1
Обычно успехи — одиночными выстрелами, неприятности — очередями. Я сполна оценил справедливость этого закона на себе.
К удачам относится знакомство с Ольгой.
Правда, принцесса вот уже больше месяца держит меня на безопасном для ее девичьей чести расстоянии. Охотно прогуливается в сопки, сопровождает не рыбалки, посещает вагон-клуб. Разговоры — о прочитанной книге, цветочках, солнечном затмении. Попытаешься взять под руку — чуть ли не истерика. Ты меня оскорбляешь, я не девица легкого поведения, с которыми тебе, видимо, приходилось общаться! Что касается объятий и поцелуев — Боже сохрани! — выскальзывает, будто намыленная.
Ни у одной женщины мне не приходилось ранее видеть подобного обилия слез. По-моему, по сравнению с плачущей Ольгой Ниагара — скромный пересыхающий ручеек. Светка тоже страдает этим недостатком, но не в такой степени.
Что меня приковало к слезливой красавице? Красота, изящная фигурка, волнистые волосы, блестящие глаза? Или — манера общаться, вести задушевную беседу?
Когда-нибудь отыщется ответ на нелегкий этот вопрос, сейчас его нет.
И все-таки знакомство с принцессой — явная удача.
Неприятностей же — уйма.
Прежде всего, нагрянула в Болтево Светка. Как она умудрилась отыскать новое место службы коварного возлюбленного — неизвестно. По запаху, что ли?
Позже узнал — нет, не по запаху.
После долгих размышлений учительница пришла к выводу: я ее просто обманул, сбежал к другой женщине, вместе с которой, небось, сейчас смеюсь над ней. Этого так оставлять нельзя. Она обязана все проверить, убедиться в обмане, а уж потом… Что она сделает потом, Светка не знала.
План розыска сбежавшего офицера предельно ясен. Надо обратиться к командованию. Но куда конкретно? В Строительное управление округа?.. Нет, слишком опасно. Да и что она может там сказать? Штампа в паспорте о регистрации брака нет, каких-либо письменных обязательств Димка ей не оставил. Генерал, конечно, посочувствуют, ну, взгреет любовника за аморальное поведение. После этого о примирении нечего и думать..
И Светка решила поехать в Лосинку, в УНР.
Каким образом ей удалось пробиться к Анохину, одному Богу известно. Кругомарш не переваривал жалобщиков, особенно, женщин. Приходилось разбираться, допрашивать провинившихся офицеров, мирить стороны или гасить конфликты иными методами. Поэтому секретарша, неприступная особа с визгливым голосом и сильными, неженскими руками, получила твердое указание: женщин на прием ни при каких обстоятельствах не пускать.
— Вы по какому вопросу? — спросил Анохин появившуюся в кабинете Светку, в душе давая себе, твердое обещание устроить секретарше такую головомойку, которая надолго ей запомнится. — Мне некогда…
— Мне — тоже, — отпарировала учительница, сдерживая накопившиеся за время разлуки с неверным возлюбленным слезы. — Мне нужен старший лейтенант Васильков…
— Зачем? — Анохин от неожиданности привстал из-за стола. — Кем вы ему приходитесь? Сестрой? Не похоже. К тому же сестра старшего лейтенанта, насколько мне известно, живет далеко…
— Просто Васильков взял у меня взаймы большую сумму и до сих пор не вернул… Нет, не подумайте, я не жалуюсь на него. Старший лейтенант — честный человек. Наверно, занятость по службе помешала ему вернуть долг. Я обратилась в прорабство, которым он командовал, там мне сказали, что начальника перевели… Вот я и пришла к вам узнать новый его адрес…
— Это невозможно! Я не имею права сообщать вам сведения о дислокации воинской части, — твердо заявил подполковник, представив себе, какие неприятности его ожидают в Особом отделе. — Вы зря теряете время. Обещаю связаться со старшим лейтенантом и приказать ему возвратить взятые у вас деньги…
Светка растерялась. Предлагаемый вариант ее, конечно, не устраивал. Димка разозлится, и о возвращении его нечего будет и думать.
— Скажите хотя бы, в каком поселке мне его искать.
— Нет!
— В каком районе?
— Повторяю: мы с вами зря тратим дорогое время. Через десять минут начинается совещание, мне к нему еще нужно подготовиться…
Все мужчины любят прикрываться совещаниями. Это учительница усвоила с детства, когда отец, ссылаясь на «совещание», приходил домой заполночь…
Но выхода не было — подполковник не уступит. Видимо, он на самом деле не имеет права открывать новое место службы офицера… Ну что ж, не удается прямая атака, она использует обходный маневр.
Сержант, дежурный по управлению, дремал возле молчащего аппарата. Скучно. Обязанностей никаких, если не считать редких звонков по телефону с просьбами позвать плановика, снабженца или производственника. Как правило, на участках и прорабских пунктах предпочитают звонить прямо в кабинеты.
— У меня поручение начальника, — обратилась Светка к сержанту. — Он распорядился отыскать старшего лейтенанта Василькова и решить с ним вопрос…
Какой вопрос она должна решить, Светка придумать не успела. Для этого ей нужно как минимум знать строительные термины, в которых преподавательница русского языка и литературы не разбиралась совсем.
Но сержанту уточнение было ни к чему. Достаточно того, что просительница, молодая и симпатичная девушка, заговорила с ним.
— Я старшего лейтенанта сегодня здесь не встречал. Пойдемте по отделам, может быть, я отходил по вызову, поэтому и не видел.
Они прошли по коридору, заглядывая в комнаты. Василькова, конечно, нигде не было.
— Значит, он у себя в Болтево, — выдал «страшную» тайну сержант. — Или — в дороге, вот-вот появится. Посидите в моей комнате, подождите.
Светка наотрез отказалась. Главное достигнуто она узнала новое место службы беглеца… Болтево?.. Где это? Какая разница, поезд довезет…
Доехав до нужной станции, Светка сошла с поезда, дотащила до станции солидный чемодан. Дежурный снова дежурный! — указал ей дорогу к прирельсовому складу военных.
Я обомлел при виде учительницы. Она вошла в сторожку и бухнула тяжеленный чемодан на топчан. Заметьте, мой топчан, а не Сережкин!
В это время мы с капитаном сражались в шахматы.
— Здравствуй, милый, — сложила губки для невинного поцелуя Светка. — У меня отгулы…
Капитан непонимающе оглядел незнакомую девицу, будто оценивал сказанное по десятибалльной шкале землетрясения. Как женщина, учительница особого впечатления на любителя округлых форм не произвела. Он ехидно улыбнулся:
— Я — в роту. Там и заночую. Ужин пришлю на двоих…
Он выскочил за дверь, унося понимающий смешок. Светка даже не покраснела. Но это меня не удивило — подружка умеет показывать свою девичью скромность, но при необходимости и прятать ее.
Удивило другое. Джу обычно извещает о появлении посетителей ворчанием, редко — лаем, а сейчас молчал, будто его усыпили. Не ожидал от собаки подобного предательства.
Я поднялся, переставил Светкин чемодан с топчана на пол, присел к знаменитой тумбочке. Молчал, ожидая пояснения визита.
— Не рад?
Счастлив! Пустился бы в пляс, но в крохотной сторожке не развернуться!
