Седло науга может показаться удобным только тому, кто привык к такому способу передвижения с детства. Саат, например, выглядел верхом на буром звере органично и держался в седле уверенно. А вот Алекс так и не освоился. Добился только того, что науг терпел его на своей спине. И то, именно этот, конкретный науг.

— Говорил, надо хоть одну машину собрать, — пожаловался он приятелю, как только закончился первый переход, и стало возможно думать о чем-то кроме равновесия.

— Мгм. Варианты источников энергии?

— С тобой неинтересно. Любую мечту губишь на корню.

В этом месте соединялись два ущелья. Одно спускалось от отрогов Полой горы, другое, видимо, было руслом пересохшего ручья. Тени хватило всему большому отряду.

Саат крикнул:

— Четверть часа на отдых!

— Пойду, отправлю разведчиков вниз, — вздохнул Алекс. — Хоть и не ждем пока никого, а меры предосторожности надо соблюдать.

— Давай. И к источнику. Помнишь?

Алекс кивнул.

Они нашли удобное место для засады, в скалах над ущельем, которое в том месте расширяется и становится глубже. Узкую площадку, метра три шириной, снизу разглядеть невозможно, а сверху смотреть некому. Одна беда: до ближайшего источника больше часа ходьбы. Значит, необходимо иметь своих людей и там. Чтобы в случае чего не вышло сюрприза.

Сил, скопившихся у Полой горы, следовало опасаться больше всего. Вряд ли бандиты задумаются, прежде чем начать убивать пустынников, которых они в грош не ставят. Если, конечно, караван окажется на пути. Это следовало предотвратить.

Отряд, который сейчас остановился на отдых, скоро разделится. Часть останется здесь, прикрывать единственный удобный путь на равнину от лагеря бандитов. Это обезопасит и караван Меаса, и другие кланы, проложившие путь по границе дюн. Часть спустится к югу — на случай, если бандиты двинутся по разведанным тропам, в поисках источников воды. Рано или поздно, а кхорби придут к старым колодцам, и сразу же окажутся в безвыходном положении…

По данным на это утро, было уничтожено два каравана кхорби. С кланом Меаса провернуть тот же сценарий не удалось. Наученные Алексом и вооруженные Саатом, кхорби заняли круговую оборону, огородив часть шатров гружеными повозками, и дали достойный отпор врагу. У них убили одного парня, и сгорел шатер, а имущество почти не пострадало.

Более того, отступившие бандиты встретили на пути группу Тха, и не смогли уклониться от стычки. Ушло лишь несколько человек.

С тех пор вестей от Меаса не поступало, но это Саата не сильно беспокоило. Вот если от него никто не придет и к вечеру…

Он перебрался под скалу, чтобы можно было присесть и с пользой потратить только что им самим назначенные минуты отдыха. Вокруг устраивались его солдаты. И это было странное ощущение. Раньше Саат не задумывался, что все они, и кхорби, и жители иных миров, и колонисты, в сущности, идут за ним. Не за идеей, не за наживой. За его умением видеть происходящее, за его пониманием, что правильно, а что нет. А право на ошибку было уже единожды истрачено. Следующая ошибка будет стоить жизни не только ему самому, — всем, кто поверил и решил разделить с ним этот путь. У маленькой общины «тех, кто никуда не идет», был альтернативный вариант. Остаться в своей долине, организовать оборону и, так или иначе, переждать период смуты и убийств. На памятном совещании в шатре Саата он был еще раз озвучен. И еще раз отклонен.

Погонщик некочевого кочевья знал: сейчас в маленькой долине уже не осталось ни одной палатки, ни одного шатра. Люди перебрались в верхнюю пещеру. Она невелика, и теперь битком набита припасами и имуществом. Она неудобна для жизни — три зала соединены лазами-шкуродерами, в которые трудно протиснуться даже от природы миниатюрным кхорби. И вода там пахнет известкой.

Но у пещеры всего один, незаметный снизу вход. В ней можно пережить самые трудные, первые дни войны. И ее оборонять куда проще, чем всю долину…

Знать бы еще ответы на основные вопросы. Те, что прочно застряли в мозгу: кто объединяет банды? Зачем объединяет? Согласуются ли действия одиночных группировок? Есть ли еще большие лагеря?

Действовать, не зная ответов на эти вопросы, значит, действовать вслепую. Но пока ничего другого не оставалось.

Отдохнуть не получилось. Вернулся Алекс в сопровождении незнакомого парня-кхорби.

Тот поднял ладони в приветствии и, не дожидаясь встречного жеста, заговорил:

— Тха велел передать, что они проводят Меаса до открытых песков, клан выступил два часа назад. Пока шли, разведчики видели караван из машин. Это было у красных скал.

— Сколько машин?

Он показал на пальцах. Четыре. О том, какие именно, спрашивать бесполезно. Это могли быть и туристы из города, выбравшие на редкость неудачный день для сафари. Могли быть бандиты. В кольце красных скал укрылся оазис, один из пяти в пределах четырехчасовой езды от города. А где оазис, там открытая вода.

— Я понял. Хорошо.

— Это не все. К Меасу приходили люди из города. Погонщик говорил с ними. Он хочет, чтобы вы встретились. Я видел этих людей…

Саат приподнял брови. В последний раз, когда его сродник выказывал такое желание, сам Саат приобрел хорошего друга, а клан «тех, кто никуда не идет» заполучил толкового военного консультанта. Речь, разумеется, об Алексе.

— И где они?

— Ушли. У них тоже есть машина.

