– Все, Акопчик, как дважды два… Руцкой был выше Акопа на целую голову, но умудрялся дышать ему прямо в лицо. – Если у политика нет денег, он онанист, Акопчик, а не политик.
От Руцкого несло луком.
– А у меня, Акопчик, две академии, шоб ты знал! И в Кремль я пришел с поста заместителя командующего воздушной армией: генерал-майор плюс вице-президент!
Но ты же сам посмотри, что делают сейчас эти суки! Президент пишут с большой буквы, а вице-президент – с маленькой, вроде как я – порученцем у Бориса Николаевича, хотя народ, Акопчик, избрал нас одним бюллетенем!
Идем дальше: если я баллотируюсь вместе с Ельциным, – Руцкой загнул палец, – мои голоса тоже работают на его победу! Ветераны, армия, бабы… ты знаешь, сколько за меня сейчас баб?
Когда Руцкой пил, он пил очень много, как он говорил – «до полного упаду».
– Ну что, поехали?
Водка с размаха влетела в усатый рот вице-президента России.
– Поцелуемся, Акопчик?
– Нет-нет, сначала надо чокнуться…
– Ну, давай!
Руцкой снова налил себе водку.
– Давай!
Поцелуй получился смачным, влажным, но вытирать рот было как-то неудобно. Акоп сделал вид, что он задумался, прижал стакан к щеке и незаметно прокатал его по губам.
– Ну не командир я, согласен… – Руцкой взял соленый помидор и пальцами разорвал его пополам. Половину помидора он сразу отправил в рот, другую половинку шмякнул обратно в тарелку. – Но я точно, Акопчик, не второй пилот… это-то вы… извините меня! Апоихнему я вообще черт знает что такое, примкнувший какой-то… К Борису Николаевичу!
– Да у вас, я считаю, самая тревожная работа на земле…
– Правильно говоришь, – поддержал Руцкой. – Значит, вывод: если я, уважаемый, не подкреплю себя бизнесменами, которым я ж в итоге и помогу заматереть, кранты мне, в металлолом сдадут, долетал ся я…
Руцкой был в добротном темно-синем костюме.
«Штуки полторы, наверное…» – прикинул Акоп.
– Не-а, икнул Руцкой, – я им не дам себя игнорировать.
Год назад мэр Москвы Попов выделил (по просьбе Руцкого) фонду «Возрождение» (вроде бы – инвестиционный фонд) один из бывших правительственных особняков на Ленинских горах.
Высоченный забор, парк, похожий на лес, птички поют, чудный вид на Москву-реку, двадцать минут до центра. Бывает такое?
– Здесь Хонеккер гужевался, – объяснил Руцкой. – Жил, когда с визитами прилетал. А там, за забором, – Руцкой кивнул через плечо, – Фидель Кастро обитал. Тоже дерьмо, как и Хонеккер, но – с нюансами. Девок драл – беспощадное дело! Во, бл, кровь испанская! Каждую ночь – новая, весь «кремлевский полк» поимел!
Для высоких гостей были в Кремле испокон веков, с Брежнева, «штатные» проститутки, восемь девчонок, все – лейтенанты КГБ.
Поскольку миссия у них была совершенно секретная, их приписали к Кремлевскому полку.
Почетнымпрезидентомфонда «Возрождение» был избран Ельцин: Александр Владимирович убедил Президента, что «Возрождение» ставит своей задачей «аккумулировать внебюджетные средства на возрождение страны».
Ельцин разрешил «Возрождению» коммерцию и освободил его (специальным указом) от акцизов и пошлин на сорок семь видов продовольственных товаров, включая водку.
Разумеется, Ельцин понимал: если бы не «Возрождение», акцизы и пошлины пошли бы в бюджет государства. Но Ельцину объяснили, что у него, у Президента, всегда есть «внебюджетные статьи расходов», например, выборы: Ельцин подумал и согласился.
– Чой-то, Акопчик, молчишь?
Юзбашев чувствовал, Руцкой напряжен, тянуть с ответом – это не правильно.
– Вот если бы у меня были бы квоты на нефть, Александр Владимирович…
– Я р-решу – согласился Руцкой.
