Этот кабинет в посольстве назывался не по назначению и, тем более, не по имени владельца — комната двенадцать… Позовите господина из двенадцатой… Господин из двенадцатой велел… Господину из двенадцатой нужно принести кофе…

Человек, именуемый просто «господином», давно забыл имя, данное ему при рождении. Ибо оно, это имя, говорило о национальной принадлежности, а он вот уже более сорока лет именовал себя русским. И не только по паспорту.

Степан Витальевич Гаревич считался одним из самых лучших специалистов по России, знатоком её обычаев и загадочного «русского характера». В разведке его ценили — любое мнение Гаревича по любому вопросу принималось безоговорочно. Все его прогнозы обычно сбывались, что подпитывало и без того немалый авторитет разведчика.

И вот — первый «прокол». Переставший подпитываться успехами, авторитет разведчика покатился вниз с нарастающей скоростью…

… В осенний московский день доступ в двенадцатую был запрещен. Предварительно обслуживающий персонал пополнил напитками бар и доставил в кабинет фрукты и легкие закуски.

Гаревич ожидал гостя.

С похвальной точностью в двенадцатую зашел господин в модном костюме. Щетинились коротко остриженные волосы, изо рта торчала непременная палка сигары. Как и положено разведчикам, — никаких особых примет, за которые можно зацепиться и создать фоторобот. Разве только чуточку оттопыренные уши да приплюснутый нос, свидетельствующий о том, что его обладатель в юности занимался боксом.

Вообще-то, «Боксер» гостем не был, сейчас он представлял в посольстве своего босса — одного из руководителей спецслужбы. Прилетел он с заданием: выявить причины провала так хорошо подготовленной акции, продумать последствия и меры по их локализации.

Несмотря на то, что реформы столкнули Россию с первых мест в мире до уровня слаборазвитых стран, она все ещё оставалась державой с солидным ядерным потенциалом и несомненными перспективами возрождения былой мощи. Портить с ней отношения — нежелательно.

— Здорово, Степ! — трубно провозгласил доверенное лицо босса, выпуская вместе со словами клубы табачного дыма. — Как живешь, старый жулик?

— Твоими молитвами, Боб, — сдержанно отреагировал на дружеское приветствие Гаревич. И поспешил перевести ничего не значаший разговор в чисто деловое русло. — Зачем ты прилетел — знаю, все документы готовы… Скажи честно: что мне грозит?

Гость по-хозяйски развалился в кресло, бросил ноги на журнальный столик, полюбовался модными штиблетами. Гаревич устроился напротив — по привычке склонил голову на плечо, прикрыл глаза безресничными веками. Лысина, окаймленная кудрявым седым венчиком, напоминала посадочную площадку для вертолетов.

— Ты, похоже, окончательно забыл правила нашего «монастыря», — насмешливо пробурчал Боб, пряча эту насмешливость в клубах пахучего дыма. — Провинился — получай по попке и не вздумай жаловаться — добавят… Степ, мы так и станем беседовать всухую?

Пришлось Гаревичу покинуть уютное кресло и достать из бара угощение: бутылку коньяка, тонко порезанный лимон и блюдо с колбасой.

Гость поморщился.

— Кажется, ты начисто позабыл не только «монастырские» законы, но и привычки старого друга?… Пить коньяк, да ещё французский? Неужели не найдешь напитка, достойного настоящих парней?

Гостеприимный хозяин заменил коньяк водкой, лимон и колбасу — малосольными огурчиками.

Собеседники знали друг друга не один десяток лет, вместе заканчивали юридический факультет, вместе подписали обязательство о сотрудничестве с разведуправлением. И все же известие о том, что в качестве «ревизора» прилетит Боб, далеко не обрадовало Гаревича. Ибо «старый друг» дружил только сам с собой, не признавая иных отношений, кроме приносящих пользу только ему.

Выпили по чарочке. Закусили. Отлично зная привычки и вкусы приятеля, Гаревич налил ещё по одной. Потом — ещё и еще.

— Не трусь, Степ, выручу, — уже не грохал, а бормотал окосевший Боб. — Покорплю над твоими бумажками недельку — что-нибудь придумаю…

Ничего ты не придумаешь, жирная скотина, озлобленно думал тоже подвыпивший Гаревич. Потому не придумаешь, что потерял способность ворочать заплывшими жиром мозгами, ничего не смыслишь в оперативной работе, знаешь только как лизать толстые задницы начальства.

