Когда наша колонна, обогнув один из терриконов, вышла из-за лесопосадки, перед нами открылась великолепная панорама. Уходившая вниз дорога, словно ручей, огибая все холмы и проходя по оврагам, тянулась до самого горизонта. На фоне огромного голубого неба показались едва заметные крошечные домики посёлка Кожевня.
Легковая машина, следовавшая во главе колонны, остановилась, из неё вышел Шарнир, и, достав бинокль, стал смотреть вдаль. Пулемётчик, стоявший возле кабины, закричал:
– Пух, а ну, глянь в оптику, что там забелая «тачка», вон туда! – показывая ему направление рукой.
Стоявший рядом со мной боец с «СВД», пробравшись через всех ребят к крыше кабины, вскинул винтовку. Немного подрегулировав дальность на прицеле, а затем, спустив винтовку вниз, Пух с уверенностью выдал:
– Корректировщик, у него бинокль в руках, подошли скрытно б…!
После слов Пуха в кузове начался галдёж. Кто-то говорил, что теперь нас накроют, кто-то предлагал идти к Шарниру.
– Пух, шугани ты его! – предложил сидевший в углу пожилой мужчина.
Но когда головная машина последовала вперёд, а за ней и остальные машины, все, успокоившись, замолчали.
А человек на другой стороне, сев в машину, не спеша продолжил движение в противоположную от нас сторону.
Въехав в поселок, мы остановились возле автобусной остановки, так как впереди уже было много пеших бойцов, преграждавших нашей колонне путь. Остановив машину, Сосед выпрыгнул из кабины, и, открыв задний, борт крикнул:
– Выгружайся!
Все бойцы, с воодушевлением покидая «Урал», разбредались вокруг. И только мы, не будучи знакомыми со всеми присутствующими здесь бойцами, побрели на пустующую остановку, чтобы укрыться от палящего солнца.
Мотороловцы здоровались со знакомыми бойцами других подразделений, встречая друзей, они обнимались с ними.
Недалеко от нас стояла «Нива», на капоте которой лежала карта.
Склонившиеся над ней бойцы внимательно слушали стоявшего посередине старшего операции.
– Значит, задача такая: ты выходишь в этом месте, затем твой отряд делится на две части. Одна часть выйдет вот сюда – к мосту через реку, другая часть, должна будет прикрывать их с другого фланга, – говорил он, водя пальцем по карте.
Один из бойцов, склонившихся над картой, какого-то напоминал мне. Присмотревшись, я узнал молодого парня, который внимательно вслушивался в каждое слово старшего операции. Это был парень, обещавший исправить ошибку коменданта при нашем заселении.
– Ну, всё, – заканчивая свою речь, свернул карту старший. – Последними пойдёт подразделение Скифа, огнём вас поддержат два танка и «БМП», – это всё, что есть. А вы берите «Питбуля» и вперёд. Пора уже начинать, на все сборы минут двадцать, не больше. Ну, с богом…
Все Мотороловцы, разбившись по кучкам, открывали консервы с тушёнкой, стеклянные банки с вареньем, нарезали хлеб. От свежего воздуха и увиденного у меня заурчало в животе. А Король, наблюдавший за их пикником на зелёной травке, достав из кармана очищенную морковь, принялся грызть её.
Проходивший мимо нас Сосед, увидев меня, остановился.
– Здорово! Какими судьбами?
– Да вот, к вам в отряд зачислены.
– Выходит, вместе теперь воевать будем… водителем не хочешь? Если не умеешь, так я научу!
– Спасибо, Сосед, но грузовики – это не моё.
– И ведь никто не хочет. А я в бой сколько раз просился? Не берут, говорят: «Если тебя убьют, кто нас вывозить будет?» Ну, ладно, парни, пора мне, кстати, вот возьмите, – он протянул нам небольшие бумажные квадратики, с написанными на них согласными буквами. – Старушка одна передала, сказала заговоры, от пуль и ранений. Я в это мало верю, но может вам поможет, – добавил он, направившись к припаркованным «Уралам».
– Есть хочется, опять голодаем, хоть бы перед боем покормили, – доедая морковку, пролепетал Король.
– Ну, у тебя и аппетит, тебя через полчаса может шлёпнут, а ты всё о еде думаешь.
– Я о еде вообще стараюсь не думать. Это мой растущий организм требует, я на гражданке, в спортзал три раза в неделю ходил. А здесь на свежем воздухе и без спортивного питания, – плакали все мои труды…
– Лёва, дай ему воды попить, только чтобы он не скулил…
– А вы, что это здесь сидите? Идем за мной, вы теперь в нашем третьем отделении, – сказал нам Пух, появившейся неожиданно из-за угла остановки.
Пригласив нас в круг, бойцы стали угощать нас лежавшими на газете бутербродами. Получив две банки тушёнки на четверых, мы, предусмотрительно отложив вторую банку, разделили первую на всех.
– А вы, что все из России? – спросил пожилой мужчина.
– Да, только Лёва местный, я из Волгограда, Сосна из Челябинска, Король из Самары.
– Подожди, подожди, как-как позывной, Сосна? – собираясь рассмеяться, спросил один из них.
– Ну, вы, что фильм не смотрели? И к тому же я из Сатки, а не из Челябинска, – закартавил Сосна.
– Смотрели, смотрели, я за время в ополчении много диковинных позывных повидал, но…
– Строится!!! – закричал ополченец, находившийся возле «Нивы».
Все бойцы, не доев свои бутерброды, обтирая ложки об карманы, убирали штык-ножи в ножны.
В стремительно образовавшейся колонне насчитывалось порядка ста человек. После неудачных наступлений командование собиралось взять реванш. В один отряд были объединены три подразделения, хорошо показавшие себя в других операциях, но друг с другом до этого они не взаимодействовали.
Выдувая чёрный дым из выхлопной трубы, подошёл «БТР». На носу корпуса виднелась надпись «Питбуль». На его корме, закрепленный на полутораметровой антенне, развивался Георгиевский флаг. Когда «БТР» остановился, из бокового люка вылезли два журналиста. Молодой парень держал в руках камеру, вторым был Андрей Стенин, впоследствии погибший при исполнении журналистского долга.
Увидев их, старший операции, подойдя к ним и поздоровавшись, обрисовал план действий.
– Андрей, вы сейчас остаётесь здесь, ребят поснимайте, затем, когда колонна выдвинется на позицию, ждите вон там, – указал он рукой в сторону частных домов, находившихся возле дороги. – Как только высоту возьмём, за вами приедут.
Молодой журналист включил камеру и направился к середине колонны. Увидав человека с камерой, бойцы из начала и хвоста колонны, подтянувшись к месту съемки, образовали большой полукруг.
Мы, находившись за журналистом, наблюдали, как на узкой и пыльной дороге, небольшого посёлка, затерянного в бескрайних степях Донбасса, вновь прозвучали от чистого сердца приветы тех, чьи деды много лет назад очистили эту землю от фашизма.
– Сибирь, привет!
– Урал, воюет!
– Красноярск, за Донбасс!
– Калуга родная, жди, мы вернёмся!
Проходя перед камерой, бойцы поднимали вверх своё оружие.
Боец с «ПК» на спине, остановившись возле камеры, передавал привет другу который находился в госпитале. Затем подбежали два бойца один из них громко крикнул:
– Мы из подразделения Моторолы! Бойцы Матрос и Водяной!
С ними был наш Помор. Они развернули красное знамя, на котором золотыми буквами было вышито: «40-ая Гвардейская стрелковая дивизия». Увидев развивающееся знамя, под которым их деды и прадеды ходили в бой, проходившие в строю бойцы, закричали: «Ур-а-а!!!»
– Шершень, я пойду за водой схожу, наша кончилась. Я видел, как парни в колодце, недалеко отсюда, воду набирали, – вырвал меня из всеобщей радости Король.
– Нет, терпи, сейчас двинемся, а если не успеешь? Что тогда, дезертиром тебя объявлять?
– Шершень, у нас и вправду вода закончилась, там идти пять минут, туда и обратно, – поддержал его Лёва.
– Ладно, иди, только бегом, и чтобы нигде не останавливался!
– Понял, я быстро!
Мимо колонны, поднимая за собой пыль, проехала «БМП-2», на броне которой сидел десант. Затем послышалось негромкое рычание – это показались два танка «Т-72», на одном из них даже в некоторых местах осталась динамическая защита. Две белые полосы, которые свидетельствовали о том, что это техника была украинской, были наспех закрашены зелёной краской. Появление танков воодушевило всех, и теперь помимо радости на лицах бойцов читалась уверенность. Привыкшие сидеть в окопах под обстрелами вражеских «градов» и «гаубиц», сражаясь старенькими карабинами, теперь бывшие трактористы и заводчане, прикрываемые захваченной в боях техникой, из ополченцев, шаг за шагом превращались в полноценную армию.
Колонна была уже в полном составе, ожидая последнего приказа, а Короля всё не было.
– Ну, где же ваш друг? Сейчас мы все двинемся, а если он не успеет?
Но парни молчали, опустив головы.
– Я пойду его искать, если он вернётся раньше меня, пусть ждёт здесь.
Пройдя несколько домов, я увидал колодец, возле которого никого не было.
«Где же он? Может быть пошёл к Уральцу и Митяю?»
Вторая часть нашего подразделения находилась в начале строя, и Короля там не было. Уралец, очень удивившись моему появлению, спросил:
– А ты зачем здесь? Где твои орлы?
– Сигарет пришёл спросить, пока время есть.
Вернувшись в строй, я поймал на себе вопросительный взгляд Пуха, он смотрел на меня своими большими чёрными глазами:
– Ты, что, потерял что-то?
«Конечно потерял – бойца!!» – хотелось мне ответить ему.
– Да нет, Пух, к ребятам за сигаретами ходил.
– А, ну, с этим помочь не могу, я не курю.
Подошёл Шарнир, окинув нас взглядом, и покачав головой, он сказал:
– Ну, куда вас брать без касок и «бронников», нет, остаётесь здесь. Вон, видите «Уралы» стоят, охраняйте. Если что, старший Сосед, ну, всё, идите.
Сосед, вытирая указатель уровня масла, увидав нас, широко улыбнулся.
– Ну, что передумали? Наконец-то смена! Теперь и я в бой схожу.
– Нет-нет, Сосед, не мечтай, нас только в качестве охраны направили.
– Ладно, только возле «Уралов» не стойте, идите к остановке, если что, я крикну.
На лавочке уже сидел Король и ел большую садовую грушу. Приблизившись, я ударил ему по руке так, что тот от неожиданности выронил её.
– Ты что творишь? – резко вскочив, он почти упирался своей головой мне в лицо.
