Глава десятая
В боевом отсеке было тесно. Иван пытался устроиться удобнее, но не получалось – места мало. Он был довольно худощав, но все равно с трудом помещался рядом с габаритным Молоховым – тот занимал почти все пространство отсека. Иван теперь понимал, почему в бронетанковые войска берут в основном щуплых парней – другие просто не втиснутся. А еще ему в грудь упирался приклад КОРДа. Солидная штука, тяжелая, 12,7 мм…
Мешкову поручили крупнокалиберный пулемет как относительно знакомое оружие. Конечно, КОРД отличался от хорошо знакомого любому советскому бойцу «дегтярева», но не принципиально. Ведь, по сути, их делали в одном и том же месте, в Коврове. Одна и та же оружейная школа… Вот и подумали: Иван освоит пулемет без особого труда. И не ошиблись!
Матвей Молохов быстро и доходчиво объяснил, для чего нужен КОРД, как его заряжать, как стрелять и вообще – что это за штука такая.
– Пойми, – настойчиво втолковывал он Ивану, – из КОРДа «поливать» длинными очередями, как из обычного «дегтярева», нельзя, не для того он. Конечно, теоретически можно, но не нужно. КОРД в основном – для бронированных целей. Ты когда-нибудь из противотанкового ружья стрелял?
Иван уверенно кивнул – да, и не один раз. Впервые – в ноябре 1941-го, под Москвой, когда его роту чуть не раскатал гитлеровский бронированный «каток»…
Тогда им весьма несладко пришлось. Немецкие танки пёрли на столицу со страшной силой, а остановить их было почти нечем. Лишь гранаты да бутылки с зажигательной смесью…
В штабе корпуса посчитали, что панцеры пойдут южнее, вдоль шоссе, где было намного удобнее (не такой глубокий снег – немецкие танки часто застревали в русских сугробах), вот и перекинули туда почти всю артиллерию. А роте, по сути, ничего не оставили. Сказали: «Бронетехника на вашем участке не ожидается, одна пехота, это не страшно. Отобьетесь как-нибудь…»
Однако серо-зеленые машины с черными крестами пошли прямо по белой целине, в обход укреплений – с дотами, надолбами, «ежами» и артиллерийскими засадами. Рванули через заснеженные поля, огибая противотанковые рвы, минуя узлы сопротивления и сметая со своего пути редкие артиллерийские заслоны. Вперед – на Москву!
Бронированные машины буксовали, вязли в сугробах, но упорно шли вперед. Вот выскочили на открытое место, разогнались, еще немного – и пойдут по Ленинградскому шоссе, не останавливаясь, до столицы, до которой – всего тридцать пять километров. Час ходу! А перед ними – по сути, больше никого…
Но неожиданно уперлись в небольшой железнодорожный переезд. Панцеры думали проскочить его с ходу, не задерживаясь, но не вышло – их встретили огнем из противотанковых ружей.
За несколько дней до прорыва в роту Мешкова прибыло усиление – три расчета с новенькими ПТР Дегтярева. Говорили, что прямо с парада на Красной площади! Командир полка сказал: «Вот, на всякий случай, если танки все же пойдут на вас. Оружие надежное, калибр – 14,5 мм, почти любую броню пробивает. Если, конечно, с близкого расстояния…»
Конечно, с пэтээрами лучше, чем вообще без них, но все же хотелось чего-нибудь более серьезного, солидного. Хотя бы «сорокапяток»… Но не дали, бросили на соседний участок, где ждали танкового прорыва. И как ведь ошиблись… Немецкий бронированный удар пришелся по роте Мешкова…
Но разве три пэтээра могли остановить танковый кулак? Это же не машины с легкой броней! Немецкие панцеры следовало бить в определенное место, да еще с очень близкого расстояния… Однако попробуй-ка усиди в неглубокой ямке, с трудом выбитой лопаткой в ледяной земле, когда на тебя прет стальная махина! Никаких нервов не хватит…
Тем более что позиции бронебойщиков были хорошо видны в белом поле. Как ни старались они замаскироваться, как ни окапывались, но легкие снежные облачка, поднимающиеся после каждого выстрела, сразу же их выдавали. Со всеми вытекающими последствиями…
Но расчеты не струсили, не испугались, а вступили с панцерами в смертельную схватку. Хотя с самого начала было понятно, что надежды уцелеть нет. Налетят, раздавят, сомнут, впечатают гусеницами в мерзлую землю… Что такое три ружья против десяти грозных стальных машин?
Бронебойщики открыли стрельбу, стараясь попасть танкам в слабое место. Били под башни, чтобы заклинило, или в смотровые щели – в водителей. Если получалось, то и в бок или в другое уязвимое место. Но панцеры упорно шли вперед, почти не обращая внимания на обстрел…
Младший сержант Иван Мешков командовал стрелковым отделением и прекрасно понимал, что танки им не остановить. А потому приказал своим бойцам: «Пропускаем машины через себя и отрезаем огнем пехоту. У кого есть гранаты – бросайте танкам под гусеницы, когда близко подойдут, у кого бутылки с зажигательной смесью – на моторные отсеки, когда переползут уже через нас. Если кто выживет, конечно…»
Немецкие «двойки» и «тройки» били из башенных орудий, поливали красноармейцев свинцом… Бронебойные расчеты погибли первыми – кого накрыло снарядом, кого срезало очередью…
Стальные машины, утробно ревя, навалились на узкие траншеи, обдав затаившихся бойцов моторной вонью и запахом горелого масла, поутюжили немного и пошли дальше. Ивана завалило мерзлой землей, но, к счастью, не сильно. Кое-как выкарабкался, выплюнул изо рта комочки льда, вытер черное от копоти лицо и осмотрелся: танки уже ушли, штурмуют переезд, а прямо перед ним – три немецкие бронемашины…
«Нет, врешь, – подумал Иван, – без боя я не отступлю!» Приказал своим ребятам вести беглый огонь по пехоте, а сам скользнул в ближайшую пэтээровскую ячейку. Оба бронебойщика были убиты – накрыло взрывом. Одному оторвало ноги, другому разбило осколком голову…
Снег вокруг был густо перемешан с кровью. На морозе она замерзла, превратилась в красный лед. Но ружье, как ни странно, уцелело и даже ничуть не пострадало. Ладно, дадим фрицам огонька…
Стрелять из пэтээра Мешков умел – научился, когда ружья попали к ним в роту. Он же отделенный командир, должен разбираться в оружии! И не сложное, в принципе, оказалось дело – почти как из обычной винтовки. Повернул рукоятку затвора влево, отвел до отказа назад, вставил патрон, дослал, повернул вправо. Все, готово. Вот и пригодилось теперь…
Мешков поставил ружье на сошки, вынул из сумки убитого бойца длинный, тяжелый патрон. Пуля с черно-красной головкой – то, что надо, бронебойно-зажигательная. Зарядил ружье, прицелился. До ближайшего бронетранспортера было метров двести, нормально. Плавно нажал на спусковой крючок – раздался громкий выстрел. Горячая гильза полетела в сторону, в ледяной снег…
Иван целился в моторный отсек и попал – бронетранспортер встал как вкопанный, из пробитого двигателя повалил сизый дым. Тут же по Мешкову ударил немецкий пулемет – заметили и накрыли очередью. Пули засвистели над головой, сбили шапку-ушанку, оцарапали висок, обожгли щеку. По подбородку потекла горячая кровь…
Но Мешков не чувствовал боли – так увлекся сражением. Достал второй патрон, зарядил, снова выстрелил. Целился теперь уже в пулеметчика – в качестве ответа. Попал, убил гитлеровца.
Больше по нему уже не стреляли – очевидно, заклинило пулемет. Иван переключился на следующую машину – та довольно близко подошла к его ячейке. На сей раз целился в кабину. Снова попал, убил водителя, и бронетранспортер повело – развернуло боком. Уткнулся тупым «рылом» в обломок сосны и встал намертво. «Так, уже две машины, – считал Иван, – надо бы и третью…»
Долго этот поединок продолжаться, конечно же, не мог – Ивана непременно накрыли бы немецкие машины, идущие следом. Но тут, к счастью, на помощь пехоте пришли «тридцатьчетверки» – как выяснилось, прятались за лесом. Устроили немцам засаду… Быстрые Т-34 выскочили из-за деревьев и ударили по панцерам…
После короткого столкновения, потеряв несколько «двоек» и одну «тройку», немцы стали отступать. Серо-зеленые лобастые машины, отстреливаясь, пошли назад, то же самое сделал и уцелевший броневик. Вскоре бой закончился, «тридцатьчетверки» заняли переезд, надежно закрыв Ленинградское шоссе. Теперь гитлеровцам в Москву не прорваться…
За две подбитые машины Иван получил медаль «За отвагу» и личную благодарность от командующего корпусом. «Молодец, Мешков, – горячо жал ему руку статный, представительный генерал-майор, – бей фрицев так и дальше!» А еще ему дали звание сержанта. Все правильно – заслужил!
Так что обращаться с противотанковым ружьем Мешков умел. О чем и сообщил Матвею Молохову. Тот кивнул и продолжил объяснение:
– Из КОРДа лучше стрелять одиночными, как из пэтээра. Бей танку в бок или корму. Можно, конечно, и в лоб, если это легкая машина. Главное же отличие КОРДа от противотанкового ружья – перезаряжать каждый раз не надо, в ленте – сразу пятьдесят патронов.
– Значит, можно и очередями? – спросил Мешков.
– Экономь боеприпасы, – строго приказал Матвей, – оружие новое, патронов к нему еще мало. И пополнить не получится. Воевать же нам предстоит еще долго… Понял?
Иван кивнул: дело ясное, будем экономить. Он только этим в своем взводе и занимался – считал, у кого сколько патронов и ручных гранат осталось, чуть ли не поштучно раздавал…
– Кстати, пули – с особым сердечником, – сообщил Молохов, – и с большой бронебойной силой. Можно стрелять с полукилометра и даже дальше, немецкий броневик точно поразишь. И риска будет меньше.
Иван немного потренировался и понял – да, оружие мощное, лучше любого противотанкового ружья! Результат оказался впечатляющим: толстую сосну пуля раскалывала пополам, а тонкий березовый ствол срезала подчистую, как бритвой. Вот и ладно, славное орудие! Встретим немецкие танки, когда полезут.
По поводу же гранатомета Матвей пояснил:
– Эта штука – как миномет и пушка одновременно, бьет и прямо, и навесом. Стреляет же специальными гранатами. Видишь какие? Особые, вылетают целиком…
– Как это? – не понял Иван. – А гильза как же?
– Она летит вместе с самой гранатой, – сказал Молохов, – как одно целое, так и задумано. Поэтому поражение происходит не только от взрывчатки, но и от осколков тоже. При взрыве они далеко разлетаются и накрывают всех сразу… Особая точность попадания даже не требуется – лишь бы рядом с целью легла. Все равно накроет! Есть еще одно удобство: гранаты находятся в контейнере, по двадцать штук. Можно стрелять не только одиночными, но и короткими очередями. Ну, давай, пробуй…
Иван сделал пару выстрелов и сказал, потирая ушибленную руку:
– Прыгает, зараза, держать трудно…
– Да, – согласился Молохов, – трудно, но привыкай, тут ничего не поделаешь! Кстати, если надо, гранатомет можно снимать со станка и нести на руках. Тяжелый он, правда, зараза, более тридцати килограммов, это не считая контейнера, но если вдвоем – то ничего, терпимо. Из гранатомета, заметь, можно поражать противника в любом укрытии – хоть в окопе, хоть в блиндаже. Отличное оружие! Так что давай, осваивай и его тоже… Это на тот случай, если, допустим, меня ранит. Тогда заменишь. Но в основном для тебя – КОРД, это более привычное оружие…
Иван не спорил – пулемет так пулемет. Какая, в принципе, разница, из чего бить фрицев? Да хоть из дедовской берданки! Правильно Илья Эренбург писал: «Хороший немец – мертвый немец». Все вместе его статью читали и обсуждали. Хорошая она, дельная. Значит, будем бить фрицев…
* * *
Мешков с нетерпением ждал начала боя. Он теперь сражался бок о бок со своими старыми товарищами, с теми, с кем познакомился еще во время Финской кампании. Тогда, правда, они назывались бронелетчиками, и у них была совсем другая машина – пулеметные аэросани, бронелет… Скорость – как у самолета, защита – не хуже, чем у легкого танка. Интересно, где она сейчас? Наверное, пошла на завод для доработки. Но и эта тоже не хуже, а даже лучше – и по броне, и по вооружению. Более мощная, скоростная…
Остальные члены экипажа тоже готовились к бою. Майор Злобин занял место командира в кабине с Сергеем Самоделовым, Молохов был в боевом модуле, а капитан Лепс – в жилом отсеке. Если кого-то зацепит, ранит – он сразу поможет.
Германа Градского пока оставили в штабе Второй Ударной, пусть занимается своими делами, переводит немецкие документы, а заодно и присмотрит за генералом Власовым. Леонид Анатольевич провел с командующим серьезную работу, «запрограммировал» на несколько дней вперед, чтобы не мешал, но приглядывать за ним все же следовало, на всякий, так сказать, пожарный…
Ивану Мешкову при поступлении в экипаж выдали черный комбинезон и шлем, а еще – новую форму, которой он очень обрадовался: старая уже вся сносилась, рваная, расползается по швам. А что вы хотите – столько времени смены не было: не до того, говорят, потом получите. А воевать приходится в таких условиях, что не приведи Господь…
Помимо этого Ивана досыта накормили – а то отощал совсем, едва на ногах держится. Бои же предстояли тяжелые, нужны силы. А как сражаться, когда голодный? Иван впервые за много дней наелся до отвала, а еще получил бутерброд с сыром и маслом – настоящее лакомство! «Эх, вот бы так и дальше, – мечтал Мешков. – С таким снабжением и питанием можно драться хоть с самим чертом…»
…Иван еще раз поерзал в боевом отсеке (тесно-то как!) и посмотрел в темноту. Скоро уже атака… Саперы еще в начале ночи ушли в поле – делать проход. Легли на липкую, рыжую грязь и поползли… Осторожно, с помощью миноискателей обезвреживали мины, ножницами резали на куски круглую колючую проволоку, которой немцы прикрыли все подходы. Работали медленно, аккуратно, чтобы их не заметили и не открыли по ним огонь. Наконец проход был расчищен…
Ивану от нетерпения очень хотелось курить, но нельзя – увидят. Табачком его, кстати, угостил капитан Лепс. Леонид Анатольевич не очень любил папиросы, а потому отдал Мешкову две пачки «Беломорканала» – просто так, по дружбе. Мешков несказанно обрадовался – его любимые! Впервые за столько дней он мог подымить всласть… «Вот спасибо, век не забуду!» – благодарил Иван капитана Лепса. На что тот лишь махнул рукой – ерунда, мы же одно дело делаем, братья по оружию… Должны делиться, помогать друг другу!
К бронемобилю подошел командир саперов старший сержант Чернов, негромко постучал по броне: пора, готово. Сергей Самоделов завел мотор, и машина на самой малой скорости поползла вперед.
Бронемобиль двигался очень осторожно, буквально на ощупь. Фары включать, само собой, было нельзя, и Самоделов ориентировался по взмахам Чернова – тот показывал, куда рулить. Сергей сворачивал то вправо, то влево, объезжая самые широкие воронки, и все же иногда бронемобиль проваливался в неглубокие ямы, наполненные водой. За машиной бежала пехота – ударная группа лейтенанта Михаила Родина. Чтобы поддержать, ворваться в немецкие траншеи и захватить…
Бронемобиль то и дело опасно накренялся, буксовал, но все же двигался к намеченной цели. Наконец до переднего края осталось всего двести метров. Злобин приказал встать за сгоревшей «тридцатьчетверкой» – надо бы осмотреться. Осторожно выбрался наружу, пополз вперед. Ночь была темная, безлунная, самое оно для внезапного нападения…
Гитлеровцы пока вели себя тихо – очевидно, не ждали ночной атаки. Хотя иногда пускали вверх осветительные ракеты. Но не часто, скорее – для проформы. Еще постреливали – тоже для самоуспокоения. Мол, мы не спим, к нам не лезьте…
Владимир Викторович достал бинокль с «ночным видением»: что там у нас? Интересно… Прямо по ходу – замаскированная противотанковая пушка, рядом – два пулеметных гнезда. Основательно подготовились, ждут. Да, выбить будет непросто…
А вот часовых – всего двое. Стоят, покуривают, изредка перекликаются, посматривают в нашу сторону, но без особого беспокойства. И правда – чего беспокоиться-то? Впереди – минное поле, незаметно никак не подберешься. А перед самыми окопами – еще стальная спиральная «колючка» с надежной солдатской сигнализацией, пустыми консервными банками. Заденешь – и загремят-зашумят. Простое средство и очень надежное.
Только одного они не учли: советские саперы сумели аккуратно обезвредить мины, разрезать опасную «колючку» и снять банки. И все это – тихо и незаметно. Можно атаковать…
Злобин наметил ближайшую цель – блиндаж позади пушки. Скорее всего, именно там и спит ее расчет. Его надо уничтожить первым, чтобы не успел открыть огонь. А то могут быть проблемы: калибр у Pak.38–50 мм, легко пробьет нашу броню. Особенно если в упор.
Значит, надо уничтожить артиллеристов, а потом – и пулеметчиков, чтобы не мешали нашей пехоте. Иначе не дадут бойцам приблизиться к траншеям, положат всех на поле. Ага, пулеметчики ночуют, очевидно, вон в том блиндаже, поблизости от первого… Это хорошо – накроем оба.
Бронемобиль осторожно выполз из-за сгоревшей «тридцатьчетверки», Матвей Молохов припал к прицелу (благо с «ночным видением»), чуть приподнял ствол…
– Огонь! – тихо приказал сам себе.
Гранатомет несколько раз глухо рявкнул. Молохов бил короткими очередями, по три-четыре гранаты, берег заряды. Но накрыл оба блиндажа – и с артиллеристами, и с пулеметчиками. Сильно бабахнуло, темноту ночи разорвали огненные вспышки. В стороны полетели разбитые перекрытия и куски человеческих тел… Если кто-то и выжил, то теперь был погребен под массой земли. Не скоро выберутся…
Так, с живой силой покончено, теперь – по пулеметам и орудию. Надо вывести их из строя… Матвей и тут не промазал – влепил по несколько гранат, смешал MG-34 и Pak.38 с мокрой землей. Только их длинные стволы остались торчать из черной грязи…
Для закрепления успеха Молохов пальнул пару раз вдоль траншеи влево и вправо, чтобы охладить пыл других гитлеровцев. Те правильно все поняли и отбежали назад. Открыли беспорядочную винтовочную стрельбу, но это не страшно. Пусть себе палят, зато сами отлично видны по острым огненным вспышкам. Прекрасные мишени!
Матвей махнул рукой лейтенанту Родину, стоявшему с бойцами позади бронемашины: «Давайте, теперь ваша очередь!» Тот выскочил вперед и с криком: «За мной, ребята!» – первым кинулся в бой. Ударная группа одним броском преодолела небольшое расстояние до немецких траншей, скатилась вниз, завязался рукопашный бой. Тут и там слышались отчаянные крики, звучал отборный русский мат…
Майор Злобин достал ракетницу и пустил вверх красную ракету – сигнал к общему наступлению. Позади взревели моторы – это ринулись в атаку Т-34. Один за другим, гуськом они пошли по проходу… Проскочили минное поле, перевалились через траншеи и, не останавливаясь, рванули дальше, в обход Спасской Полисти. Гитлеровцы отступали, спасаясь от неожиданного удара…
А в воздухе уже гремело победное «ура» – это бежали на прорыв бойцы 59-й стрелковой бригады. Собственно, кричать уже не было необходимости – немцы, ошеломленные внезапной атакой, отступали без сопротивления.
Ночная операция удалась – противник повсеместно отходил, оставляя позиции. Сражение шло уже в самой Спасской Полисти. Злобин приказал двигаться дальше – надо помочь ребятам освободить село. Бронемобиль пополз к ближайшей окраине, где уже шел напряженный бой…
Глава одиннадцатая
Красноармейцы пробились через немецкую оборону и ворвались на сельские улицы. Казалось, победа близка, еще немного, совсем чуть-чуть… Еще один, последний удар…
Но тут возникло неожиданное препятствие. И даже не одно, а сразу несколько: гитлеровцы засели в крестьянских избах, превратив их, по сути, в долговременные огневые точки. И стали активно отстреливаться, пресекая любые попытки подобраться ближе. Чтобы закидать через окна гранатами…
Выкурить фрицев из этих домов-крепостей оказалось весьма непросто: строения старые, прочные, сложены из толстых бревен, что называется, на века. Да еще стоят на высоких подклетях-подызбицах. А это – почти готовые дзоты с маленькими щелями-окошками, укреплять даже особо не требуется…
Именно оттуда, из-под изб, и били фашистские пулеметы. Их резкие, отрывистые звуки перекрывали треск винтовок, лай автоматов и визгливый свист мин…
Конечно, проще всего было бы разнести деревенские дома из орудий, раскатать, что называется, по бревнышку, да вот беда – «боги войны» еще не подошли, опять застряли где-то позади, на дальних подступах к селу…
Дивизион 76-мм орудий с трудом пробирался по узкому коридору, проложенному саперами, и все никак не мог пересечь вязкое, раскисшее, затопленное поле. Что было, в принципе, понятно: из тягловой силы – всего по две дохлые лошаденки на орудие. Вот и приходилось напрягаться изо всех сил, тащить фактически на руках…
Тянуть и толкать, увязая по колено в жирной весенней грязи, страшно матерясь и покрикивая на еле живых кобылок: «Но! Пошли, родные, еще немного!» Да куда там! Пробивались с трудом, увязая по самый не балуй. Пришлось даже выгрузить из зарядных ящиков все снаряды и нести на себе, иначе вообще бы никогда не добрались до места…
Танки помочь также не могли – в это время охватывали Спасскую Полисть слева и справа, чтобы не дать немцам обойти 59-ю стрелковую бригаду и нанести контрудар с тыла. А то фрицы большие мастера на подобные фокусы! Да и нельзя им в деревню – там же узкие, кривые переулки, амбары и сараи, за которыми так удобно прятаться… Подберется какой-нибудь фашист незаметно и метнет гранату под гусеницу. Или того хуже – бутылку с «коктейлем Молотова» на двигатель. И все, сгоришь, как свечка…
Так что проблему с избами-дотами приходилось решать самим. И быстро – пока гитлеровцы не опомнились и не подтянули силы. Бойцы укрылись за сараями, деревьями, легли на землю и не высовывались, чтобы не попасть под пулеметную очередь. Гитлеровцы палили из всех щелей и амбразур – из подызбиц, из окон, с чердаков, да еще с крыш, где оборудовали снайперские позиции… Попробуй-ка сунуться!
