Проснулся от того, что меня трясёт за плечо милиционер. Сижу в машине, как и предполагалось. Через час свидание с товарищем Сталиным и его бандитами. Прошедшие месяцы кажутся сладким сном.

Милиционер покосился на рюкзак, лежащий на коленях, но ни слова не сказал. Может заметил чего?

Я поблагодарил и поехал к кремлю. Вышел из машины. Вынул лишнее из карманов и сложил в коробку. Меня обшарили. Нельзя к товарищу Сталину с оружием. Прошёл в предбанник.

Я не один, присутствуют ещё товарищи. Видок у них. Кожа нездоровая, бледная, хари упитые. Нет, не упыри они, одежда облепила тело, как будто мокрая. Точно, не упыри. Утопленники. Не скажешь же, что водяные. У водяного вид увереннее. А, эти… Разве, в военной форме нормально смотрятся.

Вот и товарищ Ягода в раскорячку передвигается. Не придуривается, случаем? Товарищ Сталин не просил врачей осмотреть Ягоду, на предмет симуляции?

Подошёл к большому зеркалу. Выделяюсь на общем фоне здоровым цветом лица, цветущей кожей, приятной и модно сшитой одеждой. Не пойму, почему? Наверно потому, что одежду мне склепали по моим рисункам. Я вспомнил, как выглядел в моё время, так мне и пошили.

Глядя на меня народ на перенял фасон. Помню, английский посол прикатил. Глянул на него и чуть родимчик со мной не приключился. Держится наглая английская морда так, как будто я сам в стороне стою. Чего не отнимешь у подлецов англичан, моду мгновенно чувствуют.

Гимнастёрка на товарище Ягоде задницу закрывает, штаны-галифе и сапоги. Мода у них такая, чтобы гимнастёрка до колен. В моё время девчонки юбки носят намного короче. Да, что там! Уже совсем без юбок обходятся. Посмотрел бы я на товарища Ягоду без юбки. На него противно смотреть даже в гимнастёрке, а без юбки будет то ещё зрелище. Впрочем, чего это я? Почему товарища Ягодку в юбке представляю? Может потому, что ходит в раскорячку, как беременный?

Я же как петух гамбургский. Кожаную куртку снял, на плечики повесил. На мне пиджачок, зауженные в меру брючки. Материал, такой, что в стране советов, днём с огнём. Цвет тёмный, тёмный, почти чёрный и проглядывается сверху вниз тонкая синяя полоска. От этого материал кажется светлее, чем на самом деле. Носки на мне тёмно синего цвета, под цвет костюма и туфельки из тонкой кожи, удивительно мягкие. Неужели секрет производства кожи утерян? Чего же в стране советов обувать, если сношу туфли?

Рановато я подумаю о том, чего буду носить. Может товарищу Сталину не понравится мой внешний вид и придётся ехать на Беломорканал, оператором мотыги или тяпки.

И самое обидное, я виноват в том, что товарищ Ягода в раскорячку ходит, на беременного похож. Прямо не знаю, откуда у меня такие мысли?

Приглашают входить к товарищу Сталину. У них целый ритуал, кто первый идёт, кто последний. Я не спешу, остаюсь в предбаннике, жду, когда последний зайдёт. Затем прохожу сам. Спрашиваю:

— Разрешите, товарищ Сталин?

Он поднял голову и посмотрел, кто там такой умный. Похоже заценил мой внешний вид. Как бы не слишком понравился ему материал, из которого костюм сшит. А, то меня в расход, костюм себе заберёт.

Точно, заценил товарищ Сталин меня и говорит:

— Ну, садитесь.

Расселись. Товарищ Сталин просит объявить повестку дня. Что же, можно. Рассказываю, как работники НКВД отказались подчиниться моим распоряжениям, хотя предъявлен документ, подписанный товарищем Сталиным. Затем отказались пропустить в здание НКВД самого товарища Сталина.

В выступлении обвинил Ягоду в бонапартизме и подготовке государственного переворота. В качестве предупредительной акции рекомендовал расстрелять товарища Ягоду пока не поздно. Если промедлить, то может получиться как у Керенского, сбежавшего в женском платье из Зимнего дворца. Правда, нам товарищи бежать некуда. Если Керенский как агент международного империализма, до сих пор скрывается от НКВД, то членам правительства бежать некуда.

Кстати, задал я вопрос Ягоде. Почему НКВД не расследует бегство Керенского? В бегстве явно замешаны лица, которые сегодня занимают руководящие посты и в правительстве тоже.

Правильно товарищи Ленин и Сталин нас предупреждали:

— Вчера было рано, а завтра будет поздно. Надо сегодня.

