Кавказец сидел в своем офисе, скучающе перебирая бумаги. Официально он числился генеральным директором торговой фирмы, об истинном роде занятий бизнесмена мало кто знал.

Посетителей Кавказец не ожидал, гостей — тем более. Поэтому появление Петьки Жмурика удивило его. Обычно киллер, полученный в наследство от почившего Пузана, появлялся в офисе только по вызову и только за очередным «заказом» либо для окончательного расчета за уже выполненный. Насколько Кавказец осведомлен, мент и его шлюха живы и здоровы, киллера он не вызывал.

Жмурик вошел в кабинет, больше обычного сутулясь и хмурясь. Остановился возле приставного столика и принялся очищать многочисленные карманы, выкладывая стопки долларов.

Кавказец недоуменно взирал на поведение киллера. Знал он его больше по хвастливым рассказам Пузана да по не менее уважительным отзывам своих приближенных. Поэтому сегодняшнее странное поведение Петьки было необьяснимым.

Петька аккуратно выровнял пачки, прижал их ладонью и придвинул к хозяину.

— Возвращаю авансик… Мочить Таньку не буду…

— Почему? Ты, дружан, часом не сбрендил?

Кавказец искренне удивился — впервые за всю его многолетнюю практику вора в законе деньги не брали или требовали — возвращали. Да ещё кто — киллер, наемный убийца, самой своей профессией нацеленный на выполнение такого рода заданий! Видите ли, не хочет мужик мочить какую-то шлюху вместе с её хахалеи!

Нет, Жмурик определенно свихнулся!

— Втрескался в шалашовку? — пожалуй, это единственное обьяснение странного поведения Петьки. Хоть и редко такое случается в среде преступников. — Так прямо и скажи… А почему пожалел поганого мента? Что он — твой родственник или кореш?

— Танька его любит… Замочу — переживать станет. Даже может повеситься с горя…

Свои мысли излагал Жмурик коротко и коряво, мучился от неумения складно говорить. Переступал с ноги на ногу, морщил и без того морщинистый лоб, сутулился.

— Твердо решил? — с плохо спрятанной угрозой спросил Кавказец. — Гляди, как бы не пришлось перерешать…

Жмурик оглядел хозяина презрительным взглядом. Будто окатил помоями. Дескать, всякого я навидался, с многими паскудами довелось дело иметь, но такое дерьмо, как ты, босс, впервые вижу.

Повернулся и зашагал к дверям.

Кавказец некоторое время сидел, глядя на возвращенные киллером деньги. Наманикюренные пальцы выбивали на подлокотнике кресла тревожную дробь, глаза недобро прищурены. С многими проблемами приходилось и приходится ему встречаться, немало синяков заработал он при этом, но такой необьяснимой ситуации, как со Жмуриком, еще не было.

Выход — единственный.

Через несколько минут возле приставного столика, на том месте, где только-что сутулился Петька, стоит широкоплечий парняга с глуповатым выражением лица и угодливой улыбочкой, приклеенной к толстым губам.

— Петьку Жмурика знаешь?

Голубые, младенческие глаза округлились, угодливая улыбка сменилась на недоверчивую.

— Кто ж его… это самое… не знает… свой кореш, не фрайер…

— Сегодня замочишь, — тоном, запрещающим любые формы возражения, приказал Кавказец. — Как сделаешь — твои дела. Главное — отправить его к Пузану, пусть там замаливает свои грехи. Возьми, — показал он на пачку денег, возвращенную Петькой. — Сделаешь — окончательный расчет.

Парень привел вытаращенные глаза в нормальное положение, кивнул и поторопился покинуть страшный кабинет…

А Жмурик медленно, раскачиваясь, шел по улице и облегченно улыбался прохожим. Нельзя сказать, что он окончательно избавился от грызущих душу сомнений, но их явно стало поменьше.

Прежде всего, Петька удивлялся странному своему поведению, искал и не находил причину необычной жалости по отношению к телке, которую раньше он так ненавидел.

Подумать только — пожалел! И кого пожалел? Проститутку, шлюху, шкуру продажную, подстилку пузановскую… Оскорбительные словечки сыпались в голову, не задевая сознания — автоматически.

Кого только не приходилось ему сплавлять на тот свет? Взрывал бизнесменов в их престижных машинах, посылал в грудь и в голову пули продажным писакам, точными ударами любимого своего оружия — острого ножа мочил конкурентов очередного босса.

