Рустам Карапетьян
В парке
А вчера мы наконец-то сходили с папой в парк. Мы давно уже в него собирались. Только сначала я болел, а потом папе было некогда. А тут как-то хорошо всё получилось: и я вдруг выздоровел, и папа никуда не убежал. И мама тогда сказала нам:
— Ну раз такое дело, то, давайте, не путайтесь у меня под ногами, а идите-ка погуляйте в парке. А я пока убираться буду.
Я закричал:
— Урра! — потому что в парк — это ж очень здорово!
Папа «ура» кричать не стал, но было видно, что он тоже доволен. Ну конечно: со мной же всегда весело гулять! И мы пошли с папой в парк.
В парке было ещё прохладно, и даже кое-где в тенёчке лежал снег. Но уже играла музыка и продавали мороженое. А ещё работали аттракционы! Я сразу потащил папу на машинную карусель, где машины вверх-вниз скачут. Когда машина летит вверх, такое ощущение что вылетишь из машины. А когда летит вниз, кажется, что упадешь сейчас вместе с ней! Меня подбрасывало в машине, а я держался за руль и орал что-то весёлое от страха. И папа мне тоже что-то орал и махал рукой. Но я ему в ответ махать не стал, потому что я руками за руль держался и никак отцепиться не мог. Я потом хотел ещё раз на машинках прокатиться, но папа сказал:
— Пойдем ещё чего-нибудь посмотрим.
И мы пошли. Я, вообще, всегда удивляюсь взрослым — до чего они любят смотреть на что-то. Вот пришли, например, в магазин игрушек и смотрят, смотрят, смотрят. Я бы за это время уже полмагазина бы купил, а они всё ходят и смотрят, ходят и смотрят. И всё время у меня из рук игрушки отбирают. Или вот, например, в парке тоже: чего смотреть, как другие катаются? Надо самим кататься! Но папа почему-то думает, что ходить и смотреть гораздо интереснее.
Правда, он мороженое купил и дал мне несколько раз лизнуть.
— А то горло у тебя заболит и влетит нам с тобой от мамы, — объяснил он.
А у меня горло от мороженого никогда, между прочим, не болит. Оно у меня от каши манной болит. И от капусты ещё варёной. А от мороженого у меня в горле только сладко делается. Но как это папе объяснить? Хорошо хоть несколько раз дал лизнуть. Зато он мне вату сладкую купил — вот это вещь! Она во рту прямо тает ничуть не хуже мороженого. Я когда вырасту обязательно стану продавцом мороженого и сладкой ваты. И все пацаны тогда мне будут завидовать.
Пока я вату ел, мы до тира дошли, и папа решил пострелять. Он долго стрелял, но никак не мог попасть. А дяденька ему сказал:
— Да не волнуйтесь вы так!
А папа закричал:
— А я и не волнуюсь!!!
Но, наверное, он всё-таки волновался немножко, потому что всё равно никак не попадал.
Тогда папа сказал:
— Наверное, у вашего ружья прицел сбит.
А дядя взял у папы ружье, прицелился и сбил зайца. Папа покраснел, взял меня за руку, и мы ушли.
Чтобы папа не расстраивался, я ему предложил ещё немного покататься. Папа посмотрел на часы и согласился. Вот, кстати, тоже интересно, чего это взрослые так на часы любят смотреть? Мне кажется, что взрослым просто нравится показывать, что они взрослые, вот они на часы и смотрят.
Вроде как показывают: вот у нас часы есть, мы большие уже. А у тебя пока нету, поэтому ты пока ещё маленький. Я когда вырасту, то себе сразу трое часов заведу. На две руки чтобы. А третьи часы — в кармане на цепочке буду носить. Я такие в мультфильме каком-то видел. И папе ещё несколько часов куплю — мне ведь не жалко.
Пока я так думал про часы, мы уже до следующего аттракциона дошли, и тут я испугался. Потому что это были качели, которые высоко-высоко взлетают. Я вообще-то высоты не боюсь, но эти качели были совсем уж какие-то высокие.
— Ты что остановился, боишься что ли? — спрашивает папа.
— Нет, — говорю, — просто что-то мне неохота.
— Да ну, ты это дело брось. Пошли-ка вместе прокатимся.
И тащит меня за руку.
— Да я просто не хочу, я накатался уже, — попробовал я папе объяснить.
А он ничего не слышит — тащит меня и тащит. Тогда я как воздуха наберу побольше, да как заору:
— Я не хочу!!!
Папа сразу мне руку отпустил.
— Ты чего орёшь? — говорит.
— Я не ору! — ору я и сам не понимаю — почему ору? Видимо в горле что-то переключилось и не выключается назад.
— Ну, если ты боишься, то так и скажи, чего народ зря пугать?
— Я не боюсь!!! — ору я и чувствую, что правда уже не боюсь. Потому что из очереди мы вытолкались и качели без нас уже запустили.
— Ну пойдем тогда домой, раз ты кататься не хочешь, — говорит сердито папа.
А я ж не говорил ему, что кататься совсем не хочу. Я ведь просто на качелях не хочу, а на другом чём-нибудь хочу. А домой не хочу ни капельки. И тогда у меня раз и слезы полились немножко. А когда я почувствовал, что плачу, то полились совсем сильно. И тут папа совсем уже расстроился и начал меня уговаривать не плакать. И чем больше он меня уговаривал, тем больше я остановиться не мог. В общем, пока он мне мороженое и шарик воздушный не купил, я всё плакал и плакал. Но я не нарочно, это само так получилось. А мороженое, кстати, хоть и сладкое было, но не такое вкусное, как то, которое папа ел. Зато шарик был просто чудесный: большой и красный.
Пока я опять на машинках верх-вниз скакал, его папа держал.
А когда мы подходили к дому, папа предложил:
— Давай отпустим шарик в небо.
Нет, они, взрослые, всё-таки какие-то странные. Если шарик отпустить, он же тогда улетит. И уже тогда с ним больше не поиграешь. Но тут я увидел, как на нас в окно смотрит мама. И я стал махать ей рукой, и папа стал ей махать рукой, а мама стала махать нам. И тогда моя ладошка сама собой разжалась, и ленточка выскользнула из неё. Шарик, медленно покачиваясь, полетел в небо, мимо окон, мимо мамы, мимо крыши. А мы смотрели и смотрели на него. И папа, и мама, и я. А потом шарик стало не видно, и мы с папой, улыбаясь, пошли домой, к маме.
И горло у меня, между прочим, даже не заболело!