Для противодействия заговорщикам я раздобыл в НКВД новейший автоматический карабин с патронами. Если надо, то не побоюсь защитить правительство.

Затем предоставлено слово Ягоде. Он начал с того, что мы не сработаемся. Слишком близко к сердцу принимает товарищ Филимонов отдельные, незначительные дисциплинарные поступки отдельных и незначительных работников НКВД.

Я возмутился:

— Заковский незначительный? Так он же Ваш зам. Приведите его из гауптвахты. Послушаем, что скажет.

Ягода сообщил, что по его приказу Заковский из под ареста освобождён и отправлен на квартиру, поскольку товарищ Филимонов ударил его чем-то тяжёлым.

Я опять встрял:

— Активного заговорщика убрал и думаешь концы в воду? И повредил не тяжёлым предметом, а револьвером, которым он угрожал членам правительства и товарищу Сталину!

После моего выступления Сталин просил задавать вопросы Ягоде и Филимонову. Присутствующие струхнули и молчат. Чёрт его знает, вдруг и в самом деле заговор. Тогда на какую сторону не встань, вдруг другая победит. Пожалуй только я обозначил позицию. Остальные тёртые калачи.

Наконец Сталин предложил членам правительства расследовать происшествие, а противников, как он назвал нас с Ягодой, отправить отдыхать на Кавказ. Пусть вдали от столицы примирятся.

А, мы товарищи, не торопясь разгребём авгиевы конюшни и накажем недобросовестных работников из НКВД.

Кстати, товарищ Ягода. Ваш персональный вагон прицеплен к паровозу и готов к отправке. Прямо из кремля едете на вокзал и далее Кавказ.

Что же касается товарища Филимонова, то ему не положен персональный вагон. Поэтому он купит билет и поедет отдыхать.

У членов правительства имеются возражения? Оказывается у членов никаких возражений. Может, лет двадцать назад, у них и бывали возражения, но не сейчас.

Наконец Сталин нам с Ягодой говорит:

— Ну, ступайте.

Поднимаюсь и попрощавшись выхожу. Собираю амуницию и направляюсь на выход. Неожиданно меня поддержали за локоток. Поворачиваюсь и вижу секретаря Сталина. Он говорит:

— Товарищ Сталин просил Вас приехать к нему на дачу.

— А как же Кавказ?

— Кавказ потом.

— Хорошо. Как добираться?

— Вас отвезут.

Мехлис прошёл вперёд. Я за ним. Меня посадили в машину и покатили. Несколько улиц и поворотов. Не узнаю, куда едем. Помню, что одна из дач Сталина в Кунцево, а везут туда или в другое место не знаю.

Наконец приехали. Я вышел из машины, хочу взять рюкзак, но сотрудник охраны придержал его рукой.

Ну и хрен с тобой, держи. Я понимаю, что товарищу Сталину до усрачки хочется знать, чего я таскаю в рюкзаке. Никогда в Советскую Россию не повезу то, что может вызвать у него хоть какой интерес. А, автомат в рюкзаке, так про него я говорил на заседании правительства.

Меня отвели в комнату и оставили одного. Я разделся и завалился на диван в намерении соснуть сколько получится. Конечно долго спать не дали. Через несколько часов заявился Сталин и меня подняли. Я пришёл в себя, умылся и предстал перед его очами. Он предложил сесть и показал на автомат, лежащий на столе, горкой разных деталей.

— Как это работает?

Я взялся собирать. Несколько раз после сборки оставались лишние детали, но в конце концов получилось как надо. Немного поговорили. Он спросил: как машинка работает? Я рассказал что и зачем. Предложил пострелять.

Вышли из дома и прошли к бетонной стене, за которой лес. Я подобрал ветку, приспособил на стене и затем выпустил очередь из нескольких пуль. От палки не осталось даже щепок, а от стены кое что осталось.

Сзади нас несколько охранников ожидали, что я направлю ствол в товарища Сталина. Не дождались и разочаровано, как мне показалось, расслабились. Товарищ Сталин тоже захотел пострелять. У него результат получился не хуже. Тогда он спросил:

— Мы можем наладить выпуск таких штук у нас?

— Эта штука называется автоматический карабин. Сокращёно автомат, товарищ Сталин. Полагаю, что при наличии денег, времени и товарища Мехлиса, можно наклепать некоторое количество, скажем штук сто.

— Сколько времени потребуется, чтобы изготовить сто штук?

— Два месяца, товарищ Сталин.

— Хорошо, деньги мы Вам дадим, но времени у Вас два месяца.

— Разрешите приступать, товарищ Сталин?