— Почему ты предварительно не написала? Встретил бы па станции, помог донести чемодан. А то свалилась на голову нежданно-негаданно…
— Решила осчастливить тебя сюрпризом… С тех пор, как ты сбежал, ни одной ночи толком не спала — ожидала: возвратишься или хотя бы напишешь… Не дождалась. Вот и решила сама приехать… Ты не рад? — повторила девушка, вытирая выступившие слезы.
— Рад, — коротко ответил я, не вдаваясь в подробности. — Сейчас сбегаю к нашему кладовщику, устрою тебя ночевать…
— А мне и здесь хорошо, — вызывающе тряхнула гривой волос Светка. Повесила на гвоздь пальто, пристроила рядом вязаную шапочку. — Надеюсь, накормишь?.. А почему ты не познакомил меня с капитаном? Симпатичный мужчина. И понимающий — оставил нас одних… Это что, твой начальник?
— Нет. Командир роты.
— Это его постель? Узковато, конечно, для двоих, но, надеюсь, мы поместимся… Как думаешь? Капитан сказал, что до утра не появится… Ему можно верить?
Не отвечая на обстрел вопросами — иногда ехидными, иногда откровенными — я ломал голову над очередной проблемой: как избавиться от нежданной гостьи? Не думайте, я далек от обеда католического безбрачия! Хотя два месяца напряженного труда на благо секретного объекта изрядно подкосили мужское желание, знакомая фигурка девушки не была для меня абсолютно безразличной… Короче, я был недалек от того, чтобы накинуть дверной крючок и…
Но в этом «и» таится главная опасность. Болтево — не Москва, не Питер, даже не Лосинка. Завтра же население поселка узнает о моей ночной гостье, привычно взлохматит этот факт, сдобрит его бабьими домыслами и аккуратно доставит к Ольге. Естественно, со всеми подробностями.
Господи, что будет! Если меня и сейчас держат на расстоянии вытянутой руки, то после подобной информации дистанцию придется измерять километрами. Окатит меня красавица-принцесса презрительным взглядом, гордо вздернет головку и отправится домой выплакивать в подушку лопнувшие надежды.
Как же все-таки избавиться от Светки?
Между тем, гостья располагалась в сторожке обстоятельно. Из открытого чемодана показалась ночная рубашка, легкий халатик, другие причиндалы женского туалета. Тумбочка заставлена пудреницами и пузырьками, флаконами и коробками…
— Погоди раскладываться. Боюсь, тебе придётся все это упаковывать…
Короче, подвёл я под необходимость поисков жилья для Светки правдоподобную основу, нагромоздил десятки причин, перекрыл всю эту ложь, якобы, строгим режимом на участке. Говорил долго, нудно, но довольно убедительно. Так, что сам себе начал верить.
Кажется, Светка прониклась серьёзностью моих доводов. Во всяком случае, перестала возражать. Безропотно промаршировала вслед за мной к домику Никифора Васильевича. Сдерживая слезы, сухо попрощалась.
Наверное, всю ночь ковырялась в моих доказательствах. Какой может быть «строгий режим» на строительной площадке? Почему должен командир роты возвратиться в сторожку, если он сказал о том, что ночь проведет в казарме? Почему я должен через каждые полчаса проверять сторожевую службу?
В конце концов, доверчивая девушка убедилась в абсолютной моей лживости. Рано утром, не заглянув на склад, попрощалась с Никифором Васильевичем и уехала рабочим поездом домой.
Несколько дней подряд Сережкин отпускал по моему адресу острые шуточки…
Но эта неприятность — так себе, небольшая.
Вторая — поувесистей.
Анохин постарался укомплектовать штат особого участка достойными людьми. Достойными — по его, конечно, мерке. О Семыкине и обо мне — все ясно, достойны. А вот с мастерами дал маху. Но я понимаю подполковника — в управлении мало кто имеет допуск, а назначить без него — «особняки» устроят такой концерт, что все мошки в округе передохнут.
От Сиюминуткина на должность мастера к нам перевели Валеру Сичкова. Огромного роста, с длинными узловатыми руками и непропорционально маленькой головой, он обладал единственным достоинством — молчаливостью.
Растолковываешь ему что-нибудь раз десять, потом обливаешься, язык заплетается, сам начинаешь понимать то, что объясняешь — Валера молчит. Ни да, ни нет. Склонится к чертежам, смотрит на них, как баран на Эйфелеву башню, и — молчит. Сдерживая невольное раздражение, повторяешь в одиннадцатый раз. Согнет спину и — ни звука. Знаете, как это бесит? Язык так и чешется перейти от инженерных выражений к словам, используемым алкашами в забегаловке.
Наконец, Сичков отрывается от чертежей и…
— Фундаментные блоки на раствор сажать или как?
— Или «как»? — взрываюсь я. — Шел бы ты, Валера, отсюда по добру, поздорову. Я ведь не железный, могу и врезать…
— Понято, — кивает мастер и, переваливаясь, будто утка, отправляется к котловану.
Вот этот, с позволения сказать, мастер и уложил с десяток блоков на полметра ниже проектной отметки. Геодезист с ходу определил допущенную ошибку и помчался к начальнику участка.
Дятел от злости едва не окривел. Он орал на Сичкова так, что, кажется, сопки съежились в испуге. Получив в ответ угрюмое молчание, Семыкин отыгрался на мне.
В общем-то — справедливо. Мастер — есть мастер, прораб — прораб. Разные уровни — разная ответственность. Не сошлешься же на тугую сообразительность Сичкова, на то, что я одиннадцать раз втолковывал ему азы устройства фундаментов.
Оправдываться и юлить я не стал. Признался: виноват, недосмотрел. Честным признанием мигом остудил горячую голову Семыкина. Ворча под нос выразительные сравнения, тот подался на склад. То ли проверить разгрузку прибывших ночью вагонов, то ли успокоить нервы между штабелями пиломатериала.
После ухода начальника участка я окончательно разобрался с мастером.
Оказывается, Сичков видел нивелир первый раз в жизни. Сиюминуткин использовал его для завоза стройматериалов и вычерчивания многочисленных графиков и схем.
За пять лет до его поступления на работу в наше управление семья Сичковых возвратилась из Китая на Родину, и обосновалась в Лосинке.
Узнав эту новость, я буквально онемел. Как же органы выдали Валере допуск? Как они санкционировали его перевод на особый участок? Явная ошибка контрразведчиков!
Такой ли он неграмотный, каким представляется? Или ошибка при монтаже фундаментных блоков вовсе и не ошибка, а преднамеренная диверсия?
Погоди, погоди, Димка, не спеши! Не исключена ведь вероятность того, что Валера выполнял за границей задания нашей разведки. Поэтому он и получил допуск… А что, если он помощник майора Малеева? Ведь тот упомянул о том, что я буду не один, что мне будет на кого опереться в критической ситуации. Не имел ли в виду Сергей Максимович Сичкова?
Я окинул критическим взглядом понурую фигуру неуклюжего мастера. Нет, эта версия отпадает. В моем представлении контрразведчик должен обладать особыми чертами. И внешности, и характера Он виделся мне широкоплечим, подтянутым вдумчивым человеком с решительной походкой.
А вот вражеским агентом, обманувших бдительность наших органов, Валера может быть.
Итак, у меня уже вырисовались две убедительные версии. Секретчица — Сережкин — Курков. И — Сичков и. тот же Курков. В результате на первое место выходил Сергей Сергеевич
Но Курков, значит — Ольга, Оленька. Дочь просто обязана знать, чем занимается ее отец. Знать и… помогать?
