Коржаков не знал, что ему делать с Руцким. Какой, к черту, «вираж», скажет шеф… они ведь великие, наши начальники, сами камни таскать не хотят, других заставляют…
Политика по-русски: один пьет, всех остальных тошнит от зависти!
А Руцкой, между прочим, набирает очки. Бабы, самый примитивный российский электорат, от него просто без ума, особенно от его усов. — Ладно… бабы, у экстаза есть пределы, но: 1) армия, офицерский состав: все за Руцкого; 2) ветераны; 3) деревня, хотя с деревней чуть проще, конечно, для деревни нет героев, полнейшая апатия, вот разве что… Руцкой.
На самом деле он давно просит Бориса Николаевича о личной встрече. Но шеф (характер, черт возьми!) запретил — всем — любые контакты с Руцким. Пусть хоть гражданская война будет… — прорвемся!
С Дудаевым, кстати, такая же история. Борис Николаевич непоколебим: для врага, говорит, либо пуля, либо веревка. Вот и весь сказ… уральский.
Зато с Зюгановым, с коммунистами, железно договорились: если вдруг что-то начинается, на баррикады КПРФ не выходит. Наоборот, Зюганов сам, в прямом эфире Первого канала, призовет своих сторонников сидеть по квартирам. Объяснит товарищам (объяснять он умеет), что их час еще не пришел, настоящая битва Коммунистической партии с «компрадорским режимом» Ельцина — впереди. А пока надо копить силы и не поддаваться на провокации…
Зюганов — выдающаяся находка. Вот с кем Президенту невероятно повезло: с такой «оппозицией» Ельцин до века будет в России Президентом.
Ира, любимая жена, месяц не разговаривала с Коржаковым после того, как Мишка, их внук, спросил:
— Деда, с кем твоя работа связана?
Коржаков никогда не обманывал:
— С проститутками, Миша!
…Банкиры липнут к Зюганову, как мухи к дерьму! Раньше всех подоспел Миша Ходорковский, бывший комсомольский вожак: «Менатеп» сейчас находится в том же самом здании, где когда-то был их райком. — А больше всех порадовал некто Женя Чичваркин, поднявшийся — за год — на производстве дрожжей. Его личная вилла близ Одинцова — точная копия Дворца пионеров в Москве. Вот-вот достроят, даже гипсовый пионер с горном стоит у входа. Когда Чичваркин был маленьким, его обидели — не взяли в кружок кройки и шитья (мама очень хотела, чтобы Женя шил). Поэтому теперь у Жени — свой дворец пионеров, и он здесь хозяин.
Где они эти слова находят: «Менатеп»?! «ОНЭКСИМ», «Конти», «Силабанк»?
А еще интереснее: банк «Рублев».
Ходорковский хочет, чтобы Зюганов (с помощью компартии Китая, разумеется) привел его в Дацын. Китай быстро развивается, Китаю нужна нефть, и Ходорковский готов протянуть в Китай нефтяную трубу. — А параллельно с Зюгановым, коммунистами, он, Ходорковский, финансирует (для души, так сказать) Явлинского.
Но Зюганов, конечно, берет больше: Явлинский — рохля, зато вокруг Зюганова крутится нынче весь бывший КГБ, много военных, директора заводов, концернов и… даже Рыжков сейчас где-то там…
Вот она, птица-тройка 1992 года: если и несется куда, то исключительно в Дацын, где за нефть китайцы дают овес, много зеленого овса — с портретом Авраама Линкольна.
Предательство Родины в одиночку — это преступление. Предательство Родины группой единомышленников — бизнес. Подождите, ребята: Ходорковский еще так развернется, он скупит — у вас на глазах — весь парламент страны, всех депутатов. Сколько стоит голосование за упразднение в России поста Президента? А? Бескровный переворот: был Президент — и нет Президента, да здравствует парламентская республика!
Если бы «съездюк» (так Коржаков звал Хасбулатова) был чуть посмелее, он бы и сам подвел парламент к такому вот решению…
«Я сослан в двадцать первый век…»
Коржаков, кстати, много читал. Прежде всего — историческую литературу.