Обычная работа, без оттенка жалости либо угрызения совести. Каждый зарабатывает на жизнь тем, что ему отпустила природа. Петьку она щедро наделила умением убивать. И вдруг — пожалел жалкое подобие человека, в котором сконцентрировались все самые мерзкие черты бытия…

Вечерело. Жмурик остановился, растерянно покрутил головой. Куда он идет? Где собирается укрыться от мстительного Кавказца? Новый хозяин, сменивший убитого Пузана, не проглотит нанесенной ему обиды, обязательно отомстит. Значит по горячему следу Петьки уже несутся, принюхиваясь и на ходу проверяя оружие, такие же, как он сам, убийцы.

В принципе, Жмурик не волновался — привык к постоянной угрозе смерти. Если не от руки очередного хозяина, то от его конкурентов или ментов. Жизнь научила его обходить настороженные капканы, распознавать отравленные приманки, уходить от самых ловких преследователей. Для особых волнений пока-что нет причин. И все же не мешает укрыться в одной из множества предусмотрительно созданных нор и берложек.

Петька с»ориентировался и принялся оценивать находящиеся поблизости убежища. Они почему-то казались ненадежными, приспособленными для укрытия от ментов, но не от своего брата — наемного убийцы.

Разве — у Колдуна затаиться, переждать грозу?

И все же почему он отказался замочить Таньку и её хахаля? Влюбился в красивую телку? Петька насмешливо фыркнул. Влюбился? Уже давно сентиментальные выдумки не тревожили его зачерствелую душу, еще со школьных лет понял: бабы созданы Господом только для одного — стать подстилкой для мужиков. Вздохи, серенады, дуэли — выдумки писак.

Понадобилось стравить избыток пара — найми проститутку, проведи с ней часик либо ночку и спокойно занимайся бизнесом. До следующего стравливания.

Танька внешностью удивительно походит на покойную девку, с которой он крутил любовь в восьмом классе — вот она, единственная причина непонятной жалости киллера.

Обрадованный найденной, наконец, причиной странного своего поведения, Петька перестал копаться в душевных тонкостях и окончательно решил пожить у Колдуна. Но прежде, чем отправиться на квартиру модного у московской элиты экстрасенса, Жмурик, по обыкновению, заглянул в ближайшую церковь. Так он поступал всегда после очередной акции либо принятия важного решения.

В храме — тихо и безлюдно. Купил у старушки две свечи и поставил их: одну — во здравие самому себе, вторую — за упокой невинно убиенных страдальцев, которых он вынужден был, ради хлеба насущного, отправить на тот свет. Поколебался и к двум свечкам присоединил третюю — Танькину.

Покинув церковь, Жмурик глубоко засунул руки в карманы, нащупал в правом успокоительную рукоятку ножа и, по обыкновению сутулясь, пошел к автобусной остановке.

— Скучно, мальчик? Хочешь — развеселю?

Вызывающе накрашенная баба, лет сорока, не меньше, загородила дорогу. Из-под демонстративно распахнутого мехового манто приглашающе выпятилась, подтянутая тугим бюстгалтером, объемистая грудь. Короткая юбчонка едва не трещит под напором мощных бедер.

А что — отличная идея! Чем топать в Митино к Колдуну — затаиться у проститутки, выждать время. Авось, Кавказец успокоится, поймет: лучшего киллера, нежели Жмурик, ему не найти.

— Развесели… Сколько?

Проститутка радостно заулыбалась. Не нужно бродить по замороженным улицам, искать клиентов — удача шла в руки. Только не продешевить и не отпугнуть слишком забористой ценой.

— В стоячку, на улице — десять баксов… Холодно сейчас, — зябко поежилась она, оправдывая непомерную цену. — В теплом подъезде возьму меньше…Только без хамства, — улыбаясь предупредила она. — А то намедни один потребовал… Нет, нет, я соглашусь, но… за дополнительную плату… Все дорожает, вот и приходится соглашаться…

— Никаких подъездов! У тебя на хате…

— Час пробудешь, два? Или — всю ночь? — с надеждой спросила окончательно озябшая проститутка, рисуя про себя картины отдыха, когда хотя бы в течении двадцати четырех часом ей не придется мерзнуть на улице.

— Неделю. Кормежка и водка — за мой счет.

Кажется, баба едва не подавилась собственной слюной. Наверно не ожидала такой удачи.

— Триста баксов!

— Ну, и дерешь же ты, лярва! — возмутился клиент. — Пятнадцатилетние телки меньше запрашивают, а у тебя все женские прелести — протухший студень…

Женщина захихикала.