2
Мне предстояло подрубить под корень одну версию и вырастить вторую. Что выбрать? Основа одной — Сережкин и секретчица, второй — Курков в паре с Валерой.
Кроме того, неожиданно появился один немаловажный факт.
Питался я по-холостяцки в привокзальном буфете-столовой. Вокзала в нашем понимании, как я уже говорил, Болтево не имел — небольшая избушка с двумя дверьми. Одна ведет в так называемый пассажирский зал — комнату человек на десять, вторая — в служебное помещение.
Буфет располагался в соседнем двухэтажном доме, единственном в поселке. Под него отведена квартира первого этажа. Помещение примечательное: пяток столов со стульями и буфетная стойка, за которой виднеется окно, ведущее на кухню. На стенах развешаны вырезанные из «Огонька» картинки. В углу потрескавшаяся раковина с вечно протекающим краном и вешалка с отломанными крючками.
Обслуживание — подстать обстановке. Официантка старательно запишет заказ, спрячет блокнотик в карман давно настиранного передника и отправится за стойку. Меню типовое: московский борщ, макароны по-флотски, чай, хлеб, консервы. Не пройдет и часа, как все блюда — на столе. В заключение девица ставит перед голодным клиентом не заказанный им стакан водки.
— Я не заказывал, — в первые дни пребывания в Болтево отнекивался я. — Днем не потребляю…
— Разве? — искренне удивляется официантка. — У нас — обязательный минимум.
Вот так! Хочешь пить — пей, не хочешь — оставляй на столе, но раскошеливайся. Станешь отказываться от «минимума» езжай обедать в город.
За два месяца я научился не отказываться от спиртного. Судя по покрасневшему лицу Дятла, тот тоже потреблял водку, но не в буфете, а дома.
Вот и сейчас я с отвращением выпил самогон, и закусил рыбными консервами. Посидел, ощущая блаженство от теплоты, разлившейся по телу, и принялся за первое. Применительно к борщу слово «московский» — лишь приманка, а само название «борщ» оправдывается наличием в горячей подсоленной водичке нескольких кусочков капусты и свеклы.
С трудом одолев неполную тарелку, придвинул похолодевшие макароны. Не знаю, почему они гордо именуются «по-флотски», моряки, если они питаются чем-то подобным, вряд ли имеют силы управляться с кораблём.
Вдруг вилка застряла во рту. Едва не подавился.
От буфетной стоики с бутылками в карманах отходили Сичков и Курков.
Налицо подтверждение версии номер два!
Вряд ли инструктор и мастер могли за непродолжительное время совместной работы настолько сдружиться, чтобы устраивать дружескую попойку. Одно из двух: либо они знали друг друга до приезда на особый участок, либо их свели уже на месте… Кто свел? Это особая статья в проводимом мною расследовании.
Отодвинул тарелку с осточертевшими макаронами, и размешал ложечкой сахар в стакане с прозрачным чаем. Но насладиться его вкусом не успел. К стойке подошла Ольга и принялась набивать продуктами хозяйственную сумку
Магазинов в Болтево не существует. Говорят, когда-то торговал один, в основном снабжал поселок хлебом и консервами. Располагался на очень удобном месте — в центре привокзальной площади, в почти развалившемся здании, вернее — домике. Домик кривился, косился и однажды зимней порой, не выдержав снеговой нагрузки, рухнул.
С тех пор жители поселка отовариваются в буфете-столовой да в лавке-вагоне, прибывающем на станцию в семь утра. Особо дефицитные продукты поставляют вагоны-рестораны поездов, проходящих через станцию Болтево
Так что покупка Ольгой продуктов меня не удивила. Удивило, что девушка, набивая сумку, не спускала глаз с двери, ведущей на улицу. Видимо, по этой самой причине я остался незамеченным. К тому же столик, за которым я привык обедать, стоял в глубине помещения, возле окна.
Интересно, кто или что так заинтересовало Ольгу? Уж, не за отцом ли она следит? Скажем, мать послала или сама случайно увидела его с бутылкой в кармане куртки.
Я осторожно перегнулся через стол и выглянул в окно.
У порога буфета-столовой стояла… наша секретчица. Она опасливо вглядывалась в быстро темнеющую даль. Будто там ожидали ее бандиты, вознамерившиеся похитить с ее полной шеи и огромной груди украшения из фальшивых камушков. Екатерина Анатольевна чрезвычайно гордилась своими бусами, колье, браслетами и вечно перебирала их перед посетителями «секретки».
Вряд ли она боялась грабителей. Не настолько глупа эта женщина. Скорее всего, сама кого-то стережет.
Ситуация складывается глупейшая. Секретчица явно кого-то ожидает или боится. Ольга подстерегает секретчицу. Я подглядываю за обеими женщинами. Нисколько не удивлюсь, узнав, что кто-то шпионит за мной. К примеру, тот же… Курков.
Я шире раздвинул занавеску и постарался оглядеть всю привокзальную площадь.
Точно! Облокотившись на скрюченную, невесть, от какой болезни березку, на углу стоял… Сережкин, и смотрел на Гордееву…
Итак, все персонажи детективной пьесы под многозначительным наименованием «Я — сексот!» в сборе. Зритель, похоже, — единственный. Он же автор пьесы, старший лейтенант Васильков. Поглядим, что будет дальше. Хотя я готов поспорить на месячный свой оклад и учительницу Светку в придачу, что знаю, как развернутся события.
Участие Ольги в этой «постановке» больно укололо меня. А я-то надеялся заронить в ее девственное сердечко искру доброго к себе отношения. Ведь мне тридцать лет, пора подумать о детишках. Неужели Оля, вслед за Екатериной Анатольевной поддалась влиянию опытного сердцееда, Серёжкина?
«Действующие лица» замерли. Екатерина Анатольевна продолжала следить за темной улицей, Сережкин не спускал взгляда с нее. Ольга, остановившись на углу, смотрела попеременно то на секретчицу, то на капитана.
Ревность охватила меня с такой силой, что стало нечем дышать. В груди закололо, во рту пересохло. Я налил из графина воды и залпом выпил.
Пока я переживал, пересиливал ревность, Ольга медленно двинулась по направлению к дому.
Что же делать? Посоветоваться не с кем. Упустить из виду обеих женщин и Сережкина — глупость, о которой я после буду жалеть.
Видимо, приняв какое-то решение, Гордеева сошла с крыльца, и медленно двинулась по улице. Капитан — за ней… За кем идти?
Кивнув буфетчице на стол, куда я бросил трешку, решительно зашагал вслед за Ольгой. Любовь и ревность пересилили все остальные чувства.
На улице темно, будто неведомый мальчишка-шалун разлил черную тушь. Единственный источник света — лампочка над буфетной дверью — тревожно мигал.
Секретчица вдруг резко обернулась и побежала вслед за Ольгой. С такой скоростью, что я едва успел увернуться и притаиться, прижавшись к стене дома.
— … скажешь отцу: пусть завтра поутру заглянет в секретку, — донесся до меня шепот Гордеевой. Она и в спокойном состоянии не отличалась внятной речью, а сейчас вообще захлебывалась словами. — Достала, как он… велел… В заводской упаковке…
Неужели речь идет о передатчике либо деталях к нему? — обожгла меня неожиданная догадка. — Может быть, питание для рации?
— … передам, — так же тихо ответила Ольга, перекладывая из руки в руку тяжеленную сумку. — А почему вы не хотите сами ему сказать?
