеспечить прочность и надежность «триады» в условиях изменившегося соотношения стратегических потенциалов СССР и США. Как подчеркивал Вашингтон, для этого необходимо укрепить и модернизировать каждую из составных частей «триады», по, разумеется, в первую очередь обычные силы, «новая роль» которых, в американском толковании, стала одной из главных особенностей доктрины «гибкого реагирования».

Превращение этой доктрины в атлантическую укрепило американские правящие круги и в их подходе к тактическому ядерному оружию как к средству, дающему возможность реализовать теоретически «спасительный» (для Америки) вариант локального ядерного конфликта. Мало кто в странах Западной Европы, принявших доктрину «гибкого реагирования» по принуждению, сомневался в реальных мотивах Вашингтона, но «правила игры» требовали, чтобы союзники воздерживались от комментариев по этому поводу, по крайней мере на высоком политическом уровне.

Западноевропейские участники НАТО, с одной стороны, ставили вопрос о применении тактического ядерного оружия на ранних этапах конфликта, а с другой — подчеркивали необходимость свести к минимуму разрушительные последствия такого рода действий. По словам Киссинджера, для западноевропейцев ядерное оружие было наиболее эффективным средством, но они боялись его использования со своей территории, поскольку то, что было бы ограниченным для США, могло бы для них оказаться катастрофическим. «Подлинная цель наших союзников, — пишет Киссинджер в своих мемуарах, — заключалась в том, чтобы добиться от Соединенных Штатов обязательства о раннем использовании стратегического ядерного оружия, что означало бы советско-американскую ядерную войну, которая велась бы через их головы. Именно это и было неприемлемо для тех, кто планировал американскую политику».

Представители Западной Европы, подчеркивал американский военный эксперт Фиер, «предпочитали концепцию войны, которая включала бы символическое применение ядерного оружия в качестве предупреждения». Согласно этой концепции, уже следующим шагом — почти как в «массированном возмездии» — был бы немедленный удар по СССР стратегическими ядерными силами США. Использование тактического ядерного оружия в данном контексте считалось методом подачи стратегического «сигнала».

Осенью 1981 года вопрос о «предупредительных» взрывах привлек широкое внимание в США и Западной Европе в связи с заявлением госсекретаря А. Хейга. Выступая перед сенатским комитетом по международным отношениям, он сказал, что «в рамках доктрины НАТО имеются чрезвычайные планы применения ядерного оружия в качестве предупреждения, чтобы показать другой стороне, что в области использования обычного оружия она превышает предел, с которым можно мириться». На следующий день это утверждение было опровергнуто в сенатском комитете по делам вооруженных сил министром обороны Уайнбергером, который подчеркнул, что идея «предупредительного» ядерного взрыва была лишь «предложением» и что нет «точного военного плана НАТО», предусматривающего такой взрыв.

Конфликт, возникший в администрации Рейгана в связи с вопросом о «предупредительном» («демонстрационном») взрыве, вновь выявил негативное отношение правящих кругов США к тем вариантам использования ядерного оружия, которые создавали бы риск для самих Соединенных Штатов.

В этих обстоятельствах суть позиции американского руководства полностью соответствует долгосрочному стремлению правящих кругов США заставить союзников по НАТО «платить» за распространение на них Вашингтоном «ядерных гарантий», обеспечив при этом условия для того, чтобы ядерная война оказалась ограниченной территорией Европы. Раскручивая гонку ядерных вооружений, в том числе предназначенных для размещения непосредственно в западноевропейских странах, правящие круги США хотели бы, в частности, показать, что их давно пришедший в негодность «ядерный зонт» чего-то стоит, в то же время стремясь непомерно поднять военную, экономическую и политическую «цену» этого «зонта».