— Говоришь, видел их…

— Двое. Мужчины. Из города. Один странный — плаща не носит. У второго плащ блестящий.

Саат потер виски, переспросил:

— Что значит — не носит плащ?

— Совсем не носит. Одежда с рукавом, а плаща нет.

— Возможно, андроид, — предположил Алекс. — С трудом можно поверить, что кто-то сунется в пустыню без снаряжения.

— Я один раз сунулся, — хмыкнул Саат. — Выбора не было.

Алекс качнул головой, но погонщик достаточно хорошо знал его, и видел, что сначала он хотел покрутить пальцем у виска.

Вот она, база. На вид — полуразрушенное двухэтажное здание, как здесь принято — с крышей-полусферой и ставнями, откидывающимися вверх. Джет оглянулся на андроида, но тот пожал плечами. Он тоже видел это место впервые.

— Хорошо. Я пойду вперед, а ты прикроешь.

Один из кхорби качнул головой, что-то сказал. Бродяга перевел:

— С этой стороны раньше всегда стояли наблюдатели. Рисковать не стоит, вдруг там кто-то остался, или бандиты решили вернуться? Он знает, как подойти незаметно. Он говорит, что вам стоит снять плащ. Издалека светитесь.

Солнце склонилось к горизонту, но припекало по-прежнему нещадно. Джет, поворчав, скинул демаскирующую одежку и остался в светлых брюках и тонкой безрукавке бежевого цвета. Руки конечно, обгорят. Но не важно.

Кхорби повели их вокруг здания, на почтительном расстоянии, чтобы всегда оставаться под прикрытием дюн. Наконец, стало ясно, что подобраться к бандитской базе можно — но очень, очень осторожно. С этой стороны несколько строений было разрушено почти до основания, но все же они давали какую-никакую защиту.

Бродяга сказал:

— Если Дана здесь, то где-нибудь в основном здании… я пойду вперед.

— Нет.

Джет вспомнил про «Мэрилин-бету».

— Джет, я не могу стрелять в людей, помните? Пока хозяйке не будет угрожать непосредственная опасность.

— Хорошо. Пойдем вместе. Кхорби пусть ждут здесь и уходят при первом признаке опасности. Переведи.

Бродяга перевел.

— И… Бродяга. Обращайся ко мне на «ты».

Действовать придется на свой страх и риск — они сами так решили, не оповестив о своих планах полицию. Нельзя позволить, чтобы Дана провела в плену лишние минуты.

Путь до основного здания показался Джету невероятно долгим — давненько он как следует не тренировался. Опустился, потерял форму, забыл, как оно бывает, когда нужно вскакивать по сигналу зуммера и бежать спасать мир, выслушивая вводную на ходу. Это Бродяга весь путь проделал легко и ловко, в полтора раза быстрей Джета. Одно слово — андроид.

Зря они опасались. Первый этаж здания был пуст. Поднялись и на второй, частично лишенный перекрытий и крыши. Там были оборудованы огневые точки. Причем, оборудованы так хитро, что снаружи их и не видно. Бродяга оценил позицию, и поделился с Джетом мнением, что будь здесь стрелок, он их, пробирающихся в камнях, обязательно бы засек и подстрелил.

Джет оставил Бродягу наблюдать за окрестностями, а сам тем временем исследовал комнаты.

Обнаружил те, где бандиты спали. Там остались лежанки, посуда. Выглядело все так, словно отсюда уходили поспешно, прихватив лишь самое необходимое. Эта комната напрямую соединялась с кухней. Джет ожидал обнаружить в ней что угодно, вплоть до вяленого мяса угнанных у пустынников наугов. Все, что угодно, только не брикеты пищевых концентратов фабричного производства. С полной маркировкой.

Он бездумно достал один брикет, поднес к окну. Прочитал яркие надписи, присвистнул, снова прочитал, не примерещилось ли от перегрева. Позвал:

— Бродяга! Иди сюда, посмотри.

Андроид зашел, не прошло и полминуты. У него очень хороший слух. Взял брикет, прочитал:

— Мясо сублимированное, комплект «Дорожный», состав… срок годности… произведено компанией «Штаен» Лига-Гведи-3, город Алона… фабрика «Штаен».

— И во что мы вляпались, а Бродяга? — обескуражено спросил Джет.

Лига-Гведи — столичная планета Федерации Свободных Миров. Гведианская еда в развалинах на Руте?

Бродяга посмотрел дату изготовления и согласился:

— Вляпались — не то слово. Пойдем, что покажу. Тут лестница вниз. Похоже, у здания солидный подвал.

Лестница вела во тьму. Джет хлопнул себя по карманам, забыв, что фонарик остался в плаще, а плащ он снял.

— Бродяга, ты чего-нибудь видишь?

— Коридор. Двери. Та, что слева от тебя, открыта.

«От тебя». Джет улыбнулся. Черт знает, почему, но ему так было приятней. И проще.

— Держись за правую стену. По той стороне все двери прикрыты.

Из-за одной такой двери Джету и послышался слабый шорох. Он замер, прислушался. Но все было тихо. Нашарил круглую ручку, слегка потянул. Дверь открылась. Не то, чтобы совсем беззвучно, но и не оглушающее громко, как было бы, если бы ей в последние дни не пользовались.

На этот раз шорох прозвучал отчетливо. Что-то в темноте задвигалось, упало, прошуршав. А потом Джет услышал хрипловатый голос:

— Эй, кто там ходит… не двигайтесь. Я хорошо стреляю на звук.

Бродяга заглянул в комнату через плечо Джета и спокойно заметил:

— У него нет оружия. И он нас не видит — смотрит правее двери. А еще он ранен.