— Есть причины…
Екатерина Анатольевна забубнила что-то о ревнивых кавалерах, о невозможности откровенной беседы в секретки…
Неужели Ольга верит всей этой чепухе? Что качается «ревнивых кавалеров», то придется вызывать на дуэль весь коллектив особого участка. В первую очередь меня и Дятла… Примитивная выдумка… Впрочем, она вполне достойна Гордеевой, которая, на мой взгляд, не отягощена интеллектом.
Женщины разошлись в разные стороны.
Я заметался. По законам классического детектива мне следует проследить за секретчицей. Во-первых, потому что она носитель государственной тайны, во-вторых, дочь Куркова для меня, как сексота, никакой ценности не представляет.
К тому же после подслушанного разговора я с радостью убедился, что моя ревность — надуманна, что девушка косилась на Гордееву и Сережкина по какой-то иной причине. О любви говорить просто глупо.
Я выждал, пока не убедился, что Сережкин, по-прежнему таясь в тени домов, пошел за Екатериной Анатольевной. Немного помедлив, я, наконец, приняв окончательное решение — двинулся вслед за Олей. Пусть она не представляет ценности для сексота, зато очень и очень важна для старшего лейтенанта Василькова. Почти три десятка холостяцких лет плюс, томящееся в одиночестве сердце, жаждущее любви, сыграли со мной злую шутку.
Пропустив девушку шагов на тридцать вперед, я осторожно приступил к слежке. Опыта в этом малоприятном деле у меня никакого, но прочитанные книги подсказали: держись вI тени и не выпускай из вида преследуемую. Так я и поступил.
Шел, не выпуская из виду Ольгу, а в мозгу шевелили щупальцами подслушанные слова… Получается, что Ольга замешана в шпионаже. Иначе, почему именно через нее передает Гордеева весть Куркову? Конечно, тот не может встретиться с Екатериной Анатольевной на рабочем ее месте — инструктору производственного обучения делать там нечего. Но он ведь часто бывает в конторе, самом оживленном месте участка, а секретчица не всегда сидит взаперти — носит чертежи Дятлу, выходит, наконец, в туалет. Встретиться — пара пустяков. Кто способен заподозрить неладное, увидев, что женщина кокетничает с видным мужчиной?
Так почему все-таки понадобилось включать «в игру» дочку Куркова? И во что ее посвятили? Знает ли она, что помогает преступникам или действует по незнанию?
Вместе мы миновали небольшой переулок, завернули за угол. Впереди — тропка, ведущая к знакомому мостику, если идти по шпалам — дорога значительно сокращается, но, видимо, Оленька не решилась на это одна в темноте.
На спуске к мостику голо, спрятаться негде. Поэтому я немного притормозил. Вот станет девушка подниматься на склон сопки, среди кустарника догоню.
Ольга дошла до мостика, поставила на землю тяжелую сумку, потрясла занемевшей рукой. Устала, бедная? Еще бы не устать — сумка-то весит никак не меньше пятнадцати килограммов. Устанешь! Неожиданно она резко повернулась в мою сторону
— Хватит придурятъся, Димка! Из тебя сыщик, как из меня водолаз. Бери лучше сумку — проводишь до дома!
Ох, и хитра же девчонка! Вычислила, небось, меня возле самого «буфетного» порога. Значит, могла понять, что и подслушал ее беседу с Гордеевой!
Я безропотно подчинился.
Миновали скрипучий мостик. Тропка вскарабкалась наверх… Пройдем перелесок и — подсобное хозяйство. Придется распрощаться. А я молчу, не в силах выдавить из себя ни слова.
Наконец преодолел непонятную слабость.
— Хочу спросить… Можно?
— Спрашивай, — милостиво разрешила девушка.
— О чем ты говорила с Екатериной Анатольевной?
Спросил и впился взглядом в едва проступавший в темноте профиль Оленьки. Ох, до чего же мне хотелось услышать честный ответ, без увиливания и вранья!
— Пора бы тебе знать, что у женщин есть свои секреты, — назидательно промолвила Ольга. — Мужчинам их знать не обязательно. Даже — вредно. Вот тебе и честность! Если разговор касался тряпок или косметики — все понятно. Но ведь упоминался Курков, а он, как и я, к женский секретам отношения не имеет.
Приблизительно так я и высказался. Может быть, излишне торопливо, но мы уже подходили к подсобному хозяйству, и в моем распоряжении оставались считанные секунды.
Ольга замешкалась с ответом. Наверно, подбирала более правдоподобные фразы. Сделать это, видимо, было трудно.
— Понимаешь, Дима… не моя это тайна… Очень прошу тебя — не допытывайся…
Ну, что же, по крайней мере, сказано честно. Расстались, будто чужие люди — даже без рукопожатия. Не говоря уже об объятиях и поцелуях.
3
На следующее утро секретчица на работу не вышла.
Разводящий, пришедший к девяти часам для того, чтобы снять часового, с полчаса походил по коридору, постоял возле дежурного по управлению. Не выдержал и отправился к Семыкину.
В это время Дятел с моим участием расписывал бригады. Ночью забарахлил растворный узел, и каменщики вместе с инструктором Курковым, который по совместительству обучал солдат и каменному делу, стали на простой.
— Как это не вышла? — заволновался начальник участка. — Сейчас пошлю за ней…
— Товарищ майор, — плачуще взмолился разводящий, — не могу же я держать солдата… Мне командир роты такого арбуза за это вкатит…
— Хватит изображать нервную девицу! Что предлагаешь?
— Примите сами печать. Инструкцией это предусмотрено, никто не осудит….
— А я ничего и не боюсь. Раз предусмотрено — приму.
Пришлось Дятлу принимать печать, самому перемещаться из кабинета к дверям секретки. Мало ли что может произойти в отсутствие часового. Вот-вот заявятся мастера — без чертежей весь участок сядет на перекур. А ключей запасных не имеется. Вскрыть дверь ломом?
Семыкин растерялся, не зная, как поступить. Он нервно расхаживал перед запертой секреткой. Единственная надежда — сейчас привезут Гордееву…
Приехал солдат, посланный к ней на квартиру. Екатерина Анатольевна дома не ночевала.
Обстановка накалялась с каждой минутой. Я с интересом наблюдал за своим начальником. Как он поступит, на что решится? Лично я немедленно позвонил бы в Особый отдел. Секретчица — не секретарша и не машинистка, тем более, в особом участке.
Дятел метался по коридору. Он то и дело подходил к телефонному аппарату дежурного, снимал трубку и… тут же укладывал ее на рычаги. Неподалеку равнодушно покуривали мастера: Сичков и два сержанта срочной службы. Их равнодушие можно понять — предстоящий всеобщий простой произойдет не по вине линейных инженеров, пусть за него отвечает начальство.
Наконец, Дятел решился. Особый отдел ответил мгновенно. После завершения разговора начальник участка немного успокоился.
А вот и командир роты появился! Капитан, размахивая руками и пошевеливая гибкими пальцами, влетел в коридор, будто торпедный катер во вражескую бухту… Сейчас он устроит грандиозный скандал с истерическими воплями и требованием немедленно подписать акт на простой.
Но разговор начался на удивление спокойно.
— Как быть, товарищ майор? Прикажете возвращать солдат в казарму? Спишем рабочий день на ненастную погоду?
Семыкин с насмешливым интересом оглядел капитана.