Приблизительно так же оценивал «старого друга» и Боб. В его представлении разведчики типа Гаревича — рядовое быдло, существующее только для того, чтобы выполнять черную работу. Высокие планы и идеи им недоступны по уровню интеллекта…

«Ревизор» обосновался в понравившейся ему двенадцатой комнате, выселив из неё законного хозяина. С девяти утра до обеда и с четырех дня до полуночи усердно листал оперативную документацию, то и дело услаждая себя несколькими глотками любимой «столичной».

Перед от»ездом состоялся заключительный разговор.

— Разработку операции в целом можно одобрить. Молодчина, Степ, талантливо продумано… А вот исполнение… как бы выразиться помягче, припахивает вонизмом…

— Не понял? — внутренне насторожился Гаревич, представляя себе, какую бурю возмущения и осуждение вызовет подобная оценка у высокого начальства. — В чем именно?

— Доверился бандитскому хитрецу. Надо было держать хваленного Пузана на более коротком поводке… Впрочем, как давно известно, абсолютно безупречных планов не бывает. Они, как и женщины, грешат то фигурой, то характером, то физиономией — попробуй разберись…

Боба понесло по рытвинам и буеракам размышлений о слабом поле. После выпитой водки секс — любимый конек представителя спецслужбы. Может быть, потому, что он не пользовался особым успехом у женщин, отворачивающихся от расплывчатой фигуры конторского «разведчика».

— Что могу посоветовать? — Боб задумался, вертя в толстых пальцах хрупкую хрустальную рюмку. — Я постараюсь потянуть с докладом… скажем на пару неделек. Больше не смогу, сам понимаешь — торопят… За это время раскрути агентуру, нацель её. Главное, отыскать изобретателя… как его… Ивани…

— Иванчишина, — попрежнему доброжелательно, даже с изрядным подхалимажем, подсказал Гаревич. — Генерал-лейтенант-инженер Иванчишин Геннадий Петрович.

А ещё числится эспертом по России, с издевкой подумал он. Не научился правильно выговаривать русские фамилии, путается в примитивных выражениях, а лезет проверять работу настоящих разведчиков.

— Иванчишин, — повторил Боб. — Удивительные здесь фамилии — будто отражение непредсказуемости характеров… О чем это я?… Так вот, переправишь за рубеж изобретателя — все грехи простятся…А если твой подопечный захватит с собой портфель с расчетами и чертежами… польется на тебя этакий дождик, сам понимаешь, чего… Поделишься?

— А ты сомневаешься? — надел на нос дымчатые очки Гаревич, опасаясь выдать себя отблеском попрежнему злобных мыслей. Прятать их от собеседника уже не хватает сил. — Две недели — не тот срок. Ежели хотя бы полгода…

— За полгода твоего генерала поджарят, польют острым соусом и потребят. Вместе с его «игрушкой»… Но ты прав, старый пройдоха, две недели, действительно, маловато…Считай, сторговались на двух месяцах. Затолкаю этот срок в свой отчет, авось, Джонник проглотит…

Джонник — кодовое имя руководителя одного из отделений спецслужбы — никогда ничего не проглатывал, наоборот, тщательно разжевывал любое донесение, тем более, отчет о провале серьезной акции. Боб самым бесстыдным образом набивал себе цену.

Значит, два месяца «презентованы» не им, а даны именно Джонником либо лицом, стоящим над ним. Срок тоже, конечно, далеко не Божеский, но все же позволит что-то предпринять. Кроме того, он — свидетельство того, что резидента разведки не собираются выбрасывать на помойку, дают шанс оправдаться, возвратить утерянный авторитет…

— Скажи, Боб, неужели это изобретение так ценится у нас? — Гаревич ткнул пальцем в потолок, будто именно там, по соседству с Господом Богом, располагается родное управление. — Что, нащи толстолобые не могут докопаться до идеи «игрушки»?

Боб ткнул недокуренную сигару в тарелку с огурчиками, достал новую.

— Для того, чтобы ответить на твой вопрос, придется касаться высокой политики, а я для этого недостаточно пьян. Не получится. Поэтому доставай, Степ, ещё один пузырь.

Гаревич подчинился. Рассказчик опустошил пару рюмок, закусил табачным дымом.