– Ты где был? – прошипел я.
– Возле колодца, там очередь большая была, пришлось ждать! – играя желваками, ответил он.
– Мало того, что ты, гнида, своё обещание не выполнил, так у тебя ещё не хватает смелости в этом признаться! Я был у колодца, тебя там не было. В общем, я больше не хочу тебя слушать, после наступления подойдёшь к Шарниру и расскажешь, как всё было.
– Никуда я не пойду, а ты иди – можешь стучать.
– Не пойдёшь? Тогда забирай свои манатки и вали отсюда! Ты понял меня?
– Я хотел как лучше, ребятам поесть принести…
– Какие ребята, нам в наступление идти, а он о желудке думает, ты бы лучше подумал, что ты богу скажешь. Ты понимаешь, если бы ты не успел? Что тогда было бы. Где бы ты нас потом искал, на поле боя?
– Ну, ладно тебе, Шершень, – вмешался в разговор Лёва. – Всё же обошлось.
– С богом бойцы! Выходим… – послышалась в начале строя.
Колонна неспешно начала движение, где-то растягиваясь, а где-то бойцы шли слишком плотными рядами. За ними, дымя и ревя двигателями, двинулась техника. Всё это действие напоминало парад, как если бы кто-то огромной и невидимой рукой направлял вперёд свою игрушечную армию.
Проходившие мимо нас бойцы отличались от тех ополченцев, которых мы видели в комендатуре. Почти все они были в разгрузках, на некоторых были бронежилеты и даже наколенники.
В нашем подразделении почти все были в штурмовых бронежилетах и касках. Замыкало строй подразделение Скифа. Все бойцы были одеты в однообразный камуфляж «Горка», следуя ровной коробкой, на общем фоне, только они были похожи на бойцов из регулярной армии. В отличие от других подразделений, в их строю была тишина, и только Скиф, который шагал впереди, время от времени подавал им команды:
– Подтянулись!.. Последняя шеренга, не отставать! После боя будете строевой у меня заниматься!
После того как люди и техника скрылись в овраге, наступила тишина. Подступал обычный деревенский вечер: где-то мычала корова, лаяли собаки, постепенно оседала пыль, поднятая техникой.
На бревне возле одного из домов сидели журналисты, а перед ними стоял Сосед, жестикулируя руками, он что-то рассказывал. Король молча сунул груши Лёве и Сосне, причём последний, даже не протерев плод от пыли, смачно откусил от него большой кусок.
– Хотя бы помыл. Сосна, а если они опрысканы от вредителей? Сляжешь ты с отравлением на неделю, будешь потом знать. Как ребенок, неужели ты груш никогда не видел?
Сосна, доев плод почти до самой косточки, нехотя ответил:
– У нас в Сатке груши не растут. Привозные стоят дорого, да и те на вкус как пластмасса, китайские. А эти – душистые и сладкие. Так что за мой желудок не переживай.
«Ах, какой боец, всё ему нипочём. Вот пронесёт тебя, будешь ты потом меня вспоминать», – пожелав ему скорой расплаты, подумал я.
Пронзая небо, послышался свист. Неприятный, он резко бил в уши и вызывал животное чувство тревоги, от которого очень хотелось избавиться, укрывшись под толстой бетонной плитой.
– Мины!!! В укрытие все! – крикнул Сосед, подбегая к углу частного дома.
Мы в рассыпную кинулись за остановку. Сосна успел нырнуть под лавку первым, опередив Короля, а тот, ударившись головой о его ботинок, с бранью откатился в кусты.
Первая мина легла в огороде, метрах в двадцати от жилого дома, возле фруктового дерева. От взрыва осколками мины посекло часть ствола, в воронку попадали ещё не успевшие созреть яблоки. Вторая легла уже ближе к оврагу, к нам подбежал Сосед и быстро выпалил:
– Это пристрелка была, «восмидесятками» били, ребята, кто-нибудь грузовые водить умеет?
Мы, оглядываясь друг на друга, отрицательно махали головами.
– Эх, на второй «Урал» человек нужен…
Спустя минуту или две, послышались взрывы в том месте, откуда должны были наступать наши бойцы. Одиночные разрывы стали сменяться серией гулких раскатов, затем в трагическую симфонию добавились глухие ноты. Сосед, зажмурив один глаз, достал сигарету из кармана, печально сказал:
– А теперь «стодвадцатки» заработали, под п… рез парни попали…
Где-то вдалеке заработал крупнокалиберный пулемёт, глухим эхом пронзая воздух, а от поля, отскакивая в небо, устремлялись белые огоньки. Мы отошли от остановки к дому и, присев на лавочке, стали ждать. Все молчали, включая и журналистов находившихся рядом, наверное, каждый из нас думал о том, что мог бы сейчас оказаться там, вместе с теми, кто в эти минуты бежал в слепой атаке.
Возле нас, скрипя тормозами, остановился «УАЗ (козёл)», из него не глуша двигателя, выскочил боец, и, подбежав к нам, спросил:
– Соседа не видели?
Мы указали ему на угол дома, куда Сосед переставил «Уралы». Через несколько минут мимо нас на большой скорости, поднимая огромный столб пыли, пролетел Урал, за рулем которого сидел Сосед.
Вскоре массированный миномётный обстрел прекратился, где-то в степи за оврагом ещё были слышны выстрелы из стрелкового вооружения, а также редкие залпы из танковых орудий.
На дороге, уходившей в овраг, показались два ополченца, шли они медленно, так как один помогал идти раненому с перебинтованной ногой. Когда они прошли метров сто, за ними показались ещё трое. Добравшись до нас, они рухнули на траву. Когда мы помогли раненому присесть на лавочку, я спросил у того, кто сопровождал его:
– Ну, что там? Как наступление?
– А-а-а, – махнув рукой в сторону, он закурил сигарету. – Захлебнулась наша атака! Мы на фланге были, нас маленько потрепали, а вот ребятам в середине, туго пришлось. Да у них там каждый метр пристрелен был…
Боец с перебинтованной ногой, внезапно схватившись за голову, начал мотать ею в разные стороны, как будто стремясь вытрясти из неё то, что причиняло ему неимоверную боль. Лёва, подбежав к нему, спросил:
– Браток, что с тобой, что болит?
Но тот, не ответив ему, свалился с лавочки навзничь, затем, приподняв корпус тела, он, поджав под себя ноги, сдавил свои уши руками.
– Да оставьте его, у него контузия, здесь без «антишока23» ничем не поможешь, у вас, кстати, нет его?
– Да откуда им быть, у нас даже бинтов нет, – ответил ему Лёва.
Подходившие раненные садились возле нас на траву. Один из них – азиат с посечённым мелкими осколками лицом, закурил сигарету. Когда он затягиваясь, опускал нижнюю губу, на которой уже запеклась кровь, сквозь голубоватый дым, виднелись обломанные осколками несколько передних зубов.
Показавшись из оврага, к нам на большой скорости приближался «Урал». Резко затормозив возле нас, машина по инерции, прокатившись вперёд, остановилась в нескольких десятках сантиметров возле забора.
Из «Урала» выскочил Сосед и, открывая задний борт, обратился ко всем присутствующим:
– Мужики! Скорее сюда, раненных нужно выгружать…
Я, Лёва и Сосна, подбежав к Соседу, остановились… когда задний борт с лязгом ударился о сцепной прибор, перед нами открылась чудовищная картина. Ещё живые раненые бойцы, лежавшие вперемешку с убитыми, пытались подползти к борту. Один тяжелораненый, схватившись за борт кузова, встал, но сделав несколько шагов к заднему борту, снова упал, так как его берцовая кость была перебита осколком пополам, и, прорвав ткань, торчала из штанины.
– Мужики, что вы ждёте?! Вытаскивайте их, я за вторым Уралом! – убегая, крикнул Сосед.
Но сидевшие на траве бойцы и легкораненые, смотрели себе под ноги, не поднимая на «Урал» своих глаз. Сделав шаг к «Уралу», я остановился как каменный, от раздававшихся внутри криков и капающей с кузова на землю крови, я растерялся.
Один человек, прошедший Афганистан, рассказывал мне, как в специальных подразделениях готовили хладнокровных убийц. Оказывается, не все отобранные туда парни могли хладнокровно перерезать горло живому человеку. Если такого бойца выявляли в тот момент, когда не представлялось возможности заменить его другим, его психику ломали. В этой технике существовало с десяток способов по перепрограммированию личности. Но так как ломка происходила в очень короткие сроки, существовал побочный эффект, кратковременное действие и непредсказуемые последствия для психики бойца в дальнейшем. Начиная от появления различных психозов, заканчивая лечением в специальных учреждениях.
«Но это всего лишь побочный эффект, который может и не случится!» – говорил он. – Кто будет думать о таких мелочах».
Суть самого простого и не требующего специальных навыков и медикаментов метода являлась в следующем: нужно было провести перед собой воображаемую линию, переступая через которую ты на время становился уже другим человеком, таким, какого требовала определённая ситуация.
Сделав первый шаг, я, посмотрев на Короля, сказал ему:
– Лезь в кузов, я буду принимать их здесь. Лёва, Сосна вы на земле сортируете: убитых налево, живых направо.
Король, попятившись назад, еле слышно прошептал:
– Я не смогу, я не смогу…
– Полезай в кузов, гад, или я тебя шлёпну прямо здесь, – смотря Королю в глаза, я потянулся к автомату, висевшему за спиной.
Король прикусил губу, и, бросив свой автомат на землю, стал взбираться на «Урал». Его правая нога несколько раз соскальзывала, так как задний борт уже обильно залила кровь.
Первым с края лежал боец с перебитыми осколками обеими руками. Когда Король, подтащив его к краю, стал спускать на меня, я, удивившись его лёгкости, – парню было лет тридцать не меньше, потянул его на себя. Что-то липкое и тёплое закапало мне на лицо, обхватив его за грудь, я наконец спустил его вниз. На земле его у меня приняли Лёва и Сосна. Как только я собрался принимать следующего, за моей спиной раздался протяжный голос Лёвы:
– Шершень, у него ноги нет, где его нога-а-а!
– Зачем вам его нога?! Остановите скотчем кровь, вы что там!..
Затем спустили молчаливого бойца лет сорока. Когда он оказался на земле, у него уже началась агония, он молча, лишь скрипя зубами и почти не издавая стонов, постоянно пытался встать, не смотря на тяжелейшие раны. Один из легкораненых, подбежав к нему, придерживая его, стал перевязывать его ногу жгутом, но почти из всех конечностей у него текла кровь. После того как мы вытащили и отсортировали всех бойцов, лежавших в кузове, мы принялись оказывать помощь ещё живым…
– Парень, принеси воды, обратился ко мне один из бойцов, придерживавший голову парню, лежавшему на земле. На первый взгляд, лежавший парень не имел никаких повреждений.