— Разогнался!.. Всем — лопаты и — во второй котлован. На помощь экскаватору — подчищать под проектную отметку… Мастерам все ясно? И — никаких простоев!
Командир роты и вслед за ним мастера поспешили к выходу.
Я задумчиво смотрел вслед Сережкину. В голове неуклюже ворочались тяжелые мысли.
Вчера командир роты пошел за Екатериной Анатольевной. До этого следил за ней, прячась в тени березы… Не он ли стукнул секретчицу на темной улице? А что это ему даст? Заполучить ключи от секретки и снять слепки? Или заткнуть женщине слишком уж болтливый рот? Предположим, Гордеева раскаялась в своей преступной деятельности и решила открыться, прийти с повинной… Я почему-то уверен — женщину убили. Кто? Конечно, капитан! Вполне возможный вариант, но кто-нибудь мог видеть его, когда он следил за ней… Нет, вариант не походит на реальность…
Десятки вопросов и ни одного ответа. Ну почему я пошел за Ольгой, а не проследил за убийцей? Ведь Серёжкин оставался в списке подозреваемых…
Чувство вины и досады за непродуманные свои поступки охватило меня. Как бы сейчас нужно, чтобы появился Малеев! Опытный сыщик помог бы мне разобраться и сомнениях, подсказал бы, как исправить ошибку.
Дятел по-прежнему торчал возле запертой двери секретки. Неужели я ошибся, и он не сообщил чекистам о случившемся?
— Позвони в Особый отдел. Все же — секретчица…
— Уже позвонил. Сказали — приедут. Просили секретку не вскрывать и вообще ничего не делать…
Интересно, что подразумевается под емкой фразой «ничего не делать». А что можно предпринять в сложившейся ситуации?
Возле входа резко затормозил «газик». Из него вышли два милиционера и… майор Малеев в штатском костюме. Семыкин бросился им навстречу.
Один из милиционеров остановился возле секретки. Второй вслед за Семыкиным и Малеевым прошел в кабинет. Дверь за ними закрылась, щелкнул замок.
Я заметил, что «особист», проходя мимо меня, скользнул взглядом, будто припоминая, где он мог видеть тощую фигуру этого старшего лейтенанта? Подумаешь, великий конспиратор!
В коридор вошли Сичков и Курков. Видимо, расставили но рабочим местам солдат и явились выяснить обстановку с чертежами. Что там не говори, на подчистке котлованов план не выполнишь, а размер премии зависит от этого.
Я независимой походкой еще раз измерил длину коридора и остановился напротив двух «друзей».
— Крепко вчера выпили?
Мастер по-бычьи наклонил голову. Будто приготовился боднуть меня. Курков отвел в сторону равнодушный взгляд. Обиделись? Особенно, Сичков. Ведь по моему рапорту с него удержали стоимость демонтажа и повторного монтажа фундаментных блоков. Предварительно Семыкин долго пытался разговорить упорно молчавшего мастера. Не знаю, что ему удалось узнать, но один факт все же был подтвержден: Валера, действительно, работал с нивелиром первый раз в жизни.
Казалось бы, подобного «умельца» необходимо срочно возвратить Сиюминуткину. Семыкин звонил в управление, отчаянно кричал в трубку, упоминая чрезвычайную важность секретного объекта. Разве можно с такими помощниками, как Сичков, осилить Б-прим?
Оказалось, можно. Воплям раздраженного начальника участка никто не поверил. Сичков остался на прежней должности… Почему Анохин, обычно жесткий и решительный человек, струсил? Уж не потому ли, что Валеру подсунули к нам органы?
Я размышлял, мастера помалкивали. Пришлось повторить вопрос. Вместо упорно замкнувшегося в себе Валеры ответил Курков. Грубо, непримиримо:
— Во внерабочее время не воспрещается, Дмитрий Данилович. Поужинали, малость приняли. Скрывать не стану…
— Две бутылки на двоих?
— Мужики — не пацанята. Душа меру знает, ее не обманешь. И не две вовсе, а полторы — половину второй оставили на сегодня. В компанию не войдёте?
— Нет, на выпивку я не падок. Да и причины чокаться не вижу… Особо в будний день…
И чего я прицепился к ним таежным клещом? Если даже имею претензии к Сичкову, то инструктор выше всяческих похвал. Дело знает, к солдатам требователен, весь рабочий день — с ними, не чурается при необходимости браться за топор либо за мастерок. Ну, выпил, ну погулял, что из этого?
— К нашей работе претензии имеются? — напирал Курков, будто подслушал мои покаянные мысли.
— К работе Сичкова — да, к вашей — не имею..
— В жизни всякое случается. Конь о четырех ногах и то спотыкается, — миролюбиво прокомментировал проступок «друга» инструктор. — Наказали парня, поучили и — ладно. Забыто, затерто…
Нет, ошибаешься, дорогой, такое не забывается. Сегодня же переговорю с Дятлом — мастера нужно переводить на складскую зону, пусть ковыряется в цементе да в извести, определяет их качество…
Дверь в кабинет, наконец, открылась.
Первым вышел Малеев. Он остановился, ожидая Семыкина. Тот появился, беседуя со старшиной милиции.
— Убийство мы расследуем, — говорил старшина. Значит, я был прав: Катю убили. Выражаясь по-другому: ликвидировали. — О результатах поставим вас в известность. Пойдемте, вскроем секретку. Может быть, там найдем что-нибудь стоящее…
Они ушли по коридору, а майор приблизился ко мне.
— Старший лейтенант, проводите меня, пожалуйста, на стройку. Хочу посмотреть, чем вы здесь занимаетесь.
Голос командный, резкий, будто приказывающий: «Шагом марш!» Странно, этот приказ идентичен кличке Анохина. Даже обычная для майора визгливость превратилась в нормальный, человеческий голос. За время службы в системе военного строительства я успел отвыкнуть от командных выражений. Тем более от человека, за время общения с которым привык к «гражданскому обращению».
— Слушаюсь! — выдавил я из себя обиженно. — Куда прикажете?
Малеев, не отвечая, двинулся к двери, ведущей на территорию стройки. Солдат, несущий дежурство возле нее, попытался остановить незнакомого человека, но Малеев поднес к его лицу красную книжку.
Я плелся следом за майором. Получилось, что не я провожаю его на объект, а он меня. Ну что ж, можно понять: старший по знанию офицер, хоть и в гражданском одеянии.
— Не обижайся, — негромко начал разговор Сергей Максимович, едва мы прошли за колючую проволоку. — Наши отношения, сам должен понимать, ни к чему афишировать. Сейчас я — вроде следователя прокуратуры. Для беседы отведено не больше десяти минут. — Майор сожалеюще причмокнул и продолжил обычным тонким голосом, совершенно не похожий на недавний командный. — Да, здесь, кроме отвалов грунта и полтора десятка уложенных фундаментных блоков, осматривать нечего. Если сюда и проникнет вражеский разведчик — пожива для него небольшая. Что для меня приготовил? Только, прошу, одни факты, голые, без штанишек и распашонок.
Неуклюжая шутка сняла с меня напряжение, расковала и мозги, и язык. Я выложил майору все свои новости. Постарался подать их «без штанишек и распашонок». Но, кажется, не получилось — кое-что пришлось немного подкрасить, о некоторых деталях умолчать. В частности, о разговоре с Ольгой. Прошелся мимоходом, не без этого, но в глубь наших с ней отношений не вдавался.