— Ну, идите.

— Есть.

Повернулся и пошёл. А что оставалось делать?

Товарища Мехлиса не дали, а увезли в Тулу и поселили в гостинце.

В этот же день направился на завод. Как всегда, когда начальство не может, а на месте не желают, меня застопорили на проходной.

Дежурный охранник сказал, что хрен знает, кто шляется, чтоб проваливал, а то пристрелит.

В местном НКВД корочки зама наркома НКВД, как и в Москве, признавать никто не хочет.

Оправился на центральный телеграф и позвонил товарищу Сталину. Московские телефонистки уже прослышали про грозного зама наркома и соединили с приёмной без проблем. На мой доклад, товарищ Сталин отреагировал молниеносно, спросив:

— Вы где находитесь?

Сообщил, что звоню с центрального телеграфа.

— Никуда не уходите, товарищ Филимонов, сейчас за вами заедут.

Перед входом в здание телеграфа высокое крыльцо. Останавливаюсь на нём.

Минут через двадцать у крыльца тормозит легковой автомобиль. Из него выходит сержант НКВД. Увидел стоящего на крыльце в форме меня, манит пальцем и говорит:

— Я за вами, товарищ, зам наркома.

Похоже НКВДешники все такие безбашенные, а я думал, что только в Москве. Попробую поставить его на место:

— Поднимитесь ко мне, товарищ сержант.

Сержант, держа руки в карманах, поднялся ко мне и говорит:

— Ну?

Чешутся руки спустить его с лестницы. Но, приходится терпеть.

— Представьтесь.

— Ну, сержант НКВД Абросимов.

— Вы знаете, кто я?

— Ну, звонили из Москвы сказали.

— Кто звонил и что сказал?

— Ну, эта. Сказал, что Поскрёбышев, по приказу Сталина, велел приехать и встретить зама наркома НКВД.

— И всё?

— Ну, исполнять приказы.

— Всё?

— Ну, да. Всё.

— У Вас имеются докумены?

— Конечно.

— Покажите.

— Зачем?

— Вам предписано товарищем Сталиным исполнять мои указания. Вы это помните?

— Ну, понятно.

— Так я жду.

— Чего?

— Ваши документы?

— А, ну, эта.

НКВДешник вынул из кармана брюк правую руку и шарит по карманам. Левая его рука остаётся в кармане галифе, чего он там? Яйца чешет или штаны поддерживает?

Наконец сержант достал из внутреннего кармана гимнастёрки скомканный клок бумаги и протянул мне. Дескать изучай.

— Вы не могли бы предъявить документ в развёрнутом виде?

Сержант вынул вторую руку из кармана, — штаны не упали, значит чесал яйца. Развернул бумажку и протянул мне.

Не вынимая из рук сержанта листок ученической тетради, начал читать:

Дорогой Федя…

— Вас зовут Федя?

— Ну, да, Фёдором.

Читаю дальше:…у нас в деревне всё по прежнему, только твоя…

Федя ойкнул, затем скомкал и спрятал бумажку в карман галифе.

Пошарил в гимнастёрке, вытащил ещё одну бумажку и снова протягивает мне. Предлагаю товарищу Феде самому прочитать, чего написано, а то может в лапы попалась совсем другая бумажка, вроде предшествующей. Федя изучил бумажку и сказал:

— Точно, она.

Протягивает мне. Я изучаю, чего в бумаге написано: предъявитель сего является сержантом НКВД, работающим в здании НКВД в должности сержанта. Да, сильный докумЕнт.

От опытного производства впечатление, как от помойки. Исправные и ломаные станки, и инструменты свалены в одну грязную кучу, называемую цехом. Народ бестолково шляется из одного угла в другой. Это чего они могут здесь произвести?

Никто не хочет разговаривать по поводу автомата. Поступил как всегда. Нескольким дал в тыкву, а кое кому в торец. Помогло. Через неделю навёл в цехах порядок. Через две получил оснастку, через три приступили к изготовлению калашникова. За два месяца наклепали триста штук автоматов и почти триста тысяч патронов.

Непонятливые интеллигенты спросят, как мне это удалось?

Поднял в НКВД материалы на директора завода. Фамилия его Розенблюм. Старый большевик с партийным стажем чуть ли не с начала прошлого века.

Нажравшись, директор вспоминает о проживании с Ильичом в Париже. Розенблюм настолько близок к Ильичу, что ближе некуда. Приезжал в Париж невзрачный человечек Джугашвили-Сталин. Розенблюм с Ильичом, за время пребывания швили в Париже, залечили по три триппера, а тот даже ни разу по девкам не сходил.