В темноте выругались.

Джет спросил:

— Вы кто? Рана тяжелая?

— Да пустяк… ножиком подрезали. Думал, загнусь здесь. Вы люди Эннета?

Джет хотел спросить, кто этот Эннет, но в последний момент передумал:

— А ты кого ждал встретить?

Раненый хохотнул, потом закашлялся.

— Кого угодно. А в первую очередь — дикаря с костяным ножиком в одной руке и с пистолетом — в другой.

— Помочь тебе вылезти? Мне не кажется, что это место удобно для беседы.

— Я бы и от перевязки не отказался. И от жратвы.

Перевязкой занялся Бродяга, пустив на это остатки куртки пациента. Действовал он с большим знанием дела, и Джет даже порадовался, что его собственный навык оказания первой помощи остался невостребованным. Раненый вот-вот был готов потерять сознание от потери крови. И рана его, хоть и казалась маленькой и не серьезной, заставила Джета задуматься, — глубину ее невозможно было определить. Когда Бродяга закончил с перевязкой, они с большой осторожностью подняли бандита по лестнице.

— Зовите меня Стефан, — представился пациент, — вам, должно быть, интересно, что происходит, и почему вы нашли здесь меня, а не нашего общего друга — Хейна?

— Разумеется.

— Я расскажу… но главное, запомните: вас этот ублюдок кинул так же, как и меня… он… намерен по-своему… вести игру. У него есть… туз… туз в рукаве… кхорби… нееет! Девчонку он не выпустит, она ему нужна…

— Он бредит? — обеспокоился Джет.

— Нет. Пока нет. Надо его напоить и дать отдохнуть. А там посмотрим.

Но может, когда придет в себя и оценит обстановку, он наоборот откажется отвечать. По возможности надо расспросить его сейчас.

— Эй, Стефан! Погоди спать. Что у вас там вышло с Хейном? У меня мало времени.

— Он заподозрил… он думает, это я на Эннета… а это его любимчик… а вы… я вам ничего не должен…

Черт!

— Бродяга, можешь что-нибудь сделать?

— Я с собой аптечку не ношу.

— Жаль.

Вместо ответа Бродяга хлестко ударил пострадавшего по щеке. Тот распахнул уже сомкнувшиеся, было, веки:

— Что?

— Кто такой Эннет?

— Богатый, гааад… всех купил…

Больше от Стефана они ничего не смогли добиться — он был в полузабытьи.

— Ну, и что дальше? — спросил Джет.

И сам себе ответил:

— Свяжусь с инспектором. Пора поделиться новостями. А Стефан этот… ну, не бросать же его здесь… может, отвезти к кхорби?

Инспектор не отозвался. Мелисса тоже. Не то приемники далеко, не то что-то глушит канал.

В кузове, хоть и защищенном, и переделанном для перевозки пассажиров, днем стало невыносимо жарко. Если Хейн и его помощник имели возможность прихлебывать из большой металлической фляжки, то Дане никто и не думал предложить воду. Она дремала в полуобмороке, удивляясь собственным видениям, слишком ярким, и совершенно бредовым. Движение машины, шорох песка, зной — все вместе добавляло бреду особой конкретики и четкости. Странные, изломанные фигуры в цветных плащах, кособокие здания, искаженные перспективы. Необходимость куда-то идти, и ощущение, что тело не слушается, парализовано. Страх — и невозможность выразить его криком — горло, челюсти, все сводит, и не выдавить даже тихий стон, не то, что крик. И понимание, что все это — бред больного воображения, но вырваться из него невозможно, как невозможно укрыться от зноя пустыни…

Очнулась она от тишины. Машина стояла, ни Хейна, ни его помощника в ней уже не было.

Дана вяло подергала ремень, которым ее закрепили в кресле. Высвободиться сразу ей не удалось. Потрясла головой, сосредоточилась. Видения отступили, но мысли остались тяжелыми и вялыми, за них очень трудно было удержаться. Есть не хотелось, не взирая на то, что во рту не было ни крошки со вчерашнего вечера. Более того, мысль о еде вызывала приступы тошноты.

Так, еще раз. Этот ремень должен как-то крепиться, даже если он завязан узлом. Провела по нему ладонью — есть! Защелка. Пальцы стали ватными, а защелку заело, кроме того, в нее успел набиться песок. Но вода камень точит — сто пятая попытка увенчалась успехом. Ремень отщелкнулся, и песчаной змеей втянулся в катушку.

Руки безвольно повисли, и Дана несколько секунд отдыхала, зажмурив глаза. Слабость была следствием перегрева, но понимание этого замечательного факта ничем не могло помочь. Бежать в таком состоянии, да еще без защитного плаща — самоубийство.

Но может, — лучше самоубийство?

Зверей отправят в ассоциацию, шапито вместе с яхтой продадут каким-нибудь хорошим людям. А Бродяга… андроиду отформатируют память, установят базовую личность, и он затеряется в массе собственных подобий…

Улыбнулась: ну-ну. Такой решительный поступок — и всего лишь чтобы насолить какому-то бандиту. Ну, нет. Бывали ситуации и похуже.

Дана открыла глаза, и с новым интересом осмотрела помещение. То, что она искала, лежало у дверей — та самая фляжка, которой всю дорогу спасался Хейн.

Добралась до нее на четвереньках, поспешно свинтила крышку. На дне слабо булькнуло, но два глотка почти горячей воды не принесли никакого облегчения.

Возвращаться в кресло было выше всяких сил. Она привалилась к стенке кузова и закрыла глаза. Больная нога ее почему-то не беспокоила.

