Этого невысокого сухощавого офицера знали все, хотя бы самое малое касательство имевшие к армии. Павел Маратович Гнедин, легендарный адмирал, командир третьего боевого флота Солнечной в ту войну, герой сражения при Сильве и начальник базы TR-12. В последствии Лерой будет часто вспоминать этот день и, рассказывая многочисленным слушателям, обязательно будет добавлять — «удивительно вежливый и мягкий в обхождении человек».

Когда атмосферники приземлились, командующий обороной Руты отправил навстречу четыре машины.

В пятой был он сам и еще двое встречающих — министр здравоохранения и начальник грузовых перевозок порта.

Лерой на всякий случай распорядился подготовить кабинет в мэрии для официальной встречи и совещания, но сильно подозревал, что все важные решения будут приняты еще до того, как кары вернутся в город.

Павел Маратович удивил тем, что оказался в летном снаряжении. Похоже было, что он лично вел одну из боевых машин. Он легко спрыгнул с крыла аппарата на горячее покрытие поля и вежливо пожал руки встречающих. Министр здравоохранения поспешил с предложением пройти в салон автокара — там есть кондиционеры. Адмирал не возражал. Но перед тем как забраться в машину, спросил:

— Уже известно, где находится захваченная «ступа»?

— К сожалению, локализовать на карте нам это место пока не удалось. Человек, который передал информацию, руководствовался кхорбинскими ориентирами. Он ранен, и сейчас в госпитале.

— Значит, возможен повторный прорыв. Ваш человек настолько тяжело ранен, что не может ткнуть пальцем в карту?

— Мы немедленно этим займемся. Хотя не все так просто. Но зачем гведи устраивать повторный прорыв, когда известно, что их миссия провалилась, а телепортаторы уничтожены?

— Вероятно, вы правы. Но всем будет лучше, если мы исключим эту вероятность.

Лерой почувствовал себя школьником, которого только что мягко отчитали за невнимательность.

Адмирал тем временем вышел в сеть и передал своим людям, что можно начинать. Для Лероя пояснил:

— Мы сканируем развалины. Малейшая активность электронных систем под завалами будет тут же обнаружена. Если там еще есть живые гведи в боевых скафах, мы их найдем. Там, кстати, могут быть и ваши раненые. В город гведи или бандиты вошли?

— Не успели.

Двери ближайшего кара мягко поднялись, из салона повеяло прохладой.

— Едем? — спросил Лерой.

— Да. Я хочу дождаться результатов сканирования. Это недолго.

— Ждать можно и не на солнцепеке…

— Ничего. Я давно здесь не был.

Из-за адмиральской ностальгии пришлось жариться и встречающим. Даже несмотря на то, что у них были белые пробковые шлемы. Но почему-то никто об этом не жалел. момент казался историческим.

Лероя же больше всего беспокоил не заданный… пока не заданный вопрос Павла Маратовича о сыне. О младшем Гнедине ничего не было слышно с момента начала осады.

Однако адмирал спрашивал о чем угодно, только не об этом. Об обороноспособности Руты. О реакции населения на события. О готовности медицинских учреждений. О том, как проходила, и проходила ли, эвакуация населения. О том, каковы были потери при штурме и защите космопорта.

Не прошло и десяти минут, как адмирал, по изолированному сетевому каналу получил общую информацию от своих офицеров. Рассказал:

— Под зданием вокзала есть какие-то пустоты. Очевидно, системы коммуникаций. Там есть живые. Сигналов, по которым мы могли бы идентифицировать гведивнские скафы, не регистрируется. Так что у нас передышка. Кстати, господин Лерой, мне бы хотелось услышать от вас, как от начальника Рутанской полиции, каким образом развивались события. Меня интересуют и факты, и то, как вы их интерпретировали тогда. И то, как все вам видится сейчас…

Доклад Лероя был хоть и стихийным, но обстоятельным и по возможности честным. Он продолжался всю дорогу и закончился в здании мэрии.

И все-таки, того самого вопроса так и не прозвучало.

«Если я когда-нибудь попаду в ад, точно ничего нового там не увижу», подумал Саат-саа, когда выбрался, наконец, в более или менее просторное помещение. После того, как два раза по пути застрял и в довесок — вымок до нитки. А никто не обещал, что трубы будут сухими!

Полз он медленно, совершенно точно зная, что если застрянет всерьез, не выберется, пока не похудеет. А худеть дальше некуда — итак два дня не ел. Ладно, почти не ел. Все-таки от бандитских щедрот одна порция ему перепала. Риммер съел вторую.

А еще было темно, и если бы он примерно не знал, чего ожидать, то повстречал бы много неприятных сюрпризов…

Зато в техническом коридоре, в который вела труба, был аварийный свет.

Дана, в ожидании, занималась приседаниями. Ну, тоже способ согреться.

Но, пожалуй, лечебная физкультура сейчас не очень ко времени. Достаточно обливаний холодной водой…

— Чувствую себя змеей, — пожаловался он, вытрясая из рукавов брызги.

— Ядовитой и хладнокровной?