— Сам знаешь, происходящее нынче здесь началось не без нашего участия. Я имею в виду спецслужбу. Именно, ты и я, — самомнение у Боба на уровне манхетенского небоскреба! — проложили дорожку нынешнему режиму, помогли столкнуть коммуняков. Но развалить систему проще простого, для этого полутора извилин с избытком хватает, а вот построить… Президент и вся его команда ходят под Богом, а мы из последних сил поддерживаем им падающие штаны… Cкажут тебе — мы не вмешиваемся, дескать, во внутренние дела России — плюнь в морду… Вступление дошло?

Гаревич изобразил крайнее восхищение. То ли родной спецслужбой, то ли собеседником, то ли собой. А что ему прикажете делать, выслушивая избитые до синяков истины?

— Молодчина, Степ, соображаешь, — невесть за что похвалил Боб. — А теперь приложи ко всему мною сказанному генеральское изобретение. Противников у команды, которую мы подкармливаем и бережем, — хватает. Голодных и обиженных — тем более. Запустит кто-нибудь из них ракетку в окно кремлевского, к примеру, кабинета — полетят на помойку истраченные доллары…

— Почему российских политиков должны охранять мы? Есть же у них служба безопасности, милиция…

Боб сложил губы трубочкой и презрительно свистнул. Так пронзительно, что у Гаревича заложило уши.

— Стоящих профессионалов разогнали, оставшиеся по полгода не получают денег. Вот и приходится нам вкалывать. А что прикажешь делать?…Кстати, к развалу российских спецслужб мы тоже приложили ручку. И, как тебе известно, небезуспешно… Короче, Степ, разворачивайся, подключай всю свою агентуру… Упустил возможность заполучить генеральчика — исправляйся…

Тогда, во время короткой схватки в скверике, Гаревич вместе с помощником устроился, будто в театральной ложе, в квартире жилого дома на пятом этаже. Из окон — достаточный обзор места действия. Помощник быстро наладил кино-фотоаппаратуру, Гаревич приник к окулярам бинокля.

Со слов Пузана ему было известно, каким образом произойдет похищение генерала-изобретателя. Одно только утаил глава «империи» — от кого он получит совершенно секретную документацию. Вернее, думал, что утаил, ибо резидент зарубежной спецслужбы уже давно отлично знал институтского информатора, но предпочитал до поры до времени оставаться в стороне…

После трудного обьяснения с Бобом, Гаревич принялся перебирать в памяти и по документам события того дня. В этом ему помогали снимки, сделанные помощником. Некоторые из них отложены в сторону для более подробного изучения.

На одном изображены двое: человек с бородкой — «министр внешних сношений» Пузана и лобастый мужчина в кожаной куртке. Они вошли в подъезд дома. После прекращения перестрелки оттуда вышел только лобастый. Мимо зоркого «взгляда» съемочной аппаратуры не ускользнули носилки, на которых из подъезда вынесли труп человека, одетого в пальто. Лобастый на пленке больше не зафиксирован.

Талантливый человек, его помощник! Так орудовал аппаратами, что успел «схватить» события, происходящие в разных местах скверика.

Вот упавший от взрывной волны Пузан стреляет в спину сыщику… Вот, подобранная майором и приспособленная им к «делу», пузановская проститутка расправляется с бывшим своим хозяином…

С десяток снимков отображают события, происшедшие в другом конце скверика.

Падает, получив пулю в лоб, отставной генерал Новиков… Пока госбезопасники расстреливают милицию, а та отлавливает бандитов и заодно — сотрудников ФСБ, четверо накачанных парней упаковывают Иванчишина и засовывают его в «вольво»…

Кто такие?

Помощник предусмотрительно выкладывает перед шефом увеличенные снимки. Кратко поясняет.

— По агентурным каналам проверили… Крайний, похоже, возглавляет группу захвата, некий Штырь, шестерка Пузана и какого-то Пуделя…

— Пудель? С такой кликухой никого не помню…

— Надеюсь, сегодня к исходу дня что-нибудь прояснится…С вашего позволения, босс, я нацелил агентуру…

Вот это называется помощник! На лету хватает любое причмокивание начальника, каждый чих укладывает в свою коллекцию… Наверняка, работает на два фронта, снимает пенку с двух «кастрюль»: Гаревича и Боба. Ради Бога, пусть пользуется, лишь бы не подобрался к третьей «кастрюле» — русской контрразведке.