А день между тем разгорался – предрассветные сумерки сменились синеватой дымкой хорошего, яркого утра. Солнце поднялось уже довольно высоко и щедро поливало место сражения. Это было на руку гитлеровцам – они могли хорошо видеть и держать под прицелом все подходы к домам. Не подкрадешься и не подползешь…
* * *
Бронемобиль потихоньку добрался до Спасской Полисти и встал на околице. Матвей Молохов открыл люк, высунулся и начал осматривать в бинокль улицы. Ситуация стала предельно ясной: красноармейцы залегли, попав под плотный огонь, немцы не дают им даже голов поднять. Идти вперед нельзя – слишком частая стрельба. Значит, нужна помощь…
Того же мнения придерживался и майор Злобин. Он толкнул Сергея Самоделова: «Потихоньку – вперед!» Тот нажал на педаль газа – поехали!
Броневик подобрался к ближайшему дому. Давить немецкие точки решили из КОРДа – калибр вполне достаточный. Главное – точно попасть. Иван Мешков уперся плечом в приклад и приготовился стрелять – настал, наконец, и его час! При прорыве опробовать пулемет в деле ему не удалось – подходящих целей не имелось. Зато теперь совсем другое дело: вот они, немецкие огневые точки, и надо их погасить.
Матвей Молохов подсказал – бей одиночными, прямо в подвальные оконца-щели. Те хоть и узкие, но, если постараться, попасть можно. Смотри в окуляр, он тебе поможет, приблизит цель. И точно: Иван прищурился, поймал немецкий пулемет в тонкое перекрестье оптического прицела и сделал пару выстрелов. Сначала с непривычки промазал (палец от волнения дрогнул), но потом успокоился, взял себя в руки и стал стрелять так, как учил его когда-то дед Тимофей: поймай зверя на мушку, затаи дыхание и плавно нажми на крючок…
Иван так и сделал, и результат оказался отменным: пулемет замолк… Красноармейцы, ободренные успехом, рванули вперед – брать избу. Кинули в окно гранаты – уничтожить оставшихся фрицев, вынесли ударом дверь, ворвались внутрь. Так и начали освобождать село…
– Давай, Сергей, к следующей цели! – приказал майор Злобин.
Бронемобиль передвинулся немного вперед, к другой избе. Для ускорения процесса решили подключить и Матвея Молохова – если граната попадет внутрь, мало фрицам не покажется…
Матвей пальнул из АГС-40 в ближайшее окно. Дом слегка вздрогнул, качнулся, накренился, но устоял. Да, крепко раньше строили… Раздались громкие, отчаянные крики – очевидно, осколками задело сразу несколько человек. Затем что-то жарко полыхнуло – наверное, разбились бутылки с зажигательной смесью, загорелось сразу весело, ярко.
Гитлеровцы с дикими воплями начали выскакивать наружу. Где их и встретили… Даже штурмовать дом уже не пришлось – все фрицы были уничтожены. Конечно, крестьянскую избу было жалко – хорошая, крепкая, жить в ней да жить, печь пироги, растить детей… Но что поделать – война! Тут уже не до сантиментов. Вот освободим село, прогоним гитлеровцев, тогда и построим новые дома. Просторные, кирпичные, лучше прежних!
Красноармейцы пошли вперед – надо ковать победу, пока горяча. Если наступать такими темпами, то через час-два освободим всю Спасскую Полисть… Но внезапно на поле боя появилось новое действующее лицо. Точнее, бронированный персонаж – танк Pz III.
Он прятался за амбарами и ждал своей очереди: подпустить русских поближе, а затем внезапно атаковать. Расстрелять из пушки пехоту, залить свинцом, раздавить гусеницами. И вот настал его час – выждал момент и внезапно вылетел из засады…
И нашел перед собой советский бронемобиль – с каким-то длинным пулеметом над кабиной и мортиркой. Так немец определил для себя гранатомет. «Хм, жалко, конечно, что это не русская «тридцатьчетверка», – думал командир танка, – но тоже цель. Ее надо уничтожить…»
И пошел вперед со всей силой – снести чужую бронемашину, смять, раздавить… Даже из пушки стрелять не стал – и так опрокинем, одной лишь стальной массой. Двадцать с лишним тонн, это вам не шутка! А потом разделаемся и с русскими пехотинцами…
– Вот гад, – выругался Матвей Молохов, – всю атаку нам испортил! И откуда только он взялся? Ладно, сейчас мы тебя угостим…
Он отодвинул Ивана Мешкова от КОРДа и принял на себя обязанности бронебойщика. В данный момент лучше не рисковать, нужно бить сразу и наверняка. У немецкого Pz III – пушка 50 мм, серьезное оружие, лобовая броня – 30 мм, тоже прилично. Чтобы уничтожить – особое умение требуется. «Надо бы поразить механика-водителя, – думал Матвей, – тогда танк встанет».
Прицелился, поймал в перекрестье прицела смотровую щель в правой части танкового «лба» и дал кроткую очередь. КОРД забил, бронебойные пули, высекая искры, защелкали по серо-зеленой стали. Панцер резко остановился – очевидно, Матвею удалось с первого раза попасть в цель…
Но поединок на этом не закончился: «тройка» стала наводить на бронемобиль орудие. И это было уже очень опасно: снаряд мог легко пробить защиту бронемашины, даже кевларовая подкладка не спасла бы. Тогда, что называется, все, приехали…
Матвей продолжал стрелять из КОРДа по башне – решил уничтожить телескопический прицел орудия, ослепить наводчика. Самое простое и верное решение в данной ситуации – пусть попробует попасть без оптики! Майор Злобин, поняв его задумку, приказал Сергею Самоделову: «Давай в сторону!» Тот резко нажал на педаль и увел бронемобиль с линии огня. Вовремя – немецкая пушка звонко бабахнула, но снаряд просвистел мимо – наводчик стрелял практически вслепую…
«Теперь возьмем их на испуг», – решил Матвей и опять поменялся с Иваном местами. Чуть опустил вниз ствол АГС-40 и послал пару гранат в лоб панцеру. Эффект получился весьма неплохой – рвануло солидно. Pz III аж присел на гусеницах, его буквально вдавило в землю. Испуганные танкисты, как тараканы, полезли изо всех люков. Мешков дал по ним очередь из КОРДа, попал, срезал двоих…
С «тройкой» было покончено, наступление на село продолжилось. Красноармейцы, прячась за деревьями, пошли в атаку. Освобождать дом за домом, улицу за улицей…
Гитлеровцы, отстреливаясь, отходили в глубь Спасской Полисти. И через некоторое время укрылись в большом каменном доме, превращенном, по сути, в неприступную крепость.
До революции в этом купеческом особняке располагалась волостная управа, позже, при советской власти, – районный сельсовет. Немцы, заняв Спасскую Полисть, разместили в нем комендатуру. И теперь это был их главный центр обороны – надежное двухэтажное здание с толстыми стенами и маленькими окнами-бойницами, заложенными мешками с землей. Дом-крепость мог выдержать даже артиллерийский удар – конечно, если не из слишком крупного калибра.
На первом этаже фашисты оборудовали пулеметные точки, на втором – позиции для снайперов и автоматчиков. Подходы окутали двумя рядами колючей проволоки, а подъезд перегородили надолбами. В качестве таковых они использовали остатки постаментов, на которых раньше стояли бронзовые Сталин и Ленин. Памятники взорвали еще осенью, в начале оккупации, фигуры вождей отправили в Германию на переплавку, а гранитные основания разбили и превратили в надолбы…
Генерал Вандель, как опытный полководец, предвидел возможность захвата села, а потому приказал гарнизону готовиться к длительной обороне. Чтобы держаться до тех пор, пока не подойдут резервы… Именно поэтому он, кстати, и разместил свой штаб не в самой Спасской Полисти (где, казалось бы, логичнее и удобнее), а в пяти километрах севернее, в глубине старого леса. Далековато, конечно, от передовой, зато безопаснее.
Что было важно: в случае прорыва у него будет время, чтобы подтянуть резервы, собрать их в кулак и нанести ответный удар. Вандель прекрасно понимал, что новый командующий Второй Ударной наверняка захочет обезопасить пути подвоза и попытается взять Спасскую Полисть. Как пытался сделать до него (причем неоднократно!) предыдущий командарм, генерал Клыков. Значит, нужно готовиться к длительным, упорным боям…
Вандель любил все продумывать заранее, просчитывать, в беседе со своими подчиненными он часто повторял: «Надейся на лучшее, но всегда готовься к худшему. Предвидение действий противника – залог успеха, а строгий порядок в войсках – основа победы».
Вандель был воспитанником старой военной школы и очень гордился своими принципами. Честь для него значила куда больше, чем жизнь, а приказ начальства был абсолютен. Его не обсуждают, а выполняют. Пусть даже кажется неправильным или вовсе бессмысленным. В общем, настоящий германский офицер!
* * *
Бронемобиль двигался вслед за наступающими красноармейцами. Но едва вырулили на главную улицу, как столкнулись с еще одним препятствием: гитлеровцы установили перед домом-крепостью 37-мм пушку.
Конечно, для советских танков, особенно «тридцатьчетверок», она не представляла серьезной угрозы, калибр мелковат (недаром сами немцы называли Pak.36 «дверной колотушкой» – по броне стучит, но не пробивает), однако для бронемобиля она могла оказаться опасной. Даже очень – если бы снаряд попал в двигатель. Замереть во время боя у всех на виду – не самая лучшая перспектива. Надо с пушкой что-то делать…
Майор Злобин подумал и сказал Молохову: «А шугани-ка ты их из гранатомета, может, сами отойдут». Матвей так и сделал – выстрелил навесом: небольшой деревянный бруствер перед орудием разлетелся в щепки, расчет накрыло осколками. Немцы побежали – под прикрытие прочных кирпичных стен. Унося с собой раненых и отводя контуженых…
Броневик обогнул орудие и выехал на площадь. И сразу по его броне ударили пулеметы. Пришлось срочно сдавать назад, за ближайший амбар. Крайне неприятный звук – когда пули щелкают по стали… Хоть и не пробили, но нервы потрепали. Так, теперь требуется выбить фрицев из особняка… Хорошо засели, гады, обложились мешками, укрылись за толстыми стенами…
Ждать артиллеристов? Это, конечно, самое разумное – несколько прямых попаданий, и нет проблемы. Но «боги войны» со своими крупными калибрами застряли где-то в поле, и когда подойдут – неизвестно… Село же требовалось отбить до вечера, пока фрицы не очухались…
Злобин посмотрел в бинокль: стрелять по особняку из гранатомета – пустое дело. Старинная кирпичная кладка почти метр толщиной… Подумал, почесал в затылке: «Может, запалить? Дать по чердаку из гранатомета, займется быстро… Пожалуй, так и сделаем». Приказал Матвею Молохову – бей в чердачное окно, поджигай. Там старое дерево, загорится…
Матвей послал три гранаты в маленькое отверстие под самой крышей. Снес снайпера, залегшего наверху, разбил балки и стропила. Кровля в двух местах рухнула, верхнюю часть дома заволокло дымом. Но немцы проявили неожиданное упорство: несмотря на обстрел, стали тушить пожар – водопровод, как ни странно, работал. Побежали с ведрами наверх, потащили длинный шланг…
Но при этом не забывали поливать из пулеметов площадь перед собой, не подпуская красноармейцев близко. Вот ведь черти упрямые! «Ладно, не хотите по-хорошему, будет вам по-плохому», – решил майор Злобин. Еще раз осмотрел особняк и заметил в торце небольшое оконце. Стрельба из него велась не слишком активно, видимо, автоматов и пулеметов на весь периметр не хватало. Значит, можно попробовать оттуда…
Обернулся к Ивану Мешкову и приказал:
– Беги назад, к лейтенанту Родину, попроси людей. Скажи, что надо взять один дом…
Иван вылез из бронемобиля и рысцой понесся на окраину деревни, в роту Михаила Родина. Злобин же приказал подвести машину поближе к торцу. Сергей Самоделов аккуратно, чтобы не застрять в проулке, объехал особняк и подобрался с правой стороны.
В этой части здания до войны размещалась сельская библиотека, даже вывеска сохранилась. Внутри наверняка остались какие-то книги, значит, гореть будет замечательно… Из окна второго этажа стреляли двое – из винтовок, попеременно, прикрывая друг друга. Матвей Молохов всадил в библиотеку две гранаты, немцы исчезли, зато повалил дым – книги занялись отлично. Так, путь открыт…
Вернулся Иван Мешков, а с ним – бойцы лейтенанта Родина. Владимир Викторович показал на особняк:
– Надо бы очистить от немцев…
Командир группы сержант Акимов посмотрел – на первом этаже окон нет, а на втором – очень высоко, трудно забраться. Владимир Викторович, поняв его сомнения, пояснил:
– Вы залезете на броневик и с него уже – в окно. Внутри, правда, сейчас жарко, но не беда. Если проскочите быстро, даже не закоптитесь. Немцев в комнате нет, мы выбили… Всё ясно?
Акимов кивнул – конечно. И повернулся к своим бойцам:
– Слышали? Приготовить гранаты!
Бронемобиль подполз к торцу здания и встал боком – чтобы легче было залезать. Из окна второго этажа валил серый дым – это горели книги. Зато никто не стрелял – гитлеровцы становиться шашлыками явно не пожелали.
Красноармейцы Акимова залезли в окно. Не обращая внимания на пламя (хотя припекало довольно сильно), перебежали через библиотеку и выскочили в коридор. Достали гранаты, метнули вниз, на первый этаж. Завязался рукопашный бой…
Немцы сопротивлялись, отбивались, как могли, но их оборона была уже сломлена. Сидеть до конца смысла не имело – особняк уже весь горел, значит, скоро и рухнет.
Поняв, что дом не удержать, гитлеровцы решили отходить. Все, кто мог еще двигаться, собрались у черного входа и в едином порыве выскочили в сад. Чтобы затеряться среди густого кустарника и деревьев и пробраться к своим…
Но не учли – особняк был со всех сторон обложен советскими бойцами. Тех фрицев, кто благоразумно поднимал руки и сдавался, брали в плен, других же, кто пытался сопротивляться, убивали. Так и надо, ведь сам товарищ Сталин сказал: «Если враг не сдается, его уничтожают». Да и вообще: на войне – как на войне, и если не ты – то тебя…
Глава двенадцатая
Через полчаса бой был закончен – Спасская Полисть взята, остатки немецкого гарнизона, кому повезло, отошли к северу. За ними вдогонку бросились «тридцатьчетверки» – настичь, раздавить, добить. Машины 7-й гвардейской танковой бригады обошли село и погнали противника прочь. Главное, не дать врагу опомниться, отдышаться, закрепиться на новых рубежах…
Но генерал Вандель приготовил сюрприз: спрятал в небольшом леске танки – пять «троечек», только прибывших из Германии (вместе со свежим пехотным пополнением). Неплохая получилась засада: Pz III – машины серьезные, вполне могут противостоять советским Т-34.
И вот сталь пошла на сталь: пять немецких панцеров против восьми «тридцатьчетверок». Pz III образовали классический танковый клин: один – впереди, остальные – чуть сзади, слева и справа. И ударили «свиньей», рассчитывая, что в ближнем бою смогут поразить советские машины…
«Тридцатьчетверки» стали расходиться широким полукругом, чтобы, пользуясь численным превосходством, охватить Pz III с флангов – гораздо удобнее бить «троечкам» в бок, чем тупо – в лоб. Но панцеры в ответ применили, так сказать, домашнюю заготовку: неожиданно встали в «веер». И теперь на каждую немецкую машину приходилось всего по одной «тридцатьчетверке» – три наших танка шли пока позади, не успев перестроиться. Вышла дуэль один на один.
Машины сошлись, завязался «пистолетный» бой – стреляли с очень с близкого расстояния. Рев моторов, грохот орудий, звон металла о металл, лязг гусениц, стон разрываемой снарядами брони…
У Т-34 появились первые потери: вспыхнул головной танк лейтенанта Герасимова. От прямого попадания он резко встал, задымился… Тут же откинулся верхний люк, из башни показались двое – механик-водитель и стрелок. Вытащили тяжело раненного командира и уложили на дно воронки: «Потом заберем. Если выживем…»
Танкисты вернулись в машину и продолжили бой. Горящий Т-34 пошел на таран – со всего ходу врезался в немецкую «тройку», подмял под себя. Обе машины вспыхнули, из щелей повалил густой, черный дым, затем громыхнули боекомплекты. Спастись не удалось никому – ни нашим, ни немцам…
Сражение шло упорное: броневые монстры расстреливали друг друга в упор, били тараном, давили гусеницами. От прямых попаданий сворачивало набок тяжелые лобастые башни, лопалась броня, на боках появлялись страшные черные дыры… Танки полыхали красно-желтыми факелами и взрывались. Над полем висел густой, тошнотворный запах раскаленного железа и горелого человеческого мяса…
Еще две «тридцатьчетверки» были подбиты – у одной заклинило башню, а у другой занялся двигатель. Но они не вышли из боя – продолжили, несмотря ни на что, драться, расстреливать немецкие «тройки». Пока сами не взорвались…
Но и у гитлеровцев тоже имелись потери – три танка уже полыхали, а четвертый намертво сцепился в таране с машиной лейтенанта Герасимова. Последний, пятый, отчаянно отбиваясь от двух наседавших на него Т-34, пытался вести бой…
Мужество и отвага советских танкистов взяли свое – уцелевший Pz III начал пятиться к лесу. Но удрать не получилось: «тридцатьчетверки» обошли его и всадили в серо-зеленый корпус с крестами два снаряда. Боекомплект рванул, у панцера сорвало тяжелую башню, откинуло далеко в сторону…
Счет потерь оказался почти равным: пять уничтоженных Pz III и шесть «тридцатьчетверок». Две оставшиеся советские машины (одна почти целая, вторая – слегка покоцанная) продолжили атаку – рванули к лесу, чтобы выбить гитлеровцев с последнего рубежа.
Но, напоровшись на противотанковые пушки, повернули обратно, к Спасской Полисти. И правильно, иначе последнюю технику потеряем, с чем тогда наступать будем?
В итоге Спасская Полисть осталась за бойцами 59-й стрелковой бригады, а немцы, потерпев неудачу, отошли на другие рубежи. Но это не было концом всей битвы с Ванделем, а только первой ее частью…
С ним предстояло сражаться еще долго: генерал, подтянув силы, собирался взять реванш. И был более чем уверен, что удастся восстановить положение. Ведь уже не раз бывало: русские наступали, врывались в Спасскую Полисть, но затем под мощными ударами немецких частей откатывались обратно. С большими для себя потерями…
Значит, так будет и на этот раз. Почему нет? Противник тот же, ничего не изменилось. А если удастся выбить русских из Спасской Полисти, то можно развить атаку и снова перекрыть коридор у Мясного Бора…
* * *
Бронемобиль выехал на главную площадь Спасской Полисти и встал напротив купеческого особняка, доставившего столько хлопот. Тушить его не стали – поздно уже. К тому же время от времени внутри раздавались громкие хлопки – это взрывались боеприпасы, оставленные немцами…
Злобин приоткрыл дверь кабины, высунулся наружу, сделал пару глотков воздуха – чтобы очистить легкие. Все-таки во время боя в машине было довольно жарко, вентилировалась она плохо. Пороховые газы попадали внутрь, заставляли дышать широко открытым ртом… Хорошо, что верхние люки можно открыть, а то бы вообще задохнулись.
Слева и справа, огибая бронемобиль, бежали красноармейцы 59-й стрелковой бригады. Скорее на окраину, чтобы окопаться и закрепиться до того, как немцы снова полезут. Появились, наконец, и «боги войны» со своими 76-мм орудиями. Теперь будет легче… А еще прибыла «окопная артиллерия» – минометчики. Усталые бойцы несли на себе стволы, тяжелые «блины» и мины. И тоже, как и все, спешили на новые позиции…
К Злобину подошел командир 59-й бригады полковник Иван Глазунов, поблагодарил за помощь: «Спасибо, сами бы мы не скоро немцев выбили…» Владимир Викторович приветливо улыбнулся: «Не за что, обычная боевая взаимовыручка».
После обмена любезностями Иван Федорович перешел к основному вопросу: село взяли, это хорошо, но как его удержать? Из танков – всего две «тридцатьчетверки», пулеметные броневики не в счет – против немецких панцеров они не потянут. Значит, вся надежда – на артиллеристов, их «трехдюймовки». Но вот беда: снарядов для них мало, с собой захватили совсем ничего – чтобы пройти по раскисшей дороге. А подвоза пока не предвидится, тылы только подтягиваются…
А скоро наверняка налетят «лаптежники» и начнут утюжить наши позиции. Тогда вообще ничего не подвезешь – расстреляют с воздуха и людей, и повозки, и машины. Снарядов на один бой хватит, если, конечно, экономно, ну, а потом? Только «трехдюймовки» могут гарантированно поразить немецкие панцеры, одними «сорокапятками» тут не обойдешься…
– Вон какой нам сюрприз Вандель приготовил! – сказал Глазунов. – Пять «троечек»! Чуть наши Т-34 с поля не вынесли… И неизвестно еще, что у него в запасе, разведать-то как следует не успели. Может, еще целый танковый батальон? Спрятал где-то за лесом и ждет…
– Ну, это вряд ли, – уверенно ответил Злобин, – почти вся немецкая бронетехника сейчас под Демянском. Там – основные сражения…
Полковник Глазунов кивнул – да, знаю. В январе три советские армии начали крупное наступление под Демянском. Командование Северо-Западного фронта решило взять в кольцо Второй армейский корпус вермахта, окружить и уничтожить сразу шесть гитлеровских дивизий, в том числе – знаменитую «Тотенкопф». Благодаря удачной конфигурации линии фронта это казалось вполне реальным…
И действительно, сначала операция развивалась весьма успешно, в «котел» попали почти сто тысяч немецких солдат и офицеров. Казалось бы, цель близка, осталось только дожать…
Но, несмотря на всю сложность (и даже катастрофичность) ситуации, Гитлер запретил командующему 16-й армии Эрнсту Бушу отводить свои войска. «Держитесь до последнего, ни в коем случае не отступайте, даже если ваши части окажутся в полном окружении!» – убеждал он генерал-полковника.
Для снабжения блокированных частей был организован воздушный мост – ежедневно 100–150 самолетов люфтваффе доставляли на полевые аэродромы под Демянском 250–270 тонн грузов и еще две – две с половиной тысячи солдат. Соответственно, обратно вывозили раненых, больных и контуженых…
Советская авиация, к сожалению, не могла закрыть Демянский котел сверху, придавить крышкой, лишить немцев помощи. Окруженные дивизии получали достаточно и боеприпасов, и продовольствия, и медикаментов, солдаты 16-й армии отнюдь не голодали. В отличие от бойцов Второй Ударной армии под Любанью…
Гитлер считал (и не без оснований), что сражение под Демянском надолго свяжет силы Красной армии на Северо-Западном направлении и оттянет на себя стратегические резервы Ставки. Что позволит ему провести большое наступление летом на юго-востоке России.