— Мм… засунутой в шланг и завязанной узлом. Куда дальше? Только не говори, что по этим мокрым трубам!

— Не, в другую сторону. Дальше будет легче. Только идти далеко.

— Ну, все лучше, чем стоять и мерзнуть…

Под ногами зачавкала вода. Но лужи тянулись недалеко, метров на десять.

— Здравствуйте, инспектор. Это Мелисса.

— А? Рад, что с вами все в порядке. Где вы? Подъезжайте к центральному офису. Через десять минут летучка…

— С этим проблема. Мы все еще здесь, около вокзала. Не успели отступить с основной группой. Со мной Джет Дага и…

— Я вышлю за вами Вика. До встречи.

Канал связи освободился за миг до того, как Мелисса успела рассказать о Риммере.

— Ждем, — сказала она скорее Джету, чем инспектору.

Риммер пожаловался, что у него затекли руки, но на это никто не отреагировал. И Джет, и мисс Робсон увлеченно наблюдали за происходящим на взлетном поле.

Со стороны города в желтых клубах пыли появилась группа машин. Нетрудно было догадаться, что это встречающие. Двигались песчаные кары на пределе скорости. Никакой степенности официальных приемов…

Вот уже по полю в сторону хищных птиц атмосферников вышли трое. Три крохотные фигурки на смазанном маревом фоне песков. Вот появились военные. Вопреки ожиданиям, они не забрались сразу в прохладный салон ближайшей машины. Остановились. Начался долгий разговор.

Мелисса хмыкнула:

— Военные сканируют развалины. Ищут выживших, наверное.

— Или гведи.

— Да. Интересно, нас заметят?

Джет пожал плечами. Удачи ждать не приходилось. Как-то уж очень редко в последнее время удача оказывалась к нему благосклонна.

Вик появился лишь спустя четверть часа после того, как пятерка «встречающих» машин отбыла в Руту. Он вел старенький полицейский кар. По внешнему виду машины можно было предположить, что она приняла участие во всех без исключения боях и этой и предыдущей войны с гведи. Впрочем, жаловаться не приходилось: к моменту, когда кар обогнул развалины, все трое приближались к состоянию теплового удара.

Вик гостеприимно раскрыл дверцы, но с сожалением сообщил:

— Кондиционер только плохо работает. Я не успел поменять кассеты.

Потом он увидел Риммера и изумленно спросил:

— А это что?

— Валентин Риммер. Арестован по подозрению в участи в бандитском формировании. — В голосе Мелиссы заскользили суховатые нотки. — С другой стороны, он нам здорово помог. Тащим его к нам. Во всем остальном разберется уголовное законодательство.

— Понятно. Ну что, поехали? Боб просил доставить вас срочно.

Инспектор Гус ему уже Боб, — ворчливо подумал Джет. Наглядный пример того, как война отметает условности.

Побитый кар удивительно резво взял с места и, подпрыгивая на оставшемся после взрыва мусоре, взял курс на Руту. Вик поделился новостями:

— Завтра день траура по погибшим при защите порта. Мэра официально объявили погибшим от рук бандитов. Он теперь у нас чуть ли не национальный герой. Даже Лерой на втором месте. Гус свалился с давлением, но его быстро подлатали, и он снова у руля. Скипидарит там наших. Население испугалось. Сидят по домам. И правильно делают.

— А что пустынники? — спросил Джет.

— А что с ними? Их в городе почти не осталось, ушли с кочевьями. Не понимаю вопроса.

— Да нет, это я так. Просто интересно, что с ними дальше будет. Без государственной поддержки они не выживут. А культура очень интересная, по-своему уникальная.

— Да? А по-моему, просто примитивные дикари. А, ла-халлта!

Машина подпрыгнула на кочке.

— Примитивные значит… — пробормотал Джет. — а что значит «лахалта»?

— Понятия не имею. Один торговец так на своего племянника орал, когда тот какие-то мешки на рынке перепутал. Привязчивое слово.

Машина остановилась возле поста проверки документов.

Вышел патрульный. Явный новичок в полиции, может даже из вчерашних ополченцев. Вик протянул личную карточку. Взгляд полицейского затуманился, — он добросовестно проверял документ, используя все ресурсы сети.

Мелисса, сидевшая рядом с водителем, зевнула в ожидании своей очереди.

И вот тут случилось неожиданное.

Велли Риммер, видимо решивший не надеяться на правосудие, вдруг резким толчком распахнул дверцу и побежал, петляя, по улице, в сторону каких-то заброшенных сараев. Резво. Не помешали даже связанные руки.

Джет не ждал от пленника такой прыти — до того Риммер вел себя спокойно и лояльно.

Патрульный же, у которого на поясе болтался табельный бинк, и вовсе заметил беглеца только через несколько секунд, когда вышел из сети.

Бинк — оружие, радиус поражения которого не превышает восьми метров. Стрелять в Валентина, когда он уже почти добежал до конца переулка, стало бесполезно. Джет, выскочивший из машины следом, не успел пробежать и десятка шагов, когда беглец скрылся за поворотом.