Вечером поступило долгожданное донесение. С приложенным портретом лобастого мужчины и с его жизнеописанием от рождения и до вступления в либеральную партию.

Туман начинает рассеиваться. Пожалуй, скупо отмерянных двух месяцев должно хватить.

Место вычеркнутого из жизни, следовательно, из картотеки Гаревича, Пузана занял новый интересный тип — Пудель. Судя по всему — путеводная ниточка, которая в конце концов приведет к похищенному им Иванчишину.

— Он что, заграбастал наследие Пузана?

Помощник зашелестел бумагами.

— Наследник — некий Кавказец. В миру — Тарас Годенко, уроженец Ярославля, хитрая и пронырливая личность. Официально — генеральный директор торговой фирмы. По характеру — подозрителен и беспощаден. Имеет семью: жена, двое детей.

— Держи под прицелом. Пригодится… Где сейчас живет твой Пудель? Чем занимается?

— Судя по членству в либеральной партии — политическим бизнесом… Местонахождение установить не удалось… Связь с институтом поддерживает через Штыря. Его информатор нами прослежен, но на контакт не идет. То ли боится пуделевской мести, то ли получает больше, чем предлагаем мы…

Политический бизнес?

У Гаревича закололо под ложечкой, пересохло во рту. Ведь именно из так называемого политического бизнеса может вылететь страшная ракетка. В один узел сошлись похищение изобретателя, членство похитителя в либеральной партии и надежда бандитов использовать изобретение Иванчишина невесть в каких своих целях…

Бог ты мой, какое обилие партий, союзов и объединений! Здесь тебе и ярко-красные, и черные, и коричневые, и голубые, и со смешанными оттенками! Впечатление — обьявленная многопартийность вскружила головы российским туземцам, затуманила мозги.

Гаревич почти двое суток до головной боли листал программы, набитые обещаниями, будто пельмени фаршем. Если сбудется одна сотая их часть — жизнь россиян превратится в самый настоящий рай.

Но любой профессиональный разведчик — политик в квадрате, что же касается Гаревича — в кубе. И как разведчик, и как многоопытный политический деятель, Степан Витальевич понимал: каждое обещание не что иное, как приманка, сладкая, аппетитная, призванная пополнить партию максимально возможным количеством приверженцев.

Выбрав программу партии господина Радоцкого, разведчик пренебрежительно сдвинул пачку остальных к краю стола. Не к чему забивать себе мозги почти одинаковыми, в принципе, словесами. Посмотрим, что из себя представляет глава либералов.

Конечно — адвокат. Как правило, в политику лезут либо адвокаты, либо генералы, остальные побаиваются и предпочитают находиться на безопасном расстоянии. Возраст — пятьдесят лет. Самый опасный для политического деятеля: не пробьешься в верха — сливай воду и занимайся другим бизнесом. Семья… внебрачные связи… незаконно рожденные дети… Все это Гаревича не интересует — к шантажу он прибегает в самом крайнем случае, когда других путей уже не существует.

За счет каких средств живут либералы? Кого они выбрали в спонсоры?

К концу вторых суток на столе резидента лежал полный отчет по интересующей его партии. С финансовыми выкладками и электоратом, с биографиями ведущих политиков и их связями с зарубежными организациями, в том числе, с разведывательными органами.

Итак, что же делать? Пойти в лоб на Радоцкого? Нет, для подобного штурма Гаревич ещё не подготовлен. Да и вообще стоит ли вмешиваться в политическую драчку, не имея на руках достаточного количества старших козырей?

И резидент после длительных размышлений выбрал обходный маневр: выйти на Пуделя через его доверенного шестерки. С помощью Кавказца.

Кто сейчас крутит российскую политику? Президент или премьер? Боже сохрани, они лица официальные, их дело речи произносить и обещать облагодетельствовать каждую, без исключения, российскую семью, покончить с преступностью, навести в стране «революционный» порядок и так далее.

Реальная власть — в руках таких, как Кавказец. Они ничего не обещают, с речами-докладами не выступают, в выборах на прямую не учавствуют. И все же командуют обществом. Через купленных депутатов и госбезопасников, замараных милиционеров и чиновников.