Бредовые видения снова придвинулись, на этот раз трансформировавшись в безликих, одетых в черное людей, в руках которых застыли направленные в нее лучевые пистолеты. Они спрашивали о чем-то и угрожали, но Дана не могла ответить: по прежнему не получалось выдавить из себя ни звука.

Бред отступал, когда мимо машины проходили люди, когда раздавались голоса, и возвращался, стоило только наступить тишине.

Потом… Дана услышала голос Хейна и, прижавшись ухом к двери, попыталась разобрать, о чем и с кем он говорит. Это оказалось нетрудно — бандит подошел к самой дверце кара.

— Послушай меня теперь, и попытайся посмотреть чуть дальше своего носа. Ты, придурок, хоть понимаешь, что сейчас происходит? Думаешь, все круто, да? Что мы сейчас с лету возьмем город, прибьем мэра и получим, наконец, все то, что нам задолжало правительство за эти десять лет? Надеешься на легкую добычу и веселую жизнь? А я тебе вот что скажу. Тобой, и другими тупицами вроде тебя, Эннет и его шайка расчищают себе дорогу. Дорогу наверх. Или ты думаешь, когда гведи будут здесь, а они будут здесь, потому что это на их деньги мы живем последние два года…так вот, ты думаешь, что они оставят нас в покое? Наша планетная система имеет стратегическое значение. Здесь межевой узел, слышал вообще такое слово? Да, это далеко, и кажется, что Руту проблемы военных, которые этот узел охраняют, не касаются. Вспомни, чем кончилось шестнадцать лет назад. Да, тогда мы удара не ждали. И сейчас в астероидном кольце военных баз больше, чем тогда. Я знаю, что говорю, сам вышел из этой системы… Но гведи придут сюда. На Руту. Город и порт мы для них займем. Гарантированно. Они придут на готовое. А теперь ответь, будь ты на их месте, что бы ты сделал, когда планета перешла бы под твою власть? Правильно. В первую очередь избавился бы от всякой швали. От нас с тобой, вот от них, от тех, кто сейчас делает за ФСМ грязную работу…

Дана, как бы ей ни было плохо, суть разговора уловила, и подумала, что Хейн прав. Впрочем, если бандиты готовят почву для вторжения, плохо придется всем.

— …разумеется! Конечно, нам всем гарантируют свободу и нормальную спокойную жизнь. И деньги. А я тебе предлагаю другое. Бросай все. Слышишь?! Вот прямо сейчас. Возьми с собой самых надежных и проверенных. И выдвигаемся в сторону второй базы. Завтра к вечеру ты должен быть там. Опоздаешь — сам виноват. Это мое последнее слово!.. Какая разница, что скажет Эннет?! Мы для него — разменные монеты. Что будет дальше? Все очень просто. Мы откроем свой портал. Свой, понимаешь? И свалим отсюда. На чем? Какая разница? Телепортатор, о котором я говорю, способен соединиться с любой парной установкой, причем, радиус его действия сильно превосходит обычные модели… а вот это уж мое дело, откуда он у меня взялся. Ну, так как, ждать тебя? Ну, так думай! Только не затягивай с этим. Жду ответа.

Дана не ожидала, что дверь распахнется, и чуть не выпала на песок, под палящее солнце. Бандит подхватил ее, впихнул обратно в машину, ловко поднялся следом — вместе с током раскаленного воздуха. Медленно прикрыл дверь, медленно отстегнул маску и стянул капюшон.

— Шустрая девочка, — ласково заметил он. — Не ожидал. Слышала, о чем мы говорили? Слышала? Ну?

Дана кивнула.

— Отлично. Значит, должна понимать, что ты у меня — единственный шанс. Единственный, поняла? Твой робот должен тебя найти, и ты заставишь его продиктовать мне коды доступа.

— Что потом? — пересохший язык с трудом ворочался, и Дана сама удивилась, как хрипло, надтреснуто прозвучал ее голос.

— Потом?

— Если я заставлю… Бродягу… вы же все равно меня убьете…

— Нет, почему? Чем хочешь поклянусь. Как только выяснится, что коды действуют, мы вас отпустим.

— Как… проверишь?

— Найду способ. Ну?

— Я все… сделаю…

Он наклонился к самому лицу девушки, снисходительно потрепал ее по щеке:

— Хорошая девочка… покладистая. Сама понимаешь, что будет, если попытаешься меня подставить. Мне и моим ребятам терять будет нечего. Поняла меня?

Дана дернулась, попыталась отстраниться от Хейна, но он цепко ухватил ее за подбородок:

— А теперь ты поговоришь с андроидом. Недолго. Чтобы он понял, где тебя искать. И без фокусов, поняла?

— Да.

— Отлично. Время пошло.

Хейн отстранился, но продолжал на нее смотреть. Словно знал, что ей это неприятно.

Дана соединилась с сетевым терминалом, и поняла, что даже без глушилки связь будет очень плохая.

— Бродяга, — позвала она, — Бродягушка, слышишь меня?

— Слышу. Ты как?

— Очень жарко. Бродяга, им нужны коды допуска к телепортатору… они сказали, что если все будет по-честному, меня отпустят. Я им не верю, но не вижу других вариантов.

— Я отследил координаты. Ты держись там, ладно? Мы идем.

— Ну, достаточно. Хватит, поговорили.

Хейн включил глушилку — выглядел он сильно недовольным.

Кхорби честно дожидались Джета и Бродягу там, где они расстались. Появление Стефана не вызвало у них никакой реакции. Джет попросил Бродягу узнать, примет ли клан Меаса раненого.