Отыскав бутылку и открутив крышку, я протянул её ему, но боец, склонившись над головой раненного, повторял снова и снова:
– Потерпи, браток, сейчас помощь будет, в госпиталь отвезут…
Но лежавший на земле боец не реагировал, он лишь медленно раскрывал свои побелевшие губы, утопающие в пышной, чернявой бороде. Подойдя ближе и склонившись над ними, я увидел его чёрные глаза, смотревшие на меня открытым и спокойным взглядом. Казалось, они смотрели сквозь меня, на небо, а я только мешал ему своим силуэтом смотреть на то, что мы, считавшие себя счастливчиками в этот день, не замечали. На лбу у парня была открытая рана, через которую было видно головной мозг. Поставив бутылку рядом, я отошёл…парню оставалось не долго, так пусть же последнее, что он увидит, будет чистое небо, без зелёного силуэта рядом.
А тем временем, у бойца на земле помутилось сознание, он уже не рвался в бой, а пытался снять с себя разгрузку. Подбежав к нему, я отстегнул ремни и стащил её вместе с кителем. На исхудавшем теле была рубленая рана, она тянулась от бедра до живота, из-за дыхания рана на некоторое мгновенье раскрывалась, открывая жёлтые жировые прослойки возле кишок, которые медленно сползали наружу. Перетянув ему живот разорванной на куски футболкой, я отошёл назад, не зная что делать дальше, а он, откинувшись назад, продолжая часто дышать, смотрел вверх остекленевшим взглядом. Его дыхание постепенно становились реже, но глубже, а интервалы между вздохами увеличивались. Через несколько минут его не стало, и я закрыл ему глаза…
Поднимая за собой пыль, подъехал «УАЗ», из него выскочил парень и обратился ко мне:
– У меня в машине доктор и носилки, нужен ещё один человек, дай одного – мы на передовую.
Окинув взглядом парней, стоявших возле тел, я задумался: «И кого же мне из них, послать под мины?»
А они, измотанные и разбитые, отводили от меня свои глаза.
– Лёва, ты старший, я поехал.
Вскочив в открытую заднюю дверь, я присел на пол, так как переоборудованный под санитарный автомобиль «УАЗик» не имел задних сидений.
«УАЗик» резко тронулся, да так, что я чуть не вылетел наружу вместе с носилками. На переднем сидении сидел доктор с испуганным лицом, он постоянно озирался по сторонам. Одет он был в обычную футболку, джинсы и тапочки, скорее всего его доставили прямо из дома. А русский джип, набирая скорость, увозил нас с доктором в неизвестность, за край оврага, оставляя за собой пыльную дорогу и растерянных парней, стоявших возле тел погибших.
* * *
Круто извивавшаяся дорога привела нас на большой холм, на вершине которого, почти у самой вершины, стоял «БТР», – севший на брюхо на очередном крутом подъёме, люки его были открыты, а рядом на подножке, у раскрытой дверцы боевого отделения сидел только водитель.
Резко притормозив возле «БТРа», наш водитель сказал:
– Дальше бегом, берите носилки и за мной!
Добежав до вершины холма, мы спрыгнули в неглубокую канаву, за которой открывался великолепный пейзаж долины. Зелёная трава, словно брошенный на землю персидский ковёр, тянулась до вершины другого холма, пересекаясь редкими кустарниками. Перед противоположным холмом росли камыши, в них, журча, бежал небольшой ручеек.
В канаве находилось порядка двадцати человек, рядом рос огромный кустарник, в котором стоял замаскированный «ПТРК24», расчёт которого находился в канаве, опасаясь снайперов противника.
Из рации одного из ополченцев послышался голос:
– «Питбуль», «Питбуль» ответь Первому.
– «Пибуль» на связи.
– Вы где?! Нас к реке прижали, по нам танк долбит, у нас тяжёлого ничего нет, приём.
– Мы на холме, «БТР» на брюхо сел, нас минами накрыли, отошли назад, приём.
– Отвлеките танк на себя, б…, они в окопах стоят, замаскированы, от вершины холма налево смотри, увидишь…
– Понял тебя, конец связи.
Боец, закончив разговор по рации, встал в полный рост, и, достав бинокль, стал искать замаскированную технику, после чего побежал к расчёту «ПТРК».
– Командир расчёта, за мной!
Через минуту раздался громкий хлопок, после чего из кустов закричали:
– Всё, мужики, убирайте «ПТУР», сейчас ответку даст… не попали!
С противоположной стороны, куда был произведён выстрел, застрочил башенный зенитный пулемёт, затем последовал выстрел из главного орудия. Первый снаряд разорвался за нами, перелетев достаточно метров. Второй и третий легли чуть ближе. «Укры» били наобум и поэтому мазали. Вскоре заработала миномётная батарея. Эти были куда удачливее, так как с первых залпов накрыли наш холм. Разрывы от мин, пронзая насквозь воздух, производили незабываемые впечатления. Постановочные спецэффекты военных киноэпопей – небесный вальс в сравнении с реальной симфонией войны. Толстый слой металла летящей мины, разрываемый изнутри зарядом тротила, издаёт омерзительный звук, словно кто-то огромной кувалдой бил по такому же огромному пустотелому железному ящику. А снаряд, отдав земле треть своей боли, будто бы мстя людям, разрывался на десятки смертоносных осколков, которые поражали всё на своём пути. Под первым миномётным огнём хотелось зарыться в землю, или, как в детстве, накрыться большим одеялом.
После обстрела возле нас на вершине появился ополченец с загорелым лицом и стеклянными глазами. Он бесстрашно шагал по холму, не обращая внимания на бойцов, которые кричали ему:
– Пригнись… прыгай в траншею… берегись осколков!
Остановившись перед обрывом, он, достав прицел от снайперской винтовки, прильнул к окуляру.
– Ну, чего вы там испугались? Сейчас посмотрим…
Спокойно положив прицел в разгрузку, он, проходя мимо нас, заметил:
– Без артиллерии здесь делов не будет, хватит лежать, возвращайтесь назад.
Спустившись вниз, он направился в сторону посёлка.
– Серж, там два «300-ых» и один «200-ый» в поле лежат, нужно забирать, – сказал ему один из бойцов.
– Сейчас четыре человека бегут вниз: ты, ты, и вы оба, – указывая пальцем, назначал людей Серж. – Остальные, после того как они занесут их сюда, смените их, после отходим все.
Когда запыхавшиеся ребята забежали к нам в канаву, Серж, крикнул:
– Следующие четыре туда! Там ещё два!
Я и боец без кителя, схватив носилки, побежали вниз, а на противоположном холме, заметив движение, стали снова работать миномётчики.
Растянувшись, поодиночке мы спускались вниз в направлении посёлка.
– Живее, живее, потом снимать будешь! – кричал кто-то сзади.
Эти слова были адресованы журналисту Андрею Стенину, фотокамера которого фиксировала всё происходящее. А он, сохраняя хладнокровие, по-мужски, до последнего, выполнял свою работу.
– Растянулись! Держите дистанцию! – кричали за нашей спиной, и мы из последних сил пытались ускориться.
Пробегая мимо небольшой полянки, я заметил, как на верёвке, привязанной к вбитому в землю колышку, металась молодая козочка, жалобно крича от испуга. Метрах в тридцати от неё возле дороги нас уже встречал совершенно спокойный чёрно-белый кот, не смотря на то, что здесь очень хорошо были слышны взрывы, он невозмутимо наблюдал за нами.
Прибежав на место сбора, мой напарник, обернувшись спросил:
– Куда его?
– Вон видишь «Урал», перед ним «200-ые», несём туда.
Насчёт этого парня, сомневаться не приходилось, так как головы у него не было.
Постепенно место сбора наполнялось возвращающимися из разных подразделений бойцами. Они выходили с двух сторон – измученные, с расстегнутыми пыльными разгрузками, с болтающимися наколенниками и рваными рукавами. Вся безупречность их внешнего вида, которому почти каждый боец уделял особое внимание, сейчас их не волновала. Теперь я видел простых и уставших мужчин, которые садились на землю, чтобы молчаливой скорбью почтить тех, кто не вернулся из боя.
Послышалось знакомое рычание, и из оврага вынырнул первый танк. За башней танка на вышибных панелях, лежали срезанные початки кукурузы. Обгоревшие триплексы механика-водителя смотрели теперь разбитыми стёклами. Вокруг люка дымилось чёрное пятно, с торчавшими в разные стороны кусками резиновых уплотнителей. Танк медленно двигался сквозь идущих бойцов, которые молча расходились в стороны. Навстречу танку бежал ополченец, и, махая рукой, приказывал ему остановиться. Но механик-водитель, смотря из открытого люка только вперёд, с чёрным от сажи лицом, не замечая его, продолжал давить на газ.
– Стой, стой, где остальные!? – не унимался, бегущий уже за танком ополченец.
Поняв, что от водителя ему ничего не добиться, он вскочил на корпус с боку, и, держась одной рукой за выступы башни, другой стал колотить прикладом автомата по люку оператора-наводчика. Танк, резко дернувшись, остановился, а стучавший парень, чуть не сорвавшись с башни, схватился обеими руками за поручни.
Из люка выглянул оператор-наводчик, и оглядываясь по сторонам, спросил:
– Чего тебе?
– Я сейчас вышвырну тебя из люка, и покажу, чего мне, отвечай по форме! Почему покинули позицию?
– Попадание в нас было, мина! Прям по носу! Водителя контузило!
– Где остальные?
– За нами тянутся, сейчас будут.
– Вы лучше п… того накажите, который так драпал, что «утёс» нам раздавил, и нас чуть не покалечил! – с досадой крикнул проходивший мимо Митяй.
В компании других бойцов, я сразу не признал его, с серыми от пыли ресницами и волосами на голове, он был похож на старика. Подбежав к нему, я схватил его за плечо.
– Живой! Митяй! А где остальные?
– Они к колодцу пошли, воды набрать.
– Ну, рассказывай, вы с какой стороны были?
– Да что рассказывать! Нормально наступали, зашли в поле, впереди «бэха» шла, потом попали под миномётный обстрел, заняли позицию, а этот чёрт развернулся и назад драпанул! Так ещё и «утёс» наш раздавил, зря только пёрли его на себе! Так ещё одному парню чуть по ноге не проехал, пока тот в траве лежал! Ну, мы всё равно добежали до цели, а там только речка и камыши, а моста нет и вброд не перейти, камыши кругом, в воду не зайти.