Малеев не перебивал, даже не морщился.
Я завершил свою исповедь. С десяток шагов вокруг первого котлована мы прошли молча.
— Постараюсь подытожить. Если что не так, разрешаю перебить и внести исправления. Итак, капитан Сережкин ухаживает за секретчицей. Можно предположить, что ухаживание переросло во что-то большее… я не ошибаюсь?
— Мне кажется, что они… живут, — неловко промямлил я.
— Близкие отношения у них начались после того, как капитан после танцев проводил Гордееву домой…. Кстати, Екатерина Анатольевна красивая женщина?
— Толстая, рыхлая, лицо в оспинках, нос картошкой. Короче, ходячая уродина…
Описывая Гордееву, я вызвал в памяти образ этой немолодой уже женщины, толстой, с отвисшей, несмотря на все ее ухищрения, грудью, обширным животом и мощными бедрами. Глаза, под выщипанными бровями, всегда усталые, припухшие, короткая стрижка совсем не сочетается с отвисшими щеками и ярко накрашенными губами. Все это в совокупности лично у меня вызывало брезгливое чувство. По моему мнению, именно так должна выглядеть проститутка, уставшая от страшного обезьяньего существования, но не потерявшая надежду отказаться от него. О какой красоте можно вести речь?
Приблизительно так я и высказался, расшифровав слово «уродина».
Майор рассмеялся:
— Да ты — поэт! Так расписал свою знакомую, что у меня мурашки по коже… Понятно. Значит, в этой женщине Сережкин видел не объект любви, а… Впрочем, разные бывают вкусы… Продолжим. Ты уверен, что вчера вечером капитан не ушел вместе с секретчицей, а следил за ней? Ведь со стороны можно легко ошибиться.
Малеев, как никто другой из моих знакомых, умел ставить четкие ударения на определенном слоге. Не голосом, не жестами — самой конструкцией предложения. Причем выделяемое слово обязательно завершало фразу. Или начинало ее. В данном случае: «следил»…
Я придирчиво, за шагом шаг, проанализировал вчерашнюю сцену. Ответил утвердительно: «Да, следил!». Майор удовлетворенно махнул рукой. Будто поставил точку на исследуемом вопросе.
— Пойдем дальше. Сегодня утром милицейский патруль обнаружил на окраине поселка труп женщины. При ней не было ни документов, ни денег. Жильцы соседнего дома опознали в ней Екатерину Анатольевну Гордееву. Задушена. Судя по всему, накинули сзади шнурок, и затянули его. Действовал опытный убийца… Непонятно, почему он не укрыл труп — видимо, помешали.
Я остолбенел. До этого момента надеялся, что секретчица жива. Мало ли что: загуляла у друзей, осталась ночевать у случайного любовника и проспала, поехала к родственникам в соседний поселок и опоздала на автобус.
Неужели убийца — Сережкин? Какую цель он преследовал? По-моему, если командир роты — вражеский лазутчик, который охотится за документами, укрытыми в нашей «секретке», то ему выгодней использовать Гордееву для их похищения, нежели убивать ее…
Впрочем, этот вопрос я уже анализировал. Не стоит повторяться. Одно не ясно — почему Сережкина еще не арестовали? Вон он прогуливается рядом с работающим взводом, активно шевеля пальцами, будто ругаясь.
— Это тебе — для сведения … Пойдем дальше…
А куда двигаться дальше? Гибель Гордеевой — будто тупик, в конце которого копошится убийца. Остается мелочевка — взять его за шиворот и вытащить на всеобщее обозрение.
— … какой праздник отмечали мастер с инструктором? День рождения? Знакомство? Начало совместной работы?
— А какой праздник нужен для выпивох? — возразил я. — Решили мужики «вздрогнуть», а уж найти повод — чепуховое дело. Как выразился Курков: «Во внерабочее время не запрещается…»
И вдруг я замолк. Так зубы сжал — в висках заломило. Какой же я простофиля! Ведь поутру, когда мы встретились возле «секретки», ни от мастера, ни от инструктора спиртным не пахло. Конечно, мой опыт в этом вопросе минимальный, еще не наработанный, но после пьянки в ознаменование сдачи отчетов от того же Дятла несло, будто из пивной бочки. А сегодня от мастера и инструктора — ничегошеньки.
Высказал свои сомнения майору.
— Интересно, — улыбнулся тот. Кажется, отнёсся к моему открытию более чем хладнокровно. — Может быть, лавровым листочком зажевали? Или парой зернышек кофе?.. Ладно, возьмем на заметку… Что выведал все же у Ольги? Что-то ты все остальное расписываешь, будто художник — холст, а тут скупишься на краски. Подозрительно.
Въедливый попался «инструктор»! Казалось бы, зачем ему мои отношения с девушкой? Тем более все, что его может заинтересовать, я изложил. Ковыряется, будто курица в навозе, выискивая жирных червей. Но я ему не навоз, а Оленька — не червяк!
— Ничего особенного Куркова не сказала. Женские, мол, секреты, выискивать которые мужикам стыдно… После призналась: чужая, дескать, тайна…
— Что думаешь?
Интересный человек этот Малеев! То подавай ему голые факты, то обязан над ними думать… Ничего я, дорогой сыщик, не обязан! Обычный сексот, стукач, филер с двумя извилинами и замороженным языком…
Но если вдуматься, о каких «женских тайнах» упомянула Ольга? Может быть, просто кокетничала, набивала себе цену? Если так — ничем она от Светки Курагиной не отличается. Шило на мыло менять — только время терять. Уж лучше примириться с учительницей — там все налажено, все обговорено, не нужно ни ухаживаний, ни комплиментов.
Крамольная мысль скользнула по поверхности сознания и исчезла. Под ней росла и крепла другая: к Светке возврата не будет, ибо все заслонила мне Ольга, Оленька…
— Почему не отвечаешь? — строго спросил Малеев. — Или вопрос непонятен? Могу задать его в расширенной форме… Что ты думаешь по поводу женских тайн, о которых заикнулась дочь Куркова? Что, по-твоему, она имела в виду?.. Теперь ясно?
— Ясно! — огрызнулся я со злостью. — Разобраться нужно, — успокоился и попытался уклониться от прямого ответа. — Разговор с ней был мимолетный, не конкретный… Вполне возможно, что девушка просто пококетничала…
— Вот как? — удивился майор. — Ну что ж, кокетство — самое опасное женское оружие. Многих убивает наповал…
— Кто же у нас теперь будет заведовать «секреткой»? — поторопился я отвести беседу на более безопасную тему. — Работать же нужно…
Майор насмешливо улыбнулся моей наивности, но ответил максимально серьезно:
— В твоем сообщении имеются свои узелки, которые нам еще предстоит развязать. Хорошо еще, что для тебя у нас нет секретов. Ни мужских, ни женских. Поэтому выдаю новую порцию информации. Слушай внимательно. Только что из кабинета начальника участка я разговаривал по телефону с подполковником Анохиным… Как вы его прозвали, хулиганы? «Кругомарш», да?.. Ладно, ладно, шучу, — нетерпеливо взмахнул он рукой, когда я начал оправдываться. — Первый узелок. Подполковник проинформировал, что на должность вашей секретчицы подобрана другая женщина… Что-то больно уж оперативно в управлении решили очень даже нелегкий вопрос… Скажи, пожалуйста, вы с Семыкиным ходатайствовали о замене Гордеевой? Может быть, жаловались на нее?