Для очистки совести, он к тому повороту все-таки добежал. Переулок вился среди типовых хозяйственных построек. И ни души.

Джет, плюнув, вернулся к машине. Обсуждать инцидент не хотелось.

— Дана, подожди. Давай передохнем.

Длинный пустой коридор уходил влево и вправо. В тусклом свете автономных осветителей, тускло поблескивали рельсы.

— Что? Снова, да?..

В голосе искреннее беспокойство.

Девчонка остановилась, не сделав и трех шагов по коридору.

— Нет. Все нормально. Просто нужно немного подумать.

Саат присел у края ниши, в которую вывел технический туннель. Потер ладонями виски. Пояснил:

— Вот-вот появится сеть. Придется отвечать на вопросы.

— Ну и что. Мы же ничего плохого не сделали?

— Не сделали.

Пауза затягивалась. Стала натянуто-тоскливой. Дана, не дожидаясь, когда она оборвется, прервав эту неожиданную посиделку, спросила:

— Не хочешь встречаться с отцом, да?

— Не в этом дело. Не знаю, в чем дело.

Она поежилась. На лице отразилась растерянность, приправленная сочувствием:

— А знаешь, чего я боюсь? Что когда выберемся, окажется, что телепортация на орбиту невозможна. Или что нет связи с нашим швартовочным спутником… и что никто не станет ради меня гнать на орбиту катер. Я даже… даже решила помогать полиции, потому что думала, что успею и запрограммировать искин и пробраться к телепортаторам… а оттуда сразу на орбиту. И во время осады думала, что будет, если меня убьют. Там же звери, они ни в чем не виноваты. А их оставили одних… Рядом ни меня, ни Бродяги… Я боюсь, что когда появится сеть, и наладится связь с орбитой… там, на яхте, что-нибудь будет не так.

— Пошли.

Саат решительно поднялся.

Дана нахмурилась. Сказала:

— Погоди. Так не честно. Скажи, чего боишься ты?

Приложила так приложила. Почти такой вопрос задал ему вчера Риммер.

Отвечать «честно» было нечего. Риммеру он тогда наврал. Верней, сказал, что показалось правильным по ситуации.

Сейчас ситуация другая. Чего же я боюсь? Что возвращаться будет некуда. Или не к кому. Что все уже изменилось, а я даже не представляю, в какую сторону. Я уже не отвечаю за ситуацию, от моих решений ничего не зависит.

Но это — свершившийся факт. С ним придется жить. Страх — это другое. Боюсь…

— Новостей. Знакомых имен в списках погибших. В сущности, того же самого — неопределенности. Пошли, Дана. На самом деле я боюсь высоты. Иррационально.

Она невесело хмыкнула и, не ответив, зашагала вперед. Обиделась?

Возможно. Но кажется, это у нее такая привычка, обрывать разговор в самый неподходящий момент.

Боевой штурмовой катер атмосферного класса «Квант» за номером четыре скользил над пустыней. Курс был определен приблизительно, но пилота это не особенно заботило. Бортовой искин локализовал источник сигнала западнее Руты — местонахождение человека, который давал пилоту визуальные ориентиры. Если только появится возможность, этот пустынный странник поднимется на борт и процесс поиска пойдет быстрее.

Осталось по левому борту обширное, изрезанное ущельями плато. Его еще можно разглядеть вдали — узкую полосу у горизонта.

Полет не должен занять много времени.

— Вижу караван, — сообщил пилот невидимому собеседнику. — Идет на юго-запад.

— Смотрите внимательно. Место, которое вы ищите, это постройки, оставшиеся с прошлой войны. Там есть руины здания. И еще, как только поменяется цвет песка, значит, вы близко.

Дюны внизу казались застывшим желто-серым океаном. Поменялся ли цвет у этого океана по сравнению с тем, что было у города?

Искин подтвердил — есть незначительное изменение цвета.

— Я вас вижу, проходите почти над нами. С такой скоростью, на месте будете меньше, чем через минуту.

Пилот, приняв предположение всерьез, снизил скорость. То, что нашелся человек, достаточно знавший пустыню, и способный определить курс хотя бы приблизительно, вообще, большая удача. Его полицейские нашли какими-то своими хитрыми путями.

На экране навигатора точка сетевого контактера обозначилась уже давно.

Значит, теперь нужно быть еще внимательней. При таком пейзаже пропустить несколько полуразрушенных зданий — пара пустяков. Впрочем, там, где человек ошибается, искин не подводит.

Даже минимальное подключение к интеллекту корабля через сеть позволяет использовать визуальные проекции. Сейчас на зеленовато мерцающей схеме обозначились контуры обрушившегося здания. Локация подтвердила наличие под песком свободного пространства.

Похоже, конечная цель обнаружена. А вот и еще приятный сюрприз. Похоже, здесь когда-то была флаерная стоянка. Покрытие, конечно, не новое, и не самое ровное, но все не песок.

Посадка прошла удачно.

Включив автоматическую защиту, пилот покинул борт. Он ждал, что его появление заметят. Не могли же гведи оставить телепортатор без всякой охраны?