Фюрер планировал взять Воронеж и Ростов-на-Дону, двумя ударными группировками выйти к Волге, к Сталинграду, а затем двигаться на Северный Кавказ, на Грозный. При удачном развитии событий можно было прорваться и в Закавказье, к Баку…
Тогда Третий рейх овладел бы всеми крупными нефтяными месторождениями СССР и оставил советскую технику без топлива и машинных масел. Вермахт же, наоборот, получил бы практически неисчерпаемый источник горючего для своих танков, самоходок, самолетов, тягачей, автомобилей…
Вот потому солдатам и офицерам Второго армейского корпуса графа Вальтера фон Брокдорф-Алефельдта следовало держаться под Демянском до последнего, оттягивая на себя ресурсы Красной армии. Что они и делали. На выручку окруженным частям в апреле были брошены три дивизии генерал-лейтенанта фон Зедлица-Курцбаха, которые после упорных боев пробили-таки коридор у деревни Рамушево и деблокировали корпус…
Проход получился довольно широким, шесть-восемь километров, и стал, по сути, «дорогой жизни» для блокированных дивизий. Теперь солдаты Вальтера фон Брокдорф-Алефельдта могли держаться долго…
Однако бои под Демянском требовали все больше бронетехники, а потому все имеющиеся танковые и моторизованные дивизии группы армий «Север» были брошены туда. Генералу Мартину Ванделю отдали то, что пришло с очередным пополнением из Германии. Решили, что пока хватит. В конце концов, он ведь сражается не с гвардейскими советскими частями, а с сильно ослабленной и потерявшей почти всю наступательную мощь Второй Ударной армией… В которой – отнюдь не лучшие бойцы и командиры. Прямо скажем… Состояние же солдат и офицеров в группе Ванделя, как физическое, так и моральное, было весьма неплохое, они могли успешно драться с русскими. И даже побеждать…
Генералу Ванделю удалось наладить неплохое снабжение своих частей. Оружие, питание и боеприпасы его подчиненные получали вовремя и в достаточном количестве. Поэтому они не только оборонялись, но и часто переходили в наступление, перерезая горловину у Мясного Бора…
Командование же Ленинградского фронта не спешило пополнять ряды Второй Ударной, резервов почти не выделяло – берегли на самый крайний случай. А вдруг гитлеровцы снова пойдут на Ленинград? Придется тогда выгребать все остатки, вплоть до последнего красноармейца, и бросать на защиту города Ленина…
Сдавать колыбель Октябрьской революции никак нельзя, ни при каких обстоятельствах. Это же ясно! Верховный Главнокомандующий этого им никогда не простит. Со всеми вытекающими…
* * *
После короткого совещания майор Злобин и полковник Глазунов решили: нужно, пока не поздно, наладить подвоз снарядов. Это наша первая и главная необходимость. Будут снаряды – сможем отбиться и от панцеров. Ну, а если нет…
Собрали обоз, отправили в тыл – срочно за боеприпасами! Ну, и за всем остальным тоже: горючим, фуражом, едой, лекарствами… Длинная вереница телег потянулась к Малой Вишере…
Но гитлеровцы тоже не дремали. Как и предполагал полковник Глазунов, в небе скоро появилась «рама», а потом – и «юнкерсы». Они шли плотным строем, тремя большими группами. Низко, уверенно – все равно помешать им никто не мог, зениток в 59-й бригаде не имелось. Самолеты, наметив цели, перевернувшись, срывались вниз. С мерзким, раздирающим душу воем…
Красноармейцы побежали прятаться в укрытия – кто куда. В основном – в немецкие траншеи и блиндажи, благо они не слишком пострадали во время штурма. Да и сделаны были на славу – прочно, надежно, с немецкой основательностью.
Гораздо хуже пришлось артиллеристам – не успели еще окопаться, зарыться в землю. Надо укрываться в сараях и амбарах… Глядишь, фрицы и не заметят! Тут как в детской игре – кто не спрятался, я не виноват.
В голубом небе надсадно ревели немецкие «штуки», заходили в пике, бросали черные бомбы. На улицах встали огненно-желтые фонтаны, во все стороны полетели куски бревен… Дома, коровники, бани, деревья – все горело. Воздух стал тяжелым, тошнотворно-кислым, наполненным страхом и смертью. Из пылающих изб и разбитых сараев выскакивали контуженые, полуоглохшие бойцы, падали на землю, катались, чтобы сбить с себя огонь. Старые ватники горели хорошо…
Майор Злобин еще до начала налета приказал отогнать броневик подальше, на окраину села. Там он еще утром заметил полуразрушенный коровник – длинное кирпичное здание. То, что нужно: можно укрыть машину и переждать бомбардировку…
Осторожно въехали внутрь помещения. Коров давно угнали немцы, стойл и дощатых стен-перегородок не было – очевидно, крестьяне разобрали на дрова. Или на какие другие свои нужды. Но внутри все еще остро пахло навозом и даже, кажется, молоком…
Пользуясь моментом, решили выйти, покурить. А то давно сидим, все затекло… Иван Мешков вылез из бронемобиля и с наслаждением затянулся папиросой. К нему присоединился и капитан Лепс.
Леонид Анатольевич дома курил дорогой трубочный табак, но в данной ситуации готов был обойтись папироской. Хоть не слишком он уважал «Беломор» (за грубый, по его мнению, вкус и запах), но что поделать – надо пользоваться тем, что имеется, таковы правила игры. А не хочешь – вообще останешься без табака…
Леонид Лепс и Иван Мешков стояли у ворот, курили и заодно посматривали по сторонам – не видно ли фрицев? Линия фронта близко, сразу за Спасской Полистью, могут просочиться, пролезть между нашими частями. И нанести удар в спину…
Сергей Самоделов в это время копался в моторе, а Матвей Молохов, пользуясь моментом, стал чистить оружие – оно всегда должно быть в идеальном состоянии. Занялся сначала гранатометом, а потом решил проверить и пулемет…
Майор Злобин тоже не сидел без дела – принял на себя обязанности дозорного. Забрался на крышу коровника, залег повыше и стал осматривать в бинокль окрестности. Так, что мы имеем?
Спасскую Полисть по-прежнему бомбили. Над улицами висел серый дым, горело все, что могло… Да, тяжело красноармейцам и артиллеристам пришлось. Не говоря уже о местных жителях – тех, кто еще остался… Наконец «лаптежники» развернулись и полетели назад – дело сделано, можно возвращаться на свой аэродром. Тем более что отбомбились они безукоризненно – советские артиллерийские позиции были почти полностью уничтожены…
Майор Злобин проводил бомбардировщики мрачным взглядом: «Эх, сюда бы парочку переносных зенитных комплексов! Но нельзя, по заданию не положено…» Еще раз осмотрел окрестности – нет ли немцев? Момент уж больно подходящий… Сам бы он на месте Ванделя именно так и поступил: пока идет бомбежка, незаметно подобрался к селу и атаковал. Налететь, ошеломить, опрокинуть, уничтожить…
Владимир Викторович перевел бинокль на ближайший лес и заметил на опушке вереницу солдат в серо-зеленой форме. Появились-таки! Да, все командиры мыслят одинаково… В том, что это были немцы, сомневаться не приходилось – оптика позволяла рассмотреть их форму подробно, даже знаки отличия были видны…
План генерала Ванделя оказался прост: обойти Спасскую Полисть с тыла и отрезать прорвавшиеся части от снабжения. И, прежде всего, от снарядов… Тогда отбить село будет значительно легче.
В качестве объекта нападения генерал выбрал этот коровник – подходит просто идеально: стоит на самой дороге, да еще на небольшом холмике. Место очень удобное – можно держать под прицелом все подходы к селу. Что и требовалось доказать. Вот и отправил на задание группу опытных, бывалых солдат…
Майор Злобин мгновенно понял этот замысел и решил во что бы то ни стало удержать коровник. Раз уж такая ситуация… У немцев – численное преимущество, но у нас – техническое превосходство, посмотрим, кто кого…
И еще у нас отличная позиция: толстые кирпичные стены надежно укрывают от пуль, а через небольшие оконца очень удобно стрелять. Но главное – фактор внезапности. Немцы даже не подозревают о засаде, не ждут нападения. Этим мы и воспользуемся…
* * *
Владимир Викторович слез с крыши и сообщил экипажу об увиденном. План боя разработали быстро. Первыми в схватку вступят Леонид Лепс и Иван Мешков. Вооружившись пистолетами-пулеметами Дегтярева (сами Спасатели их по привычке называли автоматами), залягут у ворот и встретят гитлеровцев огнем. Но не слишком активным, пусть думают, что в коровнике – всего несколько человек, решивших укрыться от бомбежки.
Тогда осмелеют и сами поднимутся в атаку. Вот тут-то мы их и встретим! Впереди – открытое поле, солдаты будут на нем как на ладони. Стрелять – одно удовольствие, на выбор, как по мишеням…
Сергей Самоделов отвел бронемобиль в самый дальний угол коровника и встал. Будто бы и нет его… А капитан Лепс и Иван Мешков побежали к воротам – встречать дорогих гостей.
Матвей Молохов решил поработать снайпером – уж больно удобная позиция на крыше! Забрался по полуразрушенной стене наверх и затаился. С собой захватил снайперскую винтовку Мосина. Она, конечно, уступала пулемету или автомату, но зато имела отличную дальность и точность стрельбы. А это сейчас было самым главным. Так, начнем потихоньку…
Матвей подождал, пока Лепс и Иван Мешков не откроют огонь по гитлеровцам, а затем вступил в бой. Выбрал первую цель – обер-лейтенанта, командовавшего группой. Сразу заметно, что это опытный, бывалый офицер: при первых же выстрелах шлепнулся на землю и скользнул в ближайшую воронку. Правильно – и сам укрылся, и подчиненным пример подал. Немцы залегли и начали отвечать винтовочным огнем…
Через некоторое время обер-лейтенант увидел, что стрельба из коровника ведется не слишком частая, значит, бойцов мало. И начал гнать своих солдат вперед, на штурм здания – чтобы незаметно подобраться и закидать защитников гранатами. Те, повинуясь приказу, осторожно поползли к коровнику…
«Ага, пора», – решил Матвей. Немного еще понаблюдал за офицером и даже мысленно похвалил его («Толково руководит!»), а затем в качестве награды влепил ему в голову винтовочную пулю. С высокой крыши сделать это оказалось проще простого – обзор великолепный. Офицер дернулся и затих – смерть наступила мгновенно…
Молохов поменял позицию и сделал еще выстрел – уже в рослого, здорового фельдфебеля. Еще одним меньше! Опять переместился, и еще выстрел – очередной немец шлепнулся в раскисшую грязь. Не спеша, на выбор, убил двоих…
После чего понял, что пора возвращаться. Оставаться на крыше было уже опасно: немцы его заметили и открыли огонь – пули так и засвистели вокруг Матвея, зашлепали по кровле…
Молохов спустился вниз и занял свое место в бронемобиле: в боевом отсеке, плечом к плечу с майором Злобиным. Сергей Самоделов надавил на педаль газа, и машина вылетела из коровника – совсем как маленький танк. Матвей тут же ударил из гранатомета – чтобы отбить у фрицев всякую охоту лезть вперед. Роли теперь резко поменялись – уже гитлеровцам приходилось обороняться…
Майор Злобин бил по залегшим солдатам из автомата Дегтярева: из КОРДа смысла не имело, не та цель. С близкого расстояния да еще сверху – выходило очень неплохо. Не промахнешься, даже если захочешь!
Скоро немцы поняли, что им негде укрыться от пуль и гранат, – даже глубокие воронки не спасают. И подбить русский броневик не получается – пушек нет, а гранатой не попадешь, слишком уж шустро носится по полю. Выстрелы же из винтовок вреда бронированной машине практически не причиняли – пули рикошетили от стали…
Наконец, не выдержав, они побежали. Сначала один бросился наутек, за ним – второй, третий… Молодой лейтенантик, оставшийся в группе за командира, попытался было их остановить: кричал что-то, размахивал пистолетом. Да бесполезно: его никто не слушал, каждый спасался, как мог.
Однако уйти удалось далеко не всем: под точными выстрелами Матвея Молохова и майора Злобина немцы падали один за другим… Лишь единицы добрались до спасительного леса. Последним решил отступать молодой лейтенант: пригнувшись, побежал по полю. Понесся зигзагами, петляя, как настоящий заяц.
Но ему не повезло – Владимир Викторович достал из автомата. Лейтенант взмахнул руками и, словно споткнувшись, рухнул в весеннюю грязь. Дернулся, прополз еще пару метров и замер. На чужом мокром поле, вдали от родного дома…
…Теперь все, можно отереть пот со лба и перевести дух – враг разбит, победа за нами. Так бы всегда!
Глава тринадцатая
Преследовать бегущих не стали – у экипажа была другая задача. Надо обеспечить охрану дороги, а то немцы, не дай бог, снова попробуют ее оседлать. Вот соберутся с силами и пойдут на Спасскую Полисть еще раз. И тогда опять придется давать бой…
Злобин приказал перегнать бронемобиль в другое место – на дальний край поля, под прикрытие старых деревьев. И тщательно замаскировать. Это на тот случай, если немцы захотят в отместку нанести по коровнику бомбовый удар. Что, кстати, было бы абсолютно правильно и логично…
Полковник Глазунов, заслышав стрельбу у себя в тылу, прислал на выручку Злобину два десятка бойцов. Но их помощь уже не понадобилась – с гитлеровским отрядом было покончено. И остались хорошие трофеи, которые следовало собрать. Этим и занялись прибывшие красноармейцы – собирать, сортировать. Раз подвоза своих боеприпасов нет, будем пользоваться тем, что имеется. То есть немецкими патронами и грантами. Благо трофейного оружия – предостаточно: и винтовки, и автоматы, и пулеметы…
Красноармейцы привычно обыскивали убитых. Им без надобности, а нам нужно… Будет теперь что курить и жевать! Сигареты и чай с галетами – вот радость после боя! А если у немца найдется еще кусочек сахара или полплитки шоколада – так вообще праздник…
Через полчаса, собрав трофеи, бойцы потянулись обратно – в родной батальон, делиться с сослуживцами. По-братски, по-товарищески…
* * *
После удачного боя Спасатели времени решили пообедать – пора бы, а то с самого утра ничего не ели. Послали Ивана Мешкова за водой – как самого молодого и шустрого. Тот взял два ведра и бодро зашагал к селу: из ближней речушки брать нельзя, трупы ведь плавают… А в Спасской Полисти имелись колодцы – глубокие, чистые.
Пока Мешков ходил, Спасатели времени спокойно обсудили свои дела. Рядом никого, можно говорить открыто, прямым текстом. Иван, конечно, свой парень, лишних вопросов не задает, даже если что-то показалось очень странным и непонятным, но некоторые вопросы лучше все-таки решать без посторонних глаз и ушей. Так спокойней.
– Пока немцы не опомнились, надо идти дальше, – настаивал Матвей Молохов, – пробить коридор к 59-й армии, соединиться с 372-й дивизией Сорокина. Тогда возьмем Ванделя в кольцо, отрежем от Чудова…
– Вряд ли получится, – с сомнением покачал головой майор Злобин, – красноармейцы 59-й бригады устали, нуждаются в отдыхе, хотя бы в небольшом. Среди личного состава – большие потери, особенно в передовых батальонах… К тому же «лаптежники», ты же сам видел, разнесли половину нашей артиллерии. А без огневой поддержки нечего даже и думать о продолжении операции! У гитлеровцев достаточно пулеметов и орудий, чтобы отбиться, да и боеприпасов – уйма, можно не экономить. Не то что у нас. Только зря людей положим… И еще: Вандель наверняка какую-нибудь гадость приготовил, припас что-нибудь. Типа тех самых «троечек»! Или, скажем, гаубиц за лесом… И ждет: мы пойдем, а он нас всех разом и накроет. Генерал хитрый, опытный, все козыри сразу на стол не выкладывает.
– Так что же нам, сидеть и ждать? – недовольно спросил Матвей.
– Нет, ждать мы не будем, – ответил Злобин, – но и лезть бездумно вперед – тоже. Смысла атаковать Ванделя в лоб нет… Надо думать, как его перехитрить, заставить отойти назад. И желательно – без особого боя, чтобы не тратить последние силы и средства. Наша цель – не уничтожить всех гитлеровцев, а спасти Вторую Ударную. И, таким образом, не дать генералу Власову совершить предательство…
– Кстати, как он там? – спросил капитан Лепс. – Надо бы поговорить с Паном Профессором, узнать, что да как, все ли в порядке. А то со вчерашнего дня от него никаких известий…
Вызвали Градского – тот сначала долго не отвечал, но потом на экране появилось его взволнованное лицо.
– Не мог раньше связаться, – пояснил Пан Профессор, – тут такое было!
Выяснилось, что, воспользовавшись моментом, пока генерал Власов сидел в своем блиндаже, майор госбезопасности Шашков решил прощупать его переводчика. Что, мол, за человек и как здесь оказался…
Александр Георгиевич под благовидным предлогом заманил Градского к себе в блиндаж и вместе с капитаном Соколовым устроил натуральный допрос: кто такой, откуда прибыл и почему так хорошо знаешь немецкий? И главное – как стал переводчиком при генерал-лейтенанте? Кто тебя назначил и за какие заслуги? Ну, и тому подобные крайне неприятные вопросы…
Герман прилежно отвечал – всё согласно легенде: родился и вырос в Ленинграде, окончил школу, а потом – и институт. По образованию – филолог, переводчик, специалист по современным европейским языкам. До войны трудился на кафедре германистики, читал лекции, вел занятия со студентами. В общем, типичная карьера вузовского преподавателя и ученого…
В 1941 году в армию его не призвали, имелась бронь – он же известный профессор, лингвист. Оставили работать в институте. Пережил вместе со всеми блокадную зиму, чудом уцелел…
Но в начале марта его неожиданно вызвали в военный комиссариат и направили во Вторую Ударную. Сказали: срочно требуется переводчик, владеющий несколькими европейскими языками. Лично для генерал-лейтенанта Власова… Вдруг командующий захочет пообщаться с пленным, а тот окажется не немцем, а, скажем, датчанином, шведом или голландцем. Много разных нацистов служит во Второй бригаде СС! А под Новгородом есть даже испанцы – дивизия, Division Azul. В общем, почти вся Европа. Вот и решили, что его знания на фронте пригодятся.
Так Градский оказался в штабе Второй Ударной армии… Майор Шашков сначала делал вид, что верит, но потом резко ударил кулаком по столу (даже бумаги в стороны разлетелись) и заорал:
– Не затем ты сюда прибыл, сволочь, чтобы пленных переводить! А затем, чтобы, выбрав удобный момент, перебежать к немцам! Для этого и язык учил, готовился заранее. Так ведь? Отвечай, гад, не то сейчас тебя пристрелю. Как шпиона и предателя!
И для устрашения вытащил пистолет… Передернул затвор и направил ствол прямо в лоб Пану Профессору. Капитан Соколов на всякий случай встал сбоку от Градского, чтобы не рыпнулся и не вздумал бежать…
Майор Шашков решил применить старый, верный прием – взять подозреваемого на испуг. Тем более что это был какой-то профессор, натуральный шпак. Наверняка испугается, наделает в штаны… И расколется, как миленький, расскажет все, что знает. И даже то, что не знает. Все бумаги подпишет, с любым признанием… Главное – посильнее нажать, надавить, застращать. Но в то же время – только психологически, без кулаков и физического воздействия, иначе у командарма могут возникнуть вопросы. Нет, бить никак нельзя, нужно только словами…
Но Градский, как ни странно, не испугался, а, наоборот, спокойно ответил:
– Хорошо, стреляйте, товарищ майор госбезопасности. Но помните, что потом и с вас строго спросят: по какому праву пустили в расход личного переводчика генерал-лейтенанта Власова? Были у вас на то причины? Ах, по одному только пустому подозрению, без каких-либо доказательств… Ну, тогда вы, товарищ Шашков, совершили чудовищную ошибку. И даже не ошибку, а предательство: оставили генерал-лейтенанта, да и весь штаб Второй Ударной, без ценного специалиста. Что можно рассматривать как прямое пособничество врагу. А капитан Соколов был вашим сообщником… Значит, это уже сговор, действие в группе. Платой же за вашу ошибку будет расстрел. Причем пострадаете не только вы сами, но и все ваши близкие – как члены семей предателей Родины. Ну что, будете стрелять, товарищ майор госбезопасности?
Александр Георгиевич задумался и чуть опустил ствол, но пистолет в кобуру не убрал. Градский же продолжал нажим:
– Вы только представьте себе, товарищ майор: вот сейчас в штаб армии приведут пленного, шведа какого-нибудь, датчанина, бельгийца или испанца. Надо его допросить, а некому – вы только что расстреляли единственного человека, способного это сделать. Значит, подвели товарища Власова и всю Вторую Ударную армию. А если брать шире, то и весь Ленинградский фронт… Как думаете, сойдет вам это с рук?
Шашков побагровел и хотел уже было ударить Градского – вмазать в противную рожу, чтобы не смел с ним так нагло разговаривать… Но вовремя увидел испуганные глаза Соколова и остановился. Капитан давно все понял и всем своим видом показывал – не вздумай бить, Александр Георгиевич, нам с тобой потом хуже будет!
Профессор, как ни крути, а прав: оснований для допроса у нас нет, а выбивать показания нельзя – генерал-лейтенант Власов никогда не простит. И это дело на тормозах не спустит. Достанется нам с тобой за самоуправство! Командующий – человек крутой, с характером, любит, чтобы все было только по его. А тут – избили личного переводчика! Причем, по сути, только за то, что знает немецкий язык… То есть за выполнение прямых обязанностей. Нет, точно под трибунал пойдем…
Шашков немного подумал и убрал пистолет в кобуру. Затем сказал:
– Ладно, товарищ Градский, мы вам верим. Это была проверка, и вы ее успешно прошли. Можете быть свободны. Но прошу – никому ни слова, и особенно – товарищу командующему. Это только наше с вами дело…
«Ну уж дудки, – подумал Герман Градский на выходе из блиндажа, – обязательно доложу генералу. Пусть разберется со своими подчиненными, найдет на них управу. А то больше вреда, чем пользы».
И, как только вернулся в штаб армии, сообщил Андрею Андреевичу об инциденте. Выбрал удобный момент и коротко передал суть беседы с майором Шашковым. Но при этом подчеркнул, что особист действовал без согласования с командующим армией, фактически – за спиной, тайно. И кто знает, какие показания хотел выбить… Может, на самого генерал-лейтенанта?
Андрей Андреевич внимательно выслушал Градского и выразил крайнее неудовольствие: почему допрашивали его переводчика? И даже не поставили в известность? Это уже не только самоуправство, это гораздо хуже – подрыв авторитета командующего. А он в армии – это основа основ…
Командарм немедленно вызвал к себе майора Шашкова и устроил ему выволочку. Причем при всех. Распек, что называется, по полной – за глупое усердие и опасное рвение. А под конец категорически запретил даже на километр приближаться к своим подчиненным. И вообще – к штабу армии.
– Вы с немцами боритесь, товарищ майор госбезопасности, – едко выговаривал генерал-лейтенант, – а не с моими людьми. Дай вам волю, вы и меня в предатели запишете… Так ведь?
Александр Георгиевич переминался с ноги на ногу и молчал – возражать не посмел. Никто из штабных его не поддержал – все понимали, что майор перегнул палку. Конечно, проявлять бдительность – это хорошо, нужно, но не до такой же степени! Этак он в каждом из нас изменника Родины увидит!