Бродяга перевел. Один из кхорби, тот, кто в паре был старшим, двинул ладонями в характерном жесте сожаления:

— Меас не будет рад: его клан уже снялся. Караван двигается тайной тропой, и будет плохо, если чужак узнает.

— Ладно, — подумав, решил Джет. Несем его в машину: без плаща он долго в пустыне не протянет. Там у меня есть аптечка, может, найдем, как привести его в сознание.

Так и сделали. Стефана уложили на заднее сиденье, кхорби пришлось потесниться, но салон «Мустанга» все же вместил всех пятерых. Джет покопался в бардачке, вытащил оттуда портативную полевую аптечку-модуль. Подумал и протянул ее Бродяге — андроид успел доказать, что разбирается в вопросе.

Тот произвел несколько манипуляций с настройками, проверил блоки капельниц. Ну что ж — пациент попал в надежные руки. Пора было ехать.

— Все, скоро должен очнуться.

Джет подумал, что неплохо бы перекусить. С самого утра ничего не ел. Андроиду-то хорошо, ему регулярная кормежка не нужна. Он энергию, похоже, прямо от здешнего солнышка берет, и выглядит бодрячком. А кхорби, наверное, тоже не отказались бы от перекуса…

Кхорби не отказались. Джет даже порадовался, что его «Мустанг» укомплектован для выездов в пустыню. В комплект входят и полуфабрикаты, которые превращаются во вполне съедобные блюда, стоит только нарушить упаковку. Запас брикетов был рассчитан на три дня автономного путешествия по пустыне — но для одного человека. Теперь от него останется только половина, но ведь еще не поздно вернуться в развалины и пополнить запас за счет бандитов.

Стефан пришел в себя какраз, когда с едой было покончено. Бродяга тут же потянулся к нему с фляжкой. Но тот не дал себя напоить — трясущейся рукой перехватил флягу, сделал несколько крупных глотков. Отдал. Джет видел, как цепко перебегает взгляд пленника с лица на лицо. Словно пытается запомнить. Или что-то себе объяснить.

— Не похоже, чтобы вы были людьми Эннета — наконец резюмировал раненый. — Он не якшается с дикарями. Ну, и кто же вы, мальчики?

Джет и Бродяга переглянулись: уж больно изменились интонации бандита. Стали даже немного покровительственными. Джет сказал:

— Давайте так: ответ за ответ. Вопрос номер один. Куда направился Хейн?

— Красные скалы. Там он будет ждать своих людей. А куда отправится дальше, не имею понятия. А я, кажется, знаю, кто вы. Точнее не вы, а он… — небрежный кивок в сторону Бродяги. — Это ведь тот самый андроид, которого так ждет Хейн, верно?

— Андроид знает кое-что, крайне важное. Хейну нужна информация, нам… мне нужна пленница. Хочу предложить обмен.

Стефан прищурился:

— И кто же ты такой, а?

— Джет Дага, официальный наблюдатель центра Тордоса на Руте. Как получилось, что тебя здесь бросили? Ведь тебя здесь бросили.

— А, это… Саймон… заподозрил, что я веду двойную игру. Думал, что это я сливаю инфу Эннету. А когда его мальчики меня подрезали, он просто забыл прихватить меня с собой.

— А ты, выходит, чист?

— Чище некуда. Во всяком случае, во всем, что касается Эннета.

— Но ты обрадовался нам, даже предположив, что мы — от него.

Стефан невесело хмыкнул:

— Я бы и дикарю с копьем обрадовался: все легкая смерть. А ты ищешь Саймона… наблюдатель центра Тордоса. Наблюдатель… у тебя выправка военная. А спрашивать ты любишь, как следак. Хорош врать…

— Это я сейчас наблюдатель, — пожал плечами Джет. — У меня, вообще-то длинная биография. И нет никакого желания ее пересказывать.

Стефан присвистнул, и даже немного передвинулся, чтобы лучше видеть Джета. Правда, из-за спинок передних сидений ему все равно удавалось разглядеть лишь кусочек профиля.

— Ссыльный, что ли? Отстранили от серьезных дел, разжаловали, отправили в нашу глушь?

Джет поморщился: почти в точку. Почти.

— Около того, — кивнул он. — С девушкой все в порядке?

— Около того, — передразнил Стефан. — Хейн злой, как черт. Она его парням чуть руки-ноги не переломала. А потом попыталась сбежать. Неудачно. Сам же он ее и подстрелил…

Джета словно холодной водой окатили: подстрелил? Что это значит? Может, впору искать труп в одной из каморок того подвала?

— Да нет, — угадал его реакцию Стефан, — не на смерть. Так, ногу слегка продырявил, чтоб не бегала.

— Дана только что выходила на связь, — прервал их беседу Бродяга. — Я примерно знаю, где ее искать. Вводи координаты, Джет. Попробуем проложить курс…

Стефан перевел офанарелый взгляд с Джета на Бродягу:

— Так он не андроид?

Удивлению бандита не было предела.

Разумеется, никто ему ничего не стал объяснять. Джет еще раз посетил продовольственный склад бандитской базы, и позаимствовал, помимо продуктов, канистру воды.

Возле скал, похожих на причудливые статуи, они попрощались с кхорби. Тем пришла пора догонять свой караван. А путь «Мустанга» лежал в один из широких каньонов. Судя по карте, за ним начнутся дюны. И если от устья держать курс строго на юго-запад, то они, по идее, вскоре окажутся у тех самых «Красных скал». Навигатор сообщил так же, что место является известным оазисом с источником воды.

