Санаторий — странное полумедицинское учреждение. Непонятно, чем занимаются его временные обитатели: отдыхают или лечатся? К примеру, я приехал отдохнуть, забыться. А меня заставляют нырять в ненужную мне ванну с кислородной «начинкой», терять уйму времени для посещения врачей разных специальностей, сдачи дурацких анализов, имеющих значение разве для престарелых пенсионеров.

Так на что же я трачу драгоценный отпуск? Какой черт понес меня в санаторий, когда я мог с большей пользой потратить отпуск в примитивном Доме Отдыха?

Сначала санаторные дни тянулись, будто медлительные волы по украинскому шляху. Знакомство с окрестностями, прогулки по парку и по улицам незнакомого города, встречи с Витюней. Потом — началось непредсказуемое.

Доктор Мария Васильевна по молодости и неопытности почему-то решила, что её пациент смертельно болен. Задача лечащего врача принять все меры для его спасения.

Шесть раз меня заставили лежать рядом с кардиографом. В виде разных анализов «выкачали» минимум поллитра мочи. Восемь посещений лаборатории стоили мне немало отсосанной миловидными девчушками крови. Плюс меня прогнали сквозь строй врачей-специалистов, под дверьми кабинетов которых маялись десятки таких же ни в чем неповинных бедолаг…

Со временем пребывание в Пятигорске перестало радовать новыми открытиями, переросло в повседневность.

Одолела скука.

Заниматься легковесным сексом с дамами, подобными ленкиной простушки, не хотелось. По натуре я — чистоплюй, не выношу ничего грязного, начиная от белья и кончая половыми отношениями.

Глушить скуку водкой — тем более противно.

Короче говоря, не знаю, как я вытерпел бы пребывание в санатории, если бы не затеянное расследование. Оно целиком поглотило меня, заставляла забывать о скуке, переносить всевозможные процедуры и врачебные осмотры.

Вдобавок ко всему меня допекали воспоминания о прежних встречах с ангелочком без крылышек. Когда она ещё не носила новой своей фамилии — Крымова, а была просто Ленкой.

Оказывается, при всем несовершенстве человеческая память сохраняет многие «картинки» прожитого. По ночам я будто просматриваю увлекательные кадры, в которых — жаркие об»ятия, сладкие поцелуи и многое другое, не подлежащее разглашению. Просыпаюсь в поту с больной головой и, чертыхаясь, глотаю снотворное.

Скорей всего поэтому необходимость откровенной беседы с вдовой обрадовала меня. Ибо эта необходимость — чисто деловая, не замешана на сексе и прочих нежностях. Значит, мне не в чем себя упрекнуть.

Со дня гибели Крымова минуло две недели. Срок вполне достаточный, чтобы Крымова смирилась с потерей мужа. Тем более, что особого горя в поведении вдовы я и раньше не замечал. Ни в санатории, ни тогда — в Майском. Ленка даже пооткровенничала, сознавшись в отсутствии любви к мужу.

Не взирая на игривые мысли, я чист и по отношению к памяти друга и — к самому себе.

Навещать Ленку в её комнате не было желания. Не потому, что боюсь не справиться с мужскими «эмоциями» — возненавидел её соседку. Впрочем, ненависти, как таковой не испытывал — появилось чувство брезгливости.

Вообще-то, какое мне дело до того, с кем простушка испытывает прочность санаторных кроватей или под кем подминает траву в нашем парке. И все же при виде ярко намалеванного рта и излишне подвижных бедер Людмилы к горлу подкатывала тошнота.

Поэтому пришлось подстеречь Крымову в лечебном корпусе.

Я решился на полную откровенность. Нередко она значительно выгодней самого искусного маневрирования. Тем более, что после получения телефонограммы из Козырьково подозрение в причастности женщины к убийству Веньки резко пошло на убыль.

Устроился я на диванчике напротив строя ванных кабин. Сидел и размышлял.