По размерам кабинет Коржакова в Кремле был чуть больше комнаты в обычной «хрущевке». Большая светлая приемная, герань на окнах, а сам кабинет — совсем крошечный, в углу у шкафа — письменный стол, торцом к нему — стол для совещаний, у окна — пальма-рахит, совершенно засохшая, но вроде бы еще живая…
Генерал Барсуков называл этот кабинет «пеналом Раскольникова». Зато у самого Михаила Ивановича все стояло на «широкой ноге».
Комендант Кремля работал за огромным столом легендарного Малькова (в прежние годы была привинчена табличка: «Тов. Мальков»). Вдоль стен, справа и слева, шкафы с книгами, альбомами по истории Кремля. — Было бы правильно, конечно, встречаться здесь, в этом кабинете, но Михаил Иванович не чинился, сам шел к Коржакову, хотя Коржаков был младше его и по возрасту, и по званию…
Ничто не сокращает жизнь так, как ожидание первой рюмки.
— За Пашу, короче, поручиться не можешь… — Коржаков плеснул коньяк в стаканы, но — немного, почти по капле; Барсуков с утра хорошо «взял».|_в кабинете у Президентам время — всего половина двенадцатого.
— Я так и думал о Паше-то!
— Гондон.
— Хороший образ, — похвалил Коржаков. — В детстве Паша на помойках кошек сетками ловил. Так до сих пор гордится, представляешь! Сильное, говорит, осталось впечатление!
Они выпили.
— Морячка… морячка надо было ставить… — вяло откликнулся Барсуков. — Феликса Громова. Хороший, Саша, был бы министр. И — не предатель.
Коржаков не ответил, разговор не получался: лень.
— Утром надо быть особенно осторожным… — бормотал Барсуков. — Одно неловкое движение — и ты снова спишь…
Коржаков засмеялся, снова разлил коньяк. И опять — по глотку
— Не примет моряка армия, слушай…
— А Пашу… что? приняли?
— Есть еще Чечеватов, он шефу нравится. Только диковат, конечно. Шеф в Хабаровске был и после бани немедленно вошел в глубокое расположение. «Будешь, говорит, Чече-ватый, в Москве, иди прямо в Кремль, не стесняйся! В Кремле тоже баня есть, теперь я тебя парить буду…»
Сообразил бы: выпил человек, вот он и борется… с одиночеством.
Так Чечеватый, Миша, решил на говне сметанку взбить. Примчался в Москву, закупил в ГУМе коньяк, две бутылки, и — к Спасской башне… Вратари изумились: ни заявки, ни пропуска! А Чечеватый в крик: я, бл, генерал-полковник, командующий округом, меня Ельцин ждет, мы с ним в баню пойдем, потому как друзья закадычные…
Драться полез. Ребята его скрутили, ну и, как водится, психушку вызвали. Менты долго выясняли, где этот кретин сп…л парадный генеральский мундир. И вдруг выяснилось, что он действительно командует Дальневосточным округом, причем хороший, говорят, командующий…
Выглянуло солнце, но будто бы споткнулось о кремлевскую стену — улыбнулось и тут же пропало.
Затрещала «вертушка», потом, наперегонки, ВЧ, но Коржаков их будто бы не слышал.
— Обидно, слушай: шеф ко всем безразличен, кроме себя. А если выпьет, то и к себе…
Декабрь, а солнце как в марте, и снег, наверное, вот-вот поплывет…
Начальник службы безопасности Президента уже знал (имел подробнейший доклад), как Грачев издевался в Адлере над Барсуковым. — Это неплохо, конечно, когда большие генералы ненавидят друг друга; Борис Николаевич уверен, что за каждым из них нужен глаз да глаз.
«Актерам и художникам надо время от времени грозить пальцем», — говорил Гитлер.
Умно, между прочим.
Опять нарисовалось солнышко — сквозануло по паркету и улыбнулось, растворившись в окне.
— В 87-м Чебриков хорошую идею Горбачеву подал…
— Это когда Руст по брусчатке шоферил?
Коржаков зевал так, будто глотал блины.
— Горби одним махом 40 генералов вымел. И Соколова заодно. Они ж, слушай, задолбали Михаила Сергеевича, каждый день Соколов требовал новые танки и пушки, а Рыжков за них стоял горой. Насмерть.
«Шереметьево-3! — вопил Горбачев. — Где ПВО, где Соколов? Шереметьево-3, а не Красная площадь!»