На дороге показалась «БМП», про которую рассказывал Митяй, боевая машина, не сбавляя скорости, проскочив всю колонну с краю, остановилась возле «Урала», где мы принимали раненых. Из люка механика-водителя выскочил мужичок, и, водя глазами по сторонам, стал искать кого-то. К нему подошёл ополченец, у которого в навесном планшете, виднелась карта.
– Что случилось? – стальным голосом спросил он.
– Отошли мы… там поле… трава сухая, видимости ноль.
– Почему по рации не запросили разрешение на отход?
– Так не работала рация, пытались…
– Кто у вас старший машины?
– Ну… я, я – старший, – пятясь назад, неуверенно ответил он.
– Арестовать до выяснения!
К водителю «БМП» подбежал боец и, расстегнув кобуру, висевшую у того на поясе, вытащил оттуда пистолет «ТТ», затем сняв у него с головы шлемофон, кинул его на нос «БМП» и хлопнув водителя по плечу скомандовал:
– В машину…
Подошёл второй танк, с брони которого сняли Скифа. Он, сразу же сел на землю и обхватив голову руками, стал что-то бормотать. К нему подошёл ополченец с планшетом, и, положив руку на плечо, что-то спросил, но Скиф лишь бормотал скребя ногами о землю.
– Мужики, по крови не ходите! – время от времени, азиат одёргивал проходивших по земле бойцов, где ещё совсем недавно разворачивалась наша трагедия.
Возле остановки собрались почти все мотороловцы. Все они были без ранений, кроме молодого парня, который сидел рядом с остановкой, облокотившись на дерево и обхватив голову руками.
– Вон смотри, начальство едет, – толкнув меня в бок, сказал Митяй.
– Могли бы на лицах печаль изобразить, – отвернувшись от белого «Lend Kruzerа», проезжавшего мимо нас, ответил я.
Из джипа не спеша вышли два человека, бегло взглянув на трупы убитых, они отправились к сидевшему на земле Скифу. Пока первый задавал ему вопросы, второй равнодушно смотрел по сторонам.
Весь этот пейзаж дополняла сухая статистика потерь после неудачного штурма высоты. В тот день сводный отряд понёс значительные потери: убитыми – 15 человек, раненными – 20 человек.
– Мотороловские, строится! – крикнул Шарнир, стоявший возле остановки.
Когда мы построились по отделениям, Шарнир, пересчитав нас, приказал Соседу подгонять «Уралы».
– Ну, слава Богу, хоть второй раз штурмовать не будем, – тихо произнёс стоявший возле меня Лёва.
Наше отделение загрузилось в новый «Урал». «Ну, хоть уезжать будем с комфортом», – подумал я, сидя в конце кузова.
Грузовик дёрнулся, и, пригазовывая, медленно набирая скорость, оставлял позади разбросанные пластиковые бутылки, разорванные жгуты, алые бинты и зелёно-бурые накидки. А также молчаливо куривших бойцов в однообразных костюмах «Горка», чей командир Скиф, шатаясь в разные стороны, плёлся к оврагу, собираясь забрать с поля боя тех, кого ещё пару часов назад ждали живыми в Самаре, Сибири, Калуге…
* * *
Темнело… вечернее солнце, даря последние лучи тепла, опускалось за горизонт. Остывая от дневной жары, земля наполнялась всевозможными насекомыми. Остановившись возле школы, нам приказали спешиться. Четырёхэтажное здание, исполином возвышавшееся над маленькими домиками посёлка, уныло смотрело на нас тёмными окнами. Только на первом этаже в коридоре горел свет.
– Так… никуда не разбегаться, сейчас идёте в столовую, ужинаете, только после этого будете заниматься своими делами. Только не рассиживаетесь там долго, сейчас другие подтянуться должны. Ну, всё, приятного вам аппетита, – сказал Шарнир.
– Спасибо! – ответили почти все бойцы.
На ужин был украинский борщ, – только постный. Ели молча… пригодилась банка тушенки, которую мы предусмотрительно сберегли с дневного пикника. Борщ, сваренный без мяса, был необычайно вкусным, но есть не хотелось, в моём сознании застрял образ бойца с бородой, раненого в голову. На Донбассе существовала военная легенда: боец, который не брился и отращивал бороду, имел меньше шансов быть покалеченным или убитым, чем тот, кто брился. Многие бойцы, искренне веря в этот миф, отращивали очень пышную растительность из-за суеверия, а не из-за подражания, как думали некоторые обыватели в России.
«Вот и верь потом в приметы…»
После ужина все расположились на поле перед школой. Пока наши командиры искали место для нашего ночлега, мы наслаждались тишиной вечера. Фонари не горели и я разглядывал каждую звёздочку на небе. На фоне ярких и тусклых звёзд, мерцающих на чёрном небе, выделялась небольшая, движущаяся красная точка.
– Смотри, похоже беспилотник, – сказал я сидевшему рядом Лёве.
– Точно! Суки нас, наверное, ищут!
– Беспилотник! Беспилотник! – протяжно крикнул кто-то из ополченцев.
– Малой, дай я его сниму! – крикнул кто-то из ребят, вскинув автомат.
– Не достанешь, сейчас с «утёса» его попробуем.
Малому было лет девятнадцать не больше, не смотря на юный возраст, он уже являлся и.о. командира третьего отделения. Малому приходилось командовать бойцами, которые годились ему в отцы.
Он побежал к «Уралу», где в кузове стоял «утёс».
– Саша помоги! – Крикнул Малой, стоявшему возле нас Матросу.
В свои сорок пять с небольшим, среди остальных бойцов, Матрос выделялся грамотной, рассудительной речью. Коренастый, с пышной бородой, он был похож скорее на академика с пулемётом, чем на рядового бойца.
И всё же, не смотря на его глубокие познания в технических науках, истории, литературы, его налившиеся мускулы, свидетельствовали о хорошей физической форме.
Забравшись в кузов, они, стащив «утёс» на землю разложили треногу, затем произвели несколько длинных очередей по беспилотнику. Ярко красные очертания, трассирующих пуль, пронзая небо, нарушали тишину июльской ночи. Попытка сбить беспилотник, оказалась безуспешной.
Уралец, сидевший до этого со своим отделением, подошёл к нам с Лёвой, и отозвал меня в сторону.
– Что за мрачный вид, Шершень? Это только начало, где твой былой задор? Это война, на поле боя нет людей, есть только солдаты.
– Знаешь, я не силён в военной стратегии, но я как человек, а не военный, не могу понять одного!.. Зачем требовалось штурмовать эту проклятую высоту в четвёртый раз?
– Ты сейчас видишь только часть картины, а тот, кто нас туда посылал, возможно, видит большую её часть, если не всю…
– Я, как человек с высшим образованием, не понимаю – зачем в 2014-ом году нужно снова как в 41-ом, без прикрытия артиллерии бежать на танки и миномётные батареи.
– Мой тебе совет, не думай больше об этом, у бойца на войне короткий срок жизни, и это нормально – на войне как на войне…
– Строится! По отделениям! – крикнул Малой.
Местом нашего ночлега выбрали двухэтажный дом, в нём было два подъезда. Жильцы покинули свои квартиры, они были пустыми, без мебели. Некоторые входные двери были заперты, их приходилось взламывать, чтобы попасть внутрь. Здание было обесточено, в кромешной темноте на лестничной клетке, пробираясь шаг за шагом, на ощупь мы несколько минут искали свободную квартиру. Наконец, мы расположились в угловой квартире на втором этаже.
– Весёленькая будет у нас ночка, – сказал я Лёве, оглядывая в тусклом свете от зажигалки, абсолютно пустую квартиру. – Да ладно, лучше на пыльном полу спать, чем на земле.
Сняв «берцы» и, положив подсумок под голову, я быстро уснул.
* * *
– «Грады!» «Грады!» Ребята, на выход!! – разбудил нас крик ночного часового.
Мы вскочили.
– Эх, зря разувались, не успеем… сейчас накроют, – приговаривал Лёва.
Обувшись, схватив автомат и подсумок, перед тем как выскочить в коридор, краем глаза я заметил, как в окне вдалеке, пронзая темноту, поднимались серебристые стрелы.
Вылетев на лестницу, мы чуть не сшибли бегущего впереди парня, который в свою очередь, звеня пулеметной лентой, накинутой на плечо, протаранил стволом «ПК» кого-то впереди.
– А ну, аккуратней там, чуть голову не проломили, бойцы мать вашу.
– Извини, браток, морду потом набьёшь, если живы останемся, – смеясь, ответил пулемётчик.
Наконец, выбежав из здания, мы оказались в толпе стоявших ребят – все смотрели вдаль. Заряды легли близко от нас. И было слышно, как они, подлетая к земле разрываясь, ухали, словно живые сказочные драконы.
Дождавшись пока «Укры» отстреляют боекомплект, мы отправились обратно.
– Это точно беспилотника работа, хорошо «укры» косые, плохо сработали, – говорил, Лёва ворочаясь на холодном полу.
– А наши ещё по нему стреляли. Вот и дострелялись, как дети малые, решили ночью беспилотник сбить, только шум подняли.
– Душно здесь, Шершень, открой окно.
– Распахнув створку пластикового окна, я выглянул наружу, на меня повеяло свежестью летней ночи. «Не повезло хозяевам этой квартиры, только новые окна вставили, по всему собирались ремонт делать, а тут на тебе – гражданская война. Кто бы мог подумать, ещё год назад…»
* * *
Утро, привнесло с собой не только ещё большую усталость чем вчера, но и обильный насморк, с поднявшейся у меня температурой.
– Это всё открытое окно… – сетовал я Лёве.
На небе медленно плыли грузные тучи, заслоняя собой солнце: «Ну, только дождика, нам ещё не хватало».
Во дворе уже сидели парни, и сизая пелена табачного дыма медленно поднималась над их головами. Митяй что-то рассказывал Матросу, а тот, кивая головой, слушал его, поглаживая свою бороду, лишь изредка вставляя свои реплики.
Во дворе стоял боец с полупрофессиональной фотокамерой. Худощавый, лицо его покрывали шрамы, похожие на химический ожог. Подойдя к Матросу, он попросил дать интервью на камеру, рядом сидел брат Матроса – Водяной.
– Итак, ребята, откуда вы? И как оказались на этой войне, – тоном профессионального журналиста начал Корреспондент.