— И вовсе не протухший! Студенек с горчицей — лучшая закуска, мальчик. Испробуешь — добавки запросишь. А цена-то без добавок…

Петька мысленно пересчитал деньги, оставшиеся после возвращения Кавказцу неотработанного аванса. Кажется, на недельку хватит, потом он что-нибуль придумает.

— Идти далеко?

— Рядом, мальчик, совсем рядом… Нырнем с тобой под арку, проходным двором пройдем к флигельку, — щебетала женщина. — На втором этаже — моя комнатенка… Маленькая, конечно, зато кровать — дай Боже… Я тебе на ней такой праздник устрою — уходить не захочешь…

И она принялась выкладывать Жмурику такие сооблазнительные подробности предстоящего наслаждения, что он ощутил нечто вроде желания.

— Показывай дорогу…

Женщина неуверенно затопталась на месте. Похоже, ей не хотелось злить многообещающего клиента, в то же время, наученная прежними общениями с разного рода мошенниками, она боялась лишиться заработка.

— Мне бы — авансик…

Жмурик, не считая, сунул в подставленную жадную ладонь несколько бумажек…

В темном проходном дворе их ожидали. Вынырнувший из темноты человек нанес два удара ножом: в горло и в сердце. Изо рта хлынула кровь и Петька, не успев даже удивиться или испугаться, рухнул на асфальт.

Убийца и проститутка-наводчица растворились в темноте…

Из доиа Таня почти не выходила — только в магазин за хлебом или крупой. Основные продукты доставлял Андрей. Возвращаясь из беготни по городу, доставал из сумки пакеты и пакетики, шутил: я, мол, у тебя не муж — заместитель по снабжению.

В один из пасмурных — то ли зимних, то ли осенних дней, не поймешь — Татьяна выбежала за хлебом. Купит ли его Панкратов или забудет — трудно сказать, в последнее время стал рассеянным до невозможности, разговаривает с женой, а сам думает о чем-то другом, потаенном.

Булочная — в двух кварталах от дома, на перекрестке оживленных улиц, неподалеку разгуливают милиционеры, подстерегают лиц «кавказской национальности». И все же перед тем, как покинуть подъезд, Таня пугливо оглядела улицу, «вчиталась» в ожидающих автобус пассажиров, прошлась внимательным взглядом по припаркованным к тротуару машинам. Везде ей чудилась страшная сутулая фигура киллера с руками, засунутыми в карманы.

Жмурика, вроде, нигде нет, но это ни о чем не говорит — наемный убийца может, как и она, прятаться в соседнем подъезде, сидеть за столиком частного кафе напротив. Поэтому Татьяна пустилась бегом по троутару. Добежит до булочной, передохнет, купит хлеб и — снова бегом к спасительной квартире.

— Танька? Вот это встреча!

Женщина резко остановилась. Будто налетела на препятствие и больно об него ушиблась. Раньше была уверена — в этом районе никто её не знает, и вдруг… Киллеры часто пользуются услугами наводчиков и… наводчиц.

Медленно, страшась глянуть в направленный на неё ствол, обернулась.

Людка? Боже мой, Людка? Та самая телка, вместе с которой Татьяна когда-то обслуживала пролуимпотента Пузана… Откуда она нарисовалась?… Может быть, ее подослал Жмурик?

Бывшая «снотворная» радостно теребила подругу.

— Чего молчишь, фуфля? Рассказывай, как и с кем живешь, сколько бабок загребаешь? Ты так изменилась — с трудом узнала… Раньше — зачуханная телка, будто хлыстом побитая, а сейчас выровнялась, держишься президентшей… Признавайся — подцепила миллиардера и сосешь из него зеленые, да?

Людка трещала не хуже автомата. С одной разницей: автомат нужно перезаряжать, отбрасывая пустой рожок и вставляя новый, а бывшая пузановская телка подобной перезарядки не требовала.

— Замужем, — скупо призналась Татьяна. — А ты где?

Известие о замужестве бывшей проститутки вызвало эффект гранаты с выдернутой чекой: через несколько секунд прогремит взрыв.

— Заму…жем… Вот это отчебучила телочка… И кто твой благоверный? Знает ли о твоем прошлом? Где работает?

— Все в норме… Лучше расскажи, что у тебя?

Раскладывать перед бывшей подружкой свои радости и страхи Татьяне не хотелось — радость, светлая и святая, немедленно будет испоганена грязными домыслами, страх усилен фальшивым сочувствием.

— Я тоже в норме. После Пузана подобрал меня Кавказец, понравились мои фуфеля. Да и то сказать, другие в постели едва шевелятся, а я в первую же ночь такую штормягу закатила — Кавказец просто обалдел. Отвалил пять сотняг баксов и приказал быть неотлучно возле него… Иногда появляется днем и приказывает подставиться… У него…

Людка принялась самым бесстыдным образом восхвалять сексуальные особенности хозяина, хвастать его неутомимостью и хваткой.