Барсуков задумчиво барабанил пальцами по столу
— Руст… Руст… красивая история… Ему ж дозаправку устроили под Тверью, сам бы не дошел. Ну и переодели заодно, чтобы он в Москве как человек выглядел. На Каменном мосту все провода сняли, чтоб не зацепился.
Барсуков поднял стакан:
— Выпьем?
— Давай, выпьем.
…Кремль, Кремль, великий Московский Кремль… совершенно особое, сказочное место.
Он, Кремль, так и будет всегда вечной сказкой для людей. Не только для ребятишек, нет — для всех людей сразу. Между Кремлем и москвичами испокон веков существует особое, благородное чувство дистанции. Этот красивый и какой-то очень застенчивый, деликатный холм-утес со сказочными башнями никого (на самом деле) к себе не подпускает. И вокруг — одна старина: дом Пашкова, Манеж, Университет… даже ГУМ почему-то выглядит старше своих лет… — но разве Кремль, сам Кремль можно назвать стариком?..
Люди, работавшие с Ельциным, если и бывали когда-то в Кремле, то только на экскурсиях. Помощник Президента Юрий Батурин, будущий космонавт и герой, бросился перед Ельциным на колени, узнав, что Президент России выгоняет его из Кремля! Ельцин отшатнулся, побагровел, когда Батурин схватил вдруг его за ботинки, покрывая их поцелуями! Черт с ней, с должностью, но из Кремля гонят, из Кремля… — это как пережить?
Неужели Батурин работает лично на Дудаева? Почему Дудаев сегодня раньше всех узнает о военных и политических решениях, которые принимаются в Кремле? Раньше наших военных?
Барсуков раскраснелся.
— Министр обороны на измене стоит? — зашипел он. — Тогда почему Грачев — министр, скажи?.. — Хорошо, шеф колеблется… — а мы на хрена?! Паша-практикующий десантник. Прыгнул он с парашютом — и не повезло. Я ему такие, бл, проводы устрою, у меня с горя даже собаки выть будут…
Коржаков пододвинул стаканы и взял бутылку.
— Ты тоже считаешь, что если бы мама Горбачева вовремя сделала аборт, мы бы сегодня в другой стране жили?
— Ну…
Вопрос сбил Барсукова с толку, хотя Александру Васильевичу хотелось всего лишь поменять тему разговора.
— Вот ты… кого выше ставишь? Сталина или Горбачева? Барсуков задумался.
— Оба говно.
— Оба? Сталин каких наркомов поднял? Какие глаза у этих людей! Тем наркомам было все по плечу. А нашим — все по х…! Вон, Бурбулис: второй год национальную идею ис-щет. А чего искать-то? Служи России, как служили России Устинов или Королев… вот и идея!
Коржаков всегда разливал помалу. Кто-то ему сказал, что, если пить коньяк маленькими глотками, быстрее пьянеешь.
— Смотри: «Амур-золото» на Дальнем Востоке. В 37-м там работали… что-то около тысячи человек.
— Зэки? — зевнул Барсуков.
— Ага! Добывали 500 килограммов по году. А с 32-го по 38-й добыча уже — 80 тонн. И работает на Амуре 310 тысяч человек. У кого в мире были такие результаты? Только у Сталина, потому как цена труда — а нечеловеческая. Теперь скажи: Косыгин или Байбаков с такими, как наш Петя Авен, могли бы работать?
— Так я о Паше и говорю!.. — встрепенулся Барсуков.
— Завалишь Пашу, а кто придет? Громов?
— Людей, что ли, нет… — Барсуков взял стакан, чокнулся с Коржаковым, и они с удовольствием выпили.
— Кто?! Вон Старовойтова… Галина Васильевна… страсть как хотела, чтобы шеф назначил ее министром обороны.
Я его здорово пуганул тогда: не примет, говорю, бабу армия. Представляете, что было бы с Толстым, если бы он в «Войне и мире» не Кутузова, а Старовойтову представил? На боевом коне с саблей наголо?..
Задумался шеф. А это, между прочим, очень хорошо, когда он думать начинает!
…В глубине души Коржаков, наверное, недолюбливал Барсукова: вороватый он человек, не такой замах, конечно, как у Черномырдина, но Барсуков — парень не промах.
Больше всего Коржаков переживал за бильярд Геринга. Простить себе не мог: это он рассказал Барсукову, что на «дальней» даче Сталина стоит бильярд рейхс-министра Имперского министерства авиации.