Конечно, разработку проводницы прекращать нельзя. Инфаркт — не доказательство отсутствия вины. Беда, никто не спорит, можно посочувствовать, при необходимости помочь, но не оправдать.

Ларин — подозрителен по всем статьям. Слишком много разночтений в поведении и высказываниях. Неизвестно о чем он разговаривал с Надеждой Семеновной, после чего она попала в больницу. Откуда блондин знает Крымову, где они познакомились до встречи в поезде?

И почему, наконец, меня не оставаляет ощущение, что я когда-то раньше тоже видел блондина. Встречаться вплотную, так, чтобы запомнить характерные жесты, абрис фигуры, я мог только с подследственными и свидетелями. Среди знакомых человека, похожего на Ларина, по моему, не было.

Вторая версия — наиболее убедительная.

Крымова… Леночка… Болевая точка, которую безуспешно пытаюсь подавить… терапевтическим лечением. О необходимости применения хирургии страшно подумать.

Версия шаткая, держится на чисто психологических опорах. Ни одного весомого факта. Что имеется? Опрокинула бутылку с холодным чаем, предположительно отравленным? А вдруг действительно — случайность? Равнодушно восприняла смерть мужа? Но равнодушие может быть и показным, исходящим от нежелания выслушивать соболезнования.

Короче, мелочь, ни о чем не говорящая и ничего не подтверждающая.

Кстати, не помешает озадачить Витюню проверить по своим каналам наличие на бутылке из-под нарзана «пальчиков». Я «записал» в памяти очередное задание.

Во время. На дальнейшее раздумье времени не осталось.

Из ближайшей кабинки вышла Ленка. Распаренная, взлохмаченная, на ходу вытирая мокрые волосы. Натолкнувшись жадным взглядом на полуоткрытую грудь я невольно потупился.

— Славик? Сто лет тебя не видела, — я почувствовал, как глупейшая улыбка расползлась по лицу. — Как тебе не стыдно — не навестишь, не узнаешь, чем занимаюсь, как себя чувствую.

— По моему, тебе с Людмилой не скучно, — пробормотал я, ощутив в этом своем бормотании нотки ревности. — Мерзкая дамочка…

— Почему? — удивилась женщина. — Обычная бабенка, которая один раз в году отрывается от детей, кухни, постирушек — раскрепощается… Наверно, ты имеешь в виду её отношения с мужиками, да? — я промолчал, пусть думает, что хочет. — Так это понятное стремление расслабиться, полечить нервную систему. А чем ещё прикажешь заниматься во время отдыха? Читать газеты, смотреть по телеку кровавые ужасы?… Ты, к примеру, занялся розыском убийцы Крымова. Тоже — своеобразная разминка…

Лена сама приблизила желаемые откровения.

Мимо нас промаршировала полная дама в спортивном костюме. Вызывающе топорщится высокая грудь, в такт движениям играют округлые бедра. Окинула нас с Ленкой понимающим взглядом, завистливо усмехнулась.

— Ничего себе — разминка! — притворно ужаснулся я. — Последние силы выкачивает.

— Вот-вот… Неужели тебе не надоело заниматься расследованиями в Козырьково? Отдохнул бы, пофлиртовал с дамами… Видел, какая прошла мимо нас курочка?

— Не видел — ослеп от ужаса!

— От ужаса?

— Именно. Представил себе «курочку» одежды… в натуральном виде. Без одежды.

Ленка понимающе повела плечиками. От этого движения декольте ещё больше увеличилась. Мне стало жарко, в горле появилась странная сушь.

— Санаторий окончательно тебя испортил. Хамишь, не отдавая себе отчета в том, что разговариваешь не с пропойцами в кабаке, а с приличной женщиной.

Выговор — по полной форме: с гневным румянцем на щеках, опущенными смущенными глазками. Можно подумать, что эта недотрога не лежала обнаженной со мной в постели, не осыпала меня ласками и не принимала таких же сверхгорячих ласк.