– Вам здесь, в штабе армии, делать нечего, – жестко сказал генерал-лейтенант, – ступайте-ка вы… на передовую. Там и боритесь с гитлеровскими шпионами и предателями. И капитана Соколова с собой захватите! Уверен, что и для него дело найдется!
Шашков бледнел от публичного унижения, но молчал. А куда деваться-то? Понимал, что дал маху, что жестоко просчитался. Не того человека взял в оборот… И не тем способом начал обрабатывать. Надо бы по-другому, более тонко и тактично… Но что уж теперь! Облажался – так отвечай!
Поэтому проглотил горькую обиду и ответил по-уставному: «Есть отправляться на передовую, товарищ командующий!» Повернулся резко на каблуках и вышел из блиндажа. И только отойдя на приличное расстояние, дал волю чувствам – выматерился длинно и вычурно.
Но поделать ничего уже не мог – приказ получен, надо его выполнять. Придется взять капитана Соколова и отправиться в какую-нибудь дивизию. Не на самый передний край, конечно, в какой-нибудь штаб… Но все равно обидно. Ладно, отсидимся, переждем грозу, а потом вернемся по-тихому. Но впредь будем держаться от командующего и от его людей как можно дальше. Урок усвоен…
Градский же был очень доволен собой: удалось избавиться от надоедливого особиста. И даже от двух сразу! А заодно показать свою значимость в штабе, свое влияние на генерал-лейтенанта. Теперь штабные будут относиться к нему с большим вниманием и уважением. А не разговаривать через губу…
Майор Злобин выслушал рассказ и кивнул: молодец, все правильно сделал, как надо. И себе помог, и нам тоже. Видишь, не зря мы тебя в штабе армии оставили, с пользой!
Капитан Лепс также похвалил Градского: показал характер, проявил твердость, не дал себя запугать, не поддался на провокацию. И очень ловко убрал с дороги Шашкова, с которым непременно бы в будущем возникли тёрки. Спасибо от нашего маленького коллектива и от меня лично!
* * *
Иван принес воду: один котелок – для супа, другой – для чая. Костер разложили прямо возле бронемобиля, чтобы успеть запрыгнуть, если что… Дорога к Спасской Полисти просматривалась как на ладони, если фрицы полезут, встретим как полагается.
Сделали из разбитых кирпичей некое подобие жаровни, поставили котелки на огонь, сами сели вокруг – поговорить, покурить. Хорошо посидеть у костра, поболтать о том о сем… Но только не о войне. Хватит о ней, надоела хуже горькой редьки! Давайте о чем-нибудь другом, о мирном. «Вот ты, Мешков, расскажи о своей деревне…» – попросил капитан Лепс.
Иван охотно начал рассказывать, как хорошо им жилось до войны. Почти все – родственники, близкие или дальние, считай – одна большая семья, помогают друг другу. Даже раскулачивание никого не коснулось – богачей-мироедов у них отродясь не было, в основном – середнячки, трудовое крестьянство… Жили почти одинаково, не особо богато, но и не так, чтобы бедно. Советскую власть приняли сразу, без недовольства. Своя же она, родная. Как раз для таких, как они, трудового крестьянства…
Колхоз тоже организовали сами, без понукания и окрика из райцентра. Раз Советская власть сказала «надо», значит, надо. Люди мы понятливые, против ветра не плюем…
Мешковы имели одну лошадь, корову с телочкой, пару свиней да еще несколько овец. Ну и, конечно, птицу всякую, как полагается. В принципе, жили неплохо. Дед Трофим работал с утра до вечера, к тому же приучил и своего единственного внука. Бабка Авдотья больше хлопотала по дому и возилась на огороде…
Иван рос трудолюбивым, старательным и еще – сообразительным, с пытливым, цепким умом. Все схватывал на лету. Легко закончил сельскую семилетку, хотел учиться дальше, на механизатора, поехал даже в райцентр – поступать на курсы. Но ему сказали, что рано, молодой еще, да и мест пока нет, все уже заняты… Пришлось возвращаться в родной колхоз.
Но тоже ничего – устроился помощником тракториста (спасибо двоюродному дядьке, председателю сельсовета). И престижно, и денежно – все парни в деревне завидовали! А весной 1939 года, как стукнуло ему восемнадцать, призвали в Красную армию. И снова повезло – отправили служить в хорошее место, в 44-ю стрелковую дивизию имени товарища Щорса. Гордость Киевского военного округа! Под славный город Тернополь, что на теплой, хлебной Украине… Служилось легко, совсем даже не в тягость.
Никакой работы Иван сроду не боялся, потом честно тянул армейскую лямку. Вперед не лез, но и не отставал. Был у начальства на хорошем счету, пользовался уважением товарищей… В декабре 1939-го его вместе со всей дивизией отправили на север, в Карелию. Думали сначала, что на очередные учения, а оказалось, на войну. На Финскую…
Боевое крещение Мешков принял под селом Суомуссалми, помог освобождать 163-ю стрелковую дивизию, попавшую в окружение. Там же, на Раатской дороге, познакомился с бронелетчиками (так назывались тогда Спасатели времени). И очень подружился с Матвеем Молоховым…
В общем, сидели старые товарищи, говорили, вспоминали прошлое… «Бойцы вспоминали минувшие дни и битвы, где вместе сражались они…» Пока вода не закипела. Тогда стали кашеварить. В один котелок положили гороховый концентрат и тушенку, другой оставили для чая. Когда еда была готова, каждый положил себе полную миску. И еще осталось немного для добавки, если кто захочет…
Иван наелся, что называется, до отвала, а затем вместе со всеми долго пил душистый, ароматный чай. Капитан Лепс бросил ему в кружку щепотку особой, мелкой черной заварки (с витаминами!), добавил сахару. Получилось и сладко, и вкусно, и полезно. Мешков такого ароматного чая никогда прежде не пил. Даже бабка Авдотья такой не готовила…
– Что за заварка? – поинтересовался Иван. – Пахучая-то какая!
– Индийская, – улыбнулся в ответ капитан Лепс, – нам ее союзники-англичане поставляют. В качестве моральной поддержки…
– Неужто – из самой Индии? – удивился Мешков.
– Точно, – кивнул Леонид Лепс, – оттуда. Очень хорошая. Цейлонская, впрочем, ничуть не хуже. Ты, Иван, знаешь, где это – Цейлон?
Мешков напряг память – учитель в школе что-то рассказывал…
– Это остров, – ответил Иван твердо, – я на карте видел. Далеко очень, где-то в Индийском океане…
– Молодец, – похвалил Лепс, – знаешь географию. На этом острове растет лучший в мире чай. Как я считаю. А на вкус и цвет, как известно… Некоторые, правда, предпочитают яванский, говорят, что он более мягкий и душистый… Но я вам вот что скажу: аромат у цейлонского чая более насыщенный, а о его полезности вообще молчу…
Иван уважительно посмотрел на капитана – надо же, сколько всего знает! И поинтересовался:
– А скажите, товарищ капитан, правда ли, что Гитлер хочет до самой Индии дойти? Чтобы у англичан ее отобрать и к своему Третьему рейху присоединить?
– Хотеть-то он, может быть, и хочет, – хмыкнул Леонид Анатольевич, – да кто же ему даст! Чтобы до Индии дойти, надо, друг мой, сначала в Иран попасть. А путь туда лежит через наш Кавказ. Значит, Гитлер должен нас победить и потом уже об Индии думать… Но не бывать этому, чтобы он нас завоевал! Не так ли, товарищ Мешков?
– Так точно, – охотно согласился Иван, – никогда!
– Вот и славно, – подвел итог «чайной беседы» майор Злобин, – поговорили – и хватит. Собираемся! Сворачивайте бивуак, пора в поход – слышите, труба зовет…
Все поднялись, начали укладываться. Иван Мешков по-тихому спросил у Лепса:
– А что это такое – бивуак? Никогда раньше не слышал…
– Это привал, если по-старинному, – пояснил Леонид Анатольевич. – Наш командир в молодости в кавалерии служил, вот и нахватался разных словечек, перенял от конников. Не обращай внимания, Иван, это у него привычка такая – фразы разные вставлять, для красоты!
– Так, значит, товарищ Злобин в Первой конной служил, у Семена Михайловича Буденного? – восхищенного произнес Иван. – Вот повезло-то!
– Верно, – подтвердил Леонид Лепс, – повезло…
Он не стал объяснять Ивану, что их командир служил не у Буденного в Первой конной, а в Лейб-гвардии кирасирском Его Величества полку. И не на Гражданской воевал, а на Отечественной. 1812 года.
…Командир эскадрона ротмистр Злобин во время Бородинского сражения атаковал французов у Семеновских высот, опрокинул их, смял… Проявил храбрость и мужество, показал, как дерутся русские кирасиры. Но был тяжело ранен, чудом остался жив. Отважного ротмистра завалило телами – и человеческими, и лошадиными, с трудом потом его нашли и вынесли с поля боя…
– «Да, были схватки боевые, да, говорят, еще какие…» – тихо процитировал Леонид Лепс Михаила Лермонтова, – верно, «могучее, лихое племя»…
Но об этом старшему сержанту Красной армии Ивану Мешкову знать было не положено. Значит, и говорить нечего…
* * *
Собрали вещи, уложили в броневик, разместились в отсеках – каждый на своем месте. Стали ждать: если немцы полезут, дадим отпор, если нет, будем просто наблюдать. Обнаруживать себя нельзя – слишком легкая мишень для «юнкерсов».
«Лаптежники» еще дважды появлялись над Спасской Полистью, методично обрабатывая ее. Горели избы, амбары, конюшни… Все вокруг затянулось горьким, клочковатым дымом. К счастью, артиллеристы успели укрыться, зарылись в землю, закопались по самые макушки. И затаились… Пусть себе бомбят, тратят горючее и боеприпасы! Конечно, невыносимо слушать ноющее завывание «лаптежников» и сидеть в узких траншеях, боясь быть погребенным заживо, но ничего, выдержим. Война есть война…
Рано или поздно, но немцы улетят – не могут же они кружить весь день, должны же когда-то закончить! Тогда мы вылезем, отряхнемся от глины и грязи, откопаем пушки, если завалило, и приготовимся к бою. Сражаться, уничтожать врага…
Действительно, «лаптежники», отбомбившись, повернули назад. К селу тут же поползли телеги с боеприпасами, обратно повезли раненых. Судя по тому, что все повозки были заполнены доверху, потери в ротах – большие. Что ж, это было вполне ожидаемо…
Пошли саперы, стали чинить дорогу, а то после бомбежки вообще ни пройти, ни проехать. Надо бы хоть немного привести ее в порядок… Прокатила, дымясь, подпрыгивая на ухабах, полевая кухня, за ней потянулись другие тыловые части – обживаться, устраиваться на новом месте. Связисты потащили телефонный кабель – для соединения со штабом армии. В общем, началась нормальная армейская работа, привычная и давно уже ставшая рутинной.
Майор Злобин время от времени поглядывал в бинокль – не видно ли гитлеровцев? Но, к счастью, все пока было тихо. Немцы после неудачной вылазки, видимо, решили отдохнуть, отложить свои дела на завтра. На сегодня хватит, навоевались, надо привести себя в порядок, перекусить, перекурить…
Экипаж броневика сидел в машине до самого вечера – охранял дорогу на Спасскую Полисть. Уже в темноте вытащили палатку, установили, приготовились спать. Разумеется, оставили дежурных.
Первым караулил сон Леонид Лепс, его потом сменил Сергей Самоделов. А затем, уже до самого утра, покой охранял Иван Мешков. Он же самый молодой, ему сон меньше других нужен. Другие члены группы экипажа уже изрядно устали, им требовался полноценный отдых. Да и старые раны ныли, мешали заснуть…
Майские ночи – короткие, воробьиные, не успеешь задремать, как уже пора вставать. А с утра – новый бой…
Глава четырнадцатая
Утро началось с авианалета – «лаптежники» опять утюжили бедных артиллеристов. В который уже раз… Встали в круг и устроили любимую «карусель» – по одному срывались вниз, нанося удар, а затем резко взмывали вверх, уступая место следующему. Вой стоял страшный, взрывы сотрясали землю…
Так что выспаться не удалось – с шести утра все уже были на ногах. К счастью, «юнкерсы» не заметили хорошо замаскированную машину и проскочили мимо. Ни одна бомба даже рядом не легла.
Но была и плохая новость – после бомбардировки гитлеровцы снова пошли в атаку, надеясь отбить село. И на сей раз наступали не спеша, основательно, под прикрытием плотного артиллерийского огня. Отвечать же им было почти нечем – часть орудий «лаптежники» уже разбили, а для тех, что уцелели, почти не осталось боеприпасов. Подвезти их достаточно так и не успели, а во время боя сделать это оказалось вообще невозможно – немцы простреливали из тяжелых орудий все подходы к селу. Так что наши «трехдюймовки» оказались почти без снарядов.
Основную работу по отражению гитлеровской атаки пришлось взять на себя «сорокапяткам» – благо припасы для них имелись. Ну, и «окопные артиллеристы», минометчики, тоже помогали, старательно закидывали наступающих гитлеровцев минами…
Битва за село постепенно разворачивалась, стрельба слышалась уже с трех сторон Спасской Полисти. Оставшиеся «тридцатьчетверки» в бой пока не пускали – берегли на самый крайний случай, как последний резерв.
Штаб Второй Ударной надеялся, что немцы, понесшие вчера серьезные потери, не будут атаковать долго – сил не хватит. Танков у них нет, выбили все, а без бронетехники взять Спасскую Полисть не получится. Все-таки у нас и пулеметы, и минометы, и орудия кое-какие имеются… Пусть всего лишь «сорокапятки», но тоже – пушки! Да еще трофеи, что захватили. Сражаться можно…
На всякий случай штаб приказал полковнику Глазунову подтянуть все резервы, что еще были. Поскрести по сусекам и гнать на передовую всех – ездовых, конюхов, кашеваров, писарей. В общем, всю тыловую братию…
На справедливый вопрос полковника, когда придет помощь в виде 4-й гвардейской дивизии (обещали!), ответили, что генералу Андрееву не удалось прорваться через немецкие позиции, и теперь он идет окольными путями – по лесам и болотам. Раз не вышло в лоб, пробует в обход… Но когда он подойдет – неизвестно, связи нет. В общем, вышло, как всегда: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги…» Поэтому держитесь, ребята, стойте насмерть!
Иван Федорович матерно выругался и отправил своего адъютанта, лейтенанта Ланского, к майору Злобину – опять просить подмоги. Тот не без труда нашел бронемобиль и передал просьбу командира.
Владимир Викторович поморщился – не хотелось ему лезть под артиллерийский обстрел и рисковать машиной, но, видно, придется – иначе Спасскую Полисть не удержать. Гитлеровцы прут нагло, рвутся к селу, отбивать их становится все труднее. Людей у товарища Глазунова уже мало осталось… А если село не отстоять, то все усилия по его взятию окажутся напрасными. И немалые потери – тоже…
И еще: неудача наверняка будет иметь самые печальные последствия для командования Второй Ударной армии, и прежде всего – для генерала Власова. Это только победителей у нас не судят, а проигравшего каждый пнуть норовит. Да еще побольнее…
Тот же майор Шашков, например, отправит донесение своему начальству в Особый отдел фронта, доложит о поражении и больших потерях. И там примут меры. Из штаба Ленинградского фронта последует грозный окрик: «Почему не согласовали операцию с Военным советом? И даже не проинформировали? Что за самодеятельность?» И полетят головы, начнется кадровая чехарда. А этого допустить нельзя – ведь только-только наладили нормальный контакт с командармом и приступили к спасению Второй Ударной… Если же Андрея Андреевича снимут (как до него – генерала Николая Клыкова) и отправят служить в другое место, то придется начинать все сначала. Что означало провал операции…
– Ладно, передай Ивану Федоровичу – помогу, – ответил майор Злобин. – Но с одним условием – пусть даст людей. И побольше! Роту как минимум… Для пехотной поддержки…
Лейтенант кивнул и побежал обратно. Через полчаса возле бронемобиля появились красноармейцы. Конечно, полковник схитрил, прислал не роту, а всего половину, но понять его было можно – в тяжелом бою каждый человек на счету, а тут – отдай последнее! Вот и пошел на военную хитрость – прислал меньше, чем просили, да еще – в основном поваров, писарей и обозников. Не бойцов, в общем.
Злобин критически осмотрел прибывших – да, не орлы, к тому же уставшие, измотанные, оглохшие от бомбежек и артиллерийских обстрелов… Но выбирать не приходилось – воюй с тем, кто есть…
Командовал прибывшими лейтенант Первушин – совсем еще молодой парень, лет двадцати, не больше. Понятное дело – «полугодичник». Таких массово «пекли» на лейтенантских курсах и сразу же отправляли на фронт. Где время их жизни в среднем составляло около семи минут…
Первушин едва стоял на ногах от усталости, но вида не подавал, наоборот, бодрился и старался выглядеть по-боевому. Вытянулся, как положено, и отрапортовал по всей форме. Звонкий мальчишечий голос перекрыл на время грохот орудий и треск пулеметов…
Майор Злобин улыбнулся – молодец, лейтенант, так и надо – никогда не сдаваться. Если повезет, не убьют тебя в первом бою, глядишь, и станешь хорошим командиром, дорастешь до роты. А может быть, и до батальона… Но тут уж как судьба сложится!
Владимир Викторович разложил на капоте бронемобиля карту:
– Значит, так, лейтенант, задача твоя такая. Видишь этот ручей? От нас до него – полкилометра. Не по открытому полю, к счастью, а большей частью – леском да кустарником. Хоть и хреновое прикрытие, но все же имеется. Разбирай со своими ребятами по бревнышку вон ту избушку – и бегом к ручью. А мы – за вами. Надо быстро и по возможности скрытно, чтобы фрицы не заметили, соорудить переправу. Тогда переберемся на другой берег и окажемся у них в тылу. Где нас совсем не ждут… Навстречу нам, по словам начальства, идет 4-я гвардейская дивизия, если повезет, мы с ней встретимся. Если нет – придется драться самим. Надо отогнать гитлеровцев подальше от села… Понятно?
Первушин посмотрел на карту и кивнул – да, понятно, товарищ майор, вопросов нет! Разрешите выполнять? Злобин кивнул – давай, лейтенант, действуй. Только смотри, собой не рискуй и вперед не лезь, а то мы скоро вообще без взводных останемся…
Сам же подумал: «Эх, мальчишка, ничего ты еще в жизни не видел, ничего не испытал. А погибнешь, скорее всего, в ближайшем же бою… Глаза блестят, геройствовать хочется… А какое может быть геройство в такой ситуации? Немецкий солдат – опытный, умелый, его наскоком не возьмешь. Нужно драться грамотно, по всем правилам. И без правил тоже… А чему вас учат на курсах? Как винтовку держать да гранату бросать? И то небось одна теория, практики почти никакой. Конечно, на ошибках учатся, но на войне цена такой ошибки – твоя жизнь. И тебя самого, и твоих людей. У нас из трех лейтенантов к концу первого месяца в живых только один остается. Или вообще ни одного… И с кем тогда воевать? Ладно, что уж тут, все равно ничего не изменишь…»
Владимир Викторович вздохнул и стал наблюдать за действиями Первушина. Его бойцы споро, умело разбирали деревенскую избу. Не жалко – все равно сгорела, жить нельзя. Красноармейцы раскатали стены, взяли по бревну на плечи и потянулись к ручью.
Экипаж бронемобиля тоже не сидел без дела: Матвей Молохов отобрал несколько самых длинных бревен, связал их концы немецкой колючей проволокой (благо имелась в достатке) и прицепил к крюку позади машины. Можно теперь тащить…
Бронемобиль тронулся вслед за бойцами Первушина. То и дело приходилось объезжать глубокие воронки, затопленные водой, форсировать небольшие протоки, но, в конце концов, успешно добрались до места. А у ручья уже вовсю кипела работа – красноармейцы наводили переправу…
В обычное время этот безымянный ручей можно было перепрыгнуть с ходу, не останавливаясь, но сейчас он разлился и превратился в настоящую реку. Просто так не перескочишь, надо строить мост. Задача вроде была и не слишком сложная, для наших бойцов привычная, но приходилось работать по пояс в воде. А она в начале мая – отнюдь не как парное молоко. Скорее даже наоборот, практически ледяная.
Всем, кто строил мост, Злобин приказал выдать по сто граммов спирта. В качестве поощрения и профилактики – чтобы не заболели. Красноармейцы сразу приободрились, и работа пошла веселее, с прибаутками и легким, шутливым матерком…
Радовало, что гитлеровцы никак не мешали строительству. Их просто не было. Все свои силы генерал Вандель бросил под Спасскую Полисть, в тылу почти никого не оставил. Видимо, решил, что русская техника через затопленные низины и разлившиеся протоки не пройдет. Даже легкий танк увязнет, не говоря уже о Т-34 или тяжелой гаубице…
Но он не знал, что бронемобиль Спасателей мог пройти там, где это сделать вообще невозможно. Для обычной машины… И скоро грозный броневик появится там, где его совсем не ждут.
* * *
Красноармейцы слаженно закончили переправу. Перекинули бревна на другой берег, связали, закрепили, получился почти нормальный мост. Конечно, хлипкий, неустойчивый, но проехать, в принципе, можно. Если очень осторожно. Ладно, попробуем…
Медленно, на самой малой скорости, бронемобиль переполз с одного берега на другой. Все выдохнули с облегчением: слава богу, обошлось! Значит, и все остальные пройдут…
Добрались, наконец, до немецких позиций, осмотрелись: впереди – траншеи и пулеметные дзоты, прикрывают подступы к Спасской Полисти. Фрицы сидят в окопах, но нападения явно не ждут. Уверены, что атаковать их некому – кругом же одни болота, ни пройти, ни проехать!
Но просчитались – бронемобиль все-таки прокрался, пробрался. И ударил со всей огневой мощью… Матвей Молохов, как обычно, стоял за АГС-40, закидывал гитлеровцев гранатами. Грохот стоял страшный, во все стороны летели комья земли и куски деревянных блиндажных перекрытий…
Немецкие солдаты даже опомниться не успели, как оказались под градом пуль и осколков. Их подавили, прижали, ошеломили… И они не выдержали: отстреливаясь, огрызаясь короткими очередями, стали отходить.