— Рассказать анекдот, генерал? — Коржаков встал, итогов бы размяться, подошел к окну. — Встречаются две блондинки. «Где работаешь, подруга?» — «На вертикале власти». — «То есть?» — «В стриптиз-клубе. Там у меня шест и полная власть над мужиками!»
— Смешно…
— Вот ты, — не отступал Коржаков, — смог бы в 45-м, как Лаврентий Павлович, атомный проект поднять?
Барсуков даже чуть протрезвел:
— Зэков дашь — подниму. Звериной ценой я тебе что хошь подниму.
— Не-а… — мотанул головой Коржаков. — Зэков нынче под миллион. Они — что? могут какой-нибудь завод поставить? По темпам сталинских пятилеток? А Гайдар с Шумейкой руководить будут? Помнишь, шеф в Казань летал? Все бурлит, народ референдум хочет, и шеф — прямо к ним на митинг…
— Это когда он драпанул… что ли?..
Барсуков знал (да и все знали), как встретила Ельцина Казань.
— В трамвай ворвался… — слышал? Он с самолета — и сразу на митинг. Стоит на трибуне, что-то говорит, а толпа к нему наступает, мы держим, но нас мало, а толпа — тысяч пять-шесть. И она напирает, напирает, до трибуны три шага осталось…
«Задавайте, — орет, — вопросы Минтимеру Шариповичу!» И Шаймиева вперед выталкивает. «Спрашивайте! Берите суверенитет!..»
Где-то там, за спинами, грохочет трамвай. Митинг-то стихийный, улицу не перекрывали, — и шеф, Матерь Божия, как побежит!
Вскочил на подножку трамвая. Как только дверцы его не прихлопнули?
Смылся. В неизвестном направлении.
— Ему б на скотобойне хорошо скотину резать… — махнул рукой Барсуков. — Слушай, а колбаски какой… нет?
Он проголодался.
Коржаков открыл маленький холодильник, спрятанный в шкафу, но холодильник был пуст.
— Мы по джипам и — за ним! Ты представь, что в вагоне творилось… Сидят люди. Вдруг врывается взмыленный Президент Российской Федерации:
— Да-а-рогие россияне! Проверяю, понимашь, как городские трамваи работают…
Где-то там, за кремлевской стеной, громко завизжала пьяная женщина. Была, наверное, в ГУМе, вышла на Красную площадь и что-то здесь не поделила…
Коржаков вздохнул:
— По статистике, Миша, проводники поезда Москва-Владивосток к концу рейса проходят свидетелями по трем-четырем уголовным делам…
— Правда? — удивился Барсуков.
Спьяну он все принимал за чистую монету.
— Ну а что ты хочешь, такая страна…
…В «девятке» майора Коржакова (еще недавно он был майором) не любили: вредный.
Как только подвернулся случай, и генерал Плеханов с удовольствием «сплавил» Коржакова только что избранному Первому секретарю МГК КПСС: Ельцин славился своим пренебрежением к людям.
Плеханов думал, что жесткий, своенравный Коржаков сгорит у Ельцина подобно мотыльку
Не сгорел. Крестьянину при любом барине выживать надо, нет у крестьянина другого дома и другой деревни!
Коржаков взял бутылку, пододвинул стаканы и разлил коньяк.
Опять по чуть-чуть.
— В 91-м, Миша, я целый час разговаривал… знаешь, с кем? С Лазарем Моисеевичем Кагановичем. И дурак был, что отказался от личной встречи.
— Ему сколько было-то?
— 94, по-моему. Слепой старик. Ходит на костылях. Спрашиваю: Лазарь Моисеевич, вам сейчас 94. Товарищу Молотову когда он в ящик сыграл, было 92 или 93. Булганину — ровно 80, а в 70 с чем-то он, красавчик, волочился за Галиной Павловной Вишневской, не обращая внимания на все страдания ее гениального супруга!
Клименту Ефремовичу — за 80, Калинину… он сам не знал, сколько ему лет, потому как два раза его паспорт терял…
И ни у кого из вас, товарищи наркомы, ни одного инсульта, инфаркта, онкологии — вообще ничего. Потом, в старости, — да, но когда вы при должности — ничего. Молодыми ушли только Жданов и Щербаков, но Жданов на стакане сидел, а у него диабет…
— И что?