Маскирующий щит легкого скафа поляризовал свет, сделал мир вокруг четче, цвета — глубже. Теперь, если пилот замрет на месте, его определить будет невозможно ни визуально, ни в инфракрасном диапазоне. При движении, теоретически, его могли засечь. Но только если будут подлавливать специально.

Тишина настораживала, и потому пилот подошел к открытому зеву подземного «укрытия» не сразу, для начала просветив пещеру во всех доступных диапазонах. Искин катера послушно передал картинку — несколько неровно стоящих машин, какие-то ящики… Мертвые тела. Не меньше десяти. Нет, сильно больше десяти. Движение. Гведи? А кто же еще? Движение в дальней части пещеры.

Интересно, где пресловутая «ступа»? Пока что не наблюдается никаких намеков на портал…

Пилот приготовил импульсник, отрегулировав мощность лазера, и скользнул к входу.

Похоже, боя не будет. Не с кем драться. Гведи лежит, полупридавленный покореженной конструкцией, которая, очевидно, когда-то была аркой портала. На одном из погнутых оснований стоит пустынный кар. В машину стреляли, борта оказались опалены. Но на стекла кабины неведомый водитель успел каким-то образом опустить пылевые щиты. Это его, впрочем, не спасло.

Гведи пытается выбраться из ловушки, но дело это безнадежное.

Пилот разрядил в него бинк. Тот дернулся и замер.

Больше живых людей в рукотворной пещере не было, что и подтвердил бортовой биосканер.

В центральной гостинице Руты лучшие номера расположены на пятом, верхнем этаже. Это сделано для того, чтобы днем поднятые транспортом пыль и песок не набивались в фильтры кондиционеров и не оседали слоем на коврах и стенах, если хозяевам вздумается открыть окна.

День близился к завершению.

Павел Маратович вошел в номер, кинул на спинку дивана куртку, и, подумав, отправился к столу.

Интуиция не подвела. Панелька гостиничного сетевого терминала оказалась вмонтированной в столешницу.

Ну что же, операцию можно считать завершенной. Анализ событий еще предстоит но, похоже, что основные выкладки верны. Гведи, под прикрытием местных банд должны были занять порт, через него захватить орбитальные станции вместе с центром гиперкосмической связи и верфь, возможно, заполучить корабли пограничников, и тем самым заставить корабли военного флота отойти в глубь системы. А потом основными силами предпринять атаку на межевой узел.

Что же, их ждет сюрприз. Флот не только остался за внешним метеорным кольцом системы. Он приведен в боевую готовность и только ждет, когда начнется атака узла.

Плохо то, что на планете не оказалось ни одного военного образования, способного оказать серьезный отпор агрессору. С другой стороны, кто мог представить, что опасность исходит с поверхности планеты? Кому нужна на самом деле эта едва сводящая концы с концами колония? Глухая провинция даже не по меркам Земли, по меркам той же Флоры или Энора. И все же, такие вещи недопустимы. Интересно, почему не вмешалось БКоИ. Борьба с бандитами и урегулирование отношений с коренным населением — сугубо их прерогатива. Хотя, о чем речь? Эта колония нужна Бюро ничуть не больше, чем военным. Сюда даже в отпуск лететь не захочется — во всяком случае, не захочется во второй раз.

Адмирал активировал панель, запросил важные новости. Сначала колониальные, потом системные.

Ничего нового.

Из Бэста прибыла очередная партия гуманитарной помощи. Местные коммунальные службы приступили к разбору завалов при активной помощи полиции и дружин добровольных помощников.

Родная база сообщает, что космос тих и безмятежен, как никогда.

Напоминает затишье перед бурей…

Завтра надо возвращаться. Что могли здесь сделать, военные сделали. Обе системы СТП-мега взяты под контроль. Одна безнадежно уничтожена взрывом, вторую, возможно, удастся отладить. Гведи, прорвавшиеся на планету, уничтожены. С бандитами Рута справилась сама.

Только вот… Стас упорно не отвечает на сетевые вызовы. С момента того последнего разговора о нем ничего не известно.

Адмирал еще раз просмотрел списки погибших — то, что сына в этих списках нет, обнадеживает мало. Список пропавших без вести лишь немногим короче.

Правда, здешняя представительница Интерпола сообщила, что во время штурма он был жив и находился в центре управления системами коммуникаций порта. Но это тоже с чужих слов.

На всякий случай Павел Маратович запросил информацию по артистке Тэн Дане, прибывшей на гастроли в город Рута. Получил неожиданно объемный пакет. Беглый просмотр информации ничего не дал. Львиную долю пакета составляли результаты сканирования памяти, связанного с каким-то происшествием, которое случилось незадолго до войны. В конце сообщалось, что госпожа Тэн наряду с несколькими сотрудниками полиции пропала без вести во время осады порта. О чем было выслано сообщение ее Семье. Именно так в пакете и значилось — с большой буквы — «Семье».

Завтра. Завтра надо лететь.

Оказывается, Павел Маратович все-таки ждал этой встречи. Было интересно, каким он стал, Стас, через десять лет после их последней встречи на Примуле.