– Мы из Донбасса… оказались на этой войне по глубокому убеждению: в этой стране под название Украина больше жить нельзя. Поэтому мы построим новую страну, где Русские и Украинцы будут братьями, а не врагами, и это не пропаганда какая-то – это суть нашего мировоззрения, – взвешивая каждое слово, отвечал Матрос. – Я не навязываю свои убеждения, мой дед брал Кенигсберг, а другой дед был тяжело ранен под Сталинградом – они мои герои. Почему я не иду с оружием в руках на западную Украину и не заставляю их говорить на русском языке? Мне всё равно, на каком языке они хотят говорить. Но они, пришли на мою землю и хотят чтобы я был как они – щирегалитчанин, любил Бендеру, любил Шухевича, говорил – кава. Они хотят заставить меня говорить и думать на украинской мове. Я размовляю на украиснкой мове, но я Русский человек! Если мне потребуется, я буду говорить на двух языках, но только, если я захочу, а они пытаются под дулами автоматов навязать нам это. Они двадцать лет оболванивали наших детей, я не хочу, чтобы моя дочь и сын, думали как они: кто не скачет – тот Москаль. Я за Русский мир, мой брат, я тоже думаю, за Русский мир… мы построим новую страну – Новороссию!
Сосед принёс из Урала ящик колы и пакет конфет – хоть что-то для завтрака. Король, до этого обходивший меня стороной, присел рядом, так как возле меня лежал пакет с конфетами, видно голод снова пересилил его чувство гордости.
– Держи, – протянул я ему половину плитки шоколада, купленного мной ещё в Снежном.
Король, взяв шоколад, посмотрел на меня словно пес, которого всю жизнь держали на цепи, а совсем недавно, он сорвавшись с неё, оказался на свободе.
– Да ладно тебе, ты всё ещё на меня обижаешься?
– Почему ты меня…, – он с трудом сдерживая злость посмотрел на меня и замолчал, но сделав усилие продолжил, – почему ты заставил меня лезть в кузов? Я же просил тебя, не мог послать другого?
– В кузов его послали, просто ты тогда рядом оказался, ну не повезло тебе… ничего личного, забудь…
– И что? Ты бы действительно в меня выстрелил?
– Я думаю, всё бы ограничилось ударом с приклада.
– А-а-а, ударил бы, тогда бы мы посмотрели, кто из нас в кузов бы полез, – злобно прошипел он.
– Ты, конечно, сейчас меня не поймёшь, но, Король, чем ты быстрее отсюда уедешь, тем будет лучше для тебя, а, возможно, и для твоих ещё неродившихся детей. Король – это война, здесь сила ничего не решает, ты не в спортзале. Здесь всегда прав тот, кому даны на это полномочия, а если он окажется неправ, то ты об этом уже не узнаешь…
* * *
После полудня к нам подошёл Шарнир, и объявил нам, что я, Лёва и Король переходим в подчинение Тополя, на «АГС».
Тополь был высокого роста, на вид лет тридцати пяти, он был одет охотничий камуфляж, а на голове у него была повязана тёмно-синяя бандана. Он встретил нас, широко улыбаясь, оголяя две золотые коронки.
– Ну, что, пацаны, теперь от «АГСа» никуда.
Подойдя к «АГСу», я приподнял его за дуло и ствольную коробку.
– Тяжёлый! Килограмм на тридцать потянет.
– Ну, это с «улиткой25», – утешил нас Тополь.
–Уральцу с Митяем повезло ещё больше, «утёс»-то потяжелее будет, – попытался ободрить меня Лёва.
– Ну, к ним ещё Сосну добавили!
– Тополь, а в бою, где «АГСники», находятся?
Мы поддерживаем огнём пехоту по-разному, но обычно находимся на прикрытии.
– Ну, хоть какая-то польза есть от этой бандуры.
– Не скажи… снайпера, первыми подавляют «АГСы», – пробасил Лёва.
«Понятно, почему у Тополя до нас желающих добровольно попасть в расчёт «АГСа» не было»
– Пошли к «Уралу», покажу вам как им пользоваться.
Выгрузив «АГС», и разложив треногу, мы установили его в горизонтальном положении.
– …Затем, откидывается приёмник. На ствольной коробке вставляете ленту в направляющую, затем закрываете приемник, оттягиваете шнур до щелчка и всё – можно стрелять. Внизу есть зажимы ног, если нужно бить навесом. Также есть зажимы горизонтальной наводки, если их зажать, то гранатомет не будет вертеться, а будет стрелять в одном направлении, – инструктировал нас Тополь.
Вернувшись в квартиру, я нашёл старое кресло без одного подлокотника, оно лежало на балконе. К жару прибавилась ещё и боль в горле: «Только бы не ангина!»
Соорудив из кресла лежак, я снова провалился в сон.
Разбудил меня крик Малого во дворе.
– «Агээсники», «агээсники», к Уралу.
Спустившись вниз, я увидел недовольного Лёву и мрачного Короля, они загружали снаряжённые «улитки» в «Урал».
– Что случилось?
– Уезжаем, – тихо ответил Лёва. – На блокпост едем, на усиление, прошла информация, что там могут пойти танки.
– А мы зачем? Чем мы там им поможем, вот с этим!? – пнул я ногой «АГС».
– Не знаю, сказали нас и ещё пару парней с «РПГ-7».
– Король, у тебя ещё есть шанс отказаться, – хлопая его по плечу, сказал я.
Когда мы загрузились в «Урал», Король отправился в квартиру за водой. Пришедший водитель завёл «Урал», и, подойдя к борту, спросил у Тополя:
– Ну что, едем?
– Тополь, Короля нет, он за водой пошёл, – подсказал ему Лёва.
– Времени нет его ждать, Алексеич, закрывай борт, поехали!
Иногда за «Урал» садился Алексеич – спокойный и рассудительный пожилой мужчина, который до войны был на пенсии и подрабатывал водителем.
Несмотря на свой преклонный возраст, выглядел он хорошо, и если бы не его пепельно-седые волосы, он мог бы дать фору многим его сверстникам.
Алексеич никогда не вступал в споры и конфликты с окружающими, он всегда стремился унять молодой пыл некоторых бойцов своей житейской мудростью. Единственное, что печалило его, так это то, что он не мог уже несколько дней связаться со своей семьёй.
«Дочка у меня студентка, вот переживаю, как она экзамены сдала», – поглаживая свою седую бороду, сокрушался он.
Двигатель «Урала» завелся, и грузовик через несколько минут уже мчался по извилистой дороге, проходящей между полей и терриконов.
* * *
Блок пост представлял собой высоту, изрытую по периметру траншеями. С этого места хорошо просматривалась дорога, а также все направления, подходившие для штурма высоты. Справа находилась посадка лиственных деревьев. Траншеи не успели застелить досками и поэтому местами стены были обвалены. В некоторых местах были положены бревенчатые настилы, служившие островками безопасности при артобстрелах.
Установив «АГС» в одну из свободных стрелковых ячеек, Тополь, отправив нас под бревенчатый настил, уехал на соседний блокпост.
– Куда они? – спросил я у сидевшего с нами нашего гранатометчика.
– Разведка наша на колонну «БТРов» наткнулась, у тех поломка, а может ждут чего-то, сейчас у местных возьмут «АГС» и поедут колонну обстреливать.
– А с нашим «АГСом» что?
– Наш говорят клинит.
– Да уж, с таким раритетом на усилении. Лучше бы ещё «шмелей» и «РПГ-7» дали.
Бревенчатый настил скрывал от палящего солнца и, облокотившись на сырую и прохладную землю, я задремал. Жар усиливался и у меня начинался озноб.
Лева, вырвавший меня из сладкого целебного сна, толкая локтем, твердил:
– Шершень, просыпайся! Просыпайся!
– Что случилось?
– Вон наши «рпгшники» на позицию ушли, похоже сейчас что-то будет.
– Какую позицию? А нам что делать? Нам же тоже нужно что-нибудь занимать. Пошли к «АГСу»!
Выбравшись из-под настила и пробежав несколько метров до ячейки, где стоял наш «АГС», мы увидали двух бойцов, сидевших на бруствере, один из которых перевязывал бандану.
– Парни, что нам делать?
– Мотороловские? На усиление?
– Да, двое наших уже на позицию побежали, а нам что делать?
– Ребята, а вам не сказали что делать? И нам не сказали. И как же мы теперь воевать-то будем? – улыбаясь, сказал пожилой мужчина с банданой на голове.
– Ну ладно, мужики, шутки шутками, а всё же, – выдавив из себя улыбку, ответил я.
– Значит сидим здесь возле ячейки, ну, а если станет совсем жарко, можно под настил перебраться.
– Ребята, у всех медикаменты есть? – послышался женский голос, сверху за бруствером.
Это была медсестра, женщина неопределённого возраста, коренастая, немного мужеподобная, наверно такой и должна быть полевая медсестра, такая отовсюду вытащит.
– Нет, у нас нет, – отозвался Лёва.
– Держите, – она кинула нам перевязочный пакет. – Это вам один на двоих, больше дать не могу, туго сейчас с медикаментами.
– Лёва, как носить его будем, по очереди? – рассмеявшись, сказал ему я.
– Держите, ребята, – протянул нам жгут сидевший рядом боец.
– А ты как?
– У меня ещё есть.
Присев возле «АГСа», я открыл лежавшую рядом вторую «улитку». Лента с зарядами в ней была снаряжена наполовину: «Не густо с боеприпасами, а если и вправду танки пойдут – курам на смех».
– А ты, Лёва, до войны кем был?
– Да, где я только не работал, последний раз – охранником в магазине.
– Охранником? У нас охранниками работают только студенты или бездельники, ах да, ещё отставные военные или бывшие работники полиции.
– Магазин, где я работал, мой дядя держал, опять же девочки продавцы менялись постоянно. Раз в неделю дядька продуктами помогал, сутки через трое, я не жаловался, – растягивая слова, рассказывал Лёва.
– Танки! Танки! – закричали бойцы в соседних окопах, по цепочке передавая друг другу.
Вдалеке появились пять машин. Три танка «Т-72», за ними шла «БМП-2» и метрах в двадцати за ними, дымя чёрным дымом, следовал «БТР». Приблизившись на расстояние около 500 метров к нашим позициям, они как-то неуверенно стали расходится друг от друга. Первым остановился «БТР».
– Пехоту гад высаживает, – прошептал Лёва.
Когда до танков осталось метров двести, из траншеи с правой стороны прозвучал громкий хлопок, пару секунд сопровождающийся шипением реактивного снаряда.
– Что это? – спросил я у бойцов.
– «Спгэшники» наши работают.
Позиция «СПГ-9», была хорошо замаскирована, и только по облаку дыма, расходившегося в разные стороны от казённика орудия, можно было определить их местонахождение. Выстрел, пролетев рядом с танком, совсем близко, ударившись о землю, вспыхнул.
– А теперь ваша очередь, покажите пехоте, что им сюда соваться не следует, – сказали нам сидевшие рядом бойцы.