Все, путь выбран: Кавказец — Штырь — Пудель — генерал Иванчишин…

Офис торговой фирмы «Натали» занимал часть первого этажа жилого дома. Возле подъезда переминается с ноги на ногу скучающий парняга, руки — в карманах, взгляд настороженный, так и рыскает по фигурам прохожих.

Ничего особенного — в наш сумасбродный век с разборками и ограблениями, разнообразным рэкетом и изощренным шантажем без надежной охраны не обойтись. Вот и дежурят возле банков и офисов накачанные парни в униформе.

Этот не в пятнистой тужурке — кожаная куртка, мохеровый шарф. Но суть — все та же: охранник.

Гаревич не любил вступать в контакты, предпочитал подставлять других, в первую очередь своего талантливого помощника. Связь с убитым Пузаном — исключение, основанное на давнишнем знакомстве. Сегодня — исключение. Предстоит слишком доверительная беседа, с которой может справиться только резидент. Ибо разговор с Кавказцем — замаскированная мина, которую придется не разоружить, а направить взрыв в нужную для разведчика сторону.

— Кого нужно?

Охранник не выражает особой настороженности — нет причин. Да и какую опасность можно ожидать от мирного старичка? Пришел, небось, дедок пожаловаться боссу на обвес-обсчет, поплакаться на малую пенсию и одолевшие его болячки. А кому прикажете жаловаться, если не хозяину?

— Мне бы повидать главу фирмы, — плачущим голосом сообщил Гаревич. — Я — на минутку…

— Проходи, дед, — отодвинулся, освобождая проход, парень. — Босс — у себя, а вот примет тебя или не примет — сказать не могу…

То, что господин Годенко сидит в кабинете, Гаревич знает без охранника — он заявился в офис фирмы только после того, как помощник через своих агентов прощупал обстановку, подготовил путь резиденту.

Примет его Годенко, обязательно примет! Ибо на руках и в голове посетителя такие козыри, против которых не устоять ни Кавказцу, ни его дружанам…

В богато обставленном вестибюле — второй телохранитель. Этот — в униформе.

— К боссу, — уже другим, уверенным, тоном проскрипел Гаревич. — Меня ожидают.

Охранник возражать не стал — если деда пропустили в офис, почему он должен противодействовать? Тем более, что перед ним не хилый старикашка, согбенный годами и несчастьями, а вполне респектабельный господин, уверенный в своем праве пройти к генеральному директору.

— Простите, но у нас — правила… Оружие имеете?

Не спрашивая согласия, легонько охлопал карманы посетителя, прошелся ладонями по телу. Разрешающе махнул лапищей: проходи, дескать.

Следующий этап — приемная.

Длиноногая секретарша нерешительно повертела пухлым задком, покрутила на пальцах кольца. Видимо, до туалетных судорог боится хозяина. Вдруг выгонит, а по Москве сейчас таких, как она, полуоголенных фифочек, желающих пристроиться на денежные должности, предостаточно.

— Вы по какому вопросу? — сыто промурлыкала она, остро вглядываясь в морщинистое лицо старика. — У босса каждая минута на счету, каждая секунда — доллар.

— Доложи, голубушка: по важному делу… У тебя, как видно, тоже время немало стоит… Вот и прими на память зелененькую…

Приняв «на память» пятьдесят долларов, секретарша подобрела. Из кабинета, куда она бесстрашно скользнула без предварительного постукивания, послышался сочный смех преуспевающего бизнесмена и поощрительное девичье мяуканье.

Гаревич скучающе зевнул. Всюду то же самое, одно слово: рыночная экономика. Все продается и покупается. Без скидок на дурацкую честность, идиотскую нравственность и отошедшую в прошлое наивную скромность.

Из кабинета выбежала раскрасневшаяся секретарша в помятой кофтенке, с задранным подолом, который не успела оправить.

— Проходите, пожалуйста, вас ожидают, — выпалила она на одном дыхании, будто недолгое общение с боссом придало ей силы. — В вашем распоряжении ровно десять минут…

Это мы ещё поглядим-посмотрим, десять или двадцать, фыркнул про себя Гаревич. Придется поубавить генеральному директору торговой фирмы прыти, сделать его сговорчивей.

Кавказец сидел не за рабочим столом — в стороне, взгромоздившись на высокий мягкий табурет, доставленный из какого-то бара. Это место казалось хозяину намного престижней, нежели старомодное — в кресле.