Бронемобиль, наоборот, пошел в атаку – наступая на пятки, не давая остановиться и закрепиться. За ним побежали и бойцы лейтенанта Первушина – поддержать, развить атаку. Вскоре гитлеровцев отогнали к самой Спасской Полисти, где они угодили под минометы 59-й стрелковой бригады, продолжавшей драться за село. Отступающие попали под огонь сразу с двух сторон – и с фронта, и с тыла. И это стало для них роковым – мало кому удалось вырваться из-под обстрела…
«Эх, сил бы нам побольше, – подумал майор Злобин, наблюдая за тем, как красноармейцы Первушина радостно гонят противника прочь, – прошли бы мы без остановки до самого Чудова!» Но приходилось считаться с реальностью – от бывшей полуроты теперь осталось всего двадцать бойцов. Считай, совсем ничего…
Владимир Викторович подумал и подозвал к себе Первушина:
– Пошли пару человек навстречу 4-й гвардейской дивизии. Чтобы показать дорогу… Вместе наступать будет гораздо веселее, разобьем фрицев начисто. А одним нам с ними не справиться, много их еще осталось…
Первушин кивнул и побежал выполнять приказ – найти застрявшую в болотах дивизию и уговорить ее командование спешить к Спасской Полисти. Надо громить врага, пока удача на нашей стороне… Учитывая важность задания, решил действовать сам, не полагаясь на своих подчиненных. А то еще заблудятся, зайдут не туда. Жди их потом! А дело-то очень срочное…
Майор Злобин посмотрел ему вслед и подумал: «Хороший парень, умный. И настоящий командир! Жалко будет, если погибнет. Но это война! Ничего не попишешь, тут уж как повезет…»
* * *
Пока ждали возвращения Первушина, решили перекурить. Как говорится, в каждом большом деле нужно делать перерыв. Сержант Васильченко, временно заменивший лейтенанта Первушина, разрешил своим красноармейцам лечь на траву и отдохнуть. Но при этом зорко бдить – немцы близко!
А Спасатели времени, загнав бронемобиль под прикрытие старых, ветвистых елей (чудо, что сохранились), вылезли из машины размять ноги. Иван Мешков заметил молодые листья одуванчиков на поляне и предложил их собрать – можно положить в суп в качестве приправы. В его деревне так всегда делали, особенно ранней весной, когда есть уже особо нечего. Свежей зелени еще нет, а прошлогодняя кислая капуста уже надоела до смерти… А тут – и полезно, и вкусно, и навару больше. Злобин кивнул – собирай! Иван, прихватив котелок, пошел на полянку.
День был по-весеннему светлый, солнечный, теплый, и все вокруг напоминало обычную, мирную жизнь. Казалось, никакой войны нет и в помине: вот щебечут малые птахи на деревьях, кукует в дальней роще кукушка, звенят комары, а на пригорках, где земля уже совсем теплая, густо желтеют одуванчики. Совсем как в родной деревне…
Ивану стало жарко, и он с большим удовольствием скинул шинель, а затем снял сапоги и размотал портянки. Хорошо походить босиком по земле, почувствовать ее теплоту. Опять же – полезно для здоровья, чтобы тело силу набрало…
Мешков быстро облазил ближайшие пригорки, нарвал одуванчиков, а затем добрался и до опушки леса. Где обнаружил убитых немцев – очевидно, погибли вчера, во время атаки.
Убрать тела своих гитлеровцы не успели – отступили довольно далеко. Хотя, в принципе, с этим у них было всегда строго – погибших вытаскивали с поля боя и хоронили где-нибудь на окраине села или деревни. Ставили на могилах березовые кресты, а сверху – каски. Считалось, что это временные могилы, а после победы останки павших перевезут в Германию и уже со всеми воинскими почестями, торжественно перезахоронят на специальном мемориальном кладбище. Где будут лежать все герои Третьего рейха…
У одного из убитых Иван приметил хорошие сапоги, как раз по своей ноге. Взял – запасная обувка никогда не помешает. А заодно забрал и мятую, полупустую пачку сигарет. Хоть и слабые они у фрицев, но ничего, курить можно. Неделю назад он был рад даже этому – свой самосад закончился, а папирос давно не привозили. Хорошо, что теперь курево имеется – целая пачка «Беломора»…
Обшарив карманы убитого, Иван нашел кое-какие документы. Решил тоже захватить, пусть майор Злобин посмотрит, может, сгодятся для чего-нибудь… По званию немец оказался фельдфебелем, значит, могло оказаться что-то интересное.
С одуванчиками, сапогами и трофейной винтовкой (не пропадать же добру!) Иван вернулся к бронемобилю. Показал документы Владимиру Викторовичу, тот посмотрел, кивнул – спасибо, пригодятся. Среди бумаг одна действительно оказалась очень интересной – список личного состава роты с указанием возраста и места призыва солдат.
Выяснилось, что это были в основном новобранцы из Баварии, молодые деревенские парни, только недавно из пехотной школы, почти не обстрелянные. Неудивительно, что для многих первый бой оказался и последним…
Это было хорошо – все-таки им противостояли не опытные, прошедшие огонь и воду ветераны, умные, дисциплинированные, упорные, выносливые, а совсем зеленые новички. Значит, легче их ошеломить, испугать, сломать… И пусть себе бегут, преследовать и добивать мы не станем. Нам бы только отогнать их подальше, и желательно – до самого Берлина. Но это уже в будущем…
Кстати, а где Первушин? Что-то долго он ходит за помощью. Ага, вот и он, вернулся, наконец. И, кажется, с подмогой…
И точно: к бронемобилю быстрым шагом подходил лейтенант Первушин. Он был очень доволен – выполнил приказ, нашел бойцов 4-й гвардейской! И привел сюда. Вот они, красавцы!
За лейтенантом действительно шла целая колонна красноармейцев – не меньше батальона. То, что нужно…
Первушин оказался удачливым – почти сразу за болотом наткнулся на передовой батальон 4-й гвардейской дивизии. Бойцы капитана Шепухина уже второй день пробивались к Спасской Полисти и уже собрались лезть в воду, чтобы перебраться через очередной ручей, но тут, на счастье, на них вышел Первушин. И сообщил, что знает более короткий и, главное, сухой путь к месту сражения – через мост, который недавно возвели его люди…
Разумеется, Шепухин тут же приказал идти за лейтенантом: не хочется снова лезть в болото и брести по пояс или даже по грудь в грязной воде. Первушин сказал, что немцев крепко зажали у Спасской Полисти и надо нанести последний, решающий удар, чтобы окончательно их опрокинуть и разгромить. У села идет бой, осталось совсем ничего – немного дожать, вмазать, и тогда победа точно будет за нами.
Капитан Шепухин мгновенно сообразил, что ему выгодно поддержать Злобина и его группу, тем более что есть броневик. Какая-никакая, а бронетехника! Поэтому, недолго думая, приказал своим бойцам идти вслед за лейтенантом. И вот, наконец, прибыли на место…
Майор Злобин поблагодарил Первушина за отличное выполнение приказа, тепло поздоровался с Шепухиным и предложил, пока еще светло, нанести совместный удар по Спасской Полисти. Немцы не ожидают атаки с этой стороны, считают, что все силы 59-й бригады брошены в другое место. Да и болото, по их мнению, непроходимо, нет здесь ни бродов, ни переправ. Значит, можно не бояться удара в спину.
Вот и отлично, преподнесем им сюрприз! Очень неприятный. План атаки был простой – одним броском достичь Спасской Полисти, разбить гитлеровцев, погнать прочь… Капитану Шепухину он пришелся по вкусу – понятно и осуществимо. Пусть сил у них и не так много, но если ударить всем разом, дружно…
Немцы тоже ведь не железные, второй день уже дерутся за Спасскую Полисть, устали небось, да и потери у них немаленькие. Может, не выдержат, сами отойдут, без боя?
– Кончай перекур, – приказал капитан Шепухин своим бойцам, – готовиться к атаке.
Красноармейцы поднялись с земли, подхватили свои винтовки и пошли в атаку. Бежать сил уже не было – выдохлись после долго блуждания по лесам и болотам. Даже «ура» не кричали, шли молча, упрямо, сосредоточенно. Каждый понимал – осталось совсем чуть-чуть, последний рывок – и все. Отгоним немцев от села, и можно отдыхать. Спасская Полисть – большая, изб много (даже после бомбежек и артударов), есть где остановиться…
Где деревенский дом – там и баня, значит, можно будет почиститься, помыться и привести себя в порядок. А то вши совсем замучили, спасения от них нет! И форму давно уже пора стирать и штопать, а то ходить неприлично – дырка на дырке.
Да и спать в крестьянской избе (пусть даже на голом полу) гораздо приятнее, чем на раскисшем торфянике, когда под одним боком хлюпает мутная болотная жижа, а во второй нещадно кусают комары. Даже плащ-палатка не спасает, как ни укрывайся, как ни завертывайся: умудряются залезть внутрь и попить кровушки. Да еще «звенят», заразы, тонко, противно, спать не дают…
Причем комары здесь какие-то особенно крупные и злые. И еще – страшно голодные, десятками впиваются в самый малый кусок тела. И ничего, сволочи, не боятся – одного прихлопнешь, а на его месте уже двое сидят… Двоих убьешь – а их уже четверо! Совсем как фрицев. Тоже их, гадов, никак всех не перебьем…
* * *
Вышли на опушку леса. Впереди лежало большое, рыхлое поле – колхозные угодья. Раньше в апреле-мае здесь уже вовсю урчали тракторы, обрабатывая землю, готовились к севу, а сейчас совсем было пусто и безлюдно. Еще дальше, за пашней, виднелись деревенские дома – уже Спасская Полисть. На ее окраине по-прежнему шел ожесточенный бой. Значит, нам туда, помогать своим…
Прибыл верховой от полковника Глазунова, сообщил последние данные. Немцам удалось добиться некоторого успеха: их штурмовые роты, потеснив ослабевшую и изрядно поредевшую 59-ю бригаду, захватили почти всю северную часть села. Надо их выбить…
Работа предстояла тяжелая. За колхозным полем находилась самая старая часть Спасской Полисти, еще с восемнадцатого века. Дома все прочные, основательные, возведенные с купеческим размахом. Надежные, с толстыми каменными стенами и высокими подклетями…
Спасская Полисть всегда считалась зажиточным местом, стояла на выгодном месте – вдоль дороги из Петербурга в Москву, в ней даже некогда имелся путевой дворец самой императрицы Екатерины Великой… Писатель Александр Радищев также упомянул село в своей книге, отметив его богатство, благоустроенность и удобство расположения. В Спасской Полисти в основном жили солидные купцы, неспешно вели дела, хранили товары…
И здания в ней – все как крепости, с кирпичными метровыми стенами, которые не каждая пушка пробьет. Разве что гаубица… Этим немцы и воспользовались, превратив бывшие купеческие дома и лабазы в надежные опорные пункты. В которых можно сидеть неделями…
К тому же гитлеровцы заняли очень выгодную позицию – на холме, на самой высокой части. И еще захватили старую церковь с белой, облупленной колокольней, откуда очень удобно вести снайперский огонь… Несомненно, они уже посадили туда своих лучших стрелков, чтобы держать под прицелом все подходы к Спасской Полисти…
«Эх, Иван Федорович, – с горечью подумал майор Злобин, – не удержал ты село! Теперь придется начинать все сначала. А это гораздо труднее, чем брать в первый раз. Тогда ведь наступали внезапно, ночью, а сейчас фрицы ждут нас. И, несомненно, готовятся…»
Впрочем, винить полковника Глазунова было не за что: против его 59-й бригады сражалась почти вся 61-я немецкая пехотная дивизия. Да еще свежее пополнение пришло из Баварии… С этим тоже приходилось считаться.
Майор Злобин высунулся из бронемобиля и внимательно осмотрел окраины села: так и есть, немцы укрепляются. Активно тащат круглую колючую проволоку, роют траншеи, оборудуют пулеметные гнезда. И радуются небось, что перед ними – размокшее поле, грязь по колено. Тоже неслабое препятствие… Что же, все верно – по такой в бой не побежишь, скорее побредешь еле-еле, с трудом вытаскивая сапоги из месива… Но мы к этому готовы: колеса бронемобиля – шесть на шесть, настоящий вездеход, даст бог, прорвемся. И не через такое проходили…
– Давай, Сергей, вперед, – приказал майор Злобин.
Мотор взревел, машина выехала на поле. Немного поелозила, побуксовала, но потом пошла достаточно резво. За ней гуськом потянулись красноармейцы. Пошли, увязая по колено в мокрой пашне, матерясь, но все же продвигаясь вперед…
Сразу же заработали немецкие минометы. Мины с противным, тонким визгом начали густо падать на поле. Но раскисшая пашня оказалась союзником красноармейцев: большинство мин врезалось в землю и не взрывалось. Утробно чавкнув, намертво застревали в мокрой пахоте… Те же, что все-таки срабатывали, не причиняли особого вреда – гитлеровцы били издалека, не прицельно. Видно, не пристрелялись еще, не хватило времени…
Бронемобилю же мины были вообще не страшны – двойная броня. Сталь и кевлар надежно защищали от осколков. Да и попасть в машину было трудно – двигалась по полю зигзагами, часто меняя направление…
БТР-152, увязая в грязи, разбрызгивая лужи, шел на село. Преодолев самое топкое место, выскочил на относительно сухой пригорок и ударил по гитлеровцам из всех своих стволов – и гранатомета, и пулемета. Матвей Молохов и Иван Мешков били с близкого расстояния, почти в упор.
Вверх и в стороны полетели остатки укрытий, пулеметные точки сразу же заглохли… Фашисты начали отходить за дома, за прочные каменные стены. И откуда уже вести ответный огонь…
Соваться на узкие улицы было опасно – легко получить гранату под колеса. Или бутылку с зажигательной смесью на капот, что отнюдь не лучше. Владимир Викторович приказал Самоделову остановиться и подождать пехоту. Без нее вперед нельзя…
Красноармейцы, наконец, добрались до места. Перевели дух, вытерли грязь с лица, собрались и двинулись в атаку. Короткий бросок – и сошлись в рукопашной с гитлеровцами. Вот тогда и пригодились им длинные трехгранные штыки! Протыкали фрицев почти насквозь… А тяжелыми прикладами с размаха проламывали головы, даже железные немецкие каски не спасали…
Гитлеровцы не смогли оказать достойного сопротивления – уступили в отваге и ярости. Да и желания драться особого у них уже не было. И пусть немецкие солдаты были крепче и здоровее наших (все-таки кормили их намного лучше), но решающее значение имели в данном случае не физическая сила, а напор и ненависть.
А этого красноармейцам было не занимать – хватит, натерпелись уже от поганых фашистов! Пора мстить! За всё: за свои раны, за гибель товарищей, за сожженные города и села, за родных и близких, оставшихся где-то в оккупации, под пятой у фашистов…
Очень помогала вера в свою правоту – за свою землю деремся, свою Родину защищаем! Значит, и сила на нашей стороне! В общем, немцам пришлось несладко… С перекошенными от злости лицами гвардейцы капитана Шепухина догоняли отступающих фашистов, поднимали на штыки, дробили прикладами головы… И буквально через груды тел прорывались на улицы. Парни лейтенанта Первушина от них не отставали…
Правда, самому ему не довелось увидеть победный штурм. Одна из мин взорвалась прямо у лейтенанта под ногами. Первушин резко остановился и с недоумением посмотрел на свой живот – тот был вспорот крупным осколком. Из рваной, кровавой раны на землю стали вываливаться скользкие, сизые кишки… Лейтенант сначала попытался засунуть их обратно, схватился обеими руками за живот, но потом громко застонал и повалился на черную пашню. Задергался, судорожно засучил ногами, забился, и через несколько минут затих. Не смог перехитрить судьбу, не дожил до победы… А жаль!
Красноармейцы, несмотря на потерю своего командира, продолжили атаку. Тут и там разгорались рукопашные схватки – за каждый дом, амбар, сарай. Экипаж броневика, как мог, помогал: гасил огневые точки, уничтожал гитлеровские пулеметы, подавлял сопротивление…
А навстречу им уже рвалась 59-я стрелковая бригада. Полковник Глазунов, собрав вокруг себя остатки первого батальона, лично повел бойцов в атаку. Два удара, с севера и юга, достигли цели – немцы бросились бежать…
Они не ожидали столь жесткого и яростного напора, тем более с бронетехникой. Им же говорили, что у русских нет ни танков, ни бронемашин, а тут на тебе! Целый броневик, да еще с пулеметом и какой-то пушкой! И стреляет, и колесами давит, и снарядами засыпает. И поразить его ничем нельзя – пули от брони отскакивают. Против такого драться бесполезно!
В результате красноармейцы не только очистили все село от фашистов, но и захватили немалые трофеи – четыре немецких миномета с солидным запасом мин, несколько пулеметов, в том числе три станковых, много винтовок, ящики с патронами и гранатами… Все это немедленно пустили в дело – пусть теперь служат нам! Как говорится, бей врага его же оружием!
Глава пятнадцатая
После боя бронеэкипаж расположился на отдых в одной из уцелевших изб. Загнали машину во двор, чтобы не светилась, замаскировали старым брезентом и ветками, сами же расположились в доме.
В нем, судя по всему, раньше находился немецкий склад: вдоль стен стояли ящики с гранатами и коробки с патронами, в углу – аккуратные стопочки противопехотных мин. Правильно, за толстыми кирпичными стенами они могут лежать спокойно, вполне безопасно. На дощатом столе осталась еда – открытые консервные банки, нарезанная кружочками колбаса, куски хлеба. Не дали немцам спокойно пообедать, выкинули из села…
Иван Мешков покосился на еду (с утра хлебной крошки во рту не было), но сдержался – надо сначала закончить дело, а потом уже думать о желудке. Потерпим пока что… Надо осмотреться, вдруг еще что-нибудь интересное и полезное найдем?
И точно, нашли – еще запасы провизии. И немалые! Иван с радостным удивлением доставал из кладовки ящики консервированной ветчины, круги домашней колбасы, бруски шпика, плитки шоколада, пачки галет… Славная прибавка к скудному армейскому рациону! На целый батальон хватит, а то и больше…
В самом низу, под ящиками, Мешков обнаружил несколько странных картонных коробок. Открыл, а внутри – какие-то черные, увесистые «кирпичи», плотно завернутые в прозрачную пленку. По шесть штук в каждой. Что это такое? Может, взрывчатка? Но почему тогда лежит вместе с продуктами?
– Это немецкий консервированный хлеб, – пояснил подошедший Леонид Лепс, – видишь, как его упаковали? Плотно обернули в целлофан – и в специальную коробку. Так он может храниться долго, лет десять и даже более…
– А есть-то его потом можно? – с сомнением спросил Мешков. – В смысле – пригоден? Я понимаю – наши ржаные сухари, им ничего не сделается, хоть сто лет храни. Размочил потом в чае и грызи в свое удовольствие. А тут – какие-то буханки…
– Есть можно, – уверенно произнес Леонид Лепс, – только сначала надо их тоже слегка размочить, а затем – разогреть. Скажем, на костре или в печи… И жуй себе на здоровье, будет почти как свежий хлеб! Не сомневайся – вполне съедобно, я уже пробовал однажды…
– Надо же, чего только гитлеровцы не придумают, – удивленно протянул Мешков, – значит, заранее готовились к войне, запасались продуктами…
– Да, верно, – подтвердил капитан Лепс, – задолго готовились. Если судить по штампу на коробке, то эти буханки выпечены еще в 1937 году. Все немцы рассчитали, все приготовили… Впрочем, это у них в крови – порядок. Орднунг! Ладно, неси буханки нашим бойцам, пусть пользуются. А то они нормального хлеба давно не видели, одними сухарями питаются… Но не забудь сказать, чтобы сначала слегка размочили, а потом на огне разогрели. А то начнут грызть, как простые сухари, все зубы себе сломают. Будет еще одна проблема…
Иван кивнул – хорошо, а затем уточнил: «А как быть с остальными продуктами? Много же всего…» Капитан Лепс подумал и разделил их на две неравные части: одну, поменьше, оставил для себя, для экипажа бронемобиля (нам тоже есть надо, не одним же гороховым концентратом питаться!), а вторую, побольше, велел отнести красноармейцам, штурмовавшим село. Это было справедливо – парни отлично дрались, смело громили фрицев, значит, заслужили. Трофейное же оружие, патроны и гранаты он приказал отдать капитану Шепухину – пусть берет, пригодится…
* * *
– После взятия Спасской Полисти, – генерал Власов обвел красным карандашом населенный пункт на карте, – перед нами встала другая задача: надо форсировать речку Полисть и соединиться с частями 59-й армии. Конкретно – с 372-й стрелковой дивизией, идущей нам навстречу. Точнее, пробивающейся, причем с большим трудом. Она, как известно, подошла к реке и остановилась. У полковника Сорокина не получается пока с переправой, закопался совсем, застрял… Впрочем, его можно понять: немцы зарылись основательно, да и берег у них высокий, с крутыми обрывами, так просто не влезешь. А еще у них хорошие артиллерийские и минометные позиции, пристрелялись по месту и топят все наши лодки и плоты… И речка-то вроде небольшая – всего двадцать метров, и не бурная вовсе, а поди ж ты, никак через нее не переправиться… Надо бы помочь Дмитрию Самсоновичу, завершить начатое дело. Для этого предлагаю направить 59-ю стрелковую бригаду к деревне Остров. Это ключевой пункт гитлеровской обороны, захватим и разрежем 61-ю пехотную дивизию на две части. Вряд ли генерал Вандель захочет сидеть в окружении, наверняка прикажет отступить. Отойдет к Чудово, и тогда мы получим широкий, надежный коридор у Мясного Бора. И немцы уже не смогут нам угрожать…
Командующий показал на карте, где следует нанести удар.
– Но сможет ли полковник Глазунов взять Остров? – с сомнением произнес начальник штаба Виноградов. – Хватит ли сил? После таких-то боев? Ведь только что Спасскую Полисть с великим трудом отбили… И потери у него немалые, и техники почти не осталось.
– Не в одиночку Иван Федорович будет наступать, – возразил Андрей Власов, – направим на Остров еще 4-ю гвардейскую дивизию генерала Андреева. Вместе брали Спасскую Полисть, пусть вместе идут и дальше. Ну, а мы, конечно, поможем, подкинем что-нибудь из резервов… Так ведь, Павел Семенович?
Начштаба армии вздохнул: конечно, поможем! Но вот только чем конкретно? Почти все резервы уже брошены на Спасскую Полисть, в тылу почти ничего не осталось. И так уже снимаем стрелковые батальоны с других участков фронта, а это очень опасно – немцы ведь не дураки, если пронюхают, что где-то образовалась брешь, ударят сразу. Сомнут хилую оборону, ворвутся на наши позиции, закрепятся надолго. И фиг их потом оттуда выбьешь…
– Посмотрим, что можно сделать, – дипломатично ответил полковник Виноградов, – как говорится, поскребем по сусекам…
Совещание проходило поздно вечером в штабе Второй Ударной. Генерал Власов не скрывал своей радости: Спасская Полисть взята, немцы разбиты. Значит, операция удалась, можно смело докладывать в штаб Ленинградского фронта. Там донесению будут только рады: пусть маленькая, но победа.