Подняв дуло «АГСа» на треть, я нажал на кнопку спуска.
Прозвучал одиночный выстрел, несмотря на то, что я продолжал давить на кнопку, – автоматического огня не последовало.
– Перезаряжай его, Шершень, он клина поймал, – крикнул мне Лёва.
Дернув за шнур, я снова нажал на кнопку, снова одиночный выстрел, когда я второй раз перезаряжал затвор, в приёмнике перекосившись, застрял заряд, теперь мои попытки дёргать за шнур ничего не давали.
– Ну, что вы там копаетесь, парни! – кричали нам бойцы.
– У нас заряд застрял!
– Ну, так исправляйте скорее!
– Исправляем! Только вот исправлять нас не успели научить, только заряжать учили, – оправдывался Лёва.
Открыв крышку приёмника, я увидел, что заряд одной частью выскочил из заднего захвата ленты, вырвав его полностью и отбросив в сторону, я, поправив ленту, закрыл крышку и дёрнул за шнур теперь более резко.
В этот раз «АГС» не клинило, в порыве радости я не заметил, как расстрелял весь боекомплект. Лишь когда часть пустой ленты, зазвенев, ударилась о землю, я попытался перезарядить ещё раз.
– Да, улитка пустая, не пытайся, смотри лучше туда, – сказал мне Лёва.
Высунувшись из окопа, я увидел как на земле, поднимая пыль, разлетаясь гулким эхом, разрывались наши гранаты, одна за другой, словно патронташ новогодних петард. А по танкам, которые подошли слишком близко, из окопов уже работали гранатомётчики.
Заряд от «СПГ-9» ударил под ствол главного орудия. Густое облако окутало башню танка. Но механик-водитель продолжал движение. Из-за лесопосадки в борт ему ударил заряд из «РПГ-7». Не сбавляя хода, железный монстр стал крутиться на месте. Из выхлопных труб валил густой чёрный дым. Ствол орудия теперь смотрел вниз; второй танк, проскочив несколько метров за первым, дернувшись, остановился, через мгновение он тронулся в обратном направлении. На поле появился чёрный дым, который обволакивал наступающую технику.
– Уходят, уходят! – радостно повторял Лёва. – Хорошо ребята сработали.
– Подожди, сынок, сейчас они нас с землёй равнять будут, – охладил его радость ополченец в бандане.
Забрав экипаж подбитого танка, техника исчезла из поля видимости. На наших позициях было тихо, даже очень. Не было слышно возгласов об удачном отражении атаки. Пожилой ополченец, немного прищурив глаза, смотрел вдаль, словно в уличной драке, он спокойно ожидал удара оппонента…
Почти не издавая свиста, разрывая на куски воздух, первый фугас разорвался недалеко от позиции «СПГ-9», последующие два снаряда легли за нами.
– Ну, что, ребята… бежим в укрытие…
Сменив позицию, мы легко поместились вчетвером там, где ещё пару часов назад нам с Лёвой было тесно. От разрывов фугасов на голову осыпался песок, проникая за шиворот и доставляя неприятные ощущения.
– И долго они это будут? – поинтересовался я у них.
– А кто их знает, вчера быстро закончили, а сегодня мы хорошо по зубам им дали…
* * *
Очнулся я от того, что кто-то несильно бил меня по лицу, – это был ополченец с банданой на голове.
– Ну, просыпайся… довольно отдыхать, – улыбаясь, говорил он.
Я попытался ответить, но песок при каждом движении губ хрустел на зубах.
Рядом ворочался Лёва, пытаясь вытащить ногу из-под бревна.
– Глотни воды, промой зубы, – протянул ополченец мне мятую бутылку с водой.
Выбравшись из-под обвалившихся брёвен, мы какое-то время сидели на бруствере, желания лезть снова под землю не было…
– Всё, не будет больше, можете передохнуть. Сейчас они пообедают и снова начнут.
– Как же вы так здесь живёте?
– А куда деваться сынок… война.
К нам в траншею спустился местный боец, присев возле нас и закуривая сигарету, он, выпуская синий дым, произносил слова словно скороговоркой.
– А мы там думали всё, накрыло ребят, а вас только песочком присыпало. Скоро ваши должны приехать, – поглядывая на нас Лёвой, продолжал он.
Из подъехавшего «Урала» стали выгружаться бойцы нашего подразделения. Митяй, увидев нас с Левой, сидевших возле поваленных брёвен, подбежал к нам, и, смеясь, похлопал меня по плечу.
– Ну, вы даёте – целый блиндаж разломали…
– Всё, парни, я пойду в тишине прилягу, что-то жар совсем одолел…
Устроившись на одном из брустверов, так чтобы солнечные лучи падали на лицо, я задремал.
Разбудили меня два парня, стоявшие недалеко от окопа. Один из них вёл переговоры по рации.
– Девятнадцатый, ответь секрету…
– Слышу тебя, секрет.
– Доложите обстановку.
– Наблюдается скопление техники и живой силы противника, готовятся к маршу.
– Понял тебя. До связи.
Слова Митяя подтвердились, вместе с жаром возрастала тревога от ожидания…
Гнетущая обстановка ощущалась только у нового пополнения, те, кто был на высоте уже несколько недель, пытались занять себя чем-то. Старики вели себя так, будто бы ожидание атаки было для них привычным делом. Один из ополченцев подошёл ко мне.
– Ты из России?
– Да, а ты?
– Я местный, – скажи, сколько у вас сейчас стоят пластиковые окна?
– Ну, не знаю, в зависимости от качества, одно окно тысяч девять.
– А комплектующие к ним?
– Я вообще далёк от этого, если честно.
– Жаль… брат у меня дело своё открывать хочет, здесь делать, а в Россию возить, тут у нас работа и материалы дешевле.
«Нашёл время об окнах думать, и как ему такие мысли сейчас в голову пришли. Эх, если бы я тогда не подсказал Митяю идти к Шарниру, ждали бы мы сейчас в Снежном ужина, а не здесь танков».
Проснувшись, я услышал эфир по рации, снова те же ребята слушали переговоры других ополченцев.
– Двадцатый, секрету.
– Слышу тебя, приём.
– Двадцатый, сейчас ожидается колонна из России. Пойдёт техника, смотрите не долбаните по ним. Ориентировочно 20 танков, 15 «БМП», заправщики, «БТРы», всего около 50-ти единиц техники.
– Понял тебя, ждём.
От услышанного у меня закружилась голова. «Неужели "Вова" решил-таки ввести войска! А может это миротворцы?»
Вскочив, я побежал к Лёве, который сидя возле «АГСа» что-то укладывал в свой подсумок.
– Лёва, ты слышал? Колонна с России должна подойти! Лёва, ты понимаешь? Наша профессиональная армия идёт, Лёва! Это значит конец бессмысленным жертвам!
Лёва, посмотрев на меня печально, улыбнулся.
– Это «дэза», Шершень, они уже час укропов кошмарят. Не будет России…
Развернувшись, я побрёл обратно. Разочарование сменилось осознанием того, что я снова почувствовал себя бедным родственником. Только теперь со всеми защитниками блокпоста, Донецка, Луганска, всего Донбасса, наконец.
«Не будет России», – снова и снова, как колокольный звон, раздавались в моей голове слова Лёвы.
«Укры» в тот день больше не пошли в наступление, может сработала радио-игра, а может нам было ещё рано умирать.
* * *
Вечером нас забрали.
– Куда едем? – спросил я у сидевшего рядом Пуха.
– В школу.
– В старую?
– Нет, возле одного посёлка местные жители видели скопление танков.
– Опять танки, почему мы всё время к танкам лезем, Пух?
– Ну, ты даёшь! – рассмеялся он. – У нас же противотанковое подразделение, Шершень!.. Наберут по объявлению, мучайся потом с вами.
В школе работала столовая и нас наконец-то накормили, особенно вкусным был компот из сухофруктов.
Во дворе школы стояли несколько легковых машин. Здесь же был припаркован «УАЗ-3303 (Головастик)», – разрисованный тёмно-синей краской из баллончика, с надписью на боковой двери «Мася», а на другой был нарисован флаг Новоросии в чёрно-синих цветах.
В кузове «УАЗика» находилась столитровая бочка с горючим, фляги с машинным маслом, несколько цинков с патронами и «ВОГами». Так сказать машина хоз. обеспечения.
После ужина все расположились во дворе школы перед главным входом, на газоне. «Уралы» стояли тут же. Кто-то сидел в кузове, кто-то лежал на траве и дремал, некоторые сидели на лавочках в палисадниках. И только Король с Сосной, срывая вишни, бродили вокруг дерева.
В этой школе двор выглядел намного приятней. Повсюду росли стриженные под живые изгороди кустарники, перед входом были установлены клумбы с цветами, весь периметр вокруг здания окружали фруктовые деревья.
Под щебетание птиц, уходил тяжёлый день, соблазнявший уснуть прямо на траве под рассудительные речи Матроса и ребяческий хохот Митяя, который переливаясь, смешивался с песней, доносившейся из легкового автомобиля.
Русские идут сквозь тьму коммунистических делов
Русские идут сквозь сон поверженных врагов
Русские идут, освобождая Третий Рим
Русские идут в Небесный Иерусалим.
Припев.
Марш, марш, марш
Русский марш…. собирает на марш
Всех, не уничтоженных войной
Марш, марш, марш
Русский марш, он закончит шабаш
Тех, кто издевался над страной.
…От дальнего угла школы, который смотрел в поле, с грохотом разорвавшегося снаряда и звоном бьющегося стекла, отлетел угол кирпичной кладки. Из образовавшейся дыры, наружу вырвались клубы пыли.
– Сосед! Уводи «Уралы»! – что есть силы закричал Малой.
Запрыгнув на крыльцо главного входа, он словно дирижер, жестикулируя руками, стал отдавать приказы.
Вскочившие с травы бойцы кинулись врассыпную. Бежали все кто куда. Большая часть бойцов побежала к стенам школы, остальные укрылись на земле в палисаднике. Через минуту школьный двор стал совершенно пустым.
Нырнув в кусты жёлтых цветов, я подполз к самой стене школы, возле меня уже лежал Король.
– Ну, как вишни, Король, вкусные?
– Только до самых спелых на верхушке добрался, и вот…
Не успев договорить, он уткнулся в землю головой, после очередного разрыва снаряда.
– Парни, под стены не лезьте! – крикнул нам один из бойцов, – который сидел на корточках и сохранял спокойствие. – Вы что не видите? Стёкла двухметровые… разобьются, осколками вас накроют, изрежут всё…
Из школьного коридора, под окнами которого мы лежали, раздавались громкие голоса Маси и Малого. Играя в карты, они бурно спорили, обвиняя друг друга в шулерстве, и как будто не замечали обстрела. Что же должен был повидать этот парень в свои девятнадцать лет, чтобы обстрел, был для него куда менее важным событием, чем проигрыш в карточную игру.