— Как что? Если нация, Миша, так много пьет, значит у нации генетическая потребность в иллюзиях, — верно? Смотри: война, дикое напряжение нервов, вечный страх перед генералиссимусом, чистки, расстрелы, антипартийные группы, но самое главное — работа на разрыв. И никаких там, извините, свежевыжатых соков, океанской рыбки, пропитанной йодом, устриц и водички из родника, рекомендованной почему-то не экологами, а ближайшим митрополитом…
Так кто вы такие, граждане наркомы? Вон, Гайдар, Егор Тимурович… Убежден, что он сейчас — главный смысл мироздания. Если Егор Тимурович нервничает (а нервничает он по любому поводу), тут же: лечащий врач, адъютанты, кислородные подушки, «скорая помощь» и ЦКБ.
И в палату к нему зассых на ночь не подгоняют, я проверял. Только бумаги. А он — почти юнец, между прочим!
— Хорошие девушки продлевают жизнь, — согласился Барсуков, — плохие — наполняют ее впечатлениями, здесь я согласен.
Александр Васильевич вытянул ноги и откинулся на спинку стула.
— Знаешь, что сказал железный нарком? А у нас был результат. Каждый год, 7 ноября, мы выходили на трибуну Мавзолея и понимали: у нас — получилось! Оркестры, тысячи людей, повсюду наши портреты, знамена, улыбки, цветы…
Такой драйв, слушай, был у этих наркомов, любая онкология проходила! Вместе с варикозом, гипертонией и сердечной недостаточностью.
— Выпьем?
— Зачем? Еще одна рюмка, Миша, и с тобой будет неинтересно разговаривать.
Барсуков вздохнул: Согласен…
Коржаков улыбнулся:
Теперь скажи, Михаил Иванович: у нас есть результат? Или — только одна болтовня? Вместе с умоотупляющей канцелярией? Кругом взятки: за квоты, аккредитацию продление и непродление! У них ум спекулянтов, у наших министров! На Мишу Федотова посмотри! Тихий-тихий, приятный такой, сладкий… а у Полторанина, когда он о Мише слышит, кулаки сжимаются: зданиями, говорит, интересуется, на АПН глаз положил, прибрать хочет…
— Скользкий, — согласился Барсуков. — Наступишь — поскользнешься.
— Есть люди и поинтереснее, генерал! Один такой крот… у Президента в приемной торчит. Ничего? А? Трианон!
Барсуков поднял глаза: — Кто?
— Помнишь, фильм был про Трианона? Американский шпион: артист Боря Клюев очень правдоподобно его изобразил?.. — Докладываю, товарищ комендант Кремля: в приемной Президента России есть такой же… парашютист. И шеф с утра до ночи питается его мозгами.
Парашютист трудится исключительно на итальянскую разведку, то есть…
— …на американских товарищей?
— И «Большую шляпу», представь, они придумали! И финансируют. А через теннис, шефу бабу подсунули…
Барсуков окончательно протрезвел:
— Виктория?..
— Виктория, ага.
— Так она ж с Витей Илюшиным…
— Тренируется, правильно. Правильно называешь фамилию.
— Е…
— Вислогрудая баруха, да бедра ядрены!
— А что ж тогда… Наручники — и…
— Нельзя. Шеф факты потребует, а у меня доказательств — зеро! Но это вопрос месяца, максимум двух.
— Дожили… — Барсуков давно дал себе слово ничему не удивляться, но американский разведчик в приемной Президента… и Коржаков твердо, даже как-то буднично об этом говорит…
— А по летчику… на, читай! — Александр Васильевич взял со стола папку и кинул ее Барсукову. — Бурбулис на днях подогнал. Если по верхам, все вроде бы сходится, хотя нужен, конечно, разведопрос.
В папке был один-единственный документ: Бурбулис информировал начальника службы безопасности Президента, что ответственный работник АП Арзамасцев вышел на контакт с журналистом Андреем Карауловым — по его просьбе.
Караулов тесно связан с неким Дмитрием Якубовским, «носителем важной информации» о Руцком, Дунаеве, Баранникове и, предположительно, о его секретном агенте — бизнесмене Бирштейне. О искренности намерений Караулова говорит его недавняя статья в «Независимой газете», где он подробно, в деталях рассказывает, как Якубовский чуть было не стал «полномочным представителем всех российских спецслужб» в правительстве Гайдара.