— Ну, выкладывая, старый доходяга, свои грехи. Обманули тебя в моем магазине, что ли?

Не отвечая, Гаревич прошел к столу, погрузил свое далеко не старческое тело в заскрипевшее под его тяжестью кресло. Приглашающе мотнул лысой головой на стул.

Кавказец с изумлением взирал на наглые маневры странного посетителя.

— Гляди, дед, как бы по заднице не получить. Вызову охранника — влепит.

— Садись ближе, Годенко, побазарим.

Услышав знакомый жаргон, Кавказец откинул назад голову, с интересом оглядел старика.

— Да ты ещё и приблатненный, древняя развалина. Ну и ну, времячко пошло аховое: девки мужиков сами тянут в постель, деды болтают по фене, — он вздохнул, выражая этим вздохом то ли осуждение, то ли одобрение, пересел на указанное Гаревичем место. — Слушаю. О чем базар?

Резидент заговорил. Сухо и внятно, расставляя жесткие, отрывистые акценты на особо важных словах. Так разговаривают начальники с подчиненными, хозяева с провинившимися работниками.

— Не будем терять дорогое время. Взаимные представления ничего не добавят и не отнимут. Я отлично знаю кто ты есть на самом деле.

Он извлек из бокового кармана стопку фотокарточек — результат многотрудной деятельности талантливого помощника — ловко разбросал их по столу перед изумленным хозяином кабинета. Так ловко, что снимки легли веером, вплотную друг к другу, в определенном порядке, заранее продуманном и не раз отрепетированном. В стороне — копии расписок и подписок.

Не прикасаясь к фото и бумагам руками — привычка, свойственная опытным преступникам: не оставлять «пальчики» — Годенко бегло просмотрел пред»явленные «обвинения». Потом, не торопясь, обследовал каждый снимок.

Восхищенно почмокал.

— Знатно поработали, ничего не скажешь… Ты — мент?

Глаза с»узились, превратившись в два острозаточенных клинка.

— Нет, не мент… Кто я такой и кого представляю, тебе знать не положено. В данном случае, расклад такой: выполнишь работу — получишь филки. Обычная сделка: товар — деньги…

— А если наоборот: деньги-товар?

— Не получится, — сожалеюще вздохнул посетитель. — Вашу натуру знаю — на Пузане опробовал: зашибить деньгу, ничего не отдав взамен. Аванс, конечно, получишь, без него любой договор — пшик, — забавно прошипел Гаревич, сложив губы трубочкой. — Учитывая бандитскую натуру — тридцать процентов.

— Жадюги вы все, — скорчил недовольную гримасу бандит. — Так и норовите обмануть трудящихся… Что за работа?

Гаревич задумался. Нет, он не намеревался отступать от принятого решения, сомнения — другого порядка. Приходится приоткрыться, а разведчику посвящать в задуманную акцию третее лицо — припахивает опасностью. Ведь как бы он не таился, какие бы не строил защитные барьеры, Кавказец все поймет и потребует, кроме платы за «работу», участие в её результатах.

— Задание — проще не придумаешь, — открыл, наконец, резидент безволосые веки. — Значительно легче, чем ощупывать под подолом фуфеля секретарши.

Годенко самодовольно фыркнул и пригладил кучерявую черную прическу. Глаза замаслились. Дескать, я такой, все мне подвластно.

— Возьмешь одного мужика, доставишь на свою хату. Я там задам ему несколько вопросов. Будет отпираться — поможешь ему размякнуть. Все дела.

— Кто этот мужик?

На стол легла ещё одна фотография. Штыря. По прежнему, не прикасаясь к ней, Кавказец обследовал дубоватую физиономию будущего «клиента».

— После базара — замочить? Предупреждаю: стоит дороже…

— Никаких мокрых дел. Наоборот, ежели беседа пройдет, как надо, станешь беречь и обслуживать… Договорились? — Кавказец кивнул. — Тогда я пошел…

— Как это пошел, старый хитрован? Аванец?

Гаревич вытащил бумажник, слюнявя холенные пальцы, отсчитал две тысячи долларов.

— Остальные четыре куска получишь после моего базара с мужиком… И вот что посоветую на прощанье: не вздумай следить за мной либо, Боже избавь, подсылать шестерок — тебе станет дороже!