После окончания обстрела командиры, посовещавшись, приняли решение – рассредоточить весь отряд по домам в посёлке. Так было меньше вероятности того, что ночью нас накроют артиллерией, по доносу или по случайному совпадению.
Растянувшись длинной колонной, мы следовали по главной улице посёлка, осматривая частные дома на наличие в них местных жителей. Командиры отделений заходили во дворы и опрашивали хозяев на возможность встать у них на постой. Нам достался уютный дом, где жила семья из пожилых людей, молодые дочки которых очень тепло приняли нас.
– Как твоё имя? – спросил я у девушки, которая поднесла нам колодезную воду в большой эмалированной кружке.
– Оксана… а вы из России? – спросила она смущаясь.
– Да, Оксана, а что так заметно?
– Конечно, говор у вас совсем другой, хоть и слова те же, но произносите вы их по-другому. А мы вот тоже в Россию собираемся, а куда ехать, не знаем… и родственников у нас там нет… может, вы подскажете?
Смотря в её тёмно-голубые глаза, я заметил в них тревогу из-за предстоящей поездки в незнакомую ей страну. Её взгляд становился ещё красивее, когда она изучающе смотрела на меня, как на пришельца, появившегося из далёких земель. «Некуда вам ехать, милая Оксана», – подумал я.
В России к людям всегда относились с особой чёрствостью. Всплывали в памяти осуждающие пересуды моих земляков о том, что беженцам дают жильё и суточные деньги, которые выплачивало беженцам наше государство. У людей такое горе, а они копейки считают. Тогда, стоя перед ней, мне стало стыдно, стыдно за моих земляков, разменявших, растерявших то единственное, что отличало славян от всех других народов мира. Мы так стремились жить по-европейски, что в погоне за этим комфортом, забыли, все заветы своих предков.
– Куда угодно, Оксана, Россия большая, вас везде примут. Только в Волгоград не езжайте.
– А почему? – с детской простотой в голосе улыбнувшись, спросила она.
– Климат у нас особенный, жарко, да и мошка сейчас, – соврал я ей.
* * *
По окраине села ударили «грады», наши хозяева поспешили спуститься в погреб.
По дороге бежал боец и мусульманской «куфи», он кричал, чтобы все собирались на дороге.
– Что случилось? – спросил у него Пух.
– Малой всех собирает, идём на окраину, там сбор. «Укры» к Снежному подошли, уже из миномётов обстреливают, мы от города отрезаны и теперь в полном окружении! – вытирая пот со лба, рассказал он.
А почему не к Снежному пробиваться? На окраину – это же ещё дальше в тыл к врагу уходить.
– Не знаю, они между собой обсуждали, что возможно утром нас будут выкуривать отсюда. Мы у них здесь как кость в горле, плацдарм им нужен, возможно, отсюда на Снежное́ будет наступать колонна, что находится в поле.
– Не понимаю я Малого, то он в Школе предлагал оборону занимать, теперь на окраину нас кидает…
Быстро собравшись, мы выдвинулись в обход жилых домов на место сбора. На окраине посёлка уже разгорался пожар от залпов «градов».
Пройдя несколько сот метров, оказалось, что связи с Малым и другими командирами нет. Телефоны у них из-за маскировки были отключены, а раций у нас не было.
Подойдя ко мне и положив руку на плечо, Король кивком головы махнул мне, дабы я остановился. Когда все бойцы прошли мимо нас и мы остались вдвоём, он тихо начал.
– Шершень, я смотрел по навигатору, здесь до границы километров 30 не больше.
– Зачем же ты телефон включил, нельзя же!
– А то у местных телефонов нет… не пори горячку!
– Так ведь местные по полям в такое время не ходят!
– Ладно, успокойся… я тебя не за этим остановил.
– А зачем? – повысив голос, спросил я.
– Ты же слышал, что мы в окружении! Соседа с «Уралами» нет, связи нет, где все? И куда мы сейчас идём? В сторону «укров»! Это же безумие! Посмотри, дорогу всю дымом заволокло, если мы отстанем, о нас вспомнят только на месте сбора… да и к тому же, они всё поймут.
– Что поймут? А оружие? Куда ты денешь оружие? Или ты собираешься с ним на кордон топать?
– Сотрём отпечатки и бросим в ближайшую канаву, ну, если хочешь, давай закопаем. Мне сегодня Философ звонил…
– Это который в институте с нами был? – перебил я его.
– Да. Он в «бронегруппу» к Тору, попал. Так вот, их кинули на штурм посёлка ночью без подготовки, они наступали по голому полю. Перед боем их командир забрал у них документы – порядок такой придумал, в бой без документов ходить. И когда они к селу подошли, их косить из пулемётов стали, ну и минами тоже накрыли, в общем, их там уже ждали. Из 70-ти человек живыми выбрались только 20, остальные, возможно, и сейчас там лежат, «укры» их хоронить вряд ли станут, они своих-то не всегда забирают. Так вот, командира их убило, а Философ с бойцами чудом вышли, а документов-то нет – у командира остались. Потом человек десять решили вернуться за документами, и в плен попали.
– А Философ что?
– Он домой звонил, родственники к границе приедут. Помнишь Угрюмого?
– Ещё спрашиваешь.
– Он уехал после первого же обстрела, сказал, что почки больные. Ара и Голиаф после первого выхода тоже изъявили желание вернуться домой.
– Разведчики б…, – выругался я.
– Нас поймут, Шершень, ты посмотри на некоторых, они не хотят воевать, им деваться некуда, потому как «укры» несогласных живыми не оставят.
– Ну, ты, Король, даёшь, ты прямо как поп в церкви, я уж чуть было рот не раскрыл… Эх… надо было всё таки тебя тогда шлёпнуть! Ладно, пошутили и хватит, пойдём своих догонять…
Мы уходили… всё дальше и дальше во вражеский тыл. Впереди горела трава, застилая степь сизым туманом. После разговора с Королём, мне становилось неясным многое: судьба Философа, Паши, Кубы, наша – наконец. Но самое главное мне стало ясным одно: я, наконец-то, узнал, что происходит там – впереди, там, куда мы все так рвались без оглядки…
…А впереди, еле слышно потрескивая, вверх уносились тысячи искр, над темнеющим небом расстилался пылающий горизонт…
* * *
Наконец мы подошли на место сбора, где нас уже ждала основная часть отряда. Бойцы расположились в здании заброшенного кафе.
За главным зданием была небольшая кирпичная постройка, служившая входом в небольшой подвал. Здесь же были припаркованы наши грузовики.
Зайдя в главный зал, мы увидели, как на полу, вместо столов, лежали разложенные матрацы, которые до этого находились скрученными в кузове грузовика. Пока Малой набирал бойцов для ночного караула, мы с Лёвой решили прилечь на матрац, чтобы не маячить у командиров перед глазами и не загреметь в караул.
Матрацы были уложены в два ряда, друг напротив друга. Мы легли возле окон, которые смущали нас своей огромной величиной. Напротив нас на матраце сидел Мася. Лысый, без усов, но с бородой, как у ваххабита. Когда он молчал, то походил на злого боевика, но когда он начинал нам что-то рассказывать, становилось понятно, что за внешним колючим видом скрывается доброе сердце.
Быстрая речь Маси местами переходила в скороговорку, так что некоторые окончания слов выходили смешными. Мася располагал к себе своей простотой и харизмой.
– Я вот так скажу вам, парни, я без автомата уже свою жизнь не представляю, и теперь понять никак не могу, и как это я без него раньше засыпал, – делился он с нами своими впечатлениями о войне.
У Маси был пистолет Макарова без кобуры. И он при каждом удобном случае, доставая его из разгрузки, подчёркивал нам, что Макаров у него трофейный.
– Я лучше зубы на ночь не почищу, а его всегда тряпочкой масленой протираю.
– Хорошее, видать, кафе до войны было, вон потолок резным деревом отделан, – печально выговорил Лёва.
– У нас в Сочи такие в 90-ых были, потом интерьер больше к европейским меняться стал, – сказал лежавший со мной рядом парень лет двадцати пяти.
– Так ты у моря жил? – облокотившись на локоть, спросил я.
– Да, в курортной зоне, спасателем на пляже работал.
– Ну и ну, и как, многих курортниц соблазнил?
– Скорее наоборот, у женщин на отдыхе как будто помешательство происходило, – улыбаясь и будто бы представляя их всех, ответил он. – Вечером после смены заходишь в магазин, берёшь бутылочку вина и к морю. Ищешь загорелых…
– А почему загорелых? – перебил его я.
– Наши местные не загорают, западло для них загорать. Ну, если пляж пуст, начинаешь листать телефонную книгу, за день столько номеров появится.
– Ну, а потом домой её ведёшь?
– Ну, ты, Шершень, даёшь, – это же не Волгоград, – засмеялся Лёва. – Там природа вокруг, романтика… под шум волн, самое то.
– Вот и отпускай потом жену одну на отдых, нет, если я женюсь, жена одна у меня никуда ездить не будет.
* * *
Утром нас обстреляли теперь из миномётов. Выбежав из кафе, мы ринулись в постройку за главным зданием. Света там не было, к тому же подвал был затоплен наполовину.
Либо «укры» нас нащупали, так как мины ложились совсем рядом, либо в селе был информатор. Но атаковать в лоб они не решались, танк ведь он хорош в поле, когда он на расстоянии по тебе бьёт. А в жилом массиве, пойди, угадай в каком доме засел гранатомётчик
Когда обстрел закончился, к нам подошла женщина с большой картонной коробкой в руках.
Возьмите, хлопцы, цэ мороженое, у нас света нема, в подстанцию попали, пока свет зроблять, оно всё потает.
Наслаждаясь ванильным вкусом вафельного стаканчика, я думал: «Хоть какая-то польза появилась от "укров"».
Основная часть бойцов отправилась в посёлок, в центральную его часть. По мнению большинства, с нашей дерзостью, противник должен был рано или поздно покончить, поэтому все поспешили потратить свою выданную, ранее зарплату.
Забравшись в кузов «Урала», я осмотрел лежавшие там противотанковые средства: два пусковых ствола «РПГ-7», семь «морковок» к ним, «АГС», и три «улитки» к нему, одна из которых была пустая, три «шмеля». Для полноценной обороны маловато конечно.
– Парни, Малого не видели? – обратился к нам боец средних лет, позывного которого я не знал.
– Так в магазине же все.