Я недоуменно пожал плечами. Такого разговора не было, да и не могло быть. Только и дел нам с Дятлом контролировать работу «секретки» и следить за моральным обликом Гордеевой. Вполне хватает стройки, механизации, автотранспорта, обеспечения стройматериалами, техники безопасности. Нагрузи столько на ишака — сдохнет, а ведь мы с Дятлом нормальные люди, с человеческими нервами и сердцами, а не ишаки.
— Значит, жалоб не было, — прокомментировал майор мое молчание. — Откуда тогда подполковнику Анохину известно о несоответствии Гордеевой занимаемой должности… Следующий узелок. Подполковника нисколько не удивила гибель сотрудницы. Он только пообещал ускорить назначение новой… для сведения. Я воспротивился этому назначению. «Секреткой» станет заведовать старшина сверхсрочной службы Рюмин. Это наш человек. Я его уже проинструктировал… А вот твой начальник мне теперь… как бы это выразиться?…. не ясен… Третий узелок. Что за таинственные отношения были между Гордеевой и дочерью Куркова? В чисто женские я не верю. Передаточная инстанция между инструктором и секретчицей? Вряд ли… Тут необходимо сильно думать и думать… Четвертый. Постарайся сблизиться с капитаном Сережкиным…
— Разве его не арестуют?
— За что? Пока ничего не доказано, все расплывчато, будто в тумане… Узнай, где капитан был и чем занимался прошлой ночью. Мы уже узнали, что в казарме его не было. Для нас это очень важно… Кстати, где работала до перевода на ваш участок Екатерина Анатольевна? Мы это выясним, конечно, по своим каналам, но, может быть, тебе известно кое-что.
Внутри у меня похолодело. Вспомнил: Гордеева работала на Школьнинском участке у Сиюминуткина. Так же, как Валера Сичков…
Совпадение?
— Интересный факт, — отметил Малеев, но так равнодушно, что я понял: ничего интересного в моем сообщении он не нашел. — Итак, вместо запланированных десяти минут мы с тобой проболтали полчаса… Ну, да не важно — за это время ты показал мне все четыре котлована, провел вдоль ограждения… Никто не заподозрит, что разговор у нас шёл не о стройке…
В конторе меня ожидал Дятел. Ему до фени, до сгоревшей электролампочки экскурсионные мои обязанности — прибыл вагон с деталями сборной казармы, которую мы намереваемся возвести для постоянной конторы. Проверить комплектность — моя святая обязанность, организовать разгрузку и складирование новая обязанность Сичкова…
4
Мои родители считали, что их сын должен быть обязательным человеком и всячески старались развить во мне эту черту характера. Пообещал — выполни, не юли, не пытайся оправдаться даже перед самим собой. Кое-что у них получилось. Честно признаться, я горжусь своими «достижениями» в этой области.
Поэтому, дав майору Малееву обещание вплотную заняться командиром роты и выудить из него интересующие «особистов» сведения, я принялся мысленно строить план «операции». План рождался в муках. Дело в том, что капитан интересовал меня постольку поскольку. Значительно в большей степени мне хотелось разобраться со старшим лейтенантом Родиловым. Тем более, что на память пришло давнишнее его стремление узнать о назначении объекта Б-прим.
Совместить два подобных «расследования» в одно — не так уж и просто.
Почему меня заинтересовал Сиюминуткин? Первое вам уже известно: попытка проникнуть за занавес секретности… Второе: Гордеева и Сичков до перехода на особый участок работали на Школьнинском… Совпадение либо продуманное внедрение агентуры?
Кажется, у меня начала проявляться интуиция опытного сыщика!
Несколько дней ходил сам не свой. Работая в котловане с нивелиром, инструктируя мастеров либо Куркова, я никак не мог отделаться от давящей на сознание мысли: как мне поступить с Сережкиным и Родиловым, как умудриться разобраться сразу с двумя подозреваемыми. Даже головная боль появилась.
Судьба смилостивилась и помогла мне.
— Сиюминуткин приглашает нас на свой юбилей, провозгласила она голосом командира роты. — В субботу назначено. Поедешь?
От радости и удачи запершило в горле. Проскрипел только: «Да, поеду». Капитан тоже обрадовался — кажется, ему очень уж не хотелось ехать на юбилей одному. Он вообще был компанейским мужиком, что называется, душой общества. Скорее всего, потому, что Виктору была необходима аудитория, перед которой он мог сколько угодно фокусничать, изощряться в казарменных остротах.
Вот и сейчас он принялся заливаться соловьем.
— Поехал я проведать свой четвертый взвод. Молодняк, новобранцы, еще не освоились, не закалились. Строит взвод гарнизонный детсад в Школьнинске, предстоит начать работы на штабе полка. Мастером там — деваха, недавно вылупившаяся из института. Что грудки, что ножки — загляденье, посмотришь — враз почуешь мужской аппетит.
О женских прелестях Сережкин способен говорить сутками. Без перерыва на завтрак-обед-ужин и даже — сон. Причем со знанием дела, с причмокиваниями и подмигиваниями.
Противно!
Я уткнулся в чертежи, выжидал, когда завершится эта возвышенная песнь в честь женских прелестей. Через полчаса понял: не дождусь.
— Что же произошло с Родиловым?
Сережкин умолк, вперив в меня удивленный взгляд. Причем тут Сиюминуткин, если речь шла о сексуальных способностях девахи-мастера?
Потом расхохотался, аккомпанируя смеху нервными подергиваниями рук.
— Здорово ты меня поддел! Молоток паря! Одно слово — Баба-Катя!
— Не одно слово, а два, — невежливо перебил я весельчака. — Причем слова — не самые умные. Лучше расскажи, как встретился с Родиловым.
— Ладно, не злись. Я ведь не хочу тебя обидеть… Как с Сиюминуткиным повстречался? Обычное дело. Проверил я, значит, размещение взвода, снял пробу с обеда, то да се — как всегда. Пошел к детсаду, а там Сиюминуткин долбает эту самую деваху — пыль столбом. Увидел меня, оставил мастерицу в полу разобранном состоянии и рвет когти к новой жертве. Солдаты, видишь ли, плохо трудятся. Я ему в лоб — как командуете, так и получаете. По нарядам выводишь ерунду паршивую, а стремление имеешь, чтобы тебе отплатили добром? Не выйдет… Короче, |разложил начальника участка по всем правилам армейского устава. Без матерщины и рукоприкладства. Понял Родилов, что меня так просто на фу-фу не возьмешь и завертелся юлой. Чуть не облизывает. «Приезжай, друг, на мой юбилей — двадцать пять стукнуло, четверть века, не отметить — грех на душу принять непростительный». Как думаешь, почему он лезет в друзья к командиру роты? — Не дождавшись моего ответа, капитан поторопился ответить сам. — Он же в прошлом месяце часть нарядов взводу задробил. По причине перерасхода фонда заработной платы. А мне чихать на все его перерасходы… Вот и крутится вокруг меня хитрец…
— С тобой все ясно, а я, с какого боку?
Сережкин, который вознамерился хотя бы заочно «выпороть» начальника Школьнинского участка, растерянно замолчал. Своим неожиданным вопросом я будто выбил из седла скачущего во весь опор всадника.