– Так и я тогда решу… мигом!
Они смотрели друг на друга так, будто видели друг друга впервые.
– Люди, с которыми я работал по жизни, – Акоп расплылся в улыбке, – знают… мою порядочность, Александр Владимирович! Я верующий человек, туда с собой… – Акоп кивнул на люстру, – можно взять только сто тысяч долларов. Самый дорогой гроб…
Руцкой разлил водку.
– Его из золота рубят? Гроб-то?..
– Из красного дерева, Александр Владимирович.
– А, из красного…
– Дурак Гайдар, – уверенно сказал Акоп. – Производительность труда, она что, от формы собственности зависит?..
Руцкой с аппетитом пожирал помидоры.
– Да ну их, Акопчик, в зад… Гайдару надо поскорее уничтожить коммунистов, а «красных директоров» либо схарчить, либо сделать миллионерами, чтобы они свой народец сами бы в узде держали. Ш-шоб реставрация не произошла.
Столыпин как учил Дурново остановить революцию? «Коренное разрешение вопроса – создание класса мелких собственников…»
Гайдар учился у Столыпина.
– Опасно, Александр Владимирович…
– Не-е, минуточку! Сейчас дойдем и до «опасно». Во – первых, после Беловежской Пущи ни один коммунист не вышел с протестом на улицу. Так? Так. Во-вторых, кто-нибудь, хоть коммунисты, хоть не коммунисты, спросили с Гайдара, почему порт Находка нынче продан всего за 120 тысяч долларов? Ачинский глиноземный за 240 тысяч? «Уралмаш» – за полмиллиона? Всего! А? Спросил?! Безответственность порождает все эти явления. Тогда я спрашиваю: где Президент? Где Борис Николаевич? Куда он глядит? Или ему глаза закрыли? Как покойнику?
Руцкой поднял рюмку:
– За нас, Акопчик!..
Акоп подумал, что, если он выпьет, он точно умрет. Но выпил…
– Я ведь, Александр Владимирович, семь лет отдал МВД… – ему хотелось поменять тему.
– Ты что, служил?
– Нет, сидел.
– А… Только что Гайдар и его мальчики решили, представь, поиграть с золотом. А что? Золотишко – вещь полезная, на солнце не тухнет, наоборот – сверкает лучше, веселее, усушке и утряске не подлежит. Короче: Егор Тимурович 18 тонн российского золотого запаса отправляет в Швейцарию, в «Кредит-свис». Кладет их под два процента годовых. Всего!
Уехало, Акопчик, 18 тонн. А в Швейцарию приходит… 15. Где еще тонны? А? Куда делись? – Руцкой влюбленно разглаживал свои усы.
– Сперли? – догадался Акоп.
– 3 тонны!
– Ухты…
– Как корова языком!.. Иду к шефу: Борис Николаевич, вот документы. Где три тонны? Если скажете, – я услышу.
Смотрю, Ельцин абсолютно спокоен.
«А это точно?» – спрашивает. Но без интереса. Я документы ему на стол – х-хрясь!.. «Хорошо, – говорит. – Посмотрю…»
Оставляю папку и спускаюсь к себе в кабинет. Потом обед, короче… через час только я хватился: мои очки там у Ельцина остались, на журнальном столике.
Поднимаюсь в приемную. Очки мои у секретаря, а дверь к Ельцину чуть приоткрыта – ему только что чай внесли.
Вижу: сидят за большим столом Гайдар и Чубайс. «Читайте, – говорит Ельцин, – что на вас летчик нарыл…»
Я? Нарыл?.. Он меня за мусорщика держит?
Облил, короче, грязью, по самое некуда!
Тут же, в приемной, говорю: дайте мне лист бумаги. Пишу: «Президенту России Б. Н. Ельцину. В связи с тем, что результативность межведомственной комиссии по противодействию коррупции равна нулю, ибо информация о нашей работе, оперативно доложенная Президенту России, мгновенно становится достоянием тех, кто и совершает эти преступления, прошу освободить меня от должности председателя межведомственной комиссии». Число, дата. И расписался: Руцкой!
