Якубовский сходил с ума: Торонто — это не город, а город-призрак: кругом лес, среди леса — виллы, вместо кошек и собак — белки, хорошо хоть кабанов и косуль нет. Народ вялый и наивный: время в Торонто остановилось также, как оно навсегда остановилось в Венеции. Только одно дело — гениальная Венеция, другое — Торонто, задворки мира, вся страна в каком-то полусне!

Как же хочется жизни, Господи!

Любви, страсти… и — денег. В Москве деньги сыпятся нынче отовсюду, только карманы подставляй!

Вот — вчерашний номер местной эмигрантской газетки. Большая статья о празднике в Москве в честь 660-летия русского рубля.

Организатором мероприятия в «Президент-отеле» выступает известное в кругах бомонда «Агентство по международным проектам в области культуры, образования и спорта».

Вечеринка для финансистов, банкиров, представителей госаппарата, деятелей культуры и журналистов называлась «Купание в черной икре».

Как заявили на пресс-конференции организаторы, «вечеринка посвящена не только рублю, но и его ближайшим «родственникам» нефти, искре и пушнине». В неформальной атмосфере гостям презентован торжественный благотворительный вечер «История российского рубля. Наша любовь. Наша энергия», который пройдет 29 декабря 1992-го года в Государственном Кремлевском дворце.

Кроме потешной «борьбы» моделей, купавшихся на глазах изумленной публики в детском надувном бассейне, наполненном (15 ведер) черной икрой, присутствующие увидели предпоказ капсульной коллекции женских вечерних нарядов, посвященной российскому рублю. Был проведен так же розыгрыш барреля черной икры. Для гостей исполнялись русские народные песни в соул-аранжировках группы Black Gold. В завершение вечера был представлен гигантский торт в виде рубля от лучших кондитеров Праги…

Если девушки кидаются икрой как грязью, сколько денег сейчас у людей, — а?

Вчера Якубовский был в клубе. Ночной клуб в Торонто — это дискотека, больше напоминающая публичный дом: жмутся девчонки по стенкам, кто-то лениво танцует, кто-то тянет джин из банки… — все ждут чуда, идиотки, но откуда в Торонто быть чудесам?..

К Якубовскому подвели красивую девочку — Зару Она тоже делала вид, что танцует. На прошлой неделе здесь, в клубе, к Заре грубо пристал пьяный в дугу армянин. Тогда Зара грохнула о стол пустую бутылку и засадила горлышко армянину в глаз.

Промахнулась, он чудом увернулся, хотя кровищи было — не остановить!

На свою беду, Якубовский только что посмотрел знаменитую «Никиту» Бессона. — «Какая удача!» — загорелся он. Если с Зарой хорошенько поработать, из Зары выйдет блестящий спецагент! Но подготовка должна быть очень серьезной. Во-первых, стрельба из всех видов оружия (даже из лука). Прыжки с парашютом, бокс, карате, свободное владение пятью языками и искусство эффектно обольщать не только мужчин, но и женщин.

«Догнать и перегнать американский боевик»: Якубовский всегда ставил перед собой нереальные цели.

Разумеется, Зара в роли диверсантки была на фиг ему не нужна… — но силушку куда девать, Господи!

Инна Александровна, мама Якубовского, не сомневалась, что ее любимый сын сходит с ума. Она постоянно внушала ему, что неподвижный образ жизни, обжорство и нервы медленно убивают здоровье.

— Ага, — соглашался Якубовский, — зато пробежки по утрам и грубая пища значительно продлят мое жалкое существование…

Спорить с ним было невозможно. Даже по пустякам.

— Знаешь, Зара, что такое «черная дыра»? — философствовал Якубовский. — Это, дочь моя, то место, которым ты зарабатываешь себе на жизнь!..

Нет, Зара не могла понять, чего добивается от нее господин из России, ибо секс в программу обучения пока не входил. Но за полторы тысячи канадских долларов она с удовольствием променяла свой притон на боевую подготовку по программе, разработанной лично господином Дмитрием Якубовским.