Переминаясь с ноги на ногу, он хотел ещё что-то сказать, но оборвав себя на полуслове, махнул рукой и пошёл в сторону посёлка.
В небе появился силуэт самолёта, по мере его приближения мы разглядели штурмовик. Спустившись на достаточную высоту для прицельного огня, летчик, выпустив несколько «НУРСов», пошёл на вираж.
– По Снежному отработал гад, – выругался сидевший с нами парень.
* * *
Вечером к нам с Лёвой, подошёл Матрос.
– Парни, воды принести нужно, дежурная фляга совсем пустая. Всем сейчас не до этого, но вода всегда нужна, при любых обстоятельствах.
Получив описание дома, где должна была находиться колонка, которая работала на дизельном генераторе, а значит была автономной, и не зависела от подстанции, в которую попал снаряд.
Отыскав подходивший под описание дом, мы с Лёвой постучались в калитку. Сумерки, опускавшиеся на обесточенный посёлок, делали его мрачным и неприветливым. Тёмные окна кирпичного дома равнодушно смотрели на нас, за ставнями не было видно никаких признаков жизни.
– Ну что, пошли? Без приглашения зайдём, – предложил я Лёве.
Входная дверь была захлопнута, но замок был застопорен, отворив её, мы вошли внутрь. Ставни во всех комнатах были закрыты, лишь на кухне одна створка была чуть приотворена, так чтобы впускать в коридор небольшую полоску вечерних сумерек.
– Ну и темнота, как в склепе, – выругался Лёва, чиркая зажигалкой.
– Ещё доски какие-то у входа здесь понаставили, – сетовал я на препятствие, о которое наткнулся в темноте.
Обследовав все комнаты, и не обнаружив хозяев, я вернулся в коридор. Лёва, находившись в зале, осматривал диван.
– Постель потрогай, тёплая или нет, – сказал ему я.
– Зачем?
– Я так в фильмах видел, если недавно лежали, тёплая должна быть.
– Холодная… и в спальне пусто.
Возвращаясь в коридор, Лёва споткнулся о лежавшее деревянное препятствие в проходе, и оступившись, рухнул на пол, при этом громко выругавшись на хозяев этого дома.
– Может они специально, от грабителей, – смеясь, сказал я, помогая ему встать.
– Ребята, а вы что хотели? – раздался женский голос где-то в глубине коридора.
– Ведьма! – бежим, громко крикнул Лёва.
И мы стремглав бросились на выход. Выбежав за забор, мы, остановившись, уставились друг на друга, переводя дыхание.
– Ты тоже это слышал? – спросил он у меня.
– Как рядом стояла. Ты точно хорошо спальню и зал проверил, может, кто лежал там?
– Да я руками по всей кровати шарил, и на полу… никого там не было, я тебе точно говорю.
– Тогда точно старуха, нас погубить решила, а в коридоре – это её гроб лежал, который она с кладбища притащила. В нём она и спала, ты же споткнулся об него, вот и разбудил её. Эх, сжечь бы этот дом…
– Ну, не в отряд же нам идти за бойцами? Шершень, у нас же оружие есть.
– А ты уверен, что её пули возьмут? А если они от неё рикошетом? Места здесь глухие и ведьмы наверно тоже матёрые…
– Ребята вам что? – снова раздался женский голос, только уже на крыльце.
Дёрнувшись от неожиданности, мы поначалу хотели опять, пустится в бег, но остановившись, Лёва, крикнул:
– А ты кто?
– Как кто? Хозяйка я, мы с мужем здесь живём.
– А где муж?
– Да вон он, в спальне, фонарик ищет.
– А зачем у вас в коридоре гроб лежит?
– Какой гроб?! – удивлённо воскликнула она. – Это вы на оконные рамы? Так мы внутренние поснимали, чтобы их осколками не побило. Сейчас лето, тепло, а стёкла с нашей пенсией нам не по карману.
Я обернулся к Лёве, и, положив ему руку на плечо, с облегчением выдохнув, сказал:
– В отряде, о нашем вечернем приключении ни слова.
– Да, что я не понимаю что ли…
Зайдя в дом, и извинившись перед хозяевами за столь поздний визит, мы озвучили им свою просьбу.
– Ну, пойдёмте, ребята, колонка у меня на заднем дворе, уходя вглубь дома, позвал нас за собой хозяин.
Зафыркав, и выпуская чёрную копоть из трубы, заработал двигатель, над нами загорелась лампочка.
– А это ещё зачем? – спросил Лёва.
– Всё, можно колонкой пользоваться, ток пошёл.
– А нельзя её выключить? Отец, в посёлке света нет, «укры» за ориентир могут принять, ещё шарахнут из пушек, – отключи, если можно.
– А ведь у меня один такой агрегат в селе, – я раньше инженером работал, вот и установил ещё по молодости. Я им вообще лет пять не пользовался, а он сегодня утром с первого раза завёлся, – рассказывал нам хозяин, выкручивая лампочку из фонаря. – Всё село теперь ко мне за водой ходит. Да-а-а времена пошли, кто бы мог подумать. Ребята, что же дальше-то будет?
– Всё будет хорошо, отец, вот выбьем «укров» из Донбасса, будете жить как раньше, а может потом и другие области подтянуться, а мы им поможем референдум провести, – улыбаясь, ответил я.
Проводив нас до ворот, он, помяв в руках кепку, спросил:
– Сынки, а вы горючим не богаты? А то у меня топливо заканчивается, а заправка не работает, завтра снова люди за водой придут, а топлива в двигателе уже нет совсем.
– А много нужно?
– Да литра два, не больше…
– Ну, я думаю для такого дела Сосед выдаст, – ты подойди минут через десять. Знаешь, где мы находимся?
– Кончено.
– Ну, всё, отец, прощай, спасибо за воду.
Пока мы молча тащили флягу с водой, я думал: «Если обычный старик знает, где мы расположились, что уж говорить за корректировщика, а ведь мы на вторую ночёвку даже не сменили места расположения, как-то всё неорганизованно».
Когда мы вернулись с водой в кафе, все матрацы лежали на земле за входом в подвал. Объяснялось это тем, что «укры» перед наступлением всегда зачищали местность артиллерией, благо недостатка в боеприпасах они не испытывали. Ведь в западном военном округе, куда входила Украина при советах, находилось колоссальное множество артиллерии и бронетехники, всвязи с непосредственной близости региона к потенциальному противнику – НАТО. Только вот вывезти это после развала СССР не успели, а может быть не захотели.
Несмотря на летнюю погоду, ночи на Донбассе были холодными, нагретые за день степи, после наступления ночи, быстро охлаждались гулявшими по ним ветрами. Мне досталось широкое одеяло, которым я обвернулся словно спальным мешком. Рядом лежал Сосна и постоянно переворачивался с бока на бок.
– Сосна, перестань ворочаться.
– Очень мерзкий ветер дует, и укрыться нечем.
– Вот что, давай ляжем на один матрац, спина к спине, и моим одеялом укроемся, так намного теплее будет, к тому же через спину много тепла уходит.
Ты слышал? Завтра нас выкуривать будут, может, последнюю ночь спим…
Засыпая, я думал о доме. Мысленно рассуждал о тех вещах, которые не успел сделать в жизни. Думал о завтрашнем, возможно последнем дне, и о том, что опять моя доброта сыграла со мной злую шутку, так как храпевший Сосна, который вскоре уснул под моим тёплым одеялом, мешая мне своим громким храпом.
* * *
Утром было тихо, артобстрела не было, скучающий ночной часовой, сидевший на грузовике, зевая, смотрел на часы, ожидая окончания своей смены.
Большинство бойцов ещё спали, и только Пух сидел возле небольшого костра, нагревая маленькую ёмкость с водой.
– Не могу без кофе, привычка, – оторвавшись от своего занятия, сказал он мне.
Пух своей комплекцией напоминал медведя, способного одним ударом руки уложить оппонента в нокаут. Помимо физических данных природа наградила его поистине ораторским даром. Этого человека невозможно было переспорить. Когда Пух вступал с Матросом в полемику, я, бросая все дела, спешил насладиться битвой титанов.
– Пух, а кем ты был до войны?
– Почему был, я и сейчас им остаюсь, просто обстоятельства немного изменились, но думаю это ненадолго. Я юрист, Шершень.
«О, понятно, откуда такое красноречие».
– Как ты думаешь, их много будет?
– Если ты имеешь в виду наших противников, то думаю да. Они в курсе, что здесь отряд Моторолы, поэтому и кроют нас артиллерией, хотят вынудить уйти. Боятся они сюда на танках соваться, знают, что отсюда никто не побежит.
– А ты Ермака застал?
– Конечно, мы с ним в одном расчёте на «утёсе» начинали, это потом ему «ПТРД» дали, а я «СВД» получил.
– А что, он действительно танк из противотанкового ружья 41-го года выпуска расстрелял?
– Ну, думаю, ружьё было года 45-го, но то, что он танк на двадцать метров подпустил – это правда. Мы находились на блокпосту, у нас тогда только стрелковое оружие было, ну и «ПТРД». А они на двух танках и главное нахрапом, с уверенностью в своей безнаказанности. А он подпустил его и в ствол ему… да несколько раз.
Ермаку одному из первых ополченцев Георгиевского креста дали, он и Кирпич из нашего подразделения одни из первых на этой войне Георгиевские кресты получили.
– Кирпич это тот, кто штурмовик из пулемёта сбил.
– Совершенно верно.
– А где Ермак сейчас?
– В плен попал. Они в Россию поехали вроде отпуска, на «укровский» блокпост перед самой границей нарвались.
Поэтому «укры» основательно подготовятся, прежде чем сюда идти. Мы им устроим здесь ад.
– Да, Ермаку нелегко сейчас, мне бывалый ополченец говорил, чтобы я в плен не попадался.
– Ну, тебе же гранату дали, вот и подорвёшь себя ней, заодно и «укров» парочку заберёшь, всё правильно тебе советовали, они уродуют бойцов в плену. Эти звери будут напильником зубы спиливать. У нас паренёк в отряде был, ходил слух, что он из России по линии «ФСБ», то ли бывший то ли в командировке. Так его в плен взяли, а парень хорошо воевал, в оружии разбирался, да и в тактике. Мы его обменять хотели, а они ни на какие условия не соглашались. Уж очень, над россиянам они издеваться любят.
После обедали оставшимися консервами и сваренной на костре перловкой.
К кафе подогнали второй «Урал», и без объяснения причин нам приказали быстро грузиться.
Выезжали мы из посёлка на большой скорости, пролетая дом, где мы набирали воду, небольшой поселковый магазин, подстанцию с почерневшим от дыма трансформатором, и растерянных прохожих, которые встречались нам по пути.