Кое-какие новости до него доходили. Редко.

И после того, как он исчез из города — ничего. Глухо.

Завтра надо лететь…

Над Рутой стояла ночь. Бывший контрольный узел портовой транспортной системы тонул во мраке, пришлось идти на ощупь.

Сеть появилась двадцать минут назад, но сигнал был слабый, цеплялся только на прием, и ничем кроме головной боли порадовать не мог. Вот снаружи должно получиться лучше.

— Я думала, будет теплее, когда выберемся.

Она стоит чуть в стороне, ближе к выходу. Если вглядеться, можно различить темный контур.

— Середина ночи. Да, ночь не из теплых, но у нас так всегда. Континентальный климат. Хорошо, ветра нет. Только песка нам с тобой не хватало.

— Да уж. Я попробую еще раз связаться… орбиты нет. Транслятор порта уничтожен, а городская сеть не тянет… но тут лучше, да. Есть! Джет! Это Дана Тэн. Вы не спите? Ой…

Долгое молчание. Темно, и выражения лица девушки не разглядеть, как ни старайся. Можно, конечно, включиться в разговор. Или сразу, чтобы с этим не тянуть, вызвать Гнедина старшего.

А что ему сказать? Поприветствовать? Объяснить свое отсутствие непредвиденными обстоятельствами?

Улыбнулся невольной мысли — анализ ситуации не проведен, решение не разработано, отчет не составлен. Разговор обещает быть долгим…

Саат все-таки включился в разговор Даны и Джета. На удивление, оба заранее оставили ему канал доступа.

— …передай, что старик на самом деле переживает. По нему с первого взгляда не скажешь, но я отвечаю за свои слова.

— Привет, Джет. Я здесь. Слышал тебя. Как остальные?

— Я уже сказал Дане. Нормально. Тебя должно порадовать — Алекс Донаван жив. Вчера днем покинул городскую больницу с лангетой на левой руке, переругался с персоналом, так что ему велели не возвращаться. Остаток вечера занимался раскопками того, что осталось от вокзала. Оператором киберов. Может, и сейчас там. Стефан погиб. Уничтожил вторую «ступу», но был ранен и помощи не дождался. Другие новости — при личной встрече. Мы через пять минут подъедем, заберем вас…

До появления полицейской машины Саат успел поговорить с Тимом, который возвращался на плоскогорье с караваном Тахо-саа. По его словам, завтра к вечеру он будет у стоянки в ущелье, послезавтра утром — дома.

Дома…

Вернулось ощущение, что контроль над ситуацией утерян. Кочевье «тех, кто никуда не идет» потеряло в этой войне больше, чем кто-либо. Больше даже, чем полиция Руты. Что дальше? Возвращение к прежней жизни? Или — разлом слишком силен, и каждый, кому есть, куда идти, уйдет своей тропой? А кому из нас есть, куда идти? Тим передал, что Рэтх желает погонщику ясной ночи.

В словах был намек — ты погонщик. Куда поведешь, туда караван и двинется. Иначе окажется, что все зря.

Об этом — завтра. Есть еще одно дело.

— Здравствуйте, Павел Маратович.

— Да?

— Не узнали?

— Стас.

Долгая пауза.

— Рад тебя слышать. Ты где? Прислать за тобой кого-нибудь?

Голос настороженный, тихий. За этим вопросом читается другой — «Как ты? Не ранен? Тебе нужна помощь?».

Стас болезненно поморщился. Лучше было бы, ей богу, если бы адмирал высказал все это вслух.

— Не надо, за нами уже едут.

— Я в центральной гостинице. Номер пять-семь. Завтра в восемь вылетаем обратно на базу.

Вот так. Решай сам, сын, хочешь ты видеть отца или нет.

А на самом деле, никакого выбора.

Побриться бы. Или хотя бы просто умыться… и поспать.

Джет, только окинув взглядом новоявленных диггеров, решил за всех:

— Отвезу вас до больницы.

— Джет, я в больницу не поеду. — Категорично заявила Дана.

— Ну, тогда отвезем Саата, а потом отправимся ко мне. Такой вариант подойдет?

— Я вас уже почти люблю!

Стас не любил болеть. Впрочем, кто ж это дело любит, кроме школьников, которые всегда рады поводу пропустить занятия.

В детстве он ничем серьезным и не болел, и никогда не думал, что немалый кусок взрослой жизни придется растратить на госпитали и санатории.

После того боя, из которого его вынесли чуть живым, был госпиталь на Руте. Там медики попытались восстановить поврежденные газом легкие, но не преуспели — открывшаяся аллергия мало не убила пациента на месте. Врачи, тем не менее, сделали невозможное, — Стас выжил. Тогда-то его и отправили на Примулу, в один из лучших госпиталей флота. Надо ли упоминать, что исключительно из уважения к Гнедину старшему, усилиями которого не только Рута, вся зона Визиря осталась частью Солнечной Федерации.

В госпитале лечились исключительно представители командного состава. Там работали лучшие врачи, стояло самое современное оборудование.