В кремле место Розенблюма занимают выскочки, а старые большевики вынуждены пребывать в провинции.

Да, такие разговоры про товарища Сталина потянут на десять лет непрерывного расстрела. Вот почему подлюка директор не хочет делать калашникова. Понимает, что из мосинки в него столько пуль не выпустить, сколько можно засадить из калашникова.

Тут же из НКВД позвонил в приёмную товарища Сталина и сообщил секретарю, что необходимо срочно переговорить. В местном НКВД имеются материалы, дискредитирующие хозяина.

Секретарь всполошился и пригласил к телефону самого. Сталин, узнав подробности, приказал доставить материалы.

С материалами и Федей, в качестве шофёра, прикатили в Москву. Хозяин ознакомился с доносами и спросил:

— Что Вы об этом думаете?

— Подлюка набивает себе цену в глазах местных партийцев. Хочет показать, что неприкасаем и ему не страшно никакое НКВД. Будет и дальше сочинять небылицы, чтобы усидеть в кресле и ничего не делать. Даже не захотел разговаривать про освоение новой продукции. Зачем? Его тронуть никто не может, по крайней мере, он сам так считает.

— Вы думаете, он сочинил про Париж?

— Конечно товарищ Сталин. Сколько по стране шляется мошенников, изображающих родственников Маркса или московских руководителей! И этот не был в Париже. Насочинял про Ильича. Боюсь, что он ещё наврёт и нанесёт партии больИй вред.

— Что Вы предлагаете?

— Я бы по свойски расправился с партийной верхушкой Тулы. Подумать надо! Слушают пакости про советских руководителей, не верят в них, но ничего не предпринимают, чтобы прекратить распространение клеветы на советский строй.

— Конкретно, что Вы предлагаете?

— Расстрелять, конечно условно.

Услышав про "расстрелять" товарищ Сталин хотел одобрительно кивнуть головой, но потом пожурить нового зама НКВД за чрезмерную поспешность. Он, товарищ Сталин, предполагает массово расстреливать зажравшихся чинуш, изгадивших идеи коммунизма, через год, два. И сегодня есть кого расстрелять, всяких каменевых и зиновьевых.

Однако расстрелять условно? Это настолько неожиданно, что товарищ Сталин подавился трубкой, — только раскурил свежий табак и хотел сделать первую затяжку, самую сладостную, но вместо того затянул в рот трубку. Подавился и закашлялся. Силы оставили товарища Сталина и он рухнул в кресло, как спиленный тысячелетний дуб.

Прокашлявшись, товарищ Сталин пожурил нового зама НКВД за гнилой либерализм.

— Что за гнилой либерализм Вы развели! Как это расстрелять условно? Кого Вы хотите условно расстрелять?

Я вскочил, стал по стойке смирно и проорал:

— Виноват, товарищ Сталин!

Сталин наконец отдышался и слегка успокоился:

— Так как это "расстрелять условно", товарищ Филимонов?

— Виноват, товарищ Сталин. Дело в том, что в Туле надо расстреливать всех партийцев или почти всех.

— Мне нравится Ваша постановка вопроса, товарищ Филимонов. Однако "условно"?

— Горе в том, товарищ Сталин, что если расстрелять, тогда кто будет выполнять задание по производству автоматов? Я один не справлюсь. Полагаю, приговорить их условно к расстрелу до момента выполнения программы производства автоматов. А, потом и расстреляем.

Объявить приговор. Чтобы работали лучше, некоторым приговор привести в исполнение после оглашения. Другим сообщить, что возможно помилование, но при условии героического труда по производству автоматов.

На Дальнем Востоке через пару лет ожидаются провокации японской военщины. Сформируем из условно расстрелянных штрафные батальоны и бросим в бой. Тех, кто погибнет за родину, реабилитируем. А оставшихся в живых расстреляем.

Если расстрелять сразу, то оборвём ниточки, идущие в другие города или даже Москву. Расстрельный приговор заставит тех, кто отрицает вину, сознаться и выдать сообщников, пообещаем за это отсрочить исполнение приговора.

Получается, товарищ Сталин, что условный приговор выгоден советским гражданам. А, не советским и врагам Советской власти не выгоден.

Сталин закусил трубку. Как мягко стелет новый зам! Всё разложил по полочкам и судя по всему прав во всех отношениях! Но, условно? Этого же не было в юридической практике?

Решил подбросить Сталину ещё одну мысль, как грешник бросает на весы перед входом в ад последнее, совсем маленькое, своё хорошее намерение.

— Условным приговором, товарищ Сталин, покажем зарубежным друзьям, что враги клевещут на наш строй, упрекая в излишней жестокости.

