Улица, спотыкаясь возле в»ездов в частные гаражи и калитки, карабкалась в гору. На лавочках возле домов сидели в тени старики и старухи, играли дети. Шатаясь, добирался до родного жилья перебравший парень. Из окна небольшого домика на всю улицу орал магнитофон.

Все обыденно и привычно — слепок с других городов и поселков.

У меня в голове «спотыкались» растерянные мысли. Все принятые для дальнейшей разработки версии как бы устоялись, перестали будоражить сознание. Обычная работа. Ранее немало пришлось мне расследовать и простые, и сложные дела, ошибаться и исправлять ошибки. Ушибы от столкновения с ними долго болели, вызывая раздражение и злость.

Но такого запутанного преступления, как убийство Крымова, встречать не доводилось. Прежде всего, по множеству «действующих лиц» и по «стыковке», казалось бы, разных по направленности событий. К примеру, отравление в поезде и налет терористов на мирную больничку в поселке. Есть ли связь между этими событиями или она нафантазирована мной и Ваютиным?

Каждый день приносит новости. И ободряющие, подталкивающие нас к дополнительному изучению то одной, то другой версии. И неожиданные, отвергающие, казалось бы, железобетонные предположения. И такие, которые сводят только-что начатое исследование добытых фактов практически к нулю.

Теперь появился некий Тиберидзе, разведенный муж проводницы поезда, заподозренной в причастности к отравлению. Сам он — не менее подозрительная личность. Возможно, связан с бандой, напавшей на больницу. Не исключено — активный участник этой банды.

Если принять за аксиому причастность бывшей жены Вахтанга к отравлению бизнесмена, то разоблачение Тиберидзе — конец ниточки, за которую обязательно следует потянуть. Ибо на её противоположном конце может оказаться разгадка многих непонятных событий…

Витюня шел рядом со мной, задумчиво насвистывая какую-то лихо закрученную мелодию. Я знаю его как самого себя, даже лучше чем себя, ибо в своих привычках разобраться намного сложней, нежели в чужих. Посвистывание — верный признак неприятных мыслей, одолевающих пятигорского пинкертона.

Что перемалывается за нахмуренным, перерезанным глубокой морщиной лбом Витюни? Варианты предстоящей беседы с проводницей или пути поисков исчезнувшего бывшего её мужа? Может быть, там зарождается новая версия?

— О чем задумался? — не выдержал я напряжения, исходящего от спутника. — Какие мысли прогуливаются в пустой башке?

Ехидина пропущена мимо ушей. Очередная странность. Витюня терпеть не может быть безответной мишенью, как правило, отвечает тем же. А тут — молчок.

— И долго ты собираешься хранить многозначительное молчание? — наступал я. — Будь другом, поделись…

Долго упрямиться — не в ваютинском характере. Тем более, долго молчать.

— Ладно, слушай, — без привычной улыбочки согасился он. — Вчера в Минводах совершенно дерзкое ограбление магазина. Сторожу пред»явили служебное удостоверение сотрудника уголовного розыска… Ракова.

От неожиданности я онемел. Пойди докажи, что ты в это время балдел в кислородной ванне либо грел мощи под лучами искусственного солнышка.

— И ты… поверил?

В ответ — презрительный взгляд, сдобренный такой же полуулыбкой.

— Поверил в то, что имею дело с глупцом, — проворчал Витюня. — Правда, начальство порекомендовало повнимательней присмотреться к отпускнику, запросить данные на него с места службы.

— Запросил?

— Я и без запросов и допросов знаю, с кем имею дело… Короче, перестань становиться на дыбы! Включи извилины! Пред»явление твоего удостоверения — алогично. Сторожа могли легко прихлопнуть, оглушить, связать, убить. Для чего понадобилось совать ему под нос документы? Уверен — замарать тебя, заставить угрозыск запутаться…

— Но это же наивно!

— Согласен, наивно. Но такая наивность в руках преступников тоже — оружие. Причем — опасное. Заставить нас задуматься, всполошиться, копаться в твоем прошлом и настоящем. Хотя бы на короткий промежуток времени забыть о расследовании совершенного в Майском преступлении. Разве этого мало?

— И что же вы собираетесь предпринять?

Вопрос — на дурачка. Я и без пояснений Ваютина знаю, что в подобных случаях делают сыщики. Ппежде всего, ускоряют разработку принятых версий. Одновременно — усиленный розыск преступника, который воспользовался похищенными документами.

Необычное ограбление магазина имеет свои положительные качества — укрепляет шаткую связь между отравлением бизнесмена и нападением на майскую больницу. Ибо подставленный Раков не только друг убитого, но и сыщик, расследующий совершенное убийство.

Кто знает о моих намерениях?

В первую очередь, Ленка. Она отлично осведомлена о профессии и месте работы бывшего любовника. К тому же, знает мой характер. Но у ней, по моему, нет достаточных причин мешать следствию…

Догадываться о моих намерениях может и Ларин. Не зря же он рядом с административным корпусом так настойчиво расспрашивал Крымову о событиях в Майском.

Есть вопросы, ответить на которые просто невозможно. За последние несколько суток они одолели меня. Пытался отыскать ответы на процедурах и в столовой, во время прогулок и посещений павильонов минеральной воды, во сне и на яву.