Случай со Стасом был уникальный. Подобная реакция организма на регенерацию тканей была зафиксирована впервые за сорокалетнюю практику. Что же касается куда более сложной операции по пересадке органов, выращенных из стволовых клеток… теоретически такое было возможно. Где-нибудь на Земле, где еще живы и работают специалисты, способные сделать такую операцию. И где есть оборудование. Не на Примуле.

Выход был найден. Он не гарантировал пациенту после выписки полноценной жизни, он и саму-то выписку не гарантировал. Но врачи рискнули, и не прогадали.

Имплантаты, стимулирующие работу неповрежденной части легких сочетались с реанимационными капсулами. Плюс к тому — опыт биотехнологий, применяющихся в современной робототехнике…

Спустя годы, он сможет похвастаться Алексу — «Во мне сложных приборов больше, чем в андроиде», и отчасти это будет правдой. Но это через годы.

Было сделано четыре операции. Следующие полгода Стас просто не приходил в сознание. За это время в систему Примулы успели прорваться гведи, более того, их успели оттуда вышвырнуть. Много чего случилось.

Возвращение в мир живых ничем Стаса не порадовало. Если поначалу он еще надеялся восстановиться и вернуться к привычному образу жизни, то позже надежды развеялись, а перспективы остались. Нерадостные. В общем и целом в госпитале он провел полтора года.

Суицидальные идеи разной степени выполнимости покинули молодого инженера, когда врачи сочли, что непосредственно его жизни ничего не угрожает, и перенаправили долечиваться в один из местных пансионатов. К тому времени он уже немного мог передвигаться самостоятельно и не падал от каждого чиха. Положительная динамика!

Именно тогда Стаса навестил Павел Маратович, и с военной прямотой высказал, какой он видит дальнейшую судьбу сына. Судьба была расписана чуть ли не по дням и чуть не до самой старости. Это была неплохая, вполне приемлемая судьба. Вуз — заочно. Аспирантура. Преподавание на военной кафедре Визирианского универа. Возможно, если оправдаются неутешительные прогнозы медиков, то в виртуальном режиме.

Предполагалось, что жить он будет, пока, тут, на Примуле. Подальше от войны, политики и глобальных катастроф.

Сын у Павла Гнедина был все-таки один. И как раньше он старательно делал из него офицера, так теперь он придумал для Стаса полноценное будущее, которое не свело бы того после Рутанских приключений в могилу.

Стас со всей военной прямотой послал родителя в ту самую аспирантуру. Не потому, что перспективы ему не понравились. Это были чьи-то чужие перспективы и к его персоне они имели самое маленькое отношение.

Павел Маратович очень вежливо ответил, что другого приемлемого будущего у Стаса не может быть, потому что без помощи примулянских врачей он загнется меньше чем за год. В ответ он услышал, что сын имеет полное право загнуться там и тогда, где и когда сочтет нужным.

Павел Маратович заявил, что сын переволновался и не в себе, и дал Стасу время подумать. Год.

Стас думал полгода, прикладывая все старания, чтобы перестать зависеть от постоянной опеки врачей. Потом пошел к главврачу пансионата и имел с ним продолжительный разговор. Четко представляя собственные возможности, Стас не смог бы однозначно сформулировать, почему будущее, обрисованное отцом, ему так не нравится. Но то, что не нравится, это было неоспоримо.

Говорят, где родился, там и пригодился. Поразмышляв на досуге, Стас решил, что Рута — единственное место, куда у него есть не только возможность, но и желание вернуться. Что он там будет делать — это вопрос, который можно решить на месте. Оставалось выяснить, насколько он останется зависимым от услуг медиков.

Главврач неожиданно пошел ему навстречу.

Стас переехал в один из горных поселков, и полгода жил там, раз в неделю проходя обязательное обследование.

Если какие-то изменения в его состоянии за этот период и произошли, то не в худшую сторону. Стас получил от медиков официальное разрешение лететь на Руту. Разумеется, при условии регулярных обследований в тамошнем госпитале.

Главврач даже сам связался с рутанским НИИ медтехники, и договорился о прямой продаже пациенту ингаляторов, способных облегчить приступы астмы…

Гнедин-старший об этом не знал. А когда узнал, не стал вмешиваться.

Хотя чувство досады в последствии посещало его не раз и не два…

Как ни странно, ни страха, ни отвращения к медицинским учреждениям Стас не испытывал. Теперь его волновало только, выпустят ли его эскулапы на встречу с отцом, или же придется сообщать Павлу Маратовичу о своем прискорбном состоянии. Сообщать не хотелось…

Дана забралась с ногами в уголок широкого кожаного дивана. Очень хотелось спать, но заснуть сейчас казалось ей делом непозволительным. Заснуть сейчас означало пропустить много интересного.