«Курс молодого диверсанта». С утра — кросс полтора километра, стрельба из арбалета, завтрак, короткий отдых, прыжки с парашютом или, когда плохая погода, рукопашный бой. Обед из трех блюд с компотом или кока-колой, сон (час — час двадцать), затем женский бокс (карате, ушу), ужин, после ужина — японский язык (немецкий, русский, украинский, иврит, etc.), а также бассейн — синхронное плавание [двойка) с самим господином Якубовским.

Серьезных учителей пока не было. Их заменил охранник Якубовского по кличке Заяц. Инструктором по плаванию стал массажист Сережа, предложивший для Зары еще и спецкурс спортивной гимнастики.

Ежики способны завалить слона, но мясо слона они не едят.

В мире очень много бессмысленной жестокости…

Зара бегала кросс, прыгала с парашютом, пыталась запомнить хоть какие-то слова по-японски и села — вдруг — на шпагат, хотя встать уже не смогла…

Тест на интеллект показал, что у Зары не дура только губа. Увидев, как на третий день «спецподготовки» она пыта ется на полусогнутых ногах доползти до своей каморки (Якубовский поселил ее в подвале своего большого дома), Заяц дал ей совет:

— Тикай, дочка, пока живая. Тикай!..

Зара не говорила по-русски, Заяц не говорил по-английски, но они прекрасно понимали друг друга!

Якубовский не знал, что Заяц — предатель. С недавних пор он никогда не поворачивался к своей охране спиной. А Зара — бежала. Вообще из Торонто. Оставила Якубовскому записку, что, если «господин русский Дмитрий» будет ее искать, она обратится к шерифу.

Как-то раз Караулов рассказал Якубовскому, как в 91-м, летом, американский актер Савелий Крамаров приехал в Сочи из Лос-Анджелеса, на «Кинотавр». Рядом с ним — зачем только? — постоянно находились два охранника: негры со зловещими лицами.

В день открытия «Кинотавра» Крамаров им нахамил, и они избили его прямо на парадной красной дорожке — при всех.

Нельзя ссориться с охраной: это люди по найму.

«Дмитрий Олегович у нас как водитель «Оки», — философствовал Заяц. — Тело в «Оку» помещается, самооценка нет…»

Якубовский лежал в зимнем саду на своем любимом диване. Тоска такая — выть хочется; хорошо, что в этой чертовой Канаде хотя бы есть снег и огромные елки; ночью снег всегда так красиво искрится под луной…

Он ждал полночь: в Москве восемь утра, можно звонить.

Баранников хорошо реагировал на его телефонные звонки:

— Не психуй, лапа. Друг твой… на букву «кэ»… столько говна налил… и оно по-прежнему идет по трубам! Но я спишусь с Президентом, выберу момент… жди, короче, я ничего не забыл… — слышишь?

— Виктор Павлович, — скулил Якубовский, — мне уже кошмары вещие… снятся по ночам. А финансовое положение — борюсь за каждую макарошку прилипшую к кастрюле…

Баранников успокаивал:

— Понимаю, родной! Знаешь, как Паша Ангелина говорила? «Держаться за землю надо, трактор низенький, ниже трактора не упадешь!» Это когда ее, голубушку, Никита Сергеевич решил министром сделать…

— А она на тракторе… для прикола гоняла?

— Нет, в деревне жила.

— Я по России, Виктор Павлович, и на тракторе готов! — уверял его Якубовский. — Лишь бы если посадят, то только на трактор…

Вошла Машка с папироской во рту. Запахло травкой.

— Я хочу спать.

— До завтра!

Уже готова, обдолбанная совершенно! Ну не дикость, — а?

Песня «Увезу тебя я в тундру» в исполнении Якубовского (петь он любил) всегда воспринималась его девушками как скрытая угроза… Его семейная жизнь всегда была какой-то односторонней: он любил всех, с кем он спал или переспал, его не любил никто.

Якубовский очень любил смотреть на снег: елки, сугробы под луной… — «Щелкунчик» в Большом театре, почти детство… Хорошо, мама рядом, — он ее обожал! Если все его жены (он был женат уже четыре раза), это его мечта о лучшей жизни, то мама — это сама жизнь. Так, как любит его Инна Александровна, его уже никто и никогда не будет любить, никто и никогда… и нет, нет покоя, сплошные нервы, а сердце вот уже какой месяц выдает, сволочь, лишний удар в минуту… Телефон сам подал голос.