Если бы Кавказец обладал способностью краснеть, его лицо сейчас напомнило бы цвет красного знамени. Ибо в голове блуждали отгаданное проницательным стариком намерение поглядеть, что осталось в стариковском бумажнике. Если же старый пройдоха вздумает выступать — охранники тихо спровадят его в ближайший морг. В виде неопознанного трупа с расквашенной до неузнаваемости физиономией.

— Обижаете, господин…

Штырь рано утром возвращался из заведения госпожи Ведьминой в самом благожелательном настроении. Даже не отпустил обычного пинка чумазому попрошайке, демонстрирующему картонку с коряво написанными словами: «Мама умерла, подайте на хлеб».

Посещал Штырь заведение «для состоятельных мужчин с сауной и бассейном» один раз в полмесяца. Опытные телки освобождали клиента от накопившейся энергии, излишних сомнений, заодно, от накопленных денег.

Приятно и удобно. Что же касается облегченного бумажника, то его содержимое пополняется с такой скоростью, что близко время, когда Штырь получит возможность общаться с проститутками не два раза в месяц, а через день.

Пудель не жадничал, отваливал за чепуховые услуги солидные бабки.

Спуститься в метро не получилось — дорогу перекрыли трое парней. Сзади подошли ещё двое.

— Не торопись, фрайер, базар имеется.

Штырь огляделся. Блокировали его профессионально, не уйти.

Конкуренты? Не похоже, с некоторых пор бизнесом он не занимается, если не считать выполнение поручений босса. Но они, эти поручения, никому на мозоль не давят.

Сыскари? Нет, у ментов — другие ухватки: браслеты на лапы, палкой по почкам. К тому же, Штырь уверен — нигде он не засветился.

— Коли есть такое желание, отойдем, побазарим, — миролюбиво предложил пуделевский агент. — Только недолго — тороплюсь…

— Недолго не получится — садись в тачку. Базар состоится на одной хате. Не штормуй, падло, все одно поедешь.

Пришлось подчиниться. Повадки коллег Штырь знал, сам не раз принимал участие в подобных операциях. Забузотеришь — пустят под молотки, а то и заработаешь пику под ребро.

Обошлось без битья. Похищенного усадили в машину.Как водится, заклеили глаза и рот. Тачка — так себе, родной «жигуль», но сейчас он думал не о престижных машинах и не о ведьминых шлюхах. Терялся в догадках — кому понадобилось похищать скромного служащего затрапезной фирмы?

Ехали минут сорок, все время — повороты и развороты.

Освободили его от дурно пахнущей ленты в какой-то скромно обставленной комнатенке, зато накрепко притянули руки и ноги к стулу с подлокотниками. Штырь просидел в неудобном положении минут десять. Не переставая мучительно думать над причинами странного похищения. Никак не мог отыскать наиболее убедительную. По его мнению, вообще не было никаких причин.

Когда в полутемной комнате с наглухо задраенными окнами и едва тлеющим ночником появилось двое мужчин, Штырь поглядел на них с некоторым облегчением. Главное — от него что-то явно требуется, в противном случае давно бы лежал в подмосковном лесу или на дне реки. А если есть в нем потребность — готов расколоться, вывернуться наизнанку, открыть все, что известно и неизвестно. Ибо любая тайна и любая ложь — мизерная цена за жизнь.

Оба мужика — в масках. Один — пожилой, можно даже сказать: старик. Другой помоложе.

Штырь встретил «гостей» угодливой улыбкой, которая так не соответствует угреватому лицу с нависшим над глазными впадинами лбом, толстыми, негритянскими губами, мясистым, свороченным на бок носом, что кажется приклеенной неким неумелым гримером.

Тот, кто помоложе, умелся на стул в углу комнаты, демонстративно отвернулся. Старик подошел к Штырю, наклонился к его лицу.

— Ответишь на мои вопросы — останешься жив. Промолчишь или обманешь — вынесут вперед ногами… Понял?

— Я…что… что знаю — скажу, — забормотал насмерть перепуганный бандит, ощутив в брюках неожиданную мокроту. — Спрашивай…

Гаревич наклонился ещё ближе.

— Где укрылся Пудель?

Ну, это не страшно, подумал Штырь и страх растворился в радости. С этим-то он справится, только нужно изобразить колебания, набить себе цену.