По словам Караулова, у Якубовского есть документы, подтверждающие, что вице-президент Руцкой незаконно, через фонд «Возрождение», приобрел в Цюрихе, в магазине некоего Багенпггосса, два 600-х «Мерседеса».
По документам автомобили проходят как подарок Руцкому «от бизнеса Швейцарии», хотя это не что иное, как завуалированная форма взятки.
Другие должностные лица, Баранников и Шумейко, незаконно налаживают — через Бирштейна — продажу на Запад редких металлов и химической продукции, возможно — полимеров.
— Хрусталев, бутерброды! Сработай-ка!
У Коржакова, как и у Сталина, был свой Хрусталев. Капитан госбезопасности: он следил за порядком в приемной.
— Зоопарк, слушай, — вздохнул Барсуков, перевернув листок «мордой вниз». — Руцкой — вор, но Баранников, Баранников… — а?..
— Ты Караулова знаешь?
Барсуков усмехнулся:
— Сдвинут на сенсациях. Главная задача — пугание людей до смерти. Хочет прославиться мужеством.
Коржаков встал и медленно прошелся по кабинету.
— Этой бумаге я верю. О Якубовском — наслышан. Службу светить не будем, но надо будет кому-то быстренько смотаться в Канаду и расписать там парня по полной программе.
Опять зазвонил телефон, и опять Коржаков не снял трубку.
— По Руцкому есть еще один клиент… веселый: некто Юзбашев — Пушкинский район, Подмосковье.
Водочный король. В прошлом — цеховик, Руцкой у Юзбашева «крыша».
Заход, я считаю, будет с двух концов. Юзбашева — глушим. За дружбу с Руцким ответит здоровьем. Пацана карауловского обстучим. Он вернуться хочет, это нам на руку, но торопиться не будем… — зачем?
Распахнулась дверь, и на пороге появился Хрусталев с подносом в руках. На нем красовалась гора из колбасы и сыра.
— Будьте добры, Александр Васильевич…
Коржаков оторопел.
— Иван! Очумел? Тут колбасы на детский приют хватит!
— Так кушать же пора, Александр Васильевич…
— Я что, лошадь, что ли?
Хрусталев растерялся:
— Микоян прислал. Пока свеженькое.
— Кто-о?
— Товарищ Микоян.
— Какой Микоян?
— Не могу знать, товарищ генерал! — Хрустал ев вытянулся по стойке «смирно». — Просвирин докладывал: Микоян, мол, старается. Для Александра Васильевича.
— Завод?
— Никак нет! Про завод речи нет. Сказывали, Микоян…
Это искусство, конечно: выжать из подчиненных все соки, не выдавливая из них раба.
Коржаков зло пододвинул к себе телефон и нажал кнопку.
— Просвирин, бл! У тебя на «Микояне»… что? теща завелась? Кто нас балует с такой самоотдачей?
Судя по лицу Коржакова, на том конце провода происходило что-то удивительное.
— Врешь, сука, — покачал головой Коржаков… — В Кремле вроде как голодных нет, эт-то те не Тула и не Тверь…
— Чего?.. — не понимал Барсуков.
Он с интересом смотрел на Александра Васильевича.
— Ставь поднос и вали, — приказал Коржаков. — Докладываю, товарищ генерал-лейтенант: с сегодняшнего дня «Белая дача» известного тебе Вити Семенова бесплатно обслуживает Кремль. Что хочешь — то и жри!
— Ого…
— Любое сельское хозяйство. Кроме самогона.
Барсуков засмеялся:
— Это Витек в министры нацелился…
— Именно так.
— Через колбасу
— Окончательный шаг к грядущему рыночному коммунизму! — поддержал Коржаков. — С шефом согласовано, шеф доволен. На халяву — и уксус сладкий! По этой же схеме товар идет и к нему на дачу, прямо в руки Наине Иосифовне!
Комендант Кремля аккуратно взял кусочек колбасы.
— Смотри не подавись, — предупредил Коржаков.
— Ай, слушай… — в магазинах сейчас такие продукты, не сразу поймешь, что за отдел: продуктовый или бытовой химии…
Коржаков вздохнул:
— Курить полезнее, чем эти сосиски жрать. Ладно, Миша, давай по капле, — предложил он, — и сразу расходимся, обедать пора. На досуге подумай, кто в Канаду смотается: там, похоже, хороший гешефт может быть…