То, как Джет и Алекс старательно избегают встречаться взглядами — окончательный разговор так и не случился, и скрыть от остальных взаимное недоверие у них не получается. То, как на саму Дану смотрит Мелисса. Тревожно смотрит. Она изменилась, но чтобы понять, в чем дело, нужно куда больше времени. А понимать-то и не хочется. Хочется просто смотреть…

Это последняя ночь, когда собравшиеся в комнате люди могут еще называться «своими». Уже завтра все изменится. Первый день после войны перечеркнет нечаянное товарищество, объединившее таких разных людей. Так бывает. «Мы дрались вместе!». «Мы вместе воевали». Уже завтра история перевернет страницу, эта ночь станет воспоминанием — одним из самых светлых и бережно хранимых. «Мы вместе выжили».

И ты завтра, забыв обо всем и обо всех, помчишься искать связь с орбитой — боль за оставшихся там зверей стала постоянным фоновым ощущением, как боль от стертой ноги в самой середине дальней дороги… ты улетишь, чтобы не вернуться.

Какой будет судьба Джета? Алекса? Мелиссы? Чем закончится встреча Саата с отцом? Как и куда потянутся их маршруты?

Какой будет рутанская пустыня теперь? Как изменится мир…

Почему ты думаешь об этом, если твердо решила никогда сюда не возвращаться?

Дана улыбалась. Давно-давно-давно уже она не чувствовала себя так спокойно.

Нет, неправильное слово. Спокойствия нет, просто все тревоги толпятся чуть в стороне. Какая это роскошь — отогнать тревоги хоть на час, когда знаешь, что этот час не принесет новых тревог.

Молчание висело в комнате, но тягостным не было. Единственно-правильное молчание, какое только имеет право существовать.

Джет подошел к бару, достал бутылку коньяка. Не самый лучший, синтетический, купленный в конце первой недели на Руте в соседнем баре. Но это единственное спиртное, что вообще нашлось в доме: Джет не пил в одиночку. Обвел глазами гостей.

Дана уже знала — в поселке Слепака погибло тридцать два человека. Наверняка многих она видела. Вспомнилось шоу, которое они с Бродягой учинили на поселковой площади. Когда-то. Давным-давно, несколько дней назад.

Джет принес с кухни все, что могло сойти за бокал — две чашки, рюмка, бумажный пакет для кофейного автомата. Зачем-то пояснил:

— Другого ничего нет. Не успел еще обжиться…

Дана подумала, что Бродяга сейчас не смог бы сделать ей замечание. Обычно он не терпел, когда она прикладывалась к спиртному, а сейчас ему нечего было бы сказать…

Мелисса непонятно к чему, заметила:

— Я подумала о Риммере…

— Он погиб? — в голосе Алекса явно читалось недоверие.

— Он сбежал.

— Я так и думал.

— Он единственный из бандитов Эннета, кто уцелел. Мне его почему-то жалко.

— Вот уж, чего не могу сказать о себе, — хмыкнул Джет. — Трус и предатель.

— Он нам помог.

— Испугался. И не видел другого выхода.

— Думаешь, с ним будут проблемы? — Алекс пожал плечами. — Возможно. Убивать он уже научился. А думать не привык…

— Я думаю, он в глубине души все прекрасно понимает. Просто он слабый человек, и верит всем подряд…

— Мелисса, у вас, оказывается, добрая душа, — иронично поклонился Джет. — Черта с два он кому верит. Просто видит, за кем сила, боится этой силы и потому старается быть к ней поближе…

Она поежилась:

— Мне кажется, не все так просто, Джет…

— Нашли о ком спорить. — Алекс криво улыбнулся. На самом деле он тоже готов был говорить о чем угодно кроме самого важного. Важное все равно стояло тенью за спиной. Все, кто погоб. Все, кто больше никогда не окажется рядом. Все, о ком тяжело — вслух. И он сказал:

— Стас в порядке. Пошел встречаться с адмиралом. Хотел бы я посмотреть…

Ночь перевалила за середину, на улице из прохожих были только полицейские патрули. Благо, центральная гостиница располагалась недалеко от городской больницы — каждый полицейский считал своим долгом проверить документы у праздного прохожего в такую ночь.

Стас не стал вызывать лифт, поднялся по лестнице. Ему было, о чем подумать по дороге. Постучал.

Адмирал не ложился.

Сторонний наблюдатель бы заметил, что отец и сын весьма похожи. Стас ростом чуть выше, но сутулится. А в движениях сходство было очевидным.

— Доброй ночи, — поздоровался Стас.

— Да. Проходи.

У стола горел ночник, развешивая по стенам радужные блики. Уютно, тихо.

На столе чашка. В ней то ли очень крепкий чай, то ли кофе. Но запаха нет, выветрился. Значит, чашка стоит на столе давно, напиток успел остыть.

— Садись. Кофе? Чай?

— Чай.

Стас мог бы и сам себе заварить, но адмирал, хозяйничающий на кухне — это было зрелище, которого он не удостаивался даже в детстве. Тогда чай заваривала мама.

— Держи.

Павел Маратович опустился в соседнее кресло. Сказал:

— Ты изменился.

— Ты тоже.

— Расскажи.

Стас откинулся на спинку кресла, чуть прикрыл глаза. Рассказывать ничего не хотелось. Слишком мало прошло времени. Как болевой шок — чувства отстают за действиями. Все встанет на свои места, когда ты однажды утром выйдешь из шатра, и не увидишь Сэта, спорящего о чем-то с Мэо. Нуч не станет к тебе приставать с требованием научить его драться, Стефан… Стефан.