– Сейчас поеду домой и свалюсь там с инфарктом… – пробормотал Акоп. – Все беды от баб, Александр Владимирович!
– Нуда, нарожали дураков, – согласился Руцкой. – Ради бога, Борис Николаевич: если вам Чубайс с Гайдаром дороже золота… – и Руцкой махнул рукой, говорить не хотелось…
…Совсем недавно, на первом (революционном) этапе демократии, Руцкой буквально боготворил Президента России. Увидев, в каких ботинках ходит Ельцин, он тут же приволок в Белый дом целую кучу коробок: вам… все вам, Борис Николаевич, выбирайте любые!
Ельцин покраснел… и так зыркнул на Руцкого, что тот забрал все свои подарки и быстро вышел из его кабинета.
О нем, о Ельцине, есть кому позаботиться, господин Руцкой!
– Но Президент-то, Президент… Александр Владимирович… – не переставал удивляться Акоп.
– Я и сам, Акопчик, не пойму! Какие они себе там… запасные аэродромы соорудили… Но точно же соорудили. Три тонны прямо на посадочную полосу пошли.
Теперь соображаем, Акопчик: когда вся эта шобла из России на аэродромы бросится, власть за кем будет? Как думаешь?
Акоп кивнул:
– Понимаю, Александр Владимирович…
– Ты знаешь, насколько я моложе Ельцина? Не считал? На несколько десятилетий! Я еще успею стать первым. Я сегодня – уже второй!
Руцкой взял рюмку, кусок черного хлеба и снова потянулся за помидором.
– За всю, Акопчик, русскую историю два царя, только два, не вели войн. Бабы – это вообще было что-то страшное. И Елизавета, и Екатерина. Как бабы кровь любят, – о! А вот двое не вели войн: Хрущев и Горбачев. И как закончили? Свои же и попросили. Спрашиваю Горбачева: чего ты не стреляешь? Зачем тебе тогда армия?
– Стрелять, говорит, это слабость проявлять… Представляешь? Если Горбачев не стреляет, значит, он сильный! Вон как!
Акоп дождался, когда Руцкой выговорится, и аккуратно начал – издалека.
– Я, Александр Владимирович, профессионал… Я ведь как в бизнесе кручусь: от милиции-терпел, от Андропова-терпел, в тюрьме чалился, через хрен знает что прошел. Даже через финальную стадию недосыпания прошел. Это, Александр Владимирович, когда тебе снится, что ты наконец спишь!
И я такой один. На всю округу один. От Пушкина до Мытищ. Саня Говорский еще есть в Калининграде – все. Только мы можем без ущерба распорядиться предприятием. Других нет, мелюзга. А заводов – под сотню.
– Большой район? – удивился Руцкой.
– Ну да, в просторах мы не обижены, Александр Владимирович. Есть у нас братья Соколовы. Старший – наркоман. Три куба в день, может, и больше. Но при бабле. И что, «Металлоремонт» сейчас ему достанется? С какого дуба? А Соколенок не упустит, колоться бросит, схватит завод и снова: три куба в день!
– Да, – кивнул Руцкой, – произвол, а произвол, Акопчик, порождает безответственность. Разве можно базовые отрасли промышленности откидывать в частные руки? Твой пример – это только штрих, Акопчик. Если все вместе собрать…
– И что будет? – встрепенулся Акоп. – Со страной?! Они ж ничего не умеют, соколята эти… – водка дала о себе знать, Акоп как-то забыл, что ему положено внимательно слушать Руцкого и не перебивать его. – Завод получат, но бабки вламывать в него не станут, такие только на вынос работают…
– И я им все время, Акопчик, твержу: смотрите, лопухи, кому продаете… Тэтчер в Англии как делала? 3-загибается госзавод. Тэтчер тут же, пока з-завод не сдох, дает ему бабки… И у правительства, Акопчик, у правительства берет, чтобы завод поднялся до уровня. Ш-шоб он привлекательный стал. И после этого… только после этого! говорит, что ищет сейчас нового хозяина…
Я когда узнал… иду к Гайдару: ты куда спешишь, насморк? А я, Акопчик, не чинюсь, сам иногда хожу, хотя как должностное лицо могу и к себе пригласить… Но они что же сделали? В указе написали, что вице-президент участвует в заседаниях правительства только с совещательным голо сом. Звоню Шахраю: Сережа, убери «совещательный», мне ж стыдно! Представляешь, какая порнография? А порнофильмы, Акопчик, культивируют нереалистические ожидания от жизни – например, о том, как быстро может приехать к бабе сантехник. Короче, так: если у меня в обозе есть ты и твой тыл, значит, будут и песни. П-понял меня?