Стефан внимательно прислушивался к разговорам Джета и Бродяги, но хранил молчание. У него не было защитного плаща, и сам он слишком ослаб от раны, чтобы попытаться действовать. И как действовать он тоже пока не представлял. Знал лишь одно — Хейн отнюдь не обрадуется, если снова его увидит.

Молчание почему-то стало казаться давящим. Оно угнетало. Слышался лишь треск камней под колесами кара. А потом заговорил Бродяга:

— Когда-то каждый караван Народа кхорби имел свою разведанную тропу. Первые наэзере они двигались с севера к юго-востоку, от оазиса к оазису, от селения к селению Народа мхентхи. Потом возвращались на север, но уже иным путем, через другие оазисы. Астрономический год здесь долгий — за это время они успевали сделать три-четыре полных круга. Да они годы и не считали — время определялось исключительно по движению Наэса-зэ. Жители города Руты так и не переняли их календарь, хотя он удобен. Кхорби тщательно хранили тайны источников, чистили от песка, оборудовали места стоянок. Можно сказать, что каждый клан за несколько столетий натропил свой шелковый путь. Товары, которые перевозили караваны еще пятнадцать лет назад, сильно отличались от тех, что возят сейчас. Раньше кланы оазисов сами обеспечивали себя большинством предметов обихода и едой. С севера везли керамику, красители, драгоценности, изделия из металла. Чаще всего — из бронзы, но серебро и золото тоже использовалось довольно широко. С юга — шерсть, стекло, бисер. Вы, Стефан, зря называете кхорби дикарями. Я могу рассказать о том, в каких богов они верили до прихода иномирян. Это сложная, интересная культура, которую следовало бы изучать, а не уничтожать.

Повисшую паузу разрядил Стефан:

— Вероятно, раньше так и было… но сейчас…

— У кхорби нет специального понятия, обозначающего слово «война». Это слово они позаимствовали у нас.

— Они что, раньше никогда не сражались между собой?

— Трудно вести полномасштабную войну, когда между оазисами огромные расстояния, а кланы кхорби — единственная связь между ними… — включился в разговор Джет.

— А сами кхорби? Что, никогда не задумывались, что если уничтожить жителей оазиса, то все их имущество можно присвоить?

— Кхорби — торговцы. Они прекрасно понимали, что если сделать так один раз, то во второй торговать будет не с кем. — Джет сказал то, о чем сам только что догадался.

Бродяга добавил:

— Кроме того, они никогда не желали себе оседлой жизни. Их жизнь — движение. Правда, если так будет продолжаться, на Руте не останется даже памяти о трех Народах. Разве только — осколки посуды и украшений, оставшиеся в песке на пути караванов…

Стефан молчал долго, несколько минут. Потом ответил:

— Грустная история. Я даже на минуту забыл, где мы находимся… придут гведи, и ничего не останется не только от кочевников — от горожан тоже.

— А это еще что? — вдруг нахмурился Джет, — для вечера вроде рано…

Действительно, в каньоне стало сумрачно, а небо вылиняло. Голубой цвет сменился белесым.

— Ветер наверху, — оценил обстановку Стефан. — В дюнах песчаная буря. То-то два дня хоть бы ветерок…

Песчаная буря действительно разыгралась не на шутку. Вскоре совсем стемнело, и солнце превратилось в желтый кружок, по которому точно скользила, непрерывно меняясь, тонкая вуаль. Ветер поднял песок, песок встал стеной, смазывая очертания ближних барханов.

Джет увидел, какие дела творятся, и поостерегся выводить «Мустанг» из-под надежной защиты каньона. Спросил в пространство:

— И надолго это?

Он слышал, что на Руте такое бывает. Но за почти четыре недели пребывания, впервые воочию увидел, на что способна здешняя стихия. И понимал, что его спутники знают о климате планеты много больше.

Стефан, похоже, из местных. А у Бродяги — двойной опыт. Свой собственный, и Стаса Гнедина, который отсюда родом.

— Может, на час, — вздохнул Стефан, — а может на неделю. Это нужно было с прогнозом свериться.

Джет в досаде хлопнул себя по лбу, и попытался связаться с инспектором Гусом. Но связи не было.

— Значит, будем отдыхать, — решил он. Вряд ли люди Хейна рассчитывают, что к ним кто-то доберется в такую погоду. Стефан, как рана?

— Как… никуда не делась.

— В любом случае, попытайтесь отдохнуть. Используйте передышку — потом, может, такой возможности не будет. Бродяга, подежуришь?

— Вот почему я знал, что ты это скажешь?

Ну Дана… снимаю шляпу…

Но это была последняя связная мысль Джета: он провалился в сон.

Джет проснулся в полной темноте, спина ныла.

Ему приснился тревожный сон. Марта что-то втолковывала ему, требовала, чтобы он запомнил, о чем-то просила. Что-то он должен был сделать для нее, когда проснется. Но вот что? Стоило открыть глаза — забыл.

Стефан громко сопел сзади, иногда могуче всхрапывая. В отсвете контрольной панели лицо Бродяги казалось изваянием. Джет попросил:

— Бродяга, расскажи, как вы встретились с Даной… Вы же не на Руте встретились? и кто тебе дал такое прозвище?