А хорошие новости с передовой сейчас очень нужны – долгожданный успех после долгих неудач, отступления и тяжелых потерь. На других фронтах пока обстановка весьма сложная, порадовать людей нечем… Ставка, конечно, отметит успех Второй Ударной, похвалит полководческий талант и организаторские способности ее командующего: только возглавил армию, и уже есть чем гордиться. Победа под Спасской Полистью, несомненно, поднимет боевой дух бойцов и командиров Второй Ударной и, надо думать, не только ее одной…
И тогда можно идти дальше – раз Спасская Полисть в наших руках, следует отрезать весь длинный немецкий «язык». Соединимся с 59-й армией и решим вопрос с Ванделем окончательно… И надо думать о взятии Любани. Чтобы, наконец, освободить ее от гитлеровцев и смыть позор прошлых неудач…
Но вот беда – 372-я дивизия намертво застряла у Полисти. Батальоны полковника Сорокина несколько раз пытались форсировать реку, но всё неудачно. За зимнее время немцы хорошо укрепились, построили доты и дзоты на высоком берегу, вырыли окопы, соорудили блиндажи, поставили минные заграждения, натянули «колючку»…
Причем тройную стальную проволоку хитро спрятали под водой, у самого берега: когда русские начнут высаживаться, непременно зацепятся и застрянут. На виду у их пулеметных расчетов. Ну, а те, понятно, своего не упустят – положат всех. И тогда можно сидеть в обороне долго: и снарядов, и патронов, и еды хватает, запаслись основательно…
А без соединения с дивизией Сорокина нечего и мечтать о дальнейшем походе на Любань и Чудово. Пока не обеспечены тылы, идти вперед нельзя. А так хочется поскорее отрапортовать Верховному – ваш приказ выполнен, товарищ Сталин, враг разгромлен, генерал Вандель позорно бежит…
Слава богу, удалось немного потеснить немцев, сдвинуть их на север. Но 61-я и 121-я пехотные дивизии вермахта пока не разгромлены, есть у них силы. Да и в тылу генерал Вандель наверняка припрятал какие-нибудь резервы. Хитрый он противник, опытный, опасный… Еще долго придется с ним драться.
– Раз сил у нас мало, будем побеждать не числом, а умением, – подумав, сказал генерал Власов. – Предлагаю нанести удар вот здесь… По нашим данным, с этой стороны у Острова не такая уж мощная у немцев оборона, можно прорвать…
И показал на карте.
– Надо только пройти через болота Гажьи Сопки и Грядовский Мох, и это позволит нам зайти к гитлеровцам в тыл. Они нас не ждут – считают, что топи непроходимы. Поэтому там всего две линии обороны, да и те – условные, по опорным пунктам…
– А пройти-то вообще можно? – с сомнением произнес член военного совета дивизионный комиссар Зуев. – Немцы же наверняка задолго все разведали, проверили и убедились, что болото непроходимо… И как тогда быть? Залезут наши бойцы в трясину, и что дальше? Завязнут по самые уши и утонут. О технике и артиллерии я вообще молчу…
– Болото в этом месте не сплошное, – сказал, посмотрев на карту, полковник Виноградов, – есть свободная вода и еще небольшие островки, на которых растут ели и осины, их можно использовать для строительства гатей и переправ. Ну и, разумеется, сделаем лежневку, потянем мостики…
– Орудия все равно не протащишь, – покачал головой начальник оперативного отдела Иван Буренин, – не выдержит настил. Он же, как я понимаю, будет из хвороста, а это не для тяжелых орудий…
– Минометы и «сорокапятки» пронесем на руках, – пояснил начштаба, – в разобранном виде. И еще – снаряды и мины к ним… У нас уже был такой опыт, сражались на болоте. Два месяца назад разведчики 366-й дивизии заметили островок недалеко от себя, совсем крошечный, назвали Пуговкой – по размеру и форме. Перебрались, осмотрелись и решили оборудовать там позиции. Оказалось, что Пуговка очень удачно расположена – с нее легко попасть по дороге, по которой немцы возили на передовую подкрепление и технику. Ну, соорудили плот, переправили на Пуговку одну «сорокапятку», снаряды к ней и еще пару пулеметов для прикрытия. И стали бить по фрицам с близкого расстояния. За два месяца уничтожили три самоходки, один танк, конный обоз, несколько грузовиков с боеприпасами… А уж сколько гитлеровцев положили, и не счесть! Немцев это очень злило, они стреляли по Пуговке из всех стволов, но выбить наших так и не смогли. А потом, когда пришло время, артиллеристы сами обратно вернулись – разобрали свою «сорокапятку» и перенесли части на руках. По гатям спокойно прошли…
– Правильно, – согласился генерал Власов, – так и сделаем. Значит, решено: бригада Глазунова наступает через болото, орудия и минометы – на себе или на плотах. Только надо выделить ему саперов – строить лежневку и переправы…
Начальник оперативного отдела Буренин отметил в тетради – сделаем. Придется брать людей из других частей и срочно отдавать Глазунову. Но что делать, раз так нужно…
– А перед 4-й гвардейской дивизией, – продолжил генерал Власов, – мы поставим другую задачу – она будет наступать на деревни Малое Опочивалово, Овинец и Михалево. Пусть оттянет на себя силы генерала Ванделя, не даст перекинуть резервы к Острову. Соединимся с 59-й армией и отрежем напрочь «Ванделев язык»! А то больно длинный… Или, по крайней мере, значительно укоротим…
Шутка командующего понравилась, все заулыбались, почувствовали подъем и уверенность в том, что победа близка. Эх, наконец-то! Фортуна теперь на нашей стороне, сами наступаем и громим немцев, а то сколько же можно терпеть неудачи и сидеть в глухой обороне?
– Кстати, а что там с узкоколейкой? – спросил генерал Власов у начальника инженерных войск Мельникова. – Как она, строится?
– Так точно, – ответил подполковник, – только, к сожалению, очень медленно. Гитлеровцы каждый день бомбят, обстреливают из гаубиц, потери очень большие. Да и работать людям приходится часто по пояс в воде, а то и выше. Устают, едва на ногах держатся, а дело сложное: рельсы приходится не на землю класть, а ставить на столбики, в полтора-два метра высотой. Почва болотистая, топкая, без этого нельзя, иначе дорога будет хлипкой, платформы сойдут с рельсов. Особенно с грузами.… Это тормозит работу. В общем, пока тяжело идет…
– Выдайте саперам дополнительные пайки, – приказал генерал Власов, – для усиленного питания. Пусть работают, не останавливаясь. И берите себе в помощь всех, кого найдете, – танкистов, артиллеристов, связистов… Неважно! Лишь бы могли бревна таскать и землю копать… Подготовьте приказ, – командующий обратился к начальнику штаба, – чтобы все командиры давали людей без лишних споров и разговоров…
Виноградов кивнул: конечно, сделаем. Он и сам прекрасно понимал, что без узкоколейки Вторую Ударную армию припасами не обеспечить. Даже при наличии широкого прохода у Мясного Бора… Значит – нужно делать. И гнать людей, несмотря ни на что.
– Постарайтесь закончить узкоколейку как можно скорее, – сказал командующий, – но делайте прочно, чтобы выдержала, простояла хотя бы два-три месяца. Представляете, сколько грузов по ней придется возить, когда в наступление пойдем, сколько техники, боеприпасов! А обратно – больных, раненых, контуженых… Их сейчас уже десять тысяч человек, а будет еще больше. И всех надо доставить в госпиталь…
На этом совещание завершилось. Уже поздно, а ночи в мае совсем короткие. Надо бы поспать хоть чуток, отдохнуть немного. Перед завтрашним днем…
* * *
Над болотом повис тяжелый, белесый туман. Где-то квакают лягушки и перекликаются ранние птицы, но в целом – очень тихо. Даже немцев не слышно – то ли спят, то ли просто забились в землянки и дрожат от холода и сырости. Да, начало мая, а совсем не жарко. Промозгло, дождливо, нерадостно. Впрочем, какая там радость, когда война кругом…
Сержант Михаил Копылов тяжело вздохнул и сделал толстую самокрутку. Можно – до немцев далеко, и в таком густом тумане вообще ничего не видно, даже пальцев вытянутой руки… Висит, словно ватное одеяло, низко, над самой водой. Точнее, над коричневатой жижей, в которую очень скоро придется лезть. Конечно, страшно не хочется, но надо – приказ…
Хорошо, что хоть курево теперь есть… Вчера полуторка из тыла прибыла, привезла подарки от жителей славного города Челябинска. Люди собрали все, что смогли, поделились последними припасами: сухарями, чаем, сахаром, но главное – табаком. Прислали целый короб замечательной махры! Жить можно! Выдали каждому по две горсти, богато! И еще дали по паре-тройке номеров «Отваги», главной газеты Второй Ударной армии. Тоже дело! И почитать, и на самокрутки пойдет, и на разные прочие нужды…
Например, газету хорошо класть в сапог вместо стельки – и сухо, и ноге удобно. Два листа Копылов как раз и пустил на это дело, а третий решил пока оставить про запас – на курево…
…Эх, сыро-то как! Сейчас бы спиртику махнуть, граммов сто, но нет, не привезли из тыла. Сказали, что нет на складе. Врут, сволочи, крысы тыловые! Небось сами все выжрали или продали кому. Знаем мы вас, хапуг мордатых! Сидят где-то за Волховом, в полной безопасности, а сюда, на передовую, боятся даже нос сунуть. И наплевать им, сволочам, что бойцы голодают, что давно без курева маются. Сами свои пайки регулярно получают – а как же, положено, по норме! Да из дома небось посылки им присылают и письма…
А тут который месяц – ни строчки от семьи, ни весточки. Как там они, родные, в Малых Вяземах, что под самой Москвой? Настрадались, наверное, прошлой осенью, когда немцы на столицу шли, да и зимой натерпелись… И сейчас, поди, тоже несладко приходится… Дед уже совсем старый, бабка больная, и жена одна с ребятишками – мал мала меньше…
Михаил печально вздохнул, загасил самокрутку и негромко приказал:
– Давайте, ребята, начнем потихоньку. Пока фрицы спят…
Бойцы один за другим полезли в холодную, вонючую жижу – благо неглубоко, воды всего по пояс. Гуськом двинулись к ближайшему островку, неясно видневшемуся в тридцати метрах от берега. На плечах несли пилы, топоры, а еще – тяжелые вязанки хвороста и длинные, толстые жерди, строить гати.
На островке росли голые, тощие сосны. Надо их спилить и перекинуть к своему берегу, соорудив некое подобие мостика. Шаткого, хлипкого, неустойчивого, но хоть такого. По нему и пойдут ударные группы 59-й стрелковой бригады… Таким макаром, от островка к островку, они и двинутся через болото, пока не достигнут немецкого берега. Где и вступят в бой…
Копылов с хлюпаньем выдернул из желтой жижы сапог и прикинул: здесь болото неглубокое, можно просто хворостом закидать. Сверху на вязанки положим деревянные решетки и уже на них – настил из жердей… И пойдет пехота! А вот дальше придется сооружать уже настоящий мост – глубина приличная. Бойцам по грудь будет, а то и выше…
Конечно, русский пехотинец везде пройдет, даже там, где это вообще невозможно. Танк встанет, трактор забуксует, лошадь по брюхо завязнет, а ему – все нипочем, через любые топи-болота переберется, через трясину переползет… Но желательно все же преодолеть это болото так, чтобы и самим не застрять, и оружие не утопить. Особенно пушки и минометы – чем тогда немцев бить? Не с винтовками же одними в атаку на пулеметы идти! Надо бы «сорокапятки» на передний край доставить, поддержать пехоту. Значит, будем делать переправу так, чтобы и бойцы прошли, и артиллерия наша – тоже…
На мосты и гати ушел почти весь день. Немцы, конечно, заметили возню на болоте и открыли по саперам огонь, но толку от этого было мало: большинство мин и снарядов падало в трясину. Где и шло на дно. Бульк – и нет ничего, только круги по воде… Пару раз появлялись «лаптежники», но низкая облачность и серый дождик не позволяли работать прицельно. Бомбы в основном также легли в болото, не причинив особого вреда…
Чтобы согреться и обсушиться, Копылов приказал развести на сухих островках костры. Благо сучьев много, особенно сосновых, и, несмотря на мелкий, непрекращающийся дождик, горели они хорошо. Точнее, дымили, создавая дополнительную завесу над водой…
Низкий, густой сизый дым разъедал глаза, мешал работать, но зато его белесые клубы неплохо маскировали, делали людей почти невидимыми на фоне желто-палевого болота. К середине дня все вокруг затянулось плотной, серой пеленой, и немцы оставили последние попытки уничтожить переправу – все равно прицельно не попадешь, ничего же не видно! С таким же успехом можно кидать мины и снаряды прямо в болото, пользы от этого – никакой. А вероятность попадания в цель – практически нулевая…
Саперы, сменяя друг друга, таскали тяжелые вязанки хвороста, длинные жерди, деревянные решетки. Работа шла споро: дружно валили ели и сосны, очищали от толстых, неудобных сучьев, перекидывали бревна от островка к островку. Сверху укладывали настил из жердей и ветвей. Вот тебе и переправа. Точнее, узкая тропа, по которой можно потихоньку перебраться на другой клочок суши…
Гитлеровцы к концу дня, когда мостки уже почти дотянулось до их передовой, забеспокоились, открыли густой огонь из пулеметов – попытались разбить переправу, не дать нашим бойцам выйти на сухое место. Саперы остановились и залегли… Под свинцовым дождем особо не поработаешь! Пули так и свистят над головой! Хорошо бы сказать нашим артиллеристам – пусть подавят огневые точки…
И, словно услышав эти мысли, над болотом раздался протяжный, пронзительный вой – в сторону немцев полетели длинные огненные стрелы.
– «Раисы» заработали! – уважительно произнес Михаил Копылов. – Ну, сейчас дадут фрицам прикурить!
– Кто заработал, товарищ сержант? – не понял лежавший с ним рядом молоденький боец, недавно прибывший в саперную роту.
– «Раисы», – снисходительно пояснил Михаил, – это, сынок, такие минометы, реактивные. Мне земляк о них рассказывал, когда мы с ним в госпитале зимой лежали… Мол, стреляют они не обычными минами, а специальными «эресами», реактивными снарядами. Отсюда и название – «эр-эс», по-нашему – «раис». За один залп выпускают сразу по восемь мин, то есть бьют как бы из восьми стволов… Вот это, сынок, сила! Лупят так, что против них ничто устоять не может – ни блиндаж, ни дот, ни даже танк. Все горит! Любую бронетехнику в клочья разносят! Немцы их очень боятся, но ничего противопоставить не могут. Вот подожди: сейчас «раисы» отработают, разгонят фашистов, и мы уже спокойно пойдем. Сам увидишь – все сметут. Кого из фрицев убьют, кого землей завалят, кого покалечат. А тот, кто жив останется, сам убежит от страха подальше…
Сержант Копылов оказался прав: немецкая рота, прикрывавшая берег, при первых же залпах реактивных установок поспешно отошла во вторую линию – переждать обстрел. Передний край оказался открыт…
Этим и воспользовались наши бойцы: штурмовые группы 59-й бригады одним рывком достигли позиций и с ходу захватили. И тут же развернули трофейные пулеметы в противоположную сторону – пусть фрицы только сунутся, встретим их, как надо…
Выяснилось, что «раисы» поработали на славу – весь берег перепахали, во многих местах немецкие окопы обвалились, блиндажи разбиты. А вместо деревьев – одни голые, срезанные стволы или вообще короткие пеньки. Вся земля была густо усыпана ветками и хвоей – реактивные снаряды уничтожили целую рощу. Зато – ни одного немца вокруг, все убежали! И правильно – умирать-то никому не хочется…
Красноармейцы быстро освоились в чужих окопах, организовали оборону, подтянули свои минометы. И когда гитлеровцы сунулись обратно, встретили их огнем. Патронов и мин уже не жалели – притащили достаточно…
Гитлеровцы, немного постреляв в ответ, поняли, что своих траншей им уже не отбить, поэтому повернули к деревне Остров – чтобы обороняться в более удобном месте, на заранее подготовленных и укрепленных рубежах. И под прикрытием танков: на окраине деревни были вкопаны две «тройки» – как бронированные пушечные доты. Панцеры держали под прицелом все подходы к Острову, никого не подпускали даже на километр…
* * *
– Да, вот незадача, – протянул полковник Глазунов, – сидят фрицы… И как к ним подобраться?
Он уже минут пятнадцать рассматривал в бинокль вражеские позиции. И ничего хорошего пока для себя не находил. Наоборот – видел окопы в полный профиль, спиральную колючую проволоку, многочисленные огневые точки и пулеметные дзоты. Приготовились фрицы солидно, с умом все сделали…
Да еще укрепили фланги двумя Pz III, врыли по самые башни. И броня у них толстая, и пушки – «полтинник», и держат под огнем всю местность впереди. А за сараями и амбарами наверняка еще припрятали свои минометы. Уже постреливают по леску, где мы укрылись, мешают приготовиться к наступлению…
Иван Федорович, узнав, что его бойцы благополучно преодолели болото, выбили немцев и подошли к самому Острову, поспешил на поле боя. Чтобы лично возглавить взятие деревни: задача же важная, ответственная, сам генерал Власов ему приказ отдал…
Оно и понятно: деревня находится в ключевом месте, и без нее никак с 372-й дивизией не соединиться… А очень хочется встретиться наконец со своим старым знакомым, полковником Сорокиным, и вместе, как раньше, громить гитлеровцев. А еще лучше – окружить их и загнать в болото, чтобы все до одного утонули… Будто и не было их!
Но сделать это ох как непросто! Сколько раз уже пытались пробиться к 59-й армии, да все без толку… То сил не хватало, то техники, то того и другого вместе. И вот наконец успех! Переправились через болото более-менее нормально, даже из людей никого не потеряли и пушки не утопили. Дадим теперь фрицам жару, пусть получат свое! Только бы поближе к деревне подобраться…
Но как? Впереди – пустое поле, за ним – немецкие окопы. Казалось бы, рукой подать, всего один бросок… Но нельзя: если наступать в лоб, всех людей положишь. Оборона-то у фрицев плотная, надежная, продуманная, каждый сантиметр под прицелом, каждый клочок земли простреливается…
Чёрт бы побрал этого Ванделя с его опытом и предусмотрительностью! Надо же, все рассчитал! И еще приготовился заранее… Панцеры на флангах поставил – для усиления. А те уже ждут – чтобы накрыть нас пушечным и пулеметным огнем…
И ведь дождутся – все равно деревню брать придется! Хоть прямо, хоть криво, но надо… В лоб – плохо, сил мало, а если идти по окраинам – то еще хуже. Там же размокшие торфяники, увязнем с концами… Недаром же проклятую деревню Островом назвали – и не просто так. Слева и справа – сплошные болота, Гажьи Сопки да Грядовский Мох. Трясина и топи, не пройти, не проехать…
«Нет, придется все-таки в лоб, – вздохнул полковник Глазунов. Но перед этим надо бы как-то уничтожить эти проклятые танки. Если получится – возьмем деревню, если нет – даже пробовать не стоит, все до одного на поле поляжем. Только вот артиллерия у нас слабенькая… «Сорокапятки» против «троек» не потянут, особенно с такого расстояния. Нет, тут что-то другое требуется. Техника против техники, броня против брони…»
Глазунов почесал в затылке: как ни крути, а без помощи майора Злобина не обойтись. Значит, надо снова просить. Обернулся к своему адъютанту Ланскому:
– Дуй в Спасскую Полисть, отыщи Злобина и проси прибыть сюда. Без его броневика нам Остров не взять…
– Да как же он через болото пройдет? – удивился лейтенант Ланской. – Тяжелый же, гати точно не выдержат. «Сорокапятки» – и те с трудом проволокли, чудо, что не утопили, а тут – целый броневик…
– В Спасскую Полисть должна прибыть инженерная рота, – пояснил полковник Глазунов, – прислали нам как помощь из штаба армии. А у них есть понтонные лодки… Если связать две штуки, выйдет отличный плот. И он точно выдержит броневик, я знаю – рассчитан на легкий танк. Пусть на нем и переправляются…
– На понтоне можно и полковые пушки перевезти, – добавил лейтенант Ланской, – для огневой поддержки…
– Можно, – согласился Глазунов, – и даже нужно. Но броневик – в первую очередь. Я видел, как на нем Злобин немцам жару давал, как бил пехоту, жег панцеры… Любо-дорого было посмотреть! Значит, может и здесь. Нам бы только эти танки убрать… Ладно, чего рассуждать, делай давай. Дуй за Злобиным, чтобы до конца дня Остров взять, пока немцы в себя не пришли и силы не подтянули…
Ланской кивнул и побежал к переправе – выполнять приказ. Дело понятное, с броневиком мы Остров точно возьмем. Тогда и вздохнем свободнее, уже полной грудью. Не придется больше бояться, что фрицы нас отрежут, что опять есть будет нечего. Надоел уже гороховый концентрат… А так – и еду нормальную подвезут, и курево, да еще новую форму. Все будет, надо только немцев из этой чертовой деревни выбить. Ну и, возможно, за удачный штурм еще наградят, орден дадут, как же без этого…
Глава шестнадцатая
Болото остро пахло тиной и еще – ржавчиной. Наверное, от сотен, а то и тысяч мин и снарядов, попавших в нее во время обстрелов. И еще от десятков железных «скелетов», торчавших из воды в разных местах. Это были следы январского наступления на Остров, когда в первый раз пытались соединиться с 59-й армией…
Тогда думали, что болото надежно замерзло, лед крепкий, и пустили механизированный гаубичный дивизион прямо по нему. Чтобы поддержать пехоту, штурмующую Остров… А это – тяжелая техника, тракторы и тягачи с гаубицами и прицепами… Даже гать не положили – так спешили…
Но, как выяснилось, под тонким слоем снега скрывались полыньи, пробитые немецкими снарядами и минами, да и сам лед оказался не слишком толстым и надежным. В общем, почти вся техника пошла на дно. Вместе с прицепами, орудиями и боеприпасами. Счастье, если удавалось выскочить водителю и спастись расчету. Люди проваливались в ледяную воду, и мокрая одежда сразу же тянула на дно…
Часть машин потом, конечно, вытащили и отремонтировали, но большинство так и осталось гнить в болоте. И теперь их красновато-ржавые остовы торчали из мутной воды немым укором тем, кто, не подумав, не проверив лед, погнал в наступление тяжелый артдивизион… Сколько тягачей и тракторов погубили! Сколько орудий! А как бы они нам сейчас пригодились! Но что уж теперь говорить… Потерянного, как известно, не вернешь. Надо учиться на ошибках и не повторять их впредь…
…Медленный, неуклюжий понтон осторожно пробирался между лесистыми островками, обходя полузатопленные деревья и остатки разбитой военной техники. И плыл вперед – на помощь бойцам 59-й бригады. Прибывшие в Спасскую Полисть саперы поработали отлично: крепко связали две понтонные лодки, положили сверху еловые жерди и уже на них загнали бронемобиль. Вышел настоящий грузовой плот. Хоть и неуклюжий, но зато прочный и надежный…
Полковник Глазунов оказался прав: понтон спокойно выдержал вес и самого бронемобиля, и его экипажа, и еще двух десятков бойцов, взятых на всякий случай, в качестве подмоги. Вдруг что-то пойдет не так? Скажем, застрянем где-нибудь в самом неподходящем месте… Тогда придется всем прыгать в воду и вместе, дружно толкать понтон вручную. Пока не выйдем на свободную воду. И потом плыть дальше…
Но пока, к счастью, все шло нормально. Красноармейцы размашисто отталкивались от дна длинными деревянными шестами, и тяжелый понтон, хоть и медленно, но все же двигался к противоположному берегу.