Вопрос прозвучал в лоб.
– А у приватизации все-таки какая цель? – Акоп тянул время и не торопился с ответом.
– Я ж поясняю: быстро нужны собственники. Купцы – те капитал веками строили. А Гайдар говорит: времени в обрез, поэтому расхватывайте, ребята, государство! Я тут спрашиваю у одного, он у Гусинского работал: чего свалил-то? Гусинский вроде и платит хорошо, потому как крадет еще больше… – нет, ушел. – А я, говорит, сижу у Гуся на совещаниях и мысленно подсчитываю (он юрист) статьи Уголовного кодекса, под которые мы идем…
Руцкой вернулся к столу.
– Выпьешь, брат?
– Да нет, Александр Владимирович, все… Не могу уже.
– Писатель Чехов после сорока советовал переходить на пиво.
– Погорячился…
– Я согласен: дурак. Твое здоровье!.. – и Руцкой с размаха опять опрокинул рюмку. – Ельцин, штоб ты знал, конь-тяжеловес. В какие сани ты его поставишь, те он и потащит…
– Значит, остановить его некому?
– Я остановлю. Так отрихтую, мир вздрогнет. Плохо все афганцев знают.
– А… не ошибетесь, Александр Владимирович?
– Ошибусь – дальше што? Ты че, бл, рыдать будешь?..
Руцкой все-таки напился.
– Если я с вами, значит – до конца…
– Вот это ты молодец! Это разумно!
– Еще как понимаю, Александр Владимирович, – кивнул Акоп.
– Хотя осторожность, брат, не помешает. Опытный электрик даже бабу не берет за две сиськи сразу! Если Россия убедится, что Ельцин – алкаш конченый… да снять на камеру, слушай, как он в блевотине своей плавает… сразу импичмент будет. Возьми помидор!
– Правду говорят, что у него эпилепсия?
– Не уверен. Не присутствовал.
– С нефтью-то получится, господин вице-президент?
Руцкой удивленно посмотрел на Акопа.
– Еще как! Детали с Белкиным обсуди. Я, Акопчик, своих не сдаю, шоб ты знал. Сам посуди: если ты будешь валить лес незаконно, тебя посадят, и ты все равно будешь валить лес.
– Моя порядочность, Александр Владимирович…
– Лады, – обрубил Руцкой.
– Тонн бы 500-700. Тысяч…
– Погоди, это много иль немного?
– Копейки.
– Так ты больше бери! – икнул Руцкой.
– Больше не вывезу.
– Ведрами вывози, ведрами! Давай, Акопчик, – Руцкой поднял рюмку, – шоб у тебя все было и шо-б теб-бе, значит, за это ничего бы не было!..
Они выпили и поцеловались.
«Слышал бы Ельцин!» – подумал Акоп.
Вице-президент России проводил его до лестницы.
– Запомни… – Руцкой ладонью вытер усы. – Я был с тобой оч-чень от-кро-ве-нен. Цени!
Он поднял указательный палец. Точь-в-точь как делал Ельцин.
Он здорово все-таки набрался. Дня на два вперед!
Больше всего Акопу не понравилась откровенность Руцкого.
«С чего вдруг… такая любовь?.. – гадал он. – Белкин дал гарантии? Предлагают трубу. Просят не забыть. Хорошо? А что ж здесь непонятного, если только курица от себя гребет, все другие – по-другому, а мне, между прочим, назначено встать…»
Руцкой вернулся в комнату, где его уже ждал майор Тараненко. Начальник охраны доложил, что разговор с Юзбашевым полностью записан и кассета – уже в сейфе.