— История простая… если помнишь, меня использовали в качестве носителя слепка памяти Стаса Гнедина. Никто из людей, тогда находившихся рядом, не был ни роботехником, ни программистом. Программирование андроидов — трудная задача, вот настраивать искусственный интеллект довольно легко, чем мои тогдашние хозяева и воспользовались. Слепок навесили отдельной секцией с открытым доступом. В результате они не смогли выделить нужные фрагменты, так что ключ в систему идентификации СТП-мега вводил я. Переброска завершилась успешно, но тот, кто был зарегистрирован, как мой хозяин, погиб. Это тоже… сильно влияет на скорость реакций робота. Меня закрепили за Рутанским муниципальным госпиталем, а через пару месяцев я попал в группу сопровождения раненных, которых отправили в эвакуацию. Медики поставили в дополнение море своих программ. Программы вступали в конфликты между собой. Часть не согласовывалась с системой приоритетов. В общем, я из ценного прибора стал чем-то вроде туповатого санитара. Именно так меня и стали использовать в той больнице, где я очутился.

— Наверное, это обидно?

— Джет, мы об этом уже говорили: я робот, и как любой робот, не умею составлять оценочных суждений, применимых к самому себе. Мне ставят задачу, я ее выполняю. Если на каком-то этапе задачу выполнить невозможно, ее сменяет другая приоритетная задача. Например, сейчас — я физически не могу продолжать поиск Даны, и потому выполняю твою просьбу, рассказываю о нашей встрече. Самоанализ — черта человека, а не полифункционального антропоморфного автомата, которым я являюсь. Ты будешь слушать?

— Извини.

— У нас в больнице был один пациент, он готовился к выписке. Он был «робинзоном», оказался один на негостеприимной планете. Прошел курс реабилитации, и теперь при любой возможности сбегал из палаты. Его спрашивали — «почему?». Но он либо отмалчивался, либо задавал какой-нибудь встречный вопрос. В палату он возвращался нехотя, и только если за ним кто-нибудь придет. Часто посылали меня. Первые несколько дней я находил его в самых разных уголках больницы. Он или разговаривал с людьми, или изучал плакаты на стенах, или просто смотрел в окно. А потом он застрял в одном холле, и я его неизменно находил там. Надо сказать, он по профессии, это следует из документов, внесенных в историю болезни, сам врач. Доктор Игорь Петрович Седых.

— Не слышал о таком.

— Правильно, почти четыре года прошло. А тогда это была история известная. В холле он разговаривал с Даной. Я ее там впервые и увидел. Сейчас посмотришь — совершенно другой человек. Они стояли каждый у своего окна, на расстоянии метров шести, друг на друга не смотрели, но разговаривали. В холле всегда стояла тишина, и они могли позволить себе говорить вполголоса. Я останавливался на равном удалении от них, ждал, пока в разговоре наступит пауза, и говорил: «Игорь Петрович, меня просили проводить вас в палату». Он оборачивался, и отвечал: «Все бродишь за мной, бродяга?». Но не спорил. Так происходило, наверное, неделю. Однажды вместе со мной на поиски сбежавшего пациента отправился его лечащий врач. Увидел эту сцену, и тут же запретил мне прерывать их беседы…

Я уже говорил, что в связи с неправильной эксплуатацией и отсутствием профилактики я тогда скорей всем мешал, чем приносил пользу. Но истории болезней некоторых пациентов тоже хранились в моей памяти. По просьбе Игоря Петровича я нашел упоминание об этой девушке. Тогда ей было восемнадцать или чуть больше. И она была одной из пятнадцати студентов, выживших после захвата террористами учебного центра в системе Хирон. В момент захвата их там было сорок, да семь преподавателей. Но и из тех, кого десантники вытащили оттуда живыми, двое на момент нашей встречи умерли. Причем, один из них покончил с собой. Террористы удерживали учебку двое суток. Я не знаю, что она там видела, и что пережила. Собственно, на этом моя информация о Дане исчерпывается. Она мне никогда не рассказывала, что было до нашей встречи. Разве только мельком, случайными фразами…

— Надо же! Я ведь мог быть там, у Хирона. Но как раз тогда наш отдел задействовали в зоне Лойка, там участились нападения на системники. Наше командование решило, что информацию о маршрутах судов пиратам кто-то сливает.

— Внимания на меня не обращали, и я слышал многие разговоры. Разговор в кабинете у зав. отделения тоже слышал, он состоялся в день выписки. Седых не собирался задерживаться в больнице, врач его уговаривал остаться, чтобы помочь вытянуть Дану из глубочайшего стресса, потому что только ему она хотя бы отвечала. Он согласился, но с тем, что жить будет в гостинице, а потом добавил: «Я покопался в биографии девушки. Она психолог-роботехник. Да, студентка. И что? Зато отличница. Дайте ей, вон, бродягу в личную собственность. Там по ее специальности работы — непочатый край. Конечно, это только предположение, но хуже-то не будет…». «А вы возьметесь ей сами это предложить?», спросил врач. И Седых ответил: «Возьмусь». На следующий день в мой паспорт в очередной раз внесли коррективы. Вот так я и стал собственностью Даны. Она сначала вообще на меня внимания не обращала. Но трудами того же бывшего пациента, я ходил за ней всюду, как привязанный. Волей-неволей ей пришлось начать разбираться с проблемой. И она закопалась. А потом наткнулась на слепок памяти, и… через месяц ее выписали.

— А цирк?

— Не знаю. Это из ее прошлого. Просто однажды поговорила с кем-то в зоне Лойка, и тут же стала ученицей известного артиста. Сначала участвовала в его шоу, потом начала готовить самостоятельные номера. Отдельно мы выступаем чуть больше года.

— Понятно…

Повисла пауза.

Многое в поведении Даны действительно стало понятно.