Якубовский обожал ночные звонки; значит, кто-то в России о нем вспомнил.

— Ал-ло!

— Здравствуйте, дорогой друг…

Якубовский мгновенно узнавал Караулова.

— Привет, пилигрим!

— А это кто — пилигримы?

— Да такие, как ты, брат. Калики перехожие.

Якубовский удивился:

— Во, бл, как в России язык изменился! Веришь, старый, ни хрена не понимаю…

Караулов зевнул.

— Так над собой, над собой работать надо! Иностранцы тоже немало помучились, пытаясь перевести наше могучее и правдивое «е… твою мать!».

Книги, короче, читать надо, — закончил он. — Повышать квалификацию.

Якубовский оживился:

— Так я ж, старый, тут целую библиотеку купил! Хохол один… помирал и все распродавал по такому печальному случаю.

«Хохол, — говорю, — почему так дорого? Я твой последний клиент, значит самый близкий сейчас к тебе человек. Даешь дискаунт, ну и я к тебе как к другу отнесусь. Сам тебя в гроб положу, банке… молебен, то бишь, устрою!»

«А вдруг, — хохол говорит, — я выживу?.. Я выжил, а продал задешево? Я ж точно тогда умру!..»

— Весело у вас, — заметил Караулов.

— Сто процентов, бл! — подтвердил Якубовский. — Вечера на хуторе близ Ниагары! Знаешь, сколько здесь хохлов? Больше, чем в Киеве, это я ответственно говорю.

— Ладно, — Караулов сообразил наконец, что это он платит сейчас за разговор с Канадой. — Был, короче, у меня контакт…

— Сексуальный, надеюсь? — уточнил Якубовский.

— Еще какой! Из застенка прибыл товарищ. Для плодотворной беседы. Все о тебе говорили, ты не поверишь…

— И что? Не томи!

— А вчера я, — зевнул Караулов, — месседж получил. Товарищ мой новый… сообщает: двое трудящихся граждан, один из них — в чине начальника управления известной всем администрации, командируются к тебе на хутор спецрейсом государственной важности.

За народные деньги, между прочим. Но повидаться, конечно, было бы лучше в Европе. В Цюрихе, например. Или в Вене. И ты прибудешь туда со всей своей бухгалтерией…

— Ее!

— Интерес короче, гигантский, — заключил Караулов.

Якубовский не верил собственным ушам.

— Правда… что ли?..

— Ты просил — мы сделали, — важничал Караулов. Он очень гордился собой, если у него что-то действительно получалось.

— Старый… я едва жив, веришь?

— Не ври.

— А я и не вру.

— От счастья?

— От новостей…

Караулов засмеялся:

— Все остальное — уже твоя работа. Отношение к тебе не как к говну, раз самолет дали. Сам понимаешь, кто решил. И где.

— А где?

— Где-где… В гнезде!

— Демократии?

— Президент, короче, тобой интересуется, — закончил Караулов.

— Хороший человек.

— На редкость! Россия его надолго запомнит.

Якубовский растерялся; весь, полный смысл сказанного дошел до него только сейчас.

— Я тогда в Цюрих вылетаю. Прямо сегодня…Только ты, старый, в Цюрихе тоже нарисуйся… — тихо попросил он. — Пожалуйста.

— О'кей! Но будь мужчиной, очень тебя прошу. Служба Александра Васильевича гениально кости ломает, когда что-то не так…

Тут одно из двух: либо не связываться, либо служить до последнего вздоха.

Якубовский напрягся:

— Ты о чем?

— Да о своем, о девичьем! Если ты счастлив и успешен, почему-то эта власть должна обязательно подбить тебе ноги. У Коржакова сейчас вся страна со спущенными штанами живет. Как говорил незабвенный Дзержинский незабвенному Уншлихту: «На каждого интеллигента должно быть дело…» С тех пор мало что изменилось, — веришь? Месть у этих ребят — высокое гражданское чувство!

Якубовский ничего не сказал, осторожно положил трубку и еще долго-долго смотрел в окно на снег. Вечером, не попрощавшись с Машкой, он вылетел в Цюрих.

На самом деле Якубовский пока ничего не понимал, но обмануть его было невозможно: в России началась новая большая игра, и в этой игре Кремлю очень нужен Руцкой.