Немцы постреливали, беспокоили артиллерийским огнем, но редко и неточно. Палили издалека, больше для порядка, чем для дела. Существенного вреда их снаряды и мины не наносили. Однако сердце каждый раз тревожно ёкало, когда над головой раздавался тонкий, протяжный вой и рядом шлепалась стальная болванка. Подняв высокий столб воды… А затем с раскаленным шипеньем она уходила на дно, в желтую болотную воду. Уже навсегда.
– Быстрее, ребята, гребите, – торопил красноармейцев майор Злобин, – немного осталось, берег уже совсем близко…
Ему, во-первых, очень не нравилось это место (не хотелось бы застрять в гнилом болоте), а во-вторых, солнце уже начинало клониться к закату, следовательно, для взятия Острова оставалось все меньше и меньше времени. А оно было дорого – чем быстрей удастся выбить фрицев из деревни, тем скорее соединимся с 372-й дивизией. И завершим операцию по ликвидации «Ванделева языка»…
Значит, закончится и миссия Спасателей времени. У Мясного Бора наконец-то будет пробит широкий, надежный коридор, по которому в армию пойдут припасы и пополнение. И потом она спокойно сможет выйти из «мешка», когда придет, наконец, приказ отступать к Волхову. Не будет трагического окружения и гибели десятков тысяч красноармейцев, не случится и позорного предательства самого генерала Власова…
До завершения операции оставалось, по сути, совсем ничего: надо только взять Остров, отогнать гитлеровцев подальше и укрепить коридор – чтобы никто уже не мог его перекрыть. Конечно, хорошо бы еще поскорее достроить узкоколейку, чтобы наладить бесперебойную доставку продуктов, лекарств и боеприпасов, а обратно – вывоз раненых, но это будет уже не столь важно. Когда отодвинем немцев на приличное расстояние, работа пойдет гораздо быстрее, просто-таки ударными темпами. А пока саперам приходится чуть ли не каждые час-два останавливаться, пережидать гаубичные обстрелы, укрываться от снарядов в канавах, наполненных вонючей болотной жижей. И потом снова браться за топоры, лопаты и кувалды…
Если Вторая Ударная армия продержится хотя бы два-три месяца, то ничто не помешает уже советскому командованию пополнить ее, подтянуть силы и начать новое наступление на Чудово и Любань. Но уже – более продуманное и успешное. И отбить, наконец, эти старинные русские города, освободить Новгород и снять, если удастся, блокаду с самого Ленинграда. Что, в принципе, и являлось главной целью для армии генерала Власова…
Но это позже, а пока следует решить ближайшую задачу – взять Остров. И желательно – до конца этого дня…
* * *
Наконец, после всех усилий и немалых опасностей, пристали к берегу – низкому, топкому, заросшему осокой. Перекинули с понтона стальные аппарели, скатили бронемобиль. Экипаж (да и все красноармейцы) вздохнули с облегчением – наконец-то твердая земля! Саперы немедленно отчалили обратно – перевозить артиллерию. До ночи можно успеть сделать пару рейсов, переправить несколько пушек вместе с расчетами…
– К бою! – приказал Злобин.
Все заняли свои места: Сергей Самоделов и Владимир Викторович сели в кабину, Матвей Молохов и Иван Мешков встали в боевом отсеке, капитан Лепс находился внутри бронемобиля. Он же военврач, должен быть готов помогать раненым. Вдруг кого-нибудь зацепит? Тогда понадобится его помощь…
Сергей Самоделов завел мотор, и броневик потихоньку пополз к месту сражения. За ним нестройно пошли красноармейцы. Если уж сражаться, то всем вместе и до конца…
Добрались до опушки леса, встретились с бойцами 59-й бригады. Навстречу им вышел сам полковник Глазунов: «Давно вас ждем!» Радостно пожал руку майору Злобину и показал на немецкие позиции впереди: смотрите-ка, как окопались! Надо бы их выбить. Но как, там же танки…
Владимир Викторович согласился: да, с панцерами следует что-то делать, иначе не прорваться. Давайте думать вместе. Матвей Молохов предложил: поставим «сорокапятки» на опушке леса, и пусть палят по гитлеровцам, отвлекают внимание. А мы тем временем под прикрытием дымовой завесы («У нас же есть дымовые гранаты!») незаметно подберемся к танкам поближе. Проскочим по краю поля, подойдем на пистолетный выстрел и расстреляем. Как раньше делали…
Майор Злобин критически посмотрел на поле и покачал головой: слишком большое, закидать не получится… К тому же ветер сильный, снесет прикрытие в один миг. И мы окажемся у «троечек» на самом виду. Точнее – под прицелами их пушек. Каждая из которых, заметь, легко превратит наш бронемобиль в груду металлолома. Даже кевларовая броня не спасет. И скорость не выручит – с близкого расстояния их наводчики не промажут. Нет, тут что-то другое требуется…
– С правой стороны поля есть овраг, – сказал полковник Глазунов, – выводит точно к деревне. Может, по нему?
– А мины? – с сомнением покачал головой майор Злобин. – Подорвемся и встанем намертво, бей – не хочу. Наверняка же там заминировано! Не может быть, чтобы немцы оставили такой удобный проход без прикрытия. Не дураки же они, в самом деле!
– Есть мины, не без этого, – согласился Глазунов. – Но только пехотные, противотанковых нет, ребята уже проверили. Думали подойти к фрицам через овражек в тыл, по-тихому… Но напоролись на шпрингмины. Троих потеряли, а еще двое – ранены… Отличные были бойцы, храбрые, умные… Зато точно знаем, что там одни «лягушки», противотанковых нет. Немцы считают, что наши Т-34 по оврагу никак пройти не могут, узкий очень. Да и нет у нас «тридцатьчетверок», две последние в Спасской Полисти остались, в резерве…
Майор Злобин кивнул: идея понятная, но как ее лучше осуществить?
– Вашей машине «лягушки» не страшны, – убеждал полковник Глазунов, – проскочите, тем более с вашей скоростью! Выйдете к немцам в тыл и ударите по танкам, снесете их к чертовой матери!
Иван Федорович энергично махнул рукой, показывая, что нужно сделать с панцерами.
– В принципе, реально, – согласился Злобин, – но надо бы еще проверить овраг…
Ему совсем не хотелось соваться с бронемобилем в опасное место. А вдруг полковник ошибается? Или ребята его не всё проверили, а там стоят еще и противотанковые мины? Немцы – большие мастера на всякие ловушки и неприятные сюрпризы…
Однако идти через поле в лоб тоже нельзя – мигом накроют, пробьют своими пушками броневик насквозь. Значит, придется по оврагу. Выбирать из двух зол надо меньшее…
– Панцеры стоят здесь и здесь, – показал по карте Глазунов, – на флангах. Как из овражка выскочите, так сразу их увидите – они даже не особо маскируются, уверены, что нам бить их нечем. Знают, что наши «сорокапятки» с такого расстояния их броню не возьмут, а ближе они нас, ясное дело, не подпустят. А вы точно справитесь… Я видел, как вы умеете с панцерами драться! Бьете, как на стрельбище, прямо в лоб!
– Ладно, – кивнул майор Злобин, – допустим, с танками мы разберемся. Ну, заодно уж и немецкие огневые точки подавим, раз уж такое дело… Но что дальше? В деревню я не полезу, даже не просите. Не буду рисковать машиной… Поэтому нужна пехота – для поддержки. Пусть ваши ребята выбивают фрицев из деревни. Само собой, я помогу, чем могу, поддержу огнем, прикрою. Ну, как, по рукам?
– По рукам, – тут же ответил Иван Федорович, – дам ребят, сколько надо. Хоть всех берите! Нам бы только к околице пробиться, а там уж… Мигом фрицев всех вынесем. С песнями и плясками!
На этом и решили. Майор Злобин вернулся к машине и рассказал о новом задании. Капитан Лепс кивнул – да, дело опасное, но рискнуть все же придется. Иначе Иван Федорович основательно закопается здесь… Одному ему Остров не взять. Значит, идем в последний бой.
А он, как известно, трудный самый, но и главный тоже. Выиграем его – и все, считай, дело сделано, миссия закончена. Так что – снова в огонь…
* * *
Перед тем, как съехать в овраг, провели небольшую разведку. Матвей Молохов спустился вниз, осмотрел склоны. Подтвердил: да, полковник Глазунов прав, проехать можно. Мины есть, но нашему бронемобилю они не страшны – одни «лягушки», проскочим. У нас и корпус стальной, и кевлар, и скаты особые – выдержим. Вот если бы стояли противотанковые…
Но гитлеровцы считали овраг непроходимым для советских танков, а потому серьезных мин не поставили. Или же надеялись, что панцеры смогут уничтожить любую бронетехнику, появившуюся на флангах. Тем более с такого расстояния… В общем, проскочить было реально, и надо воспользоваться этим шансом. Пока еще светло, ударить в тыл и захватить деревню…
Артиллеристы Глазунова выкатили на опушку две «сорокапятки» и стали стрелять по немецким позициям, вести беглый огонь. Весьма активно, чтобы создать впечатление, будто бы сейчас пойдут в атаку…
Ответ не заставил себя ждать – гитлеровцы начали густо закидывать лес минами. Среди деревьев поднимались черно-желтые фонтаны, воздух наполнился едким дымом и кислым запахом взрывчатки. Над головами противно засвистели осколки… Панцеры пока молчали – ждали, когда пехота выйдет на поле. Они не хотели тратить снаряды на артиллерийскую дуэль с «сорокапятками»… Вот поднимутся красноармейские роты в атаку, тут мы их и накроем. Поле отлично простреливается, всех сразу положим…
Гитлеровцы были уверены, что русские пойдут в лоб, как неоднократно делали до этого. Поднимутся красные командиры, закричат «За мной!» – и побегут бойцы вперед. В бессмысленную атаку, учитывая, что их уже ждут. Чистое самоубийство!
Такое бывало уже не раз и не два. Скажем, совсем недавно, в феврале, когда русские посылали на деревню батальон за батальоном, полк за полком. Пехота, конники, моряки, снова пехота… А потом мертвые, застывшие тела слоями лежали на замерзшем поле, пересыпанные легким снежком. Как какой-то диковинный пирог – один слой на другом, и все вповалку. Два, три, четыре слоя – по числу атак…
Но на сей раз все было иначе. Немцы в основном смотрели на поле, ждали атаку, а потому не обращали внимания на то, что делается у них на фланге. Этим майор Злобин и воспользовался. «Пора, – сказал он Сергею Самоделову, – заводи мотор!» Тот осторожно подвел броневую машину к склону оврага и медленно съехал вниз. На дне лежали тела погибших красноармейцев – результат неудачной утренней вылазки. Убрать их не успели, а объехать никак не выходило, узко очень. Пришлось двигаться прямо по ним: «Простите, товарищи!»
Наверху шла ожесточенная перестрелка, а сюда, в овраг, даже осколки не залетали. Было подозрительно тихо и спокойно. Майор Злобин недовольно поморщился: «Что-то мне это не нравится. Не может быть, чтобы все было так просто…» Он не отрывался от экрана монитора, пытаясь разглядеть, что делается впереди. А вдруг засада?
Клубы густого, белесого пушечного дыма, заполнившие поле и овраг, не позволяли видеть через смотровые щели, хорошо, что были мини-камеры с «ночным видением». Они передавали картинку прямо на экран комма. Оставалось только надеяться, что новейшая техника не подведет, покажет картинку…
Чутье не подвело майора Злобина: в самом конце оврага он заметил какие-то подозрительные тени, мелькнувшие среди кустов. И тут же крикнул Самоделову: «Влево!» Тот среагировал мгновенно – крутанул руль, и машина, сделав вираж, взлетела наверх, на склон оврага. И очень вовремя – прозвучал орудийный выстрел, блеснул огонь, и стальная болванка, чиркнув по броне, ушла в землю. Немцы промазали – не ожидали столь резкого маневра. Но если бы Владимир Викторович немного промедлил, опоздал на пару секунд…
«Так и есть, артиллерийская засада!» – подумал Злобин. Теперь стало понятно, почему гитлеровцы не установили противотанковые мины – рассчитывали на свое орудие. В узком месте оно стояло очень удобно и могло поразить любую советскую бронетехнику. Сунется танк или броневик – и получит стальной болванкой в лоб, свернуть-то никуда нельзя. И все, проход, считай, надежно закупорен – ни объехать подбитую машину, ни оттащить.
От сильного удара бронемобиль тряхнуло, повело в сторону, Сергею Самоделову пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать его на склоне. Хорошо, что не перевернулись, а то был бы конфуз! Опозорились бы на всю жизнь: тоже мне, вояки, полезли в бой – и оказались перед фрицами колесами вверх! Но все же удалось удержать машину, выровнять ее. Бронемобиль благополучно съехал вниз. Теперь предстояло разобраться с немецкой пушкой…
«Да, ловко придумали, – сказал майор Злобин сам себе, – но и мы не лыком шиты. Сейчас ответим…» Матвею Молохову даже не потребовалось отдавать приказ – сам все понял. Навел на немецкую пушку гранатомет и сделал три выстрела. Практически в упор…
Все было кончено: взрывом у орудия свернуло набок ствол, расчет был перебит – тела разметало по склону. Бронемобиль аккуратно объехал замолчавшую пушку и начал подниматься наверх. Благо склон в этом месте был не такой крутой, как в других местах, можно выбраться.
Выползли и оказались у гитлеровцев на фланге. Получилось почти как на картине известного художника Ильи Репина – «Не ждали».
* * *
Немцы, увлеченные минометно-артиллерийской дуэлью с советскими пушками, не сразу заметили бронемобиль. Они ждали атаки с поля, а тут кто-то появился сбоку… И, как выяснилось, не просто кто-то, а целый бронемобиль.
Когда же все-таки заметили, то от неожиданности на некоторое время даже перестали стрелять – что это за чудо такое? Матвей Молохов этим воспользовался – сделал пару выстрелов из гранатомета. Взрывы накрыли гитлеровские пулеметные и минометные точки…
Однако главной целью были все же панцеры. Ближайший, укрывшись за капониром, вел дуэль с «сорокапятками». Надоело молчать, вот и решил показать свою мощь. Появления бронемобиля он не видел – так был увлечен боем…
В дело вступил Иван Мешков: зря, что ли, его учили, как бороться с танками? Приподнял длинный ствол КОРДа, слегка прищурился и ударил «тройке» в бок. В самое уязвимое место… С очень близкого расстояния. Тяжелые пули с вольфрамовым сердечником легко пробили 30-мм броню и разлетелись внутри смертоносными осколками…
Панцер загорелся, из всех щелей повалил густой, вонючий дым. Немедленно откинулся верхний люк, изнутри показались три фигуры в черных комбинезонах. Мешков срезал их точной очередью. Подождал еще немного, не появится ли еще кто, но больше никто не вылезал…
После этого пришел черед и второго танка. Бронемобиль, огибая немецкие траншеи, покатился в его сторону. И его постигла та же участь, что и первый. Даже быстрее: несколько выстрелов в корму – и дело сделано. Загорелся двигатель, вспыхнули баки, и вскоре сдетонировал боезапас. Лобастую, прямоугольную башню отбросило далеко в сторону. Понятно – из экипажа не выжил никто.
После этого Молохов с Мешковым не спеша, прицельно расстреляли оставшиеся немецкие точки. Подавили, уничтожили, внесли панику… И гитлеровцы не выдержали, начали отступать. Через десять минут бой был уже закончен: в окопах никого не осталось. Ну, кроме убитых и раненых, конечно.
* * *
Майор Злобин открыл дверь бронемобиля – надо бы проветрить машину, а то опять дышать нечем… И заодно выстрелил вверх красную ракету. Это был условный сигнал для полковника Глазунова – путь свободен, можно наступать. На опушке зазвучало нестройное, радостное «ура», бойцы пошли в атаку. Преодолев без сопротивления немецкие позиции, достигли Острова и заняли окраины.
Гитлеровцы отступили в глубь деревни, спрятались за серые, разбитые дома, амбары и сараи, приготовились держать оборону. Надо бы дождаться помощи от генерала Ванделя, ведь наверняка скоро пришлет подкрепление, выручит, не оставит в беде…
Но этим надеждам не суждено было сбыться: с тыла послышались громкие, резкие звуки винтовочных выстрелов, а затем гулко забили пулеметы – это шла на Остров 372-я дивизия полковника Сорокина. Ей наконец удалось форсировать Полисть и прорвать гитлеровскую оборону…
Защитники деревни оказались в кольце, и перед ними встал непростой выбор: или героически погибнуть, обороняя Остров, или отойти назад, спасая свои жизни. Второе было, понятно, предпочтительнее, хотя и являлось прямым нарушением приказа генерала Ванделя – отбиваться до конца.
Небольшими группами, бросив тяжелое вооружение, немцы стали отходить. Только бы добраться до леса, укрыться в нем… Может, русские не станут преследовать? Гитлеровцы понимали, что бой проигран, что деревню им не удержать. Тогда к чему гибнуть, отдавать свои жизни за какой-то клочок земли? К тому же чужой…
Брошенных пулеметов и минометов не было жалко – на складах еще достаточно. А надо – еще наделают. На Третий рейх работает почти вся Европа, наштампуют, сколько требуется. А вот солдата, если погибнет, уже не вернешь. Людские ресурсы у Германии весьма ограниченные, новых призывников скоро брать станет неоткуда…
Не то что у русских: те, похоже, лепят своих воинов прямо из глины. И сразу же посылают на фронт. Десятками, сотнями тысяч, дивизию за дивизией, армию за армией… А сколько еще у них в запасе? Миллион, два миллиона, три? Да есть ли вообще дно у этой бочки? Никто не знает…
И сколько ни убивай русских, а меньше их не становится. Такое впечатление, будто из мертвых восстают… Нет, никогда их не перебить и не победить! Зря вообще мы в эту войну ввязались…
Глава семнадцатая
– Ну что ж, Иван, – произнес капитан Лепс, – скоро нам с тобой прощаться…
Мешков тяжело вздохнул: очень ему хотелось еще послужить в составе бронеэкипажа, но просить об этом не смел – боялся, что сочтут настырным, навязчивым. Если предложат – то да, с превеликим удовольствием, но напрашиваться самому… Так не принято! Надо же иметь свою гордость!
Иван знал, что рано или поздно ему придется расстаться с экипажем бронемобиля – взяли же временно, пока шли бои за Спасскую Полисть. Капитан Лепс так и сказал ему: «Будешь пулеметчиком, пока село не возьмем. Сможешь?» Иван пожал плечами: «Конечно, что за вопрос!» Он же третий год как в армии, знает любой пулемет – еще с Зимней кампании, с Финской…
Леонид Анатольевич на это слегка усмехнулся: «Оружие у тебя будет, Иван, особое, ты такого раньше никогда не видел. Но верю – справишься. Ты парень толковый, смекалистый, это я еще в прошлый раз заметил. Значит, сможешь… А потом, после окончания операции, поступишь на курсы младших лейтенантов. С нашей рекомендацией тебя возьмут без всяких разговоров. И станешь ты, Мешков, настоящим красным командиром!»
Иван благодарно кивнул: спасибо, товарищ капитан, оправдаю доверие! Ему и правда хотелось выучиться на лейтенанта, тем более что командиром взвода он уже был, значит, мог расти дальше… Но еще больше ему хотелось служить вместе с бронелетчиками – так Мешков по старой привычке назвал своих знакомых.
Капитан Лепс оказался прав: пулемет был очень непривычным. Как и гранатомет, стрелять из которого его тоже обучили. Да и многое в бронемашине казалось Мешкову странным и диковинным: и необычная внутренняя броня, называемая кевларом, и приборы, которыми пользовались его товарищи. Например, прицелы, через которые можно было видеть даже темной ночью или в сплошном тумане… А еще крошечные «пуговки» для связи – сунешь такую в ухо, и все слышишь. Очень удобно! По размеру – как копейка, маленькая, невесомая, а слышно отлично – даже в самый разгар боя. Иван о таких наушниках никогда раньше не слышал. Видел, конечно, шлемофоны у советских танкистов, но те – большие, черные, совсем не похожи на эти крошечные «пуговки»…
Мешков, будучи парнем наблюдательным, все подмечал, но лишних вопросов не задавал. Сказали – особо секретное вооружение, значит, надо держать рот на замке. Мало ли какие штуки придумывают наши ученые! Они для этого и поставлены – чтобы технику и приборы создавать. А его задача – их осваивать и бить с их помощью гадов-фашистов. Чем он и занимался в бронемобиле…
После победы под Островом «Ванделев язык» срезали под самый корень, гитлеровцев отогнали далеко, до Чудова. Наваляли им крепко, дали, что называется, понюхать табачку, точнее – нашей, русской махорочки! Теперь небось сидят в своих окопах, в чувство приходят…
Значит, его службе у бронелетчиков подходит конец. Капитан Лепс еще вчера предупредил: мы скоро покидаем Остров и вообще Вторую Ударную, в другое место переводят, но тебя с собой взять не можем. Подбросим до Малой Вишеры, как и обещали, устроим на лейтенантские курсы, и до свидания! Учись, Иван Мешков, набирайся опыта и знаний, и главное – крепко бей врага!
– Но мы еще встретимся, товарищ капитан? – с надеждой спросил Иван.
– Может быть, – пожал плечами капитан Лепс, – на войне всякое случается, сам знаешь. Может, и сведет нас судьба… Вот, гляди, после Финской я думал, что разошлись наши пути-дорожки, однако встретились. Так что надейся!
Леонид Анатольевич, разумеется, не мог сказать Ивану, что Спасатели отправляются обратно, в Институт времени, и что, скорее всего, они уже не увидятся. Второй раз на одну войну не посылают… Дело сделано, Вторая Ударная спасена, пора домой. Отчитываться об операции, писать доклады и рапорты, сдавать форму, имущество и вооружение. А потом, наконец, отпуск. Целый месяц! И разъедутся они кто куда…
Майор Злобин наверняка отправится в свою родную деревню под Смоленск – сидеть с удочкой на утренней зорьке, варить душистую ушицу, отдыхать от сражений душой и телом.
Сергей Самоделов займется поисками очередного автораритета. Для него самая большая радость – найти какую-нибудь старую, ржавую развалюху (бог знает какого года выпуска!) и лично ее восстановить. Не для продажи, конечно, а для себя, для своего удовольствия. Ну, и для пополнения своей коллекции, конечно, в которой уже хранится два десятка редких авто…
Герман Градский, конечно, углубится в науку. Не может жить без нее, а тут такой богатый материал! Надо его распределить, систематизировать, изучить, обработать… Настоящий Пан Профессор!
Ну, а Матвей Молохов почти наверняка отправится на какой-нибудь модный курорт – тусоваться и развлекаться. Чтобы на других посмотреть и себя показать. Он же парень молодой, горячий, хочет за красивыми девушками поухаживать… Не без взаимности, конечно, – наверняка одержит очередную победу. Как во всем, за что берется – и на войне, и в любви. Молодец, Матвей, так и надо, настоящий мужик!
А сам он, капитан Лепс, поедет к теплым южным морям – валяться на мелком белом песочке, слушать ласковый шум прибоя, загорать под жарким солнцем. И желательно – подальше ото всех, на каком-нибудь тропическом острове посреди безбрежного океана. Чтобы не было и в помине этой войны и холодного, сырого, промозглого тумана… И, главное, подальше от смерти!