Так люди становятся именами…

Он все-таки ответил:

— Видят наэса, мы не собирались ввязываться в войну. Мы лишь хотели помочь дружественным нам кланам кхорби уйти в пески раньше, чем до них доберутся бандиты. Поначалу все выглядело именно так: бандиты пытались навязать свои правила пустынникам, которым просто нечего им противопоставить… ты знаешь, кхорби не воюют. Тот поселок… он был на пути бандитов, и мы на всякий случай свернули туда, потому что караван Меаса успел убраться с плоскогорья до начала бури. А дальше… дальше у нас просто не было выхода. Мы задержали бандитов на сутки. Там остались мои друзья. Я мог бы тоже там остаться…

Пауза затянулась. Стас открыл глаза и тут же встретился взглядом с Павлом Маратовичем. Адмирал неприкрыто разглядывал сына.

— Мы не могли прилететь раньше.

— Знаю. Считаешь, мы могли бы действовать эффективней?

— Ничего не могу сказать: меня здесь не было. Разве только… Руте сильно повезло, что ты тогда меня не послушал.

— Может быть. Знаешь, я как-то не чувствую себя героем. Рута — только начало, я прав?

— Похоже что. Дальняя связь работает с перебоями, через приемники Бэста, но уже известно, что гведи прорвались в зоне Лойка и у Солода. У Солода — там вообще что-то невообразимое. Они уничтожили две наши боевые станции, так сказать, превентивно. Как, я пока не знаю. У Лойка ситуация под контролем. А у нас и вовсе все тихо. Возможно, они догадались, что мы их ждем. А может, мы ошиблись, и был какой-то другой план… теперь уже не узнаешь.

Адмирал отхлебнул из своей чашки, сморщился.

— Остыл уже. Что думаешь делать?

— Не знаю. Честно — не знаю. Сначала вернусь в пустыню… но есть ли смысл в нашем существовании там дальше? Никто из нас никогда и не думал, что это навсегда. Даже кхорби. У пустынников в крови дорога, для них противоестественно жить без движения…

— По-прежнему увлекаешься их культурой… единственное, что не изменилось. Думаю, Руте придется пересмотреть свою политику относительно коренного населения. Как думаешь, тут что-то еще можно исправить?

— Если случится чудо, и из небытия поднимутся мхентхи. Нет, как раньше уже не будет. Но пока есть хоть что-то, это что-то можно попытаться сохранить…

— Какой-то неправильный у нас разговор получается.

— А, по-моему, очень правильный. Сейчас Рутой, фактически, управляет полиция. Но так будет не всегда. Мирная жизнь вернется сюда куда быстрей, чем ты можешь представить. Все забудется, и вернется на прежний круг. Здесь живут чемпионы по забыванию. Никакой ответственности, жара, покой. Ты же не можешь не видеть — тут все так, как десять и двадцать лет назад…

Павел Маратович потер ладонями лицо. Жест усталости, или…

— Если я тебя правильно понял, ты хочешь, чтобы на планете появились регулярные войска? Я могу только предложить колониальному правительству принять соответствующий закон. Вряд ли эта мера вызовет отклик у мирного населения.

— Вызовет-вызовет. Я не я буду, если события в Руте не напугали чиновников до колик…

— Хорошо. Но больших результатов не жди. Рута — это планета, которая всю историю существования подчеркивала свое особое положение.

— Угу.

Говорить дальше было вроде бы не о чем. Но что-то главное так и осталось недосказанным, поэтому оба молчали, не решаясь ни попрощаться, ни поменять тему.

Паузу разбил Павел Маратович:

— Не пропадай.

— Да я весь на виду.

— Да-да. В пустыне — как на ладони.

— Значит, прощаемся?

— Выходит, так.

— Надеюсь, не надолго…

— От всей души с тобой согласен.

— Давай, провожу.

— Там прохладно.

— Ну, я тут тоже не в первый раз!

— Идем.

На улице было и холодно, и ветрено. Наэса-зэ висела над крышей ближнего дома.

— Как и не уезжал… — пробормотал старший Гнедин, оглядывая улицу.

Стас вдруг вспомнил:

— Понимаю, это против всяких правил… я могу попросить об услуге?

— Звучит угрожающе.

— Одного человека нужно срочно доставить на орбиту. Я правильно понимаю, что пока вокзал не будет восстановлен, никакого сообщения Руты со швартовочной станцией не будет? Это девушка. Артистка. У нее на яхте животные. Она переживает за них. Сильно.

— Хорошенькая девушка?

— Это академический интерес?

— Значит, хорошенькая.

— Ну, так как?

— Действительно против всяких правил. Завтра… в смысле, сегодня. В половине восьмого. Жду твою артистку на поле возле «Квантов». Опоздает — сама будет виновата.

— Эта не опоздает…

— Увидим.

— Увидим!

Стас на прощание торопливо пожал отцу руку и пошел себе в сторону больницы.