— Хорошо. Действуйте, но помните, товарищ Филимонов, ответственность за выполнение решения правительства с вас не снимается.

Выхожу из кремля, а машины с Федей нет, не иначе, паразит, на казённом лимузине подался по бабам.

Прождал с десяток минут. Наконец, подруливает окаянный. Затормозил так, что если бы я не отскочил в сторону, то задавил бы, мерзавец.

Машина остановилась, из двери выпадывает сам Федя и бабы. Всего две штуки, но от писка и мельтешения кажется, что их не меньше батальона. Федя со всей своей широтой предлагает мне одну, дескать вторая, — его.

Ну, у меня свой способ делёжки баб. Вызываю кремлёвский караул и всех волокут на гауптвахту. Бабы думают, что это новый способ в сексуальных отношениях и аж визжат от предвкушения.

Начальнику караула разъяснил задачу. Он сначала не совсем понял о чём речь и даже пытался возражать. В ответ я пообещал похлопотать лично у товарища Сталина о его переводе из Москвы ко мне в Тулу. Где безусловно, столь выдающийся, как он начальник, получит по заслугам.

Начкар сдулся и сделал всё, как я велел. В результате бабы остались довольными, чего не скажешь о Феде. Его спеленали и уложили в багажник лимузина. Примерно на неделю я забыл о Феде. В багажнике временами постукивало и пованивало. Чем дальше, тем постукивало меньше, а пованивало больше. Чтобы количество вони не увеличилось чрезмерно, приказал развязать Федю и обмыть от очистков. С тех пор у меня был личный и доверенный сотрудник, совершенно не употребляющий алкоголь.

Зная нравы, царящие в московских гарнизонах, был уверен, чо на меня донесут, так и случилось. Я не пытался выехать из Москвы, а задержался в наркомате. Через полдня последовал неожиданный для всех, но не для меня, вызов к товарищу Сталину.

Товарищ Сталин вне себя. Не отвечая на приветствие и не приглашая сесть, видимо надеясь, что с сегодняшнего дня насижусь, сунул под нос бумажку.

Бумажка оказалась подробным описанием того, как обошлись с женой французского посла, в караульном помещении кремля. Такая порнуха!

Муж потребовал от товарища Сталина наказания виновных и расследования инцидента, как написано в бумажке.

Я изъявил желание лично провести посла по месту происшествия, пообещав товарищу Сталину, что инцидент будет улажен без международного скандала. Посла отвели в караулку и нашлись желающие проделать с ним то, чего проделали с его женой.

Инцидент исчерпан. Вернул довольного посла к товарищу Сталину. Тот заверил, что его ввели в заблуждение. Правда посол говорил несколько иными словами, типа ему ввели. Но, так или иначе, все остались довольны, а тем более посол. С тех пор у меня появились информированные агенты во французском и английском посольствах. Вторая дама оказалась женой английского посла.

Единственным последствием для караула было то, что караульное помещение увеличили. Жёны послов и сам посол тащили в караулку всякую дрянь в качестве сувениров и вскоре по помещению стало невозможно пройти. Понятно, что караулку оборудовали съёмочной аппаратурой и звукозаписью. Получилась великолепная порнуха.

Появилась мысль издать записки жены французского посла, как порнороман. Снятые в караулке сцены демонстрировали в кинотеатре "Иллюзион" на закрытом показе. Стоимость билета я установил приказом по НКВД в сто баксов.

О закрытых кинопросмотрах сообщили в зарубежных изданиях. Скоро от желающих посетить Иллюзион не стало отбоя. Ещё увеличили стоимость билета, но и это не помогло. Особенно после того, как на просмотрах появились сами порнозвёзды, — жёны, их караульные и французский посол.

Сначала товарищ Сталин был доволен тем, что в НКВД появились столь информированные агенты и наполнением бюджета страны. Но, потом, когда число иностранцев, желающих посетить порнуху, перевалило за десяток тысяч, он приостановил проектирование Дворца съездов и приступил к строительству гостиниц для интуристов.

Остался не взорванным Храм. Иностранцы с удовольствием посещали службы. Благодаря тому, что вход в храм платный, через некоторое время восстановили золотое покрытие куполов. Внутреннее убранство заблистало золотом и не только фальшивым. Развратные иностранцы жертвовали иконы и алтари, проданные добропорядочными большевиками за границы.

Случалось, что икону не успевали вывезти за границу, как какой-нибудь похотливый иностранец её выкупал, ради замоления грехов. Понятно, что иконы продавали большевики, убившие священнослужителей и продавшие христа.