Вот и сейчас, шагая рядом с другом, перебираю их, будто католик четки.

— Далеко еще? — осведомился я, вытирая ладонью со лба обильный пот. — Говорил — два квартала от трамвайной остановки, а мы, по моему, все четыре отмахали.

— Это тебе показалось — четыре, на самом деле — полтора… Дойдем до угла, повернем направо и — у цели… Отдохнуть не хочешь?

Еще бы не хотеть!

К вечеру жара немного схлынула, зато навалилась адская духота. Старожилы говорят, что не упомнят в прошлом такую погоду. Обычно, после обеда наступало облегчение — с гор тянул освежающий ветерок. Из домов на бульвары или на выставленные у калиток лавочки выползли бабушки и дедушки, молодежь осваивала сады и парки.

Короче, наступала благодать.

В это лето все переменилось…

Присели мы с Ваютиным на огромный камень возле кокетливо выпиленной и ярко раскрашенной калитки. Помолчали. Возвращаться к теме похищенного удостоверения не хотелось — она, можно считать, отработана.

— Знаешь что, Витюня, давай испробуем вариант прямоты — спросим проводницу об её исчезнувшем бывшем муже. Дескать, проводим расследования возможного его похищения или даже убийства. Вот и заглянули за информацией.

— Крепко сшито, — одобрил мою идею Ваютин. — Какая она — трепливая или молчунья?

— А я откуда знаю?… Билеты, пожалуйста, попейте чайку — вот и все общение. Больше сидела в своем закутке. Один раз ходила с милиционером, когда тот проверял у пассажиров документы…

— Милиционер? Один? — так и подскочил Ваютин. — Может ощибаешься?

— Как же я могу ошибиться, если догнал его в соседнем вагоне, пред»явил удостоверение и разговаривал…

Витюня одарил меня очередной сожалеющей улыбочкой. Будто воткнул иголку. Я сразу прозрел. Господи, во что превратился опытный сыщик! Ведь подозрительная проверка паспортов одним сотрудником милиции должна была меня насторожить. Вместо этого — развесил уши и мурлыкал сытым котом, которого погладили по жирной спинке.

— Чувствую — дошло, — удовлетворенно прокомментировал идиотское выражение на моем лице, Витюня. — Значит, какие-то проблески умишка сохранились.

Я покаянно молчал. Да и как не каяться в непростительной даже ддя стажера оплошности. В Подмосковье милиционеры в наше смутное время ходят только парами, а то и втроем. А уж на Кавказе, охваченном волнениями и чеченской войной, — тем более.

Появились смутный, размытый силуэт ещё одной версии.

— Ладно, переморгали, — смилостивился строгий критик. — Возьмем на вооружение. Завтра же запрошу о проверке в твоем поезде…

— И поспрашиваем о странном милиционере проводницу, — охотно подхватил я, радуясь отсутствию «иголок». — Может быть, припомнит… Если, конечно, пожелает…

— Годится, — снова одобрил Витюня. Словно смазал лечебной мазью царапины от его «иголок». — Отдохнул? Тогда не будем терять времячко…

Мы двинулись к перекрестку. Высохший за время короткого отдыха пот, снова «заработал» в полную силу, обильно смачивая лоб, стекая ручьями по телу и застилая глаза.

Неожиданно из-за угла, ковыляя по разбросанным на дороге камням, выползло «такси». В салоне, рядом с водителем, восседает… Ларин. В белой безрукавке, чисто выбрит. Заметил меня и сделал вид — не узнал. Даже отвернулся, скотина.

Я остановился. Внутри ожил надоедливый червячок и принялся толкать хозяина мокрым носом.

— Что случилось? — забеспокоился Ваютин. — Очнись, Славка… Что с тобой?

— Ларин, — выдавил я с трудом. — В машине — Ларин…

— Быстро, побежали!

Заковылял Ваютин не за машиной — к видневшемуся вдали приземистому серенькому домишке с роскошным цветником перед фасадом. Я — за ним. За полчаса осилили остающиеся полквартала.

Возле калитки — заплаканная девчушка лет тринадцати.

— Дом Тиберидзе? — одолев одышку, с ходу включился Ваютин.

— Да…

— Ты — дочь Надежды Семеновны?

Повторить «да» не хватило сил, девочка ограничилась кивком. И — заплакала.

— Где мать? В доме?

— Увезли… Скорая помощь…

— Когда?

Этот вопрос можно не задавать — за угол заворачивала машина «скорой помощи».

Я обессиленно опустился на скамейку рядом с дочерью проводницы. Ваютин устроился с другой стороны. Кажется, его охватило такое же волнение… Неужели, новое убийство?

— Успокойся, — Витюня достал из кармана носовой платок, вытер слезы, текущие из глаз ребенка. — Нам нужно с тобой поговорить…

Постепенно девочка пришла в себя, перестала плакать и стала отвечать на наши вопросы. Едва слышно, неуверенно.

Оказалось, что во время недолгого разговора с приехавшим «дядей» мать почувствовала себя плохо. По счастливой случайности к соседу-пенсионеру приехала «скорая». Она и увезла женщину в больницу.

— Ты не слышала о чем дядя говорил с матерью?

— Нет… сидела на улице…

Остальное мы с Ваютиным додумали сами.