— Это самое… точно не знаю… осторожен он, таится…

— Где таится… Вот что, дружан, не советую мутить воду, может плохо для тебя кончиться… Говори!

Молодой иужик лениво поднялся, потянулся.

— Может быть, помочь? — лениво спросил он. — Позову Крючка — специалист он по развязыванию узлов на языке…

— Не знаю… падло буду, не знаю… век свободы не видать, — привычно забормотал Штырь, бросая испытующие взгляды то на одного, то на другого: верят либо сомневаются? — Чтоб мне к сыскарям попасть… не знаю…

Кавказец все так же лениво пошел к дверям. Вызовет палача — поздно будет признаваться…

— Кажись, в Сибири прячется…

— Где именно? Как он с тобой связывается? Как ты пересылаешь ему малявы? Кто их тебе передает? — шипел Гаревич, в прорезях маски глаза горели сатанинский огнем, сухие старческие руки ухватили уши Штыря, оттянули голову назад. — Говори, нечисть!

— Ко мне приходит… его шестерка. Завирюха, — страх возвратился и начал терзать голову, желудок, уже опорожненный мочевой пузырь. — Я передаю ему… эти самые…малявы… узнаю, что ещё нужно…

— Откуда берешь малявы?

— Клоп передает? Приносит по вечерам считай каждую неделю…

— Когда приходит?

К Штырю снова пришел покой. О недавнем приступе страха напоминали мокрые штаны, в которых впору ловить рыбу.

— Заранее… это самое… не сообчают.

Кавказец сделал ещё один шаг по направлению к дверям, но Гаревич остановил его. Опыт разведчика подсказывал: сейчас Штырь говорит правду, прижмет его тот же Крючок — станет выдумывать, фантазировать, подгоняемый болью и ужасом.

Резидент отпустил покрасневшие уши узника, присел на стул рядом с ним.

— Выслушай меня внимательно, повторяться не люблю. Дам тебе номерок телефона, — написал он на клочке бумаги телефон офиса Кавказца. — Появится пуделевская шестерка — позвонишь и скажешь… Предположим: груз прибыл.

Штырь внимательно слушал, поддакивал, понимающе кивал.

— Обязательно позвоню… Все понял, переспрашивать не стану. Век не видать свободы, сделаю…

— И учти: продашь — пожалеешь… Нет, не то — просто не успеешь пожалеть. На коленях будешь выпрашивать скорую смерть, а она, ох, какой медленной станет…

— Не про…дам, — выдавил Штырь. — Все сде…лаю…

— Узнаешь о захоронке Пуделя — сообщишь по тому же телефону: груз отправлен… А теперь — гуляй, жена, небось, заждалась мужа…

— И не забудь сменить штаны, — рассмеялся Кавказец_ — Несет от тебя, паря, как из деревенского сральника…

Казалось бы, подскочить Штырю, сбросить развязанные веревки и — дай Бог ноги. Но он не торопился покидать «пытошное» помещение — изо всех сил старался показать свою полезность новому хозяину.

— Фрайер, который передает малявы для Пуделя, боится… Говорит: засветили, пасут… Ну, я… это самое… проверил… За фрайером топчется старикашка-журналист. Отставник…это самое… дерьмовый.

Гаревич насторожился. Новости сыпятся, будто камнепад в горах, оставляя синяки и шишки. Связь институтского информатора с Пуделем — единственная нить, по которой можно добраться до генерала-ученого, порвется она — все пропало. А ему ведь отпущено всего-навсего два месяца…

— Замочить старикашку? — заметив озабоченность работодателя, спросил Кавказец. — Возьму по Божески, недорого… Был у меня по этой части специалист — убрал… Теперь новый стажируется, но — не та сноровка… Однако, деда замочит, невелика наука.

Только и не хватает ему обкладывать «нить» трупами! Лучшего способа для того, чтобы навести сыскарей и госбезопасников на линию связи похитителя с институтом трудно придумать.

— Ни замачиваний, ни стирок! — приказал Гаревич таким жестким тоном, что у прислушивающегося к беседе Штыря засвербило в ушах. — Будешь делать только то, что скажу!

После того, как подручные Кавказца выпроводили ожившего пуделевца, Гаревич раздраженно стянул с головы осточертевшую маску-колпак. Кавказец последовал его примеру. Резидент расплатился сполна, даже накинул за оперативность и умение солидный премиальный процент…