Выслушивать мерзкие откровения проститутки, поддакивать ей, изображать зависть — Татьяне все это казалось не просто стыдным, но и предельно противным. Будто её, недавно выползшую из трясины и отмытую от грязных, в»евшихся в тело и в мозг, ошметков вонючей грязи, пытаются снова погрузить в болото.

— Как поживает Ханыга?

Она знала о судьбе «начальника пузановской контрразведки» — Панкратов, ничего не скрывая, рассказал ей обо всем. Вопрос был своеобразной подготовкой к следующему, страшному, от ответа на который зависела её жизнь.

— Повязали менты алкаша, — грустно проинформировала Людка. — Незадолго до того, как замочили Пузана.

— А что со Жмуриком?

Таня спросила и задержала дыхание, просительно прижав ладонью слишком громко бьющееся сердце.

— Петька налетел на пику. Кавказец говорит: отказался мочить тебя, втрескался, дескать… Вот и довтрескивался, падло…

Подробностей Татьяна не слышала — все заслонило облегчение, пасмурный день показался на удивление мягким и даже ласковым.

— Сначала Кавказец думал поручить замочить тебя другим киллерам, после — перерешил. Дескать, пусть живет, шкура…Так что, не трусь, подружка, живи…

Возвратившись домой, Таня бросила на кухонный стол пакет с хлебом, включила маг и стала танцевать под медленную, далекую от танцевальной, мелодию. Кружилась и громко пела.

Скорей бы приходил Андрюшенька — поделиться с ним радостью освобождения от страхов, поплакаться на его груди…

Андрей дома почти не бывал — бегал по своим делам, появлялся поздно вечером. Ограничится поцелуем, несколькими ласковыми словами и набрасывается на еду. Не успеет забраться под одеяло — уже храпит. И так — почти каждый вечер.

Все было бы хорошо, если б не висящая над ней тяжким грузом боязнь бандитской расправы.

Как не убеждал Негодин милицейское начальство не снимать охраны дома, в котором проживает отставной майор с «незаконной» супругой, его не послушали. Мало ли в Москве отставных сотрудников угрозыска, всех охранять сил не хватит. Боится Панкратов бандитской расправы — пусть переселится в область или даже в другой регион.

О себе Андрей не думал — привык ходить по острию ножа, а вот за Таню переживал.

Ступин посоветовал отправить её на время в Сибирь — там проживал его старинный друг майор Салов, начальник райотдела милиции. Побудет там до тех пор, пока у преступников исчезнет нездоровый интерес к людям, причастным к уничтожению «империи» Пузана, потом возвратится в Москву…

— Как вы не поймете, что своим присутствием в городе связываете Андрею руки, — убеждал он женщину, когда Панкратов вышел в магазин за куревом. — У него — важные дела, а он думает не о них, а о вашей безопасности…

— Что вы говорите, Аркадий Николаевич? — контратаковала Татьяна. — Какие «важные» дела могут быть у отставника? Кушать и гулять, читать газеты и отсыпаться.

— Так-то оно так, — растерянно полусоглашался Ступин. — И все же…

Не мог же бывший госбезопасник посвящать женщину в задуманную вместе с Панкратовым операцию? По его мнению, женский язык сродни ветру, разметающему вокруг себя все, что ему подвластно: опавшие листья, мусор, порванную бумагу. Где гарантии, что под этот «ветер» не попадут замыслы двух майоров?

Татьяна в свою очередь тщательно скрывала от собеседника, что просто не представляет себе жизни вдали от Андрюшеньки. Засыпать и просыпаться в одиночестве, не заботиться о том, как лучше накормить мужа, постирать, выгладить его рубашки и белье…

С некоторых пор она считала все это непременной принадлежностью своего бытия.

Но Ступин без длинных пояснений понял её.

— Гарантирую, что не пройдет и месяца, как вернетесь, — торжественно продекламировал он, выпрямившись на стуле. — Гаратирую… А сейчас полумайте и о безопасности Андрея: защищая вас он способен пойти на любой необдуманный поступок…

Последний довод оказался самым убедительным.

Через несколько дней пришло письменноее согласие семьи Саловых: Татьяну приглашают погостить в Кокошино. В любое удобное для неё время и на любой срок.

Поездку в Сибирь одобрил и Негодин.

Встретились сыщики — действующий и отставной — в памятном обоим скверике напротив научно-исследовательского института. Это место будто притягивало их к себе не хуже самого сильного магнита.