— Кстати, откуда ты взяла, что я занимаюсь поисками убийцы Веньки? Разве больше нечего делать несчастному больному человеку?

Ленка вызывающе усмехнулась… У тебя, сыщик, на лице написано, чем ты интересуешься… В данный момент — моей грудью и коленками… Можешь кому угодно вешать лапшу на уши, только не мне, ибо по возрасту я вдвое старше тебя и как женщина, и как человек, познавший оборотную сторону жизни.

Я отлично понял скрытый смысл ленкиной улыбочки. Особенно, в части её умопомрачительных грудей и коленок

По коридору продефилировал спортивного вида мужик. Одарил нас таким же, как грудастая дама, сожалеющим взглядом… Вот, дескать, идиоты нашлись. Вместо того, чтобы заниматься любовью в комнате со всеми удобствами, облизываются на людях, травмируя нервную систему окружающих…

— Здесь нам не дадут поговорить спокойно, — вызывающе бросила Ленка в лицо «спортсмену». — Почему-то все принимают нас за влюбленных. Вроде мужчина должен смотреть на подругу только с точки зрения секса…

— А ты против такого варианта?

— Прекрати! Не заставляй меня краснеть на виду у всех!

Мимо снова прошлась «курочка», вызывающе потрясла передо мной своими сомнительного качества прелестями.

— Нет, это становится просто возмуительным!… Знаещь что, Славмк, пошли ко мне, разопьем бутылку сухонького, поговорим.

— А твоя соседка?

— Отправилась с хахалем на экскурсию по Большому Кавказу. Возвратится к ужину.

У меня перехватило дыхание. Отлично понимал, что беседа в теремке неизбежно приведет нас с Ленкой в постель. Ведь мы — живые люди, а не тряпичные куклы.

Возвращение к старым отношениям страшило меня не меньше, чем отказ от них. Потому-что Крымова все ещё была под подозрением, близость с ней казалась мне преступной. Но отказаться не было сил…

Мы медленно пошли по тенистой аллее по направлению к своему корпусу.

Жара постепенно набирала градусы, легкий ветерок обжигал мое и без того разгоряченное лицо. В этот час парк пустовал. Отдыхающие либо принимали процедуры, либо прятались в своих комнатах.

— Скажи, Лена, ты уже свыклась со смертью Веньки?

Вопрос безжалостный, до предела болезненный, но он — своеобразная ступенька, ведущая к другим, заранее продуманным вопросам.

Женщина испытующе посмотрела мне в глаза. Так пристально, что у меня сердце забило тревогу.

— Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я вынужден затронуть незаживающую рану… Если она ещё не зажила. А мне не хочется лишний раз причинять тебе боль.

— Давай, Славка, без хитрых маневров. Переходи сразу к главному… Я тебе уже как-то говорила, что брак с Крымовым — самая серьезная ошибка в трудной моей жизни… Этим сказано все.

Слева от входа в корпус утоплена в разросшийся кустарник лавочка. Раньше она стояла на аллее, но преприимчивые влюбленные передвинули её подальше от бесстыжих фонарей и таких же бессовестных взглядов. Мы присели.

— Почему ты оставила меня и ушла к Крымову?

Вопрос, конечно, не главный, его вполне можно не задавать, но он вырвался сгустком непроходящей обиды и недоумения.

— Надеюсь, ты не поверил в неожиданно вспыхнувшую страстную любовь к Вене?

— Нет, об этом я даже не думал…

— Правильно… Если говорить абсолютно честно… Но как же трудно быть честной по отношению к самой себе…

— Если трудно — не говори… Я сам скажу… Позарилась на богатство?

Лена опустила голову. Кажется, только сейчас она осознала мерзость своего поступка. Но чем и как оправдаться? И кому нужны малоубедительные оправдания запутавшейся женщины.