— Ты?.. А я откуда знаю? Когда прощались-целовались, Сиюминуткин попросил передать тебе от его имени приглашение на торжество… Дескать, пригласи, дорогой друг, Бабу-Катю и Валеру Сичкова. Дорогие они люди моему двадцатипятилетнему сердечку…
Невероятная удача! Сиюминуткин, Сичков и Сережкин станут хороводиться, а я со стороны поглядывать да слушать их сюсюканье. Авось, удастся выдернуть из дружеской беседы один-два важных факта. Недаром же влез в заношенную шкуру сексота!
Странно, но новое мое звание «сексота» — или должность на общественных началах, до сих пор не могу разобраться, — перестало вызывать раздражение. Притерся, что ли, привык? Или ощутил вкус подглядывания да подслушивания когда перебираешь уловленное, анализируешь факты, раскладываешь их по полочкам и ящичкам? Трудно сказать, то или другое, но постепенно я увлекся обязанностями сыщика, научился находить в них нечто интересное.
Вот и сейчас словно рентгеновскими лучами старался просветить командира роты.
— Значит, Сиюминуткин пригласил тебя, пытаясь оправдать допущенную несправедливость к четвертому взводу?
— Хватил ты, Дим! Все значительно проще. Одного взвода Школьнинскому участку маловато, пытается заручиться моим согласием перекинуть еще один. Конечно, это решает подполковник Анохин, но мнение командира роты обязательно спросят…
С Родиловым все ясно — зацепиться не за что, надеюсь, крючок найдется во время празднования юбилея. Теперь следует начать выполнять поручение Малеева. Так сказать, сделать первый щипок.
— Вот ты, Витька, взахлеб рассказываешь о мастере-девице. Что-то не могу понять одного: с Катькой-секретчицей ты завязал, что ли?
Сережкин распахнул рот, взмахами рук и движениями пальцев изобразил полное недоумение.
— Она же померла… Ты ведь в курсе…
— Слышать-то слышал, но все равно — твое знакомство с мастерицей состоялось, когда Катька еще была жива. Вы что с ней разбежались?
Ага, забегал шутовскими глазками, заиграл пальцами сигналы тревоги. Кажется, я нащупал самый больной мозоль.
— Знаешь, Баба-Катя, не изображай из себя бывшего замполита в квадрате. Наказание я уже успел получить — выговорешник всадили. А тебе скажу: женщины созданы для нас с тобой. Зачем было мне хранить верность толстозадой Катьке, мир ее праху? А может, найти убийцу и вызвать на дуэль?.. В другое время мы живем, Дим, сейчас все проще. Но принципу: жизнь дается единожды, хватай ее за загривок и пользуйся всеми благами. В том числе женщинами…
— Вот как ты повернул… Ладно… А где ты был в ту ночь, когда задушили твою Катьку? Другой «объект» штурмовал?
— Почти догадался, — подмигнул капитан. — Возьму твердыню — расскажу…
— Ожидаю с нетерпением, — не преминул съехидничать я, но тут же возвратился к деловому разговору. — Впредь, когда станешь отлучаться, поставь в известность. Я возьму Джу в сторожку, боюсь, как бы он не распустил на полоски твои новые бриджи…
— А я разве не предупреждаю?
— В ту ночь не предупредил.
Окончательно растерявшись, Сережкин забормотал о встрече с мифическим другом, с которым засиделись за бутылкой допоздна. Вот и заявился в сторожку, когда начало рассветать… Впредь постарается не задерживаться… Или, в крайнем случае, отправится спать в казарму…
Заглотнул парень примитивную наживку, не заметив спрятанного под ней острого крючка. Ободрившись, я позабыл об осторожности.
— Твоего «друга» случайно не Катькой зовут?.. Не юли и не выкручивайся! Ведь в ту ночь ты провожал секретчицу?
— Кажется, ты подозреваешь…
— Зачем подозревать, когда я своими глазами видел, как ты следил за женщиной… Зачем?
Я отбросил все тонкости сыска, Нужно не упустить удобный момент. Сережкин растерян, напуган, сейчас он расскажет все.
— Форменный допрос, — засмеялся капитан, но я видел — ему сейчас не до веселья. — Успокойся, Баба-Катя, я — не убийца. Просто решил попугать…
Помогая себе взволнованными жестами, Виктор рассказал о событиях той ночи. Мне показалось, что он был предельно искренен, не пытался выгородить себя или подставить кого-нибудь другого. Я никогда не отличался способностью разгадывать людей по их высказываниям и поведению. Недаром твердила мама: ты, Димочка, в вопросах психологии малость туповат.
Но сейчас я чувствовал себя на гребне волны, несущей меня к полному раскрытию преступления.
Если верить Сережкину, он решил последить за Екатериной Анатольевной и «проявиться» только возле ее дома. Дело в том, что первая попытка овладеть женщиной, предпринятая после танцев в вагоне-клубе, закончилась позорным провалом. Ни страстные поцелуи, ни горячие объятия не вызвали у секретчицы ответного порыва. Она была холодна, хотя и не особенно противилась мужским ласкам. Видимо, не полностью доверяла клятвам страстного капитана о предстоящей женитьбе, совместной, счастливой жизни и прочему вранью.
Зато Сережкин с удивлением обнаружил у внешне рыхлой женщины тугие, не скованные бюстгальтером груди и твердые бедра. Желание переполнило любвеобильного капитана.
Виктор — не новичок в вопросах любви. Он давно усвоил, что далеко не все женщины уступают под воздействием ласк. Есть, конечно, «особи», тающие от нежных признаний и поцелуев, но большинство, изображая страсть, анализируют будущие отношения, прикидывают плюсы и минусы.
Екатерина Анатольевна выстояла под градом сказок о вечной любви и знойными предложениями завтра же отправиться в загс. Понятно, дама его сердца предпочитала сначала второе, а лишь после этого — первое. Она заранее готовилась к любовным маневрам опытного кавалера…
А если попробовать неожиданную «сабельную» атаку?
— Получилось? — иронически спросил я, пропуская мимо ушей явно придуманные подробности. — Отдалась негодница?
— Сабельная атака захлебнулась, — признался капитан. — Дело в том, что метрах в двухстах от дома к Катьке подошел какой-то мужик…
— Но ты перед этим все-таки проявился? — уточнил я.
— Тупой ты, будто солдатский разношенный валенок, — огрызнулся Виктор. — Конечно, догнал. Иначе ни о какой атаке и речи быть не могло.
Да, психологи мы с Малеевым никудышные. Ведь, анализируя ситуацию, пришли к твердой уверенности — у капитана и секретчицы были близкие отношения. Самые близкие. А оказалось… Виктор врать не станет. Хотя бы потому, что любовную неудачу считает позором для мужчины.
Но я отбросил несвоевременно возникшие мысли. Сейчас самое главное — не торопя, не подстегивая рассказчика, заставить его выложить все, связанное с той страшной ночью…
— … вот я и говорю: подошел незнакомый мужик… Кто именно — сказать не могу, темно было, как у негра… в одном месте. Взял Катьку под руку и повел за угол. А меня, вроде, и не заметил. Будто я вовсе не человек, а тумба афишная либо дерево… Хотел проследить за ними — гордость не позволила. Все же командир роты, капитан и — стану подглядывать, вытирать слюнки?
— Больше ничего не видел?
— Нет. Развернулся, щелкнул каблуками и — домой, в сторожку… А ты подумал, что убийца я? Друг называется! Да будь передо мной не Баба-Катя, за подобные подозрения мигом проверил бы наличие зубов!
Кажется, сексот в очередной раз попал в «молочко»…