— По сообщению нашего информатора, сейчас ни тебе, ни твоей жене ничего не грозит, — тихо говорил Костя, отбрасывая ногой спекшиеся куски снега. — Недавно в одном проходном дворе обнаружили труп Жмурика — видимо, убрали либо за провинность, либо миновала необходимость в услугах киллера…

— Может быть, тогда Тане не нужно покидать Москву? — с надеждой спросил Андрей, не представляя себе, как будет жить без подруги. — Кавказец успокоился, другие не опасны.

— Рассуждаешь, ты прости за грубость, как младенец, — укоризненно бросил Негодин. — Прежде всего, мне не верится в успокоенность Кавказца. Во вторых, не он один точит зубы на тебя и Таню… Почему ежишься? Замерз? — с грубоватой зоботой спросил он.

— Погода — непонятная: то замерзаешь, то бросает в пот… Слаб я стал, дружище, самому противно…

— Оклемаешься, — равнодушно пробормотал Костя, занятый другими мыслями. — Времени после операции прошло мало, а ты взбрыкиваешь, будто годы минули… Замятину из Москвы нужно убирать, чем скорее, тем лучше. Слишком много она знает. Не смирятся бандюги, типа Кавказца, с её пребыванием на этом свете.

Негодин намеренно назвал жену Панкратова по девичьей фамилии. Будто намекнул: не пора ли тебе, дружище, привести в порядок запутанные семейные дела? О себе не думаешь — подумай хотя бы о доверившейся тебе женщине.

Панкратов принял упрек.Только невнятно пробормотал что-то о несомненной увязке фамилии с характером. Негодин — не годный характер…

— У меня ещё одна новость, — пропустив шпильку мимо ушей, продолжил Костя. — Держи, — протянул он Панкратову пистолет. — Разрешили презентовать тебе оружие вместе с разрешением на ношение. Хоть и хлипкая по нашим временам, но какая-никакая защита… И ещё одна новостишка: мне приказано помогать тебе в раскрутке, которой ты занялся.

— А откуда о ней узнали? — округлил глаза Андрей. — Неужто ты проболтался?

Негодин улыбнулся.

— Нет, не я. Генералы между собой более откровенны, нежели их подчиненные. Ступинский Сергеев приезжал к нашему бате и долго с ним шептался за закрытыми дверьми. После на ковер вызвали меня… Короче, выкладывай проблемы и трудности.

Не колеблясь, Панкратов выложил все…

Одобренное начальством сотрудничество Негодина с отставными майорами, Ступин принял довольно равнодушно. Судя по его излишне самолюбивому характеру, это согласие далось ему нелегко. Прежде всего, потому, что славу и награды, которые ожидают участников операции в случае освобождения генерала Иванчишина и ликвидации преступной группировки, придется делить уже на троих. Одна треть — всего одна треть! — славы Ступина не устраивает. Самый лучший вариант — обойтись своими силами и своим умишком. Но против рожна не попрешь! Отказа Сергеев не потерпит.

Конечно, бывший сотрудник органов госбезопасности отлично понимал — двум отставным майорам при всей их опытности и умелости ничего не сделать. Тем более, что в борьбу за обладание иванчишинской «игрушкой» вступили не тодько преступнки, но, кажется, и спецслужбы «дружественнных» России государств.

Об этом, напялив на себя маску этакой таинственности всезнающего человека, посвященного в глубочайшие недра разведки и контрразведки, поведал старший лейтенант Колокольчиков. Вилен Васильевич, которого за глаза и в глаза именовали Валетом Валетовичем.

— Только вам могу это сказать… Но, сами понимаете, под большим секретом… Не выдадите?

Заинригованный Ступин торжественно перекрестился на натюрморт, висящий в приемной с незапамятных времен, поклялся здоровьем давно умерших бабушкой и дедушкой. Проделал всю эту клятвенную процедуру с таким непроницаемым лицом, что Валет Валетович не заподозрил подвоха и, подбирая слюнки, принялся многословно продавать гостайну.

Необычное расположение Колокольчикова к прежде нелюбимому майору обьяснялось довольно примитивной причиной: принюхавшись, Вилен обнаружил необьяснимую симпатию генерала не к верному блюдолизу, а к какому-то майоришке с куриными мозгами. Это заставило его изменить отношение к отставнику.

— Органы вышли на агентов зарубежной разведки… Сейчас ведутся оперативно-разведывательные мероприятия… Ходят слухи о предполагаемом вашем участии. Надеюсь, не забудете меня?…