И все же она разговорилась.

Нищенское детство, беспроветная юность, первая любовь, протяжением в одну сумасшедшую ночь, ни профессии, ни образования… И вдруг на этом фоне — крымовский особняк, набитый дорогими вещами, два «мерседеса» в гараже, прислуга, телохранители.

У какой женщины не дрогнет сердечко? И цена всему этому смехотворно мала — сделаться супругой некрасивого, потрепанного любовными похождениями бизнесмена. Девушка с радостью «уплатила» эту цену…

— Жалеешь? — тихо спросил я.

— Да, жалею… Ты ещё о чем-то хотел спросить? — заторопилась вдова, будто испугалсь слишком уж быстрого сближения. — Спрашивай…

Ожидаемое любовное признание повисло в воздухе. Будто зеленый лист, опаленный солнечным жаром.

— Скажи, перед празднованием Венькиного юбилея ничего не произошло? — Лена непонимающе наморщила лобик. — Я имею в виду странные телефонные звонки, необычное беспокойство Крымова, непонятные посетители…

Лена задумалась.Тонкие пальчики перебирали ворот блузки.

— Вроде, ничего из ряда вон выходящего. Правда, Веню что-то угнетало, но в таком состоянии он был постоянно. Говорил с кем-то по телефону и вдруг выматерился. Обычно матерщины не призна вал, а тут — открытым текстом, без помарок и исправлений.

Я слушал, затаив дыхание, стараясь не спугнуть неловким словом или жестом ленкины откровения. Ведь она фактически «рисовала» предсмертный портрет бизнесмена, который о многом может поведать нам с Витюней.

— Дверь открывал телохранитель… Потом, перед самым юбилеем появились ещё двое… Перед юбилеем Крымов посадил в прихожую третьего парня… Потом — неожиданное решение поехать в санаторий. Ведь Венька не признавал ни поликлиник, ни больниц… И вдруг… Он в последнее время чего-то боялся…

Подумаешь, новость! В России сейчас все боятся, особенно, те, кто сидит на мешках с деньгами. Их отстреливают, как глупых куропаток.

Невольно вспомнилось в каком порядке шли Крымовы к вагону. Впереди — супруги, по бокам — два настороженных телохранителя, позади — ещё один с чемоданами.

Забавная картинка!

— Припомни, Венька ничего не говорил о том, что его преследуют, что он опасается покушения?

— Ты знаешь не хуже меня, что, несмотря на кажущуюся открытость, Крымов был на редкость замкнут… Но перед самым выездом на вокзал вдруг приоткрылся…

Я так и впился ожидающим взглядом в ленкины губы. То, что она сейчас скажет, может вознести версию о конкурентах над всеми остальными.

— Как приоткрылся?… Ради Бога, постарайся вспомнить — слово в слово.

— А мне и вспоминать нет необходимости — та фраза застряла в сознании больнючей занозой… «Лучше в санаторий, чем на тот свет». Тогда я не придала значение — мало ли что Крымов имел в виду. Возможно, болезнь, от которой решил избавиться в Пятигорске… Только сейчас до меня дошло…

До обеда осталось два с половиной часа. После посещения столовой мы разойдемся по своим комнатам. Я — к Ларину, Лена — ожидать драгоценную простушку. И наверняка перебирать в памяти каждое мое слово. Удастся ли раскрыть ангелолочка ещё раз или она ограничится уже сказанным?

— Ты хотела побаловать меня сухим вином? — напомнил я, думая вовсе не о вине. — Раздумала?

Лена наклонила голову, исподлобья бросила на меня лукавый взгляд.

— Нет, не раздумала… Пошли?

Все получилось так, как я предвидел. Не успели мы зайти в «девичий терем» и повернуть ключ в звмке — Ленка прильнула ко мне всем телом. Откинула голову и шептала: Славик, Славочка, люблю… люблю…

Я, конечно, не устоял…