* * *
Когда уже всё почти уложили, к Спасателям неожиданно пожаловали гости. Темно-зеленый «козел», высоко подпрыгивая на кочках и бодро разбрызгивая весеннюю грязь, вылетел из-за поворота и лихо затормозил у избы. За рулем сидел полноватый усатый старшина, а рядом, крепко держась за бортик, чтобы не вылететь, – высокий, статный майор. Уже немолодой, но по-прежнему бравый – грудь колесом, фигура осанистая, солидная, взгляд строгий, серьезный, как у настоящего командира. На заднем сиденье машины громоздились какие-то коробки и ящики…
– Смотрите, кто к нам пожаловал! – удивленно произнес капитан Лепс.
– Никак генерал Бородин? – присвистнул Матвей Молохов. – Откуда? И главное – зачем?
Впрочем, откуда – было понятно, из Института времени, а вот зачем… Действительно, загадка: генерал-майор Бородин в последнее время нечасто выезжал на оперативные задания. Что поделать, возраст – далеко за полтинник, скоро уже на пенсию. Отвоевал свое, отстрелял, отбегал. В последние годы – только на руководящей работе, начальник Службы Спасателей времени.
Глеб Геннадьевич сильно тосковал по прежней вольной жизни, когда со своей группой проворачивал такие дела, о которых в Институте времени до сих пор слагают легенды. Вот и старался по возможности выезжать на операции, хотя получалось это не всегда – врачи не разрешали («Возраст, Глеб Геннадьевич, давление!»), не пускали «в поле».
Да и физическая форма у него, прямо скажем, стала уже не та. Не такой он теперь ловкий и быстрый, как был прежде, а это на войне очень важно…
Действительно, из-за кабинетного сиденья генерал немного подзарос жирком, заматерел, однако все повадки прежнего «волкодава» сохранил. И временами очень хотел в бой…
Капитан Лепс мгновенно понял: «Что-то случилось…» Не может быть, чтобы врачи разрешили Бородину просто так прогуляться в прошлое, значит, им пришлось закрыть на всё глаза. Из-за какой-то срочной ситуации… Но тогда вопрос: зачем генерал взял с собой старшего прапорщика Михеенко?
Заведующему институтским складом вообще «в поле» делать нечего, он не оперативник. Настоящая тыловая крыса, в самом классическом своем проявлении… С чего это вдруг его понесло на войну? Да еще в такое опасное место – под Остров, практически на передовую? Как написано в одной умной книге, все страньше и страньше. Ладно, сейчас все выясним…
Леонид Анатольевич тихонько толкнул Матвея Молохова в бок:
– Скажи Злобину, пусть срочно идет сюда. Да и всех наших тоже зови. Сам Глеб Геннадьевич пожаловали!
Матвей рысцой понесся в избу – собирать группу. Такое нечасто случалось, чтобы генерал Бородин лично на операцию выехал. И надо встретить его по всей форме – начальство, как-никак…
Между тем Глеб Геннадьевич неспешно вылез из «козла» и со стоном потер поясницу – совсем затекла, пока сюда добирались. Что за дороги здесь такие, ухаб на ухабе, яма на яме! Как только машины проходят?
Впрочем, для советских полуторок и трехтонок местные проселки особой сложности не представляли – проходили легко. Да и армейский «козел» брал их без труда – как самый настоящий внедорожник. Ему все равно – что шоссе, что поле, что сплошное месиво из грязи… Жаль только, что из удобств имелись только жесткие сиденья да брезентовый тент над головой, а так цены бы ему не было!
– Здравия желаю, товарищ гене… товарищ майор! – вовремя поправился капитан Лепс, заметив знаки отличия на петлицах у Бородина: две эмалевые «шпалы» вместо положенных по званию двух золоченых звездочек.
Впрочем, это было понятно: простой майор в армии куда незаметнее, чем целый генерал. А секретность во время операции – первое дело, незачем посторонним знать, кто такие Спасатели времени…
Старший прапорщик Михеенко, как заметил Лепс, также получил новое звание – старшины, и, соответственно, «старшинскую пилу» на петлички, четыре эмалевых треугольника. Но выглядел он насупленным и сердитым. Впрочем, Богдан Маркович почти всегда был такой, когда приходилось покидать уютный склад в подвалах Института времени и куда-то ехать. Он же, как настоящий Гобсек, буквально чах над богатством – ценным институтским имуществом, доверенным на хранение…
Генерал Бородин приветливо кивнул Лепсу и поинтересовался:
– А где майор Злобин? Спит, что ли?
– Никак нет, – доложил Леонид Анатольевич, – в избе он, вещи свои собирает. Сегодня же отбываем… А вы, позвольте спросить, с какими новостями к нам пожаловали?
– Боюсь, не с самыми хорошими, – сказал Бородин. – И как раз по поводу вашего отбытия… Не получится у вас вернуться домой! По крайней мере, сегодня. И в ближайшие дни тоже…
К машине подошел майор Злобин, поздоровался за руку с генералом, спросил:
– Что случилось, Глеб Геннадьевич? Доделать что-то надо? Или изменить? Или же у нас новое задание?
– Догадлив ты, Владимир Викторович, – хмыкнул Бородин, – с ходу все понимаешь. За то и ценю тебя – за чутье и хватку…
– Трудно было не догадаться, – усмехнулся Злобин, – если сам генерал Бородин к нам пожаловал. Ясно же – не чай на свежем воздухе пить…
– Кстати, о чае, – оживился генерал-майор, – а давай-ка действительно попьем чайку, а заодно и поговорим. А то, пока к вам добрался, и проголодаться успел, и все бока свои растрясти. Надо бы посидеть, отдохнуть, и подкрепиться заодно. Ну, а потом и поговорим, само собой!
Злобин показал на избу – добро пожаловать к нам в гости! Хоть и неказистая у нас избушка, зато чистая и сухая. Самовар сейчас поставим, чай сообразим, и из еды кое-что найдется…
Генерал Бородин, майор Злобин и капитан Лепс пошли в дом. Старшему прапорщику Михеенко Глеб Геннадьевич приказал: «Сиди в машине, стереги имущество! Сам знаешь, что у нас там…»
Ивана Мешкова тоже оставили во дворе – не положено ему быть на таких совещаниях. Леонид Анатольевич сказал ему: «Иван, проследи, чтобы никто к нашему дому близко не подошел. Дело у нас важное, секретное, поговорить нужно спокойно, без чужих ушей…»
Мешков кивнул: ясно, товарищ капитан! И встал на крыльце в виде часового. Иван, будучи парнем умным и сообразительным, прекрасно понял, что в деревню прибыло высокое начальство. Значит, надо ждать перемен…
* * *
Разогрели самовар, заварили чай, сели за дощатый стол – пить, есть и разговаривать. Поставили для генерала закуску – немецкую колбасу, ветчину, шпик, хлеб. То, что досталось в качестве трофеев…
Бородин не спеша выпил полную чашку чая, съел пару бутербродов и лишь потом произнес:
– У меня для вас, товарищи, две новости – хорошая и плохая. С какой начнем?
– С плохой, – тут же отозвался майор Злобин, – по традиции…
– Ну что ж, – хмыкнул Бородин, – пусть так. В общем, ваше возвращение пока откладывается, и отпуск, соответственно, тоже. И это – для всей группы…
– А хорошая новость? – поинтересовался капитан Лепс.
– У вас новое задание, не менее сложное, чем предыдущее…
Спасатели времени заулыбались – отличная новость, значит, их работу по-прежнему ценят и уважают в Институте времени. Иначе бы не отправили на новое задание сразу же после завершения этого… Заставили бы ждать своей очереди, и самое малое – месяца два-три, а то и больше! Прекрасно, пусть будет новая командировка. А отпуск – бог с ним, подождет. Раз уж тут так вышло…
Желающих попасть в прошлое в Институте времени – уйма, и у каждого – свои научные проекты, очень срочные и чрезвычайно важные. А финансирование опять срезали, посадили Институт на голодный паек… Да еще начали в открытую говорить, что неплохо бы ограничить исторические операции в прошлом, а то на них слишком много денег и средств уходит. А надо и на другие отделы и группы оставить, у них тоже интересные и весьма перспективные проекты…
Например, историки и лингвисты давно уже настаивают на полном изучении всех папирусных свитков, хранящихся в Александрийской библиотеке. Там же такие тексты, такие сокровища античной мысли, культуры и литературы! Все – шедевры! То, что мы сейчас имеем, лишь сотая часть от созданного древними авторами…
Их нужно переснять, прочитать и разобрать по буковке. Да хотя бы одним глазком на них взглянуть! Да тут и говорить нечего – срочно посылайте наших специалистов в древнюю Александрию!
Причем работа эта – не на один месяц или год, в библиотеке, по некоторым данным, хранится почти двести тысяч свитков! Может, даже больше, точных данных-то нет, всё сгорело в начале нашей эры. Представляете, сколько это работы? И сколько людей для этого потребуется? А вы – опять со своими баталиями и сражениями…
Военные операции можно пока отложить – не к спеху, подождут, к тому же на ваши пиф-паф уходит слишком много ценных материалов: оружие, техника, специальная экипировка…
Генерал Бородин отбивался от таких наездов, как мог, отстаивая важность изучения военной истории. Это же такая интересная тема – создание вариантов военного прошлого! И очень перспективная! Мы столько узнаём о наших предках, об их героической жизни…
Но с каждым разом отбиваться ему становилось все труднее. И, если честно, Глеб Геннадьевич не ждал никаких милостей от институтского начальства. Наоборот, был уверен, что отправить группу на новое задание получится очень не скоро. Пока еще очередь дойдет, пока еще выделят финансы…
Но неожиданно он получил весьма приятный подарок: деньги дали, новую операцию утвердили. Просто чудо какое-то! Но факт есть факт – вот он, официальный приказ по Институту времени, оформлен по всем правилам. Со всеми печатями и подписями. Значит, надо срочно довести его до Спасателей времени… Пусть выполняют! Ради этого могут и отпуском пожертвовать… Ничего, потом свое отгуляют, сразу за два задания!
Глеб Геннадьевич посмотрел на повеселевшие лица подчиненных и кивнул:
– Я так и думал – вы будете довольны новым заданием. Ничуть не удивлен. Но хочу сразу предупредить – оно будет очень трудным…
Майор Злобин усмехнулся – конечно, как же иначе! Ни одна операция без трудностей не обходится, но каждый раз им удавалось как-то справиться, найти решение. Значит, справятся и на этот раз.
– Приказ такой, – продолжил Глеб Геннадьевич, – вас решили отправить в Крым, в май 1942 года. Задача – спасти от разгрома Крымский фронт… Про трагедию 44-й и 51-й армий, надеюсь, слышали?
– Керченская катастрофа? – уточнил капитан Лепс.
– Да, – ответил Бородин, – та самая. Задачи ваши следующие: во-первых, остановить наступление генерала Манштейна на Керчь, а во-вторых, снять блокаду с Севастополя. Причем второе – не менее важное, чем первое: после падения города гитлеровцам, как известно, досталось 100 тысяч пленных, 622 орудия, 140 самолетов и 26 танков. Огромные потери для Красной армии! Не говоря уже о том, что от ударов немецкой авиации погибли крейсер «Червона Украина», четыре эскадренных миноносца, несколько крупных транспортов с людьми, две подлодки. В общем, сами понимаете, что было…
Злобин кивнул – да, о Керченской катастрофе он знал хорошо, специально изучал историю. И пришел к выводу: разгром Крымского фронта можно было предотвратить – если бы его руководство действовало более решительно и жестко. При правильных действиях удалось бы не только разбить 11-ю армию генерала Манштейна, но и освободить весь полуостров. Отогнать немцев от Севастополя, сохранить главную базу Черноморского флота… Вот это – достойная цель и действительно интересное задание для его группы! Как им не благодарить Бородина за такой подарок? Наверняка же ему пришлось основательно пободаться с начальством в Институте, чтобы выбить столь шикарную командировку…
– Переброска, как всегда, через портал времени? – уточнил капитан Лепс.
– Нет, – покачал головой генерал Бородин, – другим способом. С целью экономии вас решили отправить наземным транспортом, в военном эшелоне…
– Это сколько же времени мы добираться будем? – присвистнул Матвей Молохов. – Недели две-три?
– Гораздо меньше, – ответил Глеб Геннадьевич, – всего несколько дней. Сначала – на бронемобиле своим ходом до Твери… То есть до Калинина, я хотел сказать. Там вас погрузят в военный эшелон и отправят по железной дороге на юг: Москва, Горький, Краснодар – далее везде… Потом опять своим ходом – до Тамани, переправка через Керченский пролив. Баржа для вас уже готова… Вам надо попасть на место к 8 мая 1942 года, к началу немецкой операции «Охота на дроф». И сразу, без раскачки включиться в боевые действия, чтобы предотвратить Крымскую катастрофу. Все нужные бумаги и документы для вас приготовлены, как и приказ о прикреплении вашей группы к штабу генерала Козлова. Как быть с самим командующим, как заставить его выполнять ваши планы и решения – думайте сами, вам дали полный карт-бланш. В принципе, можно, как и с Андреем Власовым, взять его под полный НЛП-контроль, подавить волю…
– Кстати, а как быть с Андреем Андреевичем? – неожиданно перебил Бородина капитан Лепс. – Наша миссия закончена, мы отбываем… Снять с него НЛП-блок и пусть живет и воюет, как умеет?
– Нет, – решительно возразил генерал Бородин, – в Институте времени решили по-другому. Аналитики просчитали разные варианты развития реальности и пришли к выводу, что генерал-лейтенант все равно станет предателем, перейдет на службу к немцам и создаст свою РОА, тень от которой падет на всех бойцов Второй Ударной. А этого допустить нельзя. Поэтому необходимо ликвидировать командующего. Совершить, так сказать, превентивное устранение… И сделать это придется вашей группе. Причем так, чтобы смерть командующего не вызвала особых вопросов. Скажем, он попадает в немецкую засаду и получит смертельное ранение в голову… Как-то так, в общем…
– Но как вытащить генерала из штаба? – задумчиво произнес майор Злобин. – Он же в последнее время безвылазно сидит у себя в блиндаже и на передовой почти не бывает. Даже не желает никуда ехать…
– А капитан Лепс вам на что? – ответил вопросом на вопрос генерал Бородин. – Он же специалист по НЛП. Или как?
– Специалист, – подтвердил майор Злобин, – и очень хороший. По крайней мере, ни одного сбоя с Власовым у нас не было. Генерал-лейтенант до сих пор находится полностью под его контролем…
– Вот и отлично, – пробасил Бородин, – пусть Леонид Анатольевич и внушит командующему, что нужно срочно выехать на передовую. Вы, разумеется, как всегда, будете его сопровождать. И по пути устраните…
– Но мы же не одни будем, – возразил капитан Лепс, – обязательно – грузовик с охраной…
– Не проблема, – отмахнулся Бородин, – Самоделкин поможет, сделает так, чтобы «ЗИС» встал по дороге…
И вопросительно посмотрел на Сергея: сможешь? Тот слегка пожал плечами – конечно, не вопрос. Подкрутим, подвертим, и все будет в порядке. Подумаешь, трехтонка! Он и не такие машины по винтику разбирал, а потом обратно собирал. Никто ничего не заподозрит – простая поломка в пути…
– Вы должны изобразить нападение немецких диверсантов, – продолжил Бородин, – пострелять, покричать, гранаты побросать. В общем, побольше шума! А когда прибудет охрана, скажите, что на бромемобиль напала немецкая группа, и вы приняли неравный бой. Но, к сожалению, командующий получил тяжелое ранение в голову. Случайная пуля, спасти его не удалось… Не такой уж редкий случай на передовой, кстати, вопросов возникнуть не должно. Непосредственно ликвидировать Власова придется, по-видимому, тебе, Леонид. Он под твоим контролем находится, значит, дергаться не станет. Все должно пройти чисто…
Леонид Анатольевич кивнул – хорошо, сделаем. Хоть и неприятная эта работа, но надо! Что же, пуля для Андрея Власова у него найдется. Тем более немецкая…
– После этого вы сразу отбываете в Крым, – закончил генерал Бородин, – приказ о переводе вашей группы в штаб генерала Козлова уже готов, попадет, куда и кому нужно, ребята позаботятся… А после операции вы спокойно возвратитесь домой. Уже как всегда, через портал времени, мы приготовим. Кстати, я захватил с собой немного подарков для вас – боеприпасы, консервы, медикаменты, бинты, горючее. Пригодится вам в Крыму…
Спасатели времени переглянулись – стало ясно, зачем генерал Бородин захватил с собой Михеенко: старший прапорщик должен лично передать вещи, продукты, оружие и убедиться, что они пошли по назначению. Для отчетности… К тому же ему полезно иногда бывать «в поле», а то на своем складе совсем закис, форму потерял. Пусть немного понюхает пороху, почувствует, что такое настоящая война. А то превратился в самого обычного завскладом, толстого, неповоротливого шпака…
И в следующий раз, кстати, уже не будет стонать и причитать – почему столько вещей и продуктов пропало? Война есть война, на ней не до учета и экономии! Да и щедрее, может быть, станет, даст что-нибудь сверх заявки.
Хотя это вряд ли: такого куркуля, как наш Богдан Маркович, еще поискать надо! Ничем его не проймешь, никакими просьбами и уговорами. Один только капитан Лепс может с ним справиться – применит свое НЛП, и все в порядке, Михеенко сам принесет, что положено, и даже немного сверху, с горкой. А запас, как известно, карман не тянет, все на войне в дело идет, все годится…
– Ну, кажется, обо всем договорились, – подвел итог генерал Бородин, – вопросы есть?
– Есть, – кивнул капитан Лепс, – по поводу Ивана Мешкова. Я в прошлый раз вам докладывал…
– Помню, – ответил Бородин, – читал твой рапорт. Хороший парень, умный, толковый, пригодился вам во время Финской… Так что с ним?
– Он и здесь нам очень пригодился, – ответил Леонид Анатольевич, – стоял за КОРДом, помогал Матвею. Отлично дрался, настоящий солдат! Нельзя ли нам его с собой взять, на новое задание?
– Можно, – подумав, разрешил Бородин, – почему бы нет? Толковый боец всегда нужен. Но смотрите, лишнего при нем не болтайте!
Капитан Лепс улыбнулся – не беда! Если даже Иван и услышит что-то не то, все равно никому не расскажет: после операции ему обязательно почистят мозги, уберут все лишнее. Он лично этим займется. Как говорится, меньше знаешь – крепче спишь…
А сейчас – пусть воюет, он боец и в самом деле толковый. К тому же умелый, старательный, и главное – храбрый, настоящий герой. И еще умеет крепко держать язык за зубами, не болтает лишнего. На такого можно положиться, не подведет…
* * *
После чаепития перешли к делу – брать из «козла» генеральские «подарки» и грузить их в бронемобиль. Действительно, оказалось много чего полезного и интересного – и лекарства, и патроны, и гранаты, и продукты, и даже папиросы. Тоже вещь очень нужная на войне!
Старший прапорщик Михеенко вошел в образ бравого солдата и грозно покрикивал на красноармейцев, таскавших тяжелые ящики и коробки:
– Быстрее, черти, скоро надо ехать… Не весь же день с вами копаться, нас дела ждут!
Михеенко бодрился, хотя ему было явно не по себе – фронт близко, до передовой, по сути, рукой подать. А вдруг немцы нападут? Тогда придется принимать бой, что делать совсем не хочется… Очень страшно, если честно. Да еще в любой момент могут налететь «лаптежники», закрутить свою «карусель», устроить веселую жизнь… Вот и торопил Богдан Маркович красноармейцев, хотел как можно скорее вернуться в Институт времени.
Генерал Бородин же, напротив, никуда не спешил. Он наслаждался каждой минутой пребывания на фронте. И, похоже, вспоминал свою молодость… Глеб Геннадьевич раньше много воевал и со многими дрался. В разных странах, в разной форме и под разными знаменами…
Начальник Службы Спасателей времени, затянувшись «беломориной», предложенной капитаном Лепсом, рассеянно наблюдал за тем, как идет погрузка вещей. Время от времени он порыкивал, когда, по его мнению, бойцы не слишком усердно тащили ящики. Надо же и ему начальника из себя показать!
Но в основном он задумчиво смотрел по сторонам, вдыхал кисловатый запах пороха и горького дыма, вечных спутников войны, и философски думал: «Эх, молодость, молодость, были когда-то и мы рысаками… Сейчас бы в седло да шашку наголо! И кавалерийской лавой – в атаку! Но нельзя – врачи, будь они неладны, не разрешают. Остается только смотреть, как другие воюют. И молча завидовать…»
Вещи, наконец, были перегружены, и Бородин тепло попрощался со Спасателями времени: «Воюйте, ребята, живите полной жизнью, пока можно, будет вам что вспоминать на старости лет. Я на вас надеюсь, не подведите! Иначе руководство Института меня с дерьмом съест – такие деньги вам выделили, вне очереди вас поставили, а вы…»
Майор Злобин ответил за всех:
– Не подведем, Глеб Геннадьевич, сделаем все как надо!
– Да, вот еще что, – будто вспомнив что-то важное, произнес Бородин, – там, среди документов, вы найдете запечатанный конверт. Не открывайте его, пока не будете в Крыму. Это приказ! В нем – особое задание, и вы должны будете выполнить его в первую очередь. Что именно – не скажу, пока нельзя. Прибудете на место, сами все увидите и узнаете…
С этими словами Глеб Геннадьевич сел в машину и отбыл в Институт времени. Вместе с ним – и Михеенко, бесконечно довольный тем, что они, наконец, убираются восвояси. Подальше от войны и опасностей. В родное время, где куда спокойнее и комфортнее!
А Спасатели времени уже думали о новой операции – изучали бумаги и документы, смотрели карты, составляли планы. И мысленно уже находились в Крыму…
Эпилог
– Считай, тебе, Иван, крупно повезло, – с улыбкой произнес капитан Лепс, – разрешили взять тебя с собой. Но должен сразу предупредить: едем на очень опасное дело, можно сказать, в самое адово пекло. Если хочешь, оставайся здесь, во Второй Ударной. Подкинем тебя, как обещали, до Малой Вишеры, определим на лейтенантские курсы…
Мешков отрицательно замотал головой: нет-нет, никаких курсов! Только с вами! Конечно, получить «кубари» – это приятно, но можно и подождать. Не убегут от него курсы, никуда не денутся! Гораздо важнее быть с бронеэкипажем, воевать вместе. Ради этого можно пожертвовать и лейтенантским званием…
– Тогда закидывай «сидор» обратно в машину и сам садись, – сказал капитан Лепс. – Заскочим в штаб армии, захватим командующего, надо его в 327-ю дивизию доставить, это наше последнее задание… А потом – сразу в Крым! Там сейчас очень тяжело…
Иван кивнул – да, знаю, читал в армейской газете. Жаркие сражения идут, действительно, самое пекло… Но ничего, прорвемся как-нибудь, живы будем – не помрем.
Мешков закинул видавший виды «сидор» под койку и встал в боевом модуле на привычное место рядом с Матвеем Молоховым. Как всегда – за пулемет. Поехали! К новым сражениям и новым победам!