И, наконец, вспомнилось, что именно говорила ему Марта во сне:

— … Джет, если ты его встретишь, это для меня: сначала поговори, ладно? Пожалуйста, это важно. Я тебя больше ни о чем не прошу, просто поговори.

И он почему-то понял, что имеется в виду тот, другой. Человек, который должен был ее сберечь, но не сберег.

Ближе к вечеру кхорби забеспокоились, а потом Саат и сам различил признаки приближающейся песчаной бури.

Ущелье не могло послужить хорошим укрытием. Это ко всему привычные науги способны стоически пережить неприятность, просто сбившись в плотную кучу. Они так даже передвигаться способны. А людям, особенно не кхорби, придется трудно.

Хорошо было то, что и бандиты вряд ли покинут свою базу до окончания шторма, так что можно было не беспокоиться об охране каньона. Но до надежного укрытия — системы гротов у родника — было три километра. С учетом пересеченной местности и того, что буря начнется в ближайшие полчаса — это плохая новость.

Удручало и то, что придется возвращаться. А ведь до выхода в дюны оставались считанные часы хода. Но по данным разведчиков, искать укрытие ближе к дюнам не стоило и пытаться. Там стены ущелья раздвигаются, кое-где перегораживая путь впечатляющими осыпями. Там появляется песок, нанесенный в устье ущелья переменчивыми ветрами.

У родника они наверняка встретят тех, кто остался в засаде, организованной Алексом.

Снялись мгновенно, но ветер поднялся почти сразу. На лица были накинуты шерстяные маски, они спасали от пыли. Маски кхорби не имели ничего общего с теми, что производились на фабрике Руты. Их делали из особого материала, приготовленного из пуха детенышей науга определенного возраста. Получалась не ткань, а пористый многослойный фильтр, который мягко приникал к коже и позволял почти свободно дышать даже в сильную бурю.

Беда в том, что это относилось только к здоровым людям. Саат, с его искалеченными легкими, начал задыхаться почти сразу. Он на всякий случай намотал повод на руку, а больше ничего сделать было нельзя.

К тому же вместе с песком и ветром пришел холод: пустыня стремительно остывала. В такие бури в лагере обычно закрепляли все, что можно закрепить, а что нельзя — прятали в шатры и палатки. Семьи собирались в больших ярких шатрах, у каждого клана свой узор. А цвет принадлежит всему роду. Так повелось исстари, и кочевье Саата незаметно и органично переняло древнюю традицию кхорби.

Ветер гнал песок вверх по ущелью, как по огромной трубе. Небо начало темнеть. Мимо, плавно обтекая погонщика, шли науги и люди, их подгонял ветер. Прижимал к ногам, трепал одежды. Подвязанная ткань надувалась парусами…

Науг Саата почти остановился, и тот хлопнул его по крупу, подгоняя. Движение вызвало укол боли за ребрами, и погонщик сжал челюсти: это был еще не приступ, слабый отголосок того, что последует потом.

Нужно было заставить животное идти быстрей, они уже оказались в арьергарде группы. Это удалось ему только при помощи костяного ножика — катхаи. Науг дернул мордой и прибавил шагу.

Мучительно долгий путь завершился у развилки. Здесь нужно было подняться по камням, остаткам древнего обвала, до расщелин, верхняя часть которых представляет собой неглубокие гроты. Их когда-то создали кхорби, специально, чтобы было, где с удобством отдохнуть после долгого пути.

Но, чтобы проделать этот последний отрезок, нужно было спешиться и вести животное в поводу.

Саата скрутило, едва он успел коснуться ногами земли. Повод выскользнул из рук, науг невозмутимо пошел дальше, следом за другими животными. Протолкнуть холодый воздух в легкие не получалось, перед глазами плыли теимные пятна.

Как назло, Рома вернулся из города, но лекарства не привез: институт был закрыт без объяснения причин. Теперь предстояло выяснить, долго ли организм протянет без ингаляций и дорогих препаратов. На данный момент рекорд составлял две с половиной недели. Но тогда условия были почти оранжерейные — ни ветра, ни пыли. И не нужно никуда идти.

По прежнему опыту Саат знал, что сейчас ему лучше найти удобное место и лежать, пока приступ не отступит. Он неловко оперся о камни, но встать не смог. На полы плаща лег тяжелый песок, и стало страшно. Он никогда не думал, что умрет так бездарно. И на помощь не позвать.

Неимоверным усилием заставил себя распрямиться. Теперь нужно было влезть на ближайший камень. Поражения быть не может, просто потому, что не может…

Сорвался. Еще попытка…

Чьи-то руки подхватили его за плечи, вздернули на ноги. Кто-то перекинул его руку через плечо, и осталось только перебирать ногами, и мучиться мыслью, что чуть только что всех не подвел…

В гроте было темно, даже тот слабый свет, что плавился снаружи, сюда не проникал — потому что вход завесили лоскутом плотной ткани.

Саат почувствовал, как к лицу прижали кислородную маску — это прикосновение было одним из самых узнаваемых и привычных — и сделал несколько пробных вдохов. Кажется, стало немного легче, а может, показалось.

Зажегся тусклый «вечный» фонарь. В его зеленоватом свете замелькали обеспокоенные лица.

— Прибил бы твоего поставщика, — услышал он облегченный голос Алекса. — Ну что, жить будем, или как?

— Куда ж я денусь?

Саат приподнялся, тут же почувствовав чье-то плечо, спросил:

— Все здесь?

— Да все, все, — успокоил Алекс. — Все и еще немножко. До нас подошел Тха со своей группой. Так что у нас тесно. Пить хочешь?

Ну что же. Можно отдыхать. Тем, кто сможет…